История Испании. Часть II — Король Габриэль I и Франция (Gran España)

Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать более или менее подробную историю своей альтернативы по Великой Испании, и сегодня речь пойдет о годах правления короля Габриэля I де Бурбона Испанского, его реформах, колониальной политике и войнах. Также будет вкратце рассказано о его личной жизни. Так как это – прямое и логическое продолжение предыдущей статьи, то на этот раз я обойдусь без отдельного вступления.

Образование и церковь

Когда-то церковь была двигателем прогресса в Испании, но те времена давно прошли. На фото — Собор Святого Иакова в Сантьяго-де-Компостела

Карлос III большое внимание уделял развитию образования [1]. Именно образование, по мнению его и просветителей того времени, должно было уменьшить влияние церкви на общество и «осовременить» испанское общество. Однако в Испании с давних времен существовал замкнутый круг, связанный с образованием и церковью. Церковники проникли во многие сферы общества, в том числе и в то же образование, затормаживая его развитие; бороться с влиянием церковников было чрезвычайно сложно, так как за священниками стоял простой народ, столь яростно сопротивляющийся из-за недостаточной образованности. Вырваться из этого замкнутого круга было задачей чрезвычайно сложной, масштаб ее превышал многие другие проекты вроде той же колонизации Сьерра-Морены. Король Карлос решил сначала взяться за образование, и потерпел поражение – несмотря на ряд действительно значительных перемен, изжить влияние церкви не удалось. Габриэль же еще с 1770-х годов решил для себя, что сначала надо заняться церковью.

К 1790 году многое уже было сделано для уменьшения влияния римско-католической церкви на светскую жизнь – распущены иезуиты, упразднена Инквизиция, проведен ряд реформ касательно церковного имущества. Однако этого всего было мало, и уже в 1791 году Габриэль пошел на первую реформу, которая не удалась у его отца – провел секуляризацию сферы образования. До этого даже в высших университетах большое количество преподавателей были клириками, и тормозили развитие более современных наук. Габриэль отстранил от преподавания в университетах всех их за исключением тех, кто преподавал богословские науки, заменив их испанскими или иностранными учеными. Само собой, это сразу же вызвало волну возмущения, однако Габриэль грамотно использовал свой «стартовый капитал» доверия народа и смог кое-как сгладить возникшее недовольство, в результате чего волнений удалось избежать. Кроме университетов, изменения коснулись и обычных церковно-приходских школ – помимо клириков, там стали преподавать и гражданские специалисты, а сама сеть подобных начальных школ значительно расширилась, что в перспективе стало хорошей основой для принятия всеобщего начального образования в метрополии. В новых школах, не связанных с церковью, преподавание было целиком светским, многие из них создавались на основе многочисленных школ искусств и ремесел, созданных во всех более или менее значимых городах при Карлосе III.

Следующие реформы церкви и образования отложились из-за участия Испании в Войне первой коалиции, но как только с Францией был заключен достаточно выгодный мир – Габриэль объявил о секуляризации церковных земель и имущества. В ведении монастырей остался лишь необходимый минимум земли; церковное имущество отнималось только то, которое никак не было связано с самой церковью. Взамен король пообещал церковникам определенные поблажки и субсидии, но не тут-то было! В 1797 году полыхнуло восстание в Стране Басков и Астурии, в 1798 начались волнения в Каталонии и Андалусии, а открытое восстание перекинулось на Наварру. Не помогал даже план раздать конфискованную землю крестьянам – священникам удалось склонить интересы народа в свою сторону, к ним также присоединилась и часть консервативной аристократии. В центральных провинциях Испании, впрочем, было достаточно тихо – среди клириков здесь числилось большое количество сторонников Габриэля, вдобавок конфискованную землю все же успели раздать крестьянам, что успело успокоить их (и вызвать ропот со стороны аристократии). Ответом на мятеж стали открытые военные действия, причем действовал король достаточно жестко – в Андалусию и Каталонию ввели части регулярной армии, а на север отправились лучшие полки армии и части гвардии. В Астурии все закончилось быстро после того, как армия стала сразу после захвата монастырей проводить местную секуляризацию и передавать землю в распоряжение крестьян – восставшие попросту сложили оружие в обмен на амнистию. Габриэль согласился, выдвинув лишь одно условие – амнистия не коснется зачинщиков. В результате под арест попали несколько сотен церковников, многие из которых лучились любовью и уважением к Габриэлю из-за того, что тех осудили согласно новому своду законов и приговорили к смертной казни за государственную измену, пускай казнь и отложили до лучших времен. Наварру также быстро очистили от повстанцев, дав несколько сражений, но в Стране Басков дело застопорилось из-за партизанских действий восставших. Затягивание конфликта не сулило ничем хорошим, но и отступать Габриэль не собирался. В результате пришлось пойти на крайние меры – брать заложников, сжигать имущество мятежников и особо непримиримые поселения, при этом по возможности амнистируя пленных и продолжая раздавать освободившуюся землю. Эти, а также ряд других мер позволили подавить восстание, а всех их организаторов арестовали, судили и приговорили к ссылке или смертной казни – как и их собратьев из Астурии. Однако Габриэль проявил милосердие, помиловав их и заменив смерть на всеобщую ссылку в колонии – Новую Испанию и Рио-де-ла-Плату. Позднее это выльется в значительные проблемы, но на тот момент решение казалось верным.

