Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический цикл про Великую Русинию, и сегодня настало время рассказать о начале правления Михаила VIII. Речь пойдет о Конституции, участии Русинии в Революционных войнах, конфликтах с Наполеоном, и многом другом.
Содержание:
Михаил VIII Русин
Михаил VIII и Ольга Мекленбург-Стрелицкая
Принц Литовский, единственный сын Романа III и Софии Магдалены Датской, рос мальчиком сильным, умным, независимым и смелым. Почти с самого детства ему приходилось бороться – сначала с частыми болезнями, затем с деспотичными учителями, а под конец – с жестоким и авторитарным отцом. Не единожды ему пришлось в юные годы столкнуться с предательством близких ему людей, а его первая детская любовь умерла от оспы, когда Михаилу Романовичу было всего 15 лет. Все это должно было сломить характер принца – или закалить его. На деле произошло именно второе, и будущий король сформировался как чрезвычайно сильная личность. Об этом говорили даже его современники – Михаила как будто окружала какая-то аура силы, спокойствия и уверенности. С отцом его связывали весьма плохие отношения, которые нередко выливались в конфликты – возможно, именно потому Принц Литовский стал приверженцем идей, абсолютно противоположных тем, чьим воплощением был Роман III. Практически все, что пытались навязать ему насильно, он отвергал, в том числе консервативную идеологию, даже если это вело к конфликтам. Постоянная борьба приводила к необходимости искать союзников. Таковыми стали мать, София Магдалена Датская, и дядя, князь Михаил Галицкий, который по слухам также был фактическим отцом принца. Имелись у него и близкие друзья, которые никогда его не предавали. Одним из них стал Александр Богун, потомок кавалериста-героя времен Малой Северной войны, сам ставший одной из легенд полей битв Наполеоновских войн. Другими близкими друзьями стали Максим Апостол, видный политический деятель будущих лет, и Богдан Цуриков, ставший в результате одним из основателей русинской национальной идеи.
С детства Михаил был одержим идеями Просвещения, при этом скрывая свое увлечение от отца. При этом был не только слепым последователем, но и мыслителем, пытаясь перенести все лучшее на родную почву. Михаил искренне считал, что Русиния готова к радикальным переменам, ибо уже давно развивается как государство с относительно свободной экономикой и свободным обществом. Даже во внешней политике по отношению к «младшим партнерам», сформировавшейся при Михаиле VI, Принц Литовский видел большой этап на переходе от традиционных, феодально-абсолютистских взглядов, к новым, более гибким и «естественным». Народ, его благосостояние, национальные интересы при этом постепенно выдвигались во главу угла. По меркам своего времени его вполне можно было считать либералом, хотя это слово еще не пользовалось популярностью в Восточной Европе. В 16 лет Михаил покинул Русинию, отправившись в путешествие по Европе, заодно знакомясь с самыми современными политическими теориями своего времени. Там он, лишившись давления со стороны отца, окончательно сформировал свои политические взгляды, и завел ряд важных знакомств, которые окажутся полезными в будущем. Самым важным знакомством оказалась встреча с его будущей супругой и королевой Русинии.
