Как бы выглядел мир если бы конфедераты победили в гражданской войне. Южный Триумф. Часть 8. Постреволюционные войны
Содержание:
Карлисты против савойцев
На полях сражений в Сибири и Центральной Европе еще гремели последние отзвуки войны с коммунизмом, а в иных регионах уже завязывались узлы новых конфликтов, переходящих в новые же войны. Одной из них стала очередная гражданская война в Испании, именуемая иногда «Четвертой карлистской» или «Второй войной за испанское наследство».
История Испании в этой АИ начала меняться гораздо раньше, чем в остальной Европе. Поражение в Десятилетней войне и потеря Кубы еще в конце 1870-х вызвало в Испанию бурю недовольства Альфонсо XII и без того не шибко популярным в стране. В итоге он был убит вместе с супругой в 1880 году в результате покушения радикального республиканца. Наследника он породить еще не успел – вообще детей не было, его первенец, девочка, погибла вместе с беременной матерью. По всей стране начались возмущения кончившиеся провозглашением Второй испанской республики 1881 — 1884. Монархисты впрочем, не теряли времени даром, очень скоро подняв мятеж, кончившийся свержением республики и установлением Регентского совета, позвавшего на трон бывшего короля Амадео Первого. Тот, впрочем, ранее отрекшийся от испанской короны, взять свое отречение обратно не захотел и на испанский трон в 1886 году взошел его старший сын и наследник 17-летний Эммануил Филиберт Савойский.
Амадей I
Понятное дело, что относительно молодой человек во главе государства с кучей неотрегулированных проблем, не мог сразу их всех разрешить. Лет десять ушло у него на то, чтобы стабилизировать внутреннее положение в стране, подавить мятежи карлистов, республиканцев и разных сепаратистов, также примыкавших к одному из двух лагерей. На его правление пришлась и неудачная война на Филиппинах, после которой Испания потеряла все свои владения в Тихом океане, продав их Германии. Впрочем, полученные от немцев деньги помогли сбалансировать бюджет и подавить новую волну выступлений. Помимо Германии, немалые средства король Эммануил получал и от Италии, рассматривавшей Пиренейский полуостров как почти семейную вотчину Савойской династии.
Так или иначе, король худо-бедно проправил до начала Первой мировой войны, от вступления в которую он всячески удерживал Испанию – даже после того как в войну с Центральными Державами вступила Италия и все семейство всячески подбивало Эммануила нарушить испанский нейтралитет. Именно то, что король был готов податься этим уговорам вкупе с рядом нерешенных внутренних проблем и подтолкнули выступления против монархии, подхлестнутые революциями в России, Германии, Франции и других европейских странах. Выступления приобрели такой размах, что король был вынужден покинуть страну, укрывшись в Италии. На время была провозглашена Третья Республика, вскоре переименованная в Испанскую Коммуну, но тут уже вмешались внешние силы. В ноябре 1917 года в Испанию вторглись войска Великобритании, Италии, Португалии, Мексики и Бразилии. Им удалось подавить мятеж и установить в Испании клерикально-военную диктатуру, под влиянием Италии.
Через четыре года король Эммануил скончался от испанки. На престол взошел его сын Амадео Второй, тут же поддержанный итальянцами. При нем страна еще больше попадала в зависимость от Италии, что тяготило испанцев еще при Эммануиле. Недовольство усугублялось рядом внутренних и внешних проблем, национальным унижением от потери Испанского Марокко, а также идеологическим пристрастием Амадео к романизму –в наиболее «светском», условно «фашистском» варианте. Новый король был большим поклонником Габриеле д’Аннунцио, живо интересовался римским прошлым Испании и искренне считал, что будущее Испании может быть только в союзе с Италией – «великом латинском союзе» призванном править Средиземноморьем. С католической же церковью отношения короля не сложились – впрочем, после войны папство и в Италии переживало не лучшие времена.
Все это привело к тому, что 30 мая 1922 года на севере Испании вспыхнул карлистский мятеж, поддержанный рядом военных и высшим клиром Испании. Своим претендентом, после смерти Хайме, карлисты считали Хуана, второго сына императора Мексики Августина и инфанты Бланки, сестры Хайме. Именно его претензии на испанский трон предопределили поддержку карлистов Мексикой – сначала морально и финансово, а потом и военной силой. Италия, в свою очередь, ввела войска на помощь Амадео.
Опорой карлистов был север и ряд обособленных анклавов на западе и юге страны. Опорой сторонников Амадео, «савойцев» стали центральные и восточные провинции –впрочем это деление являлось не четким и не раз менялось в ходе войны. Династические распри были только предлогом – по сути, речь шла о путях дальнейшего развития страны. За Амадео поддерживали местные «романисты», объединившиеся в политический блок «Сыны Сципиона», утверждая преемственность римскому завоеванию Испании – точнее это представлялось как освобождение европейских иберов братскими римлянами от «афро-семитской» тирании карфагенян ( у их противников, разумеется, были диаметрально противоположные оценки этого события). Под маской нарочитой древности, продвигалась идея превращения Испании в жесткую диктатуру, которую в нашей реальности назвали бы фашистской. Там было и «корпоративное государство» и отделение этого государства от церкви и многие иные, весьма прогрессивные, по тогдашним меркам идеи. Карлисты же выступали с позиций крайне консервативных, в духе традиционного испанского монархизма и католического фанатизма. Различались они и в отношении к национальным меньшинствам — «савойцы» выступали за жесткое унитарное государство, тогда как карлисты были готовы дать широкую автономию баскам (но не каталонцам и прочим).
Война шла три года с 1922 по 1925 год, причем с переменным успехом. Итальянцы высадились сначала на Балеарах, потом в Валенсии и Андалусии, мексиканцы – в Астурии и Галисии. На стороне мексиканцев воевали и конфедераты – хотя официально КША и не участвовали в войне, но «скотоводческие бароны» юго-запада за свой счет формировали «добровольческие отряды», воевавшие отдельными подразделениями в составе мексиканского корпуса. В пропаганде «савойцев» это участие обыгрывалось не иначе как «зверства ацтекско-техасских извергов». При всем при этом в Ричмонде с неодобрением смотрели на это вмешательство, безуспешно пытаясь прекратить проявлявших чрезмерную самостоятельность «баронов». Тем более, что воевали недавние соратники, всего несколько лет назад плечом к плечу освобождавшие полуостров от красной чумы. Означенная чума в Испании также наличествовала – в ней еще сохранились радикальные республиканцы, порой даже весьма левых взглядов, поддерживаемые из России и Германии. Однако стать по-настоящему значимой силой в испанской гражданской войне им так и не удалось: сказывалось устроенное им ранее радикальное кровопускание.
На стороне карлистов также воевали католические добровольцы со всего мира – от Филиппин до Ирландии, о своей поддержке объявило и Королевство Эквадор, признавшее «короля Хуана». Был готов вступить в войну на стороне карлистов и султан Марокко, в обмен на территориальные уступки в виде анклава Ифни и Испанской Сахары – в чем ему было отказано.
С другой стороны, савойцев поддерживала Португалия. В этой стране, где в силу ряда причин так и не случилось революции, также сохранилась монархия, связанная теснейшими узами с императорским домом Бразилии – как и в целом оба государства. Идеологически монархическая, лузотропикалистская и себастианистская Португалия была ближе карлистам, но сыграли роль соображения национализма, точнее ирредентизма – под шумок Португалия вознамерилась присоединить Галисию, где росло недовольство поведением мексиканцев и техасцев. В этом португальцев поддержала и Бразилия, которая, после полной отмены рабства в 1917 году, без всяких хитростей и двусмысленностей, все чаще оппонировала как КША, так и союзной им Мексиканской Империи. Португальские войска вмешались в войну, также как и бразильцы, после того, как савойцы пообещали им уступить Галисию. Сделано это было из безысходности – сторонники Аамедео проигрывали войну, потеряв три четверти страны и с трудом удерживая Мадрид и сухопутный коридор к Валенсии.
