Великая Северная война, часть VI. Плоды победы и восстания в тылу (Russia Pragmatica III)

25

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический подцикл про Великую Северную войну, и сегодня настал через рассказать о событиях после Полтавской битвы. Речь пойдет о возрождении антишведской коалиции, русском наступлении в Ливонии и Финляндии, а также восстаниях на востоке России, которые также стали частью большой войны со Швецией в начале XVIII века.

Содержание

Плоды победы

Петр I после Полтавской битвы оказался на какое-то время попросту парализован, и не предпринимал никаких активных действий – сказывались последствия перенапряжения былых лет, и особенно тяжелых месяцев, предшествовавших победе. Зато великий князь Невский быстро смекнул, что надо ковать железо, пока оно горячо, и уже спустя неделю после Полтавской битвы в Ливонию отправился 30-тысячный корпус Михаила Голицына, главной задачей которого было овладение Ригой и Динабургом, после чего в Прибалтике у шведов не осталось бы никаких владений. Учитывая, что Левенгаупт в свое время извлек из их гарнизонов практически весь личный состав, особых проблем с осадами не было – уже 28 августа сдался Динабург, а 20 сентября капитулировала Рига. Предпринял определенную активность и Балтийский флот, усилив свои патрули в Финском заливе, и начав выходить даже в середину Балтики. Это привело к ряду небольших стычек, и одному достаточно крупному сражению у острова Гогланд между 4 шведскими и 3 русскими фрегатами под началом английского наемника, командора Ричарда Брайерли. Несмотря на то, что русские корабли были в меньшинстве, они имели на своем борту более тяжелую артиллерию, а экипажи были укомплектованы опытными иностранными офицерами, и уже достаточно хорошо вышколенными матросами. Исход сражения оказался целиком в пользу русских – понеся потери, шведы отступили, уступив 1 фрегат русским. Сражение у Гогланда было особо отмечено государем, так как было первой морской баталией на Балтике, где исключительно парусные русские корабли одержали верх над шведскими.

Петр I пришел в себя в сентябре, и тут же развил бурную деятельность. Шведам был предложен мирный договор на достаточно почетных условиях, но Карл XII, находившийся у турок, отклонил это предложение. Тогда Петр, пользуясь тем, что на суше уже не требовалось вести такие активные военные действия, значительно ускорил строительство кораблей на Балтике и в Таганроге. Балтийский флот требовался ему против Швеции, а Азовский – для угрозы туркам, которых Карл мог в любой момент склонить к вступлению в войну. Параллельно с этим на севере, в Петрограде и Выборге, создавались склады для припасов и оружия, а корпус Михаила Голицына готовился в следующем году обрушиться на Финляндию – ее захват должен был стать еще одним механизмом принуждения шведов к миру. Не забыл Петр и о раздаче наград и милостей в знак победы над шведами. На русских военачальников, офицеров и простых солдат посыпались ордена, медали, денежные премии и титулы. Меншиков был пожалован почетным званием генералиссимуса, гетман Обидовский стал генерал-фельдмаршалом русской армии, а вскоре и был формально избран правобережными казаками в качестве своего гетмана после того, как тяжело болевший Палий сложил с себя полномочия. В результате этого Войско Запорожское впервые со времен Хмельниччины объединило в себе оба берега Днепра, получило единого гетмана во главе, и стало достаточно значимой фигурой в регионе, пускай и целиком зависимой от России [1]. Петр I также подтвердил старые казачьи привилегии, и включил в состав Войска часть владений низовых казаков (хотя большую часть он включил непосредственно в состав России). При этом сами сечевики Головатого были включены в состав Войска Запорожского, но им было разрешено соорудить после окончания войны собственное укрепление на острове Хортица, возродив тем самым Запорожскую Сечь.