Мекленбург-Стрелиц был небольшим герцогством на севере Германии, в Померании. Его правящая династия имела особые связи в Великобритании и Ганновере, но при этом считалась близкой и к прусским Гогенцоллернам. В 1790 году Михаил вместе с небольшой свитой инкогнито посетил город Дармштадт, где проживал наследник герцогства Карл вместе со своей семьей, включая многочисленных дочерей. Среди них была и 14-летняя будущая прусская королева Луиза, которая поначалу приглянулась 18-летнему Принцу Литовскому. Однако быстро его внимание переключилось на ее младшую сестру, с которой Луиза была более всех дружна – 12-летнюю Фридерику, которая была весьма сдержанна, чем напоминала русинскому принцу мать, но также оказалась не по годам умна. После этого знакомства Михаил далеко не сразу отправился в дальнейшее путешествие по Европе, а затем еще часто посещал Дармштадт и юную герцогиню. Подобное внимание не укрылось от ее отца, Карла, который очень любил своих дочерей, и хотел каждой устроить как можно более лучший брак. Луизу он предполагал выдать за прусского кронпринца, и возможность выдать Фридерику за еще одного наследника престола представлялась ему большой удачей [1]. Договоренность с самим Михаилом была достигнута быстро, при этом Фридерика согласилась даже принять православие и сменить имя. Впрочем, Роман III имел на это другое мнение, и отказал сыну в браке. Тем не менее, тот упорствовал, а Карл II, зная о плохом здоровье короля в Киеве, не спешил искать дочери другую партию. Ожидание оправдалось – в 1792 году Михаил стал королем, и тут же заключил предварительный договор о браке. Но даже после этого до свадьбы пришлось подождать еще год – внутренняя обстановка в Русинии мешала подобным торжествам, да и невеста еще была слишком молода. Лишь 24 декабря 1793 году 15-летняя Фридерика, принявшая православие и имя Ольга, в честь средневековой великой княгини Ольги, вышла замуж за 21-летнего короля Михаила VIII. Праздник получился двойным – в этот же день прошел ровно год с момента утверждения Конституции Русинии.
Брак этот оказался целиком счастливым. Супруги всегда были вместе – и в горести, и в радости, и сохраняли друг другу верность при любых обстоятельствах. Помимо прочего, Ольга-Фридерика оказалась хорошей матерью, и великолепной королевой. Делая все то же, что и ее предшественницы, и даже больше, она проявляла подлинное участие по отношению к простому народу, за что заслужила его всеобщую любовь. В тяжелых ситуациях она всегда поддерживала супруга, а в его отсутствие – стойко отстаивала интересы Михаила и государства. Вместе они постоянно ездили по стране и наблюдали за жизнью простых людей, делая выводы и стараясь улучшить быт простых русинов. В тяжелые времена войн Ольга будет провожать в походы гвардию, заботиться о детях погибших офицеров, и пожертвует значительную часть своего состояния на военные нужды государства. За все это ее будут любить как еще одну выдающуюся представительницу ряда королевских супруг, сделавших много для страны [2].
Всего в браке у Ольги и Михаила родятся семеро детей, из них молодые годы переживут пятеро:
- Анна Елизавета (1795-1857), принцесса, до 1798 года – Принцесса Литовская. Замужем за Эрнстом Августом Камберлендским, королем Ганновера. Заслужила дурную репутацию при дворе в Лондоне из-за эксцентричного нрава [3], но при этом полюбилась рядовым ганноверцам благодаря благотворительности и покровительству искусствам. Оставила потомство.
- Михаил IX (1798-1840), Принц Литовский. Женат на Елизавете Людовике Баварской.
- Олег (1800-1860), князь Крымский. Родоначальник ветви Романовичей, которая в каждом поколении будет предоставлять ценные офицерские и адмиральские кадры флоту. Женат на княжне Иванке Асень, представительнице боковой ветви династии болгарских царей.
- Марьяна (1805-1872), принцесса. Замужем за армянским царем Давидом II, внуком Давида I Баграмяна. Сестра-близнец Марии Михайловны.
- Мария (1805-1863), принцесса. Замужем за российским императором Александром II. Почитаема в России как добрая и милосердная императрица, стала одной из тех, кто значительно ускорил российско-русинское сближение. Сестра-близнец Марьяны Михайловны.
За свое долгое правление Михаил VIII сделает огромный вклад не только в защиту государственных интересов, но и в развитие национального самосознания русинов, их политической культуры, идеи. Само правление продлится 44 года – весьма немало по меркам своего времени. Одни назовут этот период временем борьбы за выживание, другие – началом нового золотого века Русинии. Мрачные события и тяжелые войны первой половины этого правления целиком компенсируются миром и успехами второй. Умрет Михаил VIII в 1836 году, в окружении семьи, после тяжелой, но непродолжительной болезни. Многие назовут его Отцом Нации, некоторые – Победоносцем, в знак побед над Наполеоном, но в народе он запомнится как Михаил Русин – именно так, кратко, но емко, лучше всего характеризовался этот монарх, обеспечивший своей стране относительно бескровный переход от абсолютизма к конституционализму и завершивший формирование национального самосознания своего народа.
