Проблема рационального использования бронетанковых войск РККА в июне 1941 (часть 1)

Содержание:

Давайте поговорим об очевидных вещах, которые тем не менее не являются очевидными даже спустя 80 лет после начала войны.

О танках июня 1941 года.

Почему здесь все и сегодня остается не очевидным?

Давайте например посмотрим доклад А.В.Исаева от 2014 года «Лето 41-го. Куда делись советские танки?». Название, что называется, обязывает. Доклад действительно отличный, как все материалы у Исаева. Почти все, что говорит Исаев в этом докладе неоспоримо. Вот только на вопрос, прозвучавший в теме доклада, ответа не видно. Еще раз — Исаев все (или почти все) говорит правильно. Но многие вопросы поминает походя, как что-то мелкое и незначительное или дает такие трактовки, что цельной картины не складывается, а вопросы остаются.

«Эти 25 тысяч танков стали железным щитом для нашей страны». Простите, но железный щит не испаряется в огне со скоростью рыхлого снежка упавшего в костер. А если вдруг испарился, значит что-то не так либо со щитом, либо с костром.

Ну 25 тысяч это понятно в целом в СССР. Исаев привел цифру 13981 советский танк в западных округах. Цифра возможно несколько завышена. Так например широко распространенный в интернете «Красная Армия в июне 1941 года (Статистический сборник)» непосредственно в частях пяти западных военных округов насчитывает 13816 танков и танкеток. Но вот танков (не танкеток) «на ходу» только 10378.

Но и это все равно очень много. У немцев и их сателлитов в частях сосредоточенных непосредственно для удара по СССР было по разным источникам от 4171 до 4300 танков. Даже при самом неблагоприятном для СССР варианте расчета соотношение все равно 2,4 к 1 в пользу СССР.

Разум аргументы Исаева понимает и принимает. А вот чувства нет.

А самое главное: Хорошо — надеяться с помощью советской танковой армады остановить разгромить немцев бессмысленно. Пусть не остановить немцев, но хотя-бы разменять наши танки на немецкие в соотношении все на все — тоже невозможно. Ну а в соотношении все наши танки на половину немецких? А все наши на треть немецких? Ну хоть как-нибудь?

Увы. В реальности вся танковая армада РККА просто сгорела в огне приграничного сражения, не оказав сколько-нибудь существенного влияния на общий ход боевых действий. Именно так. Потому что, если у нас положительный пример это когда 2 танковая дивизия под Расейняй: Имея очень мощный состав. Отличного командира. Хорошо подготовленные экипажи. Безусловно проявив в бою высокую стойкость и героизм. Действуя не на главном направлении немецких ударов. Потеряв все свои танки до последнего. Задержав противника на двое суток…

При этом нанесла настолько не значительные потери противнику, что это практически не отразилось на дальнейшей боеспособности противостоящих немецких частей. Это, если по честному, и есть — «не оказала сколько-нибудь существенного влияния на общий ход боевых действий». Напомню еще раз, 2 танковая дивизия, это положительный пример относительно успешных действий. В целом все было гораздо хуже.
Так все-таки — как такое могло случиться и могли ли бронетанковые войска РККА сыграть в июне 1941 другую роль?

Давайте разбираться.

Сразу оговорим, что сама постановка вопроса полностью исключает из рассмотрения все что связано с «заклепками». Мы не рассматриваем «другие танки» или «других людей». Речь исключительно о тех бронетанковых войсках РККА, которые встретили удар противника 22 июня 1941 года. Могли ли они нанести более серьезный урон противнику?

Воспользуемся принципом, обычно приписываемым Наполеону:
«— Почему вы сдали крепость?
— На то есть много причин. Во-первых, у нас не было пороха…
— Этого достаточно.»

Т.е. если не обсуждать технические вопросы, были ли не связанные с техникой факторы которые сами по себе, причем в отсутствие всех прочих факторов уже вели к неизбежному поражению советских танковых войск?

Да такие факторы были.

Фактор первый. Танковый бой выигрывает та сторона, которая сумела по итогам удержать поле боя

Люди далекие от темы в этот момент наверняка спросили — Что за «капитан очевидность»? Любой бой выигрывает удержавший за собой поле боя.

Увы это жестокая реальность именно танковых сражений.

Поясню на примере действий 20-й тяжёлой танковой бригады при прорыве «Линии Маннергейма». Бригада имела на вооружении танки Т-28. В составе бригады насчитывалось 105 таких танков. Кроме того, на пополнение потерь в ходе боев было получено еще 67 Т-28.

Общие потери бригады за время боев составили 482 танка. Из них: 155 были подбиты артогнём, 77 подорвалось на минах, 30 сгорело, 21 утонул в болотах или озёрах, 2 захватили финны, и 197 танков вышли из строя по техническим причинам. Т.е. в среднем каждый имевшийся в бригаде танк Т-28 был потерян 2,8 раза. Тем не менее на конец боевых действий в строю оставались 76 танков. Благодаря хорошо организованной службе эвакуации и ремонта потерянные танки многократно возвращались в строй.
После окончания зимней войны работы по эвакуации и восстановлению танков продолжались. В итоге списано было 19 танков, еще 37 танков оставались на учете, но по факту не ремонтировались, из-за отсутствия запчастей. Т.е. фактические безвозвратные потери составили 56 Т-28. Или менее 1 безвозвратно потерянного танка на 8 потерянных в целом (!).

Фото 1. Ремонт танков на сборном пункте аварийных машин.

Это в наступлении. А что в обороне? Если поле боя достаточное время остается в руках обороняющегося, то же самое.

Приведу пример из воспоминаний В.И.Чуйкова о Сталинградской битве:

«— Танк № 214 был прибуксирован на завод из поселка Красный Октябрь. Бронебойным снарядом у него был пробит бортовой лист брони и поврежден двигатель. Бригада под руководством Макарова приступила к ремонту. Не успели снять задний лист брони, как налетела немецкая авиация, которая начала бомбить и поливать свинцовым дождем завод… Пришлось всем спрятаться под танк. Но налеты продолжались один за другим. Ремонтники установили наблюдение за воздухом и только при непосредственной угрозе цеху прекращали ремонт и уходили в укрытие.

