Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свою АИшку Россия Прагматическая III, и сегодня настал черед продолжения рассказа о бытие боярина Михаила Никитича Романова. Будет рассказано о борьбе за контроль над царем Петром, интригах, переворотах, и многом другом.
Содержание
Плащи и кинжалы
Внешне Михаил Никитич Романов сдался, и смирился со своей опалой и запретом посещать Москву. Однако на деле события стрелецкого бунта лишь ожесточили его. Если раньше он боролся за власть просто из принципа, то теперь к этому добавилась еще и месть. Артамона Матвеева, друга Михаила Никитича, как фактического главу клана Нарышкиных убили по приказу Софьи, она же на дух не переносила боярина Романова, и потому при ее правлении у него не было никаких шансов восстановить свое положение. Единственным выходом из сложившейся ситуации для себя и своих детей он видел в покровительстве младшему царю, Петру Алексеевичу, своему дальнему родственнику. Основательно подойдя к делу, Михаил Никитич поселился в Преображенском, где обитал царь с матерью и двором, и стал проводить там практически все свое время. Оказав протекцию и помощь деньгами, он вынудил Наталью Кирилловну, мать Петра, допустить к воспитанию царевича себя самого и своих людей, включая двух сыновей и дочь, которые учились вместе с детьми вдовствующей царицы. Впрочем, последняя постоянно мешала любым попыткам Михаила Никитича повлиять на Петра, становясь серьезной помехой.
Другой проблемой оставался второй царь, к тому же «старший», Иван Алексеевич. Несмотря на слабое здоровье, он не спешил умирать, и оставался главным козырем Милославских против Петра. В 1684 году Софья даже устроила ему брак с Прасковьей Салтыковой. Та вполне могла родить Ивану мальчика, и тогда Петра легко бы отлучили от наследования, а то и вовсе от царской короны, что значило бы проигрыш и Нарышкиных, и Михаила Никитича Романова. Особенно болезненной оказалась реакция царицы Натальи Кирилловны, чью паранойю стало активно подогревать окружение. А затем, 4 февраля 1685 года, в Преображенское пришли тревожные вести из Москвы – «старший» царь скончался. Он уже давно болел хроническим скорбутом, да к тому же страдал от эпилепсии. Последняя его и убила – припадок случился на глазах его жены. Осмотр врачей также подтвердил ненасильственную смерть Ивана, но Софья уже закусила удила и устроила следствие. Никакой конкретной информации по поводу насильственной смерти старшего царя поначалу не обнаружилось, но слухи твердо выводили в качестве заказчицы убийства Наталю Кирилловну. Идя по цепочке слухов, гончие Софьи в конце концов нашли вероятных исполнителей, которые могли подмешать яд в пищу Ивана, но когда дошла очередь до их поимки – их и след простыл.
Обвинять кого-либо в убийстве Иоанна не получалось, так как не было никаких конкретных доказательств, а преступление казалось слишком уж серьезным. Даже стрельцы, забурлившие было по поводу произошедшего, не решались идти на Преображенское [1], а уж идея о том, что в убийстве могла быть замешана Наталья Кирилловна, или вовсе боярин Романов, даже в опале оставшийся довольно популярной фигурой в Москве, казалась дикой, невозможной. Наказать виновных, да и найти их с уверенностью у Софьи не вышло, потому она, казалось, проглотила столь серьезный удар по позициям Милославских, и осталась регентом лишь при одном царе – Петре Алексеевиче. При этом она потребовала контроля над его воспитанием, но тут уже Наталья Кирилловна вместе с Михаилом Никитичем встали на защиту своих интересов. Попытка вновь поднять против Преображенского стрельцов не удалась, так как среди стрельцов пошел слух, что Софья таким образом хочет убить и Петра, чтобы стать единоличной правительницей в стране. При этом сам Романов активно старался примирить Нарышкиных и Милославских, в то время как Наталья Кирилловна, вдруг оказавшись на коне, заняла высокомерную позицию, фактически бросив вызов Софье.