Однако больше всего внимания Петр все же уделил дипломатии. Если раньше он показывал себя просто временами неплохим, а временами и отличным государственным управленцем, то именно на поприще дипломатии он впервые заслужит репутацию великого правителя. До Полтавы Россия фактически находилась в изоляции, считалась отсталой страной Европы, недостойной большого внимания – но теперь на нее обратили внимание все, и стали воспринимать как нового, молодого хищника, который к тому же победил ранее непобедимых шведов. Используя это, Петру суждено будет максимально выжать пользу из своей победы при Полтаве, и дополнительно приумножить свои достижения и внешнеполитическое влияние. Начался процесс этот с возрождения антишведской коалиции. В октябре 1709 года Петр I встретился с Августом Саксонским в Торуне, и с ходу повел переговоры с достаточно жесткой позиции, памятуя, как Август заключил тайный мир со шведами, да к тому же зная об интригах курфюрста против него до 1706 года. Речь о подтверждении старых требований Августа уже не шла – теперь даже за поддержку в возвращении ему польской короны саксонец должен был заплатить, и платой этой стало Правобережье. В конце концов, он согласился подтвердить переход казацкой автономии в состав России в обмен на вооруженную поддержку его претензий на корону Речи Посполитой [2]. Добиться русской поддержки в утверждении в Польше абсолютизма он так и не смог, но не потому, что Петр был против, а потому что осознал, что русский царь потребует в обмен на это дополнительные территории польско-литовского государства. Договор был заключен 20 октября. А уже 22 октября был заключен союзный договор с Данией, которая также хотела отыграться за позор 1700 года. От нее Петр потребовал лишь признания его завоеваний за счет Швеции, так как Дания могла предложить гораздо больше – флот из 40 линейных кораблей и 10 фрегатов. Вкупе с русским флотом, который к весне 1710 года насчитывал уже 8 линейных кораблей и 13 фрегатов, этого было достаточно, чтобы завоевать господство на море, и окончательно повергнуть Шведскую империю.

Башкирское восстание (1704-1710)

Великая Северная война, часть VI. Плоды победы и восстания в тылу (Russia Pragmatica III)

Пока на западе России шли сражения со шведами, в восточной ее части, в Поволжье и на Урале, шли свои военные действия, вызванные чередой восстаний. Еще в 1704 году случился кризис отношений между Москвой и башкирами. Собственно, он имел место и раньше, но то затухал, а то вновь набирал обороты. Причин этому хватало, но из общего списка можно было выделить две – посягательства России на вотчинные права на землю башкиров, и попытки их христианизации. При Петре I добавилась третья причина – тяжелые повинности, которые обрушились на достаточно вольно чувствовавших себя ранее башкир с началом Северной войны. Непосредственной причиной начала мятежа стали действия сборщиков налогов и церковных чинов. Первые ввели 72 новые подати, в том числе на мечети и мулл, а вторые выдвинули обширный список требований к мусульманскому духовенству, подготавливая основу для дальнейшей христианизации башкир. В ответ на это начался бунт.

Первое время он не носил широкий характер, и ситуацию можно было исправить без больших усилий, но положение лишь усугубилось после действий местных властей. Из Казани в Уфу с особыми полномочиями был отправлен полковник Александр Сергеев с 3-тысячным карательным отрядом. Он стал вести себя высокомерно и заносчиво, потребовал от башкир 5 тысяч лошадей для армии, а когда те согласились, то люди Сергеева в процессе сбора лошадей начали грабить башкир, отнимая у них все, что только можно, и учиняя над людьми насилие. В ответ башкиры восстали уже массово, и стали совершать нападения на русские гарнизоны. Сергеев после этого развернул настоящий террор против них, разоряя селения и уводя людей в полон. Так прошел весь 1705 год. В конце концов, башкиры решили, что подобное поведение царских властей не может исходить от воли царя, и потому отправили в Москву челобитчиков с жалобами на произвол. Они были согласны замириться, и даже пойти на все необходимые уступки (кроме религиозных), лишь бы террор прекратился. Возглавил делегацию Дюмей Ишкеев, представитель башкирской знати. Поначалу она отправилась в Астрахань, где была достаточно хорошо встречена Борисом Шереметевым, но он заявил, что не имеет прав решать столь важные вопросы, и отправил Ишкеева с его людьми в Москву. Московские власти вместо того, чтобы передать челобитную царю, арестовали делегацию. Губернатор Кудрявцев, узнав об этом, потребовал выдать ему башкир для дознания – что явно означало пытки и казнь [3].

