История Юго-Западной Руси, часть X. Восстановление княжества и военные реформы Даниила Галицкого
Ситуация, когда хозяина не было в доме, а шкафы активно опустошали грабители, не могла не стать причиной возрождения старых проблем и усиления центробежных сил. Вновь набрала силу галицкая боярская оппозиция, которая не попала под удар степняков и в который раз решила обособиться от Романовичей. Вернувшись со своими личными дружинами, бояре взяли под свой контроль опустевший город и все местные промыслы, включая соляные, которые приносили немалую прибыль. За оружие взялись болоховцы, ставшие осуществлять набеги на Галицко-Волынское княжество с целью дограбить все, что не успели забрать с собой монголы. С ними заключил союз Ростислав Михайлович, сын Михаила Черниговского – он пробыл галицким князем считанные месяцы, если не недели, но уже выдвигал претензии на город, и в самый разгар монгольского нашествия совершил неудачный поход на Бакоту, а позднее – еще один, уже успешный. Крестоносцы на севере вновь взяли под свой контроль город Дорогочин (Дрогичин) с окрестностями. И это был еще далеко не конец – бунт поднял епископ Перемышля, в Понизье обосновались черниговские бояре, местные бояре ряда земель также выказали свое неповиновение, посчитав, что с силой Романовичей покончено.
Содержание:
Восстановление государства
Оно было бы так, если бы монголы сделали с Галицко-Волынским княжеством то же, что и с другими княжествами Руси. Между тем, у Даниила и Василька осталась целиком боеспособная армия, контроль над важными городами и коммуникациями, а главное – симпатии со стороны большинства важных городских общин, уцелевших в ходе нашествия. После всех разорений и бед, понесенных в начале 1241 года, князь готов был пойти на самые крутые меры, чтобы наказать предателей, и народ ему прощал возможно излишнюю жестокость. Два боярина, мутивших воду в Понизье – Доброслав и Григорий Васильевич – были вызваны на переговоры в Галич, посажены в цепи, и вскоре умерли. Очаги сепаратизма были подавлены силой, виновных ожидало суровое наказание. Крестоносцев из Дорогочина, после нескольких попыток, изгнали силой, а горожане, которые открыли им ворота города и не испытывали особых симпатий к Романовичам, понесли достаточно жесткое наказание – их выселили на другие земли, а город вновь заселили беженцами и мигрантами из других земель, подконтрольных Романовичам.
Справившись с врагом внутренним, Даниил занялся врагом внешним. Таковыми выступали князь Ростислав Михайлович и его союзники, болоховцы. Вместе они смогли во время второго похода занять Перемышль и Галич, вступив в союз с местным боярством и духовенством, но при известии о том, что Даниил и Василько уже на подходе, причем со всем своим немалым войском, князь бежал в Венгрию. При этом Ростиславу сильно не повезло, и в процессе бегства он наткнулся на монгол, возвращавшихся из европейского похода, которые устроили ему дополнительную трепку…. Расправившись с его оставшимися сторонниками, Романовичи занялись болоховцами. Они уже давно мешали Галицко-Волынскому княжеству, выступая в качестве небольшого, но постоянно враждебного соседа. В 1241-42 годах болоховский вопрос был решен раз и навсегда – земля эта была разорена, людей забрали в полон и раздали верным Даниилу боярам на Волыни и в Галичине, а на освободившиеся территории переселили беженцев с других русских и польских земель, которые ранее спасались под защитой Романовичей от монгол. С самоуправством болоховской земли было покончено, она была разделена между Романовичами и киевскими князьями, и перестала быть постоянной проблемой для центральной власти.
Окончание борьбы за Галич
Тот самый турнир накануне Ярославской битвы
События, связанные с Ростиславом Михайловичем, напомнили Романовичам, что монголо-татары (татаро-монголы?) могут сколько угодно приходить с войной на землю русскую, но усобицы все равно будут продолжаться до тех пор, пока всем претендентам не будет устроена образцово-показательная порка. Именно этой поркой Романовичи и занялись после ликвидации боярских бунтов и последствий нашествия Батыя.
Ростислав Михайлович не унимался, и продолжал претендовать на Галич, находясь в Венгрии. Венгры, как и поляки, какое-то время не могли участвовать в военных действиях, пытаясь оправиться после визита Бату-хана с его нукерами, но поддерживать Ростислава не переставали. Формировалась коалиция с участием князя, оставшихся верными ему бояр, бежавших от репрессий Романовичей в Венгрию, краковского князя Болеслава V Стыдливого, венгерского короля Белы IV и недовольных общин Перемышльской земли, которая оставалась настроенной против власти Даниила и Василька. В 1243 году Ростислав, ставший близким человеком для венгерского короля, женился на его дочери, Анне, что уже недвусмысленно намекало на будущий поход за Карпаты на восток.
