Эволюция французской военной доктрины 1919-1939 гг.
От себя: я уже несколько раз давал ссылки на эту статью, однако при каждом обсуждении начала ВМВ встречаются мнения, из которых можно понять, что реальная французская военная доктрина, реально существовавшие французские мотивы, реально возможные в ВМВ действия Франции остаются большинству людей не то, чтобы не очень известными, а вполне себе неизвестными и даже больше — заменяемыми разными конспирологическими теориями. Я надеюсь, что статья сможет пролить свет на околофранцузскую тьму во Второй Мировой войне.
Содержание:
Эволюция французской военной доктрины 1919-1939 гг.
Предисловие переводчика.
Данный перевод является КОНСПЕКТОМ монографии Роберта Доути (уже известного нам автора статьи про французское оперативное искусство в период 1888-1940 гг.) «The Evolution of French Army Doctrine 1919-1939». Это значит, что я не переводил всю работу предложение за предложением, стараясь перевести всё, и сохранить стиль автора, но сжал его исследование в несколько раз. 115 страниц мне пока не под силу .
Также это значит, что возможны стилистические огрехи и «рваный» ритм повествования. Мораль сей басни такова — если вам что-то непонятно, это, скорее всего — мой косяк, поэтому обратитесь ко мне (на почту, личку или прямо сюда), и я с радостью исправлю его, или же проясню непонятности Текст изобилует сокращениями, но среди необычных только ФД — французская доктрина, и ТД — танковая дивизия. Остальные распространены и понятны любому заинтересованному читателю.
Данная работа рекомендуется всем, кто интересуется межвоенным периодом в Европе, но не обладает должным знанием английского для чтения оригинальной работы Доути. Если есть возможность — прочтите оригинал. Если нет — прочтите мой дайджест — в рунете мне, к сожалению, не встречались работы, столь тщательно исследующие данный вопрос. Приятного чтения.
Эволюция французской военной доктрины 1919-1939
The evolution of French Army Doctrine 1919-1939
Автор — Роберт. А. Доути (Robert A. Doughty)
Введение
Быстрое поражение Франции в войне послужило причиной множества обвинений и домыслов среди французов. Среди прочих, обвиняли:
Довоенную доктрину, упиравшую на непрерывный фронт, оборону и огневую мощь
Высшее командование, которое было ответственно за создание такой доктрины
«Генералов» как класс — они были тупы, маразматичны, стары, помнили только о прошлой войне, трусливы, консервативны и т.д.
Но причины поражения нельзя свести к единой формуле. В довоенной Франции существовало множество проблем, которые часто были вне власти военных: историческая традиция, политические ограничения, экономическая география. Также были важны личности лидеров Франции. Все эти факторы дополняли друг друга, и создавали обстановку, когда во Франции не могли отбросить оковы ПМВ.
Опыт Франции предоставляет отличную возможность исследовать процесс формирования доктрины. В демократическом обществе, военные не могут просто взять и принять определенную доктрину — процесс её формирования сложен, и в нем участвуют политические, социальные, экономические, исторические, личностные, технические и т.д. Не на все из них военная верхушка может влиять, но тем не менее все они формируют доктрину.
Цель монографии — исследовать факторы, влияющие на Французскую доктрину в межвоенный период. Их список не будет полным, но самые важные будут рассмотрены.
Глава 1. Проблема доктрины
Как и у большинства стран в межвоенный период, у Франции не было четкого определения доктрины и её роли в стратегии и тактике, а терминология была неясна и заимствована из других дисциплин (к прим. религии).
1. Ардан дю Пик
Между 1871 и 1940 на роль «военного пророка» были по очереди выдвинуты Ардан дю Пик, Луазо де Гранмезон, Фердинанд Фош и Филипп Петен. Каждый представлял определенную школу, К примеру дю Пик решающим считал моральный фактор. Гранмезоновская доктрина «яростного наступления» (offensive a outrance) ценилась до ПМВ, и критиковалась после. После ПМВ, оборонительная доктрина Петена доминировала над другими теориями.
Доктрина предоставляла общий фундамент для военной мысли и военных же действий. Гамелен в 1935 году спорил, что армия отличается от других организаций, ибо в ней есть много «посредников», «искажающих» первоначальную волю командира. Для того, чтобы избежать такого «искажения» и была нужна «общая идея».
Петен добавил к этой мысли ещё одно измерение, представив технологию — основой доктрины. Генерал Дебени подчеркивал важность гибкости в доктрине, умения командиров приспосабливаться к обстановке, а также необходимость отсутствия любого догматизма.
Таким образом, доктрина давала военным общую терминологию, общий подход к военному делу и общие стратегические и тактические концепции. Французская доктрина обеспечивала единое направление усилий и мыслей, направленных к единой цели. В теории, доктрина должна была меняться с переменами в военных действиях.
К сожалению, французская доктрина стала нечто большим. К примеру, в начале 30-ых, офицерам объясняли, что основой доктрины являлся устав по тактическому применению крупных соединений, в котором содержится вся нужная информация. Также, им объяснялось, что концепция превосходства в огневой мощи является догмой, и эту догму не стоит менять.
2. Шарль де Голль
Свидетельством неприятия новых идей военной верхушкой является её оппозиция идеям подполковника де Голля, который призывал к наступлению, отбрасыванию концепции непрерывного фронта и созданию специализированных бронетанковых корпусов. Его книга не получила поддержки, а сам он был раскритикован. В 1935 году высшее военное рук-во окончательно закрылось от критики, заявив, что только оно вправе определять доктрину. После этого военные труды во Франции лишь повторяли официальные заявления.
К концу 30-ых, ФД превратилась из «основы военного обучения» в «непререкаемую догму». Франция и до этого применяла военные уставы для распространения определенных избранных идей — после 1871 г., французские уставы занимались тактическим применением крупных соединений. Через эти уставы прослеживается развитие ФД. Устав 1875 года о пехоте: «аксиомой является важность превосходства в огне». Устав 1885 года повторял этот тезис. Устав 1895 года изменил доктрину, и направил её к наступательным действиям. В этом состоянии и была начата ПМВ. Устав 1914: «Только наступление позволяет достигнуть значительных результатов. Пассивная оборона обречена на поражение — её следует всячески избегать».
В уставе 1913 года о вождении крупных соединений, была полностью проявлена доктрина наступления. Жоффр говорил, что целью устава было создание руководства для офицеров и штабов, а также создание единой системы принципов, в рамках которых и должно было быть достигнуто единение сил.
Основная мысль устава 1913 — наступление, всячески обосновываемое. «В боевых действия преобладает необходимость сообщения наступательного порыва операциям», «только наступлением можно добиться положительных результатов». Об обороне: «Цель обороны — прикрытие сосредоточения перед атакой, или сдерживание противника меньшими силами, для высвобождения больших сил для атаки». Цитаты говорят сами за себя.
3. Линия Гинденбурга (она же линия Зигфрида), вид с воздуха
После потерь в ПМВ и траншейной войны, стремление к наступление исчезло. ФД стала оборонительной, с упором на огневую мощь, и непрерывный фронт.
Как и в предвоенную эпоху, ФД имела в своей основе концепции вождения крупных соединений. Два уровня ФД: первый занимается подразделениями от дивизии и выше, второй — подразделениями меньше дивизии. Высший уровень может быть описан как стратегический, и является основой ФД. Низший, тактический уровень, является вспомогательным, и применяет принципы высшего уровня к себе.
Основа распространения стратегического уровня — уставы вождения крупных соединений. В межвоенный период таких уставов было 2 (далее они будут называться по годам):
1. «Временное руководство по тактическому применению крупнных подразделений» 1921 года.
2. «Руководство по тактическому применению крупных подразделений» 1936 года.
Тактический уровень распространялся через уставы и инструкции применения различного оружия. Его уделом оставалось применение доктрины страт.уровня к себе.
Уставы 21 г. и 36 г. оставались основными документами по методам французской армии. Особо важным является издание 21 года, ибо оно применялось бОльшую часть межвоенного периода. В основе этого устава — мысли Петена и Дебени. Хотя введение обращало внимание на временный характер устава, он применялся 14 лет.