Утром 18 апреля 1685 года вдовствующую царицу Наталью Кирилловну, урожденную Нарышкину, нашли мертвой в собственной постели. Тело царицы осмотрели лишь внешне, не вскрывая, из-за чего нельзя было точно определить, умерла она насильственной смертью, или нет. Официально было объявлено, что 34-летняя женщина умерла от сердечного приступа, но в народе быстро распространились слухи о том, что на самом деле ее убили по приказу царевны-регентши Софьи, в качестве мести за якобы убийство царя Ивана. Несмотря на то, что эти слухи не получили никакого фактического подтверждения, смерть Натальи Кирилловны сильно подорвала позиции регентши и Василия Голицына в глазах народа. Восстановить их Софье так и не удалось. Впрочем, отношения между Москвой и Преображенским после этого неожиданно улучшились – после смерти вдовствующей царицы Голицыну и Романову удалось договориться о том, чтобы Петр остался под опекой последнего, и воспитывался как европейский правитель, при этом будучи целиком лишенным власти в пользу Боярской думы и царевны-регентши. Взамен Михаил Никитич отказывался от каких-либо претензий к Софье и участия в политике, обязывался выполнить ряд личных требований, и головой отвечал за судьбу теперь уже единоличного царя России. На самого Петра сильно повлияла смерть матери, он поначалу требовал мести, но в конце концов смирился с официальным приговором врачей и тем, что Наталья Кирилловна якобы умерла по естественным причинам. Его «дядька», боярин Романов, теперь без особых затруднений смог влиять на молодого царя, не встречая сопротивления со стороны его немногочисленных оставшихся родичей. На этом история с неожиданными смертями в лагерях Милославских и Нарышкиных завершилась.
Однако в 1690-е годы она неожиданно возродилась. Михаил Никитич Романов к тому моменту растерял свою популярность, многие стали его ненавидеть, и самые памятливые, циничные и умные стали вдруг говорить о том, что смерть царя Ивана Алексеевича и вдовствующей царицы Натальи Кирилловны не были естественными, как и не были результатом борьбы между кланами Милославских и Нарышкиных. В этих двух смертях они обвинили именно боярина Романова, которому они были чрезвычайно выгодны – ведь после них он смог свободно контролировать единственного несовершеннолетнего царя, убрав и его родственника-конкурента, и упрямую мать, попутно нанеся большой удар по престижу Софьи. У такого жестокого, коварного и амбициозного человека вполне хватило бы и средств, и ума, и дипломатических талантов для того, чтобы провернуть столь масштабное дело. Одни говорили о том, что он одним лишь словом склонил Наталью к действиям, а затем разбросал доказательства против нее перед ищейками, чтобы Софья решилась на ответную месть; другие утверждали, что Ивана убил именно Михаил Никитич, а затем перевел стрелки на вдовствующую царицу. Третьи вовсе были уверены в том, что оба убийства были делом непосредственно людей боярина Романова, а все слухи в сторону Натальи Кирилловны и Софьи он попросту сфабриковал. Официально эти конспирологические версии так и остались не более чем версиями. Сам царь Петр относился к ним очень негативно, и впадал в гнев, если лично встречал намеки на них. Историки также склоняются к тому, что обвинения в сторону Михаила Романова голословны, и не подтверждаются ничем, кроме общих теорий [2]. Как бы то ни было, но история, связанная со смертями царя Ивана II и вдовствующей царицы Натальи Кирилловны, осталась одной из самых мрачных, запутанных и до сих пор нераскрытых загадок в истории России конца XVII века.
Молодой царь
Пока взрослые вовсю воевали между собой, юный Петр Алексеевич рос и мужал в Преображенском. К великому удовольствию своего главного воспитателя и покровителя, «дядьки» Михаила Никитича Романова, младший царь России с юных лет проявил себя человеком неординарным. Он был достаточно умен, чрезвычайно упорен, если не упрям, гиперактивен, что, впрочем, приводило к частым переменам настроения. Несмотря на нервные тики и приступы мигрени, Петр постоянно находился в деле, и даже в жаркие летние дни требовал постоянного действия, из-за чего окружение за ним редко поспевало. Он получил отличное обучение, самое лучшее, которое смог ему обеспечить дядька Михаил Никитич. Вместе с Петром училась его младшая сестра, Наталья, а также дети самого боярина Романова – сыновья Роман и Никита, и дочь Екатерина. Обучение мальчиков вместе с девочками было диковинкой по меркам России того времени, как и женское образование вообще, но именно эта диковинка в результате помогала гиперактивному Петру больше времени проводить в учебном классе. Там его учили всем возможным наукам, сочетая теорию с практикой. Ряд занятий проводил сам Михаил Никитич, который главной своей целью посчитал привитие молодому царю системности мышления и планомерного подхода к решению задач, что стало прекрасным дополнением к аналитическим способностям Петра. Еще одним требованием воспитателя стали экзамены – специальные проверки полученных знаний, как в теории, так и на практике. Они касались всего – от математики и грамоты до упражнений с ружьем и управлению парусами на ботике, который Михаил подарил своему воспитаннику. Как и системность мышления, экзамены эти окажут большое влияние на характер и действия царя в будущем, и свои «преображенские экзамены» Петр в дальнейшем будет вспоминать с теплотой, и станет внедрять их аналоги во многих сферах жизни государства. Сам Михаил Никитич постепенно превращался для Петра в строгого, но доброго отца, единомышленника и наставника, а его дети даже на официальном уровне именовались царем как «мои братья и сестры».
