Есть в Швеции такой термин – общественная власть. Он сразу и исторический, и социологический, и политический, и вмещает в себе столько всего сразу, что коротко и четко определить его достаточно сложно, хотя сама по себе эта концепция, в общем-то, простая. Более того, она достаточно популярна, встречается в разных странах, пускай может и не называться именно так, и имеет распространение среди АИшников, и сторонников баланса власти между народом и государством. Если же попытаться кратко сжать определение термина «общественная власть», то он подразумевает под собой сбалансированную структуру власти в государстве, где высшие централизованные иерархические ранги сочетаются со значительным самоуправлением и народовластием на низших уровнях. Сама эта концепция сложилась в Швеции исторически, и соблюдалась во все времена – и в эпоху демократии, и в эпоху абсолютизма, так как иерархия общественной власти в стране не зависит от конфигурации государства и наличия или отсутствия в нем выборного права. Как сейчас, так и во времена абсолютистов (хотя в случае со Швецией это скорее «почти абсолютисты») вроде Густава II Адольфа, или Карла XI, иерархия администрирования в государстве сильно зависела от воли центра на высших уровнях, и имела полное внутреннее самоуправление на низших. В том числе потому в Швеции не сложилось крепостного права, и удалось избежать многих социальных проблем, которые имели место в соседней Дании и на континенте, и вообще история государственного администрирования Швеции является едва ли не самой удачной в Европе – основа, заложенная еще в Средневековье, развивалась и прекрасно работала поколениями и веками, и продолжает существовать по сию пору. Причем Швеция в этом не уникальна — подобное наблюдалось во многих других странах, в первую очередь — с римским наследством, но конкретное определение такому явлению я в первый раз встретил именно у шведов.
Здание шведского Риксдага — одного из старейших парламентов Европы. Его появление в Швеции напрямую связано с традициями общественной власти.
Первой начала складываться нижняя, «народно-демократическая» часть комплекса общественной власти, причем – еще во времена родоплеменного строя. Собственно, это и были рода и племена. Племена представляли собой совокупность нескольких родов, населяющих ту или иную территорию, и возглавлялись выборными хёвдингами (вождями). При этом глав некоторых родов называли стурманами («большими людьми»), так как они обладали наибольшим влиянием, и играли роль лидеров мнений. Хёвдинг обычно не мог править единолично, и зависел от мнения стурманов. Кроме того, в случае войны племя избирало еще одного лидера, сугубо военного – конунга. Конунги и хёвдинги были примерно равнозначны по значению, но из-за разделения своих функций (общее руководство племенем, и руководство сугубо военной его частью) могли играть в разное время разную роль, и более того – конфликтовать друг с другом. При всем этом стоит помнить, что племя по размерам чаще всего заметно отличалось от того понимания, которое иногда вкладывают в него в наше время. Говоря о племенах, у нас иногда подразумеваются племенные союзы – т.е. крупные объединения сразу нескольких племен, многочисленные и достаточно сильные, в то время как племя на самом деле – это далеко не самое большое и многочисленное объединение, которое запросто могло насчитывать менее тысячи человек своих представителей от стара до млада, а то и вовсе от силы пару сотен.
Подобная относительно простая структура существовала лишь до времен викингов. Рост благосостояния вкупе с развитием сельского хозяйства и получением доступа к дешевой рабочей силе в виде рабов подтолкнул родоплеменное общество к разложению, и первым его симптомом стало формирование общин. Собственно, как раз примерно после 800 года археология подтверждает резкое изменение характера поселений на территории Швеции – если раньше это были относительно небольшие родовые поселения-усадьбы, рассредоточенные по обширным площадям, то в IX веке они начинают собираться в более крупные населенные пункты, которые формируют новую единицу народной самоорганизации – общину, во главе которой встают старейшины (олдерманы). Сами по себе общины представляли собой объединение нескольких родов, и потому сам род стал терять старые функции и строгие границы, в то же время приобретя новый вид, в первую очередь среди знати, которая в случае со свеями была представлена наиболее богатыми и успешными бондами, т.е. свободными крестьянами, и еще недалеко ушла общей массы. И общины, и уже распадающиеся относительно своей старой структуры рода продолжали формировать племена во главе с хёвдингами и конунгами.
Примерно в это же время начинается постепенное укрупнение и дальнейшая эволюция организации как германских племен вообще, так и скандинавских в частности. Сами же скандинавы формировали плюс-минус одинаковую, но все же отличимую в деталях иерархию новой власти, причем процесс шел уже как надстройка над устоявшимися «народными» структурами в лице родов-общин и племен, и формировал верхние, государственные ранги власти. Первым таковым стали херады, которые свеи называли хундаре – небольшие племенные союзы, или «большие племена», которые иногда сравнивают с русскими сотнями. Их возглавляли херадсхёвдинги – возможно изначально выборные, но позднее – назначаемые сверху управленцы. Несколько херадов (хундаре) формировали ландскап, которые позднее стали называть ленами. Их глав уже четко назначал правитель, именовались они лагманами – «законниками». Само слово было старым, и означало человека, знающего законы и заведующего судебными разбирательствами, т.е. по факту это были окружные судья, однако со временем функционал слова расширился, и они превратились также в администраторов и наместников.