Большинство танков побывало в ремонте по нескольку раз. Например, танк № 214 ремонтировался четыре раза, и, когда его доставили на завод в пятый раз, Макаров сказал:

— Опять 214-й?
— Мы только «ранены», — как бы извиняясь, ответил командир экипажа, — и с вашей помощью завтра снова вступим в бой, а фашистских танков уничтожили столько, сколько раз сами были ранены. «

Фото 2. Использование классического инструмента.

В общем нет смысла множить количество буковок. Сейчас, когда архивы открыты, любой грамотный автор при описании танковых боев обязательно указывает не только количество танков в строю, но и количество танков находящихся в мелком и среднем ремонте с обеих сторон. При этом безвозвратные потери статистически составляют меньшую часть общих потерь.

Сторона, потерявшая поле боя, безвозвратно теряет все оставшиеся на нем танки. Сторона, удержавшая поле боя, не только восстановит большую часть потерянных танков, но еще и имеет теоретическую возможность поставить в строй трофеи. Для советской стороны в 1941 году даже выигранный отдельно взятый бой, не решает проблему, т.к. через короткое время поле боя все равно будет оставлено из-за общего ухудшения обстановки и времени на эвакуацию и ремонт танков скорее всего не хватит.

Теперь еще раз задумайтесь над приведенными выше цифрами. Да в обоих примерах ситуация для советской стороны была благоприятной в плане ремонтных служб и мощностей. Но и для немцев нужно делать поправку на их уровень организации служб эвакуации и ремонта.

Вывод однозначен: Фактор «потерянного поля боя» сам по себе, даже в отсутствие прочих негативных факторов уже делает неизбежным поражение бронетанковых войск РККА летом 1941 года.

Фактор второй. Потеря баз и линий снабжения

В литературе очень часто упоминается перегруженность советской танковой дивизии танками и слабость средств снабжения. Также очень часто приводятся примеры действий немецкой авиации, которая эффективно блокировала линии снабжения контратакующих советских танковых дивизий. Но все это меркнет перед последствиями элементарной утраты баз и линий снабжения.

Данный фактор давайте рассмотрим на примере все той же 2-й танковой дивизии. Уж больно показательный пример со всех точек зрения.

2-я танковая дивизия ПрибОВО базировалась перед войной на район Укмерге, Йонава и имела достаточно сильный состав. В дивизии было 32 КВ-1, 19 КВ-2, 27 Т-28, 116 БТ-7, 19 Т-26, 12 огнемётных танков, 63 бронеавтомобиля БА-10 и 27 БА-20. Дивизия была хорошо подготовлена. 3-й механизированный корпус, куда входила дивизия по итогам обучения 1940 года был признан лучшим в РККА. Танки КВ дивизия получила в сентябре 1940 и осваивала их очень интенсивно, индивидуальный рекорд боевой подготовки дивизии на танке КВ составил 515 моточасов.

Уже 18 июня 1941 г. дивизия скрытно сосредоточилась в районе юго-восточных предместий Йонавы (Гайжюны, Рукле). При этом приказы, поступавшие всем подразделениям ПрибОВО предусматривали «обеспечить в районах сосредоточения запасы боеприпасов и средств материального снабжения», «взять с собой все запасы, рассчитанные на первый мобилизационный эшелон». (Хотя непосредственно «на руки» боеприпасы не выдавались.)

Последующие события можно увидеть на составленной мной карте на Рисунке 1.

Рисунок 1. Общая обстановка на момент попытки прорыва 2-й танковой дивизии

В 17-00 22 июня дивизия начала марш в район Расейняй. Дивизия имела хороший транспортный парк (до 1000 грузовиков) но общее наличие топлива для всех типов танков не превышало полутора заправок. Полученный непосредственно 2-й дивизией приказ был «наступать из района Расейняй в западном направлении до дороги Таураге Шауляй. Дальше резкий поворот в юго-западном направлении на Таураге, Тильзит».

Выдвижение дивизии было обнаружено немецкой авиаразведкой, и немецкие части были своевременно предупреждены, но воздушные атаки на этапе выдвижения серьезных последствий не имели.
Утром 23 июня дивизия столкнулась с немецкими частями в районе реки Дубисса, восточнее Расейняй и была разворачивать боевые порядки непосредственно с марша и вступать в бой. В течение 23 июня дивизия продвинулась вперед на 3-4 километра на фронте до 10 километров, но при этом понесла тяжелые потери. Одновременно, уже вечером 23 июня передовые немецкие отряды, пройдя Кейдайняй, вышли к основному пункту предвоенного базирования 2-й танковой дивизии — Укмерге.
24 июня дивизия продолжала бой в условиях нарастающих проблем с горючим и боеприпасами и под жесткими бомбежками немецкой авиации. В то же время немецкий 56-й моторизованный корпус, разбив пытавшиеся оборонять Укмерге части НКВД, прочно занял основной район базирования 2-й танковой дивизии в Укмерге. Одновременно немцы развернули часть своих сил с направления на Шауляй и начали охватывать 2-ю танковую дивизию с севера. К концу дня они перерезали дорогу, по которой дивизия выдвигалась в район Расейняй и выставили сильные заслоны в Василишкис, Гринкишкис, Байсогала и Шауленай. Дорога на юг также была перерезана в районе Арёгала, да и вела в контролируемые немцами районы.

К вечеру 24 июня командование дивизии осознало необходимость прорываться из окружения и отдало соответствующие распоряжения, но сам прорыв был отложен на 25 июня.

Давайте посмотрим по карте какая ситуация сложилась днем 25 июня (немцы указывают на 13-00 как время боя). Утром 25 июня немцы заняли Йонаву и с этого момента прежний район базирования дивизии полностью контролировался противником. Позже, в тот же день, был окончательно занят немцами и Кейдайняй. Примерная линия продвижения немцев на момент попытки прорыва показана темно синим. 2-я танковая дивизия изначально имела не более полутора заправок горючего. Во время марша на Расейняй дивизия прошла 150 км. Будем считать это движением по шоссе (хотя по воспоминаниям: «двигались извилистыми проселочными дорогами»). Но с момента начала боя расход топлива точно уже другой, движение по пересеченной местности. Предположим, что за два дня напряженных боев (6 атак только за 23 июня и смена направления удара 24 июня) танки в среднем прошли по 30 км. Эта оценка явно заниженная, но пускай. 25 июня дороги уже прочно заняты немцами, при прорыве опять движение по пересеченной местности или по проселкам. Для танка КВ-1 запас хода по пересеченной местности указывается как 90-180 км. Разброс, на фоне данных других советских танков, удивительный. Но, с другой стороны, удобно т.к. для всех остальных танков имевшихся в дивизии, запас хода по проселку тоже укладывается в этот диапазон. Из этих цифр получаем минимальную и максимальную оценки расстояния, которое еще могли пройти танки дивизии. Это строго по прямой, что конечно невозможно. Из района вокруг Шауляй наши части начали быстрый отход еще в ночь на 25 июня. Там 2-я танковая снабжения точно найти не могла.  Хорошо видно, что единственный теоретически имевшийся шанс — это прорваться в район Паневежиса.

