Великая Северная война, часть II. Кампании 1701-1702 годов (Russia Pragmatica III)

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать материал по циклу о Великой Северной войне, и сегодня настал черед рассказать о событиях, произошедших непосредственно после битвы при Нарве. Речь пойдет о боях на пограничье, подготовке новой армии и начале планомерного русского наступления в Ингрии и Карелии.

Содержание

Третий Рим на краю

Беды России на одном лишь Нарвском разгроме не закончились. Еще до этого разгорелись бои к югу от Псковского озера, где 6 ноября местное ополчение столкнулось со шведскими драгунами под началом полковника Шлиппенбаха, который имел задачу устроить большую диверсию в этом месте. Всего у него было 600 человек, у ополченцев – 1,5 тысячи, но противостоять современной европейской кавалерии кое-как вооруженные и подготовленные русские не смогли. Сражение закончилось разгромом, потери ополченцев превысили отметку в 1000 убитых и пленных. В руки Шлиппенбаха попало знамя Псковской губернии, а также некоторое количество небольших транспортных судов, которые планировалось использовать для снабжения Нарвы, но не получилось из-за действий шведской флотилии на Чудском озере. В ответ на эту угрозу под Псков были выдвинуты запорожские казаки под началом Ивана Обидовского, молодого, но весьма способного племянника гетмана Мазепы. Они имели гораздо большую численность (около 12 тысяч), но последовавшая вскоре Нарвская битва, а также слухи о том, что у Шлиппенбаха под началом не один драгунский полк, а чуть ли не десятитысячная армия, заставили всерьез опасаться вступать с ним в прямые столкновения.

Гораздо серьезнее оказались проблемы на главном направлении, т.е. на дороге между Нарвой и Новгородом. Там имелись лишь 15 тысяч человек, пришедших из-под Нарвы, истощенных и плохо организованных. В бой без длительной паузы их отправлять было нельзя. Единственной реальной силой оставалась лишь подошедшая к городу 12-тысячная дивизия князя Репнина, которая была необстрелянной, и в общем-то не способной остановить решительный натиск шведов в поле. Из-за этого в срочном порядке началось укрепление Новгорода и близлежащих монастырей, а из местного населения стали формировать отряды ополчения. Всего этого было мало – как считали русские, 30-тысячная шведская армия вот-вот должна была подойти к Новгороду, и с его потерей война была бы окончательно проиграна. Петр параллельно с подготовкой обороны попытался договориться о мире с Карлом XII, но все попытки сделать это провалились. Впрочем, сам шведский король убедил сам себя в том, что Нарвская битва привела в полное ничтожество русскую армию, и спокойно зимовал со своей армией у Дерпта. Европейская публика восхваляла его, называла новым Александром Македонским, разгромившим восточных варваров. Пассивность Карла в результате оказалась на руку русским, а весной он и вовсе отправился воевать в Речь Посполитую, на долгое время позабыв о еще ведущейся войне с Россией.

Петр тем временем лихорадочно наращивал свои силы. Разгромленные при Нарве полки быстро восстанавливали свою боеспособность, и передышка, дарованная царю шведским монархом, была использована на полную. Бои кипели лишь в районе Пскова, и дабы предотвратить потерю этого важного города, Петр отправил туда единственного своего военачальника, который успел себя хорошо показать в ходе короткой кампании – Романа Михайловича Романова, заодно повысив его до звания генерал-поручика, минуя генерал-майора. Вместе с ним к Пскову отправились и гвардейские полки, которые быстрее прочих восстановили боеспособность. Впрочем, в боях им особо поучаствовать не довелось – казаки Обидовского, действуя привычными методами в стиле «бей – беги», сильно затруднили продвижение Шлиппенбаха на восток, и тот, не имея значительных средств, увяз уже во время осады пограничного Печерского монастыря, а вскоре и вовсе был вынужден отступить обратно в Ливонию, получив от разведки сведения о подходе русской гвардии, превосходившей его численно в несколько раз. Генералу Романову оставалось лишь закрепить успех, и наладить регулярные рейды на территорию шведов казачьих отрядов. Попутно он также весьма сблизился с командиром казаков, наказным гетманом Обидовским, который имел хорошее образование, и был хоть и молодым, но весьма перспективным казаком. Узнав, что тот тяжело болен, Романов прислал к нему своего лекаря, и создал благоприятные условия для выздоровления казачьего предводителя, благодаря чему тот уже весной 1701 года вернулся в строй [1]. К тому моменту угроза над Россией окончательно миновало, и предстояло не просто восстанавливать войско и готовиться к худшему, а анализировать полученный горький опыт и закладывать основу для нового наступления в грядущем будущем.

