Черноморские дредноуты или форсаж по русски.
Эта история началась в далеком 1910 году, когда не ко времени оживившаяся Турция изъявила намерение усилить то, что по недоразумению считалось ее военно-морским флотом, аж тремя дредноутами сразу. Понимающие в финансах люди, конечно, крутили пальцем у виска – ни сейчас, ни в перспективе денег у турецкого правительства на такие прожекты не было, да и быть не могло. Но люди, понимающие в политике, озаботились всерьез – деньги дело наживное, и если найдется добрый дядя, способный дать заем на долгий срок да по самой сходной цене, то… И вообще, как Турция будет отдавать займы – это, в конце концов, проблемы турок, но вот появление в Проливах трех современных линкоров-дредноутов под полумесяцем Пророка стало бы, несомненно, Большой Русской Проблемой. На сегодняшний день, на весь турецкий, с позволения сказать, флот, хватило бы одного «Пантелеймона», способного передавить «любимых крокодилов Падишаха» тараном. Но, конечно, даже вся русская черноморская броненосная эскадра, даже с учетом строящихся «Евстафиев» смогла бы противостоять максимум одному дредноуту, но уж никак не двум и тем более не трем. Российская Империя смогла пережить поражение в русско-японской войне, но потеря морского господства на Черном море считалась невозможным, совершенно неприемлемым нонсенсом.
А потому не стоит удивляться, что соответствующий доклад Совету министров был встречен всяческим одобрением, а законопроект на его основе, предусмотревший строительство трех линейных кораблей, девяти миноносцев и шести подлодок был принят Госдумой поразительно единодушно в мае 1911 и средства были выделены. Что это дело думцы не заболтают сомнений ни у кого не возникало, а потому с самого 1910 года ответственные лица решали, какими именно станут первые русские черноморские дредноуты…
С интересной инициативой выступил Балтийский завод – там предлагали, не мудрствуя лукаво, строить все те же балтийские «Севастополи», совершенно не меняя проекта, и надо сказать, в пользу такого решения говорило многое. Это и готовые чертежи, и отработанные промышленностью технологии и агрегаты (понятное дело, что в 1910 г «начинка» балтийских дредноутов была еще НЕ отработана промышленностью, но с учетом того, что их черноморские собратья будут заложены никак не раньше конца 1911 г….). Массовое строительство кораблей по одному проекту сулило множество преимуществ и уж точно позволило бы строить черноморские левиафаны в максимально короткий срок.
Была и другая точка зрения – тогдашний морской министр С.А. Воеводский решил, что балтийский проект не подходит для Черного моря и составил новое задание на проектирование черноморских дредноутов – с несколько увеличенным бронированием, но уменьшенной до 20,5 узлов скоростью хода. Составить-то составил, да утвердить не успел – внезапная немочь подкосила сего достойнейшего человека (что увы, не делало его хорошим морским министром) и заставила отойти от дел. Надо сказать, что с Воеводским ничего страшного не произошло, пройдя курс лечения он поправил здоровье и жил долго и счастливо, но в морское министерство уже не вернулся.
В принципе, идея Воеводского была не настолько уж плоха, поскольку тип «Севастополь», как ни крути, забронирован был так себе. Но требовалось понимать, что предложенные им переделки требовали, по сути, проектирование совсем нового корабля, который только внешне оставался бы похож на балтийских собратьев – теоретический чертеж стал бы другим, рабочие чертежи пришлось бы переделывать едва ли не полностью, и ни о какой унификации говорить было уже невозможно. А посему новый морской министр распорядился делать любые улучшения, но только в корпусе «Севастополя», так что отныне речь шла уже не о проектировании нового, но скорее о модернизации балтийского проекта. И это, с точки зрения сроков и удобства строительства, было хорошо.
А вот с точки зрения возможных изменений и усовершенствований – откровенно плохо, потому как потихоньку становилось ясно – даже балтийские дредноуты получат известную перегрузку сверх проекта, как же тогда вводить усовершенствования, которые будут требовать дополнительного веса?