Оба устава подчеркивают оборону, но не оставляют и наступление. В уставе 21 нет никаких новых методов по сравнению с ПМВ. В нем указывается, что первая часть войны будет маневренной, но как только армии полностью мобилизуются, будет установлен непрерывный фронт. Такие взгляды доминировали в ФД до 1936, когда появился новый устав. Поскольку он вышел после стр-ва линии Мажино, в нем уже не так сильно обращалось внимание на первичный, маневренный этап войны.
Во время действия Временного устава, военная верхушка и военные теоретики подчеркивали, что войну обороной не выиграть. Для генерала Луазо в 1933 оборона была средством поддержки наступления. Множество офицеров критиковали настрой армии на оборону. В июле 1936 военный министр Франции объявил оборонные настроения «чепухой». Однако наступательной концепцией Французов была «la bataille conduite» — «управляемая битва» — методичное, тщательно контролируемое передвижение людей и техники — прямо по рецепту Петена в ПМВ.
Столь консервативный взгляд на войну сохранился и в новом уставе, хотя в него и были внесены изменения. «Только наступление позволяет достигнуть значительного результата». Методичный подход также сохранился: «Атака является огневым воздействием, продвигающим дружественные войска, оборона — это огневое воздействие, останавливающее противника». Новые идеи мануала: «Укрепленные фронты», «Механизация и моторизация — противотанковые средства» «ВВС и ПВО», и «Коммуникации». В 1946 Гамелен сказал, что эти идеи свидетельствовали о том, что военная верхушка знала о новых методах войны.
4. Морис Гамелен
Однако в новом уставе подтвердилась старая доктрина: «…технический прогресс не изменил тактических правил, установленных нашими предшественниками».
Таким образом, Французская армия сознательно решила придерживаться старой доктрины, и строить любые новые концепции на её основе.
Де Голль совершил самое известное нападение на ФД. Его призыв к танковым подразделениям означал другой подход к войне, хотя этот подход поняли лишь в 1940. Французы решили придерживаться своей старой доктрины. ФД приспосабливала под себя новую технику. Такое приспособление произошло и с авиацией, и с артиллерией, но яснее всего это можно видеть на танках.
После 1936 постепенно развивалась танковая доктрина Франции, хотя она и не изменила основу ФД. В 1936 устав говорил: «Сейчас противотанковое орудие противостоит танку так же, как в прошлой войне пулемет противостоял пехоте». Угроза ПТО использовалась против сторонников танковых сил, однако в 1938 было принято решение сформировать две танковые дивизии. Французская т.з. постепенно менялась, и потенциал танков был виден и для французов.
Новый танковый устав вышел в 1939, но он был засекречен, и многие важные офицеры не были с ним ознакомлены, или же не осознали новых методов применения крупных танковых соединений. К примеру, ген. Дево (Devaux) — начштаба 3 ТД, сказал перед войной, что он так и не получил экземпляр. Французы видели танк как ср-во поддержки пехоты, которая оставалась главнейшим родом войск. Из 2 тыс. Французских танков, лишь 20% были в трех ТД, 30% — в различных кавалерийских и механизированных пехотных подразделениях. 50% танков были в батальонах поддержки пехоты. Статистика говорит сама за себя. Применение танков в 1940 году тоже было оборонительным — они были рассредоточены мелкими группами в укрепленных пунктах по всей зоне прорыва Вермахта, и лишь 4-ая танковая дивизия де Голля смогла атаковать уязвимые немецкие фланги.
Как видно, танковая доктрина не была распространена среди войск, и даже не была применена в войне. Да и в её рамках танковые подразделения применялись для поддержки маневра корпусов и армий. Пехота оставалась царицей полей.
5. Французская пехота у г. Агд. 1940 г.
Несмотря на то, что в межвоенный период был совершен технологический скачок в ср-вах ведения войны, были созданы легкие механизированные дивизии, многие пехотные дивизии были моторизованы, а тысячи самолетов были встроены в армейскую структуру, ФД не приняла этих изменений, и оставалась верна идеям устава 1921 года.
Генерал Айронсайд (Ironside) законспектировал осн. положения позиции Гамелена, которую тот изложил на их встрече 6 октября 1939 год:
«Французы не собираются проводить наступление, поскольку Франция не выдержит потерь. Он [Гамелен] надеется, что немецкое наступление разобьется о союзные укрепления. Когда они достаточно ослабнут, он начнет контрнаступление».
Первые танковые дивизии так и не было созданы до начала ВМВ, а большая часть французских танков располагались в батальонах поддержки пехоты. ВВС Франции были организованы в соответствии со взглядами генерала Духе (Douhet), который считал, что наземные войска должны обороняться, чтобы ВВС могли уничтожить произв. потенциал противника, и подорвать его мораль. ВВС Франции состояли из высотных бомбардировщиков и истребителей, и практически не имели пикировщиков. Линия Мажино же полностью отвечала ФД и её элементам: обороне, непрерывному фронту и огневой мощи.
Стр-во линии Мажино, ввод в строй танков и рост ВВС не изменили основ ФД, хотя военное рук-во Франции и ввело некоторые поправки в организацию, обеспечение и доктрину. Однако новое вооружение Франция собиралась использовать старыми методами.
Глава 2 — Вооруженный народ (nation at arms)
6. Жорж Колин — «Вооруженный народ»
Ни один из факторов влияния на ФД не является столь же значимым, как философия вооруженного народа. Военная стратегия, основанная на гражданине-солдате, стала основой Французского воззрения на тотальную войну и среди военных, и среди гражданских. Именно к философии вооруженного народа были привязаны основные идеи обороны и непрерывного фронта.
Концепция вооруженного народа была основана ещё во времена Французской Революции. В декрете о массовом призыве говорилось, что каждый должен внести вклад в войну: юноши сражаются, зрелые мужчины делают вооружение и занимаются транспортировкой, женщины работают в госпиталях, дети занимаются ткачеством, старики восстанавливают инфраструктуру.
Расчет на военный потенциал граждан являлся важной частью Французской республиканской традиции. Многие верили, что в случае нападения агрессора, добровольцы потянутся в армию, а национальная энергия позволит защитить Францию. Хотя потом была введена профессиональная армия, расчет на Французскую нацию оставался.
Концепция «вооруженного народа» была восстановлена после Франко-Прусской войны, когда Германия напомнила, что война приняла массовый, народный характер. С тех пор основой национальной обороны являлась вера на массовую мобилизацию населения в случае войны. Данная связь хорошо видна в докладе комиссии депутатов: «Современная концепция армии… является идентичной [концепции] нации, черпает все из её [нации] ресурсов, и не существует вне нее».
После ПМВ принцип мобилизации был расширен — теперь в армию могли мобилизовать любое гражданское техсредство. Франция считала, что лучшая защита страны — использование ВСЕХ ресурсов — и людей, и техники, против врага. Поскольку «вооруженный народ», который подлежал повсеместному призыву, не хотел бессмысленной войны, в обществе большей популярностью пользовалась оборона, а не наступление.
Практически нет сомнений, что «вооруженный народ» был основан на оборонительных принципах. Важнейшая причина этого — роль солдата-гражданина во Французской армии. После ПМВ Франция сохранила призывную армию. В 1921 г. срок службы был снижен с 3 до 2 лет, потом, в 1923 — до полутора лет, и в 1928 — до года (впрочем, в 1935 срок был увеличен до 2 лет). В это же время профессиональная компонента армии была уменьшена до того, что профессионалы могли использоваться лишь на важнейших участках: стр-ве фортификаций, обучении призывников и штабных должностях. Профессиональная армия стала костяком для обучения призывника перед его возвращением в мирную жизнь. Служащие призывники и профессионалы являлись «зонтиком», который должен был прикрыть Францию до тех пор, пока не мобилизуется население. Такого мнения, в частности, придерживался Петен.
Армия прикрытия, таким образом, состояла, по большей части, из призывников. Во период однолетнего срока службы, каждый год обучались 240 тыс. призывников — по 120 тыс. каждые полгода. Половина из них проходили обучение, а другая половина служила в армии. После закона о службе 1928 года, во Французской армии осталось от 72 до 106 тыс профессионалов. Таким образом, армия состояла, по большей части, из призывников, и являлась, де-факто лишь школой для солдат. Франции был необходим период мобилизации для защиты.
