Объяснительная записка

1.

Некоторое время назад в споре с коллегой МОЛОТКОМ мною было допущено достаточно резкое высказывание касательно тех представителей советской молодежи, которые сбежали (или имели стремление добровольно отправиться) на фронт, что было воспринято рядом коллег по сайту как оскорбление памяти наших предков – участников Великой Отечественной войны. Вместе с тем, у меня сложилось впечатление, что данная фраза стала «последней каплей», переполнившей чашу терпения тех коллег, которые посчитали мои предшествующие высказывания «посягательством на святое», «потрясанием основ» и вообще оскорбительными. В связи с этим я бы хотел более подробно (дабы избежать превратного толкования) обрисовать свою позицию по вышеозначенной теме.

Прежде всего, хотелось бы категорически заявить: Я НИКОГО НЕ ОСКОРБЛЯЛ! Я не то чтобы и в мыслях не имел как-то задеть ветеранов ВОВ, а просто НЕ ДЕЛАЛ ЭТОГО. Более того, я утверждаю, что попытка представить мои слова как нечто оскорбительное для них, есть позиция априори контрпродуктивная, так как идет в противоречие со здравым смыслом.

Чтобы пояснить, я позволю себе привести пример с историей о 28 панфиловцах. Эти люди – безусловно, герои (и не так уж важно, было ли их канонiчно 28 или же больше). Но есть принципиальная разница между этими героями и журналистом А. Кривицким, который сделал себе имя на массе неточностей в описании боя у Дубосекова. И заключается она в том, что панфиловцам действительно было некуда отступать (хотя до побережья Тихого океана было ок. 8 тыс. км) – позади Москва (так уж ли важно, говорил ли политрук Василий Клочков эти слова?). А вот у Кривицкого, который эту фразу выдумал, отступать очень даже было куда (в Куйбышев, за Урал, да еще много куда)!

И проблема даже не в том, что стабильность совокупности физиологических функций всяких кривицких были куплены путем принесения в жертву лучших сынов нашей нации. А в том, что пользуясь своим положением, такие вот кривицкие после Войны создали в Стране Советов такую ситуацию, при которой героизм предков был неофициально, но незыблемо провозглашен долгом и обязанностью для потомков.

Приведу еще один пример: «В бой идут одни старики». Для живущих сегодня вовсе не тайна, что т.н. «поющая эскадрилья» в ВВС РККА реально существовала, и возглавлял ее известный советский ас Виталий Попков (ставший также известным тем, что сумел как минимум дважды схлестнуться в небе с экспертами Люфтваффе, Графом и Крупински – и уцелеть!). А играли в этой эскадрилье вовсе не «Смуглянку», а вполне себе неполиткорректный и «антисоветский» джаз. Понятно, что в стране, где официально было провозглашено, что от саксофона до ножа один шаг, потомкам подобные вещи знать было категорически противопоказано. И хуже всего то, что предки на момент выхода фильма были еще живы. В этом – вся система, лживая и омерзительная.

Если вернуться к теме о тех, кто «мечтал попасть на фронт в 16 лет», то сразу стоит оговориться, что есть определенная разница между теми, кто мечтал об этом в первые дни войны (когда было ничего неизвестно о том, какой кошмар творится на фронте), и теми, кто мечтал об этом уже в ходе войны. Но ни в одном из этих двух случаев ничего хорошего в этом объективно нету. Говоря о первом случае, очевидно, что государство силами пропаганды и агитации создало в умах молодежи представление о быстром, легком и бескровном характере будущей войны, где можно будет сравнительно легко прославиться. Вышеуказанное обстоятельство может быть объяснено сравнительно низким уровнем образованности широких масс народа, но скорее всего тут работало и кое-что другое. Дело в том, что такая ситуация, когда молодежь стремится «сбежать на войну», в истории народов Европы уже была не раз. И объяснялась она просто: скучно! Если человек стремится сбежать на войну, это по большей части означает его неадаптированность к мирной жизни в том виде, в котором она существует. Но изображать всю советскую молодежь людьми со склонностью к насилию как минимум глупо. Так что, скорее всего, причина в том, что советская действительность к началу 40-х капитально «достала» советскую молодежь.