И действительно – по зрелому размышлению, отечественная военно-морская мысль пришла к выводу, что 225-мм бронепояса, 203-мм броня башен и 150/76 мм барбеты выглядят как-то… не совсем адекватно мощи морской артиллерии, нараставшей в последние годы лавинообразно. Флот разрабатывал новые, 470,9 кг снаряды для своих двенадцатидюймовок и новый морской министр указал на то, что их пробивная мощь будет куда выше, чем у 332 кг снарядов обр 1907 г, разработанных по результатам русско-японской войны. Очевидно, что и прочие страны не сидят сложа руки, соответственно, расчеты по бронепробиваемости, выполненные для первых русских дредноутов несколько устарели и требуется более мощная защита.
По здравому размышлению, составили перечень совершенно необходимого: довести толщину боевых рубок с 250 до 300 мм, башен – со 203 мм до 250 мм, барбетов над палубой со 152 мм до 250 мм, а под палубой – с 76 мм до 152 мм, главный бронепояс усилить с 225 мм до 262,5 мм. Остальное пришлось оставить как было. Но даже эти усовершенствования вытягивали более чем на 900 тонн дополнительной брони, и как прикажете впихнуть их в корпус «Севастополя», не превратив оный в подводную лодку?
Какое-то время рассуждали о возможности применения на дредноуте дизелей, но быстро от этой затеи отказались ввиду чрезмерного технического риска – дело выглядело слишком уж новаторским, чтобы опробовать его на столь важном корабле как линкор. Но изыскивать экономию весов было необходимо и тогда возникла другая идея…
Дело в том, что Россия уже приступила к проектированию и строительству эскадренных миноносцев нового типа, способных развивать 34-36 узлов, и первенцем предстояло стать знаменитому в будущем «Новику». В его лице Российский императорский флот осуществлял настоящий технологический прорыв, ибо ни один ранее построенный тип русских миноносцев не мог сравниться с «Новиком» решительно ни в чем – ни в скорости, ни в артиллерии, ни в минном оружии… Все эти достоинства не могли быть реализованы на базе классической ходовой, работающей на угле, поэтому для новейшего эсминца использовались специальные котлы, работающий исключительно на нефти. Однако же для новейших балтийских линкоров предусматривались котлы смешанного отопления, причем основным топливом все же оставался уголь. В то же время, переход на нефть сулил немалые преимущества.
Так, например, линкоры типа «Севастополь» имели запаса 816 тонн угля и 200 тонн мазута при нормальном водоизмещении, но ту же дальность хода могли обеспечить всего лишь 800 тонн мазута – энергетика нефти превосходила уголь в 1,36 раз. А это – сразу 216 тонн экономии! Отказ от угля сделал ненужным столь большое количество «севастопольских» котлов – от трех, расположенных в носу корабля, вполне можно было бы и отказаться. Поразмыслив, специалисты МТК, скрепя сердце, отказались от турбин крейсерского хода и все это в совокупности облегчило ходовую примерно на 300 тонн. Вместе с 216 тоннами экономии топлива получалось уже 516.
Конечно, кое-кто не преминул указать на то, что потребных объемов нефти в стране попросту нет, но эти голоса не были приняты во внимание. Было совершенно ясно, что с появлением нефтяных миноносцев (которых предполагалось строить во множестве) потребности Российского императорского флота сильно возрастут, так что добычу нефти в любом случае следует всячески увеличивать, а раз уж теперь и дредноуты решено было делать нефтяными, то… В общем, дело закончилось выделением известных субсидий – если ранее казна оказывала поддержку судостроительным, артиллерийским и броневым предприятиям, то теперь некоторое количество государственных средств было вложено и в развитие нефтедобычи… надо сказать, весьма успешно.