Наконец, завершая планы отца касательно образования в Испании, Габриэль в 1799 году начинает реформу системы образования по отношению к сословиям [2]: если раньше обучение стоило больших денег и фактически было закрыто для бедняков, то с этого момента в каждом университете, колледже и любом другом учебном заведении высшего ранга появлялись бюджетные места для неимущих слоев населения, включая людей незнатного происхождения. В сфере образования отметались любые сословные различия: отныне в сфере наук ценились прежде всего ум и знания, без учета того, кем были родители студента или выпускника. Полностью в силу эта реформа вступила только в 1802 году. Эта реформа стала первой из запланированных, которые должны были отменить сословные различия во всех аспектах жизни Испании, но оказалась единственной, которую успел претворить в жизнь король Габриэль – заканчивать этот процесс пришлось уже его сыну.

Колониальный вопрос

Крепость в Картахене-де-Индиас, в 1741 году пережившая масштабную английскую осаду. Героическая оборона этой крепости во главе с адмиралом Бласом де Лесо стала в Испании легендарной.

Испания состояла не из одной только метрополии – свои проблемы накапливались и в колониях. И хотя визит Габриэля в 1784–1789 годы в Америку сгладил большинство проблем, они никуда не исчезли, и решить их требовалось чем раньше, тем лучше. И потому с первых же месяцев своего правления он занялся колониальным вопросом, создав для этих целей специальное министерство. Его главой стал Альваро де Веласко, вторым лицом после него служил Антонио Вега, и оба отчитывались прямиком королю, который не желал упустить ничего важного, происходящего в колониях, от которых во многом зависело будущее страны.

Несомненно, главнейшей проблемой колоний все еще оставалась дискриминация креолов, которых все еще не допускали к высшим уровням власти как светской, так и религиозной. В результате именно креолы постепенно формировали различные движения, направленные на борьбу с этой дискриминацией, а в перспективе – и на независимость колоний. Габриэль решительно срезал эту проблему, назначив в 1790 году новых вице-королей Перу, Новой Гранады, Новой Испании и Рио-де-ла-Платы из числа разделявших его взгляды людей, причем двое из них были креолами. Вслед за этим развернулась борьба с дискриминацией на уровнях ниже: количество креолов, назначаемых на административные должности, стало увеличиваться. Таким образом Габриэль убил сразу несколько зайцев одним выстрелом: допустил креолов к власти, обеспечил их лояльность и заранее обеспечил успешность дальнейших реформ, которые как раз были в интересах местной интеллигенции и землевладельческой аристократии.

В 1794 году последовали сразу три крупные реформы. Были сняты многие запреты, сдерживающие ранее развитие экономики колоний – это сразу вызвало зарождение промышленности в особо благоприятных регионах. Второй реформой стала налоговая – вместо тяжелых налогов, включая подушный, была введена система непрямого налогообложения, практически не отличающаяся от той, что уже два года утверждалась в метрополии. Этим была ликвидирована одна из причин многих волнений, происходивших ранее – налоговая политика предыдущих королей была жесткой и всегда вызывала недовольство местного населения. Наконец, третьей реформой стало изменение торговой политики – если раньше колониям было запрещено торговать с иностранцами, то теперь запрет снимался, пускай и с определенными ограничениями. Влияние Испании в колониях все равно оставалось подавляющим, и она все еще получала значительные прибыли в виде экспорта в метрополию драгоценных металлов и ценного сырья, однако теперь это приняло форму просто раздражающего фактора, а не причины для постоянного недовольства.