Данная ситуация вовсе не представляется чем-то удивительным: СССР был индустриальным государством, для которого является естественной тенденция к тотальной регламентации всех сторон как общественной, так и личной жизни. Но военные и преторианцы-опричники в таком обществе все-таки являются в некоторой степени «альфой», в том смысле, что все прочие, существующие в рамках системы, становятся в положении пораженных в правах. Но если взрослые люди имеют возможность найти и занять определенную позицию в жизни, то молодежь такой возможности не видит или видит не всегда, отсюда и ее стремление поднять свой статус путем совершения геройских подвигов.

В данной ситуации подростков осуждать за отсутствие у них жизненного опыта нельзя: он приходит только с возрастом. И государство тоже нельзя осуждать: оно действовало не из желания кому-то персонально навредить, а из чувства самосохранения. Но нельзя понять и поддерживать тех, кто такую сугубо вынужденную ситуацию пытается изобразить как нечто нормальное и тем более положительное! Потому что 75 лет назад от бытовой беспросветности пытались сбежать на фронт, а сегодня от нее же принимают ислам и сбегают на войну в Сирии на стороне ИГИЛ (все помнят случай с молодой студенткой Варварой Карауловой).

Что же касается второй категории, т.е. тех, кто стремился попасть на фронт уже в ходе войны, когда было ясно, что война – это воплощение Ада, то я не понимаю, чем была вызвана негативная реакция на мои слова о том, что для этого существовали объективные причины более существенного порядка, нежели личный героизм. То, что условия в «трудовом тылу» СССР реально были значительно хуже, чем могли бы быть, не отрицали даже в советские времена. О шикарных новогодних банкетах у Жданова в блокадном Ленинграде я пересказывать городские легенды не буду, но даже в знаменитом советском сериале «Место встречи изменить нельзя» Жеглов констатировал, что «малина» жила далеко не бедно (а уж она-то явно не работала, что означает молчаливое согласие нашей Партии закрывать на это глаза). Было очевидно, что продовольственные пайки для неработающих подростков 14-15 лет были категорически недостаточны, что вынуждало подростков идти работать (что они юридически делать были не обязаны), а это еще более обостряло проблему недоедания. Было бы, конечно, несправедливым, чтобы утверждать, что мотивацией был только голод: многие наверняка шли в бой по личным мотивам и свято верили в то, что это то, ради чего они родились и выросли. Но разговор вовсе не об этом, а о том, что закрывая глаза на обстоятельства, поспособствовавшие такой ситуации, мы даем возможность спекулировать на героизме тем личностям, чья деятельность в послевоенном СССР исходила из сугубо собственных либо клановых интересов, а вовсе не из интересов нашего народа.

Нужно четко и недвусмысленно понимать: пропаганда героизма в СССР не имела никакого отношения к уважительному отношению к героям (сегодня любой может найти информацию о том, что сделала власть с инвалидами войны, отправленными умирать на Валаам; я уже даже не упоминаю секретное распоряжение властей в 1980-м убрать инвалидов с улиц Москвы). Это была информационная стратегия власть предержащих, нацеленная на укрепление собственной власти. Население СССР если не в хрущевские, то уже в брежневские времена имело представление о том, что в «самой счастливой стране мира» население живет так, что даже наши «союзники» по соцлагерю над нами откровенно смеются над советской нищетой и материальной неустроенностью. Для того, чтобы народом (и даже рядовыми партийцами) не был поставлен вопрос: а нужна ли, собственно, нам ТАКАЯ власть и ТАКИЕ порядки?, требовалось создание определенного информационного фона. В первую очередь предполагалось внушить населению (в первую очередь – молодежи, как наиболее потенциально активной его части), что оно существует не по праву, а по милости тех, кто отдал за него свои жизни. Предполагалось, что те, кто сегодня живет, априори ДОЛЖНЫ тем, кто погиб в боях за Родину. А отдавать этот долг полагалось кому? Понятное дело: Партии! Все это внушалось советским людям исключительно ради того, чтобы никто не посмел задавать неудобных вопросов: ну, например, почему мы посылаем в космос корабли, а в магазинах нет колбасы?

