Предисловие коллеги 17ur: Рассуждение на древний сюжет, с той или иной долей успеха облачённое в художественную форму.
Было лето, и был вечер, и были холмы. На трёх холмах из пары дюжин стояли короны — круги высоких камней, кое-где отёсанных. Ещё на четырёх холмах, которые с некоторой натяжкой можно было записать в вершины квадрата, охватывающего коронованный треугольник, расположились небольшие военные лагеря. Там стояла охрана.
В некотором отдалении от воображаемого квадрата суетилась и гомонила стоянка много крупнее, схожая разом с полевым лагерем небольшого экспедиционного корпуса и с ярмаркой в честь весеннего равноденствия. Самой заметной частью стоянки, видной задолго до всего остального, был заякоренный воздушный шар, с которого все эти настоящие круги, предполагаемые треугольники и воображаемые квадраты легко было зарисовать в минуту.
От большой стоянки… читатель уже догадался, что речь идёт о выездном лагере императорской четы… от большой стоянки к коронованным холмам ехала запряжённая парой лошадей лёгкая повозка с полагающимися спицами, рессорами и кожаным верхом на механических распорках. Верх украшал императорский герб, а в повозке ехала сама императорская чета: двое усталых людей в начале старости.
— Они ещё рожи строят, — сказал Император, когда уже отослали всех и вдвоём поднимались на тот из холмов, где камни были самыми низкими.
— Обратная сторона народной любви, — отозвалась Императрица. — О нас заботятся и не верят, что ты дотащишь эти припасы, и что мы проведём эту ночь без неприятностей. Хотят помочь и недовольны, что в этом желании им отказывают.
— Не надо мне помощи. Как верховный главнокомандующий, я испытываю новейший извод армейского рюкзака, — сказал Император, остановился и подпрыгнул. Упомянутый рюкзак, объёмистый серый цилиндр из толстенной ткани с кожаными вставками, переходящими в нечто похожее на упряжь, несколько задержался что со взлётом, что с приземлением. Императора, видного мужчину со скрываемым яростными усилиями портного лишним весом, явственно шатнуло.
— Вояка, — приговорила Императрица. — Вино-то взял? Если уж пикник.
— Ты злая, — обвинил её Император. — Вино — это сюрприз, а тебе, когда я достал бы его из рюкзака, нужно протестовать и как обычно пугать меня злоупотреблением и всяким хроническим нездоровьем, а потом с милой улыбкой согласиться.
— С чего ты взял, что я не стану протестовать, пугать и улыбаться? — спросила его Императрица. — Я даже удивлюсь, если вино окажется вовсе не тем полуостровным сорокалетней выдержки, которое неизвестные украли из дворцовых погребов полгода тому назад. Будет мне сюрприз.
Император ничего не ответил.
— Мог бы уже научиться не увольнять с повышением после публичного разноса, — Императрица положила узкую ладонь супругу на плечо — точнее, на широкий ремень рюкзака. — Я-то ладно, а люди тоже замечают.
Конечно же, место будущего пикника охрана проверила, иначе никак. Стало бы глупостью не оставить заранее на этом месте большую часть припасов, включая походный навес на всё тех же механических распорках в сложенном состоянии. Раскладывая его, Император заработал синяк на предплечьи.
— Знаешь, твоё увлечение всеми этими пружинами, безлошадными движителями… — пожаловался он Императрице. — Мануфактурщики распоясались. Всё вокруг щёлкает и проворачивается, а в последнее время стало ещё и вонять. И ладно бы жжёным углём, но эта чёрная подземная слизь, из которой… признавайся, ты подала мысль о косметике на том балу?
— Во-первых, мои фрейлины, что хочу, то и делаю, — Императрица, чья стройность с возрастом легко и непринуждённо перешла в сухопарость, расположилась на покрывале и смотрела на закат. Император вспомнил картину тридцатилетней давности и догадался, что Императрица тоже её помнит. — Во-вторых, из-за регламента мне во фрейлины попадают какие-то невероятные дуры, от которых я не могу избавиться в силу их родовитости и того, что придворные интриги давно уже стали неразберихой, которой лучше вообще не касаться.
— Будет и "в-третьих"? — Император одолел раскладной стол и два раскладных стула без потерь, и его настроение улучшилось. Императрица кивнула:
— Будет и "в-третьих". Мне было очень, очень приятно смотреть на посла Конфедерации, танцующего с придворной дамой, от которой несло перегнанной нефтью, а на лице были милые, не слишком широкие, зато многочисленные полосы краски из неё же. Другим было страшно на него смотреть, а мне приятно.
