«В экзамене на государственное бытие наше, земельный закон — это тот предмет, который мы должны выдержать — и хорошо выдержать, в первую очередь».
А.В. Кривошеин.
Москвичей, как известно, испортил жилищный вопрос, а крестьянство из «опоры трона» превратил в его могильщика вопрос аграрный. Вполне естественно, что, аграрный вопрос стал основой внутренней политики всех правительств, действовавших после Октября, где бы они ни возникали и на каком фундаменте бы не строились. Проще всего в этом отношении было большевикам (большевики были последовательны, прямолинейны и не искали компромиссов), а вот представители белого движения попали тут между молотом и наковальней. Перед белым движением стали две задачи диаметрально противоположные и потому неразрешимые: с одной стороны, надо было удовлетворить устойчивые реставрационные претензии помещиков, с другой — умиротворить деревню. При этом, единого понимания даже своих классовых интересов не было ни у крестьян, ни у самих помещиков.
Ещё при Деникине, в подходе к аграрному вопросу установились две основных группировки: крупные землевладельцы старого закала (полуфеодального типа, характерные для центральных губерний) и помещики полубуржуазные (российская разновидность германского юнкерства, характерные, например, для Юга России).
Полуфеодальные помещики низачто не соглашались на парцелизацию земель. Они не желали уступить ни пяди земли даже за выкуп и стремились немедленно отобрать землю у «захватчиков». Их цель — полная реставрация старого помещичьего землевладения.
Вторые же уже часто сдавали свою землю в аренду. Они не прочь были за приличную цену ликвидировать часть своих владений. Даже принудительный выкуп не только не наносил им никакого ущерба, но, наоборот, был выгоден, так как капитализировал доход с земли. Эти помещики стремились восстановить утраченные права лишь по отношению к имениям плантационного типа, чаще всего, занятых выращиванием технических культур. Остальные же их владения, уже давно хозяйственно парцелированные системою аренды, их интересовали только с точки зрения возможности получить за них выкупные платежи. В условиях гражданской войны и неуверенности в завтрашнем дне, немедленное восстановление утраченных прав собственности на землю было даже и нежелательно.
При Деникине аграрный вопрос не получил окончательного разрешения. Всеобъемлющего земельного закона издано не было. Но отдельные распоряжения и вся политика власти в деревне ясно показывали, что в спорах между враждующими группировками помещиков преимущество было на стороне стопроцентных реакционеров.
Деникинская армия, не дожидаясь законодательного разрешения вопроса, фактически полностью реставрировала старое землевладение на местах, но крушение деникинщины, многим обязанное беззастенчиво-реакционной аграрной политике, ослабило позиции полуфеодального помещичьего крыла. На первый план выдвинулись полубуржуазные группировки. Врангель был выразителем их идей. При Деникине он находился в оппозиции, теперь он получил власть. И к 1919 г. в аграрном вопросе был взят новый курс.
Решено было пойти на выкуп помещичьих земель. Казалось бы, это было во всех отношениях выгодно. Отказ от немедленного отобрания от «захватчиков» всех помещичьих земель и признание выкупа — эти принципы удовлетворяли притязаниям влиятельной теперь группы помещиков и, казалось, открывали кое-какие перспективы для удовлетворения потребностей известной части крестьянства, а весь опыт предыдущих лет гражданской войны властно диктовал неизбежность создания какой-либо социальной базы в деревне. Это осознавал и Врангель, и его союзники.
Франция и Англия вложили слишком много средств в поддержку белого движения. В то же время, после провала французской интервенции в том же Крыму и в Одессе 1919 г., вновь пытаться защитить вклады военной силой было слишком рискованным. В 1920 г. в Западной Европе обстановка была такова, что попытка новой открытой интервенции грозила серьезнейшими революционными осложнениями. Винтовками союзники ещё были готовы помочь, но людьми – нет.