Еще одной проблемой колоний было рабство. Его масштабы к концу XVIII столетия были уже весьма незначительными – так, в Новой Гранаде рабов было всего 5-6 процентов от общего населения, а в других вице-королевствах – и того меньше, но количество недовольных этим явлением было достаточно заметным. Благодаря накопленному ранее капиталу доверия Габриэль провел ряд непопулярных среди рабовладельцев реформ, что привело к сокращению количества рабов, но эта проблема все равно сохранилась, и решать ее пришлось уже сыну Габриэля.

Большие неприятности в колониях возникли из-за Великой французской революции и «Декларации прав и человека и гражданина», которая стала быстро набирать популярность в колониях вместе с призывами к восстанию. Выход их в печать в 1794 году ни в одной из колоний предотвратить не удалось, и первым делом местная администрация арестовала издателей, включая Антонио Нариньо из Боготы. Об этом уведомили короля, который тут же принял меры – причем, вопреки ожиданиям, не репрессивного, а дипломатического характера. Арестованного Нариньо, приговоренного к 10 годам ссылки в Африке, внезапно привезли на аудиенцию в Мадрид, где он предстал перед королем лично и несколько раз проводил с ним долгие беседы. В результате вместо ссылки Нариньо отправился обратно в Новую Гранаду с королевскими полномочиями, он стал советником вице-короля Новой Гранады и привез в колонии так называемый «Мадридский статут», который принялись распространять среди населения всех четырех американских вице-королевств. Этот статут был написан Габриэлем при Нариньо, и представлял собой своеобразный ответ на французскую декларацию, состоявший из двух частей. Первая часть имела формат письма, обращенного к населению колоний, в котором король призывал людей не поддаваться революционным настроям и не пытаться изменить все сразу здесь и сейчас, а заняться построением своего будущего без кровавого противостояния близких по духу и крови народов Испании и ее колоний. Вторая часть представляла собой сборку тезисов, являвшихся одновременно и обещанием будущих реформ, и утверждением того, каково отношение короля к колониям. Во многом эти тезисы повторяли ту же «Декларацию», хоть и были скорее планом на будущее, а не утверждаемыми в текущем времени правилами. Мадридский статут оказал неожиданно большой эффект на население колоний, и в 1796 году он был распространен и в метрополии, значительно укрепив и увеличив число прогрессивно настроенных граждан, а вокруг Нариньо стало организовываться происпанское колониальное движение, выступающее за сотрудничество с короной и обретение прав и привилегий мирным путем.

Конечно, полностью ликвидировать мятежные настроения в колониях не удалось, в том числе и из-за человеческого фактора – если в Новой Гранаде и Перу все реформы прошли относительно успешно, то в Рио-де-ла-Плате и Новой Испании возникли определенные проблемы из-за местных злоупотреблений. Кроме того, туда начали стекаться наиболее радикальные представители местных структур, и туда же по воле случая позднее были сосланы лидеры мятежа в Астурии и Стране Басков. И все же реформ, проведенных Габриэлем, хватило для того, чтобы колонии не только не выступили против Испании во время войн в Европе, но и горячо поддержали ее в тяжелые годы войны с Французской империей Наполеона, хоть это уже и были другие времена и другой король.

Война и мир

Картина Августо Феррера-Дальмау, иллюстрирующая штурм Пенсаколы в 1781 году. Казалось бы, оно не к месту, но в такой же униформе довелось биться испанской пехоте и с французами в 1790-х годах, так что…

С самого начала своего правления Габриэль дал всем понять, что во внешней политике он будет брать пример со своего дяди, короля Фердинанда VI, который занял нейтральную позицию в Европе и целиком сосредоточился на внутреннем развитии государства. Он хотел сначала обеспечить внутреннее процветание государства, решить множество внутренних проблем и накопить сил перед тем, как решать важные вопросы – но одно событие и ряд последовавших за ним вынудили Габриэля изменить свои планы. Имя этому событию – Великая французская революция.