Романовичи не стали ждать, когда война придет к ним, и первыми нанесли удар. Целью оказался Болеслав Стыдливый, который воевал в это время против Конрада Мазовецкого. Даниил поддержал последнего, и в 1243-44 годах совершили два похода, стремясь ослабить польского князя. Удалось это лишь частично – был захвачен Люблин, который на непродолжительное время вошел в государство Романовичей. Пришлось также дважды отразить набеги литовцев, однако здесь вновь себя проявили отношения «брат мой, враг мой», которые уже не единожды показывали литовско-русские отношения – повоевав некоторое время и не достигнув успеха, стороны заключили союз, и в ответственный момент оказали друг другу поддержку против поляков, венгров и крестоносцев.
В 1244 Ростислав, собравшись с силами, вторгся в Галицко-Волынское государство и захватил Перемышль. Контроль над городом, впрочем, он сохранял недолго – Даниил уже вскоре отбил его, а князь бежал в Венгрию. После быстрой перегруппировки и сбора всех сил, в 1245 году сторонники Ростислава с ним во главе, а также венгры и поляки вновь вторглись туда же и с той же целью, так же захватив Перемышль и двинувшись дальше, осадив город Ярославль. Даниил, заручившись поддержкой половцев, выступил навстречу союзному воинству. Этот год должен был решить все.
Во время осады Ростислав Михайлович хвастался, что готов победить Даниила и Василька лишь с десятком людей, настолько ничтожны их силы. Накануне сражения он даже устроил рыцарский турнир (один из немногочисленных задокументированных турниров на Руси), где вывихнул плечо, и в грядущем сражении уже не мог сражаться столь же умело, как обычно – а Ростислав как раз славился как умелый и способный воин. Многие восприняли это как плохой знак. В развернувшемся 17 августа 1245 года сражении у Ярославля союзная армия Ростислава, венгров, поляков и мятежных бояр была разбита в пух и прах. В ходе сражения впервые заметно сказались результаты военных реформ Даниила и его сына Льва – пехота стойко держала удар, а само войско активно и безошибочно маневрировало, что и обеспечило победу.
Многие мятежные бояре попали в плен и были казнены. Поляки и венгры после показательной демонстрации силы Романовичей, которые победили союзное войско даже без своих союзников, мазовецкого князя и литовцев Миндовга, предпочли пойти на примирение. Ростислав Михайлович, несмотря на браваду, едва спасся с поля боя и был вынужден отказаться от претензий на Галич. Галицко-Волынское княжество победило, и после долгих десятилетий усобиц и борьбы наконец-то завершило свое становление как единого и независимого государства, с сильной централизованной властью князя и значительным авторитетом среди окружающих государств.
Военные реформы Даниила Романовича
Примерно так выглядел галицко-волынский конный дружинник «нового образца»
Практически всю свою жизнь Даниил Романович воевал. Чаще всего он одерживал победы, но случались и поражения. Масштабным и болезненным для него оказалось вторжение монгол в его государство, и необходимость борьбы с таким серьезным противником. К счастью, этот князь оказался в достаточной степени прагматичным и предприимчивым, чтобы оказаться хорошим учеником в военных вопросах. Более того, он смог извлечь пользу и из собственного опыта сопротивления монголам. Благоприятными факторами оказались и воинские таланты Льва Даниловича, наследника Даниила, и хоть и пострадавшее, но в целом сохранившееся богатство галицко-волынской земли. В результате этого уже в 1241 году в Галицко-Волынском княжестве начались масштабные военные реформы, которые продолжатся в правление Льва, и сформируют весьма эффективное и передовое по меркам своего времени войско, которое станет гордостью Романовичей до самого конца их существования.
Старая армия Галицко-Волынского княжества была не то чтобы совсем плохой – но в новых условиях ее просто оказалось недостаточно. Базировалась она к 1240-м годам на совокупности княжеской дружины и ополчения. Дружина содержалась за счет князя, состояла преимущественно из тяжелой конницы, была его самыми верными воинами, но оставалась весьма немногочисленной, доходя до нескольких сотен. К ней, как правило, прибавлялось боярское ополчение – каждый боярин, как и европейский феодал, по зову князя приводил с собой вооруженную прислугу, пешую и конную, которая формировала «копье». Всего Даниил до нашествия Батыя располагал примерно 2,5-3 тысячами постоянного войска (до 300-400 дружинников, остальные – боярское ополчение). Этого хватало для решения мелких задач, но в случае больших войн призывалось также земское ополчение, т.е. городские полки и сельские воины-общинники. Численность армии Романовичей к 1240 году при полной мобилизации сил и средств оценивается современными историками в примерно 30 тысяч – но это при условии кратковременного созыва, и далеко не самой блестящих подготовки и оснащения значительной части подобного воинства, из-за чего по факту такое войско никогда не призывалось. В большинстве сражений за наследство своего отца Даниил едва ли располагал более чем 6-8 тысячами человек.