К великому счастью башкир, в Москве летом 1706 года великий князь Невский, который узнал о делегации Ишкеева, и остановил ее передачу Кудрявцеву. Выслушав представителей мятежников, он тут же отписал царю, и теперь уже и Петр оказался в курсе происходящего на Урале, придя к выводу, что там требуется серьезное разбирательство. Понимая, что Россия не может себе позволить постоянных восстаний на востоке страны, Петр I решил сначала проанализировать проблему, и постараться сделать так, чтобы мятежи более не повторялись, потому и отправил своего самого доверенного человека для решения вопроса на месте. Князь Невский получил особые права в решении башкирской проблемы, сравнимые с царскими. Так как война со Швецией сбавила обороты, и присутствие государственных лидеров в действующей армии не требовалось, Роман Михайлович лично отправился в Уфу вместе с башкирской делегацией и небольшим конным отрядом, составленным из конных гренадер и правобережных казаков. Также вместе с ним за Урал отправились и доверенные люди, в число которых вошел и Матвей Игнатов, человек умный и не в меру хитрый, по слухам являвшийся одним из лучших дознавателей и шпионов на службе у царского фаворита.

Прибыв в начале 1707 года в Уфу, князь Невский быстро понял одну из причин восстания – полковник Сергеев вел себя как мелкий царек, пользуясь полным попустительством со стороны губернатора Кудрявцева. Практически сразу же Сергеев был взят под арест, а все карательные войска возглавил лично князь Невский. Башкир этот поступок впечатлил, как и прекращение карательных рейдов, что позволило относительно легко организовать встречу. У Азиевской мечети, главного храма башкир, начались переговоры между лидерами восставших и князем. Увы, все пошло не по плану – после пролитой за прошлые годы крови многие из башкирской знати отказались покоряться русскому государю даже на весьма благоприятных условиях, и объявили о создании Башкирского ханства, независимого от России. Ханом был объявлен Хази Аккускаров, который потребовал вывода русских войск из Башкортостана. Однако значительная часть башкир при этом сохранила верность Петру I, объединившись вокруг Дюмея Ишкеева. В результате этого общество башкир было расколото, и между ними началась настоящая гражданская война. Понимая, что без применения силы достичь какого-либо положительного результата не выйдет, князь Невский вызвал из-под Москвы подкрепление, которое возглавил Петр Иванович Хованский – человек многоопытный, умный, и по русским меркам прагматичный. Он же в конце 1707 года и возглавил всю работу над подавлением восстания, когда Роман Михайлович покинул Уфу, и отправился обратно в действующую армию. Впрочем, князь Невский все равно контролировал все происходящее на Урале, и он же в конце концов должен был решить судьбу региона после завершения мятежа.

Военные действия, сбавив обороты в 1707 году, вновь активизировались в следующем, 1708. Хази Аккускаров решил искать поддержки у турецкого султана и крымского хана, и постоянно отправлял эмиссаров в Бахчисарай и Стамбул. Стычки между двумя фракциями башкир, а также мятежниками и царскими войсками продолжались регулярно. Хованский сумел достаточно быстро взять под контроль основные поселения, и заслужил определенные симпатии со стороны местного населения, но быстро увяз в местной политике – как оказалось, администрация, завязанная на губернатора Кудрявцева, была насквозь коррумпирована, везде пыталась получить свою мзду, и блокировала многие попытки замириться с башкирами, получая непосредственную выгоду от разорения их поселений в виде награбленного добра и крепостных. В результате пришлось вести следствие не только по башкирам, но и по местным воротилам, где таланты Матвея Игнатова оказались как нельзя кстати. Уже в начале 1708 года со своего поста был смещен Кудрявцев, а позднее взят под арест, лишен всех титулов и имущества, и отправлен в ссылку в Тобольск. Полковник Сергеев примерно в это же время был казнен за все преступления, которые он успел совершить под шумок восстания. Губернатором Казани стал Хованский, а после его смерти в 1709 году – и сам Игнатов, хотя происхождения был низкого, и политическим весом не обладал. В конце концов, была проведена масштабная зачистка местного административного аппарата от неблагонадежных элементов, а вслед за этим и восстание башкир было окончательно подавлено к 1710 году. В ходе этого подавления, несмотря на все усилия минимизировать ущерб, численность небольшого, но гордого народа сократилась на треть, и значительная часть его поселений была уничтожена [4].

