Статья с канала Сергея Махова (George Rooke) на яндекс-дзене.
В это же время прево Парижа открыто объявляет старшинам, что
«Его Величество дозволяет им взяться за оружие, что его намерение отныне – уничтожить адмирала и его партию, что надлежит позаботиться, дабы не ускользнул ни один из этих нечестивцев, дабы их не укрывали в домах; что король также хочет и отдает приказ, чтобы прочие города королевства последовали примеру столицы».
Около 3 часов ночи Гиз с примерно 30 людьми стучится в дом Колиньи, дверь открывает шевалье де Лабонн, которого сразу пронзают кинжалом.
Очевидец (капитан отряда швейцарских наемников фон Финкельбах):
«Французы ворвались в дверь, которую защищали восемь гвардейцев, стали с ними биться и отогнали их, затем вновь заперли дверь. В схватке одного из них убили. Швейцарцы налетели на двери и вышибли их алебардами. Герцог де Гиз кричал тем, кто бился внизу в доме, чтобы бросали оружие или их всех продырявят.
Когда поднялись к адмиралу, Мориц Грюненфельдер, родом из Глариса, первым проник в спальню адмирала, схватил его и хотел взять в плен. В этот момент Мартин Кох из Фрибура, фурьер герцога Анжуйского, сказал ему: «Этого нам не приказывали». Когда адмирал взмолился, чтобы пощадили его старость, он пронзил его пикой, которой размахивал. Капитан Йошуе Штудер из Санкт-Галлена утверждал, что Мориц застиг его стоящим в ночном халате и повел к свету, говоря ему: «Это ты, пройдоха?» И когда он очень громко это сказал, он поразил своей алебардой адмирала, который просил пощадить его старость. Вскоре подоспел и другой ему на помощь. Люди Гиза спросили, мертв ли адмирал, и потребовали, чтобы его выкинули на улицу. Когда герцог его основательно отделал, он всадил ему шпагу в рот.»
В этот момент к Гизу прискакал гонец от короля: Карл, ужаснувшись замыслу, пишет, что надо срочно все отменить. Но Генрих, вытирая окровавленную шпагу, говорит посланцу: «Передай, что уже слишком поздно». Отрезанную голову адмирала водрузили на пику и повезли с собой, перед этим отрезав мертвому Колиньи половые органы, и бросив детям — играться.
4 часа утра, Лувр. Наваррский входит в апартаменты Карла IX, а тот с кинжалом в руках подскакивает к нему и кричит: «Месса, смерть или Бастилия!». Одновременно с этим падает пораженная кинжалами и шпагами свита Наваррца и Конде. Генрих соглашается на мессу, Конде упорствует, Карл уже заносит кинжал над принцем крови, но его за руку неожиданно крепко хватает Екатерина — Конде ей еще нужен в политической игре.
Наваррец и Конде заточены в своих апартаментах. Конде получает три дня на размышление.
В спальню к Маргарите неожиданно врывается весь израненный человек, который с криком бросается на нее, обнимает, стаскивает с кровати, и поворачивается вместе с ней так, что она сверху, а он снизу. Через минуту в комнату врываются капитан королевской гвардии де Нансей с семью гвардейцами. Он уже заносит шпагу, но тут видит Маргариту, лежащую на каком-то мужчине, смеется и уходит вместе с солдатами. Нансей подумал, что Маргарита забавляется с любовником, и именно эта случайность спасла Габриэля де Леви, барона де Лерана.
В Лувре в эту ночь убито около 30-40 человек, но это ничто по сравнению с тем, что творится на улицах Парижа.
В 4 часа утра начинает звонить колокол церкви Сен-Жермен-л’Оксеруа. Это сигнал для старшин кварталов и населения Парижа, что операция начинается. Я не буду останавливаться ну убитых протестантах, принадлежащих к верхушке. Ларошфуко, Телиньи, Брион и так далее. Меня всегда интересовало, до какой степени озверения могут дойти люди, и есть ли в таких ситуациях кто-то, кто может остаться человеком.
Вот убивают женщину-гугенотку, отбирают у нее годовалого малыша, который не понимая еще, что произошло, играет с рыжей бородой убийцы своей матери. Но проходит минута, и этот человек сворачивает малышке головы и бросает на мостовую.
Вот герцог Анжуйский с 800 солдат и 1000 конников (по плану должен поддерживать порядок на улицах, не дав разгуляться горожанам), плюет на все приказы и начинает грабить ювелирные лавочки и ростовщиков около Собора Парижской Богоматери, причем убивают всех, не разбирая, католик хозяин, или гугенот. Чуть позже тот же Анжуйский насилует беременную мадам де Телиньи, причем рядом с убитым и истерзанным мужем.