Куда веселее было Петру на занятиях с Потешным войском. Создано оно было еще при Алексее Михайловиче, когда царевичу было всего 4 года. Уже тогда отец увидел в мальчике военные задатки, и решил позволить изучать ему военную науку на практике. В результате этого в Преображенском была сформирована армия в миниатюре – войска с артиллерией, крепость Прешбург, потешная флотилия. Петр с жадностью поглощал все военные знания – и теоретические, и практические, играя роль то полководца, то рядового солдата. Занимаясь с потешными солдатами изучением армейских дел, он не забывал и про военно-морскую науку, к которой у него проявилась неожиданная страсть. В 1687 году он даже уговорил дядьку Михаила отправиться с ним на север, в Архангельск, чтобы покататься там на кораблях. Короткое плавание на китобойном гукоре в компании бывалых моряков стало одним из самых счастливых моментов его юношеских лет. Во всем этом проявлялись две важные отличительные черты Петра. Во-первых, он стремился лично опробовать все, каждую деталь, каждый прием, и потому знал, как все вокруг него работает, и чего можно требовать от людей. Во-вторых, практическим навыкам он обучался фантастически быстро – управление тем же парусным ботиком он освоил менее чем за день. Правда, эта быстрая обучаемость и неуемная натура царя требовала искать все новые и новые впечатления, задачи, вызовы. Вскоре русские советники и специалисты при царе достигли пика своих возможностей, и он отправился искать иноземных специалистов в Кукуй, или же Немецкую слободу.
С Немецкой слободой он был знаком еще с начала своей Преображенской жизни – Михаил Никитич отвез своего воспитанника туда, чтобы хотя бы в общих чертах познакомить молодого царя с Европой. Она завораживала своей чистотой, опрятностью, приветливостью лиц и свободным общением ее жителей, которые, в отличие от большинства русских, не раболепствовали перед русским государем. Первые несколько лет Петр появлялся там довольно редко, но по мере взросления стал заходить туда все чаще и чаще. Поначалу его привлекали специалисты из разных областей, которые жили там, но вскоре из числа местных у него появились и друзья. Среди них был Франц Лефорт – швейцарский военный в отставке, Александр Меншиков, который некогда был слугой Лефорта, а затем стал денщиком Петра и самым верным его соратником. Появились среди его друзей и молодые девушки, с которыми он стал знакомиться весьма близко, вроде Елены Фадемрех или Анны Монс, которая в дальнейшем станет его фавориткой. Как и многие молодые люди во все времена, Петр пристрастился к выпивке и гуляньям, и с каждым разом попойки становились все масштабнее и разнузданнее. Однако за пьяным угаром он не терял ни своих способностей, ни самой сути Кукуя. Чем больше Петр посещал Немецкую слободу, тем больше он расспрашивал Михаила Никитича о Европе, в которой той был в молодые годы, и сам рвался туда, стремясь самостоятельно познакомиться с Западом. Пока же, имея ограниченный к нему доступ, он прилагал максимальные усилия к тому, чтобы усвоить все доступное в слободе.