7. Де Голль в юношеском лагере военно-патриотического воспитания. 1940
Де Голлевская концепция небольшой профессиональной армии была нападением на такой метод национальной обороны. Техника становилась все более сложной, и де Голль видел скрытое противостояние между механизацией и численным превосходством. Поскольку война все больше зависела от техники, он не верил в то, что вооруженное население будет иметь достаточную военную силу лишь из-за самого факта своей вооруженности. Также де Голль был озабочен плохим качеством обучения призывников: «Скоро кто-нибудь скажет, что чем меньше обучена нация в военном смысле, тем лучше она сражается, ибо Эмиль (Emile) учился не за партой». По мнению де Голля, увеличение роли техники в войне требовало высококвалифицированных солдат, а не просто их огромного количества. Но небольшой срок обучения не давал возможности для всестороннего углубленного обучения солдат-граждан.
Нужда в дополнительном обучении призывников признавалась и официальными кругами. В пехотном уставе 1939 года говорилось, что офицеры резерва должны быть ещё и инструкторами — для скорейшего обучения состава их подразделений. Также многими теоретиками обращалось внимание на необходимость регулярных сборов резервистов.
Генерал Дебени высоко оценил законы о призыве и организации армии 1927-28 гг: «Армия метрополии и колоний, организованная по законам 1927-1928 нацелена на полнейшую реализацию [концепции] вооруженного народа». Петен же заявил, что Французская армия была «не готова к стратегическому наступлению в начале [войны], но способна к тактической защите». В начале войны стратегическое наступление было бы невозможным из-за того, что для полной мобилизации нужна была полная реорганизация активной армии, а свежемобилизованная армия была бы недостаточно обучена и дисциплинирована.
Система мобилизации после 1927 закона предусматривала формирование 20 военных округов во Франции. При начале мобилизации, каждая «активная» пехотная дивизия (по одной из каждого военного округа) должна была быть разбита для формирования 3 новых дивизий, передавая бОльшую часть персонала резервным дивизиям, и возмещая такую потерю резервистами.
Три типа дивизий:
«Активная» дивизия — имела в мирное время треть (от максимального) своего состава офицеров, две трети персонала [cadres — м.б. сержантский состав по контексту следующего типа?]. В мирное время имела 55% максимальной численности.
Дивизия типа «А» — 23% офицеров, 17% — сержантского состава, но лишь 2% от общей максимальной численности.
Дивизия типа «Б» – всего по ТРИ офицера на полк — остальное должно было быть заполнено резервистами.
Вследствие такой мобилизационной системы, Франции требовалась мобилизация перед своим ответом на вторжение, или перед ограниченным наступлением в Германию. Использования активных частей в наступлении сильно подрывало мобилизацию всей армии (из-за отрыва от мобилизации дивизий, в которых должны были обучаться призывники), которая была нужна для завершения битвы. Сами же свежемобилизованные солдаты были бы необучены и не обстреляны.
Во Франции считали, что в наступлении от солдата требуется бОльшая выучка и дисциплина, а также лучшая боевая слаженность, нежели в обороне. Из-за отвратного качества дивизий «А» и «Б», а также необученности призывников и резервистов, военное рук-во считало, что Франц. армия не будет готово к наступлению сразу после мобилизации.
Генерал Нарцисс Шовино (Chauvineau), известный как «глашатай обороны», считал, что «вооруженный народ» в целом готов только к обороне своей земли, а для наступления в первом периоде войны можно обучить отдельную небольшую армию. В ней солдаты должны были обучаться не менее 4 лет. Гамелен часто повторял, что в первый период войны нужно действовать осторожно, ибо «армия, в основном, будет состоять из нервных резервистов». Устав 1936 поддерживал это мнение, настаивая на применении «молодых солдат» в «управляемой битве» со всей возможной поддержкой.
Результатом такой ситуации была ремилитаризация Германией бассейна Рейна. Неспособность Франции предпринять ограниченные меры (т.е. меры, отличные от объявления тотальной войны) была связана с философией вооруженного народа, оборонительной доктриной, и соответственно, неспособностью армии к наступлению. Причины были те же — нежелание отрывать активные дивизии от мобилизации, необученность солдат.
8. Аншлюсс Австрии
Несмотря на катастрофу марта 1936 (милитаризация Рейна), прогресса в мобилизационных процедурах достигнуто не было. Франция решила не вмешиваться в Испанскую гражданскую в 1938 году — отдельная мобилизация для Испанской границы не предусматривалась. В критические моменты: ремилитаризация Рейнского бассейна и Испанская Гражданская война, во Франции могли ответить лишь тотальной войной с использованием ресурсов всей нации. Во Французской военной концепции ограниченная военная операция стала невозможной.
До апреля 1935 во Франции были планы по вторжению в бассейн Рейна, но после ремилитаризации всей Германии, Генштаб в качестве контрмеры предложил «неподвижный фронт».
Военное рук-во продолжало защищать свою доктрину. В 1936 году, генерал Максим Вейган (Weygand) раскритиковал идею де Голля о профессиональных танковых войсках, всегда готовых к наступлению. Вейган заявлял, что такие войска уже есть, хотя ремилитаризация бассейна Рейна показало печальное состояние наступательных возможностей французской армии. Генштаб заявлял, что необходимо создать непрерывный фронт, и не давать немцам ни пяди земли. В доктрине по-прежнему преобладала оборона.
«Непрерывный фронт» был поддержан самой концепцией «вооруженного народа». В 1939 Петен заявлял, что «непрерывный фронт есть неизбежное следствие увеличивающегося числа вооруженного народа, и технических характеристик вооружения». С ним были согласны многие высшие чины, ибо во Франции считали, что войны уже не ведутся малыми армиями. Петен: «Война… сегодня уже не является занятием профессиональных армий — она будет вестись целыми народами, вкладывающими в неё все свои силы и всю свою веру».
По мнению французов, войны между народами обещали быть огромны, ибо страны, сражающиеся не на жизнь, а на смерть использовали бы все доступные им ресурсы. С таким кол-вом участвующих солдат и техники, фронт должен был расширяться и расширяться, пока не достиг бы предела – длинного и непрерывного фронта.
Ещё одним следствием «вооруженного народа» была необходимость в жесткой доктрине для создания единой военной «системы координат». Военное рук-во понимало, что навязывание «готовых решений» убьет инициативу, но все равно решило внедрить жесткую доктрину. Плохое качество, столь свойственное армии огромной численности, требовало жесткости и тщательного управления командованием.
Мало кто из военных Франции сомневался в необходимости «вооруженного народа», и почти все они отвергли концепцию де Голля (профессиональные танковые войска). Во Франции считалось, что «вооруженный народ» являлся самым совершенным средством национальной обороны, а профессиональная армия ухудшит возможность обороны Франции. Петен был согласен с этим. Вооруженный народ оставался основой военной философии Франции.
9. График принадлежности французских депутатов к разным политическим позиициям. Как видно, левые имели сильнейшие позиции во власти
Но даже если бы военные поддержали профессиональную армию, политические круги заставили бы их вернуться к вооруженному народу. Политическое рук-во считало, что призывная армия будет лояльной к республиканскому режиму, и не сможет быть использована против него. Армия времен Наполеона III доказывала правоту сторонников вооруженного народа. Считалось, что профессиональная армия склонна быть использованной в захватнических войнах, а призывная хорошо годилась для защиты страны. Левые круги Франции считали, что профессиональная армия не являлась более эффективной. Один из левых аналитиков заметил: «Во время мира, профессиональная армия увеличивает вероятность война, а во время войны — уменьшает вероятность победы». В конце концов, профессиональная армия проиграла Франко-Прусскую войну 1870-1871, а призывная — выиграла ПМВ, а с таким аргументом было трудно спорить.
В 30-ые, когда у власти во Франции находился левый спектр политической власти, вера в то, что призывная армия будет яростно защищать отечество, достигла зенита. Такая армия соответствовала республиканским воззрениям, позволяла контролировать реакционные военные круги, и давала нации самую совершенную, как тогда казалось, стратегию национальной обороны. Армия стала средством защиты, а не агрессивным военным институтом.
Устав 1921: «Сама жизнь граждан близко связана с армией, и, таким образом, концепция «вооруженного народа» полностью реализуется… [Это] сильно влияет на события войны, и, соответственно, на формирование стратегии».
Оборона и непрерывный фронт оставались неотъемлемыми элементами такой стратегии, которая стала неразделимой с концепцией «вооруженного народа».