Но и прорыв к Паневежису к тому времени, уже дорога в никуда. Штаб Северо-Западного фронта, располагавшийся в Паневежисе, еще вечером 24 июня получил приказ на перемещение в Даугавпилс и в ночь на 25 июня покинул Паневежис. 24 и в ночь на 25 июня немецкая боевая группа Вестхофена продвигается на Паневежис (они остановятся утром 25 июня, чтобы встретить прорыв 2-й танковой).
2-я танковая пыталась прорваться двумя группами. Одна группа двигалась в обход Василишкис, Гринкишкис, другая в сторону Шауленай. В условиях нехватки боеприпасов и горючего, попытка не могла увенчаться успехом. По одним данным 25 июня, по другим 26 июня погиб командир дивизии. 26 июня последние 10 танков дивизии, оставшиеся без горючего, были уничтожены экипажами.

Фото 3. Командир 2-й танковой дивизии Е. Н. Солянкин.

Разобравшись с контрударом 2-й танковой дивизии (и проходившим одновременно контрударом 23-й и 28-й танковых дивизий в районе Шауляй) немцы рванули вперед на всех направлениях На карте показано их продвижение на 27 июня. Паневежис все еще не занят немцами, но немногочисленные советские войска в нем уже отрезаны со всех сторон. Хорошо видно, что если бы даже каким-то чудом часть 2-я танковой прорвалась бы в район Паневежиса, она просто оказалась бы в новом котле.

В целом, зная как развивались события, можно уверенно сказать что все танки 2-й танковой дивизии нужно было вычеркивать из состава РККА в момент начала марша на Расейняй. У людей был шанс пережить бои под Расейняй. У танков шансов выжить не было никаких. Абсолютно. Все что им оставалось это два три дня до момента выработки последних литров топлива в баках. Потом экипажам оставалось только уничтожать свои танки самим и уходить пешим порядком.

Фото 4. Скорее всего, на снимке Расейняйский КВ. Свой вошедший в историю бой, танк вынужден был вести оставаясь неподвижным.

Вывод: При имевшей место тактике применения бронетанковых войск, фактор потери баз и линий снабжения сам по себе, даже в отсутствие прочих негативных факторов уже делал неизбежным поражение бронетанковых войск РККА летом 1941 года.

Фактор третий. Потеря управления

Вот где Исаев в своем докладе упрощает до предела, это когда он, рассказывая про ПрибОВО все сводит к тому, что «против одной советской танковой дивизии (2-й танковой) немцы задействовали сразу несколько соединений». Позволительно спросить — а где в это время были советские 23-я, 28-я, 5-я танковые дивизии и 84-я моторизованная?

Так ведь они тоже вели бой. Более того 23-я и 28-я танковые дивизии действовали на том же направлении, что и 2-я танковая. На Шауляйском. А 84-я моторизованная должна была там действовать. Но даже без 84-й дивизии, на карте все выглядит красиво. 23-я и 28-я танковые дивизии атакуют противника с фронта, в то время как 2-я танковая заходит немцам во фланг и тыл.

Это не карте. А что происходило в реальности?

Удар 11-го и 3-го механизированных корпусов действительно планировался скоординированным. 23-я танковая дивизия (376 танков старых моделей и 20 бронеавтомобилей) и 28-я танковая дивизия (314 танков старых моделей и 40 бронеавтомобилей) получили приказ одновременно атаковать противника в районе Скаудвиле 23 июня в 4-00. Но ни командующий фронтом ни командующий 8-й армией генерал-майор Собенников реальной ситуацией не владели, т.к. ни 23-й ни 28-й дивизии в требуемом районе еще не было. Срок атаки был перенесен на 11-00, но к тому времени 28 дивизия прибыла без горючего. Его обязан был подвезти армейский автотранспорт, но он вместо потребных 16 автоцистерн доставил 16 бочек (!), которых хватило на заправку семи танков. 23-я дивизия не тот момент даже не начинала выдвижение. «Согласно википедиям» в 22-00 28 дивизия и передовые отряды 23-й все же атаковали, но время начала атаки говорит само за себя. Реальные события ожидались следующим утром.

24 июня в 8-55 утра командующий 8-й армией генерал-майор Собенников сообщает в генеральный штаб:
«12-й механизированный корпус к 7 часов 45 минут перешел в контратаку: 23-я танковая дивизия – в Лаукува, Упинас; 28-я танковая дивизия во взаимодействии с 23-й танковой дивизией уничтожает танками конницу и пехоту противника, выдвигающегося к северу от Скаудвиле. Данных о результатах контратаки корпуса еще нет …»

О 2-й танковой ничего, потому что Собенников на тот момент о ней информации не имеет (2-я танковая в 11-й армии, а о состоянии 11-й армии будет ниже). В свою очередь и 2-я танковая ничего не знает о развитии контрудара под Шауляем. Она просто пытается выполнять первоначальный приказ командования СЗФ.

Хорошо. Но вроде бы Собенников знал, что происходит в подчиненных ему 28-й и 23-й танковых дивизиях? Нет. Не знал.

«28-я танковая дивизия, заняв в своем районе круговую оборону, перейти в наступление в этот день вообще не смогла. Она снова оказалась без горючего. Лишь с 19 часов стали подходить бензовозы. В 22 часа Черняховский прибыл в Каркленай к генералу Шестопалову, чтобы лично доложить о готовности дивизии. Командир корпуса перенес начало ее атаки на утро 25 июня.» (Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 34. М., 1958)

Правда 23-я танковая дивизия действительно атаковала в этот день в районе Лаукува, Кальтиненай (правда только отдельными подразделениями). Так что здесь Собенников не слишком ошибся. При этом и 23 и 24 июня танки наступали без сопровождения пехоты.