Вновь собравшись у Азиевской мечети в мае 1710 года, башкиры и представители русского царя, в числе которых вновь оказался князь Невский, стали искать выхода из сложившегося положения. С одной стороны, при уважительном отношении к башкирам, и сохранении старых порядков можно было легко добиться их лояльности. С другой же стороны прогресс и экспансия русских порядков были неизбежны, и потому рано или поздно все равно пришлось бы ломать свободолюбивый народ через колено, дабы они приняли новый для них мир. В конце концов, князь Невский выработал компромиссные условия договора с башкирами, который должен был стать основой взаимовыгодного сосуществования двух народов. Все выжившие в ходе восстания башкиры были амнистированы, и им даже вернули часть конфискованного имущества. Был налажен диалог непосредственно с мусульманским духовенством башкир, расширялось взаимодействие с ним, гарантировалась свобода вероисповедания. В целом, условия мира были весьма благоприятными, однако в ответ башкирам все же пришлось пойти на значительные уступки, которые во многом определили их дальнейшее развитие.

В первую очередь, был преобразован сам правовой статус башкир в России, и отношения с царской администрацией. Территории, где проживали башкиры, отныне переходили под полную юрисдикцию губернских властей, и там свободно могли селиться русские поселенцы, вестись хозяйство, и многое другое. При этом за башкирами сохранился контроль над определенной землей и различными промыслами – на основе частной или коллективной собственности, которая закреплялась за ними уже не согласно вотчинному праву, а согласно обычным государственным законам, которые местные русские власти уже не могли нарушать так же легко, как и былые вотчинные права. Сами башкиры в общем и целом подчинялись русской администрации, однако формировали определенную общность, которая была названа Башкирским войском, и представляла собой несколько измененную структуру казачьих войск, перенесенную на местные особенности и исламский колорит [5]. Как и казаки, башкиры должны были выставлять вооруженные отряды для несения царской службы, а взамен получали значительные личные привилегии, включая то же право землевладения. Башкирские поселения получали особый статус самоуправления, и подчинялись войсковой администрации, которая устраивалась по европейскому образцу. Во главе нее стоял формально выборный войсковой атаман (гескери-атаман), но на деле башкиры могли лишь выдвигать свои кандидатуры, которые принимал или отвергал государь. Первым войсковым атаманом стал Дюмей Ишкеев, успевший заслужить уважение и среди рядовых башкир, и среди русских, которые считали его самым верным представителем своего народа. В качестве отдельного войска башкиры получили как привилегии, так и обязанности. Теперь они были обязаны выставлять полки штатов, аналогичных казачьим, и более того – в среду башкир вводилась иерархия чинов, соответствующая тем, что находились в употреблении у казаков. Знать башкир была приравнена к русскому дворянству, но и это несло в себе как плюсы, так и минусы – так, на них таким образом распространилось обязательное начальное образование, введенное Петром I, для чего специально были построены школы в Казани и Уфе.

В результате этого ситуация в башкирских землях кардинально изменилась. С одной стороны, башкиры получили железные гарантии своих прав на традиционные земли и промыслы, а также защиту от религиозных посягательств со стороны Русской Православной церкви, а с другой – попали в гораздо более сильную зависимость от России. Случайно, или руководствуясь трезвым расчетом, князь Невский запустил процесс глубокой русификации башкирского общества – уже через одно поколение почти все дворянство поголовно будет говорить по-русски, а через него и простой люд постепенно станет переходить на русский язык. Более того – помимо лингвистической интеграции стремительными темпами начнет прогрессировать интеграция общественная. Все еще оставаясь тюрками и мусульманами, башкиры стали перенимать русские общественные обычаи, и самое главное – законы. Если в конце XVII века этот народ еще сильно отличался от русского, и эти отличия имели радикальный характер, то уже спустя 50 лет различия в значительной мере сгладятся, и башкиры уже достаточно плотно войдут в состав русского имперского общества, став частью большого государства и заняв в нем достойное место. Сам того не зная, князь Невский, решив вопрос мятежа башкир, отработает на деле два важных механизма – работы с покоряемыми мусульманскими народами, и интеграции автономных общностей в единый имперский организм – которые в будущем будут активно использоваться Россией для работы с другими народами и народностями. А сами башкиры после получения своего нового статуса быстро поймут его выгоды, более не будут подвергаться серьезным нападкам со стороны церкви или местной администрации, и потому не будут устраивать масштабных восстаний. При этом их участие в военных кампаниях России значительно расширится, и уже вскоре первые башкирские полки хорошо себя покажут в очередном военном конфликте периода правления Петра Великого.