Глава 3 — «Тирания» техники
Вопрос техники также был фундаментальным фактором, влияющим на ФД от 1919 до 1940 гг., и был равен по значимости концепции «вооруженного народа». Эти два фактора и были фундаментом воззрении Французов на тотальную войну.
Если, как сказал Петен, современные войны требовали от народов всех их ресурсов и всей их веры, то мобилизация требовала от нации перевода всей экономики и промышленности на военные рельсы. Вопрос техники стал известен как «тирания техники», ибо военный потенциал Франции был ограничен её индустриальным потенциалом. Французское отставание от Германии в сырье, промышленном потенциале и в возможности экономической мобилизации крайне сильно влияло на военную доктрину. Новые технологии сильно повлияли на поле боя. Войны велись уже не просто людьми, а машинами.
10. Французы с корабельным 175-мм орудием. 1916 год
Вера в технику, а точнее — в огневую мощь, заменила предвоенную догму морали. «Боевые этюды» Ардана дю Пика (Ardant du Picq) (ставившего превыше всего мораль) являлась самой читаемой книжкой в окопах ПМВ. Дю Пик: «Состояния сердца так же разнятся, как предрасположенности Удачи. Если человек не верит в успех, он видит опасность в любом деле». Битва виделась как состязание между противоборствующими волями, а не между материальными силами.
Полковник де Гранмезон (Loiseau de Granmason) дополнил необходимость веры в успех своей концепцией «яростного наступления» (offensive a outrance). В ней, он предлагал совсем игнорировать опасность боя. Его цитаты: «опрометчивость — лучшее средство безопасности в наступлении», «впадайте в крайность [наступления], и этого все равно будет недостаточно».После войны отмечали, что многие офицеры в начале войны плевали на опасности, считая, что укрываться — ниже их достоинства, и повсеместно гибли. ПМВ убедила французов, что теперь на поле доминировала техника.
Мораль оставалась важной, но она не должна была являться безрассудством. Во Франции считали, что командир должен навязать свою волю противнику (превосходством в силах и огневой мощи), и это достижимо как в наступлении, так и в обороне. После этого можно было перехватить инициативу и победить. Использование техники, полученной после мобилизации всей страны [видимо, в промышленном плане], позволило бы Французов перехватить инициативу и навязать свою волю Германии.
Прямым последствием такой высокой значимости техники, было её влияние на концепцию «непрерывного фронта». Ввод в строй огромного кол-ва техники, произведенной отмобилизованной промышленностью, позволяло сильно расширить фронт по сравнению с предыдущими войнами. Использование автоматического стрелкового и артиллерийского вооружения позволяло устанавливать «огневые заслоны», которые могли быть прорваны только хорошо организованными атаками противника. Фронт требовал бы большего числа снабжения и поддержки, но меньшего числа людей. Теперь Франция считала, что таким образом она сможет противостоять Германии, которая имела бОльший мобилизационный потенциал с 1870-1871 гг.
11. Завод Пежо. 30-ые годы
Время, необходимое на мобилизацию промышленности также влияло на выбор оборонительной стратегии Франции. В начале войны кол-во техники и снабжения было бы небольшим из-за процесса перевода экономики на военные рельсы. Это усугублялось тем, что Германия превосходила Францию по промышленности, плюс, Франция считала, что Германия первой начнет войну. У агрессора было преимущество в инициативе, и, следовательно, в лучшей мобилизованности страны.
Такое «внезапное нападение» (attaque brusquee) часто упоминалась в военной и гражданской периодике Франции, а в качестве противодействия такой неожиданности предложили «силы прикрытия», расположенные на северо-восточной границе. Они должны были выиграть время для мобилизации всей Франции. В конце 20-ых военные постоянно требовали усиления сил прикрытия, что, в итоге, привело к созданию линии Мажино.
Поскольку, по мнению французов, на военный потенциал сильнейшим образом влиял потенциал промышленный, необходимо было иметь определенные военные запасы. Их роль была схожей с силами прикрытия — запасы должны были расходоваться в первый период войны, когда экономика перестраивалась бы на военный лад. Эти военные запасы были тесно связаны с силами прикрытия. Дебени: «[Военные запасы] — это силы прикрытия нашей военной мобилизации».
Однако стоимость создания таких запасов была высокой. Ограниченные кредитные возможности Франции и стр-во дорогостоящей линии Мажино, заставили французов тратить деньги на оборонительную технику — ту, которая могла быть эффективно использована в первый период войны. Наступательная техника могла быть произведена по ходу войны. Поскольку танки считались орудием наступления, их производили в ограниченных кол-вах, а противотанковые пушки — в больших кол-вах. Считалось, что они являются дешевым и эффективным ср-вом против танков — ср-ва наступления, которое неизбежно будет использовано Германией – вероятным противником Франции.
В 1932 ген. Люсьен Луазо (Lucien Loizeau) коснулся необходимости обороны на первом этапе войны. Он заявил, что оборона на этом этапе необходима для перестроения тыла на военные рельсы. Затем, по мере пр-ва военной техники, малые силы могли успешно справиться с более крупными силами. Хотя победа могла быть достигнута только наступлением, к нему нужно было подготовиться — как раз первым, оборонительным этапом выигрывались силы и время.
В дополнение к влиянию на концепцию «непрерывного фронта», у военной техники было ещё одно значимое качество — её убойность. Во Франции видели, как много военная техника добавляет к силы огня на поле боя.
В уставе 1921 подчеркивалось значение огневого воздействия, его почти «непреодолимой» природы. Комитет офицеров, ответственных за составление устава, считали, что природа наступления и обороны изменилась из-за всепоглощающей силы огня на поле боя. Устав: «Огневое воздействие является основным фактором боя». Для сравнения — устав 1913: «Битва — это прежде всего противостояние духа. Поражение неизбежно, когда нет надежды на победу». К 1921 году мораль уже не имела такого значения — во Франции верили в «le feu tue«, или же «огонь убивает» (Петен). Аксиома убойности огневого воздействия повторялась каждым военным теоретиком во Франции, включая приверженцев наступления.
Кол-во огня на поле боя заставил французских военных сделать несколько важных выводов. Устав 1921 года говорил, что малые войска могут занять сильный фронт, а атака на такие позиции удастся только после массирования всех доступных военных средств противника. Это добавляло весу концепции «непрерывного фронта» — во Франции считали, что они смогут обескровить и измотать атакующего противника. Его атака на укрепленные позиции истощит его мораль, и позволит французам перехватить инициативу. Такой подход снижал вероятность французских маневров, ибо они затрудняли концентрацию военной техники (военная техника, напомним, обеспечивала французам перевес в качестве сил). В уставе 1936 вообще была крайне противоречивая ремарка: «дерзкие решения должны проводиться в жизнь методично». «Управляемая битва» рука об руку шла с аксиомой об огне, который убивает.
12. Артиллерия Первой Мировой
Роль пехотинца не изменилась с 1921 по 1936. В обоих уставах пехота оставалась царицей полей, поддержку которой оказывала артиллерия и авиация (добавленная в 1936 г.). Огневое воздействие позволяло пехоте маневрировать и передвигаться. Абсолютно все остальные средства войны лишь помогали пехоте.
Недостатки такого взгляда лучше всего проиллюстрированы взглядами на танк. В 1939 г., генерал Нарцисс Шовино (Narcisse Chauvineau), в типичной для Франции тех времен манере, сказал о танках: «Сильным недостатком танка является то, что он неспособен удерживать территорию, ибо для этого он должен оставаться на месте, и стать целью своего врага — пушки». Далее он добавил: «… хотя сама идея разрушения является базисом военных действий …. [сила разрушения у] танка слишком мала». Данный взгляд не раз повторялся в военных Французских журналах в 30-ых гг.
Танки считались спотыкающимися, полуслепыми бункерами на гусеницах, цель которых — поддержка маневра и наступления пехоты. В танке важнейшим было вооружение, а не мобильность или же способность конкурировать с пехотой. Внимание французов было приковано к пехотинцу. Все остальное было вторично, и врагом пехоты французов была вражеская пехота — остановка этой пехоты означала победу.
Видение боевой техники лишь как источника огневой мощи для помощи пехоты превалировал даже после критики такого подхода де Голлем, и после осознания увеличивающейся танковой мощи Германии. Хотя были созданы новые средства ведения войны, для Франции это означало лишь увеличение убойности — сами принципы оставались теми же даже для танковых подразделений. Считалось, что ПТО остановит танки так же, как пулемет остановил пехоту в ПМВ.