Эпоха перемен

Зима 1700-1701 годов прошла в лихорадочной работе. Как только стало ясно, что Карл XII не собирается мириться с Петром, но и не планирует развивать свое наступление на восток, Петр I вновь захотел перейти к наступательным действиям. Впрочем, на этот раз он был гораздо более осторожен и методичен, памятуя опыт Нарвы, и планировал уже не с ходу брать большие крепости, а медленно, но уверенно занимать самую незащищенную часть шведского пограничья – Карелию и Ингерманландию. Формирование новых полков и пополнение старых, прошедших кампанию 1700 года, было ускорено, что позволило за несколько месяцев набрать большую армию. Численно превосходившую прежнюю. Был сделан большой шаг вперед в плане подготовки солдат и укрепления дисциплины, офицерский корпус был восстановлен как за счет нового найма иноземцев, так и за счет более широкого привлечения отечественных кадров. Испытывая дефицит в подходящих офицерах-дворянах, Петр стал повышать в звании выходцев из других сословий, причем массово. Помимо прочего, это уменьшило пропасть между офицерским корпусом и рядовым составом, который во многом стал причиной Нарвской катастрофы. Значительно активнее было решено использовать казачьи полки, которые неплохо показали себя против Шлиппенбаха у Пскова. Уже весной Петр отправил 20-тысячный корпус Репнина на помощь своим польско-саксонским союзникам, оставив 30 тысяч человек (включая казаков Обидовского) под началом Шереметева для прикрытия границы со шведской Прибалтики, и выделив еще 10 тысяч под началом Петра Апраксина для активных действий в Ингрии. Впрочем, только этими силами русское воинство на северо-западе страны не ограничивалось.

Одним из выводов, сделанных из опыта Азова и Нарвы, стало осознание невозможности быстрого формирования первоклассной и массовой армии – требовалось немалое время, чтобы вооружить и обучить десятки тысяч солдат, которые могли бы по боевым качествам сравниться со шведами. С другой стороны, практика показала, что небольшие формирования вполне возможно довести до высокой степени боеспособности за короткое время, сделав их своеобразной элитой. Именно эти небольшие подразделения – гвардия и дивизия Вейде, бывшая к началу битвы при Нарве самой слабой из всех, но в то же время великолепно себя показавшая – могли при некоторой толике удачи и грамотном командовании бороться со шведскими войсками на равных, а то и превосходя их, если речь шла о каких-то второстепенных наемных или ополченческих полках. Вопрос о том, чтобы создать конкретные элитные соединения, поднял генерал Романов, и Петр I поручил ему же сформировать два таких соединения – пешее и конное. Их создание заняло почти все внимание царского родича, в результате чего тот в 1701 году фактически отстранился от командования войсками в поле, и уделил все свое внимание поставленной задаче.

Элитным пешим соединением стал Гренадерский корпус. Для него специально из пехотных и драгунских полков были извлечены роты пеших и конных гренадер, которые сформировали 4 гренадерских и 2 конно-гренадерских сводных полка. К ним присоединили также подшефные Романову гвардейские полки – Бутырский и Лефортов, в то время как Преображенский и Семеновский остались при царе. Общая численность солдат и офицеров в корпусе достигла 12 тысяч человек. Отбор кадров и их подготовка проводились по усиленной программе, в рядовые набирали лишь самых сильных, крепких и здоровых рекрутов. Система подготовки включала в том числе достаточно жесткое вколачивание железной дисциплины, изнурительные учения, как индивидуальные, так и коллективные, для чего близ Новгорода была отстроено целое военное поселение для маневров. С другой стороны, при таком кнуте имелся и пряник – гренадеры получали улучшенное жалование, отличное по меркам времени питание, и систему поощрений как за хорошую службу, так и за боевые достижения. Возглавил корпус выздоровевший Адам Вейде, который будет командовать им в течении всей Северной войны, но фактическим лидером этого элитного соединения станет, конечно же, Роман Романов, который являлся главным идеологом и спонсором формирования Гренадерского корпуса, и будет осуществлять командование им во время особо ответственных операций.

