Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Завершают публиковать свой альт-исторический подцикл про Великую Северную войну, и сегодня настала очередь заключительной статьи о ней. Рассказано будет о судьбе государств-участниц после окончания конфликта, и как он повлиял на них. Указаны будут как реальные следствия, так и целиком альтернативные, которые станут основополагающими в будущие годы бытия мира Russia Pragmatica III.
Содержание
Судьба Швеции
Арвид Горн
Положение Швеции после заключения Стокгольмского мира не особо улучшилось. Экономика страны пребывала в руинах, королевская казна была пуста, и при этом вся в долгах после прошедшего конфликта. Работать на полях было некому – значительную долю мужского населения Швеции забрала война. Страна не могла быстро начать восстановление после разрухи, на это попросту не хватало средств, даже с учетом практически полного роспуска армии и флота. Королевская власть была сведена на нет, при Фредрике I, который оказался посредственным монархом, ведущую роль взял на себя риксдаг, который возглавил Арвид Горн. Он был настоящим патриотом своей страны, одним из первых в свое время открыто заговорил о необходимости мира с Россией, и смог установить в стране политический строй, во многом похожий на английский парламентаризм. Горн сразу же приступил к реформам и стимулированию развития экономики государства, но во главе угла встала самая большая проблема – обеспечения Швеции продовольствием. Так как сельское хозяйство пребывало в глубоком упадке [1], нельзя было дожидаться больших урожаев, и это при том, что даже до войны страна себя сама зерном не обеспечивала. Требовалось закупать зерно за рубежом – но оно стоило денег, и немалых, и в случае закупки по рыночным ценам его итоговая стоимость для населения страны стала бы попросту неподъемной, а для государственных субсидий на закупку зерна для удержания ценника на необходимом уровне, опять же, не хватало средств. Даже в случае решения проблемы продовольствия требовалось как-то начать восстанавливать экономику государства, что опять требовало денег – но их в первую очередь предстояло тратить на выплату огромных долгов. Вот-вот Швеция должна была свалиться в пике тотального голода и полного финансово-экономического коллапса.
В такой ситуации Арвид Горн стал искать спасителей за границей. И – о чудо! – быстро нашел правителя и государство, которые готовы были помочь Швеции выбраться из глубокого кризиса. Ими стали император Петр I и Российская империя. Такой исход русским государем закладывался еще в Стокгольмский мир — благодаря своим умелым советникам и личному опыту он понимал, что после такого поражения, как в прошлой войне, шведское государство не сможет восстановиться без чужой помощи, а два основных шведских помощника — Франция и Великобритания — и без того были истощены войной за испанское наследство, и только-только начали выходить из жесточайшего финансового кризиса. В результате этого шведам было предложено беспошлинно закупать русское зерно, а когда те заявили, что денег на это нет – Петр предложил простой маневр: Россия была должна шведам 2,5 миллиона талеров компенсации согласно мирному договору, и раз Швеции сейчас нужно зерно, но нет денег, то империя готова была поставлять зерно в счет этой самой компенсации, лишь при условии откладывания начала ее выплат. То бишь, вместо выплат денежной компенсации Швеция получала помощь натуральными продуктами. Горн, не имея иных возможностей, согласился, тем более что договор выглядел достаточно неплохо. Поставки по сути бесплатного продовольствия в Швецию смогли не только спасти ее от тотального голода, но и привели к укреплению пророссийских симпатий при шведском дворе. Они были еще больше укреплены, когда Россия в 1722 году предложила поставлять крайне важные для восстановления Швеции товары, в счет той же компенсации – и шведы согласились.