В результате возросшей убойности современного оружия, французы верили, что у обороняющейся стороны есть преимущество, и она сможет нанести огромные потери атакующей стороне. Считалось, что для успешной атаки нужно превосходство «в три раза — в пехоте, в шесть раз — в артиллерии, а 15 раз — в боеприпасах». Это не значило, что французы отбросили все мысли о наступлении. В уставах 1921 и 1936 гг., именно наступление считалось способным принести успех. Оборона должна была истощить противника, а наступление — отбросить его от французских укрепленных позиций, и уничтожить его боевой потенциал.
Лекции в Военной Академии часто подчеркивали важность сохранения духа наступления, даже если бы первый этап войны был бы оборонительным. Многие военные теоретики писали, что только наступлением можно победить в войне. Оборона должна была создать щит, который должен был обескровить противника, и за которым Франция могла подготовиться к последующему победному наступлению.
Однако французская концепция наступления сильно отличалась от немецкого блицкрига. Нельзя ставить знак равенства между «внезапным нападением» к которому готовились Французы и блицкригов. «Внезапное нападение» было внезапным наступлением на неготовую страну, тогда как блицкриг являлся методом, которым такое наступление могло вестись. Блицкриг использовал массирование танков на узком участке фронта, куда и вводились танки после его прорыва. Операция, которая началась 10 мая 1940 года, не могла быть «внезапным нападением», ибо к тому времени война шла уже 8 месяцев, и Франция обладала достаточным временем для подготовки и мобилизации. Но они были готовы к медленной и методичной войне в соответствии со своей доктриной, а не к немецкому блицкригу.
13. Французское 75-мм противотанковое орудие у Дюнкерка
Неспособность французов признать саму возможность столь молниеносной войны зиждилась на их вере в огневую мощь, особенно в их ПТО, которые и в самом деле, могли бороться с любыми немецкими танками. 25-мм пушки пробивали броню тяжелых танков (40 мм) на расстоянии до 800 м., и были эффективны против легких танков на расстоянии до полутора километров. Французские 75-мм ПТО обр. 1897 года тоже были эффективны до полутора км, и постепенно заменялись новым, 47мм ПТО, которая являлась лучшим ПТО 1940 года, за исключением 88-мм немецкой зенитки. Артиллерия Французов могла остановить любые танки, кроме разве что отдельных Т-IV с дополнительным бронированием. Немцы сами убедились в этом во время Польской кампании. Гамелен считал, и, по мнению автора статьи — правильно, что противотанковые возможности Франции были сильнее противотанковых возможностей Германии.
Однако преимущество «на бумаге» в реальности оказалось иллюзорным. Но не потому, что отдельные орудия были неэффективны против отдельных танков, а потому, что отдельные орудия были неэффективны против масс танков. Французы сочли равным огневую мощь и технику, и не учли, что техника крайне много добавляет к мобильности войск. Это видно по предвоенным планам, в соответствии с которыми, грузовики, перевозящие снабжение и технику, потребляли 95% горючего, а танки — 5%. Французская концепция использования техники была одномерной, ибо они видели технику лишь средством усиления огневого воздействия, а не как отдельный, самостоятельный род войск.
Французы были прикованы к концепции огневой мощи. Они считали, что убойные ПТО сильно снизит мобильность танков в бою, привязав танки к своей артиллерии поддержки. Танковые подразделения не смогут тогда продвинуться за радиус действия своей артиллерии, что и сказано в уставе 1936. Из-за такого взгляда Французы и не помышляли о спешно сконцентрированных атаках танков. Их доктрина придавала недостаточное значение инициативе, скорости и проворству. Вместо этого, она подчеркивала значение тщательно запланированных, жестко управляемых, методичных атак — концепции «управляемой битвы».
Другой фатальной ошибкой было то, что доктрина Франции опиралась на представления о войне самих французов, а не противника. Кол-во ПТО, придаваемых Французским дивизиям, были основаны на предположении, что на километр фронта нельзя сосредоточить более 50 вражеских танков при попытке прорыва фронта. Основываясь на этом, французы решили, что достаточно иметь 10 пушек на километр. Конечно же, эти 10 пушек должны быть установлены по всей глубине линии обороны, а не вытянуты в цепь по фронту. Немецкие и австрийские военные теоретики ожидали 100 танков на километр фронта, и оценивали требуемое кол-во ПТО как 18 на километр. Как видно, немецкие и французские определения «массовой танковой атаки» сильнейшим образом различались даже до войны. В битве при Седане немцы добились концентрации 800 танков на фронте 8-10 км.
Глава 4. Наследие прошлого.
Наследие прошлого было ещё одним фактором влияния на доктрину Франции. Военное рук-во страны неосмотрительно позволило истории влиять на современную (им) доктрину войны.
Сложно переоценить влияние ПМВ на Францию, ибо огромные потери затронули каждого Француза. Из военнообязанного населения в 13 350 000, Франция мобилизовала 8 410 000 (вкл. колониальные войска). Из них, 1 122 400 были убиты, 3 594 889 были ранены и 260 000 пропали без вести. 16,4% мобилизованных погибли в войне. Из убитых и пропавших без вести, 29% были офицерами. Столь сильные потери отразились на всей Франции, и такая война не могла быть быстро забыта.
Профессор Дональд МакКей считает, что в Третьей Республике было два периода: оптимистический 1871-1914 и пессимистический 1918-1940. Война же, по мнению профессора, является барьером между периодами. Такой же подход может быть применен и к вооруженным силам.
В военном плане, разница между периодами хорошо прослеживается в сравнении уставов применения крупных соединений 1913 и 1921 гг. Первый: «Битва — прежде всего состязания духа», второй: «Огневое воздействие — важнейший фактор боя». Язык уставов также отличается. В 1921 устав пользуется такими прилагательными, как «разрушительный», «убийственный» и «непреодолимый», которые не могут отражать взгляд на войну 1914 года.
Столь пессимистический взгляд на войну повлиял и на оборонительный «крен» доктрины, и на саму концепцию «управляемой битвы». Французские генералы в 1940 году не были морально готовы к войне так, как они были готовы в 1914 году.
14. Карикатура на Петена (защищающего французские колонии для Германии) времен Второй Мировой
Вклад маршала Петена в ПМВ состоял в прекращении кровавых атак пехоты. В отличие от мясорубки Нивеля, Петеновское стремление сохранить людей и придерживаться обороны казалось удивительно логичным. Лозунгом армии под предводительством Петена стал «артиллерия разрушает, пехота занимает». Акцент на огневую мощь, сохранившийся до конца ПМВ, позволил сохранить жизни многим тысячам солдат. Однако сама ПМВ убедила победоносных генералов в преимуществе обороны, и этот урок не мог быть быстро забыт.
Упование на «выученные уроки» не раз подвергалось критике. Даже Эжен Дебени не раз заявлял, что Французская доктрина в 30-ых стала слишком жесткой, и обвинял в этом излишне высокую роль истории.
Однако при ближайшем рассмотрении становится ясным, что СОЗНАТЕЛЬНОЙ «опоры на историю» среди французов не было. Более того, сами генералы очень осторожно относились к истории после ПМВ, понимая, что именно уроки прошлого (в частности, наполеоновских кампаний) привели к кровавым битвам первого этапа той войны. Сама же история, по мнению многих генералов, имела лишь относительную ценность — природа войны, по их мнению, определялась техническими возможностями настоящего.
После войны, Французы даже на официальном уровне подчеркивали свое нежелание создавать доктрину лишь на основе исторических трудов. К примеру, программа Военной Академии сбалансировано предоставляла исторический курс и практические занятия.
Практические занятия были призваны развить военное мышление офицеров, а не снабдить их стереотипными решениями. Практические занятия считались лишь примерами, на основе которых офицеры изучали операции. На них не предоставлялось единственно правильное решение, ибо офицеры должны были научиться правильно мыслить, а не запомнить «формулу успеха».
Однако изучение истории оставалось важным. Военная история, по мнению Французов, оставалась важным слагаемым для умения офицеров правильно мыслить и принимать правильные решения в боевой обстановке. Также, Французы считали, что изучая историю, офицеры могут понимать реалии войны, и её динамику.