Пользуясь случаем к савойцам с предложением «помощи в обмен на территории» обратились Франция, Дагомея и опять же Марокко. От последнего удалось откупиться одним Ифни, Франция и Дагомея претендовали на Испанскую Гвинею – Дагомея на островную, а Франция, соответственно, на континентальную часть, надеясь хоть так компенсировать себе потерю своих экваториальных владений – тем более, что ранее Рио-де-Муни было расширено за счет некоторых территорий Камеруна и Габона. Соответствующие договоры были подписаны в начале 1924 года. Впрочем, участие в войне Франции ограничилось лишь кратковременным вторжением в Страну Басков, под предлогом, что местные националисты ведут агитацию среди французских басков. В остальном помощь Третьей Империи ограничилась поставками оружия и финансовой помощью. Дагомейцам же и марроканцам пришлось повоевать всерьез.
Колдун-Император
Относительно скромное участие Франции в делах Испании было вызвано в том числе и отвлечением на дела иных регионов, прежде всего колоний утерянных французами во время смуты. С потерей части территорий в Африке Париж более-менее смирился , а общественное мнение успокоили тем, что это была «плата за помощь». И хотя император Наполеон не исключал, что данный вопрос еще может быть пересмотрен, пока что он был снят с повестки дня. Тем более, что бывшими французскими колониями владели либо великие державы Европы и Америки, либо их клиенты. Воевать с ними Пятой империи явно было сейчас не с руки. Однако был иной регион – обретший независимость в годы войн и революций, в результате открытого и весьма кровавого восстания против французских властей. Установившийся режим рассматривался в Париже как посильная, хоть и совсем не легкая добыча.
Речь шла о самопровозглашенной «Империи Лонг» в бывшем Французском Индокитае.
Император-Колдун Фан Сич Лонг, пользуясь временным ослаблением Франции также не терял времени даром, всеми доступными ему способами укрепляя свое государство. Он упразднил старое административное деление, отобрал земли у ряда представителей местной знати, лояльных французам и раздал их своим сторонникам. Создаваемая им «Непобедимая армия», спешно перевооружалась, для нее закупались самое новое оружие, которое только новый император мог достать. Особое пристрастие новый император питал к бомбам, гранатам и прочему «взрывному оружию», приглашая к себе европейских химиков, для разработки все новых типов взрывчатки. Средством их доставки, помимо прочего, предполагались сделать «живые бомбы»- бесчисленных фанатиков, готовых умереть за «живого бога». Фан Сич Лонг умело промывал им мозги – созданное им «Учение высшего света» провозглашало императора воплощением Будды, Сыном Неба и перерождением Лак Лонг Куана, одного из мифических культурных героев Вьетнама, «Государем-Драконом». Сам Лонг также провозгласил себя «Красным Драконом Вьетнама» , своих жен – воплощением наиболее почитаемых богинь вьетнамской народной религии, а четырех ближайших соратников – перерождениями Четверых Бессмертных. Одним из них стала главная жена Лонга, объявленная воплощением принцессы Льеу Хань.
Поддержку Лонга обеспечивали часть местной знати, настроенной антифранцузски; фанатики милленаристских сект, в 1922 году объединившихся в единую секту «Высшего света», а также, наиболее крупные и влиятельные группировки местной организованной преступности. Поддерживали Лонга и из-за рубежа – в первую очередь Япония, чьи советники, специалисты и инструкторы наводнили «Непобедимую армию». Впрочем, Лонг искал и иной помощи – в штабе «Красного Дракона» встречались немецкие национал-социалисты, русские коммунары, мексиканские конфедераты и даже гавайские самураи.
«Непобедимая армия» не стояла без дела – с момента взятия власти в 1916 году, Лонг провел три войны с Сиамом за Камбоджу, с 1917 по 1923 год. Сиамская армия была лучше вооружена и обучена, однако вьетнамская армия, помимо большей численности, имела два солидных подспорья: безудержный фанатизм сторонников «Живого Бога», готовых на любые жертвы ради малейшего успеха, и немалую популярность Лонга в Камбодже, где он провел некоторое время до начала войны, обучаясь у кхмерских мистиков. Тогда же он посещал и Сиам, где смог ознакомиться с тактикой боя тайской армии. В общем, к 1923 году «Империя Лонг» захватила большую часть Камбоджи – Сиаму удержал за собой лишь западные провинции утраченные в 1904- 1907 гг.
А в 1925 году явились французы.
Более чем пятидесятитысячный корпус французской армии высадился в Сайгоне, Хюэ и Камрани, почти без боя заняв эти города. Высадка в Тонкине и занятие Ханоя обошлись французам большей кровью, но в целом, Тонкин был занят довольно быстро – тем более, что с севера французам помогали армии Южного Китая, к тому времени уже провозглашенного Китайской Республикой. Однако при попытке продвинуться вглубь страны французы встретились с ожесточенным сопротивлением. Не надеясь разбить французов в открытом сражении, Фан Сич Лонг сделал ставку на партизанскую войну в горных районах Вьетнама и Лаоса, совмещенную с ожесточенным террором в городах. «Живые бомбы Живого Будды» взрывались чуть ли не каждый день – смертником мог быть чистильщик обуви, носильщик, рикша, буддийский монах, проститутка из местного борделя, солдат колониальной армии. Помимо этого широко применялись и более традиционные методы покушений – яд, нож или пистолет.
Впрочем, происходили и открытие боестолкновения – так при попытке занять город Донгсоай одна французская дивизия была окружена и практически вырезана превосходящими силами противника. Нападения становились все наглее и злее: Фан Лонг, окопавшийся в кхмерском Пномпене, призывал своих сторонников атаковать французов везде где только можно, «убивая самыми жестокими способами из всех возможных».
Нельзя сказать, что французов никто не поддерживал: были бывшие функционеры колониальной администрации, были солдаты колониальных войск и представители знати, ущемленные во время конфискаций Лонга. Сторону французов приняла и большая часть вьетнамских католиков: несмотря на то, что Лонг пытался синкретизировать христианство с собственным учением, клюнули на это немногие. Также стороны французов приняли и мусульмане-тямы, чьи религиозные чувства оскорбляло обязательное почитание «живого бога». И все же социальная база профранцузских сил была сравнительно узкой, в разы уступая поддержке населением Лонга. Попытки французов искоренить разросшийся криминал привели и к конфликту к местными бандами, ранее пытавшихся договориться с французским командованием.
Кроме того, французы оттолкнули от себя и потенциального союзника в лице Сиама — когда тайцы пытались прозондировать почву насчет получения Камбоджи в обмен на помощь им был дан недвусмысленный ответ, что после победы над Лонгом, с тайцами тоже будет разговор по поводу занятых ими кхмерских провинций. В итоге Сиам перешел в глухой нейтралитет, временами даже помогая войскам Лонга. Не в последнюю очередь именно из-за такой позиции Сиама потерпел эпический крах поход французской армии на Пномпень в сентябре-ноябре 1927 года. Остатки французского корпуса, отходившего в Кохинхину, подвергались непрестанным атакам лонговцев, а трупы пленённых солдат подбрасывались на пути отступающей армии, со следами самых жестоких пыток, какие только мог измыслить человеческий разум.