В результате этого Российская империя так и не выплатила ни одного талера компенсации шведам, а те, в свою очередь, использовали неожиданно образовавшийся у них финансовый резерв для максимального ускорения восстановления страны. С таким мощным денежным «тылом» правительству Арвида Горна удалось одновременно с выплатой иностранных долгов начать возрождение экономики Швеции, и проводить ее весьма высокими темпами. Установленный формат отношений оказался настолько полезным для шведов, что они в середине 1720-х годов даже откажутся от присоединения к Ганноверскому союзу, который был создан в том числе против России. Однако использование «компенсационного капитала» приобрело настолько большой размах, что к 1731 году он подошел к концу. Между тем, шведы настолько привыкли к русским товарам, в особенности продовольствию, что отказ от них мог привести к крупному экономическому кризису. И Россия здесь вновь пошла шведам навстречу, заключив с ними крайне выгодный торговый договор, по которому шведы могли по дешевке закупать русское зерно и ряд необходимых им товаров или за деньги, или посредством обмена на качественное шведское железо, необходимое быстро растущим железоделательным заводам в районе Петрограда и Петрозаводска [2]. Помимо прочего, такой договор подстегнул в Швеции сначала рост добычи железной руды, а затем и металлургии, что положительным образом сказалось на экономике. Население более не голодало, получило весьма неплохой рацион, и начало быстро расти. Впечатленная подобным эффектом, Швеция все больше склонялась к русофильству, получая от хороших отношений с Российской империей большие выгоды. Однако за ними крылось то, что осознавали немногие шведские политики – в подобном формате отношений Швеция с каждым годом становилась все более зависимой от воли России. Фактически последняя посадила шведов на «продовольственную иглу», и стала укреплять свое влияние экономическими методами, превращая некогда великую державу в часть своей сферы влияния.
Все это развивалось на фоне эволюции шведского политикума. Король Фредрик I не обладал в стране никаким весом, к нему с презрением относились политические элиты, и с полным равнодушием – шведский народ. При этом сам король оставался бездетным, и более того – имел сильного конкурента в претензиях на шведский трон в лице герцога Гольштейна, Карла Фридриха. На основе этого при шведском дворе сформировалась сильная «голштинская» партия, которая требовала провозглашения Карла Фридриха наследником шведской короны, и впитала в себя всех ярых шведских монархистов. Учитывая то, что Карл Фридрих был женат на Анне Петровне Романовой, русской царевне, эта партия быстро превратилась в фактически российскую группу влияния при шведском дворе. Сторонники Арвида Горна, которых в конце 1730-х годов назовут «колпаками», преследовали прежде всего интересы Швеции, но так сложилось, что их интересы в целом совпадали с «голштинцами». Правда, в начале 1730-х годов от «голштинцев» откололась небольшая группировка, которая стала быстро набирать популярности среди части буржуазии и дворянства. Называли они себя «шляпами», и выступали, с одной стороны, за сильную королевскую власть, а с другой – за резкое выступление против России и даже реванш за Северную войну. В результате этого в Швеции развернулась борьба сразу между тремя политическими партиями:
- «колпаками» Арвида Горна, которые выступали за развитый парламентаризм, политические свободы и верховенство шведских интересов;
- «голштинцами» герцога Карла Фридриха при русской поддержке, которым было плевать, парламентаризм в стране, или абсолютная монархия – лишь бы следующим королем стал их ставленник, и ему все нравилось;
- «шляпами», которые желали абсолютной монархии в стране, но чтобы монарх слушался мнения аристократии, а то и вовсе не мешал ей управлять страной.
В подобной мутной воде Россия продолжала активно ловить рыбку, попутно укрепляя позиции Карла Фридриха в стране, и стремясь заполучить поддержку «колпаков» Арвида Горна. Те и сами не были дураками, прекрасно понимая угрозу от старорежимной аристократии, потому между «голштинцами» и «колпаками» фактически был заключен союз, а Карл Фридрих окончательно был утвержден в качестве наследника короны Швеции. При этом правительство Арвида Горна, пользуясь поддержкой большинства в риксдаге, регулярно проводило в стране реформы, и добилось значительных успехов в развитии государства. И в результате получалась парадоксальная картина – при фактической поддержки России, которая сокрушила шведское великодержавие, государство свеев и гетов быстро набирало обороты в своем развитии, восстанавливалось от понесенных потерь, и в чем-то становилось гораздо более крепким и сильным, чем ранее, расширяя связи со своим былым победителем. Спустя несколько столетий эти события 1-й половины XVIII века назовут шутливо «Стокгольмским синдромом», и в чем-то будут правы – хотя пик русско-шведских отношений будет еще впереди.