Так государь Петр Алексеевич постепенно взрослел. В работе он был серьезен, упорен, трудолюбив, но в моменты отдыха для него не существовало ограничений и запретов, что, впрочем, можно было списать на сочетание возраста и гиперактивности. К 1689 году он уже имел нескольких любовниц на Кукуе, обильный список озорных дел и ошибок, за которые Михаил Никитич не стеснялся отчитывать юнца. При этом рядом с Петром уже сформировался круг единомышленников, и группа ближайших сторонников, советников и друзей – Лефорт, Роман Михайлович Романов, Александр Меншиков, Алексей Бровкин, выходец из незнатной семьи, которая превратилась в зажиточных купцов благодаря поддержке боярина Михаила Никитича [3]. За ними шли десятки молодых русских дворян, готовых на все, а еще дальше – сотни потешных войск, которые к тому моменту по боевым качествам и вооружению не уступали регулярным европейским войскам. Приближался тот момент, когда Петру предстояло взять на себя всю полноту власти, отобрав ее у сестры Софьи. Оставалась лишь одна формальность – женитьба на знатной русской княжне. Охочий до женщин, успевший сменить много для 17-летнего юноши любовниц, он был согласен жениться лишь на одной-единственной девушке – дочери своего воспитателя, Екатерине Михайловне Романовой, которую уже хорошо знал, и которая разделяла многие его увлечения и идеи. Само собой, что Михаил Никитич был не против, особенно с учетом того, что он и сам планировал такой брак. Пышная свадьба состоялась 27 января 1689 года, в честь этого боярин Романов за свой счет подарил жителям Москвы и стрельцам выпивку и развлечения, в результате которых город гудел несколько дней. Теперь и жители столицы знали, что Петр по всем обычаям готов вступить в свои полные права единоличного царского правления.
Падение Софьи и Василия Голицына
У Софьи и ее фаворита, князя Василия Голицына, дела к тому моменту обстояли далеко не самым лучшим образом. Гонения против старообрядцев усилили социальное напряжение в стране, участились волнения, а на дорогах стало больше разбойников. Репутация Софьи быстро испортилась, в том числе благодаря усилиям Михаила Романова, и власть ее держалась по сути на одних лишь бердышах стрельцов – их полки целиком контролировались царевной, во главе были поставлены верные люди, а стрелецким приказом заведовал Федор Шакловитый, преданный ей как пес. Правда, те же стрельцы, ревностно охранявшие ее власть, наотрез отказывались предпринимать меры против Преображенского и сидящих там Петра с боярином Романовым, что временами приводило Софью в бешенство. Несмотря на успешно заключенный «Вечный мир» с Речью Посполитой, во внешней политике последовал ряд ошибок, самой крупной из которых стала отправка в Париж русского посольства с предложением присоединиться к антитурецкому союзу – в то время, когда Франция оставалась постоянным и надежным союзником Османской империи, из-за чего русских дипломатов в Европе попросту подняли на смех [4].
В то же время, сама Россия присоединилась к антитурецкой Священной лиге, и теперь ей требовалось отправиться в поход против турок, а точнее – против их вассалов, крымских татар. Великий поход должен был возглавить Василий Голицын, который таким образом надеялся укрепить свои позиции и позиции Софьи. На сбор войска потребовалась огромная сумма денег, и значительную их часть выжали из боярина Михаила Романова, который был вынужден таким образом покупать свое опекунство над молодым царем, да и собственную безопасность и неприкосновенность тоже. Однако сам поход, совершенный в 1687 году, провалился, обернувшись огромными людскими потерями при посредственных результатах. Василий Голицын оказался никудышным полководцем, а война в степи требовала иного подхода, а не того прямолинейного удара по Перекопу, который выбрали русские. Несмотря на неудачу, в 1689 году поход повторился, и результат его оказался лишь немногим лучше. Два этих провала сильно подорвали и без того небольшую популярность Софьи, в результате чего уже даже ближние бояре стали требовать завершения ее регентства и вступления в полные права Петра Алексеевича. Тем не менее, Софья все еще держалась за власть, надеясь, что контроля над стрелецкими полками ей хватит. Между Москвой и Преображенским стало нарастать напряжение. К концу лета для регентши ситуация становилась безвыходной – ей оставалось или отказаться от своего положения и власти, или же бороться до конца, устранив непосредственную преграду, т.е. самого Петра, в результате чего она бы становилась непосредственной наследницей царской короны.