Астраханское восстание (1705-1706)

Пока башкиры еще только начинали свое восстание, в Астрахани в 1705 году случился свой бунт. Основа для него создавалась задолго до первого выступления. Астрахань служила крупным торговым городом, через который шли торговые пути с Волги в Каспийское море и Персию, что обусловило наличие в городе большого количества иноземцев из соседних исламских государств. В то же время в город ссылали многих участников стрелецких бунтов. Это сформировало, с одной стороны, достаточно богатую экономику города, а с другой – легко воспламеняющуюся общественную обстановку. Достаточно было одной сильной вспышки, чтобы бунт разгорелся с большой силой. Этой вспышкой стал Тимофей Ржевский, астраханский губернатор. Будучи человеком алчным и жестоким, он способствовал колоссальному росту коррупции в городе, ввел новые налоги и повинности, иногда силой выбивал деньги из купцов и ремесленников, инициировал значительное повышение цен на хлеб. Обратив против себя все население города, он при этом блокировал любые попытки пожаловаться на него царю, из-за чего местное население готово было перейти к самым радикальным действиям. Само собой, тут же подключились стрельцы и сторонники старых порядков, которые заявили, что это не только воевода плохой, но и царь ничуть не лучше.

Восстание полыхнуло в ночь на 10 августа 1705 года. Лидерами его стали стрельцы Иван Шелудяк и Прохор Носов, купец Яков Носов и ряд других видных городских деятелей. Само восстание в чем-то напоминало казачий бунт, хотя собственно казаков в нем участвовало немного. Солдаты и стрельцы захватили Астраханский кремль, и установило свой орган власти – круг. Имущество воеводы и его приближенных было конфисковано, самого Ржевского казнили. Также отменили многие подати и повинности, как законные, так и незаконные. Под каток попал и закон о брадобритии. После этого восставшие распространили свое влияние на округу, и окрестные поселения присоединились к ним. Впрочем, на этом значительные успехи восстания завершились, а попытка наступления на север завершилась под стенами Царицына, который астраханцы так и не смогли взять. Военных сил у них было чрезвычайно мало – около 3 тысяч человек, причем как надежных, так и не очень. Уже к зиме восстание достигло пика своих возможностей.

Для его подавления Петр I повелел сформировать отдельный карательный корпус под началом Бориса Шереметева. При этом к ней придали особую комиссию под начальством Якова Шубина, человека великого князя Невского, который должен был провести расследование и дознание причин восстания, и предоставить всю нужную информацию перед вынесением окончательного вердикта. На формировании подобной комиссии настоял сам Петр, который уже на собственном опыте начал убеждаться в том, что правильное разрешение любой ситуации возможно лишь при ее корректном, самом полном понимании. Подавление мятежа не вызвало особых проблем, и уже в марте 1706 года в Астраханском кремле началось дознание и расследование обстоятельств мятежа. Комиссия Шубина достаточно быстро выявила и злоупотребления казненного губернатора, и роль в провокациях антигосударственного мятежа стрельцов. В результате судьбы участников мятежа сильно отличались – некоторых казнили, многих отправили в ссылку в дальние остроги, часть направили в действующую армию. Имущество и дела купцов, участвовавших в мятеже, распределили между лоялистами. Никаких чрезмерных количеств казней и пыток не последовало, что отметили и люди, симпатизировавшие восставшим. Комиссия Шубина зарекомендовала себя удачно, и не была распущена – что оказалось очень кстати в свете последовавших вскоре событий.

Восстание Булавина (1707-1708)

Великая Северная война, часть VI. Плоды победы и восстания в тылу (Russia Pragmatica III)

Левобережные и запорожские казаки оказались не единственными казаками в России, кто остался недоволен политикой Петра I и многими его преобразованиями. Донское казачество также имело немало причин для возмущения, которые вкратце можно было описать покушением на казачьи вольности. К донцам в больших количествах бежали крестьяне – а Петр значительно ужесточил контроль над численностью казаков и учредил регулярный сыск. Казаки ценили свою волю – а царь стал возлагать на них дополнительные повинности. Казачество в целом было консервативным, а государь проводил по меркам страны революционную политику реформ. Вместо коротких кампаний предыдущих лет донцам пришлось участвовать в войнах России постоянно, и многие казаки иногда годами не возвращались домой. Казаки были преимущественно старообрядцами, а Русская Православная церковь активно насаждала никонианство, преследуя сторонников старых порядков. Наконец, Петр постоянно вмешивался во внутренние дела казачества, передал спорные солеварни на Бахмуте во владение Мазепы, и пытался управлять ими так же, как и любыми другими своими поданными, что вызывало немало ропота. Однако даже с учетом этого всего Дон тлел много лет, но не загорался. Требовался серьезный повод, который поднял бы на восстание тысячи местных казаков.