Элитным кавалерийским соединением стал Легкий корпус [2], или, как его назвал по-французски Петр I, Корволант. Идейно он являлся наследником старомосковского ертаула, и представлял собой высокомобильное воинское соединение для решительных и молниеносных действий, составленное из кавалерии или ездящей пехоты. Специально для усиления Корволанта была создана конная артиллерия, которая в будущем покажет свою высокую эффективность. Штатно в корпус входили 6 лучших драгунских полков общей численностью 7,2 тысячи человек, но к ним чаще всего придавалось некоторое количество калмыков, конных казаков или же пехотных полков (включая царскую гвардию), посаженных на коней для совершения долгих и быстрых маршей, в результате чего постоянная численность солдат и офицеров в Корволанте колебалась между 10 и 15 тысячами человек. Возглавил эту конницу грузинский царевич Александр Имеретинский. Назначение его в этом качестве было достаточно странным и неожиданным, так как до этого он являлся генерал-фельдцейхмейстером русской армии, и никак не проявил себя в качестве командира крупных соединений. Однако выбор этот в результате оказался удачным: посредственный начальник артиллерии, Александр Имеретинский показал себя как смелый, инициативный и умелый командир кавалерии, став в результате очень популярной фигурой среди всех русских конников XVIII и начала XIX веков [3].

Наконец, на стремительно растущих верфях строились первые корабли для Ладожской военной флотилии, которые должны были стать залогом успеха в будущем наступлении. При этом постройка кораблей велась с четким расчетом, при минимальном использовании средств, но максимальной реализацией той подготовки к большому судостроительному скачку, который готовил перед войной боярин Романов-младший. С самого начала было решено отказаться от постройки крупных судов, сделав упор на небольшие и дешевые корабли, которыми можно было бы в кратчайшие сроки выдавить шведов с Ладожского озера. В результате этого к началу 1702 года удалось ввести в строй 2 парусных и 4 гребных фрегатов, 5 шняв, а также 24 скампавеи, чего должно было хватить для установления полного доминирования на Ладожском озере. Кроме того, небольшими верфями (включая монастырские) было отстроено некоторое количество стругов, которые планировалось использовать в качестве войсковых и снабженческих транспортов, а в Пскове была отстроена небольшая флотилия (2 яхты, 12 скампавей и около 100 стругов) для борьбы с Чудской эскадрой командора фон Герцфельда. При этом параллельно с верфями, где строились суда Ладожской флотилии, возводились и новые города – Лодейное поле и Новая Ладога [4], которым будет суждено сыграть важную роль в становлении Русского Императорского флота. Вкупе с значительно усиленными сухопутными войсками, построенных за 1700-1701-е годы кораблей вполне хватало, чтобы начать в 1702-м году новое решительное наступление против шведов. Впрочем, это совершенно не означало, что военные действия до этого момента не велись.

Пограничные столкновения (1701)

Весной 1701 года Карл XII двинулся в поход на Речь Посполитую, и успешно вторгся на ее территорию, попутно разбив несколько польско-саксонских отрядов, имея в своем распоряжении менее 10 тысяч человек активного состава. В Прибалтике остались лишь вспомогательные отряды под началом Шлиппенбаха, и гарнизоны местных городов и крепостей. Когда стало ясно, что Карл окончательно покинул этот театр военных действий, Петр тут же отправил на помощь Августу Сильному корпус Репнина, дабы Карл как можно больше увяз в войне с саксонцами в Курляндии, и начал готовиться к собственному наступлению. Правда, уже в августе того же года Репнин вернулся в Россию ни с чем – польско-саксонское войско, которому он должен был оказать поддержку, было разбито у Динабурга почти без участия в бою русских, в результате чего его полки также были включены в планы будущего наступления. Пока оно не началось, армии под началом Шереметева, расквартированной под Псковом, было приказано всячески разорять Ливонию и чинить ущерб шведам, не оставляя их в покое. Сам Шереметев до этого не пользовался особой любовью Петра, но все же успел зарекомендовать себя как достаточно умелый полководец, чем и было обусловлено его назначение. Желая заслужить признание у царя, и понимая, что русской армии нужны победы для поднятия боевого духа, он решился на достаточно агрессивную стратегию, и стал искать сражения с силами Шлиппенбаха.