Саксония и Речь Посполитая
Синим выделены территории, потерянные Речью Посполитой в результате Северной войны
Саксония за время Северной войны понесла большие потери как в людях, так и в финансах, но даже эти потери не шли ни в какое сравнение с потерями Речи Посполитой. Она не только не приобрела территории Ливонии, на которую претендовала польско-литовская шляхта, но и потеряла обширные территории Правобережья и Волыни, причем польские паны начисто лишились всех своих владений на них. На остальных же территориях долгие годы шли активные военные действия, а во время русской кампании Карла XII царская армия применила весьма разрушительную стратегию выжженной земли, из-за чего территория великого княжества Литовского оказалась почти полностью опустошена и разорена. Демографические потери оказались велики, экономические – огромны. От былого блеска и величия не осталось почти ничего, а то, что еще имелось, тратилось шляхтой и магнатами на увеселение. Война поставила крест на любых надеждах Речи Посполитой выбраться из наметившегося кризиса, и вывела ее на грань своего существования. Еще не осознавая грядущего, поляки и литовцы доживали последние десятилетия в составе большой и гордой, но бедной державы, которая уже управлялась иностранным монархом, которому было наплевать на судьбу и Польши, и Литвы.
Август II еще в начале Северной войны планировал цинично использовать своих русских союзников в собственных целях, и у него вполне имелись шансы на успех – Петр I еще не привык к двуличию европейской политики, и потому верил своему союзнику. Однако русский царь быстро учился, в результате чего вскоре сам начал манипулировать своим жадным и тщеславным союзником ничуть не хуже, чем Людовик XIV в свое время манипулировал правителями небольших германских княжеств. От первоначальных амбиций Августа – захват Ливонии, утверждение абсолютной власти в Речи Посполитой, и наследственного владения ею – не осталось и следа. Саксонский курфюрст был вынужден с русской помощью бороться за само обладание короной Польши и Литвы, и взамен нее уступил своему союзнику обширные территории Правобережья и Волыни. Это подорвало популярность Августа среди поляков, и в Варшаве он чувствовал себя крайне неуютно. Именно его польские магнаты, потерявшие свои владения на Правобережье, обвинили в своих утратах, и постоянно требовали компенсаций. Ненависть со стороны шляхты делала положение Августа в Речи Посполитой шатким, но выхода из ситуации без отказа от короны попросту не было – сам он уже не мог добиться собственного утверждения в стране, а русский император не собирался помогать ему в достижении подобной цели без серьезных уступок, за которые курфюрста еще больше возненавидела бы шляхта. При этом Россия оставалась фактически единственным гарантом того, что Август II не будет свергнут этой самой шляхтой, и что его наследник унаследует также и польско-литовскую корону. Абсолютно не желая того, Август Сильный оказался в полной зависимости от воли России, а вместе с ним в эту зависимость попала и сама Речь Посполитая, которую Романовы не собирались оставлять в покое.
Прусское королевство
С одной стороны, Пруссия практически не принимала участия в Северной войне, ограничившись лишь короткой кампанией по завоеванию Штеттина. Этот же Штеттин с куском Шведской Померании стал единственным достижением Пруссии, полученным от участия в конфликте – которое, правда, все равно превзошло все затраты молодого королевства на войну. Однако имелся для государства Гогенцоллернов один ряд последствий, которые возымели значительное влияние на дальнейшее его развитие. Главным из них стало сближение с Россией. Началось оно еще во время Великого посольства, когда курфюрст Бранденбурга, Фридрих III, будущий прусский король Фридрих I, смог добиться от Петра поддержки в получении королевского титула. Тогда же впервые, но еще без подробностей, был поднят вопрос о союзе против шведов. Позднее Фридрих и Петр вспомнят об этом, и их переговоры о судьбе Штеттина пройдут без особых проблем. Передача города Пруссии была выгодна обеим сторонам – пруссаки получали выход к морю и увеличивали площадь своих владений, а русские лишали таким образом шведов части их владений, и при этом не имели проблем с обоснованием отторжения и владения анклавом – все на себя брала третья сторона.