Таким поводом стал сыск беглых, устроенный Петром летом 1707 года. Проводить его назначили полковника Юрия Долгорукого, который прибыл на Дон вместе с регулярными войсками. Тот повел себя достаточно жестко и неразумно, хватая всех, кто не мог достоверно подтвердить то, что он родился на Дону – а таких было много и среди потомственных казаков. Не отличались обходительностью и его войска, особенно иностранные офицеры, которые в казачьих поселениях принялись наводить свои порядки, проводить реквизиции и требовать тащить местных девок «на постелю». Каким-то образом Долгоруков потерял контроль над ситуацией, и его войска под конец и вовсе разнуздались, и стали вести себя как захватчики [6]. Это стало последней каплей для донцов, и те взялись за оружие. Возглавил их сотник Кондратий Булавин. Первым делом он собрал около 150 казаков, и напал на самого Юрия Долгорукова и часть его людей в Шульгинском городке, перебив всех до единого. Вслед за этим он начал собирать вокруг себя казаков и прочую вольницу, и объявил о том, что пойдет в поход на Москву, дабы «восстановить справедливость». Впрочем, первое время люди Булавина занимались лишь нападениями на царские городки и патрули.

Как и в случае с днепровскими казаками, мнения среди казачества оказались совершенно разные. Атаман Лукьян Максимов выступил против Булавина, и при поддержке Азовского наместника Толстого быстро собрал свое войско. На реке Айдар казаки-лоялисты без особого труда разбили и рассеяли мятежников, взяв более двух сотен пленных. Часть из них казнили на месте, часть передали на царский суд – и были казнены уже руками палачей. Однако сам Булавин укрылся на Сечи, где ему также симпатизировали многие, включая кошевого атамана Гордиенко. Перезимовав на Днепре, Булавин весной 1708 года вернулся на Дон с некоторыми примкнувшими к нему запорожцами, и вновь стал собирать своих сторонников на реке Хопре. Численность войска быстро росла, и вскоре достигла 20 тысяч человек. Первейшей целью восстания теперь стало уничтожение старшины лоялистов, что вскоре и было сделано – мятежники захватили Черкасск и казнили атамана Максимова вместе с его сторонниками. Булавина избрали новым атаманом донского казачества. Он развил бурную деятельность, отправил две сильные экспедиции на Слобожанщину и к Царицыну, а сам отправился в поход на Азов. Однако попытка взять город провалилась, и это мгновенно подорвало все доверие казачьей старшины к Булавину, который вскоре был схвачен и казнен.

Восстание на этом не закончилось. Оставались еще две группы мятежников, которые ушли на Слобожанщину и к Царицыну. Первая была разбита карательным корпусом князя Василия Долгорукого, брата убитого Юрия Долгорукова. Само собой, родич покойного не отличался гуманностью, и потому мятежников не ожидало ничего хорошего. Войско Семена Драного, которое наступало на запад по Северскому Донцу, было разгромлено в одном сражении, все пленные были казнены князем Долгоруким. Волжский отряд Игната Некрасова смог захватить Царицын, но после этого последовали неудачи, и из города мятежных казаков выбили. В конце концов, все группы булавинцев собрались воедино, но лишь для того, чтобы быть разбитыми у Есаулова городка царскими войсками. Потери их были велики, лишь около 2 тысяч казаков выжили, и были уведены Игнатом Некрасовым на Кубань, где присягнули на верность крымскому хану – лишь бы не мириться с Петром I, которого старообрядцы-некрасовцы считали Антихристом. Кроме них, лишь небольшой отряд Никиты Голого продолжал сопротивление на Северском Донце, но к ноябрю 1708 года был уничтожен и он.