Первое серьезное полевое сражение после Нарвы произошло 15 сентября 1701 года. У Шереметева было под рукой до 20 тысяч человек, включая казаков Обидовского и большое количество разномастных войск старого и нового типа, вплоть до еще не переформированных старых солдатских полков, которые на деле представляли собой лишь отдельные батальоны с несколькими «лишними» ротами. Шведы были рассредоточены по четырем соседним поселениям – Кирумпэ (2000 человек во главе с самим Шлиппенбахом), Рауге (250 человек), Раппин (550 человек) и Ней-Казариц (160 человек), всего около 3 тысяч человек. При этом последние три мызы были хорошо укреплены, а солдаты были хорошо одеты, накормлены и подготовлены к боям. В результате войско Шереметева, несмотря на огромное численное превосходство, столкнулось с серьезным сопротивлением. У Раппина шведы отбили первоначальные атаки русской конницы, но были хитростью взяты в кольцо, и почти в полном составе перебиты – в плен попало не более полусотни человек. У Ней-Казарица, несмотря на малую численность, шведы стойко отбили все атаки конницы Шереметева, и после получения подкрепления из Кирумпэ окончательно отбросили ее назад. Самый жаркий бой разыгрался у Рауге, куда Шереметев направил свой главный удар. Шлиппенбах, обнаружив большие массы русских войск, двинулся на помощь отряду, расположенному на этой мызе, в результате чего завязался упорный бой. Иррегулярные и плохо организованные подразделения русской армии не смогли сломить сопротивление шведов, и, понеся потери, отступили. Несмотря на то, что шведы потеряли пятую часть имевшихся у них в сражении войск, а русские в людях понесли точно такие же потери, что на фоне общей численности армии Шереметева было каплей в море, победу себе засчитал Шлиппенбах. При этом он еще и умудрился преувеличить русскую армию в 2,5 раза, объявив, что у разбитой им армии было около 50 тысяч человек – и ему поверили. Карл XII повысил Шлиппенбаха до генерал-майора, шведы и Европа вновь убедились, что русские не умеют воевать. При этом отчасти они были правы – русские не смогли разбить малочисленных шведов лишь потому, что их войскам не хватало дисциплины и «регулярства» для того, чтобы упорно идти вперед.

В это же время шведские корабли на Ладожском озере под общим командованием вице-адмирала Нумерса вели активные действия против русских берегов, высаживая десанты и разоряя деревни. Правда, берега Ладоги были далеко не самыми заселенными, и большого ущерба шведы нанести не могли. При этом Нумерсу удалось наладить разведку, и получить информацию о русских верфях в Лодейном Поле и Новой Ладоге. Соваться на реку Свирь, не зная местных глубин, шведы не решились, но вот разорить Новую Ладогу они в конце концов решились. Попытка была предпринята 18 сентября, когда шведы появились у Новой Ладоги силами 4 парусных  и 3 гребных кораблей (в совокупности до 40 орудий) и 200 человек десанта, взятых из гарнизона Кексгольма. К тому моменту корабли для Ладожской флотилии там только достраивались, и на воду был спущен один-единственный фрегат «Штандарт», да 3 скампавеи, чего было решительно недостаточно для боя, и эти корабли спрятали в устье реки Волхов. Возможность нападения шведов русские предвидели, потому на берегу были оборудованы укрепленные батареи, а в самой Новой Ладоге расквартировали Бутырский полк под началом Якова Гордона, сын знаменитого Патрика Гордона. Он решил любой ценой защитить корабли и верфи, потому между береговыми батареями и кораблями Нумерса завязалась оживленная перестрелка, не принесшая никакого результата, не считая небольшого количества убитых и раненных с обеих сторон. Тогда ночью шведы высадили десант восточнее верфей, и попытались неожиданно захватить их, но Яков Гордон предвидел это, потому вокруг верфей был оборудован вал с рогатками и частоколом, и шведских десантников встретили огнем из фузей. В результате те ретировались, и сражение окончилось победой русских. Правда, шведы были намерены в следующем году вернуться к городу с большими силами, но события 1702 года пойдут совершенно по другому сценарию, и больше у Новой Ладоги их корабли не появятся.

