Дядя Федор. Просто Солдат.
Уважаемый Борода. К сожалению 9 го мая я буду далеко от Интернет.Поэтому прошу Вас выложить этот материал на главную в День Победы.
Это рассказ моего дяди. История о воле к жизни. Невыдуманная История о простых мужиках пахавших на фронте без криков о Сталине и Родине. Молча стискивавших зубы и тащивших непомерный груз на себе, к Победе.
Это реальная История, та в которой мы родились.
Их выгрузили из теплушек прямо в поле – необстрелянных пацанов из глухих крымских деревень и аулов. Крики сержантов, резкие хлопки взрывов, первые раненные и умирающие. А потом был бег и Первый бой. Только что его отделение, вооруженное вещмешками и саперными лопатками, хрипя перевалило через заросший колючкой холмик и вдруг.. Чьи-то нелепо вывернутые ноги в серых от пыли кирзачах, торчащие из под обвалившегося бруствера. Визг мин, близкий взрыв. Звенящая тишина. Бегущий по траншее политрук, что-то беззвучно кричащий и размахивающий наганом.
“В атаку? С чем ? Мы же еще не успели получить винтовки. “- беззвучно спросил он политрука.
“А это что?” — и политрук ткнул стволом нагана в землю.
Опустив глаза, он увидел окровавленную трехлинейку и … Взрыва он не услышал. Когда в паре метров от тебя рвется мина, ты ее не можешь услышать.
Просто мир выключился, как лампочка.
В фильтрационном лагере, в полусотне километров за линией фронта, его наконец отпустило. Мина, разорвавшая в клочья политрука, пощадила его самого и оставила вместо себя на несколько дней абсолютную тишину. И боль в висках. И недоумение. Уже конец? Он видел как рядом с ним умирали от ран, от усталости , просто от желания умереть. Как сверкала короткая пулеметная очередь с приземистой вышки сколоченной из горбыля, кривой и страшной. Страшной потому-что от туда с недосягаемой высоты в три метра разило свинцовое жало тех, кто подходил к колючке ближе чем на пару метров. Потом появлялся кто- то из нижних чинов охраны , смешно разевая рот, гавкал размахивая карабином из- за колючей проволоки. Он тыкал в ближайших военнопленных и те обреченно оттаскивали труп товарища к канаве, над которой вилась туча жирных мух. Дни скручивались в недели, недели в месяцы. Довоенный мир превратился в наваждение. Реальностью стали вонь от убитых товарищей, пули в живых, крики раненных, добиваемых на обочине и бесконечный марш смерти на запад.
Уже в концентрационном лагере он понял что все еще жив. Жив, невзирая на сотни и возможностей умереть и скатиться мешком в канаву, прошитому пулями конвоира. Это знак ? Наверное. Если его так просто из этого ада не отпускают, значит он его должен пройти до конца. И он решил жить.
Невероятно, в лагере смерти, где каждый день убивали сотни и тысячи, кто- то начал новую жизнь.
Первое – увернуться от пули. Она может прилететь откуда угодно и за любую провинность.
Второе- это работы- безумные и бессмысленные, которые однозначно отнимут силы. Утром копаем, вечером закапываем. Камни из кучи в кучу бегом и так бесконечно, что бы уберменши сбивались с ног и поскорее передохли. Все для победы Фатерлянда.
Самое главное помнить – тебя хотят убить. И верить в то, что ты назло всем сумеешь выжить, ведь это мешает тем кто стоит на вышках.
А когда к полякам приходила жратва в посылках от Красного креста и они забирались на верхние нары сожрать присланные сухари – зачем делится с русскими?. (Почему-то нашим пленным Красный крест сухари не присылал). Он и его товарищи ложились на нижние нары и по команде упершись ногами в верхние нары срывали доски и к ним на головы летели орущие поляки в обнимку с “чифаном”, которые тут же получали жестокие удары в голову, тушащие сознание. А когда на крики в барак врывалась охрана и размазывала прикладами и дубинками окровавленных поляков, он смотрел из темноты на них без жалости.
Относись к окружающим так, как они относятся к тебе. И береги друзей.
И он выжил. Потому что совершил побег – первый из четырех. И его не смогли поймать. Вернее поймали, но не сразу и не в Польше. Его поймали в Германии. Географический кретинизм спас его в этот раз от неминуемого расстрела. Природная цепкость, наблюдательность, хитрость крымского татарина, позволили ему пройти сотни километров, притворяясь цыганом, румыном, поляком, немым, придурком.