Это стало переломом в войне: общественное мнение во Франции и без того не особо восторгавшееся началом очередной войны, теперь просто таки требовало от императора вывода войск. Сам император тоже склонялся к такому решению – узнав о жутких расправах, что творили лонговцы над пленниками и «изменниками», Наполеон Пятый изрек: «Рано или поздно этот дракон сожрет сам себя.» Однако время это еще явно не настало, а боевой дух французских войск неуклонно падал. Офицерский корпус разъедала коррупция,- командование все же вступало в те или иные сношения с местным криминалом, заботясь не сколько о военных успехах, сколько о собственном обогащении. На улицах гремели взрывы, города один за другим сдавались перед вышедшей из лесов «Непобедимой армией». Множилось дезертирство – причем не только колониальных солдат, но и европейцев. Особенно отличились в этом немецкие солдаты, набранные в оккупированном французами Рейнланде. Их оказалось так много, что Лонг,- точнее немецкие спецы в его штабе,- сформировали из них «Немецкий легион».
С декабря 1927 года начался вывод войск, завершившийся в общем и целом, к марту 1928. Авторитет Лонга среди вьетнамского народа вырос и укрепился невероятно, победа шумно праздновалась во всех мало-мальски крупных городах страны. Особенного размаха празднование достигло в Сайгоне, столице «Красного Дракона», где в числе прочих увеселений проводилась и массовые казни французских пособников, длившиеся несколько дней. Кульминаций стало пожирание «предателей» огромным гребнистым крокодилом, выкрашенным красной краской, смешанной с кровью. Ночью сцена пожирания стала еще эффектней, поскольку в эту краску был добавлен еще и фосфор. Сам Лонг во время казни перед народом не появлялся, породив у суеверных вьетнамцев еще больше слухов о своей сверхъестественной сущности.
Сам Лонг недолго почивал на лаврах – уже через полтора года он вмешался в войну в Южном Китае, где местные милитаристы ожесточенно грызлись между собой. Красный Дракон претендовал на родство не только с династией Нгуен, но и с средневековой династией Ле, а главное – с китайской династией Мин. Так что вполне естественно он претендовал еще и на китайский трон. В 1929 году «непобедимая армия» вторглась в Китай, где, воспользовавшись усобицами китайских генералов, Лонг захватил всю Юньнань и вторгся в Гуанси, где его сторону приняла местная милитаристская клика. Правительство Китайской Республики в Шанхае, поддерживаемое французами, отчаянно пыталось остановить продвижение «Непобедимой армии» и ее местных пособников, тогда как у северных границ уже скапливались японо-маньчжурские войска.
В стране инков
На другом берегу Тихого океана тем временем начиналась другая война – точнее формально она и не прекращалась, растянувшись на добрых полвека. Корни данного конфликта уходили еще в прошлое столетие, времена Тихоокеанских войн и последних отзвуков войны за независимость испанских колоний в Южной Америке.
Наибольшие расхождения с реальной историей на тихоокеанском побережье Южной Америки случились в Эквадоре. Президент этого государства, Габриель Гарсиа Морено, был упертым консерватором, клерикалом и где-то даже монархистом, происходившим из знатного испанского рода. Соответственно, при его правлении Эквадор считался своего рода «засланным казачком» среди государств Латинской Америки, особенно у тамошних либералов, сильно не любивших Морено. Существовала либеральная оппозиция и внутри страны, поддерживаемая соседями — Колумбией и Перу, одно время подумывавшими о разделе Эквадора. Соответственно, сам Гарсиа Морено, понимая уязвимость своего положения, искал возможность обрести сильного покровителя за пределами Латинской Америки. В первое президентство он рассматривал в качестве такого покровителя Францию, рассматривая возможность превращения Эквадора в протекторат Второй империи. Во второе президентство, когда Франция уже потерпела поражение от Германии, Морено стал ориентироваться на Британию, КША и Мексиканскую империю, завязав тесные связи со всеми этим государствами. Фактически Эквадор попал под коллективный протекторат этих трех держав, следствием чего стало формирование его охраны из демобилизованных конфедератов ( преимущественно католического вероисповедания, тесно связанных с «скотоводческими баронами» юго-запада КША и Мексиканской империей). Именно эта охрана в 1875-м году предотвратила РИ-покушения на Гарсиа Морено, совершенное колумбийцем Фаустино Райо. Данный факт сильно испортил отношения Эквадора с Колумбией – и без того небезоблачные,- и предопределило вмешательство Морено в начавшуюся в Колумбии гражданскую войну 1876-77 гг, где консерваторы подняли мятеж против либерального правительства из-за закона о школьном образовании. Морено поддержал клерикальных повстанцев и вдохновлявших их епископов, вторгнувшись в провинции Нариньо, Каука и Потумайо. Здесь было создано консервативное правительство, оппозиционное либеральному правительству в Боготе, устоявшее даже когда остальные мятежники были задавлены по всей стране. Колумбия пыталась силой задавить «оккупированные территории», но мексикано-конфедератская гвардия Морено разбила правительственные армии, вынудив отступить либеральных колумбийцев. Территории были возвращены Колумбии лишь после гражданской войны 1884-85 года, когда к власти в Колумбии пришло более консервативное правительство.
Тогда же Гарсия Морено объявил себя королем Эквадора, для чего Британия даже вернула ему подаренную им в 1962 году инкскую корону. В 1890 году Морено скончался и на престол взошел его сын Габриэль Гарсия, женатый на испанской инфанте Эльвире.
Пока еще был жив Морено, он поддержал Чили в детерменистичной Тихоокеанской войне 1879-83 гг. Война шла, в общем и целом, схоже с реальной, разве что здесь Перу не поддерживали США, а КША, как и Британия, склонялись к поддержке Чили. Во многом это делалось в пику Франции, с которой в описываемый момент у Британии были не лучшие отношения – из-за колониального соперничества в Северной и Западной Африке, — и которая поддерживала Перу. Собственно в южной Америке чилийцев поддерживала Бразильская империя, а перуанско-боливийский альянс – Аргентина. Как и в РИ перуанско-боливийские войска были разбиты чилийцами оккупировавшими города Такну и Арику – но здесь они полностью и безоговорочно перешли Чили, без всяких компромиссов типа плебисцитов и арбитражей. Перуанцам это все не понравилось и они рассчитывали на реванш в будущем.
Меж тем, на рубеже веков в Колумбии разразилась детерменистичная Тысячедневная война между правящими консерваторами и оппозиционными либералами. Война шла не менее ожесточенно, чем в РИ и точно также в нее вмешивались иностранные державы, в том числе и соседи Колумбии. На стороне консерваторов выступил Эквадор, на стороне либералов – Венесуэла, президентом которой был либерал Чиприано Кастро. Последний считал себя новым Симоном Боливаром, чья миссия состояла в том, чтобы освободить всю Южную Америку от «реакционных» правительств и создать совместно с Эквадором и Колумбией «Боливарианскую Конфедерацию». Результатом этого стала интервенционистская политика в соседних странах – в том числе и в Колумбии. Венесуэльское вмешательство оказалось весьма кстати – либералы в Колумбии уже были на грани поражения, спасти их могло только чудо. В результате венесуэльского вторжения, либеральное правительство удержалось у власти, но ему пришлось распрощаться с рядом территорий: при поддержке КША и Колумбии свою независимость провозгласила Панама, а острова Сан-Андрес-и-Провиденсия стали британским протекторатом. На юге Эквадор оккупировал провинции Нариньо, Каука и Потумайо окончательно присоединив их к себе. Самой Колумбии пришлось пожертвовать своей независимостью, объединившись с Венесуэлой в означенную Конфедерацию. Это произошло в 1903 году, но уже в 1910 году, после свержения Кастро (при активном участии КША и европейских держав). Конфедерация распалась в результате очередного мятежа консерваторов в Колумбии.