Русинская Конституция
Последние годы своего правления, в особенности после вестей о революции во Франции, Роман III вел себя чрезвычайно деспотично. По его приказам людей преследовали за малейшее инакомыслие, любое неповиновение выливалось в репрессии, судебные процессы и конфискацию имущества. Тяжелая болезнь, приковавшая его к постели, лишь усиливала злость и жестокость монарха, из-за чего период 1788-1792 годов в народе запомнился как чрезвычайно мрачный, напряженный. Репрессии захлестнули все слои населения, но больше всего досталось городскому населению и частным предпринимателям-буржуа, в которых Роман видел наибольшую угрозу. Неудивительно, что едва в 1792 году прошли вести о том, что король при смерти, как начались волнения в крупнейших городах государства, а в Киеве многотысячная толпа даже назвала себя Народным Вече, лидером которого стал Ростислав Золотарь, буржуа, пострадавший от репрессий со стороны королевской власти еще в 1789 году.
Ситуация для государства усугублялась тем, что Принц Литовский находился за границей, и вообще был мало знаком народу, что обеспечило почву для различных слухов. Люди опасались, что он окажется столь же авторитарен, как и отец. В результате этого ситуация стремительно дестабилизировалась, и уже вот-вот должно было случиться окончательное обострение противостояния между народом и властью, но ситуацию в свои руки взяли в свои руки князь Михаил Галицкий и королева София Магдалена, которые были весьма популярны и смогли удержать его гнев. Одновременно с этим из Европы срочно был вызван принц Михаил Романович, а Романа III, уже плохо воспринимающего реальность, решили попросту ввести в обман и изолировать от внешнего мира. Особо консервативные министры силой, с нарушением закона, были отправлены в отставку. Залогом успеха князя Галицкого и королевы оказались как их авторитет, превышавший авторитет монарха и его приближенных, так и верность князю войск, которые хорошо знали его по недавним войнам. Даже гридни, обязанные охранять спокойствие короля, поддержали этот негласный бунт. Тем не менее, ситуация оставалась тяжелой, и любая случайность могла привести к повторению французского сценария.
Именно в этих условиях в Русинию вернулся Принц Литовский, и уже спустя два дня умер король Роман III. Злые языки связали эти два события между собой, заявляя, что именно принц поспособствовал скорейшей смерти своего родителя – но, как ни странно, они скорее сыграли ему на руку. Сразу же вступив на пост абсолютного монарха как король Михаил VIII, он тут же отправил в отставку оставшихся министров-консерваторов и стал набирать новое правительство из числа доверенных ему людей, включая дядю, князя Галицкого. Перед новым составом Королевского Совета были раскрыты все карты – новый король твердо намеревался даровать народу Конституцию, верховенство права и парламентаризм, «ибо народ показал свою готовность к подобным реформам». Одной из первых была признана Декларация прав человека, основа всех либеральных воззрений того времени. Информация об этом была донесена до народа всеми возможными способами, и одного этого уже хватило для резкого спадания накала страстей. Видя это, король сделал следующий шаг – объявил о собрании делегатов для выработки новой конституции. Ее черновой вариант Михаил VIII разрабатывал еще с 1790 года, и он оказался достаточно удачным для того, чтобы работа над окончательным вариантом заняла чуть более месяца – начавшись в октябре, она завершилась официальным принятием Конституции Русинского королевства 24 декабря 1792 года.