Дальше больше. Оценив общую ситуацию Собенников приказал частям 8-й армии отходить за реку Вента.
Командир 12-го механизированного корпуса приказ НЕ ПОЛУЧИЛ. И приказал 28-й танковой дивизии атаковать в 4.00, а 23-й – в 6.00. Командир 23-й дивизии приказ на отход ПОЛУЧИЛ. И дивизия начала отход. Через час дивизия получила приказ командира корпуса наступать. И теперь попыталась выполнить уже его. Результатом, естественно, была полная дезорганизация боевых порядков. По одним данным часть подразделений 23-й дивизии участвовала в атаке. По другим удар наносила только 28-я танковая дивизия. Опять без сопровождения пехоты, которая к тому времени уже отошла. Танки дивизии встретил огонь артиллерии крупных калибров и организованный огонь противотанковых орудий. После 4-x часового боя в 28-й дивизии в строю осталось 30 машин. 23-я дивизия тоже понесла тяжелые потери при отходе и была расчленена на две группы, то-ли в результате немецкой атаки, то ли в результате царившей неразберихи.

И это еще приглаженные версии «из-литературы». А если не приглаженные, то в оцифрованных архивах за эти дни есть много документов Н.М. Шестопалова (командир корпуса, командовал до 27.06.1941, раненым попал в плен, умер от ран 12.07.1941). Судя по некоторым документам 23-24 июня, человек писал на грани (или уже за гранью) срыва. И было с чего. Связь с дивизиями он имеет периодически. Информации об общей обстановке не получает. Связи со штабом армии «несмотря на многократные запросы» не имеет. Если и получает приказы, то противоречащие друг другу. Собственные доклады за предыдущие дни он (после проверки на месте) вынужден опровергать. Командира 28-й танковой дивизии оценивает как явного саботажника, которого надо «предать суду Ревтрибунала» (это он И.Д. Черняховского собирается «суду Ревтрибунала» предавать). Что происходит в 23-й танковой дивизии вообще не понимает («с 23 т.д. не имею связи и сейчас», «уточняю местонахождение 23 т.д.»). При этом человек не пассивный, деятельный. Явно пытался как-то вытащить ситуацию. Но почитав понимаешь, что независимо от наличия или отсутствия у него талантов, этой самой ситуацией он не управлял, а главное не имел возможности управлять.

Фото 5. Командир 12-го механизированного корпуса Н.М. Шестопалов

Тут все вообще очень, очень и очень странно. Помните то-ли состоявшуюся, то-ли не состоявшуюся атаку 23-й танковой дивизии 25 июня? Про 28-ю танковую «в половине википедий» тоже пишут, что она атаковала немцев 24 июня (ну да, ссылаясь на уже приведенный документ Собенникова, там где «в 7-45»). И «во всех википедиях» пишут, что дивизия атаковала 23 июня (ну да, «атаковала в 22-00» и «отошла ближе к ночи»). Шестопалов же в своей докладной прямо утверждает, что ни 23 июня, ни 24 июня дивизия не атаковала и командир дивизии уклонялся от исполнения приказов. Но вот что интересно, если правду писал именно Шестопалов, то в ночь на 25 июня 28-я дивизия имела потери только от действий авиации и от случайных боестолкновений с немцами. Часть танков, которые числились (и числятся) потерянными, на самом деле оказались отставшими и к ночи 25 июня прибыли в дивизию. Дивизия наконец то получила заправку горючим (24 июня в 19-00) и располагалась скрытно на пути наступления противника. Так может как раз И.Д. Черняховский понимал что он делал? И если бы ему не помешал Шестопалов…

Фото 6. Полковник И.Д. Черняховский Лето 1941 года.

Никто уже никогда этого не узнает. 28-я дивизия фактически погибла в атаке 25 июня. Которая имела место исключительно из-за не прохождения приказов.

(И кстати о факторе номер 2. 12-й мехкорпус тоже могла ждать судьба 2-й танковой. Но Шестопалов обвиняя Черняховского в невыполнении приказа, и сам постоянно долбит штаб 8-й армии в донесениях. Горючее. Горючее. Линии снабжения. А 25 июня в 13:30 пишет прямым текстом — если бы удар наносился на глубину, предусмотренную штабом фронта и командованием 8-й армии, танки пришлось бы бросить.)

Как бы там ни было, нелепая ситуация 25 июня превратились для танковых дивизий корпуса в катастрофу. Но дивизии продолжали сражаться. 28-я дивизия в боях 27 июня потеряла еще 8 танков из имевшихся 30. В 23-й дивизии к 29 июня также оставалось 30 танков.

В 3-м механизированном корпусе ситуация была еще хуже. Командование корпуса находилось вместе со 2-й танковой дивизией и управляло только ей. 5-я танковая дивизия имея 268 танков (в т.ч. 50 Т-34) и 76 бронеавтомобилей еще 21 июня была выведена из состава корпуса и вынуждена была действовать самостоятельно. 22 июня (по другим данным 23 июня) дивизия вела бои с танками противника. Дивизия потеряла 73 танка (по советским данным) и фактически после этих боев начала стремительный распад. (Безвозвратные немецкие потери в этом бою составили 11 танков. Безвозвратные. Возможно, на самом деле все было не настолько плохо. Но вспомните о Факторе 1.)

Утром 24 июня дивизия находилась в районе Вильнюса, потери к тому моменту уже исчислялись в 150 танков и 70% личного состава. К исходу 24 июня остатки дивизии оказались в районе Молодечно имея 15 танков и 20 бронеавтомобилей (!). 25 июня дивизия последний раз участвовала в бою еще как 5-я танковая. А уже 26 июня сдала остававшуюся материальную часть в Борисове (2 БТ-7 и 4 БА). Была официально расформирована 16 июля 1941. Не воссоздавалась.

84-я моторизованная дивизия (149 танков старых моделей и 48 бронеавтомобилей) по приказу командующего фронтом Ф.И. Кузнецова должна была выдвигаться и действовать вместе со 2-й танковой дивизией под Расейняй. Но дивизия приказ либо не получила, либо он был отменен командующим 11-й армией. Командующий же 11-й армией изъяв дивизию из подчинения командования корпусом и оставив её под Каунасом, сам вскоре тоже потерял управление войсками. 24 июня 11-я армия фактически прекратила организованное сопротивление и связь с ней была утеряна.