Это он вел ворованную польскую корову на Запад, прикидываясь хромо-глухонемым юродивым, выпрашивающим подаяние. . Шел мимо снующих по дороге патрулей и колонн с вояками. ( уже потом где-то на Западе сняли фильм про это и там француз возвращался таким образом домой ) И когда его поймали, уже германские полицаи, то сунули в каталажку и продержали месяц, выясняя кто же это такой. Повезло, что ему не успели сделать наколку с номером в концлагере. Он притворился албанцем тарахтя на татарском ( Какой немец не знает албанского? А никакой не знает! )
И он опять удрал! И опять попался, уже западнее Берлина. Опять как албанский карманник. Куда его несло? ( Париж, Париж как много в этом слове ). Его сунули в лагерь, концентрационный, в Румынии… Бежал на Восток, попался на Западе, но его привезли поближе к Родине.
В Румынии, недалеко от лагеря, еще в прошлом веке один граф построил себе мануфактурную фабрику. С тех пор фабрика работала и выдавала на гора километры качественной ткани, так нужной вермахту. Портяночки, пилоточки, галифе, бинты, нашивки за ранение и траурные флаги. Все для фронта, все для победы.
И его, в группе таких же как он заключенных ( урки и другие непонятные личности не попадавшими в разряд военно-пленных), отправили работать на эту фабрику.
Величие машинной цивилизации спасло его и в этот раз. Метровой толщины валы, передающие вращение от водяного колеса на ткацкие станки, были деревянными, как и подшипники. А единственным способом обеспечения пониженного трения было сало. Огромные лоскуты сала подсовывались между вращающимся валом и поддерживающими его конструкциями. Они умудрялись на короткое время затормозить один из валов и с риском для жизни ( затянет вал под себя и пишите письма), резко выдергивали лоскуты сала. В этих диверсиях не было политической подоплеки, не было и ненависти к врагу. Было огромное желание пожрать. И выжить.
Когда компетентные органы заинтересовались любителями свининки, ему пришлось удирать из лагеря и попутешествовать по Румынии, изучая языки повадки местных крестьян. Добывая себе пропитание собирательством и мелким разбоем. Его ловили дважды, как очередного неизвестного, заводили в лагерь и он отойдя от побоев делал ноги. И только сам бог ведал, как ему все-таки удалось оказаться в полосе наступления советских войск.
Уже через месяц, состав в котором к фронту двигался его новый полк, остановился в степи. Одинокий колодец между двух каменистых холмиков и крестьянская хатка неподалеку. Он, зная местные обычаи, жестом Гуддини, извлек из колодца ведро отменного домашнего масла и под крики погони скрылся в одной из теплушек. (колодцы единственное прохладное место в этих местах). Еще через час местный крестьянин нанес дипломатический визит в командирский вагон и заявил о факте мародерки. Личный состав полка бы построен вдоль вагонов. И мимо бесконечного ряда солдатиков провели крестьянина – бывшего владельца ведра с маслом.
Что в такой ситуации делает “честный” солдатик, свистнувший у гражданского лица румынской национальности ведро жратвы? Старается слинять под благовидным предлогом. Однако, человек прошедший четыре концентрационных лагеря, удрать в кусты никак не мог. Что-то мешало. Не гордость понятно. Но что-то мешало. И в момент прохождения мимо него крестьянина, состроил самую идиотскую гримасу в своей жизни, повернув пилотку поперек своей лысой и круглой башки. Крестьянин, упершись взглядом в это чудо, шарахнулся, неверяще повернулся к командиру полка шагавшему рядом и сочувственно кивавшему головой. Мол ”Вот такие у нас солдаты, сплошь идиоты и выродки”. Масло разошлось в тот же вечер и эшелон погремел в сторону фронта.
А потом была война. И Зееловские высоты и Берлинский зоопарк. И была Победа. И он вернулся с грудой орденов на груди. И поселится в Баку. А в 85 году мы с ним встретились в Киеве за бутылочкой водочки и просидели допоздна. Он тогда пригнал на Украину колонну грузовиков с товарами из Азербайджана и навернул какой-то хитрый гешефт с одним из Киевских заводов.
А в конце вечера он мне сказал:
-Я тебе рассказал самое веселое сынок. А было грустное и страшное тоже было. Поверь мне.
И я подумал:
Есть две правды о войне.
Одна Правда – желание отдать свою жизнь в бою.
Вторая Правда – желание выжить и победить врага.
То что он не сел в советский лагерь уже после войны, а прекрасно прожил свои годы, нарожав и воспитав кучу детей и внуков, говорит о том, что он прошел все проверки жизнью и органами. Он просто шел к победе как настоящий солдат. Каждый день по шагу. Каждый час. Всю жизнь.
Дай Бог нам вот так, не потерять себя в первом бою и дожить до Дня Победы.
Спасибо тем, кто победил в той войне и поклон Вам в пояс – Простым Солдатам войны.