Вслед за этим волна напряжения в стране заметно ослабла. Началось формирование двухпалатного Национального Собрания, состоявшего из Боярской (верхняя палата) и Народной (нижняя палат) дум. Боярская дума служила аналогом сената, и должна была уравновешивать выборный элемент. Бояр выбирало правительство, по 5 от каждого уезда, плюс некоторое количество назначалось лично королем за особые заслуги. Статус их был пожизненным, если его не отзывали в следствии нарушений закона или государственной измены. Народная дума формировалась посредством выборов, первые из которых прошли в феврале 1793 года. Первоначально в нее попали представители трех партий – Либеральной, Консервативной и Национальной, причем последняя по сути представляла собой партию короля, получила наибольшее количество голосов, и вместе с Либеральной сформировала коалицию в правительстве. Министр-урядник стал неофициально именоваться премьер-министром; первым человеком на этой должности оказался Максим Апостол, близкий друг короля. Королевский Совет был переименован в Совет министров Короны, и приобрел современный вид кабинета министров. Вслед за этим Русиния окончательно успокоилась, что было дополнительно закреплено административной реформой 1795 года, когда устройство Русинии приобрело современный вид, а уезды получили дополнительные функции самоуправления, снизив нагрузку на общегосударственные структуры. Власть отныне была четко разделена на законодательную, исполнительную и судебную. Верховенство права в стране объявлялось нерушимым, и даже король при всем своем желании не мог действовать против законов своего государства.
Общественный строй Русинии был значительно обновлен, и приобрел весьма передовой на тот момент вид. Главное, на что в результате стала делать упор государственная пропаганда – подобный результат был получен вполне эволютивным путем, а не революционным, как во Франции, где как раз в это же время начал набирать обороты террор. Объяснялось это как тем, что народ сам дорос до подобных реформ, так и тем, что Романовичи издревле продолжали выступать вместе с русинами как единое целое, оставаясь поистине их лидерами, и не противясь естественному ходу вещей. Впрочем, несмотря на внешнюю идиллию и внезапное развитие политических свобод в Русинии, на деле все изменилось далеко не так сильно. Король хоть и перестал обладать абсолютной властью в стране, но сохранил практически все ее рычаги. Боярская дума, как правило, была ему целиком лояльна, а в Народной даже либералы прекращали прения и возмущения, если свое веское слово высказывал глава государства. Король выбирал премьер-министров, и утверждал остальной состав правительства. В результате, благодаря общенародной поддержке Михаил VIII, абсолютная монархия в Русинии была сохранена де-факто, хотя де-юре превратилась в ограниченную. Подобная ситуация продлится еще более полувека, и станет важным переходным периодом от чистого абсолютизма к настоящей демократии. Но и даже тогда Романовичи сохранят достаточную популярность в народе, что позволит им при необходимости влиять на действия правительства, его состав, результаты выборов и судьбу своего государства, созданного ими в XIII веке и проведенного через века к успеху.
Национальная идея
Конец XVIII века и правление Михаила VIII оказались связаны с быстрым становлением русинского национального самосознания. При этом речь вновь шла не о революции, т.е. появлении чего-то нового, а об эволюции, т.е. развитие старой идеи. Таковой идеей была Корона Русинии, т.е. некое высшее понятие, общность людей различных культур, религий и сословий, служащих единой цели – укрепление и развитие государства Романовичей. Теперь же, не отменяя понятие Короны, в обиход стало входить новое слово – нация, т.е. совокупность всех граждан Русинии. Новая идея также подразумевала единство народа и государства, а правительство и король выступали лишь хранителями и блюстителями национальных интересов, идущих на благо и государства, и самого народа – т.е., всей нации. Даже саму Корону Русинии постепенно стали подразумевать как Корону Русинской Нации. Впервые широкие массы людей начали воспринимать себя не только как православные восточные славяне, потомки Руси, но и как отдельный народ, со своими особенностями – культурой, языком, историей. Последняя на волне роста национализма стала приобретать все большую популярность, и ряд забытых событий прошлых веков стали вновь возрождаться в народной памяти.