Еще сотню тонн экономии удалось выжать из корпусных конструкций, и в первую очередь – за счет уменьшения грандиозной киль-балки «Севастополя» — высотой в 2 метра и шириной в 1,38 метра. Но это было и все – общая экономия весов составила 616 тонн.
Тут, правда, некоторые специалисты вновь вспомнили труднообъяснимую традицию, согласно которой черноморские корабли линии имели на пару узлов скорости меньше, чем балтийские, а это позволило бы сократить несколько котлов и сэкономить еще. Но к счастью не сложилось: во первых корпус «Севастополя» был оптимизирован под 23 узла и глупо было бы отказываться от такого ради небольшой экономии, а во вторых адмирал Эбергард очень ругался.
Поскольку экономить больше было не на чем, пришлось резать по живому. Толщину барбетов несколько уменьшили – проектные 250 мм брони над и немного под верхней палубой (там где ранее располагалась только 152 мм броня) сохранили, а вот ниже, где «Севастополи» защищала 76 мм броня, которую предполагалось усилить до 152 мм – в итоге ограничились только 125 мм. Урезали и бронепояс – вместо искомых 262,5 мм вынуждены были остановиться на 238,5 мм.
Таким образом, перегрузку более чем в 900 тонн удалось уменьшить до приблизительно до 700 тонн, а изысканная экономия в 616 тонн низводила перегруз до 80-90 тонн, и это решили считать приемлемой ценой за повышение защищенности новейших линейных кораблей. Зато удалось в полной мере воспользоваться преимуществом серийной постройки – при строительстве черноморских дредноутов использовались рабочие чертежи «Севастополей»… за минимальным исключением.
Поскольку вопрос льда на Черном море не был критичным, носовую часть дредноутов изменили, из за чего черноморские линкоры лишились «тарана» своих балтийских собратьев. Более того – до адмиралов потихоньку стало доходить, что они слегка погорячились, отказавшись от полубака, и что это их решение крайне неприятным образом скажется на мореходности кораблей. Впрочем, полубак на линкор было не поставить – для дополнительной массы корпусных конструкций и брони на увеличившийся барбет носовой башни никакого запаса не имелось. Тут адмирал Эбергард предложил поднять палубу в носовой части и это предложение в итоге было принято – дредноуты получили небольшой линейный подъем от первой башни к форштевню, высотой до 0,8 м. Это, конечно, тоже требовало дополнительного металла, но с другой стороны, кое-что удалось сэкономить, отказавшись от ледовых подкреплений носовой части, превращавшей последнюю в форменный таран старых броненосцев.
23 октября 1911 года состоялась официальная закладка трех черноморских дредноутов – «Императрица Мария», «Император Александр III» и «Екатерина II» (впоследствии переименованная в «Императрицу Екатерину Великую» — видимо, для унификации «императорской» серии.). Увы – к строительству кораблей приступили много позднее, в апреле-июле 1912 г.
Головная «Мария» была спущена на воду в июле 1913 года, через год и 3 мес. после начала строительства, что примерно соответствовало лучшим европейским практикам – а в строй вступила 25 мая 1915 года, уже после начала первой мировой войны. Ее «сестра» «Императрица Екатерина» отстала от нее чуть более, чем на месяц, вступив в строй 5 июля 1915 г. А вот «Император Александр», увы, задержался до 1917 г. – когда стало ясно, что война совершенно не за горами, судостроители приложили все усилия для скорейшего ввода в строй двух дредноутов – «сестричек», зачастую каннибализируя механизмы, предназначенные для их царственного «брата».
В целом же военные историки и по сию пору спорят, стоит ли считать черноморские и балтийские дредноуты единым типом боевых кораблей. Нужно сказать, что черноморские дредноуты получились примерно на 150-200 тонн тяжелее балтийских, но, как уже говорилось выше, оказались лучше защищены. Артиллерия была идентичной – хотя желающих заменить 120-мм противоминный калибр на более современные и мощные 130-мм было хоть отбавляй, останавливало крайнее нежелание увеличивать веса. В другом случае можно было бы компенсировать вес артсистем и боеприпасов за счет снижения количества стволов, но решено было что 16 пушек – это минимум для линкора и ужиматься тут просто некуда.