Гражданская война в Колумбии
Первая мировая война прошла мимо тихоокеанского побережья Южной Америки, если не считать чисто символического объявления войны Германии Эквадорским («Андским») Королевством. Однако пламя европейских революций перекинулось и сюда, как обычно бывает в Латине, смешав идеи прогресса и социальной справедливости с идеями национального освобождения, плавно перерастающего в национализм, реваншизм и экспансионизм. Перу, все еще переживающая из-за национального унижения оказалось питательной средой для подобных идей. В 1921 году здесь было свергнуто правительство «Аристократической Республики» и, после ряда сменивших друг друга либеральных правительств в 1927 году к власти пришла так называемая «Революционная хунта национального спасения» ориентировавшаяся на Германию и Аргентину, где к власти вновь пришло правительство Иригойена. В 1929 году был создан «Тройственный Альянс» Боливии, Аргентины и Перу, заточенный против Чили и Эквадора.
В 1930 году правительство Перу поставило перед Чили вопрос о возвращении Такны и Арики, но получив решительный отказ, развязало войну. Чили и Эквадор традиционно поддерживали Британия, КША и Мексика, тогда как их противников – Германия. Кстати, немало немецких эмигрантов осело в Латинской Америке и собо теплый прием был им оказан именно в Чили, где еще жива была память об Эмиле Кернере, бывшем генеральным инспекторе чилийской армии. Немало кайзеровских офицеров осело и в Чили и в Эквадоре, тогда как Перу «Революционной Хунты» было не лучшим местом для германских «контрреволюционеров».
«Третья тихоокеанская война» шла с 1930 по 1933 год и закончилась сокрушительным поражением «Тройственного альянса». Чили захватило у Перу еще три провинции – Арекипо, Пуно и Мокегуа, а у Аргентины — ее часть Огненной Земли. Эквадор оккупировал перуанские провинции Тумбес и Пиора. Боливия же потеряла часть Гран-Чако, когда Парагвай, заключивший соответствующий договор с Чили ударил Боливии в спину.
Поражение в войне привело к падению «прогрессивных правительств» и «революционных хунт» в Аргентине и Боливии – на их место пришли «реакционные диктатуры». Эквадор укрепил свое положение в Южной Америке, также как и Чили, сменившее Аргентину в роли «второй державы на континенте». Незадолго до войны к власти в Чили пришла так называемая «Националистическая партия», во главе с Франсиско Антония Эскиной. Государственной идеологией Чили стали идеи Николаса Паласиоса, называвшего чилийцев лучшей расой в Южной Америке, соединившей кровь вестготов (якобы в Чили селились испанцы с наибольшим процентом германской крови) и мапуче, «двух народов-воинов». В годы войны против Перу это эта теория была взята на вооружение как обоснование перуано-чилийского противостояния ( храбрые мапуче против инков-империалистов) и засилья немецких офицеров в армии Чили.
Франсиско Антонио Эскина
Восходящее солнце Африки
В те же годы разгоралась война и на другом континенте – в Африке, точнее в Эфиопии. В этой стране развилка сработала еще в 19-м веке: детерменистично разразившаяся итало-эфиопская война протекала по отличному от РИ-сценарию. В частности здесь Россия, в которой продолжал править Александр Третий, ограничилась лишь моральной поддержкой– без поставок оружия, советников и «добровольцев» Эфиопии. Более проитальянской оказалась позиция Британии, поддерживавшей некоторых региональных феодалов против центрального правительства, вынуждая эфиопскую армию отвлекать свои силы с итальянского направления. Все это предопределило финальное поражение эфиопов, повлекшее за собой признание Уччальского договора в удобной для эфиопов трактовке. Фактически это означало мягкий протекторат Италии над Эфиопией, в которой сохранили большую самостоятельность местные династии, чисто формально подчиненные негусу – такие как Тато Гаки Шерочо, правитель царства Каффа. Сам Менелик, не выдержав позора поражения, вскоре отрекся от престола и на Эфиопский престол взошел его малолетний внук Иясу. Регентом при нем стал считавшийся лояльным Италии султан Аусса, Мухаммед ибн Ханфере. Все это вызвало немалое возмущение в стране, подозревавшей, что таким образом пытаются обратить императора в ислам. Это беспокойство разделяли и Франция с Россией, опасавшиеся вовлечения Эфиопии в орбиту турецкого, а значит и германского влияния. С вступлением Италии в войну султан Мухаммед был отстранен от регентства, под предлогом достижения Иясу совершеннолетия. В скором времени Османская империя полностью дезинтегрировалась, в Центральных державах были провозглашены Коммуны и актуальность вражеского проникновения в регион была на какое-то время снята с повестки дня.
Иясу V
Но оставались противоречия внутри самой Эфиопии – слухи о склонности Иясу к исламу никуда не делись, также как и оппозиция со стороны антиитальянски настроенных феодалов. Эти настроения подогревались Францией и Британией, уже обеспокоенных имперскими амбициями Италии, ставшими особенно выпуклыми с началом войны в Испании. Однако не только европейские страны проявляли интерес к событиям в Эфиопии – внимание к ним проявлял молодой «африканский лев», Королевство Дагомея и особенно Японская империя, служившая примером для всех неевропейских стран, как образец «модернизации без вестернизации». Сама Япония с приобретением обширной сферы влияния в Восточной Азии, начала проявлять интерес к экспансии и в иных регионах. Интерес к Эфиопии в стране появился давно — с особенно когда дочь императора Менелика Заудиту, покинула Эфиопию, опасаясь за свою жизнь после отречения и последовавшей за ним смертью отца. Какое-то время она путешествовала по Европе и Америке, потом в 1903 году осела в Японии, попав в разработку местных военных. Там и состоялся брак 28-летней наследницы Менелика с принцем Такэда-но-мия Цунэхиса, представителем одной из младших ветвей японской императорской фамилии. Именно этот принц, в данной АИ счастливо избежавшей смерти от испанки, использовав имя, а главное – происхождение супруги, стал одним из главных инициаторов вмешательства Японии в поднявшееся в 1924 году восстание эфиопских феодалов враждебных императору Иясу и итальянскому протекторату.
Восстание началось в области Тиграи, у границ Итальянской Эритери, отрезав ее от центральных областей Эфиопии. Меж тем, в стране «как-то» ( на самом деле через Французское Сомали) появилась императрица Заудиту с мужем, а с ним и внушительный японский контингент. Официальный Токио, в ответ на жалобы итальянской стороны, невозмутимо отвечал, что данное вторжение есть частная инициатива принца, выступившего на стороне законных притязаний законной супруги, а его японские солдаты – простые «добровольцы». Поддержавшие Заудиту расы объявили ее истинной наследницей Менелика, в противовес итальянской марионетке и «тайному мусульманину» Ийсу. Очень скоро восстание охватило обширные области Эфиопии, включая и столицу, что быстро захваченную сторонниками Заудиту. Одновременно эфиопам (и поддерживающим их японцам) удался и еще один смелый маневр – в марте 1925 эфиопо-японские войска внезапным наскоком захватили эритрейский порт Асэб. Для Италии этот захват оказался знатной пощечиной: именно этот порт был первым владением Италии в здешних водах, городом, с которого, собственно и началась Итальянская Эритрея. Однако отбить его быстро у итальянцев не получилось – они все еще воевали в Испании, так что большая часть итальянских войск была скована в Средиземноморье. Лишь весной 1926 года итальянцы смогли перебросить в Эритрею значительные силы, однако теперь момент был упущен: большая часть Эфиопии оказалась под контролем эфиопов и их японских союзников, которых становилось все больше и больше. Благо теперь их не было надобности скрывать при посредничестве «третьих стран»- через захваченный Асэб, откуда активно шло наступление на территории собственно Эритреи, в Эфиопию потоком шло японское оружие, техника и «добровольцы». Не только японские – с лета 1926 года к ним присоединились и «добровольцы» из Дагомеи, как братская помощь «От Западной Африканской Империи Восточной».