Шереметев, проиграв Шлиппенбаху единожды, не унимался, и продолжил «малую войну» в Ливонии, тревожа шведов рейдами своих войск. С другой стороны, Шлиппенбах не извлек урока из сражения у Рауге, и продолжал держать свои войска рассредоточенными по различным поселениям, облегчая в случае большой баталии задачу русским. Новое столкновение случилось у деревни Эрестфер 6 января 1702 года. Шлиппенбаха фактически застали врасплох, из-за чего он, имея в Ливонии достаточно много войск, смог быстро собрать в кулак лишь 3800 человек с 6 пушками, в то время как у Шереметева было до 18 тысяч человек и 20 орудий. Сама баталия длилась около 5 часов, и началась с успеха шведов – их рейтарам и драгунам удалось рассеять передовые отряды русской армии. Однако затем подошли основные силы воинства Шереметева, и завязался упорный встречный бой, в ходе которого, в конце концов, шведы были опрокинуты и бежали, преследуемые иррегулярной конницей. Их потери в бою составили более тысячи человек убитыми и раненными, а также все орудия и знамена. Потери русской армии были сравнимы, но это была терпимая цена за первую серьезную победу над таким врагом. Шереметев наконец-то получил признание Петра, и твердо обосновался в качестве самостоятельного военачальника, целиком «закрывая» для врага границу в районе Пскова. Тем не менее, особо активных действий он пока не вел – не хватало сил и средств, да и основные события 1702 года должны были развернуться в районе реки Невы, где главная армия под началом самого царя собиралась наконец-то перейти в наступление.

Сражение в устье Двины (25.06.1701)

Одними лишь северо-западными окраинами России военные действия не ограничивались. В 1701 году неожиданным образом разыгралось первое крупное морское сражение между русскими и шведскими кораблями в устье Двины, которому будет суждено оказать большое влияние на дальнейший ход конфликта, и осознание России себя не только сухопутной, но и хотя бы частично морской державы. Началось все с того, что Карл XII в начале года издал указ об организации экспедиции в Белое море сил шведского флота, главной целью которой стало прерывание единственного торгового пути между Россией и Европой, разорение приморских поселений и сожжение главного русского порта, Архангельска. Учитывая, что для быстрого создания новой армии и пополнения казны в условиях войны России жизненно необходим был Архангельск с его торговым путем, успех подобной экспедиции мог бы обернуться катастрофой для Петра I. Для выполнения этой задачи была собрана флотилия адмирала Карла Лёве в составе 3 фрегатов, 2 шняв и 2 галиотов, на борту которых находилось около 1 тысячи человек и 127 орудий.

Несмотря на то, что русский Север был, в общем-то, пустынен, Архангельск был отнюдь не беззащитным. Уже строилась капитальная Новодвинская крепость для защиты города с моря, но до ее готовности оставалось еще некоторое время, потому главными защитниками города являлись корабли Беломорской флотилии. К лету 1701 года ее активный состав был представлен 2 парусными и 3 гребными фрегатами, а также 2 яхтами, на борту которых имелись около 900 человек личного состава при 176 орудиях. Правда, часть этих орудий были 3-фунтовыми, и не могли играть значительной роли в артиллерийском бою на море, а экипажи считались неопытными и необстрелянными, будучи хорошими моряками, но еще не знавшими своей силы в столкновении с реальным противником. С другой стороны, все это компенсировалось личностью шаутбенахта, который командовал Беломорской флотилией. Артемий Артемьевич Базанов [5] был помором и старообрядцем, человеком достаточно резкого и упрямого характера, выросший в семье китобоя, работавшего на бояр Романовых. К началу XVIII века Базанов был одним из немногих чисто русских людей, кто не только обладал навыками мореходства, но и достаточно большим опытом, то плавая с купцами в Европу, то идя на север для промысла над полярным зверем. Назначенный главой Беломорской флотилии по протекции Романа Романова, он показал себя весьма деятельным, умелым и активным человеком, знавшим свое дело – при Базанове корабли почти всегда, когда позволяла ледовая обстановка, выходили в море, сопровождали иностранные корабли и конвои, проводили учения и маневры. Благодаря его деятельности маленькая русская Беломорская флотилия была сплаванной и подготовленной к встрече с противником.