События в соседней Франции вызвали в Испании определенную тревогу: с одной стороны, существовали опасения повторения чего-то подобного у себя, а с другой – под угрозой оказались родственники, члены той же династии, что и сам Габриэль. Первое время, пока Людовика XVI никто не трогал, Габриэль не особо тревожился, но после неудачного побега французского короля с семьей стало ясно, что намечается серьезный конфликт. В Европе начала складываться Первая коалиция, и Испании предстояло решить – вступить в нее и выступить войной против Франции, или же сосредоточиться на собственных реформах, которые требовали времени, внимания и, конечно же, отсутствия тяжелых военных расходов. Особо сложным был тот факт, что не окажи Габриэль помощь своим родственникам – это приняли бы как бесчестный знак слабости, чего он не мог допустить. Тем не менее, Испания тянула до последнего с прямым вступлением в конфликт, хоть и начала приготовления с середины 1792 года, не привлекая, впрочем, значительных средств и людских ресурсов.

Но начали конфликт французы, решив не дожидаться реакции Испании и объявив ей войну 7 марта 1793 года, и сами же оказались к ней не готовы. Испания, вступив в Войну Первой коалиции, показала себя лучше многих других ее членов. Кампания 1793 года была ею выиграна полностью, как на суше, так и на море, без привлечения значительных ресурсов [3]. Однако на следующий год французы сосредоточили значительные войска и назначили достаточно грамотных командиров, а у испанцев умер талантливый генерал Рикардос, в результате чего испанцы потерпели ряд поражений и были вынуждены отступить на границу и даже вглубь своих территорий – французы вступили на территорию Испании. Реакция Габриэля на эти поражения была вначале терпеливой, но в конце года он пошел на крайние меры – отстранил командующих Каталонской и Наваррской армиями и назначил вместо них своих близких людей – Алехандро де ла Куэву и Фернандо Франко де Сиснероса, которые сразу же были произведены в генералы. Кроме того, была снаряжена эскадра на остров Сан-Доминго (Гаити), где французы умудрились занять испанскую часть. Как результат – кампания 1794 года вновь прошла в пользу Испании: французов изгнали из Каталонии и Наварры, а на Гаити удалось полностью взять под свой контроль остров. Под конец года французы вновь попытались провести наступление в Испанию, но его отразили, и даже более того – Каталонская армия заняла Руссильон, а Наваррская – Байонну, из-за чего французы оказались в невыгодном положении. В начале 1795 года они вновь повторили попытку контрнаступления, однако и она провалилась. Но и у Испании возникли затруднения – война поглощала средства, а в армии вскрылся ряд проблем, которые значительно снижали ее эффективность. На стол короля Габриэля даже лег план по реформированию армии – но на это, опять же, требовались деньги и время. В результате было решено заключить с Францией мирный договор, который в общем-то оказался достаточно выгодным для Испании – остров Сан-Доминго целиком переходил под ее контроль, в ответ она освобождала от присутствия своих войск прочие французские территории. Конечно, за такую победу можно было выторговать и больше, но французов требовалось замирить с наименьшими потерями – и этого удалось достичь. Тем временем Испания, не прекращая внутренних реформ, приступила к реорганизации армии – были официально созданы Военное и Морское министерство, которые возглавили соответственно Франко де Сиснерос и Франсиско Хиль де Табоада, специально вызванный из Перу. При каждом сформировалась коллегия офицеров, которые занимались аналитикой и составлением планов по модернизации вооруженных сил. Несмотря на то, что Испанию нельзя было назвать слабой, Габриэль серьезно встревожился – ведь французы оказывали достаточно серьезное сопротивление испанцам, а между тем они воевали еще и с практически всей Европой! На случай, если революционное правительство обратило бы внимание на Пиренейский полуостров, Испания могла войну проиграть – а Габриэль был не из тех, кто подобные угрозы игнорирует. Вскоре был разработан и начал реализоваться план реформы армии и флота.