В ночь с 8 на 9 августа в Преображенское прискакали стрельцы, верные царю, которые предупредили его о готовящемся заговоре. Петр едва не сорвался с места, чтобы сбежать в Троице-Сергиеву лавру, под защиту стен и пушек, но уроки Михаила Никитича Романова давали о себе знать – он все же взял себя в руки, и стал руководить сборами потешных войск и своей семьи. В полном порядке они, во главе с боярином и царем, двинулись в лавру, и там сели в осаду. Это стало прямым вызовом Москве, и начались приготовления к кровопролитной борьбе за власть. Софья вдруг оказалась не готова к жесткому противостоянию, и пыталась уладить дело дипломатией – но это привело лишь к началу оттока людей от нее, который возглавил патриарх Иоаким. Попытка лично отправиться на переговоры с Петром также провалилась – верные люди царя попросту развернули ее, а боярин Троекуров, руководивший ими, заявил, что если Софья будет упорствовать – ее силой вернут в столицу. После этого провала от нее откололся даже Василий Голицын, отправившийся в свое имение в Медведково. Генерал Патрик Гордон, старый знакомый и друг как Франца Лефорта, так и Михаила Романова, вскоре увел в Воздвиженское, где была расположена Лавра, все полки нового строя в полном составе. Бояре массово переходили на сторону Петра, за ними следовали и стрельцы. В конце концов, стрельцы по требованию царя захватили и перевезли в Воздвиженское Федора Шакловитого, которого лишь по просьбе Михаила Романова не казнили на месте. В конце концов, лишившись всех сторонников, Софья сдалась, и была посажена под домашний арест. Ряд ее сторонников, включая Василия Голицына, были взяты под стражу.
Однако на этом все лишь начиналось. Преображенский приказ, созданный для управления двумя потешными полками, заработал в качестве дознавательного органа, и все главные сторонники Софьи стали по очереди, а иногда и одновременно проходить через пыточные. Федор Шакловитый, которого пощадили ранее в Воздвиженском, пожалел, что его тогда по-быстрому не казнили – ведь именно для этого Михаил Романов и просил пощадить самого верного сторонника Софьи. Измученный пытками, он в конце концов сознался, что организовал отравление царицы Натальи Кирилловны по указке Василия Голицына, но настоял на том, что Софья этого не знала, хотя оба мужчины действовали в ее интересах. Сам Голицын ни в чем не сознавался, но это его не спасло – князя и Шакловитого четвертовали, еще дюжине причастных отсекли головы [5]. Софью насильно постригли в монахини и поместили в Новодевичий монастырь, под надзор военного караула. Лишь после этого суда и выяснения истины (по крайней мере, ее части) Петр смог наконец-то сосредоточить свое внимание на более насущных делах – ведь после смещения регентши он теперь являлся царем, и должен был править большим государством, которое к тому же находилось в состоянии войны.
Князь-кесарь и первая волна реформ
Впрочем, в начале осени 1689 года Петр оказался еще не готов принять на себя всю полноту государственной власти, и стал единоличным правителем России лишь номинально. Фактически же правителем в государстве стал Михаил Никитич Романов, для которого был придуман особый пост князя-кесаря. Пока Петр завершал свое обучение, готовился к своим свершениям и доживал последние юношеские годы, лишенные больших забот, именно князь-кесарь управлял страной. При этом он решил сделать все, чтобы облегчить жизнь царю в будущем, и задумал масштабный план реформ в области государственного устройства, управления, финансов, и много другого. Он собирался подарить России то, в чем она могла бы резко догнать, а то и встать во главе Европы – четкую иерархическую структуру власти, организацию государства снизу и доверху, основанную на рационализме и практичности, а не традициях и реверансах в пользу местных прав. Эти материи для Петра были хоть уже и понятными, но еще недостаточно интересными и осязаемыми, потому в этих реформах он целиком доверился своему приемному отцу.
В первую очередь князь-кесарь приступил к решению кадрового вопроса, так как для всех последующих реформ требовались в первую очередь образованные люди. С этим возникла главная проблема, так как количество образованных людей в России на тот момент было очень невелико, и даже многие дворяне оставались неграмотными, претендуя при этом на определенные места в правительстве. Пришлось проводить ревизию всех кадров, которые умели читать, писать и считать в необходимом объеме, и отбросить разницу между различными сословиями, что сам царь вполне приветствовал. К управленческим постам были допущены не только дворяне, но и поповские дети с разночинцами. Кроме того, для важных постов стали наниматься иноземные специалисты. Худо-бедно удалось наскрести нужное для реформ количество людей, но лишь на первый этап – в результате чего быстро потребовалась реформа образования. Для подготовки государевых людей, т.е. чиновников, в Москве была значительно расширена Славяно-греко-латинская академия, а из собственных кадровых школ, созданных еще несколько десятилетий назад, Михаил Романов основал первый на Руси университет – Московский государственный (МГУ). Расширили также и Киево-Могилянскую академию. Средства для этой «образовательной» реформы более чем на половину брались из личных капиталов князя-кесаря, так как возможности государственной казны были ограничены. Поиск кадров и эта реформа заняли довольно много времени, в результате чего начало масштабных реформ было отложено до 1692 года, когда они посыпались как из рога изобилия.