Война шла с 1925 по 1928 годы и закончилась сокрушительным поражением Италии, даже двумя – первое состоялось на море у островов Дахлак, где японский подводный флот ( никто так внятно и не смог ответить откуда он у «добровольцев») сначала пустил на дно итальянский транспорт, сорвав прибытие подкреплений. После этого японский десант занял Массауа, установив связь с войсками Раса Тиграи и отрезав от побережья итальянский корпус, наступавший на Аддис-Абебу. У стен эфиопской столицы итальянцы потерпели второе, еще более сокрушительное поражение. Меж тем начались восстания кланов Итальянского Сомали, у которых неожиданно появились вполне современные винтовки и в Риме поняли, что надо спешно спасать, то что осталось. 23 марта 1928 года был подписан мир, где итальянцы признавали Заудиту императрицей Эфиопии. Иясу к тому времени попал в плен и как-то странно умер, так что Рим лишился мало-мальски внятного обоснования войны в Эфиопии. Взамен итальянцам возвращалась Эритрея ( кроме Асэба) и выплачивалась солидная компенсация.
Эфиопия обрела независимость, но фактически итальянский протекторат сменился на японский, посредством слияния «потомков Аматэрасу» и «потомков Соломона» в новую династию. После смерти в 1930 году так и оставшейся бездетной Заудиту, принц Цунэхиса женился на ее племяннице, внучке Менелика Вейзиро – в этой АИ она покинула Эфиопию вместе с теткой, не испытала всех прелестей раннего брака и не умерла от родов в 12 лет. Несмотря на зрелый возраст супругов ( ему было 48, а ей 37), тем не менее им удалось зачать наследника престола на следующий год после свадьбы. Укрепив тем самым свое положение, принц принялся за масштабную программу укрепления связей между Японией и Эфиопией (организация в Эфиопии плантаций хлопчатника и других технических культур, переселение в Эфиопию миллиона японских поселенцев и так далее).
Королевство Одинокой Звезды
Война в Испании и участие в ней «добровольцев» с юго-запада КША усугубила объективно нараставшие противоречия среди конфедератов. Как уже говорилось юго-запад,- прежде всего Техас, — находился в «особых отношениях» с Мексиканской Империей, многие представители плантаторско-скотоводческой верхушки имели владения по обе стороны границы. Тем более, что Северная Мексика имела особый статус – формально являясь частью Империи и одновременно зоной особых интересов КША – политических и экономических, многие земли которой находились в бессрочной аренде у северных соседей. Де-факто же эта территория представляла собой некую «серую зону» не подчинявшуюся ни Ричмонду, ни Мехико. Верховодила тут землевладельческая олигархия – результат слияния богатых плантаторов и скотоводов юго-запада КША с мексиканской креольской верхушкой. Здешние богатые семейства были связаны многочисленными родственными связями, вполне осознавая себя как консолидированное целое, понимающее общность своих интересов и готовое сообща отстаивать их от любых посягательств извне. При этом данная общность вовсе не замыкалась в себе, распространяя свое влияние и дальше на юг, все больше связывая свои интересы с Мексикой, а также расположенными к югу от нее «банановыми республиками» Центральной Америки с их креольско-конфедератской верхушкой и находящимся в полурабском состоянии афро-индейско-метисным населением.
Сюда вмешивались и иные игроки – в частности те же англичане, хоть и считались союзниками Конфедерации, всегда готовы были поддержать в ней центробежные тенденции если усматривали в том для себя выгоду. А выгода в обособлении юго-запада просматривалась четко: после нахождения в Техасе богатых нефтяных месторождений. Да и местные «бароны» были непрочь сами ими распоряжаться без оглядки на Ричмонд. Который, как нетрудно догадаться, не собирался отпускать нефтяной регион.
Имелись и иные противоречия – в частности, как уже поминалось, местная верхушка, породнившись с мексиканским дворянством, сама желала обладать аристократическими титулами и проистекавшими из них привилегиями, что прямо запрещалось конституцией КША. Меж тем в Мексике все это не просто позволялось, а считалось весьма престижным, что естественно склоняло симпатии юго-западных «баронов» в сторону Империи. Именно эти симпатии и предопределили вмешательство юго-запада в испанскую гражданскую войну на стороне Мексиканской империи, при официальном нейтралитете Ричмонда. После возвращения «добровольцев» из Испании, правительство КША потребовало от властей юго-запада выдать их полиции, для проведения тщательного «расследования всех обстоятельств», включая и источники финансирования заморской экспедиции. Спонсоров также предлагалось «призвать к ответу», а поскольку таковыми были местные «бароны», то всем стало ясно, что претензии по поводу Испанской войны – всего лишь предлог для того, чтобы наконец расправиться со своенравным Юго-Западом.
Впрочем, войны хотели с обеих сторон – власти Техаса демонстративно отказались выдать «добровольцев», резонно заявив, что их действия не нарушали законы КША. Отказались они и содействовать в расследовании деятельности местных баронов – которым к тому времени выдвинули ряд еще более тяжких обвинений, нежели снаряжение «добровольцев» на войну в Испании»- вплоть до государственной измены. Более того, следователям прозрачно намекнули, что если они будут упорствовать в своих намерениях, то в Техасе с ними может случиться что-то нехорошее. В Ричмонде поняли все правильно – и объявили о готовности принудить местные власти к содействию силой – в том числе и военной. В ответ Техас объявил о вооружении ополчения, его примеру последовали и иные штаты юго-запада. Через Рио-Гранде потянулись вооружённые отряды, снаряженные тамошними родичами техасской верхушки.
23 августа 1926 года армия КША обстреляла город Ньютон на границе Техаса и Луизианы. Этот день считается официальным началом войны, получившей название «Техасской». Война шла преимущественно на восточной границе Техаса – Индейская Территория и Дезерет фактически саботировали боевые действия, что несколько сравняло изначальное неравенство сил. Однако остальная КША, включая и «Центральную Конфедерацию» были настроены карать мятежников – несмотря на то, что техасцы прямо апеллировали к примеру самой Конфедерации более чем полвека назад точно также начавшей свой выход из Союза. Чтобы избавиться от неудобных ассоциаций, пропаганда конфедератов распространяла всяческие страшилки: в них подчеркивалась грубость и алчность «скотоводческих баронов», их тяга к феодально-монархической системе правления, приписывалось стремление насадить католицизм и отторгнуть Техас в пользу Мексики. Не все кстати, было такой уж неправдой – конечно, власти Техаса и в страшном сне не подумали бы о смене веры ( религиозный вопрос старались деликатно не трогать, учитывая сложную конфессиональную ситуацию в регионе) однако связи с Мексикой и впрямь были обширными, хотя официальный Мехико, конечно же, объявил нейтралитет. Император Августин к тому времени уже скончался и на трон взошел его старший сын Максимилиано Второй, названный в честь приемного отца покойного императора. Официально он не вмешивался в войну, но без сомнения, сочувствовал мятежникам, также как и его брат Хуан, все еще лелеющий планы восхождения на испанский престол. Именно при его содействии в Техас и прилегающие окрестности потянулись отряды испанских карлистов, считавших Хуана своим законным королем, а конфедератов юго-запада – «братьями по оружию».