— Ты злопамятная, — похоже, обвинения в адрес супруги в этой семье были делом обычным. — Времени сколько прошло.
Императрица закрыла глаза, и её лицо сразу помолодело.
— Недостаточно. Я им этого не забуду. Бросили на произвол судьбы, "Проклятые земли". Да и ты тоже… принц-поцелуйщик… остались счета и к ним, я знаю. Ты ведь до того, как ко мне в гости отправиться, хотел у них залечь.
Император возился с посудой.
— Остались счета, — согласился он. — Вот только кто их подписывает… ладно, будем надеяться, что на этот год повезёт. И хватит уже сидеть, нефтянщица. Вон со светильниками этими новомодными разберись. Я не стану.
— Конечно, не станешь, — Императрица легко поднялась с покрывала, подошла к открытому ящику, где лежали упомянутые светильники и присела возле него так, что юбка пышного прогулочного платья разлетелась по траве. — Взорвёшься либо зальёшь всё кругом и обвоняешь.
Ночь выдалась ясной, закат уходил долго и светильники понадобились не сразу. Однако понадобились, когда Император полез за своим переносным хронометром. Часовую механику он признавал безоговорочно — во всех остальных он требовал присутствия пороха.
— Стражу после полуночи отсидим, и спать, — решил он. — Или не спать. Ты как, не скучаешь?
— Нет, — отказалась Императрица. — И не надеюсь тоже, если ты это имеешь в виду. Каждый год в этот день на новом месте, где когда-то то ли присутствовали, то ли нет древние силы… Охранники на археологическое отделение стражи раньше косились, как овчарки на пекинеса, а теперь… я слышала слова "гидратация стекла" сегодня. Охранник говорил. Обычный, без академической перевязи. Хотя лучше бы они за винными погребами смотрели.
— Я не верю, чтобы здесь было стекло, — проигнорировал шпильку Император. — Рано ещё для стекла. Здесь… я, кстати, получил отчёт от академиков, ты не видела… временные периоды по перетаскиванию и установке этих глыб. Логистика, биологическая продуктивность ландшафта по поддержке рабочей силы… похоже, им это всё сильно было надо, строителям. Выкладывались по полной, на пределе. Вплоть до голода на заметных площадях.
— Надо было. Как нам сейчас. — Императрица показала на пустой высокий бокал. Император убрал со стола пустую бутылку, добыл из-под стола полную и взялся за штопор. Императрица продолжила:
— Люди правильно понимают. Ходим по местам древней силы, совета ищем, чтобы Империя дальше росла и цвела. Ведь мы с этой древней силой на дружеской ноге, посмотрите наши биографии, наш блистательный путь. Только они думают, что мы эти советы получаем, раз путь такой блистательный, в то время, как…
— А по-моему, выезд на природу каждый год — прекрасная вещь. Отметить день нашего знакомства, отдохнуть от дел дворцовых… кто ж эту пробку засмаливал…
— Знакомства? — переспросила Императрица. — Ты у меня тогда седьмой месяц жил. Без спроса, между прочим.
Император развёл руки. В правой был штопор, в левой открытая бутылка.
— Каюсь. И прошу прощения. До того я, третий сын, жертва придворных интриг и прочая, прочая, прочая, четыре года жил в деревне, где здоровый и красивый молодой человек превратился из дворцового баловня в сурового на все руки мастера, всегда готового бросить вызов судьбе. И когда эта поганая банда гвардейцев моего свежевзошедшего на престол старшего братца меня всё же выследила…
— Наливай уже, — прервала его Императрица. Император налил. В процессе хронометр не без скрежета проиграл первые такты "Вперёд, на штурм прадедовских пределов", обозначив тем самым полночь. Рука Императора с зажатой в ней бутылкой не дрогнула.
— И всё-таки ты так никогда и не признался, — задумчиво сказала Императрица. — Ты правда заранее думал, как разбудить Спящую Красавицу, или тебя гвардия просто загнала в Проклятые земли?
— Повторю в тысячный раз, — Император налил и себе, по края. Тени его движения метнулись по каменным глыбам. Светильники почти не пахли. Звёзды светили с неба, и было им всё равно. — Я правда не помню. То, что я прикидывал, как бежать через Проклятые земли с их сном, разлитым в воздухе, и колдовскими ловушками на каждом шагу — это да. То, что я не полез тебя целовать сразу, как увидел — тоже да. А вот то, что…
Два голоса прозвучали одновременно с разных сторон. И они были очень похожи.