Силуэты балтийских и черноморских дредноутов были весьма схожи, хотя имелись и существенные отличия – помимо «прямого» носа и небольшого, но все же видимого подъема палубы в носу выделялось также наличие трех дальномеров на черноморцах вместо двух на балтийцах. На самом деле в вопросах управления артиллерийской стрельбой МТК пошел еще дальше, пожелав оборудовать отдельным дальномером еще и каждую башню, но увы – раздобыть такое количество дальномеров не удалось, так что войну дредноуты встретили без них. Хотя место для них в конструкции башен предусмотрели.
И с приборами управления огнем не обидели – неизвестно, что там сделали русские атташе с Поллэном, до того срывавшим все и всяческие сроки, но все же уже к моменту вступления в строй черноморцы получили не только отечественную систему Гейслера, образца 1910 г (изрядно модернизированную в 1912 году) но и хитрушки Поллэна, которые удалось вполне органично интегрировать в русское СУО, от чего точность стрельбы русских дредноутов только выиграла.
Хорошей мореходностью, увы, ни балтийские «первенцы», ни их черноморские «систершипы», не отличались. Но все же у черноморцев было с этим делом чуть получше – сказалось, во первых, более рациональное расположение весов, от чего дифферент на нос у черноморцев был всего-только на 1 см больше проектного и на 15 см меньше, чем у «Севастополей», кроме этого какую-то роль сыграл и подъем палубы. Однако «лучше» — не значит «хорошо», и в целом, «пенителями океанов» черноморские дредноуты, конечно же, не стали.
А вот ходовые испытания преподнесли морякам неожиданный, но от того не менее приятный сюрприз.
Надо сказать, что ходовая на балтийских дредноутах оставляла двойственные впечатления – с одной стороны, получилось большое превышение по массе – перегруз составил 373 тонны от планового значения, кроме того котлы оказались куда прожорливее, чем предполагалось. Но с другой стороны, «лошадок» в турбинах и котлах оказалось тоже больше чем в проекте. Предполагалось, что ходовая балтийцев способна выдавать 42 000 лошадиных сил, что должно было обеспечить балтийцам двадцатитрехузловый ход при нормальном водоизмещении. А вот линкор «Полтава», к примеру, при водоизмещении свыше 25 тыс. тонн умудрился выдать на десять тысяч лошадей больше, и показал совершенно феерические 24,1 узла. Но все же это было то самое исключение, которое вроде бы должно подтверждать правило, а так балтийские дредноуты, несмотря на большую мощность механизмов, используя уголь в качестве топлива хотя и могли развивать 23 узла, но делали это с трудом и на короткий срок.
В то же время черноморские дредноуты, «питающиеся» мазутом показали куда лучшие результаты – мощность их механизмов достигала 56-60 тыс. л.с.! В результате та же «Императрица Мария» без напряжения и длительное время держала 23,8 узла, а «Императрица Екатерина Великая» — и вовсе 24,2, но кратковременно смогла бы выжать и больше.
Именно это весьма неожиданное качество и стало решающим 26 декабря 1915 года у острова Кирпен, когда превосходные действия «Пронзительного» и «Пылкого» заманили под дула «Екатерины Великой» вышедший в море «Гебен»…
Когда на германском линейном крейсере поняли, на встречу кем отправила их Судьба, решение было принято немедленно – ретирада, со всей возможной скоростью! Но вот скорости этой «Гебену» категорически не хватало – изношенность механизмов и обрастание днища не позволяли ему давать более 24 с небольшим узлов, а немедленно ринувшийся в погоню русский линкор не отставал. Огонь открыла его носовая башня, всего одна из четырех, но и это было крайне неприятно. Во первых, русские 305-мм орудия легко били на запредельную для германских 280-мм пушек дистанцию. А во вторых, испытания артиллерии и приборов управления огнем новейшего русского дредноута были завершены за 4 месяца до этой встречи, и с тех пор комендоры линкора всячески совершенствовались в своем ремесле… что не преминули доказать на практике.