30 июня начальник генерального штаба Г.К. Жуков сообщил командующему Северо-Западным фронтом: «В районе станций Довгилмишки, Колтыняны, леса западнее Свенцяны найдена 11-я армия Северо-Западного фронта, отходящая из района Каунас. Армия не имеет горючего, снарядов, продфуража. Армия не знает обстановки и что ей делать. Ставка Главного Командования приказала под вашу личную ответственность немедленно организовать вывод этой армии из района Свенцяны в район севернее Двины…».

Что касается 84-й механизированной дивизии, 23 июня не получая приказов от командования и «обнаружив отход соседей» дивизия тоже начала отход. Направление было выбрано неудачное. Последние бои, как единое целое, дивизия вела 25 июня под Йонавой. Телеграмма в ставку ГК от 2 июля 1941 сообщала: «84-я моторизованная дивизия подверглась сильной бомбардировке авиацией противника и впоследствии окружена и дралась в окружении до 25.6. Сведений о ней нет, встречаются в различных пунктах отдельные красноармейцы…». В общей сложности, на разных участках фронта, из состава 84-й моторизованной вышло из окружения не более 500 человек.

Пожалуй, достаточно о потере управления. Причины её хорошо известны. Упор на проводную связь, которая была массово нарушена в ночь на 22 июня. Повсеместная нехватка средств радиосвязи. Неумение использовать радиосвязь и боязнь ею пользоваться (боялись с одной стороны, что немцы запеленгуют и нанесут удар по штабу, с другой что немцы подслушают или вообще передадут ложный приказ).
Показательный эпизод: В ночь с 25 на 26 июня вся связь Северо-Западного фронта повисла на одной автомобильной радиостанции 11-АК. Связь с Москвой удалось восстановить случайно, потому что в домике лесника (без шуток — именно в домике лесника) оказался телефон. Начальник отдела связи фронта доложил командующему, что установлена связь с генштабом. Кузнецов спросил — А что я буду докладывать в Москву? Где связь с войсками? Начальник отдела связи резонно ответил, что имея единственную радиостанцию поддерживать реальную связь с войсками невозможно. Нужно перемещать штаб в Резекене и оттуда разворачивать проводную связь, используя местный коммутатор. Еще раз. Это не анекдот. Это воспоминания того самого начальника отдела связи.

Фото 7. Передавать информацию короткими импульсами в 1941 не умели. Шифрование, передача, расшифровка даже одного сообщения требовала массу времени.

Последствия всего этого достаточно описаны выше. Для июня 1941 даже те действия, которые при поверхностном взгляде выглядят осмысленными и грамотно спланированными, при детальном рассмотрении оказываются хаотическими и абсолютно не скоординированными. И именно из-за отсутствия достоверной информации и не прохождения приказов. Там же где потеря управления оказывалась полной, мощные и хорошо подготовленные соединения гибли и рассыпались за считанные часы.

Вывод: Фактор потери управления сам по себе, даже в отсутствие прочих негативных факторов был достаточен для поражения бронетанковых войск РККА летом 1941 года.

Фактор четвертый. Потери на марше или вследствие марша

Тема тоже хорошо известная.

Вот 1939 год: «17 сентября 1939 года, когда польское правительство эмигрировало в Румынию, начался «Освободительный поход» Красной Армии на Западную Украину и Западную Белоруссию. В нем приняли участие 15-й и 25-й механизированные корпуса под командованием С.М. Кривошеина и И.О.Яркина, наступавшие на Брест и на Львов.
Комбриг И.О. Яркин в первый же день утерял управление своим корпусом. Спустя два дня из строя из-за перегрева двигателей, поломок трансмиссий, неритмичного подвоза горюче-смазочных материалов и элементарной неопытности командиров и механиков, призванных из запаса, большинство танков осталось на обочинах и кюветов дорог под охраной своих экипажей! Командование 25-го механизированного корпуса прибыло на встречу с германскими офицерами на мобилизованных колхозных лошадях.»

А вот 1941 год: «В 6:00 24 июня 8-й механизированный корпус по приказу командующего 6-й армией № 005 начал переход в новый район: Красно, Олескэ, Броды, чтобы совместно с 15-м мехкорпусом уничтожить наступавшую на Дубно танковую группу противника… Из-за пробок на дорогах марш удалось завершить только после полудня 25 июня, потеряв по пути до 50 % матчасти из-за поломок и отсутствия горючего. До начала боев части прошли в среднем 495 километров.»
«Материальная часть 41-й танковой дивизии… в период с 26.6 по 7.7.41 г. прошла 900–1000 км, не имея запасных частей и моторов, что в основном и вывело её из строя… Во время марша вышло из строя 23 КВ. Отсутствие тракторов усугубляло проблему восстановления неисправных машин.».
«Большие потери боевой материальной части 32-й танковой дивизии (особенно танков КВ) объясняются главным образом тем, что скоростные марши совершались без всяких технических осмотров и профилактических ремонтов до 75–100 км в сутки. Кроме того, водительский состав не имел достаточного опыта и навыков по эксплуатации машин на марше…»

А вот снова марш на Расейняй: «23–24 июня, ещё до вступления в бой, многие танки КВ, особенно КВ-2, вышли из строя в ходе маршей. Особенно большие проблемы были с коробкой передач и воздушными фильтрами. Июнь был жаркий, на дорогах Прибалтики пыли было огромное количество и фильтры приходилось менять через час-полтора работы двигателя. Перед вступлением в бой танки моей роты сумели их заменить, а в соседних нет. В результате, к середине дня большинство машин в этих ротах поломалось».

Фото 8.  Такая картина была обычной для дорог 1941 года.

Причины опять хорошо известны. Старые танки были сильно изношены и часто выходили из строя. Т-34 первых выпусков имели большое количество детских болезней. Постепенно детские болезни устранялись, но коробка передач оставалась проблемой пока не была заменена на пятиступенчатую в конце 1942 года. Проблемы с ходовой частью КВ удалось решить только ценой снижения толщины брони при переходе. на производство танка КВ-1С.

Кроме того, не нужно забывать, что скоротечные и длительные марши нередко приводили к отрыву танковых подразделений от ремонтных служб, что усугубляло прочие факторы, приводившие к потерям.
Конечно статистически, потери на марше не были главной причиной утраты советских танков в июне 1941 года, хотя процент потерянных на марше тоже был очень высок. Большая часть советских танков погибла в бою.