Я понимаю, что все это звучит очень цинично, и потому прошу акцентировать внимание на разнице между теми, кто совершает подвиги, и теми, кто использует эти подвиги в своих целях.

У советской официально-партийной героики, в отличие от истинно народной (которую я имел честь видеть в ходе акции Бессмертного полка), имелась обратная сторона: когда объективные изменения поставили партийный диктат под вопрос, под вопрос была поставлена и сама героика. Десакрализация образов панфиловцев, молодой гвардии, Зои Космодемьянской, Матросова, Гастелло, распространенная в нынешних СМИ, является вовсе не попыткой разложить нравственность народа изнутри, а неприятным и даже мерзким, но закономерным следствием навязанного народу неадекватного отношения к героике как общественному явлению. Это ни в малейшей степени не умаляет их подвигов, но пропаганда героики должна преследовать более нравственные цели.

2.

Раз уж мы заговорили о вопросах идеологии и социальной психологии, стоит обговорить пару терминов. Многим в моих прошлых статьях показалось обидным используемое мною выражение «советикус». Этот термин, как считается, был введен в обиход чешским антикоммунистом и русофобом Вацлавом Гавелом для обозначения представителей коммунистической элиты восточноевропейских стран, но в большей степени он сейчас используется для обозначения лиц, склонных к определенному образу мышления, сходному с тем, что навязывали людям коммунистические режимы. Я хотел бы сразу уточнить, что, в отличие от антикоммунистов, никого не пытаюсь оскорбить данным термином, а лишь констатирую, что имеет место постановка ряда вопросов и ответов с ног на голову, и что таковая обусловлена особенностями коммунистического массового воспитания (через детсад, школу, коммунистические организации, а также агитацию и пропаганду).

Дать академически точное определение данному термину сложно, да и потом, я отдаю себе отчет, что многие из коллег по сайту будут категорически со мной не согласны. Но мне представляется, что критерием истины является практика, а практика довольно очевидна: коммунистическая система в России рухнула, а оставшиеся соцстраны сложно назвать иначе как жалким зрелищем. Так вот, в моем представлении «советикус» — это псевдологика, отрицающая, что причины распада коммунистической системы заключались в ее же теоретическом базисе. Далее закономерно следует глубокомысленный вывод о том, что коммунистическую систему искусственно разрушили изнутри (хотя УМЫШЛЕННО остается в стороне вопрос, как же этим предателям удалось пробраться внутрь системы), и начинаются поиски предателей: от Горбачева и Ельцина до широких масс населения, желающих иметь возможность каждый день покупать колбасу, слушать рок и носить джинсы.

Мой личный взгляд на проблему таков: коммунистическая идеология в СССР начала эволюционировать с самого момента появления этого государства, но по мере понимания стоявших перед ним проблем эта идеология стала постепенно трансформироваться в сторону укрепления власти над населением и максимальной регламентации всех сторон общественной и даже личной жизни. Я считаю данную тенденцию в некоторой степени естественной для индустриального общества. Но факт в том, что в США с момента их появления, а в Европе после ВМВ массовое распространение гражданского оружия и определенные тенденции в экономике (в частности, повышение доходности того сегмента частного бизнеса, который специализировался на обслуживании индивидуальных, а не общегосударственных потребностей) возобладала и соответствующая, постиндустриальная, идеология. И получился парадокс: чтобы не проиграть, коммунистической идеологии надо было трансформироваться в нечто аналогичное.

Но, сколько дырок в шубе ни проделай, прохладнее в летнюю жару в ней не станет. То же самое сложилось и с советской идеологией. Логика априорного превосходства интересов государства над интересами индивидуума, на которой основывался советский режим, сегодня априори неработоспособна; ее эпоха ушла в прошлое так же, как и крепостничество. Поиск причин этой устарелости ИМХО выходит за рамки настоящей статьи, но проблема не в ней самой, а в наличии многочисленных адептов этой идеологии. Это люди подчас очень даже неглупые (многие даже поумнее меня будут), но оценить несостоятельность этой логики они не могут.