Первой крупной реформой стала реформа государственного управления. Старая система приказов в свое время был весьма эффективной, но к концу XVII века уже успела устареть. Требовались новые механизмы управления, централизованно-иерархические, с четкой специализацией. Первоначально планировалось взять за образец шведские коллегии, но их структура показалась князю-кесарю недостаточно совершенной, потому за образец были взяты правительства некоторых германских государств, а также бюрократическая империя Людовика XIV. Вместо приказов были созданы министерства, отвечавшие каждое за какую-то конкретную сферу деятельности. Возглавляли их министры. Кроме того, министерства делились на канцелярии, которые отвечали уже за решение более узких вопросов в рамках сферы деятельности своих министерств. Все министры, плюс патриарх, глава Преображенского приказа, созданного для политического сыска самим Петром в 1690 году, и сохранившего старое название, и особые советники государя, формировали Верховный Совет, который непосредственно отвечал за управление государством. Главой этого Совета считался сам царь, в его отсутствие вопросами управления занимался князь-кесарь, ставший официально главой правительства. Новая система была куда эффективнее приказов, могла быстрее реагировать на вызовы «снизу», и лучше подходила для управления государством и дальнейших реформ.
Вслед за этим последовала реформа административного устройства государства. На смену старой системы уделов пришла четкая иерархическая структура «община – волость – уезд – губерния». Для централизованного управления в стране при любых раскладах не хватало кадров, потому пришлось сделать определенные реверансы в пользу местного самоуправления – общины и волости фактически делались самоуправляемыми единицами, с выборными общинными и волостными старостами. Города также получали собственное внутреннее самоуправление, исходящее от выборного градоначальника, и приравнивались по статусу к волостям. Единственным исключением из этого правила была Москва, которая приравнивалась к уезду, и чей градоначальник назначался централизованно, т.е. правительством. Соответственно уезды и губернии также управлялись непосредственно из центра, и их главы (уездный начальник и генерал-губернатор) назначались из Москвы, при этом главы территориальных единиц управляли лишь гражданской сферой. Москва, а также губернские власти в случае невыполнения приказов сверху могли снимать общинных и волостных старост за неисполнение спущенных «сверху» обязательств, т.е. на уровне общин и волостей в плане самоуправления речь шла лишь о «выполняйте указы правительства, а в остальном делайте что хотите», а не о полном распоряжении местными людьми и средствами. Это делало систему административного устройства в достаточной мере централизованной и эффективной, при уменьшении нагрузку на центральные структуры. Впрочем, по меркам былых времен она оказалась еще и сложной, потому эффективно работать без постоянного контроля из центра начала лишь спустя 10-12 лет после официального внедрения. Помимо этой основной иерархии административного устройства, существовали также особые регионы – территориальные автономии (в первую очередь, вассальные государства), которые имели собственные устройства, и наместничества, которые являлись аналогом губерний, но были целиком централизованы, а наместник имел почти что диктаторские полномочия в плане управления, и часто совмещал гражданские и военные посты. Создавались наместничества для временного управления над территориями, или же контроля над недавно присоединенными территориями, еще не готовыми для полноценной системы управления.
Большая реформа была проведена в области государственных финансов. Главным действующим лицом в этой реформе стали два человека, которые совершенно не были русскими. Первым из них был Карл Ландау, немецкий еврей, переехавший сначала в Польшу, а затем и в Россию, где успел зарекомендовать себя как талантливый финансист и управленец в хозяйстве князя-кесаря. Вторым человеком был голландский эмигрант, Ян ван дер Берг, который позднее примет православие, и станет Иваном Бергом [6]. Он имел опыт работы в голландских банках, хорошо разбирался в финансовых и организационных вопросах, и что самое главное – обладал аналитическим умом, что позволяло выявлять конкретные отличия условий в России и Западной Европе, и определять необходимые способы решения насущных проблем. В весьма специфических условиях, когда требовалось срочно пополнить казну, а иностранные займы были недоступны, они пошли на снижение содержания серебра в рубле – вместо старых 42,43 граммов драгоценного металла, используемых при Софье, рубль стал содержать 32,93 грамма серебра, а количество рублей в казне заметно увеличилось. Сама казна была реорганизована, особенно по части учета доходов и расходов. Вместо старой хаотичной системы, из-за которой во многие годы было даже не ясно, сколько казна получила, а сколько потратила, была создана новая, гораздо более эффективная [7]. За все эти реформы отвечало созданное министерство финансов, которое возглавил Иван Берг.