Встреча эта произошла 25 июня. Флотилия Лёве прибыла к устью Двины, но не знала местных глубин, потому для продвижения к Архангельску пришлось заняться промерами фарватера. Однако едва только они приступили к этому долгому занятию, как на западе были замечены паруса кораблей Беломорской флотилии, которая регулярно патрулировала устье реки на случай визита к нему противника. Шаутбенахт Базанов, оценив численность противника, тут же бросился в бой, так как именно для этого его соединение и создавалось. Шведы также собрали воедино свои силы, и двинулись навстречу русским. Сама баталия продлилась 6 часов, и отличалась особым упорством и со стороны шведов, и со стороны русских. Последние неожиданно для самих себя показали себя ничуть не хуже, а то и лучше шведов. У последних было превосходство в личном составе, но на абордажи они не решились; русские же корабли и так комплектовались минимумом матросов и офицеров. В результате этого бой свелся к долгой и ожесточенной артиллерийской перестрелке, в которой у кораблей Базанова было явное превосходство за счет большего количества пушек, да еще и большего их калибра. Это предопределило результат сражения – к вечеру, когда сумерки и исчерпание запасов пороха прекратили бой, русские корабли могли считать себя победителями. Обе яхты Базанова были тяжело повреждены, и позднее были пущены на слом, но фрегаты целиком оправдали свое строительство. Потери русских в людях составили около 100 человек убитыми и раненными. Шведы же потеряли оба галиота и одну шняву разбитыми артиллерией, а вторая шнява («Сулен») отделалась тяжелыми повреждениями. Были серьезно повреждены и все три фрегата, а убыль в людях составила примерно 180 человек. Адмирал Лёве лишился в бою руки и глаза.

Победа оказалась неожиданной и славной. Русские моряки показали себя вполне успешно, и одержали верх над шведами при равенстве в кораблях, но превосходстве в артиллерии. Эта идея – иметь индивидуальное превосходство в мощи бортового залпа кораблей – тут же будет принята на вооружение Петром I, и станет отличительной чертой Русского Императорского флота на протяжении всей эпохи паруса и гладкоствольной артиллерии. Шаутбенахт Базанов был повышен до звания вице-адмирала, и стал пользоваться большой популярностью. Было доказано, что русские могут в действительно хороший морской флот, как и могут сражаться с вражеским флотом, пускай и небольшого состава. Вкупе с победами при Эрестфере и Новой Ладоге, сражение в устье Двины помогло восстановить утраченный после Нарвы боевой дух русского воинства, и обеспечил мощный толчок и твердую основу для надежд на будущее. Никто не строил иллюзий, что победа над шведами может быть легкой, но успехи 1701 и первых дней 1702 годов показали, что побеждать их все же можно даже на море. Шведы также извлекли серьезный урок из полученного опыта, и более не совершали рейдов в Белое море, решив, что оно надежно защищено от тех набегов, на которые у небольшой Швеции могло хватить ресурсов.