Но я не сомневаюсь, что рано или поздно этой логике придет конец. Наша страна вступила на путь постиндустриального развития, и этот путь коротким не будет, но альтернативы ему нет. Тоталитаризация общества рано или поздно перестанет восприниматься как синоним патриотизма, а общество перестанет раздирать себя противоречием между интересами государства и личности.

Если говорить о роли военной героики в советской идеологии, то тут надо понимать одну важную деталь. Героизм – штука, конечно, почетная, но надо понимать, что героем может стать не каждый. Способность преодолеть страх обусловлена не системой воспитания, а психофизиологическими свойствами индивидуума, определяемыми генетическими факторами (это и величина болевого порога, и психическая устойчивость, и еще ряд других факторов). Вышесказанное не умаляет величия тех, кто совершил подвиг, но нужно понимать, что они были к этому готовы заранее. Сегодня передовые государства при комплектовании своих вооруженных сил по контракту стремятся включать в состав боевых подразделений тех людей, у которых психологи выявляют способность к самопреодолеванию и самоконтролю в экстремальных условиях.

Поэтому нужно понять, что пропаганда героики сама по себе сделать человека героем не способна, если у него нет этой искры от рождения. И значение у нее, т.е. реальная задача, которую она способна выполнить, лежит в иной плоскости: она должна убедить тех, кто рожден способным на подвиг, в том, что им есть ради чего это сделать. Конечно, может показаться странным, что одни в силу своей особой одаренности должны жертвовать своей жизнью за всех других. Однако стоит отметить, что индивидуальные врожденные особенности в любом случае никуда не денутся, даже если их официально объявить самым тяжким грехом (как это сделали в СССР). Кто-то умеет закрывать грудью ДЗОТы, кого-то можно припахать к тяжелой, монотонной и нудной работе, а кто-то умеет находить оригинальные решения сложных задач.

Советская же идеологическая система провозглашала, что «когда страна прикажет быть героем, у нас героем может стать любой» и, исходя из этого ложного положения, системой была провозглашена жесточайшая ответственность за отсутствие проявлений героизма (если не юридическая, то социальная). Представление об этой ответственности усиленно навязывалось советскими медиа-ресурсами. То есть, по сути, индивидуальный ТАЛАНТ был провозглашен общеобязательной нормой, в то время как в реальности талант нормой быть не может. Это создало в обществе скрытую нездоровую идеологическую атмосферу и в конечном итоге подготовило почву для десакрализации советских героев, когда подобные вопросы стало возможно спокойно обсуждать.

Чтобы в своем осуждении советской пропаганды не быть голословным, я приведу в пример одну историю. Во время Войны один молоденький летчик летал в тылу на У-2 и очень этим тяготился, так как считал, что нужен на фронте. Его рапорты о переводе на фронт начальство либо отклоняли с непечатными выражениями, либо просто рвало в клочья на его же глазах. В один прекрасный день он встречается на улице с летчиком-фронтовиком, и последний при всем честном народе говорит: на фронт сегодня не отправляют только трусов и гнильё, а если начальство не отправляет, то выводы можешь типа сделать сам. Юный У-двАс после такого прямого оскорбления незатейливо сбегает от начальства на фронт в боевой истребительный авиаполк. В первом же воздушном бою он выпускает все патроны не в Юнкерса, а в молоко и… таранит фашиста. Во втором бою – то же самое. Когда командир полка наедине спрашивает, почему тот не расстрелял, а именно таранил, парень честно выложил всю свою историю, а равно и о том, что раньше вообще не стрелял и летал только на У-2. Командир полка схватился за голову, но потом организовал обучения юного летуна и сделал из него настоящего аса. ЕМНИП это был Борис Ковзан.

В данной истории вырисовывается на редкость дикая ситуация: человек за выполнение приказов начальства и не желавший идти с ним на конфликт, получил при всем народе обвинение в трусости. Но дикость ситуации не столько в этом (неизвестно еще, был ли героем тот «типа фронтовик», который бросил подобное оскорбление!), сколько в том, что подобные истории воспринимались как норма! Ситуация, когда ради того, чтобы не назвали трусом, надо идти против начальства, сложно назвать иначе как шизофренической.