Все эти реформы, а также новые, намеченные на будущее, требовали значительных средств, а значит и увеличения государственной казны. Одного лишь уменьшения содержания серебра в рубле оказалось мало, тем более что это запустило инфляцию, цены в стране спустя несколько лет выросли, и казны вновь стало не хватать. Одной из самых радикальных мер по пополнению бюджета стало внедрение подушной подати вместо дворовой, для чего была проведена перепись населения. Это снизило возможности для уклонения от налогов (так как в двор могли входить очень многие крестьяне, в то время как выплата со двора оставалась фиксированной) и повысило доходы казны, но также вызывало рост недовольства в народе, так как усилило налоговый гнет на рядовое население. Правда, многие недовольные принадлежали к числу тех, кто ранее благодаря лазейкам в налоговой системе не платил никакие подати вообще. Кроме того, были введены пошлины на ввоз и вывоз ряда товаров. Торговля вообще стала одной из возможностей пополнить государственный бюджет, и на увеличение положительного торгового баланса были брошены значительные силы, хотя возможности внешней торговли были сильно ограничены из-за водного режима Архангельска. Для поставок экспортных товаров в этот северный порт были созданы частные купеческие компании, а также значительно расширены промыслы и производства. Позаботился князь-кесарь и о том, чтобы Россия как можно меньше всего закупала за рубежом – началось строительство новых оружейных, железоделательных и текстильных мануфактур, были расширены поиски полезных ископаемых, из Силезии были заказаны специалисты в области овцеводства, дабы наладить собственное разведение овец в России для ткацкого дела. Была значительно упрощена торговля внутри страны, что привело к постепенному росту внутреннего торгового оборота. Для отечественных частников появилось больше возможностей основать собственное дело, будь то мануфактура, или сырьевой промысел, так как теперь требовалось вместо большого количества разрешений получить лишь одно, в соответствующей канцелярии того или иного министерства, причем для этого не обязательно было быть вельможей или даже просто дворянином. В результате всех этих мер в 1699 году доходы государства превысили отметку в 3 миллиона рублей, и продолжали увеличиваться [8].
Часть полученных за время реформ средств тут же пошла на военное дело. Еще шла война с турками, а Петр уже грезил о еще больших свершениях, и на все это требовались все новые и новые средства. Помимо финансирования кампаний царя, в первую очередь – двух Азовских, деньги также шли постройку Азовского флота в Воронеже, и постепенное создание целиком регулярной армии. В 1690-х годах необходимость перевода всей армии на постоянную основу была еще неочевидной, да и средств и необходимости для этого не хватало, потому было решено в первую очередь добиться ограниченных целей – увеличить производство оружия и боеприпасов до объемов полного самообеспечения, и четко сформировать на регулярной основе царскую гвардию. Помимо Преображенского и Семеновского полков, к ней причислили два полка старой армии, считавшихся наиболее благонадежными и боеспособными из всего стрелецкого войска. Они получили название Бутырского и Лефортова полков, в честь солдатской слободы близ Москвы, и Франца Лефорта, командовавшего вторым полком. В реформе принял активное участие один из ближайших сподвижников царя Петра и сын князя-кесаря, Роман Михайлович, который с 1689 года стал боярином Романовым-младшим, и внес в устройство гвардии несколько новшеств. Опробовать ее боевые качества предстояло уже у Азова, где она зарекомендовала себя с самой лучшей стороны, причем два «новых» полка мало в чем уступали «потешным» преображенцам и семеновцам. Был сделан также первый шаг к формированию особой лейб-гвардии, непосредственно охранявшей царя – правда, на тот момент она имела еще сугубо временный характер, и как правило задачу охраны попеременно выполняли гренадерские роты всех четырех полков полевой гвардии [9].