15. Кадеты на ступенях французской Военной Академии. Начало 30-ых
Использование французами истории принесло неожиданные результаты. Военные лекторы и писатели межвоенного периода писали об эпохе 1815-1870, как об эпохе упадка, увенчанной поражением во Франко-Прусской войне, период 1870-1875 был в их глазах эпохой перестройки и достижений, а 1895-1914 — «наступательной» эпохой, которая закончилась мясорубкой ПМВ. Историками делался упор на то, что предвоенные военные не понимали значения огневой мощи.
Также критиковалась сама методология исследователей эпохи веры в наступление – предвоенных историков обвиняли в том, что они принимали во внимание лишь те факты, которые вписывались в их концепцию «яростного наступления». После ПМВ изменился и программа обучения: курс «военной истории, стратегии и прикладной тактики», сообщавший слушателям идеи «наступления до упора» был заменен двумя раздельными курсами: «военной истории» и «штабной работы, стратегии и тактики». Разрыв между двумя курсами подразумевал, что стратегическая и тактическая доктрины не основывались на уроках истории, но извлекались из обстановки настоящего времени.
В уставе по вождению крупных соединений 1913 года был приведен список военных принципов. В 1921 году такого списка не было — хотя военное рук-во не отрицало их значимость, оно избегало их формулирования. Список принципов появился лишь в 1936 году, и кардинально отличался от списка 1913. Если в старом уставе принципы тяготели к наступлению, то в 1936 обтекаемые принципы могли применяться к любой операции.
После ПМВ, реакционные французские настроения создали такую атмосферу, в которой невозможно было принять никаких уроков, кроме тех, которые подчеркивали значение обороны, непрерывного фронта и огневой мощи. Подавляющее количество работ, написанных в межвоенный период, исследовали те или иные аспекты ПМВ, но историки и военные теоретики искали лишь подтверждения принципов обороны, непрерывного фронта и огневой мощи, отметая всё остальное.
Военная мысль Франции оставалась привязанной к ПМВ, поскольку именно она являлась примером современного поля боя. Эта привязанность видна по возрасту командования Франции в 1940. Средний возраст комбригов — 59 лет, комдивов — 62, командармов — 65. В начале ВМВ, Гамелену было 67, Вейгану — 72, Петену — 83. Для сравнения, Наполеону при Ватерлоо было 46, а Жоффру в 1914 — 62 года. Франция так и не смогла освободиться от концепций ПМВ, отделить себя от её уроков.
Французская доктрина, возможно против сознательной воли самих Французов, определялась их недавним прошлым — Первой Мировой Войной. Франция не готовилась к повторению ПМВ, однако была готова к схожей войне. Если бы память о ней не была столь яркой, то, возможно, французская доктрина была бы несколько изменена.
16. Доставка Renault FT к фронту. Первая Мировая
Наследие войны не ограничивалось косностью мышления. Другим наследством стало огромное кол-во техники, оставшееся после ПМВ. Это устаревшее оборудование являлось тормозом прогресса и модернизации армии, и сильно ограничивало французское понимание перемен в войне. Особенно это хорошо видно по танкам – Renault FT и его долгое присутствие в строю заставило французов думать о танках как о странных, ненадежных и уязвимых машинах, не имеющих возможности быстро и независимо передвигаться.
После ПМВ остались около 3 тыс. Renault FT. Некоторые из них были использованы аж в 1940, а немцы захватили 1704 шт.
Из-за своего долгого нахождения в строю этот танк оказал огромное влияние на французскую доктрину с 1919 по 1935 гг. Из-за уменьшения финансирования и повышающейся военной угрозы, военное рук-во просто вынуждено было их использовать в действующей армии. Этот танк обладал экипажем в 2 человека, весом в 6,5 тонн, оперативным радиусом около 60 км, штатной скоростью в 7 км\ч, и 1-3 км\ч — на пересеченной местности. На большие расстояния он должен был перевозиться грузовиком или поездом. Из-за слабой защищенности и скорости, его использование ограничивалось поддержкой пехоты.
Из-за этих очевидных недостатков своего основного танка, во Франции совершенно не понимали потенциала бронетанковых сил, и до 1934-1945 гг., основной ролью танков была поддержка пехоты. Лишь ещё один танк — B-1 был введен в строй в 1935 г. (другой танк — D-1 был произведен в кол-ве 150 шт.).
Ричард Огоркевич (Richard Ogorkiewicz), известный эксперт по танкам:
«Отсутствие понимания необходимости в новом оборудовании было частично обусловлено отсутствием прогрессивной доктрины, но, в свою очередь, отсутствие современных танков отчасти порождало непонимание потенциала механизированных частей: не так просто представить [этот потенциал], и уж точно невозможно его продемонстрировать танков с максимальной скоростью в 7 км\ч».
17. Французский B-1 bis
Во времена высочайших темпов технологического прогресса, Франция обходилась танком 1917 года, готовая сражаться в войне будущего орудием прошлого. Да и концепция «войны будущего» не отличалась от ПМВ.
Гражданская война в Испании могла бы скорректировать развитие доктрины Франции. Но во Франции сочли, что эта война лишь подтвердила уроки Первой Мировой — непрерывный фронт, оборону и огневую мощь.
Глава 5 Проблема границ
18. Карта Франции 1921 года
Несмотря на веру Франции в «вооруженный народ» и возможность мобилизации всей страны в случае войны, её рук-во понимало, что французские ресурсы небезграничны. По сравнению с более многочисленной и развитой Германией, Французский потенциал был невелик, и Франция стояла перед возможной войной с более сильным противником. В такой войне потребовались бы все ресурсы для победы. Однако большая часть французских ресурсов находились рядом с германской границей. Эта уязвимость также повлияла на концепцию обороны и «непрерывного фронта». Проблема границ усиливала влияние философии «вооруженного народа», убеждение в убойности современного вооружения и опыта прошлой войны.
Точка зрения Франции на тотальную войну требовала полной с\х, промышленной, финансовой и административной мобилизацией — все это с упором на пр-во техники, поэтому промышленная мобилизация была особо важна. В начале 1936 года, Гамелен сказал, что с Германией нельзя сравниться в плане кол-ва солдат, но можно — в кол-ве техники.
Проблема численного соотношения Франции и Германии долго была источником мрачных настроений во Франции.
Численность мужчин 20-34 лет в млн.
Период Франция Германия Соотношение
1866_____4.4______4.7______1\1.07
1911_____4.5______7.7______1\1.71
1940_____4.3______9.4______1\2.19
Имея перед собой проблему меньшей численности, а также перспективы нескольких лет «эха войны», когда в призыв пошло бы малочисленное поколение родившихся в ПМВ, Франции необходима была система, которая позволила бы меньшему кол-ву людей сражаться более эффективно.
Необходимость большей эффективности была лишь усилена законом 1928 года, который сократил срок службы с полутора лет до одного года. Это сокращало на треть кол-во людей в активной армии, ибо кол-во солдат в мирное время зависело от срока службы [призыв два раза в года, следовательно, перед законом в армии три призыва, после закона — два призыва]. Уменьшение армии также означало, что мобилизация займет ещё большее время, что повышало требования к защите границ.
Средством повышения эффективности отдельного солдата, стали фортификации вдоль границы. Со своей верой в превосходство обороны, и с мнением, что оборона требует меньшего кол-ва солдат, военное рук-во видело сразу несколько достоинств в создании укреплений — важнейшим из них было именно повышение эффективности солдат и заблаговременное занятие ими хорошо укрепленных позиций.
Необходимость в стр-ве таких укреплений только возросла после эвакуации из бассейна Рейна, что лишило Франции буфера между ней и Германией.
Природа угрозы Германии и слабеющая французская армия сильно влияли на политику национальной обороны. Маленькая французская армия должна была сделать что-то особенное, чтобы предотвратить «внезапное нападение». В то же время, необходимо было учитывать индустриальные районы и природные ресурсы Франции, которые находились рядом с границей.
Перед 1914, приграничные войска состояли из обычных подразделений усиленных резервистами, которые, используя своё знание местности, должны были сражаться как можно дольше, чтобы выиграть время для мобилизации и введения в бой. После сдерживающих боев, эти силы прикрытия должны были дойти до укрепрайонов Мозеля и Мааса, и закрепиться там. Таким образом, пространство разменивалось на время, необходимое для мобилизации Французской армии.
Устав 1913 года определял значение приграничных сил, как сил прикрытия, защищающий коммуникации, предметы искусства, телеграфные линии и имущество в приграничной зоны. Упоминания о защите природных ресурсов или промышленных районов не было.