Однако вскоре последовала новая война – Неаполитанское королевство во главе с братом Габриэля, Фердинандом, ввязалось в войны коалиций и неожиданно получило серьезный удар со стороны французов. В самом начале 1799 года пал Неаполь, 24 января в нем провозгласили Партенопейскую республику. Фердинанд, сам нарвавшийся на войну с революционерами, бежал на Сицилию и обратился к Испании – ведь та гарантировала сохранение короны Неаполя за ним любой ценой взамен на то, что он отказывался от претензий! И Испания, только начав реформировать свою армию, была вынуждена ввязаться в еще одну войну с Францией – уже в составе Второй коалиции. Война была объявлена 15 мая 1799 года, в действие сразу же вступила Армада; армия, вынужденная долго накапливать силы, набирая штатную численность полков военного времени, в войну пока не спешила вступать. Неаполь быстро вернули Фердинанду при помощи испанской морской пехоты, объединенной эскадры из кораблей Испании, Англии и России, и силами самих неаполитанцев. Но это было только начало войны – и Испании пришлось еще пережить тяжелый 1800 год. Попытки вторжения французских армий на Пиренейский полуостров были отражены ценой больших усилий, однако испанский экспедиционный корпус (около 15 тысяч человек), отправленный в Италию на помощь австрийцам, оказался ослаблен из-за действий союзников и не смог оказать им серьезной поддержки, в том числе в ходе сражения при Маренго, где он разделил с армией генерала Меласа горечь поражения. Австрия вышла из войны, подписав мир. Габриэль, не желая вести больше войну, сам пошел на мирные переговоры. Первый консул Французской республики, Наполеон Бонапарт, также был заинтересован в прекращении конфликта с испанцами, которые не проявили особого рвения в ходе двух войн, да и в общем-то не особо угрожали Франции, пока та не вторгалась в саму Испанию. Кроме того, Наполеон в перспективе надеялся втянуть Испанию в свою сферу влияния, из-за внутренней политики Габриэля считая испанского короля столь же прогрессивным человеком, как и он сам. При дворе испанского короля даже развернулась целая профранцузская кампания, однако эффект от нее оказался минимален. Просветительские идеи испанского короля хоть и были отдаленно похожи на скромный вариант идей самой французской революции, но Габриэль действовал исключительно в интересах Испании, без планов по завоеванию Европы и предпочитая поступательное развитие, без радикальных потрясений. В результате между Испанией и Неаполитанским королевством, с одной стороны, и Францией с другой 20 апреля 1801 года был заключен мирный договор, по которому Испания фактически ничего не теряла, за исключением относительно небольшой контрибуции. Неаполь также остался за Фердинандом, хоть французы и добились открытия его границ для собственных войск в случае войны. Также французы хотели получить обратно Сан-Доминго, но узнав, что на острове бушует восстание (масштабы которого испанцами были сильно приукрашены), и испытывая сопротивление со стороны испанских дипломатов, отказались от своих планов.

К слову, восстание на Сан-Доминго началось в конце 1800 года из-за перегибов местных властей, которые после присоединения французской части острова начали вести себя крайне жестоко. На острове было достаточно большое количество рабов, которые и подняли восстание, которое стало представлять достаточно большую угрозу. Реакция Испании была молниеносной – на остров высадилась бригада морской пехоты и после двух небольших стычек разбила армию мятежников, которые были вынуждены сдаться из-за невозможности продолжать сопротивление. Однако вместо репрессий последовал диаметрально противоположный ответ: на Сан-Доминго организовывалось независимое генерал-капитанство с прямым управлением из метрополии, всех восставших ожидала амнистия, и это не считая того, что в пределах острова полностью отменили рабство! На следующие годы Сан-Доминго стал опытным полигоном для колониальных реформ, на котором «обкатывались» возможные решения колониальных проблем. Вооруженных конфликтов на его территории больше не случалось.