Однако наибольшую активность в Техасе проявил отпрыск иной ветви императорского дома Мексики – той, что представлял двоюродный брат покойного императора Августина – Сальвадор де Итурбиде. Сам Сальвадор к тому времени также пребывал в могиле, но он оставил после себя несколько дочерей, старшая из которых, Мария-Хосефа де Итурбиде, в 1897 году вышла замуж за Иоганна Георга, представителя королевского дома Саксонии. Через два года у них родился сын Альберт, который, как и его родители, жил на два континента, между Европой и Мексикой. После краха германской монархии, когда Иоганн Георг был расстрелян трибуналом Коммуны, его сын вместе с матерью окончательно перебрался в Мексику. Энергичному юноше пришлись по вкусу нравы мексикано-техасского пограничья. С 1918 года он постоянно проживал в Техасе, даже женившись на Мэри Лавинг, наследнице одного из самых влиятельных семейств Техаса. К началу Техасской войны Альберт успел повоевать в Испании и во Франции, так что опыт военного дела у него имелся. И он оказался достаточно удобной компромиссной фигурой чтобы «бароны» и плантаторы Техаса, Аризоны и Нью-Мексико сочли возможным предложить ему корону «Техасского Королевства», включившего в себя весь Юго-Запад. 16 октября 1926 года в Хюстоне прошла церемония коронации, где присутствовали, среди прочих гостей, принц Хуан и британский посланник в Мексике.
Сальвадор де Итурбиде
Первые полтора года войны шли не так уж плохо для Техаса: оборонять по сути приходилось всего лишь восточную границу, тем более, что у КША в тот момент имелись проблемы в иных регионах. Тыл техасцам надежно обеспечивала Мексиканская империя. И хотя флот КША полностью блокировал техасское побережье, разнообразные суда, без опознавательных знаков, спокойно бросали якорь в Матаморосе, где выгружалось оружие и боеприпасы для мятежников. Техасские войска, под личным командованием своего короля, бойко отбивали наскоки конфедератов, то и дело переходя в контрнаступление. Болота и сосновые леса луизиано-арканзасо-техасского пограничья стали ареной постоянных стычек, сопровождаемых сожжением ферм, убийством мирных поселенцев, насилием над женщинами и прочими сопутствующими прелестями. Почувствовав ослабление хозяев начали бунтовать негры, внося в и без того ожесточенное противостояние характерные элементы африканского колорита.
Кульминацией успехов «короля Альберта» стал состоявшийся в сентябре 1927 год дерзкий рейд через всю Луизиану, закончившийся временным захватом Нового Орлеана и сопровождавшийся крупнейшим восстанием негров за всю историю штата. И хотя вскоре техасские войска оставили город, а затем и штат, тем не менее, КША наводили тут порядок до конца года.
Данный успех подтолкнул Индейскую Территорию к выходу из состава Конфедерации и вступлению в войну на стороне Техаса – король Альберт обещал индейским вождям независимость, территориальное расширение на север, союз и дружбу.
Однако с началом 1928 года ситуация стала меняться в худшую для Техаса сторону. КША, уладив, наконец, свои проблемы в ином регионе, получила возможность сосредоточиться на мятежном Техасе. Теперь уже техасцы с большим трудом отбивались от конфедератов, уже не думая о контрнаступлении. Видя это, начали потихоньку сворачивать помощь и «дружественные страны»- в том числе и Мексика. Альберт попробовал исправить ситуацию, вмешавшись в разгоревшуюся в Империи династическую смуту. Принц Хуан попытался силой свергнуть брата и взойти на трон, после чего, используя ресурсы Империи, он планировал вновь вступить войну за испанское наследство, объединив короны по обе стороны Атлантики. Он склонил на свою сторону троюродного брата, пообещав, после восшествия на трон, полную поддержку Техаса, вплоть до интервенции – в обмен на вассальную присягу нового королевства. В границы которого, кстати, должны были войти все земли утраченные Мексикой в ходе американо-мексиканской войны.
Если вкратце – план Хауна провалился, мятеж был задушен, а сам принц схвачен и привезен в Мехико. После некоторых душевных терзаний, Максимилиано отдал приказ о его расстреле. С тех пор он полностью изменил отношение к Техасу, поддержав территориальную целостность КША и выразив готовность помочь им подавить мятеж. В обмен на военную помощь он хотел восстановление полноценного контроля Мексиканской империи над «северными территориями».
Британия, видя такое изменение конъюнктуры, также свернула помощь Техасу.
В октябре 1928 года началось полномасштабное наступление на Техас – КША с востока и Мексика с юга. В первых числах декабря армия КША заняла Индейскую территорию, жестоко поплатившуюся за свой союз с мятежниками. Альберт еще сопротивлялся – перебрасывая войска с одного фронта на другой, маневрируя и контратакуя, он удерживал мексиканцев на южном берегу Рио-Гранде и как мог замедлял движение конфедератов к Хьюстону. Как мог он и старался восполнить потери освобождая негров, индейцев, пеонов и зачисляя их в армию.
Подобные меры, мягко говоря, не способствовали популярности Альберта у местной верхушки – постепенно от него стали отворачиваться даже его верные союзники, втихомолку ведя переговоры с командованием конфедератов и мексиканцев. Произошла парочка мятежей, подавленных оставшимися верными королю войсками, а также одно покушение.
И в этот момент против Техаса открылся новый фронт.
Дезерет, хоть и являлся формально частью Конфедерации, тем не менее, пользовался широчайшей автономией, благодаря чему ему удавалось долгое время оставаться нейтральным. В то же время мормоны пристально следили за ходом военных действий, ожидая благоприятного момента для вмешательства. С королем Альбертом отношения у них не сложились – тот, проводя централизацию королевства, нет-нет, да и ущемлял мормонских поселенцев в Нью-Мексико и Аризоне, где у Церкви Святых Последних Дней к тому времени сложилась обширная диаспора. Иные из местных мормонов одновременно являлись и крупными землевладельцами, с самого начала не воспылавшими теплыми чувствами к новому королю.
В общем, в декабре 1928 года мормонское государство вступило в коалицию против Техаса.
Далее все шло быстро: в первых числах января мексиканская армия прорвала Южный фронт и начала быстрым маршем двигаться на соединение с армией КША, наступавшей с севера. Мормоны тем временем планомерно подминали западные владения Техасского Королевства. 2 февраля 1929 года мексикано-конфедератские войска, после варварской бомбардировки начали штурм Хьюстона, закончившийся 12 февраля. Король Альберт погиб средь дымящихся развалин столицы. Свою супругу, вместе с малолетним наследником он эвакуировал еще в конце 1928 года на британской подводной лодке, через Калифорнийский залив.
Техас вернулся в состав КША на правах обычного штата – там было сформировано правительство из плантаторов и «баронов», более-менее лояльных Ричмонду, сдавших конфедератам оставшихся сторонников Альберта и всех, кто считался «ненадежным». С давними техасскими вольностями было покончено – также как и с «серой зоной» в Северной Мексике, перешедшей под плотный контроль имперского правительства. Впрочем, часть местной верхушки также сохранила свои позиции на условиях полной лояльности Мехико.