После 1918 проблема изменилась — приграничные районы нельзя было сдавать врагу.
Пр-во сырья во Франции в тысячах тонн по годам
Ресурс_______1913_______1915
Уголь_______40,844_____19,533
Сталь________4,687______1,111
Свинец_______9,600_____ 1,500
Железо_____ 21,918_______ 620
Такое резкое снижение продукции имело причиной оккупацию Германией нескольких ключевых областей на границы с ценными ресурсами.
19. Карта промышленности и сырья Франции. Сама карта 1972 года, но хороши видны залежи угля и железа на севере и северо-востоке страны, прямо рядом с границей
Двумя важными и, одновременно, уязвимыми для Германии природными ресурсами был уголь и железная руда. Они были особо ценны для Франции, ибо «тотальная война» требовала огромное их кол-во. Запасы угля во Франции перед ВМВ оценивались около 18 млрд. тонн. Запасы угля в Германии в тот же период — 423 млрд. тонн. Англии — 190 млрд. Двумя важнейшими угольными районами Франции были департаменты Норд и Па-де-Кале, и оба они находились примерно в 40 км. от бельгийской границы. Эти угольные бассейны были сильно повреждены во время ПМВ бомбардировкой и преднамеренным затоплением шахт немцами в 1915-1916. В полную силу эти месторождения стали работать только в конце 20-ых.
К 1932 г., 63% угля добывались из этого пограничного района, и ещё 11% — из Мозеля в Лотарингии, что также было недалеко от границы с Германией. Итого 75% угля добывались рядом с границей Германии. Более того, Франции приходилось импортировать около 30% необходимого ей угля и кокса. Это ставило страну в зависимость от иностранных поставщиков.
Французская железная руда была ещё более ценна. После Франко-Прусской войны, Германия получила контроль над большей частью железных месторождений Лотарингии, но Франция оставила за собой некоторые из них. К 1913% 83% железа добывалось именно из этого приграничного района. После начала войны пр-во железа практически полностью остановилось из-за захвата этой области Германией. Ещё 9% предвоенных производств остановились из-за военных действий. Таким образом, пр-во железа в ПМВ не превышало 10% от предвоенного. После войны, к 1932 году, более 95% железа производилось в Лотарингии. В межвоенный период эти месторождения были крупнейшими в Европе, вторыми по величине в мире, и самыми экономически эффективными. В целом, этот район обладал огромной ценностью для французской экономики в военное время, и, при этом, находился в опасной близости от противника.
Своей нефти во Франции почти не было — основные месторождения были в Эльзасе, который Германия отобрала себе после Франко-Прусской войны. После возвращения Эльзаса пр-во увеличилось до 67 тыс. тонн в 1926, однако это составило 1.8% потребления в том же году. Франция полностью зависела от импорта нефти, и, следовательно, от своей внешней и морской политики. Значение Эльзаса в этом отношении было невелико.
20. Франция к началу Второй Мировой обладала колониями по всему миру
Поскольку перерабатывающая промышленность обычно располагается недалеко от месторождений ресурсов, заводы Франции располагались в областях Па-де-Кале, Норда, и Лотарингии.
Париж был промышленным и транспортным узлом. В 30-ых 1\7 населения жили в Париже. Там заседало прав-во, и сам он был «сердцем Франции». Однако его отделяло от бельгийской границы всего 180 км, а от Седана — 200 км. Именно у Седана немецкие танковые части переправились через Маас.
Итак, огромная часть промышленного и сырьевого потенциала Франции находилась у немецкой границы. 75% угля и 95% железа находились в треугольники с углами в Париже, Дюнкерке и Страсбурге. Большая часть промышленности была в том же треугольнике. Треугольник Париж-Руэн-Лилль обладал 90% ткацкого пр-ва, и 80% шерстяного. В той же области находилась большая часть химпрома, автопрома и авиапрома. Большая часть населения проживала в промышленных районах, и это тоже было немаловажным для мобилизации населения.
21. Фронт 1915 года. Обратите внимание, как много территории захватили немцы, включая промышленные районы
В 1914 году Франция разменяла большую часть своей территории для мобилизации своей армии «вооруженного народа». В следующей тотальной войне у Франции не было «лишней территории». К началу 30-ых приграничные районы стали слишком важны для ведения войны, чтобы смириться с их сдачей врагу.
Однако стр-во линии Мажино на границе от Монмеди до Па-де-Кале было бесполезным — эта местность не обладала защитными свойствами, и продление линии Мажино не смогло бы защитить область пограничного с Бельгией Лилля, или же линию фортификаций пришлось бы прервать. В 1934 Петен заявил комиссии Сената, что необходимо войти в Бельгию. Франция не желала сражаться на своей территории, находясь под впечатлением от разрушений ПМВ. Её промышленность в областях Па-де-Кале и Норд была бы лучше всего защищена, если бы французские войска сражались бы с немцами на территории Бельгии.
4 раза за столетие (1814, 1815, 1870, 1914) Германия вторгалась во Францию, и естественным желанием каждого Француза было предотвратить повторение этого. В глазах французов немцы были варварами. В 1929 году, на дебатах были заявления о «тактике выжженной земли» — ничего не должно было достаться врагу.
Учитывая все вышеизложенное, в военных планах после 1935 года было сделано заявление, что мобилизованная армия должна «сохранять целостность укрепленного фронта», и «парировать маневры противника» в обход «флангов укрепленного фронта». Гамелен после войны заметил: «Нельзя забывать, что в современной войне необходимо защищать максимум ресурсов, находящихся на земле отечества».
Если бы не существовало требования защитить критические районы у границы, французское военное рук-во, быть может, нашло бы идеи де Голля и Рейно о крупных танковых подразделениях более интересными. Но танки не могли создать непреодолимый барьер, а их мобильность предвещала частые переходы французской территории из рук в руки. С т.з. Франции, основное достоинство крупных танковых соединений состояло в том, что они были «инструментом политического вмешательства», а не способом защиты приграничных регионов.
Более того, создание специализированных танковых сил разделяло национальную армию и военные средства на две части. Профессиональная армия танкистов забирала бы у «армии обороны» лучших людей, средства и технику, оставляя последнюю в крайне шатком положении, де-факто на уровне ополчения. При этом, эта «профессиональная армия» могла быть разбита в первом сражении, и, с т.з. французов, не гарантировала защиту Франции. Также существовал вопрос иностранных поставок нефти — генерал Шовино вопрошал, «логично ли — организовывать армию, которая способна воевать только с согласия Британского флота и разных стран, добывающих нефть?».
Глава 6 Институты и технологии
С самого создания Третьей республики, её правительство волновал вопрос высшего военного командования. С одной стороны, военным необходимо было дать достаточно власти для того, чтобы они эффективно управляли войсками. С другой — ограничить их полномочия, чтобы не стать жертвой очередного военного переворота. В последнем десятилетии XIX века установилась командная структура, которая просуществовала до конца ВМВ.
Постоянные подозрения политиков и их недоверие не улучшали управленческие способности военной верхушки Франции. Французские военные не обладали должными полномочиями, и следовали простейшему пути — приспосабливали новые технологии под старую доктрину, а не подстраивались сами под новые изобретения.
Основным высшим военным командованием занимались: Военный Министр, Высший военный совет, и начальник Генштаба. Самым влиятельным среди них был военный министр. Военсовет (обладавший совещательной функцией, и куда входили высшие чины армии) и начгенштаба подчинялись военному министру, и действовали независимо друг от друга для избегания военного переворота.
В июле 1914 в соответствии с довоенным мнением: «когда начинают говорит пушки, политикам лучше молчать», маршала Жоффр наделили чрезвычайными полномочиями, власть же военного министра была сведена на нет. Столь полную власть над армией Франции имел до этого только Бонапарт. Но после 3 лет траншейной войны, Жорж Клемансо, автор известного афоризма: «Война слишком важное дело, чтобы доверять ее военным», отобрал власть у Жоффра. Клемансо ознаменовал собой зенит гражданской власти над армией в Третьей Республике.