Но была бы судьба бронетанковых войск РККА в 1941 другой, если бы вместо приграничного сражения советские танкисты получили приказ отступать, заманивая противника в глубь территории? До намеченных для обороны рубежей танки могли и не дойти. Причем ситуация, в некотором плане была бы даже хуже, чем для фактора 1. Сломавшиеся на марше, наступающие немецкие танки уж точно будут отремонтированы. А вот эвакуировать свои вышедшие из строя танки, когда противник наступает по пятам, вряд ли получится. Что и происходило во множестве случаев летом 1941 года.

Вывод: Фактор потерь на марше или вследствие марша сам по себе, даже в отсутствие прочих негативных факторов тоже мог привести к поражению бронетанковых войск РККА летом 1941 года, хотя только при некоторых, не самых вероятных вариантах развития событий.

Фактор пятый. Эффект первого боя

Исаев сводит людской фактор только к «выучке войск» да и в целом роль этого фактора считает не слишком значительной.

Ой ли? Никакое обучение не может полностью заменить реальный бой.

Исаев свой доклад сделал перед любителями компьютерных танковых баталий, для которых возможно тезис из предыдущего абзаца не очевиден. Хорошо. Давайте проведем «несколько легкомысленный мысленный эксперимент», понятный целевой аудитории.

Предположим, что в игре две команды. В одной, еще не прожженные ветераны, но по десятку боев уже все отыграли. В другой только игроки которые зашли в игру в первый раз. В какие-то симуляторы они конечно играли. Но вот в этой игре они все впервые.

Кто-то сомневается, что команда, имеющая за плечами десяток боев, выиграет с разгромным счетом? Да новичкам несколько минут понадобится, чтобы просто освоиться и понять, что здесь вообще и как. А им шанса никто не даст. Порвут.

Это в игре. А что в реальном бою? Вы никогда не слышали (читали) честный рассказ человека о своем первом бое: «Я схватил наган/винтовку/ППШ/автомат Калашникова и ничего не соображая стрелял куда-то в сторону противника. Пришел в себя только когда кончились патроны.» Я таких рассказов и от реальных людей, и в мемуарной литературе встречал десятки. Это вообще-то нормальное состояние человека в первом бою.

Да у немцев тоже не все было идеально. Некоторые моторизованные дивизии формировались перед войной. Но они формировались из пехотных дивизий, уже имевших боевой опыт. Обстрелянных.

Хорошо. Предположим, что те же самые команды продолжают раз за разом вести бои между собой. Через десять боев у одной команды двадцать схваток у другой десять. Тут уже разница в классе будет не такой катастрофической. Еще через десять боев у одной команды тридцать схваток, а у другой двадцать И тут уже пожалуй фактор разной подготовки может уступить в значимости другим факторам.

Так-вот, едва ли не самая главная проблема бронетанковых войск РККА летом 1941 года в том, что ничего подобного не происходило.

Это в пехоте все просто. Выжил в первом бою — уже обстрелянный боец. А в танковых войсках? Огромное количество танков выбыло в первые дни войны. А танкисты? А уцелевшие танкисты либо бредут по лесам, как остатки 2-й танковой дивизии. (Тут нужно сказать слова благодарности командованию 3-го механизированного корпуса (командир А.В. Куркин, начальник штаба П.А.Ротмистров). Которые после гибели Солянкина таки выведут к своим бесценные кадры. Через два месяца! В районе Брянска!)

Фото 9. Командир 2-го механизированного Куркин А.В. и начальник штаба Ротмистров П.А.. Показали, что могут сохранить управление войсками, даже в безнадежной ситуации. Если бы у них не отобрали две дивизии…

Если же уцелевшим танкистам повезло, и они не попали в окружение, то танков для них все равно нет (снова и снова вспоминаем о факторе 1). И что самое обидное, танков и не будет! Потому что абсолютно невозможно восполнить все эти тысячи танков потерянные в июне 1941 года за недели или месяцы. И уцелевшие танкисты пойду в пехоту.

Зато в бой вступят сначала танкисты второго эшелона приграничных округов, потом танковые части внутренних округов. И это опять точно такие же новички, как и в приграничном сражении. А у немцев численность медленно тает, но вот уровень подготовки оставшихся танкистов растет после каждого боя.
Или если опять вернуться к нашему мысленному эксперименту, то вначале у первой команды 10 пройденных боев, а у второй ноль. Потом у первой команды 20 пройденных боев, а с другой стороны, новая команда у которой снова ноль. Потом у первой 30 пройденных боев, а с другой стороны, опять новая команда и у нее снова ноль!

И так до осени 1941 года. Когда в бой пошли несоизмеримо более слабые по численности танковые бригады новой волны формирования. И вот тут разница уже была видна что называется «невооруженным взглядом».

Как писал Гудериан про начало октября 1941 года: «Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить. … Особенно неутешительными были полученные нами донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике.»

Нет, в самом деле. Просто задумайтесь. Танки Т-34 на фронте с 22 июня 1941 года. По состоянию на 22 июня в пяти приграничных округах 935 (!) Т-34. Но почему то, до октября 1941 это Гудериана не напрягает. Тут появляется то-ли 22 то ли 20 (!) точно таких же Т-34. И вдруг, откуда не возьмись, «превосходство в резкой форме».

А все просто. У Катукова были танкисты, выжившие в приграничном сражении.

Вывод: Фактор «эффекта первого боя» сам по себе, даже в отсутствие прочих негативных факторов уже был достаточен для поражения бронетанковых войск РККА летом 1941 года.

Пожалуй хватит. Уже и так пять факторов, каждый из которых либо гарантированно приводил, либо мог привести к поражению бронетанковых войск СССР. А ведь эти факторы не по отдельности действовали. Одновременно. Так какие же тогда шансы были у советских танкистов?

Все? Финиш? Ничего изменить было нельзя?

Поговорим об этом в следующей части.

Но пока…

Так получилось, что большинство примеров у меня оказалось из ПрибОВО. И знаете, я кое о ком «забыл». На самом деле, конечно, не забыл. Просто это подразделение на общем фоне выделяется в достаточной мере, чтобы о нем стоило поговорить отдельно.