Однако на этом сотрудничество лишь началось. Уже при Фридрихе Вильгельме I Пруссия подписала сепаратный мир со шведами, рано выйдя из войны, но при этом сохранила хорошие отношения с Петром просто потому, что не скрывала своих намерений от союзника, и заранее проинформировала русского царя о переговорах. Более того, эти отношения стали стремительно развиваться. Пруссия, желая в перспективе значительно улучшить свое положение в Северной Германии, искала союзников, способных оказать ей достаточную поддержку – и таким союзником выглядела Россия. Сама Россия же надеялась заполучить более или менее надежного союзника в Центральной Европе, и Пруссия выглядела абсолютно логичным вариантом в свете того, что саксонцы и австрийцы и сами по себе были крайне ненадежными, да еще и по сути находились в постоянных союзных отношениях друг с другом. В конце концов, после окончания Великой Северной войны сближение Петрограда и Берлина дошло до закономерного результата – между Петром I и Фридрихом Вильгельмом I были достигнуты договоренности о будущих браках между династиями Гогенцоллернов и Романовых. В результате этого два внука и внучка русского царя окажутся замужем за прусскими принцами и принцессами, причем последняя в будущем станет королевой. В то же время, одна прусская принцесса в середине XVIII века станет русской императрицей. Все это приведет к настолько тесному сближению двух государств, что в конце концов Россия и Пруссия сформируют «железный союз» — самый надежный в Европе, за исключением разве что франко-испанского [3]. И основу для этого союза начнет закладывать именно Петр Великий.
Россия и Дания
Первоначально отношения России с Данией складывались неплохо – им было против кого дружить. Россия желала через шведские территории пробиться к Балтийскому морю, а датчане хотели с помощью русских войск одолеть своего извечного шведского врага. Однако по мере развития Великой Северной войны отношения между этими двумя государствами стали постепенно меняться. Россия быстро крепла, и ей все меньше и меньше нужен был союзник в виде Дании, которая на суше не одержала ни одной серьезной победы, и лишь на море какое-то время отвлекала от русских шведский флот. Датчане же стали откровенно опасаться русских амбиций – ведь еще вчера эти московиты не знали, что такое строительство морского флота, а сегодня уже вводили в строй линейные корабли, и громили шведов раз за разом! К этому добавилось влияние третьих государств, в первую очередь Великобритании, которая очень настороженно отнеслась к потенциальному гегемону на Балтике, и потому искала себе союзников против России. Впрочем, до определенного момента антипатия к шведам в Копенгагене преобладала, и потому с русскими сохранялся военный союз.
Однако после Стокгольмского мира ситуация резко изменилась. После почти полного уничтожения шведского флота датским военно-морским силам в вопросе господства на Балтике мог противостоять лишь русский Балтийский флот. Более того, Россия фактически заняла позиции Швеции в Северной Германии, а местами и превзошла их, что составило угрозу уже непосредственно владениям Дании. Кроме того, Россия вошла в очень близкие контакты с Гольштейн-Готторпами – соседями Дании, которые выступали постоянной костью в горле Копенгагена, бунтовали, и жаждали возвращения своего контроля над герцогством Шлезвиг. Наконец, России очень не нравились Зундские пошлины, которые мешали активному развитию ее торговли, а для Дании их уплата была принципиальным вопросом экономического благополучия. Все это привело к тому, что уже к середине 1720-х годов между Петроградом и Копенгагеном сформировался заметный антагонизм. В 1727 году Дания присоединилась к Ганноверскому союзу, направленному в том числе против России, и всячески усиливала свои армию и флот, опасаясь русского вторжения. Россия также не стремилась сближаться с датчанами, или заключать с ними союз – едва только стало ясно, что договориться хотя бы о снижении Зундской пошлины не получится, Романовы поневоле охладели к возможности союза с Копенгагеном, и стали задумываться о войне с ним. Возможность была упущена, и хорошие отношения между двумя государствами более никогда не будут установлены.