В соответствии с ростом национального самосознания развиваться стал и национализм. При этом по сути своей он являлся не этническим, хотя большую часть населения Русинии составляли собственно русины, а гражданский – любой гражданин государства, разделяющий русинские ценности, язык, культуру, становился равноправной частью общества, даже если он оставался иной религии, родился за границей или считал себя членом иного этноса. Служение Короне, принадлежность к ее политическому пространству являлось главным признаком принадлежности к нации. Это позволило избежать излишнего роста шовинизма в стране, и направить чувство национальной гордости в сторону самосовершенствования. При этом вспоминались и былые заслуги Короны, как внутренние, так и внешние. Первыми назывались создание свободного от крепостного права общества, динамично развивающаяся экономика. Важную роль играли и военные достижения прошлого. Акцент делался на двух глобальных этапах военной истории Русинии – противостоянии со Степью, и борьбой с мусульманским миром. Первый этап исторического развития был уже вполне завершен, и русины одержали верх, закалившись в боях. Второй этап еще продолжался, но величайшие победы – освобождение Балкан и возвращение в руки христиан Константинополя – уже были достигнуты. Пока еще не определившись с целями нации в будущем, русинский национализм подпитывался победами прошлого, и главной своей целью ставил сохранение могущества государства и укрепление благосостояния его народа.
Все это стало с каждым годом все теснее и теснее укреплять все слои общества между собой, уменьшая между ними противоречия и сводя вражду на нет. Русинскому национализму стали постепенно прививаться определенные черты коллективизма – в том смысле, что каждый свободный гражданин страны, оставаясь индивидуальностью, в то же время был кое-что должен обществу и окружающим, которые обеспечивали ему текущий уровень жизни. Масштабные задачи также сподручнее было проще решать коллективно, а не в одиночку – хотя под такими задачами подразумевалось что угодно, от основания небольшого предприятия до созыва народного ополчения. Тем не менее, развитие коллективной собственности, акционерных обществ и общественных организаций в Русинии приобрели несколько больший размах, чем в Европе. При этом по крепости национального единства русины, вероятно, уже к концу 1790-х годов находились среди лидеров на континенте – поколебать государство не смогут никакие военные поражения, а сама ситуация в обществе напрямую повлияет на ситуацию в войсках, и русинские полки, которые и ранее представляли собой одну из лучших армий на континенте, станут показывать поистине фанатичное упорство в боях, когда дело дойдет до защиты своего государства.
Самым спорным элементом нового национального самосознания стало суждение о совсем давних временах, когда Русь еще была едина – а сейчас она была фактически разделена между двумя большими государствами. Самым прямолинейным, грубым и в чем-то даже глупым выводом было провозглашение Русинии единственной «правильной» наследницей, а России – новообразованием, не имеющим таких прав на свои территории. Такая точка зрения в дальнейшем будет воспринята лишь радикальными националистами и фашистами, и будет всячески осуждаться как государством, так и обществом [4]. Аналогично поступят в России с такими же идеями, выдвигающими ее в «правильную» Русь, а Русинию – в «неправильную», которую нужно разрушить, а ее население ассимилировать. Официальная же точка зрения на этот вопрос требовала куда более тщательного подхода и комплексного анализа, а ответы были сложными, и не совсем понятными простым обывателям. Средневековая Русь объявлялась чем-то вроде Священной Римской империи – де-юре единым государством с единым правителем, но на деле разделенным на отдельные племенные союзы, из которых в результате выросли будущие княжества. Таким образом, Русь была совокупностью очень похожих, но все же разных элементов, единство которых было весьма условным. На этой основе уже и выросли Россия и Русиния – два равноправных правопреемника государства Рюриковичей, которые развились из самых сильных княжеств двух окраин былого единого государства – Северо-Востока и Юго-Запада. К этому, как правило, добавлялись как географические детали (Русиния располагалась преимущественно в бассейне Днепра, а Россия – в бассейне Волги), так и древние этнические. Под последними подразумевалось, что, имея одинаковую славянскую основу, русины некогда впитали в себя племена балтов, а россияне – финно-угров, что и обусловило и схожесть двух народов, и их небольшие, но все же наличные отличия. Правда, последняя теория так и не приобрела широкой популярности из-за своей шаткости [5].