202-я моторизованная дивизия 12-го механизированного корпуса

По сравнению с танковыми дивизиями ПрибОВО и 84-й моторизованной дивизией, 202-я моторизованная имела до смешного слабый состав. Там были не просто старые танки. В дивизии присутствовали уникумы времен первой мировой войны в лице «Рено FT-17» и «Фиат 3000». Всего дивизия имела 65 Т-26, 16 танков «Виккерс», 6 танков «Фиат 3000», 6 танков «Рено FT-17», 11 танкеток, 3 бронеавтомобиля БА-10 и 15 БА-20. Дивизия относилась к соединениям, находящимся в стадии формирования. По некоторым данным танковые экипажи были укомплектованы непосредственно перед войной и не успели пройти обучение. По численности личного состава сказать уже не так просто. Некомплект по корпусу в целом составлял 5644 человека. Значительная часть этой цифры приходилась на формировавшуюся 202 дивизию. Но явно в дивизии было не менее 6 тысяч человек, т.е. точно более 50% штатного состава.

Очевидно командование не считало дивизию способной к наступлению, и дивизия была поставлена в оборону на шоссе Таураге -Шауляй. Для понимания: Таураге — Шауляй, это вообще-то отрезок стратегического шоссе Тильзит-Рига. В Риге мосты. В Риге окружные склады. Дивизии 12-го механизированного корпуса получают топливо из Риги. В Прибалтике у немцев две первоочередные цели — Даугавпилс и Рига (Вильнюс в полосе группы «Центр»).

На Даугавпилс хитрым зигзагом идет Манштейн. Он тут в первую мировую воевал и теперь лично путь прокладывает. Ригу будет брать немецкая пехота. Танки после Шауляя должны свернуть на Екабпилс. Но 22 июня две немецкие дивизии 41-го моторизованного корпуса, 1-я танковая и 36-я моторизованная в полном соответствии с планом Барбаросса наступают вдоль шоссе Таураге-Шауляй (не читайте кстати википедию, корпус то там правильно назван, а вот дивизии…). Правее, если смотреть со стороны немцев, 6-я танковая дивизия идет на Расейняй. Кроме этого, 41-й моторизованный корпус усилен несколькими артиллерийскими дивизионами резерва главного командования (помните орудия крупного калибра, встретившие атаку 28-й танковой дивизии), полком дымовых завес, зенитными и саперными частям.
В первой половине дня 22 июня части 202-й моторизованной дивизии передвигались, будучи разбросанными на фронте до 40 километров. Но уже во второй половине дня дивизия встала справа от шоссе Таураге-Шауляй (если смотреть с нашей стороны) фронтом около 15 километров. На фланге 202-й стояли подразделения 9-й противотанковой бригады ПТО (во многих документах приводятся утверждения, что 9-я бригада ПТО занимала фронт 50 км. по обе стороны шоссе, но реально это относилось только к 19-21 июня). Противотанковая бригада ПТО по штатам 1941 года, это подразделение огромной мощи. Никаких «сорокопяток» (См. Рисунок 2.). И хотя бригада тоже не завершила формирование (92 орудия из 136 по штату), сосед был надежный.

Рисунок 2. Противотанковая бригада ПТО по штату 1941 года.

В середине дня 22 июня немцы опрокинули оборонявшиеся южнее части 125-й стрелковой дивизии и развивая успех устремились к Шауляю. Уже 22 июня дивизии пришлось выдержать несколько атак противника. По отчетам дивизия уничтожила 20-30 немецких танков. Верить или не верить этим цифрам, но очевидно, что уже вечером 22 июня на фронте дивизии развернулись серьезные бои. По оценкам самих немцев после 19:30 они на этом направлении «встретили более сильного противника». При этом дивизия испытывала большие затруднения со снабжением. Машины с боеприпасами из Радвилишкиса не пришли, пришлось формировать новую автоколонну для подвоза с армейских и окружных складов. Весь день в дивизии не было организовано питания личного состава.

Бои между тем не прекратились даже ночью. Немецкая 1-я танковая дивизия возобновила движение боевой группы Крюгера около 1.30 ночи. «Приказ командира дивизии ставил целью наступления Кельме на шоссе к Шяуляю.»

По воспоминаниям участников 23 июня «Фашистские танки в сопровождении автоматчиков пытались прорваться вдоль шоссе на Шяуляй. После очередной неудачи следовали артиллерийско-минометный налет и новая атака. К вечеру по всему полю чернели подбитые танки.» ««202-я дивизия встретила врага… в районе Кельме – Кражай. Бой, который вела дивизия в этот день, был тяжелый, кровопролитный… Бойцы стояли насмерть, часто наносили ответные удары, переходили в контратаки.»

А что немцы? А немцы, натолкнувшись на серьезное сопротивление, вечером 23 июня прекращают наступление, оставляют против наших войск заслоны и начинают обходить их с востока.

Но может быть это реакция на действия 2-й танковой дивизии у Расейняй? Нет. И еще раз нет. 23 июня немецкое командование сначала еще не имеет сообщений о проблемах под Расейняй, а потом первые сообщения о «неуязвимых русских танках» воспринимает как паникерские. Цель нового движения немецких танков вечером 23 июня определяется четко и ясно — Паневежис (Поневеж). В 1:30 ночи 24 июня новый приказ подтверждает — цель двумя дорогами двигаться на Паневежис. И только после того, как в 7:00 24 июня генерал Ландграф прибыл лично ознакомиться с боевой обстановкой, сведения о тяжелых советских танках были официально признаны, движение на Паневежис остановлено и немецкие танки развернулись против 2-й танковой дивизии.

Ну что, на Шауляй немецкие танки не прорвались, основная часть танков ушла, 202-я механизированная может передохнуть?

Ага, сейчас! За танками идет пехота. Цитирую: «К вечеру 23 июня немецкая 21-я пехотная дивизия достигла назначенной цели – южного края возвышенностей около Упины. При этом дивизия, вступив правым флангом на шоссе, вошла в тесный контакт с левым флангом 4-й танковой группы. Последняя, со своей стороны, свернула теперь на восток… в то время как 21-я пехотная дивизия наступала дальше на Кельме.» Т.е. на правый фланг 202-й механизированной. На левый фланг и на позиции 9-й бригады ПТО слева от Кельме наступала 1-я пехотная дивизия.

Рисунок 3. Позиции 202-й моторизованной на карте штаба 8-й армии за 24 июня.