В новых условиях, как уже было сказано выше, подобного воинства оказалось недостаточно. Требовалось выставлять в поле как можно больше воинов, пеших и конных. При этом старая система впервые дала крупный сбой – из-за конфликтов князя с боярами последние все чаще отказывались приходить по зову со своими «копьями», в результате чего войско не только не росло, но и сократилось. При этом князю оставалось верным мелкое боярство, бывшее относительно бедным и не способным самостоятельно обеспечивать свои воинские нужды. Положение спасало то, что у Даниила было много земли – даже во времена Речи Посполитой коронные земли, бывшие княжьи, после некоторого уменьшения представляли более 50% земельного фонда воеводств бывшего Галицко-Волынского княжества. Вариант действий был очевиден, к тому же нечто похожее уже применялось в соседней Польше – и потому с начала 1240-х годов в государстве Романовичей стремительными темпами начинает формироваться поместное войско, позволявшее выставлять в поле многочисленную и достаточно хорошо подготовленную конницу, верную князю. После присоединения к Польше именно эти поместные бояре, несущие службу в обмен на право пользование коронной землей и крестьянами, гармонично вольются в польскую шляхту, имея близкую с ней историю, социально-экономическую и политическую роль в государстве. Правда, поместным войском это еще не называлось, но оказалось настолько близко по характеру к тому, что было создано в Московском княжестве в XV веке, что для упрощения можно использовать этот термин.
Изменениям подверглась и пехота. Раньше лишь городские полки да дружина предоставляли более или менее боеспособных пешцев. По меркам некоторых западноевропейских стран это было много, но в реалиях Восточной Европы середины XIII столетия этого оказалось уже мало. Требовалось многочисленная пехота, способная выдержать удар монгольской степной, а может и европейской рыцарской конницы – в общем, такая пехота, которая в массах появится в Европе (за исключением Скандинавии, там случай особый) спустя 100-200 лет. И такая пехота…. Была создана! Основой ее стали общинные отношения, помноженные на постоянные тренировки – отряды ополчения собирались более или менее регулярно для учений, на что княжеская казна тратила огромное количество ресурсов. Ополченцы набирались как из числа хорошо спаянных городских общин, так и менее организованных сельских – в последнем случае набор происходил в территориально близких селах, в результате чего ополченцы, как правило, были или знакомы лично, или хотя бы имели общих знакомых в силу близкого проживания. После подготовки такие отряды проявляли хоть и не выдающуюся, но достаточную боеспособность, дисциплину и стойкость на поле боя, чтобы вместе с городскими полками представлять большую силу на поле боя. Полученная пехота уже могла держать удар конницы, как это случилось в 1257 году в сражении у Владимир-Волынского. Главной силой на поле боя она еще не стала, но в то же время позволяла целиком освободиться коннице, которая становилась инструментом для нанесения четких, выверенных ударов в нужное время и в нужном месте, в то время как пехотинцы могли держать основную массу вражеского воинства перед собой, связяв его боем.
Настоящая революция произошла в области личной защиты. Здесь Даниил и Лев перенимали китайский и монгольский опыт, благодаря которому степнякам удавалось создавать массовые, дешевые и достаточно эффективные доспехи. Тяжелая кавалерия стала защищаться более крепкими типами кольчуг, а также более массово применять чешуйчатые и пластинчатые доспехи, что потребовало значительно развить галицко-волынские кузни и мастерские. Доспехи приобрели высокие воротники, развитые латные наручи и большую длину кольчуг, которые стали лучше защищать ноги всадников. Поместная конница как правило обеспечивала себя доспехами сама, в то время как пешцы получали защиту за счет княжеской казны. Для пехоты доспехи были еще проще и дешевле, по сути сводясь к стеганкам, различным «хатагу дегел» (говоря грубо и упрощенно – монгольский аналог стеганки, с максимальной площадью защиты воина) и шлемам, причем не всегда железным. По меркам прошлых времен это был эрзац, зато им защищались большинство воинов, и такая защита оставляла очень мало открытой поверхности человеческого тела, что обеспечивало достаточную защиту от монгольских стрел и рубящих ударов. Это сыграло немаловажную роль в усилении стойкости пехоты. Впрочем, подобную защиту не гнушались приобретать и конники, которые не могли себе позволить дорогие брони дощатые или кольчуги новых образцов. Защиту получили лошади– при Данииле частичную, а при Льве – уже полную, в то время как до этого кони получали какую-либо серьезную защиту достаточно редко.