— Это любопытно и нам, — сказали голоса.
Императрица осталась неподвижна, а вот Император попытался добыть из тех же мест, где портной пытался скрыть его лишний вес, некую облагороженную порохом механику, и не преуспел. Послышался треск разрываемой ткани, стул откачнулся назад, а потом ноги Императора от души подкинули столешницу. Зазвенела посуда, только что откупоренная бутылка упала на белую скатерть, и скатерть перестала быть белой.
Императрица пригубила вино. Император героически пытался встать, держа на отлёте руку с огнестрельным устройством, над которым вымпелом вился длинный лоскут ткани штанов. Две высокие, в полтора человеческих роста фигуры с разных сторон подступили к столу.
— Доброй ночи, — сказали они.
— Дорогой, — сказала Императрица. — Пожалуйста, не стреляй в наших гостей. Это феи, добрая и злая.
Император встал, отряхнул колени, поднял стул, посмотрел сперва на одну, потом на другую фигуры и поднял упавшую бутылку. По лицу его, подобно вину на скатерти, разлилось сожаление.
— Прекрасное ведь вино. Было. Трудно постучаться? — спросил он у прибывших.
Фигуры молчали.
— Не обращайте внимания, — сказала Императрица. — Когда я проснулась, он полы подметал внизу, на кухне. И его первыми словами при встрече со мной стали "проклятье, там ведь пыли сколько"… и да, пыли в моей зале и особенно на моём ложе, были громадные залежи. Которые он вынес.
— У нас вопрос к нему, — это сказала фигура, облачённая в белое… облачение. Плащ с очень широкими и длинными рукавами, волочащийся за владельцем по земле, оснащённый островерхим и очень глубоким капюшоном, в котором вряд ли возможно разглядеть лицо даже днём, не может быть назван иначе, нежели "облачением".
— Он в самом деле знал, как тебя разбудить? — голос был тот же, но шёл с другой стороны, из глубин капюшона чуть более чёрных, нежели чёрное облачение. — Или так получилось само собой?
Император рассматривал огнестрельный механизм и, похоже, хотел всего лишь понять, как добыть зажёванный тем лоскут добротной ткани. Лёгкая походная куртка пыталась, но не могла закрыть дыру на правой штанине Императора. Всякий интересующийся легко мог узнать, что Император носит длинные облегающие трусы вроде тех, которые можно видеть на участниках ежегодных Атлетических собраний.
— Баш на баш, — сказала Императрица. — Прекрасное выражение, всегда хотела его употребить. Ответьте и вы на несколько вопросов.
Наступило молчание, прерванное императорским "а-а, вот оно" и двумя механическими щелчками.
— Охрана нас не видит. — Это сказала белая фея — должно быть, добрая.
— Ну и что? — спросила Императрица, глядя перед собой.
— У вас семья, дети и внуки. — Это сказала чёрная фея — надо понимать, злая. Император обернулся к ней, набирая воздуха. Императрица подняла левую руку, и Император прекратил движение.
— Ну и что? — спросила Императрица, не поворачивая головы. Император поднял брови — в уличном театре, где брови густо намазаны чёрным или красным, за таким жестом обычно следует шутовской поклон. Вместо поклона Император бросил на траву многострадальный кусок ткани.
Императрица вновь пригубила вино и отставила бокал.
— Дорогой, они хотят нас напугать.
— И как, дорогая, получается? — осведомился Император.
— Вряд ли, — ответила Императрица. — Эй, вы. Баш на баш. Раз уж пришли.
Спроси Императора или Императрицу о протяжённости наступившего молчания, их ответы резко разошлись бы с показаниями хронометра.
— Спрашивайте, — голоса фей вновь прозвучали в унисон.
— Я… облегчу вам задачу, — сказала Императрица. — Я поняла, что вы слуги и вряд ли живы, вряд ли со своим "я". Простых "да" или "нет" будет достаточно, а над вопросами я думала годами. Вы готовы?
— Он ответит, знал ли, как разбудить тебя? — спросили феи.
— Куда я денусь, — признал Император, криво улыбнувшись.
— Тогда да.
— Благодарю вас, — Императрица вновь взяла бокал. — Публичное присутствие фей возле новорожденной принцессы. Добрые пожелания. Опоздавшая чёрная фея. Публичный приговор к смерти, а потом, исправленный, к вечному сну после достижения совершеннолетия. Вам нужен был возможно более здоровый и возможно более образованный вечно спящий человек, принадлежащий к общей для многих стран культуре?
— Нет.