Впрочем, из нее же проистекала еще одна деталь, уже куда менее спорная – об общности русинов и россиян. Это было очевидно уже давно – несмотря на некоторые языковые и культурные отличия, оба народа имели одни корни и были настолько же близки друг к другу, как и пруссаки с австрийцами. При этом эпоха противостояния, далеко не самого острого, уже давно закончилась, и на то были причины – что у Русинии, что у России хватало врагов и кроме друг друга, а иногда лишь их общая граница оставалась последним спокойным уголком [6]. В конце концов, тенденции к сближению близких по культуре и языку государств возобладали, и обе столицы выбрали иные векторы экспансии. Россия быстрыми темпами осваивала Сибирь и Поволжье, колонизировала Аляску, вышла в мировой океан и уже заглядывалась на Дальний Восток, в то время как Русиния начала создавать рядом с собой государства-сателлиты, ведя экспансию против враждебных мусульман и открывая торговые пути в мировой океан для своих кораблей. При этом обе восточнославянские монархии продолжали помогать друг другу в решении важных задач, развивали торговые отношения, а армии и флоты их временами до боли напоминали друг друга, имея схожие тактические взгляды, организацию, уровень подготовки, и прочее. Уже в середине XVIII века в Киеве и Петрограде говорили о том, что восточные славяне, т.е. русские, прошли в своем ментальном развитии куда дальше, чем немцы, которые продолжали воевать друг с другом. Сближение России и Русинии с каждым годом ускорялось, и о возможности войны между двумя государствами говорили лишь в шутку. Впрочем, лишь великие и печальные события ближайших двух десятилетий после коронации Михаила VIII сделают всю выгоду и необходимость российско-русинского союза очевидной, и только лишь одна масштабная война, которой суждено будет произойти в середине XIX века, закрепит его, сделав его таким же нерушимым, каким некогда был «семейный пакт» Франции и Испании.
Русиния и Революционные войны
Первоначально в Русинии весьма снисходительно отнеслись к Великой Французской революции. В Восточной Европе прекрасно знали и об огромных расходах Франции на последние войны и пышность двора, знали и о непростом положении простых людей. Революционные события стали логическим результатом подобной политики, с которым в Русинии уже некогда столкнулись напрямую, и вели из-за этого гражданские войны. Однако по мере развития событий отношение это стало меняться – сначала в сторону восхищения, затем на смену пришла осторожность, а затем и нечто, сильно напоминающее страх. Когда вовсю разбушевался террор, и гильотины работали без устали, бывший лидер Народного Веча, а ныне глава Либеральной партии, Ростислав Золотарь, заявил, что и не представлял, насколько близко к хаосу была Русиния совсем недавно, и насколько высоко он теперь оценивает и свой народ, и короля, который не допустил ни подавления выступлений силой оружия, ни скатывания их в кровавую вакханалию.
Последней каплей для Русинии стала казнь короля Людовика XVI – событие, лишенное всякой логики с традиционных точек зрения. С этого момента отношение к происходящему складывалось преимущественно негативное. Вскоре в Русинию стали прибывать беженцы из Франции – правда, преимущественно «транзитом» в Россию, так как после принятия Конституции в 1792 году государство Романовичей считали подверженным «революционной заразе». Тем временем события в Западной Европе стали набирать обороты – началась война Первой коалиции, где Франция выступила против сразу нескольких европейских держав. Русиния, как и Россия, поддержали намерения союзников, но в то же время отказались напрямую участвовать в военных действиях. Однако война эта набирала обороты, и вскоре стало понятно, что быстро она не закончится. Более того – несмотря на первоначальные успехи, члены коалиции стали терпеть одно поражение за другим, что не предвещало ничего хорошего. Уже в 1796 году в Болгарии приступили к созданию полностью регулярной отечественной армии вместо былой милиционной, а в Греции решили увеличить численность флота. В 1797 году война была уже на пороге государств-союзников – когда французы сокрушили Венецианскую республику, греки с русинами заняли все греческие острова, которыми ранее владели венецианцы, включая Корфу, а болгары ввели войска Южную Далмацию и заняли город Котор с окрестностями. Формально это делалось для сохранения порядка, но на деле речь шла об аннексии – очевидно было, что Венецию никто восстанавливать не станет.