На кого же можно было опереться в России? Уцелевшие «первопоходники», «дроздовцы» и другие группы старого добровольческого ядра были слишком малочисленны. Уже по признанию Деникина, добровольчество ушло в область прошлого.
Основой нового военного предприятия могла быть только мобилизация. А для того, чтобы сделать ее возможной, надо было привлечь на свою сторону крестьянство, как единственно возможную её базу.
С этой целью, комиссией под руководством исполняющего обязанности главы Правительства Юга России, А.В. Кривошеина (бывший Главноуправляющий землеустройством и земледелием Российской Империи, соратник Столыпина, вернулся из эмиграции по личному приглашению Врангеля) была подготовлен проект земельной реформы, выдержанный вполне в Столыпинском духе и нашедший свою реализацию в т.н. «Правилах 25 мая». Приказ 25 мая вводил в действие «в местностях, занимаемых войсками главного командования», датированные тем же числом «Правила о передаче распоряжением правительства казенных государственного земельного банка и частновладельческих земель сельскохозяйственного пользования в собственность обрабатывающих землю хозяев».
Самое заглавие Правил заманчиво говорило о передаче земель «в собственность обрабатывающих землю хозяев» (подразумеваемая цель: повысить количество землепользователей и не допустить запустения пашни), а первая статья «Правил» как бы освещала закономерность владения землею на правах революционного захвата:
«всякое владение землею сельскохозяйственного пользования, независимо от того, на каком праве оно основано и в чьих руках оно находится, подлежит охране правительственной власти от всякого захвата и насилия. Все земельные угодия остаются во владении обрабатывающих их или пользующихся ими хозяев».
Второй приманкой было обещание закона передать «трудящимся на земле хозяевам в собственность» частновладельческие имения и земли, казенные и государственного земельного банка. Правила указывали, а агитация это особенно подчеркивала, что земли передавались крестьянам в полную наследственную собственность. В воззвании, распространённом по поводу принятия Правил несколько лукаво, но вполне справедливо, говорилось:
…«Крестьяне! Много раз вам обещали землю, но никто до сих пор вам ее не дал. Не дали ее вам и большевики-коммунисты. Они хотя и кричат, что отдают всю землю народу, но на самом деле, не признавая права частной собственности, предоставляют вам лишь временное пользование и стремятся всю вашу землю, не исключая и надельной, обратить в коммуны и совхозы»…
В отличии от Советов, в официальных выступлениях врангелевской власти всегда подчёркивалось ориентировка на «солидного», «домовитого», «крепкого» крестьянина.
Но надо было удовлетворить ещё и помещиков, составляющих значительную часть врангелевских сил. Поэтому передача земли предполагалась отнюдь не бесплатно, а в ипотеку: за выкуп в размере пятикратного среднего за последние 10 лет урожая. Этот выкуп должен был вноситься равными частями в течение 25 лет. До полной выплаты выкупа земля считалась не помещичьей, не крестьянской, а государственной. Размер ежегодного крестьянского взноса, таким образом, определялся в 1/5 урожая. Вроде бы выгодные условия: обычная арендная плата помещику для Юга составляла 1/4 или 1/3 части, но! Эта ставка реально была бы еще больше, так как исчисление велось не с засеянной земли и не со снятого урожая, а со всей переданной земли, включая и выгоны, и покосы, и земли, остающиеся под паром исходя из средней урожайности десятины по губернии. Характерно, что выкуп принимался только зерном и выплачивался непосредственно центральной власти, минуя помещиков, а уж власть обязывалась с ними рассчитаться сразу по итогам реформы, но — рублями. Учитывая то, что зерно традиционно для России было валютно-экспортным товаром, а рубль (да и само положение Юга) был нестабилен – не самое выгодное для многоземельных помещиков положение, что вызвало их немедленную реакцию:
«Телеграмма.
Из Симферополя. 3831/Б. 77.24.20.