Герцогство Померания
Карта Померании. Красным выделено герцогство Померания с 1721 года
По результатам Северной войны Россия получила в свое прямое владение остатки Шведской Померании – город Штральзунд с окрестностями, и остров Рюген. Соседние государства восприняли этот шаг достаточно спорно, так как смена шила (шведов) на мыло (русских) в качестве угрозы, нависающей над всей Северной Германией, мало кому могла понравиться. Не понравился подобный исход и Австрии в лице Габсбургов, а именно императора Священной Римской империи Карла VI. Обладание русскими Померанией, согласно законам империи, давало им право представительства на имперском сейме, и было не самым приятным прецедентом. Однако Петр I прекрасно понимал, что аннексия Померании вызовет подобную реакцию со стороны германских монархов и князей, и потому с начала 1710-х годов «обрабатывал» императоров на тему того, что в Северной Германии требуется восстановить «историческую справедливость», т.е. изгнать негерманские государства с ее территорий, и восстановить целостность Священной Римской империи. Карл VI в целом положительно отнесся к подобной идее, и потому едва только Померания стала русской – как между Петроградом и Веной завязался диалог. Петр I был готов предоставить Померании независимость в виде отдельного герцогства, при условии сохранения на его территории русских интересов, причем сразу же сделал предложение, от которого Карлу VI было непросто отказаться – в качестве герцога Померании предлагалось посадить его племянника, внука Петра I, царевича Александра Ивановича. Более того, Петр был согласен взять часть расходов по поддержанию будущего герцогства на Россию, выплачивая субсидии [4]. Эти условия оказались достаточно заманчивыми, чтобы переговоры прошли быстро, и завершились 2 февраля 1722 года официальным провозглашением герцогства Померания, которое возглавил 9-летний герцог Александр.
Под «сохранением русских интересов» в Померании Петр I подразумевал в первую очередь незамерзающую военно-морскую базу, против которой австрийцы ничего не имели против – при необходимости русский флот мог встать и на защиту интересов Священной Римской империи, так как Россия и Австрия являлись близкими, хоть и небесспорными союзниками. Однако уже после заключения всех договоренностей и дарования независимости Померании Россия значительно расширила свои требования, оправдывая это тем, что она же является гарантом независимости и неприкосновенности территории герцогства, а значит ей нужны механизмы обеспечения этих гарантий. В результате этого остров Рюген был взят в формальную аренду, плата за которую вошла в субсидии, которые Россия выделяла для поддержания существования герцогства, и на нем развернулось масштабное строительство инфраструктуры, необходимой не только для поддержания ВМБ Балтийского флота, но и для Померанского корпуса – 12-тысячного соединения, которое на постоянной основе размещалось на Рюгене. В городке Берген, крупнейшем на острове, строилась крепость и казармы, определенные укрепления, батареи и пункты размещения отдельных батальонов размещались на всей центральной и юго-западной части острова. В небольшой рыбацкой деревне Сосница (Зассниц) началась постройка городка, предназначенного для поддержания флотских экипажей и их отдыха, что несколько позднее станет основой для формирования курортной инфраструктуры на острове, популярной не только среди русских и прусских военных. Главная ВМБ строилась южнее этого города, на удобном месте, и была названа Петерсхафеном, или Портом Петра. Все это делалось за деньги России, но без лишней спешки, и на полную катушку вся необходимая инфраструктура на Рюгене заработает лишь к середине XVIII века. В то же время, проводить зимние месяцы на свободной воде близ острова Балтийский флот начнет уже с 1722 года.