Еще раньше пока еще нейтральной Русинии пришлось вмешаться в дела голландских колоний. Республику Соединенных Провинций и государство Романовичей связывали обильные экономические, династические и политические связи. В 1795 году былая Голландия пала, и на ее месте появилась Батавская республика, фактически марионеточное французское государство. Англичане решили перестраховаться, и приготовились к захвату голландских колоний по всему свету; при этом все понимали, что возвращать их владельцам островитяне не будут. Это вызвало определенную тревогу среди стран антифранцузской коалиции, но перечить англичанам никто не стал. Русиния же вместе с Россией и небольшой Ливонией оказались заинтересованы в сохранении как минимум одной колонии – Капской, так как она была расположена на стратегически важном пути в Индию и Китай. Агентом влияния Киева и Петрограда выступил ливонский барон, Карл фон Энгельгардт, владевший в Каапстаде несколькими фермами и недвижимостью. Готовить его к возможному предприятию стали еще до того, как французы сокрушили Соединенные Провинции, и потому при первой же возможности он отправился в путь, имея под рукой хорошо вооруженные корабли и десант на борту.
Прибыв в Каапстад, Энгельгардт встретил достаточно радушный прием, но местные власти уже готовились признать Батавскую республику. Используя связи, подкуп и угрозы, он заставил их объявить о своем нейтралитете, но при этом начать сбор ополчения. Когда в Каапстад прибыли англичане, то их встретил Энгельгардт в качестве посредника с требованием признать нейтралитет колонии, а также готовые к бою отряды наемников и поселенцев. Также поддержку колонии оказали команды 7 русинских, российских и ливонских кораблей, которые находились в это время у мыса Доброй Надежды. Ситуация складывалась критическая – британцы были твердо намерены все же занять колонию, даже если бы им пришлось применить силу против поданных нейтральных стран…. Но в последний момент в Капскую колонию прибыла эскадра князя Козловского с особыми полномочиями и принцем Виллемом, будущим королем Нидерландов Виллемом I. В конце концов, англичане были вынуждены ретироваться, не желая обострять отношение с Россией и Русинией, а колония присягнула на верность принцу, став «Голландией в изгнании». На Венском конгрессе Капская колония будет возвращена Нидерландам, но это уже будет совершенно другая колония – после событий 1795 года там твердо обоснуются интересы восточноевропейских держав.
Война Первой коалиции закончилась в 1797 году, но уже в 1798 сложилась Вторая коалиция. В ее состав вошли и Русиния с Россией, которые выделили для войны в Италии 80-тысячную армию под командованием генерала Суворова. Он возглавлял полки обоих государств – князь Михаил Галицкий был занят преобразованиями у себя дома, и примкнул к походу уже несколько позднее, приведя дополнительный 20-тысячный корпус. Первоначально наступление складывалось успешно, но затем начались проблемы из-за австрийских союзников. Перебои с поставками снабжения, постоянные смены приказов, неправильные карты мест оперирования привели к тому, что союзной армии пришлось с боем прорываться через Альпы. Князь Галицкий в одном из боев был тяжело ранен, и покинул войско, отправившись обратно в Русинию, в то время как единым командующим вновь стал Суворов. Он вывел армию на север от Альп ценой больших потерь, и написал гневное письмо об австрийцах императору Петру III, а князь Галицкий уже уведомил своего племянника о фактическом предательстве австрийцев. Продолжать так войну союзники не собирались, и в 1800 году с Францией был подписан мир на условиях сохранения статус-кво между государствами. Правда, на этом противостояние русских с французами лишь начиналось.