Василий Долгоруков прошелся огнем и мечом по мятежным станицам, и казнил в Черкасске около 40 ближайших сторонников Кондратия Булавина, но на этом ему пришлось ограничить свой пыл, ибо в дело вмешались царь и князь Невский. Они считали восстание казаков слишком серьезным делом, не желали его повторения, и потому задействовали уже хорошо показавшую себя комиссию Шубина. Достаточно быстро были выявлены главные проблемы Войска Донского и причины, почему Булавин получил достаточно широкую поддержку рядового казачества. По сути, мятеж был спровоцирован перегибами в вопросах управления, рядом ошибок, и совершенно недопустимым поведением Юрия Долгорукова и его войск, которые в сложной обстановке спровоцировали взрыв возмущения, которого могло бы и не случиться без его жестких и неумелых действий. В результате этого донцов вместо новых кар ожидали некоторые изменения государственной политике в их отношении, и всеобщая амнистия для казаков, включая даже некрасовцев, которые, впрочем, не воспользовались предложением. На Дону восстанавливались многие старые порядки, устанавливалась полная терпимость к старообрядцам, предоставлялись некоторые новые льготы на 10 лет. Были приняты меры для того, чтобы никакие русские войска не повторили действия отряда Юрия Долгорукова. Все это помогло вернуть значительную часть симпатий донского казачества к России, но не вернуло погибших людей и разоренных станиц. В ходе восстания Булавина, короткого, но ожесточенного, экономика донского казачества вынесла сильный удар, а до трети казаков были убиты или ушли вместе с Игнатом Некрасовым на Кубань. Вопреки определенным уступкам со стороны Петра, вмешательство царского правительства в дела Войска продолжилось, и о былых вольностях пришлось забыть – теперь казаки напрямую подчинялись русскому государству. Таковыми оказались реальные результаты восстания Кондратия Булавина.

Кампания 1710 года

Первые военные действия в 1710 году начались там, где их особо не планировали – в польском Поморье. Август II, вернув себе трон Польши, попросил русского царя помочь ему выдавить шведов и поляков Лещинского из главных крепостей, в первую очередь – Эльбинга и Данцига. Для этого в помощь саксонцам был отправлен отдельный 20-тысячный корпус под командованием Бориса Шереметева. С января по март он осаждал эти крепости, и с успехом взял их. Параллельно этим событиям развивалось и датское наступление в Швеции – высадившись в начале годы в шведской провинции Сконе, датчане попытались быстрыми темпами продвинуться вглубь страны, но встретились со шведской армией генерала Магнуса Стенбока. Датские солдаты были профессионалами, у шведов же были наскоро собранные местные ополчения – но этот недостаток целиком перекрывался личностью их командующего, которого можно было смело причислить к лучшим шведским генералам Северной войны. В результате у Хельсингборга датская армия была наголову разгромлена и рассеяна, и вторжение в Швецию провалилось. Надежда на быстрое окончание войны не оправдалась.

В мае у Выборга была окончательно сформирована 25-тысячная армия для завоевания Финляндии, которую возглавил лично Петр I. В нее вошли лишь самые лучшие подразделения русской армии – Гренадерский корпус и Корволант, ветеранские пехотные полки и казачья конница. С моря армии оказывал поддержку Балтийский флот. Противостояла русским 15-тысячная армия генералов Любеккера и Армфельдта, которая сильно уступала русским по качеству, да эскадра адмирала де Пруа, которая  уступала по силе русскому флоту, так как все линейные корабли шведы вынуждены были отправить на юг Балтийского моря, против датчан. Именно это стало причиной того, что Петр форсировал подготовку к вторжению в Финляндию – в сложившихся условиях было достаточно легко вытеснить шведов с северного берега Финского залива, и тогда тот стал бы целиком безопасным для Балтийского флота. При этом Финляндию русский царь изначально предполагал захватывать лишь для того, чтобы при подписании мира было что уступать шведам, при этом забрав себе гораздо более ценные территории.

Генерал Любеккер, бывший губернатором Финляндии, решил нанести удар по русской армии на марше, когда та будет наиболее уязвима, сделав ставку на скорость и внезапность. При этом он договорился с адмиралом де Пруа, и с моря шведов также должен был поддержать флот, отвлекая внимание русского государя. Однако на деле план провалился – разведка заранее обнаружила выдвижение противника, и вместо засады на марше шведы 11 июня попали под встречный удар на реке Кюмень. К чести генерала Любеккера, он вовремя сообразил, в какое сражение втянулся, и быстро начал вывод своих частей из-под удара. Лишь благодаря этому отделался потерями средней тяжести, уступив лавры победителя русскому царю, который потерял в сражении не более 500 человек убитыми и раненными. Спустя 4 дня, 15 июня, в Роченсальмском проливе корабли де Пруа столкнулись с гребным флотом генерал-адмирала Федора Апраксина при поддержке нескольких парусных кораблей. Из-за противных ветров шведы не смогли уклониться от сражения, в результате чего были втянуты в 8-часовую ожесточенную баталию и потерпели поражение, потеряв 2 фрегата и 9 малых парусных судов. Начало кампании наглядно демонстрировало превосходство русских не только в численности войск, но и в уровне командования – после Полтавы шведы уже не могли сражаться так же успешно, как ранее.