— Уточняю вопрос, — чуть меньше вина в бокале. — Целью этой комедии был возможно более здоровый и возможно более образованный вечно спящий человек, принадлежащий к общей для многих стран культуре?
— Да.
Император хмыкнул:
— Ну да, дорогая, "нам нужно" и "наша цель" для нежити вещи разные.
Императрица подняла свободную руку, прося тишины.
— Вашей целью было испытание человеческих мыслей на этом спящем?
— Да.
— Вы или подобные вам слуги способны человеческие мысли наводить и подавлять, однако вы и подобные вам — а то и ваши хозяева, кем бы они ни были — не способны понять последствия воплощения этих мыслей. Так или нет?
— Да.
Император положил огнестрельный механизм на стол и вылил в свой бокал остатки из упавшей и поднятой бутылки. Похоже, ему было весело. Императрица продолжила:
— Десятки и десятки лет всякую мысль, автор которой предполагал, что та окажет значимое влияние на общество большое или малое, на науку, на веру, на… праксис… вы испытывали на мне и, если видели, что такое влияние в моём сне состоялось, подавляли эту мысль у автора наяву?
— Да.
Император повернулся к чёрной фее.
— Она так и не нашла замены слову "праксис". И "прогресс" тоже. Сколько раз пробовали в диалогах…
Поднятая рука. Молчание.
— Целью этого были остановка прогресса?
— Нет.
— Торможение прогресса?
— Нет.
— Ограничение прогресса, придание ему нужной вашим хозяевам формы?
— Да.
Император выпил вино залпом, отставил бокал и вновь взялся за огнестрел:
— Я же говорил. Это как с этими каменюками вокруг. Установка, перевозка, прокорм работников — всё нужно только затем, чтобы не потратить время и силы на свою жизнь. Они, — императорский палец указывает сперва на чёрную фею, потом на белую, — в древности попроще были. Растут. У нас, между прочим, "Сравнительные описания технических устройств Побережья за последние триста лет" у казённых людей выше некоторого чина — настольная книга, рекомендованная к перечитыванию. Там время её сна… выделяется совершенным спокойствием.
— Мне было неспокойно. — Императрица тоже отставила бокал. — У меня эти сто лет состояли из сплошных, ярких, убедительных, изматывающих снов на тему "если бы" и "как надо". Каждую минуту. Я ничего, ничего не забывала. Наверное, побочное следствие этого… праксиса по работе с прогрессом.
Феи молчали. Император усмехнулся:
— У нас в конюшне сейчас одно семейство… у них дед, я у него в той деревне работал, пока не бежал в Проклятые земли, к тебе. Мы с ним выпивали потом, в Столице… он мне всегда говорил насчёт умной бабы, с которой мне повезло, и неважно, насколько она старше. А потом я читал посольскую переписку, где вся эта публика сходила с ума от того, что мы, щенки щенками, взяли власть за полгода, через три года начали Империю и до сих пор её ведём, что наша артиллерия выметает с поля боя меченосцев Конфедерации… скажи я им, что ты знала, как надо, они не поверили бы. Решили бы, что насмехаюсь. Впрочем, дуре бы никакие знания не помогли.
— Благодарю, дорогой, — Императрица встала из-за стола. — Это всё, что я хотела узнать от вас. Буду считать, что это правда.
— Представляешь себе, — сказал Император, — тысячи лет тому назад кто-нибудь точно так же объяснял им, почему дело с камнями на холмах не вышло вечным, и что до людей дошло, что надо жить, а не глыбы ворочать.
— Это случилось здесь, — сказали феи. Император присвистнул.
— А, так вот почему мы сегодня встретились…
— Да.
— Давайте закончим с этим, — предложила Императрица. — Спрашивайте то, что вы хотели узнать.
— Знал ли ты, как её разбудить?
Императрица посмотрела на Императора:
— Отвечай. Я понимаю, что ты опасался подслушивания, но сейчас можно.
— Если они мысли подслушивают… а, ладно. Я не знал, я догадался уже в этом полуразвалившемся дворце. Я ведь тоже учился всерьёз и книжки видел не издалека. Девочка бредила во сне. Какие-то горящие площади, экспрессы на дорогах, единые налоговые кассы, сила трения качения, соглашения о праве на продажу, газ теплород. Я понял, что она живёт там, во сне, и пылко живёт, но не для себя. Кто-то, значит, на ней ездит. И стало мне девочку жалко.
— Благодарю, родной, — Императрица отвернулась и стала смотреть в темноту, нарушенную звёздами и огнями большого походного лагеря.