Из описания очевидца:
«Маленькую девочку окунули совершенно нагую в кровь зарезанных отца и матери с жуткими угрозами, что если она когда‑нибудь станет гугеноткой, с ней поступят так же».
Филипп Кавриано, медик на службе у Екатерины Медичи:
«Были обобраны дома гугенотов числом около четырех сотен, не считая наемных комнат и гостиниц. Пятнадцать сотен лиц было убито в один день и столько же в два последующих дня. Только и можно было встретить, что людей, которые бежали, и других, которые преследовали их, вопя: «Бей их, бей!» Были такие мужчины и женщины, которые, когда от них, приставив нож к горлу, требовали отречься ради спасения жизни, упорствовали, теряя, таким образом, душу вместе с жизнью. Ни пол, ни возраст не вызывали сострадания. То действительно была бойня. Улицы оказались завалены трупами, нагими и истерзанными, трупы плыли и по реке. Убийцы оставляли открытым левый рукав рубашки.»
Франусаза Байе сломала обе ноги, выпрыгнув из окна. Сосед укрывает ее в погребе. Убийцы находят ее, выволакивают на свет, отрезают кисти рук, чтобы снять золотые браслеты, затем бросают перед дверью торговца жареным мясом, который приканчивает ее, пронзив своим вертелом. Сена полна истерзанных, голых тел, которые католики все бросают и бросают.
Тут же Бюсси д’Амбуаз, тот самый конечно, всаживает в бок маркизу де Ренеллю кинжал, быстро выигрывая таким образом тяжбу о наследстве.
А в это время у стены кладбища Невинноубиенных идет бойкая торговля награбленным.
«Браслетики! Кому Браслетки! Красивые, золотые!», «Хрусталь! Фарфор!», «Почти новый камзол, всего четыре дырки от шпаги! Покупаем!»
«Я видел своими глазами, – пишет посланник герцога Мантуанского, – как солдаты королевской гвардии ведут коней, нагруженных деньгами и драгоценностями».
Но даже в этой ситуации были люди, которые оставались людьми.
Парижский палач, мэтр Кабош. К нему притаскивают еле живых изувеченных раздетых протестантов, с просьбой совершить королевское правосудие и «добить гадин». Кабош говорит: «Я палач, а не убийца. Подите вон!». Пока не будет решения суда или приказа короля, Кабош не собирается никого убивать. Он профессионал, а не фанатик.
Директор Бургундского колледжа Ла Фэй спрятал маленького, избитого мальчика, который прошел к нему через весь Париж. Он кормил его и заботился о нем 10 дней, а потом тайно вывез из Парижа. Мальчиком был Максимиллиан де Рони, позже барон де Сюлли.
Утром 25-го будущий любовник герцогини Неверской Аннибал де Коконнас (из «Королевы Марго») по приказу Ларшана (с которым у Ла Форсов земельный спор) убивает всю семью Ла Форсов, кроме 12-летнего Жана Номпара, который прикидывается мертвым. Случайный прохожий подбирает его, выхаживает и выводит за пределы Парижа. Так выжил Жак-Номпар де Комон, будущий герцог де Ла Форс, маршал Франции, победитель испанцев при Салуццо и Мариньяно (1630).
Господин де Везен имел личного врага, своего соседа, протестанта Ренье. 24 августа он захватил его и увел в свой замок Керси. Затем, круто повернув, сказал:
«Предоставляю Вам свободу любить меня или ненавидеть. Я привел Вас сюда, чтобы Вы оказались в состоянии сделать выбор.»
К сожалению такие случаи наперечет. Убийства продолжаются, и 25-го, и 26-го, и в последующую неделю. Карл, Екатерина, Анжуйский уже и сами не рады, что открыли крышку, выпустившую демона. Но поделать ничего не могут — на улице рулит ТОЛПА.
Потихонечку предводители бойни начинают уже прятать знакомых и родственников из протестантской партии (например Ла Моля из той же «Королевы Марго» спасает герцог Алансонский), де Гизы, вернувшиеся из-под Сен-Жермена (там находился небольшой протестантский отряд Монтгомери,примерно 60 человек, который попытался прийти на помощь адмиралу, но у Пре-о-Клер был атакован 600 всадниками Гизов, и спасался бегством. Так что Гизы весь день 24-го и полдня 25-го отсутствовали в Париже), тоже укрывают у себя в отеле нескольких гугенотов, говоря, что «они примут католичество и пойдут к мессе». Они сами в ужасе, ведь для всего мира и населения — именно они, Гизы — главные зачинщики резни. И теперь уже от этого не отмыться.
Но и Гизы уже не могу управлять толпой — наоборот, некоторые буржуа в Париже обвиняют короля и Гизов в «умеренности», и требуют продолжать убийства, пока не взялись за них.