Само герцогство Померания оказалось слишком маленьким, чтобы иметь какой-либо вес в рамках Священной Римской империи. Его экономика была слабой, основанной почти исключительно на сельском хозяйстве и рыболовстве, а торговый оборот Штральзунда оставался относительно невелик. Население, представленное немцами и поморянами-славянами, за последние несколько веков привыкли к изменчивой судьбе, и равнодушно отнеслись к восстановлению независимого герцогства. Сам герцог Александр хоть и воспитывался по-немецки, но до совершеннолетия проживал в Петрограде, в то время как герцогство управлялось русским регентом. Небольшая армия Померании насчитывала всего лишь роту конной и батальон пешей гвардии, причем набираемой из русских и немецких наемников вне герцогства, в то время как в военное время само государство могло созвать до нескольких тысяч человек милиции. Флот отсутствовал. Никаких перспектив бурного развития экономики у герцогства не было – однако к концу XVIII столетия Померания оказалась по удельным показателям одной из самых богатых и развитых стран Северной Германии. Основой экономики к тому времени стали курорты и инфраструктура обслуживания русского Балтийского флота – матросы и офицеры оставляли немало денег в небольшом дружественном государстве на берегах Балтики. Кроме того, русские субсидии достаточно умело тратились на строительство и поддержание дорог, расширение населенных пунктов, и активное развитие культуры. Династия Романовых-Померанских в результате станет одним из светочей Просвещения в Северной Германии, и заслужит весьма хорошую репутацию. А династические браки с соседними государствами вкупе с протекцией со стороны России обеспечат Померании сытое и безбедное существование вплоть до начала XIX века, когда Европа заполыхает в огне Наполеоновских войн.
Маленькие дела в Мекленбурге
Карл Леопольд Мекленбург-Шверинский
Еще до 1713 года Петр I наладил дипломатические контакты с герцогством Мекленбург, и добился заключения ряда договоренностей с ним – в обмен на шведский Висмар герцог Фридрих Вильгельм I соглашался поддержать Россию и ее претензии, а также снабжать русское войско, которое будет вести войну на территории герцогства против Карла XII. Однако в 1713 году Фридрих Вильгельм умер, и новым герцогом Мекленбурга стал его младший брат, Карл-Леопольд. Человеком он был весьма…. Своеобразным. Так, он дико восхищался шведским королем, Карлом XII, участвовал в его походах, и старался во всем подражать его жестам, манере речи и движениям, из-за чего мекленбуржца прозвали «обезьянкой Карла XII». Современники характеризовали его невоспитанным, бессовестным, двуличным, непредсказуемым, жестоким человеком. Во время ссоры с братом он поджег его замок, из-за чего сгорело целое поселение Грабов, и было много жертв среди горожан. Также Карл Леопольд умудрился поссориться с абсолютно всеми сословиями Мекленбурга, включая всесильное рыцарство и богатых бюргеров, из-за чего его, мягко говоря, ненавидели [5]. Несмотря на свою любовь к Карлу XII, новый герцог Мекленбург-Шверина подтвердил условия договора с Россией, и в целом оказывал ей в ходе войны поддержку.
Карл Леопольд был женат трижды. Первые два брака, равнородный и морганатический, закончились разводами и скандалами. Третий брак был заключен в 1714 году между 36-летним герцогом и 16-летней царевной Екатериной, дочерью Петра I. Само собой, он оказался несчастливым – герцог относился к своей супруге пренебрежительно и жестоко, к тому же постоянно требовал от нее поддержки со стороны России в конфликте с мекленбургскими сословиями. Судя по всему, не обошлось и без домашнего насилия. Однако Екатерина была не той девушкой, которая молча перенесла бы подобные унижения, и простила муженьку тяжелый характер. Не собирался терпеть подобное и русский царь, который был в курсе домашних отношений между герцогом и его дочерью. В 1715 году Екатерина родила двойню – и тут же вместе с детьми сбежала в город Росток, прося помощи одновременно и у русских войск, расквартированных там, и у местных бюргеров. За прошедший год мекленбуржцы успели проникнуться определенной симпатией к герцогине, которая была доброй, отзывчивой и хорошо воспитанной, а русские полки в Мекленбурге имели прямой приказ подчиняться в своих действиях царевне. В результате этого герцог Карл Леопольд был взят под арест и посажен в темницу в собственном замке, в Шверине. Пока он проводил там дни и ночи, Екатерина, имея на руках законного наследника герцогства и его сестру-близняшку, созвала сословия герцогства, и попросила их поддержки. Само собой, что поддержка эта была получена – никто не хотел связываться с русскими штыками, да и Карла Леопольда все действительно ненавидели. Поддержка эта была настолько широкой, а сама фигура герцога оказалась настолько непопулярной в Священной Римской империи, что Карл VI в 1718 году, вняв мольбам сословий, провел имперскую экзекуцию, и лишил Карла Леопольда его титула, поместив его в заточение в тот же замок в Грабове, который некогда сжег молодой мекленбургский аристократ. Там Карл умрет в 1723 года, по слухам – не без содействия все еще ненавидевших его рыцарей, а то и женушке, которая не простила своему супругу побоев.