С автономией Индейской территории было покончено, а сама она – оккупирована армией КША.
Зато увеличила свои размеры и влияние мормонская автономия. К западу от Техаса и до самого Тихого океана все земли подмял Дезерет. Еще с 60-х годов мормонская теократия отличалась устойчивым демографическим ростом, подстегнутым мормонским многоженством и общей религиозностью населения. Вследствие чего мормонские диаспоры, как уже говорилось, обладали немалым влиянием в указанных регионах, обеспечив тем самым относительно быстрое их присоединение к Дезерету. Местным не-мормонам предстоял суровый выбор – или эмиграция или поражение в правах ( для не-белых означавшее фактическое рабство) или принятие веры Церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней. Не так уж мало местных «баронов» приняли третий вариант, плавно влившись в элиту мормонского государства.
Медведь и Козел
Как уже ранее говорилось, КША не могли сразу подавить техасский мятеж, в том числе и потому, что были заняты в другом месте. Этим местом был остров Гаити, с давних пор представлявший несерьезную, но досадную проблему. Собственно проблему представляла западная часть острова: в восточной же части, в Доминикане, президент Буэнавентура Баэс еще в 1869 году убедил КША аннексировать республику. Баэс рассчитывал получить права штата, но сумел выбить только статус протектората. Американские плантаторы быстро выкупили большую часть земель, пригодных под плантации, некоторые породнились с креольскими семьями, другие направили сюда своих незаконнорожденных отпрысков-мулатов, помогая строить карьеру и устраивая им браки с местной мулатской верхушкой. Позже в Доминикану эмигрировало некоторое количество немецких и итальянских предпринимателей, которые слившись с уже имевшейся верхушкой, образовали местную аристократию, копирующую порядки в КША. Основой экономического могущества этих магнатов стали плантаторское хозяйство и скотоводческие латифундии.
Аналогичные порядки, пусть и с местными вариациями, развились на Кубе и Пуэрто-Рико.
Иначе обстояло дело в Республике Гаити. В годы Гражданской войны в США, президент Гаити Фабр Жеффрар поддерживал Союз, сочувствовал американским аболиционистам и принимал у себя беглых рабов, что соответствующим образом сказалось и на его отношениях с победившей КША. Установление протектората КША над Доминиканой мотивировалось, среди прочего, и возможностью нападения Гаити. Фабр к тому времени уже был свергнут генералом Сильвеном Сальнавом, который тоже долго не продержался на высшем государственном посту Гаити. Началась очередная кровавая заварушка, в которую не преминули вмешаться КША. Кончилось это тем, что в 1870 году в Гаити установилась диктатура Луи Саломона, бывшего министра «императора» Фостэна, ныне ставшим премьер-министром при его дочери Селестине провозглашенной «императрицей» Гаити. В последующие годы в новоиспеченную империю стекались чернокожие отпрыски плантаторских семейств Юга, которые, породнившись с «императорской фамилией» и местной мулатской элитой заняли доминирующие позиции в местной политике и экономике. Сюда же со временем переместились и некоторые из мулатов-плантаторов Доминиканы, где они все же считались людьми второго сорта, по сравнению с белой элитой. В игрушечной империи династии Фостэна они являлись полноправными хозяевами, исправно поставляющими продукцию своих плантаций белой «родне» в Конфедерации.
Вся эта система окончательно оформилась к началу 20 века и до поры до времени функционировала относительно исправно. Однако плантаторы Доминиканы, к тому времени уже полностью подмявшие под себя и Пуэрто-Рико, стремились распространить свою власть и на западную часть острова. Они убеждали политиков в Ричмонде, что существование «черного королевства» в Западном полушарии плохо влияет на чернокожих в Америке – и были не так уж и неправы: расовое самосознание афроамериканцев росло, вдохновляясь победами дагомейцев и эфиопов в Африке, а также отменой всех форм рабства в Бразильской Империи. Свое влияние оказывали и события в Европе. Все кончилось тем, что в 1923 году малолетний «император» был смещен, «Империя Гаити» упразднялась и присоединялась к Доминиканской Республике, в честь такого события переименованную в «Республику Экспаньола».
Все это всколыхнуло черных гаитян и ранее без всякого восторга смотревших как навязанная им элита, попирая все заветы «отцов-основателей» независимого Гаити, с потрохами продает страну расистам-рабовладельцам. Ликвидация королевства и возвращение колониального названия стало последней каплей: через несколько месяцев Гаити заполыхало огнем непрерывных восстаний. Отряды черных «революционеров» жгли усадьбы и плантации, убивали белых, мулатов и черных «предателей», разрушали инфраструктуру и вообще веселились, как могли, вспоминая славные времена Жан-Жака Дессалина и Анри Кристофа. Очень быстро волнения перекинулись и в Доминикану, где поднялись черные «контрактники» из Африки. Начались волнения и на Кубе и в Центральной Америке и даже в самих КША.
В Ричмонде какое-то время не желали вмешиваться, полагая, что наемники местных плантаторов справятся сами. Но, несмотря на драконовские меры, предпринимаемые местной элитой, окончательно восстание подавить не удалось. Меж тем назревал конфликт в Техасе, для подавления которого предполагалось использовать элитные части – ведь воевать приходилось с такими же конфедератами. Свободных войск у Ричмонда не было и тогда в чью-то светлую голову пришла идея «давить ниггеров илотами» — в Гаити направили несколько полков из Центральной Конфедерации, укомплектованной теми, кого считали «белыми второго сорта»: ирландцами, славянами, евреями, немцами, финнами. Все они были еще большими расистами, чем элита КША, мотивированными тем, что по условиям контракта, прослужив определенный срок, они могли рассчитывать на небольшую пенсию, участок земли и вообще куда более почетный статус, нежели у их собратьев, надрывавшихся на тяжелой работе.
И вот тут командование КША допустило ошибку, поставив во главе одного из полков Яна Красницкого – потомка старинного шляхетского рода, бывшего подданного Российской Империи, а позже – созданного немцами марионеточного «Королевства Польского». С провозглашением Коммуны в Германии, России и Польше, Красницкий покинул страну и волею судеб угодил в КША, где и завербовался в местную армию. Здесь его шляхетский гонор претерпел жестокое столкновение с реалиями Центральной Конфедерации, где к полякам, да и вообще славянам относились немногим лучше чем к неграм. Впрочем, конкретно к Яну относились более-менее с уважением, учитывая его воинский опыт и высокое происхождение. И все равно пребывание в Конфедерации его тяготило — особенно когда Ян узнал, что в Польше свергли Коммуну. Красницкий, разумеется, засобирался на родину, но его пыл быстро охладили, напомнив, что он подписал контракт на десять лет и обязан его отслужить. В случае же самовольного оставления своего полка Красницкий мог считаться дезертиром, к которым закон КША был весьма строг – даже к самым что ни на есть чистокровным дикси. Красницкий продолжал служить, но сердце его рвалось на родину – даже после того, как от собственно Польши остался лишь клочок восточных земель, вошедших в Государство Четырех Народов.