По немецким данным 24 июня: «1-я пехотная дивизия выступила в направлении на Кражяй в 6 утра. Ее задачей было не дать противнику закрепиться на этом рубеже и далее наступать в северо-восточном направлении. Однако атака авангарда дивизии, состоявшего из разведывательного и саперного батальонов, части противотанкового батальона и велосипедных рот 1-го и 22-го полков, захлебнулась перед Кражяем. Опушки лесов были плотно заняты; противником, здесь впервые проявился его сильный артиллерийский обстрел. Допрос пленных показал, что впереди находятся главным образом механизированные и танковые неприятельские части.»

В то же самое время «21-я пехотная дивизия, наступая примерно в 13 км от Кельме, в труднообозримой из-за кустарника местности, заболоченной притоками Кражанты, снова натолкнулась на противника.»
1-я пехотная дивизия немцев, потерпев неудачу в утренней атаке ее авангарда, «вынуждена была организовать общее наступление на противника под Кражяем и юго-восточнее. Атака началась к вечеру. 22-й пехотный полк натолкнулся на очень упорную оборону. Перед 1-м пехотным полком противник также сначала оборонялся, затем частично отступил, оставив лишь в отдельные гнезда сопротивления. Они были подавлены к наступлению темноты, примерно к 21 часу, и атаки дивизии прекратились.» При этом немецкое командование запретило дальнейшие атаки, ввиду неопределенности общей обстановки.

В 21.15 24 июня командующий 8-армии генерал-майор П.П. Собенников отдал приказ № 03 на отход армии на новые позиции. С учетом послезнания приказ был разумным и своевременным. А вот без послезнания…

Собенников считал, что: «в период 19.00 – 20.00 24.6.41 г. на участке Кражай, Келме фронт прорван. Моторизованная колонна движется на Шауляй». Но никаких немецких моторизованных колонн 24 июня на этом участке не было и в помине. Немецкая же пехота имела частичный успех только на участке 1-го пехотного полка и после этого была остановлена самим немецким командованием. Привиделось ли что-то Собенникову, или это была немецкая дезинформация и спустя 80 лет непонятно.

Как мы уже видели, приказ на отход не был получен всеми частями своевременно, и это привело к катастрофе для 28-й и 23-й танковых дивизий. 202-я дивизия приказ получила. 25 июня она прикрывала отход на новые позиции 11-го стрелкового корпуса.

Подведем итог боев — 22, 23 и 24 июня 202-я моторизованная дивизия и 9-я бригада ПТО (обе незавершенные формированием) сначала отбили атаки превосходящих сил немецких танков (1-я танковая и 36-я моторизованная дивизии) заставив немцев поменять направление удара, а потом сдерживали немецкие 1-ю и 21-ю немецкие пехотные дивизии. При чем, судя по всему, 202-я механизированная могла держать немцев и дальше. При этом самая слабая на 22 июня дивизия моторизованных корпусов ПрибОВО на 25 июня оказалась численно сильнее всего 3-го механизированного корпуса, и вероятно численно сильнее танковых дивизий 12-го механизированного корпуса (после боев под Шауляем численность всего 12-го механизированного корпуса вместе с 202-й дивизией оценивалась в 9000 человек личного состава, при этом 202-я, как видно из последующих событий, имела существенно больше трети этого состава).

Несмотря на то, что после 25 июня дивизия периодически теряла связь с командованием 8-й армии, до 29 июня она все же оставалась островком порядка в окружающем море хаоса. 29 июня хаос дивизию настиг.

В этот день начальник штаба 682сп капитан Алдошин без ведома командира дивизии изъял из подразделений дивизии 1200 бойцов, автотранспортный батальон и медсанбат. Этот отряд далее действовал в составе 21-го механизированного корпуса. В тот же день более 100 грузовиков с бойцами из состава колонны дивизии также изъял командир 24СК генерал-майор Качанов. Действия Алдошина и Качанова были катастрофически ошибочными. Дело в том, что как мы помним, по плану, немцы собирались переправлять танки через Двину в двух точках. В Двинске и в Екабпилсе.

Вот именно приказ оборонять Екабпилс (точнее ту его часть, что на северном берегу Двины — Крустпилс) и получила 29 июня 202-я механизированная дивизия. Дивизия занять оборону в Крустпилсе не успела. 30 июня 1941 года немецкая 36-я моторизованная дивизия форсировала Западную Двину.

Командование 8-й армии надеялось ликвидировать плацдарм силами остатков 202-й механизированной и 28-й танковой дивизий. Но 28-я до Крустпилса дойти не смогла. А вот 202-я два дня 30 июня и 1 июля атаковала немцев, пытаясь ликвидировать плацдарм.

Тут нужно подходить ко всем с равными мерками. Если о других дивизиях мы утверждаем, что они сдерживали немцев уже одним фактом нанесения контрударов (иногда даже не пытаясь анализировать — а имели ли немцы возможность продвигаться еще быстрее), то тогда и 202-я моторизованная уже во второй раз на двое суток задержала 41-й механизированный корпус на направлении его главного удара.
2 июля дивизия отошла и встала в оборону у Гулбене, потом отходила на Остров. 3 июля 125-й танковый полк и все остававшиеся моторизованные соединения дивизии были переданы в 28-ю танковую дивизию.
После этого в 202-й осталось 1035 человек. И даже после изъятия танкового полка все еще шесть танков. Боевой путь 202-й и после этого очень интересен и им реально можно гордиться. Вот только в данной статье его рассматривать смысла нет, т.к. после 3 июля дивизия фактически превратилась в стрелковую (официально переименована в стрелковую 20 сентября 1941 года).

202-ю моторизованную дивизию не то чтобы забывают в описаниях боев в Прибалтике, но психологически как-то так воспринимается, что если дивизия не была уничтожена в первые дни войны, то видимо основные события происходили в другом месте. Хотя именно 202-я механизированная стояла на направлении главного удара группы армий «Север». Однако она не была уничтожена, не отступила без приказа со своих позиций, не теряла управления, не теряла всех или большей части своих танков за один бой, и более того в численном отношении явно «таяла» медленнее, чем любая другая танковая или моторизованная дивизия ПрибОВО.

Все это не было бы удивительно, если бы 202-я моторизованная не была (абсолютно объективно) самой слабой и недостаточно подготовленной к войне дивизией мехкорпусов ПрибОВО.

Странно это. Нет ли в наших оценках нестыковок?