Новым герцогом был провозглашен малолетний Фридрих Вильгельм II, а регентом при нем – царевна Екатерина Петровна. Ей удалось стать фактическим правителем государства, опираясь с одной стороны на русские войска, а с другой – на всеобщую поддержку сословий, которые успели полюбить ее, и в чем-то даже боготворили. Еще одной важной основы ее стабильного правления стали тесные связи с младшей ветвью Мекленбург-Шверинской династии – по слухам, у нее даже была очень близкая связь с ее главой, Кристианом Людвигом [6]. Все вместе они сформировали весьма эффективное правительство, лишенное коренных противоречий, и Мекленбург, переживавший упадок, стал постепенно оправляться и вновь набирать обороты. В стране был установлен порядок, стали активно развиваться культура, бюргеры и рыцари богатели. Дабы еще больше закрепить свое положение в Шверине, Екатерина приняла лютеранство, и активно занялась благотворительностью. При всем этом в герцогстве на постоянной основе утвердилось русское влияние, к которому вскоре добавиться и прусское, и Мекленбург-Шверины начнут активно сотрудничать с Романовыми и Гогенцоллернами, в том числе предоставляя свои полки и кадры для ведения войн. При этом сами войны не затронут территорию Мекленбурга, а военные субсидии позволят построить в герцогстве небольшую германо-славянскую утопию, очень близкую к возрожденной Померании.
Герцогство Гольштейн
Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский
В Северной войне герцогство Гольштейн выступило хоть и слабым, но очень верным союзником Швеции. На то были совершенно объективные причины, которые заключались в давнем конфликте Гольштейна с Данией. Вызван он был Шлезвигом, который голштинцы считали своим, а датчане – своим. Сама эта территория была заселена и немцами, и датчанами, служила пограничьем между собственно Данией и Германией, и долгие века являлась спором между двумя соседними государствами. Следуя букве закона, Шлезвиг должен был принадлежать голштинцам, но датчане с позиции силы несколько раз забирали его под свое начало. Именно это случилось в конце XVII века, в результате чего владения династии Гольштейн-Готторпов сократились в два раза. Это и толкнуло голштинцев в объятия шведов, извечных врагов датчан. Однако Швеция Северную войну проиграла, и герцогству пришлось дополнительно отдать ряд пограничных территорий во власть Копенгагена. Примирению между государствами это не способствовало.
Северная война и гибель Карла XII, не оставившего наследника, привела к довольно неожиданному повороту – молодой герцог Гольштейна, Карл Фридрих, родившийся уже в начале самого конфликта, оказался претендентом на шведскую корону, с весьма серьезными правами. Более того – под конец войны с голштинской знатью наладил тесные контакты русский государь, Петр I, который на фоне нарастающего конфликта с датчанами решил подружиться с их врагами. Дружба вполне получилось – Карл Фридрих женился на дочери русского царя, Анне, и та родила ему наследника [7]. Сам герцог к зрелому возрасту уже вполне состоялся как русофил, и пользовался всей возможной поддержкой со стороны семьи своей супруги. Гольштейн в России видели как ценный инструмент решения скандинавского вопроса – посадив «своего» человека на трон Швеции, можно было окончательно замириться с этим государством, и превратить его если не в марионетку, то уж точно в младшего партнера. Более того, связка Швеции и Гольштейна получалась достаточно сильной, чтобы в случае чего доставить серьезные проблемы Дании, а то и вовсе нанести ей серьезное поражение.