Примечания
- В реальности Фридерику выдали замуж за младшего брата прусского кронпринца, и брак оказался поистине разрушителен для жизни принцессы. Муж ей постоянно изменял, другой брат постоянно хвастался, что спит с Фридерикой, а та была вынуждена растить детей и как-то выкручиваться в явно недружелюбных условиях. После скорой смерти супруга Фридерика пошла по наклонной, завела бурные романы с людьми, которые уделяли ей больше внимания, чем некогда ее первый супруг, в результате чего забеременела от одного из них, была отлучена от прусского двора и вынуждена выйти замуж за вероятного отца ее ребенка. Этот брак тоже оказался несчастливым, и муж умер раньше своей жены. Третьим браком Фридерика сочеталась с Эрнстом Августом Ганноверским, и этот уже оказался более или менее счастливым. В Наше время история жизни младшей сестры прусской королевы Луизы в значительной мере романтизирована, и служит основой для творчества многих людей, от художников до поэтов.
- Вообще, я не совсем понимаю, куда в Европе делась традиция для королев активно заниматься общественной деятельностью и работать на благо государства. В Средневековье это для католиков было нормой, у Арпадов так многие женщины святыми становились, активно занимаясь благотворительностью и прочим. А потом – как отрезало: с века XVI-XVII венценосные супруги больше времени проводят в делах двора и балах, чем в общественной деятельности. Последней королевы могли и вовсе не заниматься. Так как я считаю это серьезным моветоном, то Русиния, переняв эту традицию у европейцев, не похоронит ее, а будет развивать, и оттуда уже она перекочует в соседние союзные страны. Использовать монарших супруг только для танцев и деторождения – жуткое расточительство!
- Не то чтобы для этого кому-то пришлось бы сильно стараться. Британский королевский двор где-то с середины XVIII века – лютый трэш, сборище религиозных фанатиков и ханжей. Так, к примеру, у британцев очень много королевских дочерей оставались незамужними из-за того, что родители не хотели отпускать их в этот жестокий мир и куда-то за границу. В результате они росли в изоляции, общение с мужским полом даже во взрослые годы максимально ограничивалось, и сводилось по сути только к самым близким родственникам. Неудивительно, что после такого одну из дочерей обвинили в кровосмесительной связи с родным братом – мужика-то хочется, а кроме родных и близких никого нет! Братцем эти, кстати, был тот самый Эрнст Август Камберлендский, король Ганновера….
- И это – правильное решение. Портить взаимоотношения с соседями просто ради выяснения того, кто является «правильным» наследником развалившегося давным-давно государства, а кто – «неправильным», есть полная идиотия. О будущем надо думать, а не о прошлом.
- Довольно прямолинейная и не самая толковая теория, которую можно подтянуть под появление России-Русинии без выпячивания кого-то одного. С другой стороны, до глубокого изучения вопросов истории, этногенеза славян, происхождения Руси и т.д. еще очень много времени, и потому какая-то корявость и даже ошибочность некоего официоза государственной пропаганды вполне допустима. В конце концов, даже современная официальная позиция государств плохо вяжется с их же историей, так что….
- Вообще, тут впору провести аналогию с Пруссией и Австрией. Те тоже братские народы и государства, но у них противостояние было самым жестким, и лишь к концу XIX века ситуация стала налаживаться. Россия и Русиния же развиваются в других условиях – всегда есть иные направления для экспансии, иные серьезные угрозы, и самое главное – огромные территории для экспансии не друг у друга. Той же России выгоднее развивать экспансию на юг и восток, и она будет обходится дешевле, и станет приносить больше плодов, чем жестокое противостояние с Русинией. Аналогично и с Русинией – экспансия на Балканы куда интереснее, чем в Россию, так как попутно решается сразу множество проблем и обеспечивается надежный выход в Средиземку.