Снаряды ложились все ближе и ближе и борта «Гебена» были уже посечены осколками, но дистанция до проклятого русского никак не желала увеличиваться, хотя германо-турецкий флагман выжимал из себя последние силы. И немецкие артиллеристы даже не могли ответить огнем – дистанция для них все еще была запредельной. А затем, через 8 минут после начала боя последовало первое (но отнюдь не последнее) попадание… Русский 470,9 кг фугасный снаряд, пробив верхнюю палубу, полноценно рванул в корме, выбросив к небесам тугой глубок иссиня-черного дыма. Особого вреда это не нанесло, но идти под накрытиями никому не хотелось – и Сушон-паша, скрипя зубами, скомандовал маневр…
Следующие полчаса дистанция между кораблями неуклонно падала. Русский линкор не превосходил «Гебен» в скорости хода и не мог бы догнать «гордость германских верфей» на прямой. Но комендоры «Екатерины Великой» действовали устрашающе методично – их залпы были нечасты, но за пристрелкой следовали накрытия и «Гебену» приходилось маневрировать, менять курс, дабы сбить русским наводку. Это помогало – до тех пор, пока русские не пристреляются в очередной раз. Но отчаянно маневрируя, линейный крейсер терял дистанцию, так что дредноут с каждым разом оказывался все ближе и ближе…
Сорок минут такой погони и третье попадание показали Сушону, что ему не уйти. Будь сейчас вечер, можно было бы попробовать дотянуть до сумерек и скрыться в ночи, но стрелки часов не перевалили полудня – продержаться до темноты было нереально. Оставалось только одно – принимать бой.
С мостика «Екатерины» было видно, как развернулся германский корабль – и рванул «на всех парусах», но теперь уже навстречу могучему дредноуту. На 80 кабельтовых «Гебен», заложив пенный вираж, развернулся бортом и сквозь клубы изрыгаемого его трубами дыма сверкнули пять вспышек пристрелочного залпа… чтобы спустя менее чем полминуты встать пятью столбами ближе и правее русского линкора.
Но «Екатерина Великая» не приняла приглашения – она продолжала сокращать дистанцию и легла на параллельный курс не далее чем в 70 кбт от германского корабля. Это была, пожалуй, наивыгоднейшая дистанция для боя с тевтоном, но Сушон пошел и на это – драгоценные секунды, в течении которых русский дредноут отвечал тремя орудиями на десять немецких того стоили. Германский адмирал поставил все на одну-единственную карту, и комендоры, не хуже адмирала понимающие, что именно сейчас решается вопрос жить им или умереть этим ясным днем превзошли самих себя. К моменту, когда страшный русский, вздымая фонтаны воды из под форштевня лег на параллельный курс, артиллеристам Сушона удалось сравнять счет по попаданиям.
Чуда не произошло – три попадания не слишком тяжелых 280-мм снарядов не причинили «Екатерине» серьезного ущерба, а теперь русский линкор, развернувшись, вышел из под накрытий, так что германцам пришлось пристреливаться по новой. И в этом деле комендоры «Гебена» вновь продемонстрировали традиционное немецкое качество. Третий залп дал накрытие и попадание, четвертый осыпал «Екатерину» осколками, а падение пятого подняло четыре фонтана воды и один – огня и дыма в корме русского корабля. Но на этом везение немцев закончилось, и еще до того, как трехсоткилограммовые снаряды в шестой раз покинули чрева орудий, «Гебен» содрогнулся — два двенадцатидюймовых бронебойных снаряда, проломив броню казематов, разверзли ад меж палуб крейсера.