— Всегда пожалуйста. Я знал, что спит девочка сто лет, а значит, проснуться она не то, что не может… все эти заклятья уже выветрились давно, в отличие от ловушек… а забыла, как. Значит, не надо её будить, целовать и лапать… то, что самая мощная и долговременная ловушка была заведена именно на её ложе, я понял уже потом и поздравил себя со своей догадливостью. Сколько в тех пыльных залежах было пыли костяной…
— Не порти мне аппетит, — сказала Императрица, не оборачиваясь. Феи молчали.
— Значит, надо вокруг неё навести такой порядок, чтобы стало очень похоже на то, что она последним помнит наяву. Я предположил, что девочка как-то связана с окружающим, после чего взялся за ведро и тряпку, за молоток и пилу. За мастерок ещё взялся. И много ещё за что. Благо был я на все руки мастер, а чего не знал, тому учился на ходу. И вычистил часть дворца, и восстановил её. И намечал, как слуг сюда нанять — нашёл я там тайничок с золотой утварью, которую беженцы с собой не прихватили.
— И постоянно думал о том, как это сделать, — продолжила Императрица. — Смотрел на окружающую обстановку, выдумывал всякие идеи, которые были близкими, мощными, и которые вам было так просто передать мне на испытания, восстанавливая у меня память о том, что меня окружает на самом деле. И когда сон совпал с явью…
— Я её правда не целовал, чтобы разбудить, — сказал Император. — Она сама ко мне с поцелуями полезла, когда от шока отошла. Я сперва отнекивался, потому что неудобно пользоваться положением дел…
— А вот это им вряд ли любопытно, дорогой.
— Это я в порядке жеста доброй воли, — объяснил Император.
— Кроме того, ты просто трусил тогда.
— Это жестоко.
— Нет, это уже я в порядке жеста доброй воли, дорогой, — указала Императрица.
Феи молчали. Потом… не развернулись, нет. Просто дыры капюшонов исчезли с одних сторон облачений и, наверное, появились по другие стороны, хотя ни Императрица, ни Император этого не видели. Чёрная и белая фигуры двинулись прочь от стола, стульев, посуды, светильников и лежащих на траве ящиков с гербами на верхних досках. И, наверное, от стоящих на вершине холма камней, хотя так фигур уже не было видно.
Прошло несколько минут. Во всяком случае, послышался щелчок хронометра, который исправно щёлкает каждые полчаса.
— Мы живы, родной, — отметила Императрица.
— Я думаю, тот тип, который десять тысяч лет назад на этом самом месте орал им в лицо… или что у них там… что не будет больше таскать эти каменюки по всему материку из конца в конец, тоже остался жив, — предположил Император.
— Да, — согласилась Императрица. — Говоря о нежити, если ты читал статью в "Большом вестнике Академии" об экономии поведения в антропоматике…
— Не читал и не хочу. Я ещё за телеграф с этим незаконнорожденным трестом не расплатился, а у тебя и молниевые светильники, и антропоматика… слушай, дорогая, я протрезвел, общаясь с этими феями. Там ещё вино осталось. И заметь, за камнями вот здесь нас не будет видно ни с одного поста охраны. Разве что с воздушного шара, но сейчас ночь.
Императрица улыбнулась.
— Отчаянный старикан. Мне опять лечь, сложить руки на груди и делать вид, что…
— А это как тебе подскажет чувство истории, родная. Мне оно подсказывает, что сегодня случилось историческое событие. Такое, что ты запишешь его в дневнике — том, который "вскрыть после моей смерти и передать в академию".
— Почему я за тебя вышла? — спросила Императрица. — Проснулась бы, сунула тебе медяк за услуги и отправила обратно в деревню, к тому деду, на которого ты работал… я снимаю своё возражение насчёт охраны. Совать свой нос в чужие дела во дворце они умеют. А вино ты утащил лично, войдя дверями.
— Каюсь, родная, — сознался Император. — Наливать? И… если уж о дневниковых записях, то как думаешь, эти… кто бы они ни были, феи и их хозяева… отстанут?
— Нет, — ответила Императрица, вновь садясь на стул. — Не отстали же после того, как их отвергли с этими камнями. Выдумают что-нибудь ещё. Сейчас, через сто лет или через десять тысяч. Наливай. И за что выпьем, родной?
— За человечность, — Император уже садился, но вновь выпрямился и поднял наполненный бокал. — За человечность.
Было лето, и была ночь, и были холмы.
источник: http://17ur.livejournal.com/558016.html