Кампания 1702 года

Первоначально Петр I сдержанно отнесся к плану наступления в Ингерманландии в 1702 году, опасаясь возвращения армии Карла XII под Нарву или Псков, но тот весной отправился из Курляндии вглубь Польши, преследуя Августа Сильного. В результате этого угроза скорого возвращения королевских каролинеров окончательно исчезла, и можно было заняться собственным наступлением. Целью его стали берега Ладоги и река Нева – Петр намеревался как можно скорее пробиться к Финскому заливу, и начать строить новый морской порт. Для этого в его распоряжении находились регулярные и иррегулярные войска общей численностью до 100 тысяч человек. Правда, собирать в единый кулак все эти силы не было ни смысла, ни возможности – после опыта Нарвы Петр очень серьезно отнесся к вопросам снабжения, и предварительно прикидывал возможности обеспечить войска в том или ином месте продовольствием и припасами. В разработке плана наступления важную роль сыграл армейский штаб, расположенный на тот момент в Новгороде, который весь 1701 год занимался организацией взаимодействия существующих войск и формированием новых, а также рассылал во все стороны разведчиков, шпионов и наблюдателей. На основе полученной информации и анализа сил и возможностей собственных войск и шведских был составлен план, достойный лучшего уровня европейского военного мышления. Правда, штаб на деле лишь прорабатывал детали и подготавливал основу для его реализации, а фактическим автором плана стал сам Петр I, показав достаточно высокий уровень стратегического мышления.

Шведское господство в Ингрии и Карелии базировалось на двух компонентах – сухопутном и морском. Последний был представлен двумя флотилиями – Чудской (командор фон Герцфельд) и Ладожской (вице-адмирал Нумерс), которые полностью блокировали русские водные коммуникации, и совершали набеги на прибрежные поселения. При этом Ладожская флотилия весной 1702 года была дополнительно усилена новыми кораблями, так как шведы были в курсе строительства многочисленных кораблей на верфях в Новой Ладоге и Лодейном Поле. Сухопутный компонент опирался на две крупные крепости – Нарву и Выборг, и ряд мелких – Нотебург, Кексгольм, Ниеншанц, Ямбург, Копорье. На крупные крепости опирались две небольшие шведские армии – ливонская Шлиппенбаха (около 10 тысяч человек), и карельская А. Крониорта [6] (до 6 тысяч), в каждом из гарнизонов насчитывалось от 300 до 1500 человек. Шведы преследовали сугубо оборонительные цели, однако далеко не пассивные – в случае выдвижения русских войск к какой-либо из крепостей генералы Шлиппенбах и Крониорт неизбежно выступили бы навстречу русским. Повторять Нарву, когда полевая шведская армия ударила по русским, осаждающим крепость, никто из царских военачальников не желал, потому в план заранее были внесены действия с целью нейтрализации обеих полевых армий. Для этого выделялись достаточно крупные соединения Шереметева и Апраксина, в то время как лучшие русские полки, включая Корволант и Гренадерский корпус, должны были действовать непосредственно против крепостей. При этом предусматривались агрессивные действия русских Ладожской (командующий — полковник Тыртов, фактически – генерал Романов) и Псковской (генерал Гульц) флотилий с целью разбить или вынудить к уходу с озер шведских кораблей, которые могли помешать русскому наступлению, а то и вовсе сорвать его. Таким образом, кампания 1702 года планировалась как едва ли не первая масштабная операция в русской истории, в основе которой лежало тесное взаимодействие армии и флота.

Собственно, именно флот и открыл кампанию. Еще в мае началась подготовка и Псковской, и Ладожской флотилий для сражений. Псковские корабли генерала Гульца спустя месяц установили контакт с шведской флотилией фон Герцфельда, и двинулись в наступление. Грянули три сражения – 1, 8 и 23 июня. В первых двух столкновениях русские действовали несмело, не в полную силу, и потому баталии свелись к перестрелкам на дальней дистанции. За столь пассивные действия можно было получить нагоняй от царя, потому Гульц поступил радикально – забив скампавеи под завязку солдатами и казаками Обидовского, который лично возглавил часть гребных сил, Псковская флотилия в третий раз повела себя куда более решительно, не считаясь с повреждениями и потерями. Время и место атаки оказались весьма удачными – ветер спал, и парусные шведские корабли встали на месте в узком проливе между Чудским и Псковским озерами. Завидев русских, шведы попытались отбуксировать свои корабли шлюпками, но лишь смешали ряды, и рассредоточили людей, в результате чего обрушившиеся на них русские быстро захватили 2 яхты. Остальные 4 корабля командора Герцфельда яростно отбивались, но, будучи облепленными со всех сторон скампавеями и стругами, лишь затягивали неизбежное. В конце концов, когда казаки, штурмовавшие шведского флагмана, стали заполнять верхнюю палубу, командор взорвал свой корабль, убив множество и шведов, и русских. Потери в людях у генерала Гульца оказались достаточно большими, но дело было сделано – больше кораблей у шведов на Чудском озере не было.