Дела личные и семейные

Инфант Габриэль женился относительно поздно – в 1785 году, в возрасте 33 лет. Его женой стала 16-летняя Мариана Виктория де Браганса, дочь короля Португалии Педро III. Договоренность о их браке была заключена еще в 1777 году, и для церемонии бракосочетания Габриэлю пришлось даже возвращаться из Америки – впрочем, после нее он вместе с женой вновь отбыл за океан. Мариана Виктория оказалась скромной и веселой женщиной, верной женой и хорошей матерью. В конце 1788 года, когда после родов третьего ребенка она тяжело заболела, Габриэль практически не покидал ее, что многими было воспринято как свидетельство величайшей любви. Впрочем, были и такие, кто утверждал, что инфант всего лишь «работал на публику». Уже в колониях Мариана Виктория стала постепенно перенимать привычки и навыки своего мужа, в том числе благотворительность и дипломатичность. Она посещала сиротские приюты, жертвовала деньги на их содержание, общалась со знатными креольскими дамами, а однажды ей даже пришлось в отсутствие мужа принимать вождей нескольких индейских племен, настроенных антииспански. Тихая девочка постепенно превращалась в умелого политика с отличным дипломатическим тактом, а ее популярность среди людей постоянно росла. После внезапного возвышения ее мужа Мариана Виктория стала королевой и продолжила свою деятельность, превратившись во всеми любимую матерь народа, а после смерти Габриэля королева не удалилась от дел, а продолжала играть важные роли при своем сыне.

У Габриэля и Марианы Виктории было трое сыновей и четверо дочерей, из них до совершеннолетия дожили лишь два сына (Карлос и Фердинанд) и три дочери (Анна Мария, Мариана Виктория и Мария Тереза). Карлос стал достойным наследником отца, будучи вторым его сыном по порядку рождения, о нем будет рассказано позднее. Фердинанд стал самым младшим ребенком в семье и родился вскоре после смерти отца. Длительное время будучи Принцем Астурийским, он, тем не менее, не воспитывался в качестве государственного деятеля, а после совершеннолетия и вовсе предпочел карьеру морского офицера, отказавшись от высоких титулов и особых привилегий. По характеру он был весь в мать – тихий, спокойный, но весьма рассудительный. Фердинанд был достаточно популярен в морских кругах и тесно дружил со своим старшим братом и племянниками. В 1825 году ему был пожалован наследный титул Принца Арагонского, в результате чего была основана новая ветвь династии Бурбонов Арагонских. Дочери Габриэля достаточно рано вышли замуж, и две из них – Мариана Виктория, названная в честь матери, и Мария Тереза, были счастливы в браке. Третья же, Анна Мария, из-за ревности к мужу повредилась рассудком, а затем и вовсе умерла, не оставив наследников.

Первым наследником короны Габриэля стал принц Педро Карлос, бывший также его первым ребенком. Рожденный в 1786 году в Америке, он рос при родителях и был достаточно многообещающим мальчиком, пока в 1796 году, в день своего рождения, не случился несчастный случай – Педро Карлос, любивший конные прогулки, оторвался от свиты и упал с лошади, получив открытый перелом. Спустя две недели он умер от сепсиса. В результате новым Принцем Астурийским стал инфант Карлос, с которым король стал проводить достаточно много времени после смерти первого сына.

В личном плане Габриэль был достаточно простым и прямолинейным человеком, хотя при необходимости мог проявлять дипломатический такт и уклончивость, столь важные при ведении сложных переговоров. В то же время Габриэль иногда сочетал в себе достаточно противоречивые черты характера. Так, его духовник вспоминал, что Габриэль проявлял особую почтительность коренным испанским традициям, в частности вместе со своей женой они работали над популяризацией испанских костюмов при дворе взамен французским, но при этом инфант, а затем и король проявлял открытое пренебрежение к некоторым отдельным традициям и правилам этикета. Так, существовала традиция раздельного приема пищи короля и его детей – каждый из членов королевской семьи должен был есть в своих покоях. Габриэль решительно отмел эти условности, и до самой своей смерти старался хотя бы ужинать в кругу семьи. Кроме того, он резко не переносил межсословную вражду: за ее проявления аристократы лишались гвардейских чинов или влиятельных мест при дворе, а прислуга просто изгонялась. Сам он не проявлял никакого высокомерия по отношению к простолюдинам, практикуя иногда «выходы в народ». Эту черту он приобрел во время своего пребывания в Америке, где осознал, что между правителями и их народом веками воздвигалась стена, которую требовалось решительно разрушить, пока испанцы еще не передумали считать королей своими лидерами. Столь важные особенности характера ему удалось привить и своему сыну Карлосу, будущему Карлосу IV, которому впервые за долгое время будет суждено стать поистине народным королем.