Стоит заметить, что развитие всей этой «государственной», а не «народно-демократической» иерархии власти шло параллельно с развитием самой власти в ранней Швеции. Конунги, бывшие ранее всего лишь военными лидерами племени, во время эпохи викингов сильно укрепили свой авторитет, и по мере формирования первой государственности поднимались по иерархии власти все выше и выше, оставив далеко позади хёвдингов, оставшихся главными лишь на уровне племен. К концу X века конунги уже были несомненными лидерами, стоявшими выше и херадсхёвдингов, и лагманов, назначая их на должности. При этом сам пост конунга оставался выборным, и более того – после своего избрания в районе Уппсалы каждый правитель обязывался отправиться в эриксгату, своеобразное паломничество по всем провинциальным (уровня ландскапа или хундара) тингам, где его избрание подтверждали местные стурманы. Забавной традицией стало взятие в заложники семей стурманов во время эриксгаты – казалось бы, деспотический акт, но когда свежеизбранный в Уппсале король Рагнвальд Глупый отказался брать заложников из самых влиятельных семей государства, то стурманы его попросту убили, так как столь доброжелательное решение конунга было воспринято как оскорбление. Мол, беря в заложники представителей знатных семейств, конунг признавал их влияние и силу, а отказываясь делать это, объявлял им о своем презрении, о том, что не считает их серьезной угрозой себе.
Само слово стурман также несколько изменило свое значение – если когда-то оно могло означать практически любого главу рода, то теперь стурманами назывались самые влиятельные представители племенной знати, влиявшие на самого конунга, и фактически возглавлявшие те или иные региональные объединения. Вопреки воли стурманов правителю очень тяжело было проводить политику, так как конфликты с ними могли привести к потере короны. Некоторые короли Швеции пользовались этим, некоторые ладили со стурманами, некоторые конфликтовали. А самая успешная династия Средневековой Швеции, известная как Фолькунги, или же дом аф Бьельбу, и вовсе несколько поколений занимала позиции настолько могущественных стурманов, что фактически правила всей Швецией, держа конунгов в качестве номинальных лидеров. Да и позднее был такой дяденька Бу Йонссон Грип, который держал «по королевскому решению» в своем управлении почти все ландскапы Швеции, т.е. по факту управлял большей ее частью при живом конунге… Впрочем, здесь уже речь заходит об эволюции верховной власти в государстве, и развитии государственности, что нашей темы не касается.
Таким образом мы видим, что общественная власть в Швеции развивалась по двум направлениям – государственному, и народно-демократическому. И если второй возникал в естественных, «природных» условиях, то первый развивался именно в условиях становления государственности, и формирования первых конкретных институтов верховной власти уровнем выше, чем община или племя. При этом довольно быстро в Свитьоде (ранней Швеции), уже к началу XI века, сформировалась четкая административная структура, характерная для довольно развитых государств той эпохи. К примеру, Уппланд, не бывший до определенного момента конкретной административной единицей, состоял из 4 ландскапов – Аттундаланда, Фьедрундаланда, Родена и Тиундаланда, при этом каждый из этих ландскапов состоял из различного количества хундаре – к примеру, Роден в своем составе имел их 7 штук, а Тиундаланд – до дюжины. Каждый из указанных хундаре состоял из нескольких родов и общин, и имел свой общий тинг.
В дальнейшем, конечно, все это не раз менялось и перестраивалось, единицы сменяли названия, и в современной Швеции от старых терминов уже ничего и не осталось – последними пали под напором времени сельские общины, которые практически без изменений существовали в Швеции с эпохи викингов и до середины XIX века, но в общем и целом структура административной власти в стране остается плюс-минус той же, сочетая почти полное самоуправление на низших уровнях, и достаточно централизованную государственную власть на высших. В том числе благодаря этой системе в Швеции не сложилось крепостное право – крестьянские общины были слишком сильны, чтобы феодалы могли давить на них, да и феодализм как таковой у свеев с гётами не сложился, так как не было как таковых крупных феодов, и все, о чем мог мечтать дворянин – это подняться по военной службе или возглавить лен, став местным халифом на час. И в то же время децентрализация на низовом уровне у шведов чудным образом не привела к появлению сильно автономных местечковых элит – наоборот элиты всегда стремились вверх, и прочно связывали свою судьбу с государством.
Короче говоря – определенно хорошая это штука, общественная власть по-шведски. Сразу много головняков снимает. Очень полезная вещь, если говорить об АИшках с ранней развилкой. А самое главное – процесс становления этой «общественной власти» в Швеции мало отличался от становления государственности у большинства европейских племен Раннего Средневековья. И, проведя некоторые аналогии, можно составить достаточно правдоподобную и цельную картину того, как могла зарождаться, к примеру, государственность на Руси. Забавно, не так ли?