Наши сотрудники, земские работники отмечают враждебное отношение к земельному закону со стороны помещиков. Землевладелец Шнейдер, Булганакской волости, распустил слух, что закона не было.
Лектор Политота, разъяснивший его крестьянам, за это арестован.
Другой помещик выражал крестьянам селения Аджи-Ибрам сомнение в прочности правительства. Таких случаев много.
24 июня. № 856.
Начполитотделкор / Неандер».
К тому же оставался нерешённым вопрос с арендной платой, а именно: входит или не входит выкупной платёж в зачёт аренды? Крестьяне резонно полагали, что да (ст. 12 Правил 25 мая), а помещики, не получив ещё ничего от Врангеля, но потеряв уже аренду – что нет (по Распоряжение управления земледелия и землеустройства о сборе урожая от 17 июня 1920 г. Арендаторы обязуются уплачивать собственникам земли за урожай текущего года согласно письменных или словесных договоров.)
«Телеграмма начальника керченского политотдела полковника Темникова
начальнику отдела печати 22 июля 1920 г.
Копия — начальнику гражданского управления.
От коменданта первого Александровского полка в селении Катерлез получены сведения, что землевладелец Яков Петренко самовольно и насильственно отобрал третью часть урожая у арендующих его землю крестьян: Александра Площенко, Федора Михайлова и Владимира Шинкаренко, что волнует население и создает неприязненное отношение к местным властям. Изложенное сообщено начальнику гарнизона.
Керчь. 9 июля. № 186.
Генерального штаба полковник Темников».
Выплачивать же и выкупной платёж правительству Юга России, и арендную плату помещику – мало кто потянул бы.
При таких условиях приобретение земли было возможным лишь для самой зажиточной части деревни. Но и её собственно прельщала не столько возможность расширить свои владения за счет помещичьей земли, сколько гарантии возврата своей собственной земли из рук сельских экспроприаторов. В законе предусмотрительно было оговорено, что передаче в руки трудящегося на земле экспроприатора, подлежат частновладельческие земли, только превышающие особые нормы «трудового» землевладения, которые окончательно должны были быть установленными «высшей» правительственной властью.
Этого сделать не успели. Однако не трудно представить, что могла по этому поводу сказать «высшая правительственная власть», если сами «волостные земельные советы» (так назывались введенные Врангелем органы местного самоуправления) проектировали нормы максимального трудового владения в размерах до 600 десятин для помещиков и до 150 десятин для крестьян. В этих пределах земли принудительному выкупу не подлежали. Так же выкупу не подлежали сады, виноградники, плантации технических культур (шелковицы, сахарной свёклы, табака, масленичных культур), земли, занятые в производстве сырья для перерабатывающих предприятий (винокурен, виноделен, маслодавилен и др.). Весьма характерно и то, что все уже устроенные «Советские хозяйства», попавшие на территорию врангелевцев так же не подлежали расформированию и парцелизации. Вообще ст.7 Правил 25 мая гласила:
«Советские хозяйства, устроенные в пределах волости, а также имения, в которых ведется культурное или промышленное хозяйство, имеющее государственное или краевое значение, переходят всецело в распоряжение правительства и могут быть им передаваемы для заведывания либо особым казенным управлениям, либо волостным земельным советам, с обязательством сохранения в них инвентаря, правильного хозяйства и всех хозяйственных обзаведений. Отчуждение из этих имений угодий сельскохозяйственного пользования трудящимся земледельцам, сверх обычно сдававшихся последним в аренду, не проиводится»
Итак, лишь кулаческие элементы деревни могли прельститься новым законом.