Развивая наступление, Петр I 2 июля вновь столкнулся с армией Любеккера. Шведский генерал тщательно подготовил полевую фортификацию близ городка Гельсингфорс, и надеялся за этот счет удержать русских от дальнейшего продвижения вглубь Финляндии – но ошибся, так как Петр, имея под рукой опытных генералов и армию ветеранов Полтавы, а также уже сам обладая некоторыми полководческими знаниями, без особого труда разгромил шведов. При этом во многом сражение стало показательным – артиллерия грамотно подавила шведские батареи и частично разрушила полевые укрепления, после чего в бой пошли гренадеры, натренированные для штурма. Шведы упорно бились, но спустя 2 часа после начала боя начали отступать – и тут им во фланг и тыл вышел Корволант. Разгром был полный. Из 13 тысяч участвовавших в бою королевских войск спаслись лишь 6 – 2 тысячи укрылись в Або, а еще 4 отступили во главе с генералом Армфельдтом на север страны. Остальные были убиты, или же взяты в плен. Победа у Гельсингфорса решила исход войны в Финляндии – разделившись на отдельные отряды, русская армия вскоре заняла все небольшие крепостцы на территории этой страны, и взяла ее под свой контроль. У шведов оставался лишь город Або, который нельзя было взять без серьезной поддержки флота, да в Улеаборге засел корпус Армфельдта, который постоянно тревожил русских с севера, но не представлял серьезной угрозы. В целом, кампания 1710 года завершилась для России удачно, и еще больше приблизила ее к окончательной победе. Во власти Карла XII остались лишь собственно Швеция и небольшие анклавы в Северной Германии, на которые уже целились датские и саксонские войска. Казалось, конец уже близко….

Примечания

  1. Можете не соглашаться с аннексией Правобережья или слишком «мягкой» политикой к днепровскому казачеству, но я никогда не считал мудрой политику разбрасывания или излишнего стращания в общем-то лояльного царю населения. Тем более что в тех условиях времени даже иррегулярные воинские формирования Петру не помешают, в свете приближающихся событий….
  2. Учитывая, что Саксония сильно потрепана после предыдущих военных действий, а Август реально довольно сомнительный союзник, то стребовать с него в обмен на определенные плюшки Правобережье – вполне себе вариант.
  3. В реальности именно это и произошло. Вообще, у меня складывается впечатление, что царская администрация в Казани, Уфе, да и в Поволжье на тот момент была крайне коррумпированной и неэффективной, и скорее провоцировала новые проблемы, чем решала существующие. То в Астрахани воевода проворовался, и население восстало, то в Казани и Уфе чуть ли не «мафия» образовалась, которая на пару с церковью стала на башкир давить. Причем что-то мне подсказывает, что по части религиозного вопроса это была деятельность местных чинов РПЦ, и царь им никакого «зеленого света» на такое не давал. Конечно, тут бы не помешало провести более глубокое исследование, но по совокупности той инфы, что я уже видел, картинка по поводу управления этими территориями России складывается очень нехорошая.
  4. Численность башкир в это время была в принципе очень небольшой, и потому любые восстания, где карательные экспедиции не слишком церемонились с местным населением, оборачивались колоссальными потерями для этого народа.
  5. Точно так же и в реальности башкиры окончательно замирились с Россией, когда были переведены на «казачью» основу. Собственно, больших амбиций у них никогда особо и не прослеживалось, а подобный особый статус околоказачьего войска удовлетворял если не все, то большую часть их потребностей.
  6. Увы и ах, но это, похоже, суровый реал. Вообще, складывается впечатление, что большинство восстаний времен правления Петра I вызваны были не столько его политикой, сколько косяками местных властей, зарвавшихся или проворовавшихся.
arturpraetor
Подписаться
Уведомить о
guest

35 комментариев
Старые
Новые Популярные
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
Альтернативная История
Logo
Register New Account