В целом реформы оказались весьма радикальными, и князь-кесарь быстро нажил себе врагов, и заслужил ненависть со стороны многих, даже тех, кто до 1689 года его боготворил. Особенно сильный удар по его популярности последовал среди крестьян – многие из них были недовольны подушной податью и новыми повинностями, которые вводились по мере того, как царю Петру нужны были все новые и новые ресурсы для войн. Помимо реформ, князь-кесарь стал способствовать царю в постепенной ломке старой системы, и в 1690 году, когда умер патриарх Иоаким, вмешался в избирательный процесс нового патриарха, в результате чего новым главой Русской православной церкви стал слабый Дионисий, который терял дар речи при разговорах с царем или князем-кесарем, и шел на любые уступки перед ними. Уже в 1693 году на Михаила Романова совершили покушение, которое провалилось, что вызвало волну репрессий против его политических противников, хотя заказчика покушения так и не нашли. Вплоть до своей смерти князь-кесарь Романов стал своеобразным «громоотводом» — его винили во всех грехах, во всех бедах и поборах, которые обрушились на Россию, считая, что дядька Михаил Никитич задурил царю голову, и направил на ошибочный путь. Лишь люди внимательные и опытные знали, что с каждым годом роль князя-кесаря постепенно отходила на второй план, и уже во 2-й половине 1690-х годов он выступал лишь местоблюстителем царя во время отъездов, и главой его правительства. Чем дальше, тем большую роль в управлении страной играл молодой царь, и уже после возвращения из Европы он фактически взял всю полноту власти в свои руки, окончательно осознав свою роль и судьбу в качестве правителя самого большого государства в Европе.
Примечания
- Стрельцы к тому моменту уже в значительной степени разложились, к тому же боярин Михаил Романов среди них все еще достаточно популярен, да и может за себя постоять. Наконец, помимо стрельцов есть еще полки нового строя и поместное дворянство, а те могут очень остро воспринять поход оных стрельцов на Преображенское. В общем, стрельцы вроде бы при таких раскладах должны пойти громить царское село, но из-за неясности, а также в силу всех предшествующих событий (в том числе Хованщину, когда Софья круто подавила стрелецкую вольницу), активные действия с их стороны в общем-то маловероятны.
- Официальная позиция государства такова, и точка! А вот как оно на самом деле было…. Учитывая, что в реале и Иван, и Наталья Кирилловна прожили еще много лет после 1685 года, то их насильственная смерть для нас с вами попросту очевидно. А кто кого там заказывал и убивал – сказать сложно, ибо московские интриги порой бывали очень жесткими и кровавыми, даже без стрелецких бунтов. Как, в принципе, и везде, когда шла борьба за власть между несколькими группировками.
- Не сдержался, и добавил в АИшку семейство Бровкиных из романа «Петр Великий» Алексея Толстого. Впрочем, предыстория этих Бровкиных несколько иная – в книге они поднимаются за счет того, что Алексей Бровкин с Меньшиковым попадают к Лефорту, а в АИшке все семейство благодаря предприимчивости главы семьи будет замечено боярином Михаилом Никитичем, и при его поддержке превратится в семейство купцов и промышленников.
- Суровый реал. Вообще, с таким предложением посланников в Париж в то время мог отправлять или полный профан в европейской политике, или альтернативно одаренный. Василий Голицын с Софьей были первыми. У Петра, сколько бы его не ругали, были куда более реалистичные представления о европейской политике, в которую он мог и любил играть, выбивая преференции для себя.
- Ну или Шакловитый взял на себя чужую вину, чтобы его поскорее казнили, и не пытали дальше, что тоже может быть. Кто ж теперь узнает точно?
- Оба персонажа выдуманы, считайте их финансистами, найденными в Европе благодаря фигуре боярина Романова.
- Одна из причин того, что Петру пришлось все решать за счет внутренних ресурсов страны, происходила из того факта, что европейские банкиры отказывались давать ему в долг деньги. Причиной тому был хаос в царских и раннеимперских финансах, кредиторы таким образом не могли оценить платёжеспособность России, и опасались давать ей в долг, когда та могла просто не потянуть выплаты в дальнейшем.
- Той же отметки казна достигла в реальности в 1701 году. Да, достижение далеко не самое выдающееся, но вот так вот потихонечку, понемножку будет укрепляться АИшная Российская империя. Ибо эволюция и постепенный рост, без резких рывков, но и без долгих провисаний – наше все.
- Подробнее о формировании РИА в условиях АИшки и АИшного Петра Великого будет рассказано отдельно, хотя я пока не знаю, когда именно.