Последние дни

После выхода Испании из Второй коалиции Габриэль наконец осознал, в каком положении оказалось его государство. Амбиции французов были непомерны, и грозили захлестнуть весь мир. И хотя пока что уже дважды испанцам удавалось с небольшими потерями справляться с ситуацией, было ясно – как только Франция обратит внимание на Испанию по-настоящему, начнется такая война, подобную которой Пиренейский полуостров еще не видел, и от народа и его правителя понадобятся огромные усилия, чтобы справиться с французами. В результате запланированное расширение внутренних реформ было отложено, и практически все внимание короля переключилось на укрепление армии и флота, где был утвержден новый план реформы образца 1801 года. Постоянные инспекции, совещания с военными и дальние поездки стали отнимать у него все больше и больше времени. Ситуацию усугубляло еще и то, что Габриэль редко доверял кому-то работу с бумагами, и вообще старался контролировать всю работу государственного аппарата, на что уходила уйма времени, и король начал страдать от серьезного недосыпания. В конце 1802 года, предвидя значительные военные расходы, Габриэль решился на крайние меры и начал с США переговоры о продаже огромных территорий – Испанской Луизианы и Флориды [4]. Эти колонии уже давно считались убыточными, а их защита в случае войны потребовала бы значительных усилий, несоизмеримых с их ценностью. Договоренность была заключена в апреле 1803 года, и за указанные территории удалось получить огромную по тем временам сумму денег в 380 миллионов реалов – для сравнения, один линейный корабль типа «Сан Ильдефонсо» обходился короне в 3,3 миллиона реалов, а гигантский «Сантисима Тринидад», с учетом использования рабского труда и без вооружения – в около 500 тысяч реалов [5]. Часть денег сразу же ушла на перевооружение армии и флота, часть – на укрепление военной промышленности, еще некоторые суммы ушли на строительство пограничных укреплений. Конечно же, всю сумму сразу королевская казна не истратила – на будущее оставался весьма значительный резерв по финансам.

Распределение полученных денег стало одним из последних дел короля Габриэля. В июне он инспектировал флот в Картахене, после чего морем отправился в Барселону, где попал в шторм и простудился. Король отказывался перейти на постельный режим, и упрямо продолжал свою работу, готовясь к войне с Францией – а простуда уже перешла в воспаление легких, и он слег, находясь в Сарагосе. В ночь на 2 июля 1803 года король Габриэль попрощался с недавно прибывшими родными и отошел в мир иной. После его смерти, согласно старинной испанской традиции, гроб с телом короля некоторое время возили по Испании, чтобы дать возможность простому народу попрощаться со своим королем, и везде он собирал большие толпы сочувствующих людей, желающих в последний раз увидеть своего лидера – даже в Стране Басков и Астурии, где совсем недавно бушевали восстания. В памяти испанцев король Габриэль I остался как один из величайших королей за всю историю, затмив собственного отца, также великого реформатора и созидателя. Однако и Габриэлю вскоре будет суждено отойти на второй план в народной памяти – восходила звезда юного короля Карлоса IV, получившего еще при жизни множество почетных титулов, среди которых был и титул Великого.

Примечания

1. Реально уделял.
2. Опять же, вполне реальный факт – Карлос III планировал отменить сословные различия в сфере образования и ввести бюджетные места для бедняков в ВУЗах, с выплатой стипендий, но из-за сопротивления церкви отказался от этого решения.
3. Здесь и в дальнейшем ход событий во многом соответствует реальности.
4. Так как последствия войн с революционной Францией будут иные, то и Луизиана останется у Испании, следовательно, продавать ее будут испанцы.
5. Возможно, эти ценники ошибочны. Вообще, со стоимостью постройки испанских кораблей того времени творятся чудеса – у «Сантисимы», крупнейшего парусного линейного корабля своего времени, она находится в районе 300–500 тысяч реалов, у «Сан Ильдефонсо» уже 3,3 миллиона, а при попытке найти ценник «Санта Аны» я нашел только одну абсолютно упоротую цифру в 40 миллионов реалов. Ну и где правда?

P.S. Долго придумывал, какие иллюстрации добавить в статью. Какая-то она неиллюстрабельная получилась…