Так он и служил, пока на Гаити не вспыхнул мятеж и кому-то в высшем военном руководстве КША не пришла в голову идея отправить туда илотов. Яну намекнули, что в случае успешного завершения кампании, срок его службы может быть и сокращен, так что шляхтич охотно направился давить восставших негров
Что произошло с ним вскоре после высадки в Порт-о-Пренсе доподлинно неизвестно. По местной гаитянской легенде навстречу солдатам Красницкого,- преимущественно полякам, — вышла негритянская процессия с изображением вудуистской богини Эрзули Дантор ( как не трудно догадаться, вуду быстро стало идеологией восставших гаитян). Красницкий признал в богине икону Божьей Матери Ченстоховской, отождествлённой с вудуистским божеством еще во времена Гаитянской революции. Тут с Красницким и случился некий катарсис – он перешел на сторону восставших, как в свое время сделали польские легионеры Наполеона. Вместе с ними перебежали и практически все поляки, а также «илоты» иных народностей. Тех же, кто сохранил верность КША вырезали, также как и офицеров-конфедератов.
Разумеется, имелись и иные версии произошедшего, более прозаичные, но в тот момент это было и неважно. Важным оказалось то, что Красницкий сумел объединить разрозненные отряды мятежников и нанести плантаторам ряд чувствительных поражений. Его любовницей стала Аделина Бланше – красивая мулатка с зелеными глазами, жрица вуду и отпрыск боковой ветви династии Фостена. Она провозгласила Красницкого избранником Эрзули Дантор и перевоплощением Анри Кристофа, «черным императором с белой кожей». Данный расовый казус ничуть не смутил чернокожее население Гаити, с этого момента слепо шедшим за Красницким, узрев в нем своего нового бога.
В течение 1926- начале 1927 года восставшие полностью захватили бывшее Гаити, перенеся боевые действия уже и на территорию собственно Доминиканы. Новоиспеченный император уже видел себя владыкой всего острова. Ситуация облегчалась тем, что уже начался Техасский мятеж и КША, фактически, воевала на два фронта. Красницкий использовал весь свой авторитет «воплощения короля Кристофа», дабы поднять на мятеж негров КША – во многом он считается ответственным за Луизианское восстание. По сей день звучат обвинения,- пока никем не доказанные, — о координации им действий с «королем Техаса», Альбертом Первым.
Вскоре на Гаити высадились войска собственно КША, наконец-то принявших всерьез восставших рабов, но и их на первых порах преследовали неудачи. Наибольшая опасность исходила не от конфедератов, а от уроженца самого Гаити, Рафаэля Эро Мура – отпрыска «черной ветви» влиятельного семейства Муров, владевших обширными плантациями в Луизиане и Алабаме, а также на Кубе, Доминикане и Гватемале.
Рафаэль Мур был внуком Томаса Мура, один из сыновей которого имел длительную связь с мулаткой из Доминиканы, внебрачной дочерью Улиссеса Эро . Рафаэль Мур получил хорошее образование, служил в армии КША и, со временем, благодаря отцовским связям стал весьма влиятельным человеком в Доминикане. Цвет кожи, правда, не давал ему напрямую войти в «белую элиту», однако он сумел компенсировать этот недостаток глубоким знанием местного «дна», тесно сойдясь с местным криминалом: содержателями публичных домов, контрабандистами и тому подобной публикой. Используя связи семьи Рафаэль периодически покрывал кого-то из криминальной верхушки, заручаясь тем самым его поддержкой для тех или иных действий — как правило, весьма неприглядных. Также он прославился как организатор изощренных развлечений для богатой «белой публики» — тех самых, которые запрещал даже не особо строгий закон Доминиканы. Связи Рафаэля простирались не только на Доминикану, но и на Гаити, где он работал рука об руку с тамошними «черными бастардами». Все это, а также умелое распоряжение ресурсами семьи, — Эро являлся главным управляющим всех земельных владений Муров на Гаити,- сделало его самым богатым человеком острова. Как и его будущий противник Рафаэль глубоко погрузился в колдовство вуду, — как в его гаитянском, так и доминиканском варианте,- используя суеверия черных для укрепления своего влияния на них. Рафаэль любил наряжаться в черный костюм и носить темные очки, украшал свои апартаменты кладбищенской и колдовской атрибутикой, активно способствовал распространению о себе самых диких слухов. Еще до Красницкого Рафаэль Мур обзавелся собственной любовницей из жриц вуду – правда доминиканского, — Марией-Анжеликой Кастро. Она также претендовала на знатное происхождение, уходящего корнями в совсем уж седую древность – Мария-Анжелика считала себя потомком касиков Таино, правивших Гаити еще до испанцев и воплощением Анакаоны. С ее подачи Рафаэль стал участвовать в самых диких оргиях, а точнее сказать шабашах с участием молодых людей обоего пола и всех рас, а также больших змей, черных собак, свиней и козлов. Рафаэль и сам получил прозвище «Козел», без всякого уничижения – как за чрезмерную похотливость, никак не останавливаемую Марией-Анжеликой, так и за привычку появляться на этих сборищах в черной рогатой маске. Вскоре среди суеверных негров поползли суеверные слухи об оборотничестве, как самого Эро, так и его супруги. Впрочем, подобные слухи ходили и о Красницком- говорили, что он умеет превращаться в черного медведя.
Параллельно с этим Рафаэль вооружал и натаскивал отряды головорезов, которых обучали германские беженцы-офицеры. К началу восстания Эро уже стоял во главе своей личной армии, показавшей куда большую боеспособность, нежели опереточная «армия Эспаньолы». Именно Рафаэль, действуя в тесном взаимодействии с войсками Конфедерации, нанес повстанцам несколько серьезных поражений, выбил их с территории Доминиканы и перенес войну непосредственно на Гаити. Когда поражение Красницкого стало выглядеть неизбежным, КША вывели войска с острова, дабы сосредоточиться на Техасе. Добивать остатки восставших было предоставлено Эро-Муру – и тот оправдал возложенные на него ожидания, окончательно потопив в крови восстание. Его армия весьма разрослась, превратившись в самую значительную военную силу на острове. Рафаэль вел сложную игру – с одной стороны, с помощью разных интриг он сумел оторвать от Красницкого ряд черных лидеров, пообещав им разные послабления и привилегии. С другой – он вел сложные переговоры с плантаторами и военными КША, убеждая их в том, что «единая власть» на острове дело, конечно, нужное, вот только способы ее реализации были выбраны неправильные. А он, разумеется, знает как правильно.
В КША к тому времени намечались президентские выборы, кандидатом на которых был и Ричард Мур, белый кузен Эро. Финансовая поддержка Рафаэля стала одним из решающих факторов избрания Мура, который не преминул, после своей победы, помочь столь щедрому родственнику. 8 апреля 1928 года, при полном одобрении Ричмонда, Рафаэль Эро Мур совершил переворот, и провозгласил себя «Императором Объединенного Гаити». Его поддержали все «черные бастарды», ряд гаитянских лидеров, а также часть белых плантаторов, тесно связанных с семьей Муров. Совершив ряд популистских жестов в сторону черных,- таких как возвращение прежнего названия острова и помолвка собственного сына с одной из принцесс Фостенов, — Эро тем не менее обещал белой элите сохранение ее позиций на Гаити – и слово это, в общем, держал.
К тому времени гаитянское восстание было полностью подавлено, а те его лидеры, что не подались на посулы Трухильо – схвачены и жестоко казнены. Однако сам Красницкий, вместе с женой, сумел покинуть остров на бразильском крейсере. Впоследствии он объявился сначала в Африке, а потом и в Европе, где сыграл свою роль в разворачивающихся там событиях.
Но это уже совсем иная история.
Источник — http://fai.org.ru/forum/topic/45706-yuzhnyiy-triumf-ili-koshmar-karla-marksa/