При этом, правда, имелась одна проблема, вызванная Эйтинской ветвью Гольштейн-Готторпов, которая правила княжеством-епископством Любек. Владения ее были небольшими, и влияние на местную политику если и имелось, то призрачное. Однако эйтинцы были близкими родичами герцогов, и могли претендовать на Гольштейн, встав на сторону датчан. Петр I учел это, и потому выдал еще одну свою дочь, Елизавету, за Адольфа Фредрика Гольштейн-Готторп-Эйтинского [8], будущего правителя княжества-епископства Любек, что позволило ему оказывать влияние и на эту ветвь правящей династии Гольштейна. Дабы еще больше закрепить симпатии этой династии за собой, а также решить вопрос с наследованием Гольштейна после «переезда» старшей ветви в Швецию, Петр в 1724 году добился заключения секретного Кильского договора, который решал все возможные проблемы в будущем. В случае, если Карл Фридрих или его потомки унаследуют корону Швеции, Гольштейн должен был перейти в руки Эйтинского дома, но при этом стать вассалом Стокгольма. Также по этому соглашению обе ветви обязывались всеми силами бороться за возвращение Шлезвига «законному владельцу» в лице герцога Гольштейна, к какой бы ветви династии он не принадлежал.
Некоторым могло казаться, что вся эта возня никак не связана с интересами России, однако на деле это было не так. С помощью Голштейна Россия могли решить ряд своих важных внешнеполитических задач, посадить в Швеции «своего» человека, и создать угрозу Дании. Сам Гольштейн в случае войны с датчанами, или кем-либо еще в этом регионе, мог стать удобным плацдармом для наступления. Такие удобные порты как Киль и Эккернфьорд могли быть использованы для базирования Балтийского флота на случай серьезной заварушки в Зундах. Экономика Гольштейна все теснее связывалась с русской за счет торговли, а голштинские дворяне массово шли на службу к русским императорам. Наконец, Россия фактически выступила в качестве гаранта независимости герцогства, и это защищало его от дальнейших нападок Дании. В конце концов, Гольштейнское герцогство последовало за всей остальной Северной Германией, и постепенно втянулось в сферу влияния Российской империи, став по-своему близким и в определенной мере зависимым от нее государством. И основу этому заложил именно Петр I.
Примечания
- Мало того, что мобилизация почти всего работоспособного мужского населения, так еще и последствия рейдов и русской оккупации южных ленов Швеции неизбежно скажутся. Короче – ничего хорошего для шведов.
- В реальности с поставками железа для столичного промышленного района были значительные проблемы, так как в Карелии не очень много залежей качественного железа, а везти издалека – к примеру, с Урала – было слишком долго и дорого. Это, к примеру, привело к спаду производства на Олонецких заводах, а в самом Петрограде с металлургией и металлообработкой и вовсе было все далеко не очень хорошо. Если же начать доставку по морю шведского железа, то Россия сможет хорошо поднять металлургию на севере страны, что будет как минимум не лишним.
- Вообще, предпосылки для русско-прусского союза уже с начала XVIII века складывались неплохие – оба государства не имели особо что делить, но при этом оба хотели значительно возвыситься и изменить расклад сил в Европе в свою пользу. Увы, не сложилось, в первую очередь из-за нестабильной политики России после смерти Петра Великого.
- Учитывая размер Померании, субсидии будут чисто символическими.
- Суровый реал. Карл Леопольд, отец Анны Леопольдовны и дед Иоанна III (VI), был феерической личностью, которая умудрялась не нравиться абсолютно всем.
- Именно Кристиану Людвигу в реальности была передана корона Мекленбурга после того, как над Карлом Леопольдом в 1719 году провели имперскую экзекуцию.
- Таким образом, королями Швеции рано или поздно станет по сути та же ветвь Гольштейн-Готторпов, которая правила Россией после смерти Елизаветы Петровны.
- Реальный король Швеции в 1751-1771 годах. В АИшке со временем станет полноправным герцогом Гольштейна.