Два могучих корабля шли друг напротив друга, раскаленные жерла их орудий изрыгали огонь и сталь. Но теперь все преимущества достались «Императрице Екатерине Великой» — пристрелявшись, русские вцепились в «Гебен» не хуже британского бульдога и из захвата уже не выпускали. Почти каждый залп давал попадание, и хотя тевтон отвечал тем же, но русские снаряды более чем в полтора раза превосходили массой снаряды «Гебена». Ужасающий огонь русского дредноута быстро дал о себе знать — четвертое накрытие разрушило отлажено-швейцарский механизм германской артиллерии. До этого «Гебен», как на учениях, бил пятиорудийными залпами через короткие и равные промежутки времени, но сейчас в дыму из иссеченных осколками труб, перевитом с клубами разгорающихся пожаров что-то сверкнуло, ахнуло, и доселе отлаженный ритм огня «Гебена» засбоил – следующие залпы следовали нерегулярно, причем в них участвовало не более 3-4 орудий. На «Гебене» уже поняли, что это конец, линейный крейсер рванулся в сторону, в исступленной попытке выжить, вырваться из под частокола водяных столбов русских накрытий… «Екатерина» довернула в сторону пытающегося уйти «Гебена» так, чтобы вся дюжина ее двенадцатидюймовок удерживала германца не прицеле и била теперь полными залпами. Сильный взрыв, и яркий столб огня взметнулся из района кормовых башен линейного крейсера…
Германский флот осознал порочность устройства своих подбашенных отделений после боя при Доггер-Банке, когда «Зейдлиц» уцелел лишь чудом. Немедленно были внесены соответствующие коррективы в конструкцию, стократно оправдавшиеся во время Ютландского сражения, которому еще только предстояло разразиться. Вот только «Гебен», с началом войны ушедший в Турцию, такого усовершенствования не получил. Неясно, что же именно произошло на линейном крейсере, но похоже, детонировал боекомплект одной из кормовых башен. «Гебен» явно утратил управление, вдруг покатившись вправо, словно стараясь выставить «кроссинг Т» русскому дредноуту. При этом видно было, что он садится на корму, заметен был и нарастающий крен. Только носовая башня продолжала еще отстреливаться. «Екатерина» довернула вновь, приводя на траверз некогда могучий германский корабль, и ее одиннадцать стволов (двенадцатый был только что разбит немецким попаданием) обрушили ад на «Гебен»…
Через пятнадцать минут все было кончено. «Гебен» еще пытался огрызаться, носовая башня вела бой. Вот сверкнуло в середине утонувшего в дыму корпуса… Неужто настырные тевтоны умудрились ввести в строй одну из «ромбовидных» башен, или же это разрыв русского снаряда? Немецкие моряки и в этот раз проявили себя с лучшей стороны, сражаясь до последней возможности, но предательский крен нарастал, и последние германские пушки уже не могли дотянуться до своего противника даже на максимальном угле возвышения, а развернуться не получалось.
Принявший в себя не менее двух десятков русских бронебойных снарядов, превращенный в дымящую развалину, все сильнее кренящийся «Гебен» медленно брел по дуге, предначертанной ему заклинившими рулями. Его орудия смолкли, но флага он не спускал…
— Доннерветтер! Я лишен даже чести умереть под германским стягом! – ругнулся сквозь зубы Сушон, с подсердечной ненавистью глядя на иссеченный осколками турецкий флаг, тряпкой обвисший на чудом уцелевшей мачте.
На «Екатерине» не сразу осознали, что орудия «Гебена» приведены к молчанию, но когда поняли – задробили огонь и пошли на сближение. А в это время трюмные германского крейсера, изрыгая молитвы пополам с божбой, рвали пломбы с кремальер кингстонов…
Что же было дальше, скажут уважаемые читатели? А ничего такого, чего вы не знаете сами. Все повторилось – революция 1917 года, паралич фронтов, гибель могучего черноморского флота, горечь Бизерты…
…но все же русский дредноут записал на свой счет скальп врага, взятый в честной схватке.