Думаю, было бы уместно сравнить эту ситуацию с военными реалиями США. Там на фронт отправляли всех желающих летчиков, и в 1942-1943 гг. японцы сбивали их массами. Но вот тех пилотов янки, кому удавалось уцелеть и обрести мастерство аса, настрелявшего 10-12 японских самолетов, тут же отзывали с фронта в учебные центры, причем беспощадно (Бонг и Макгуайр – не более чем исключения). Тем самым повышались шансы более молодых пилотов вступить в бой более подготовленными. А летчики-асы не отрывались от общего контекста работы ВВС и не давали повода для зависти.

Я бы не стал акцентировать внимание на данном примере, если бы таких примеров в СССР не было бы великого множества. Советская идеология строила отношения между людьми и государством путем морального прессинга. Рядовым летчикам и танкистам внушалось, что они делают меньше (что доказывалось примерами «асов»). Подростки, не успевшие попасть на войну (1927-1929 годов рождения), после войны столкнулись с презрением и ненавистью со стороны вернувшихся с войны солдат, которые называли этих пацанов трусами и дезертирами (за то, что работали по 12-14 часов на оборонных заводах в сутки за 300 граммов хлеба – в 14-15 лет!).

Эта же уродливая система прочно основалась в гражданской жизни. К примеру, в школе любой был объектом критики. Троечник – за то, что может, но не хочет на четверку. Хорошист – за то, что может, но не хочет на пятерку. К отличнику – тоже найдется за что придраться!

Возвращаясь к теме государственной идеологии и пропаганды, хотелось бы заострить внимание на одном аспекте проблемы. Воздействие на массовое сознание с помощью пропаганды – система очень сложная и разнонаправленная. В ней может складываться ситуация, что реализация внушенных идей приводит к такому изменению сознания, которое само по себе противоречит духу внушаемых идей (причем происходит это не сразу). А иногда два одновременно внушаемых и казалось бы не связанных друг с другом положения (очень хорошо сочетаемые в каком-нибудь герое книги жанра соцреализм) приводят к взаимоисключающим эффектам. Если такую ситуацию упорно доводить до конца, нация может впасть в состояние сходное с шизофренией, когда даже правильные и разумные идеи таким обществом отторгаются в силу того, что они непривычны, а с привычными – несочетаемы.

Если упростить до вульгарности, то «советикус» — это своеобразный идеологический наркоман: вредно, но бросить не может, потому что нравится.

Что же касается дискуссии с коллегой Молотком о том, как должна быть построена стратегия информационного воздействия Российского государства на граждан, то это уже вопрос более сложный и требующий отдельной статьи, но я все же выскажусь коротко и по сути. Если сформулировать тему академично, вопрос стоял так: можно ли думать, что информационное воздействие на массовое сознание в США на подвергающихся таковому граждан России оказывает отрицательное влияние СРЕДСТВАМИ И МЕТОДАМИ (т.е. способами подачи информации безотносительно ее сути), которыми такое воздействие оказывается, или же отрицательным является СОДЕРЖАНИЕ (т.е. сама информация) этого воздействия? Я отстаиваю и буду отстаивать ту точку зрения, что информационное воздействие – это по сути оружие. Если у Вас карабин, а у врага пулемет, то можно сделать свой пулемет, а можно добыть трофейный, но бесполезно доказывать, что карабин лучше пулемета. Если американская пропаганда де-факто оказалась эффективнее советской, то нужно не тужиться доказывать что это неправильно де-юре, а нужно учиться методам и средствам пропаганды у США. Ведь врагу тоже не будет разницы, убьем ли мы его из трофейного оружия или же из своего, если он умрет. Вариант в принципе отказаться от идеи противостояния с американским миром на идеологическом фронте, очевидно, не прокатывает, так как это эквивалентно капитуляции без боя.

Надеюсь, никто не намерен капитулировать?