Стремительно развивалось наступательные оружие. В первую очередь это коснулось самострелов – осознав их пользу в обороне крепостей, Романовичи стали вооружать им полевые армии, что позволило пехоте довольно болезненно огрызаться против хорошо защищенной тяжелой конницы степняков или даже венгров с поляками. Значительное развитие получила метательная артиллерия, до того неразвитая – русичи с Юго-Западной Руси быстро переняли и усовершенствовали как тяжелые осадные камнеметы, так и легкие метательные машины, предназначенные для полевых сражений.
Заметно возросла организация войск в целом, благодаря чему появилась возможность делить их на отдельные, независимые отряды, и маневрировать ими в бою. Впервые широко стало употребляться деление на крылья и резерв во время сражений. У монгол была скопирована методика осуществления молниеносных маршей – во время конфликтов с поляками галицко-волынское войско однажды за сутки преодолело 50 километров вместе с легкой метательной артиллерией, заставив противника ужаснуться такой прыти.
Колоссальный прогресс наблюдался в фортификации – старые деревянные укрепления стремительными темпами заменялись смешанными или целиком каменными, которые оказались не по зубам монголам в 1241 году. В укреплении городов русичей постиг такой фанатизм, что даже соседние поляки и венгры вскоре стали характеризовать галицко-волынскую землю как очень защищенную, настоящую страну крепостей (прямо таки Castilla de la Rus!). Помимо городов, стали появляться отдельные «столпы» — каменные башни, предназначенные для защиты узлов дорог, подходов к городам, и т.д. В мирное время они являлись пунктами охраны дорог и таможнями, в военное превращались в настоящие крепости. Их после ухода монгол стали строить достаточно массово, хотя информация сохранилась далеко не о всех из них, а в целом виде мы ныне можем наблюдать и вовсе лишь две такие башни. В случае вражеского вторжения, включая татарские орды, такие башни, к тому же построенные на возвышенности, для осадной артиллерии могли быть и вовсе неприступными, что делало любое наступление на земли княжества весьма затруднительным.
Конечно же, все эти реформы стоили больших усилий и значительной траты ресурсов. Государство Романовичей в это время буквально жило войной; обеспечение войск новыми оружием и доспехами потребовало целой революции в ремесленном производстве, что, с одной стороны, потребовало огромного напряжения сил, а с другой – привело к значительному росту всего ремесла в Юго-Западной Руси в то время, когда в остальной Руси оно чаще всего переживало упадок. Потребовалось провести максимальную концентрацию всех ресурсов и доходов в княжеской казне, что резко привело к падению роли самостоятельного боярства, которое потеряло контроль над большинством мест «кормления», и отныне становилось служилым сословием, целиком зависящим от князя. Казна Романовичей в это время редко позволяла себе какие-то излишества, перечень сторонних расходов был сведен к минимуму – все тратилось на содержание самого сильного в Восточной Европе войска. Благодаря всем принятым мерам удалось повысить общую боеспособность войска, и при нужде созывать огромное число воинов. Правда, чаще всего Даниил и Лев продолжали вести войны ограниченными силами – но при этом у них постоянно сохранялись значительные резервы и «тыл» на случай неожиданного визита гостей в родные земли, в то время как раньше во время больших походов вотчина оставалась плохо защищенной.
Галицко-волынская армия кардинально преобразилась, и представляла собой очень серьезную силу на поле боя, способную противостоять даже куда более богатой Венгрии. Сам облик армии переменился – из-за активного использования доспехов степного типа в 1253 году, когда Даниил вторгся на территорию Чехии, местное население приняло русское воинство за монгол; монголами же назвали и дружину короля Руси во 1260 году, когда та на стороне венгров сражалась с австрийцами. Ничего плохого на тот момент в этом не было – органичный сплав военных традиций степняков, Китая и Руси оказался чрезвычайно эффективным. Уже в начале XIV века Владислав Локоток, король Польши, будет писать Папе Римскому Иоанну XXIII о том, что галицко-волынское войско – непобедимый щит Европы на пути татарских орд, и недооценивать его не стоит. Учитывая, что лишь оно стояло между землями самого Локотка и степняками, эти слова заслуживают как минимум внимания, а то и доверия.
Именно столь многочисленное и эффективное войско позволит Романовичам после нашествия Батыя выживать в той сложной политической обстановке, которая сложится в Восточное Европе после 1241 года.