Но этого было недостаточно. Нужно было, если не привлечь на свою сторону, то хотя бы нейтрализовать и более широкую крестьянскую массу. Для этого прибегли к рекламе, схожей с той, которая предшествовала последней пенсионной реформе в России. Вокруг земельного закона, изданного Врангелем, была поднята масштабная шумиха. Газеты буквально наполнились статьями, информационными сообщениями и беседами с разными «сановниками», о проектах закона, об его издании, о проведении в жизнь, об его значении, о «радостном» отношении к реформе населения и так далее без конца. В деревню направили целые отряды агитаторов, рекламирующих земельный закон. Читались публичные лекции. Писались торжественные приказы…
Местным властям, особенно причастным к земельному делу, давались строжайшие инструкции, по возможности, предупредительнее обращаться с крестьянским населением, ничем напрасно не раздражать крестьян, показывать, что с ними считаются. И, что важно, по возможности изолировать их от землевладельцев (или землевладельцев от них. Вплоть до того, что некоторым помещикам воспрещалось возвращаться в свои имения):
«Телеграмма начальника управления снабжения уполномоченному по продовольствию Россихину 13 (26) июня 1920 г.
Копия — Джанкой. Уполпроду Дубровскому.
Прошу при замещении уполномоченных ни в коем случае не назначать на эти должности помещиков. 13 июня. № 3940.
За начупрснаб ген. шт. полковник [подпись].»
Одновременно с земельной реформой намечалось осуществление и реформы крестьянского самоуправления. Были учреждены «волостные земельные советы», одно название которых, «советы», как надеялись, покажется заманчивым крестьянскому уху.
Но административная неразбериха, тяжёлые условия выкупа, шаткость положения на фронтах, большевистский «Декрет о Земле» и общая политика Советской власти на тот момент, привели к тому, что крестьяне не верили новой белой власти. Более того: не желали брать предлагаемой им земли. Принудительный выкуп земли у помещиков, казалось, готов был сделаться действительно принудительным. Только не для помещиков, а для крестьян. В то же время, «Правила» вызвали недовольство значительной части землевладельцев, которых фактически принуждали обменять землю и зерно на фантики, впрочем, не дав и их.
Собственно, сам идейный вдохновитель реформы Кривошеин (умер в 1921, ненадолго пережив поражение Юга) уже позже, в эмиграции писал, давая оценку судьбе, подготовленной им реформы:
«Спасаясь от нападения стаи голодных волков, обезумевшие от страха путники выбрасывают им по кускам всякую живность в надежде успеть добраться до безопасных мест, пока звери будут терзать добычу и из-за нее грызть друг друга. Такой же временный, паллиативный характер имели и все предлагаемые меры к решению аграрного вопроса — они имели значение только отсрочки катастрофы или делались в такой надежде, чтобы успеть закрепить власть и получить за это время достаточно сил для самозащиты».
Таких ошибок история не прощает.
Таким образом, первая попытка введения ипотечных отношений в России понимания у народа не встретила. Более того, в значительной мере она послужила подрыву социальной и мобилизационной базы последнего значительного анклава Белого Движения.
- Александров К. Русский патриот, гражданин и государственный деятель Александр Васильевич Кривошеин 1857—1921: Избранное.
- Аграрная Политика Врангеля: Документы. // Красный Архив, 1238, № 1.
- Ильичёв А.В, Вакулова Т.В. Земельная реформа Врангеля в Крыму. Потёмкинские чтения, Сборник материалов III международной конференции.
- Кривошеин А.В. Важный экзамен.//Крестьянский Путь, № 25, 1920.
- Ломкин А. В. Земельная реформа генерала П.Н.Врангеля // Белое движение на Юге России (1917 — 1920): неизвестные страницы и новые оценки.
- Оригинал Приказа и Правил от 25 мая. http://krym.rusarchives.ru/dokumenty/prikaz-glavnokomanduyushchego-vsyur-pn-vrangelya-o-zemle
- Приказ П.Н. Врангеля о земле. 25 мая 1920 г. http://www.doc20vek.ru/node/3977
- Подборка распоряжений Правительства Юга России из мемуаров барона Врангеля. http://militera.lib.ru/memo/russian/vrangel_pn/14.html