В это же время активизировались действия Ладожской флотилии. Скампавеи вместе с посаженными на весла пехотинцами возглавлял полковник Тыртов, в то время как общее командование, включая парусные и гребные фрегаты, осуществлял генерал Романов. Он буквально с ходу, едва только удалось снарядить корабли и подготовить экипажи, обрушился на флотилию адмирала Нумерса. Произошло два сражения – 26 июня в устье реки Вороны, и 1 сентября близ Кексгольма. Оба раза шведы бились храбро, но на их кораблях было мало экипажей, да и сами корабли находились в меньшинстве – русские верфи успели отстроить много кораблей. В устье Вороны людям Нумерса кое-как удалось отбить атаки кораблей Романова, пользуясь тем, что русские солдаты и матросы неуверенно чувствовали себя на воде, но во второй раз, у Кексгольма, шведские корабли были прижаты к берегу и частично расстреляны из пушек, а частично взяты на абордаж куда более решительно действовавшими царскими воинами. Теперь уже и Ладожская флотилия прекратила свое существование, хотя большая часть экипажей ее кораблей, включая самого адмирала Нумерса, избежала плена и в дальнейшем будет принимать участие в следующих столкновениях с русскими в водах Финского залива. Генерал Романов же, оставив дозорные корабли у Кексгольма, двинулся обратно, в Новую Ладогу. Его действия полностью развязали руки русской армии в Ингрии, и теперь можно было смело переходить в наступление на суше, не опасаясь ударов во фланг и тыл шведских кораблей. На радостях, что решилось столь серьезное дело, Петр повысил своего родича до генерал-аншефа, и назначил командовать Ладожской флотилией вплоть до окончания всей кампании. А та еще только начиналась….

Примечания

1. В реальности Обидовский действительно был достаточно перспективным представителем казачьей старшины, и уже в 25-летнем возрасте весьма неплохо себя показал. Увы, именно в зимнюю кампанию 1700-1701 годов он и умер. По одной из версии, причиной гибели его стали многочисленные раны, полученные в бою со шведами, однако куда более вероятно то, что он банально заболел, но отказался покидать свой пост для излечения, опасаясь интриг против него недоброжелателей, и эта болезнь в результате сгубила молодого полковника, которого Мазепа планировал сделать наследником гетманской булавы.
2. Вообще, более распространенное название – Летучий корпус, но сам Петр в документах называл его Легким. Хотя самое распространенное название этого соединения, конечно же, Корволант.
3. Ну а почему собственно нет? Горячий грузинский нрав для конника более уместен, а европейскую военную науку царевич знал. Конечно, его успешность на этом месте – допущение, но, ИМХО, вполне вероятное.
4. Напоминаю, что Сяськая верфь в этой АИ не строится, так как, строго говоря, место для нее было выбрано крайне неудачно, и она просто не нужна. Лучше уж в Петрозаводске еще одну верфь отгрохать.
5. Не путать с Альваро Альваресом де Базаном, 1-м маркизом де Санта-Крус, одним из славнейших испанских адмиралов. Кстати, Базанов – вполне себе поморская фамилия. Узнав это, я просто не мог не сделать маленькую отсылочку….
6. То, как правильно читается фамилия этого генерала, значащая «Красный Олень» — тайна великая для меня. Проблема в том, что шведский язык со временем менялся, и современный достаточно серьезно отличается в произношении от шведского языка начала XVIII века, а уж как любят коверкать иноземные слова в России, я говорить не буду. Потому этот генерал известен на русском языке или как Крониорт, или как Кронхъёрт. А гугл-переводчик вообще озвучивает его фамилию как «Чронъёрт». На деле же, судя по всему, его фамилия читается как Кронъёрт, т.е. наиболее близкое из известных нам произношений – Крониорт. Именно его я и взял в употребление.