22. Жорж Клемансо
После войны высшее командование искало новую командную структуру, которая сосредоточила бы всю власть в руках одного лидера, но это предложение так и не достигло Клемансо. В итоге, решили оставить предвоенную структуру. Министр войны сохранил свое доминирующее положение, хотя Высший военсовет и начгенштаба сохраняли определенные полномочия. Вместо того, чтобы создать ясную структуру командования, применимую и в мире и в войне, во Франции была создана бюрократическая триада, с соперничающими институтами и должностями.
Абсурдностью этой системы было отсутствие четкого разграничения власти и ответственности над Французской армией. Особенно это было ясно в вопросе внедрения новых технологий в вооруженные силы, когда несколько ответственных за это бюрократических отделов находились под влиянием трех звеньев высшего командования.
Слабость этой структуры видна на примере роли высшего военсовета. Он был учрежден в 1872 году, с целью расследования разных военных дел, особенно тех, которые касались «вооружения, обороны, военной администрации и тактических передвижений». До 1888 его функции не были четко определены, и лишь в том году Высший военсовет стал главнейшим военным советом во Франции, занимавшимся управлением военных дел. В правление Фрейсине, первого гражданского военного министра Третьей Республики, Высший военный совет стал совещательным органом военного министра.
Высший военсовет наделили обязанностями расследовать множество конкретных вопросов. Также была включена формулировка «[Высший военный совет должен расследовать] общие вопросы, которые могут повлиять на состояние армии и на её применение». Совещательная функция Высшего Военсовета сохранялась до конца ВМВ.
В члены его входили: Военный министр, начгенштаба, и высшие военные чины армии. Последние включали в себя маршалов, и генералов, командующих группами армий или армиями. Президент Третьей Республики (или военный министр в его отсутствие) был президентом совета, вице-президентом Военсовета был «Генералиссимус», который являлся главнокомандующим армии в случае войны.
После ПМВ, этим «генералиссимусом» стал Петен. Ему также был предложен пост начгенштаба, дабы соединить в одних руках две ветви военной власти, но Петен от него отказался. Вейганд не смог убедить его, о чем впоследствии вспоминал как о самой серьезной ошибке в своей жизни. Хотя сомнительно, чтобы у Вейганда были тогда возможности повлиять на военную структуру, хорошо видно, каким значением он наделял единое военное командование.
Также, в 1922 году была предпринята попытка подчинить начгенштаба Генералиссимусу (сиречь, Петену). Однако противодействие политиков, видевших в таком законе снижение гражданского контроля над армией, заставило ограничиться полумерой. Слияния всех трех звеньев так и не произошло.
Высший военный совет никогда не имел большой властью над армией, ибо он мог созываться только военным министром или президентом республики. Более того, многие проекты, поступавшие к нему на рассмотрение, уже были проработаны, и возможностей поправок было немного. Также, генералиссимус и командармы, в сущности, не «командовали» своими подразделениями в мирное время. Они могли лишь «инспектировать» свои будущие подразделения, и принимали над ними командование лишь в случае мобилизации. В остальном же роль совета оставалась совещательной и рекомендательной — по закону, никаких решений он принимать не мог.
Несмотря на такую роль, члены военсовета видели себя лоббистами военных программ, часто подвергавшихся нападкам невежественных или неосведомленных политиков. Вследствие такого взгляда, отношения между военсоветом и военным министром часто были достаточно напряженными. Кризисами в отношениях стали 1930-35 гг., ознаменовавшиеся тенденцией к разоружению, а также годы уменьшения числа призывников из-за «эха войны». Хотя военным удалось избежать разоружения и добиться увеличения срока службы до двух лет, победа досталась дорогой ценой, ибо влияние военсовета ослабело. После 1936 года, совет собирали все реже, а Даладье, бывший военным министром с 37-ого года до начала войны, не совещался с военсоветом по серьезным вопросам.
Но Высший военный совет не был гнездом сторонников модернизации, что ясно видно по медленному принятию танковых дивизий. Гамелен заявил в 36 году, что противотанковые орудия свели на нет ценность танков, и последние не нужны. Позже Гамелен изменил свое мнение, и в апреле 1936 были проведены полевые испытания для изучения нужной роли и состава танковых подразделений, но единственным результатом стало признание танка Рено 1935 непригодным для использования в танковой дивизии.
В следующий раз совет был созван в конце 1937 года. Заседание завершилось решением продолжить исследования. Военсовет не спешил вводить новые подразделения.
23. Мюнхен, 1938 год
После аннексии Австрии и Мюнхенского кризиса в сентябре началось более интенсивное обсуждение возможностей танков. Большинство участников обладали устаревшими взглядами на применение танков, и в декабре 1938 года генерал Гамелен снова заявил, что с развитием средств противотанковой борьбы, танки не могут отрываться от артиллерии, и их возможности маневра невелики. Но военсовет все-таки согласился с формированием 2 танковых дивизий — в 1941 году.
Термин «нерешительность» отлично описывает решения военсовета о бронетанковых подразделениях с 1932 по 1940 гг. Даже если бы его члены имели полную власть над внедрением новой технологии и доктрины, сомнительно, что из этого вышло бы что-то иное. Такие факторы как концепция «вооруженного народа» и опыт ПМВ были заметно влиятельнее, нежели новая, неподтвержденная концепция войны.
В отличие от нерешительности относительно танковых войск, влияние Высшего военсовета на другие вопросы техники и доктрины было более положительно. В бытность Мажино военным министром, генерал Вейганд начал конверсию кавдивизии в легкую мехдивизию, моторизовал 5 пехотных дивизий, и реорганизовал одну из трех бригад в каждой из пяти легких кавдивизий, в моторизованную бригаду. Вейганд высоко оценивал Мажино после войны. После Мажино, Высший военсовет уже не имел сильного влияния, начались склоки, и взаимное недоверие между звеньями высшей военной власти (напомним – военный министр, начгенштаба, Высший военсовет).
Во время расследования причин падения Франции, генерал Вейганд заявил, что именно конфликт между политическим и военным рук-вом является ключевым фактором в падении Франции. Без взаимопонимания между политиками и военными в конце 30-ых, военная доктрина Франции так и не было изменена в соответствии с вызовами времени. В атмосфере подозрений и недоверия, гораздо выгоднее и проще было «не высовываться» с новыми инициативами, и сохранять старые взгляды на войну и технологию.
В 20-ые годы подход Франции к новым технологиям можно описать как невразумительный. Неспособность военных распознать и развить потенциал новой техники хорошо виден на примере танка. Его концепция продвигалась тремя различными группами:
Танк поддержки пехоты — пехотными офицерами
Основной танк — артиллеристы (во главе с генералом Эстьеном (Estienne))
Крейсерский танк — кавалеристы
Споры между этими тремя группами о применении танка в войне не позволили синтезировать какую-то одну концепцию. В пехоты считали, что танк должен был непосредственно поддерживать пехоту, а также, что ПТО теперь не позволяют применять массовые танковые атаки. В кавалерии считали танк орудием развития успеха, и их подход напоминал стремление попросту заменить лошадь бензиновым движителем. Только генерал Эстьен, «отец французского танка», имел в голове цельную концепцию, более жизнеспособную и современную, относительно пехотной и кавалерийской:
«Сначала идут танки прорыва — от 50 до 100 тонн, который наступают напрямик, под покровом темноты, тумана или дымов, уничтожая всякое препятствие, прорываясь сквозь дома. По расчищенным ими путям идет [armored infantry — механизированная пехота]. Линия обороны противника вскоре прорывается, и в прорыв вводятся быстрые танки, которые устремляются вперед, подобно кавалерии прошлых лет, к победе». Такой подход в начале 20-ых можно описать только как новаторский.
Хотя танки подчинялись пехоте в 1920 г., каждый род войск был ответственен за развитие собственного вооружения — включая танки. Поначалу это было даже хорошо для танковых войск, ибо многие исследования проходили под эгидой артиллеристов, и их дальновидного генерала Эстьена. Однако в начале 30-ых танковые исследования перевели в новое ведомство, и танки окончательно подчинили другим родам войск. Развитие «современного» среднего основного танка прекратилось.
До того, как генерал Вейганд стал вице-президентом Высшего военсовета (сиречь, «генералиссимуссом», и главнокомандующим в случае войны), во Франции не было централизованного органа рассмотрения новых технологий. Вейганд ввел Бюро Техники и Консультативный совет по вооружению. Бюро должно было заниматься сбором информации по разработки, испытаниям и пр-ву оружия, и имело полномочия вносить изменения в разработку. Бюро также являлось посредником между