Американская революция. Часть IV Принуждение к войне
Содержание:
Пока британцы приходили в себя после трёпки, заданной им колонистами, из Лондона пришло Согласительное предложение английского Парламента, где обязательные налоги предлагалось заменить
«добровольными взносами».
Проблема заключалась в том, что это была реакция на декларации первого Конгресса, который уже давно не функционировал, а обсуждать предложения колонисты начали на втором Континентальном Конгрессе в мае 1775 года, то есть после Лексингтона и Конкорда. К тому времени Гейдж был снят со своего поста, а в английском Парламенте американцев поддержал Уильям Питт, который
«выражал глубокое удовлетворение, что колонисты отстояли свои убеждения силой оружия».
В Палате Общин царили разброд и шатания. Пожалуй, самый эффективный вариант борьбы с восставшими предлагал военный министр, лорд Баррингтон. Он говорил: нет смысла гоняться за тысячами вооружённых колонистов по лесам, нужно просто устроить американцам плотную морскую блокаду, которая подорвёт их экономику на корню. Генерал Эдвард Харви предупреждал, что идея покорить колонии сухопутной армией глупа и самонадеянна. Однако верх взяли сторонники именно силового сухопутного решения вопроса. Генерал Джеймс Грант издевался над
«бегающими по лесам крестьянами»,
которые осмелились противостоять короне. Майор морской пехоты Джон Питкерн, спасший солдат Перси у Чарльзтауна, говорил, что
«если только вытащит наполовину свою шпагу из ножен, вся банда Массачусетского залива пустится в драп».
Против морской блокады был и морской министр — граф Сэндвич, но по своим собственным соображениям. Сэндвич считал, что если восстание в колониях разрастётся, начнётся очередная война с Францией, а это обещало (как показал прошлый конфликт) большие победы и много призовых денег.
Тем временем стычки в Америке между повстанцами и армией продолжались. 10 мая 1775 года маунтинмэны под командованием Итэна Аллена и Бенедикта Арнольда внезапно атаковали форт Тикондерога, 12 мая — форт Кроун-Пойнт, 20 мая — форт Сент-Джонс. 17 июня — битва у Банкер-Хилл, где англичане под командованием нового военного губернатора Уильяма Хоу ценой очень больших потерь взяли высоты недалеко от Бостона.
Цитата из книги Николая Яковлева «Вашингтон»:
«Стратегически Банкер-Хилл оказался пирровой победой для обеих сторон, в положении их ничего не изменилось. Но сражение имело громадные психологические последствия — англичане научились уважать и даже переоценили силу противника. Наспех собранное воинство показало неожиданные боевые качества, отныне английские командиры не решались штурмовать в лоб укрепления. Американцы сочли было сражение своим поражением, но вскоре воспрянули духом и с типично американской бравадой стали превозносить солдата-гражданина. Лексингтон, Конкорд и Банкер-Хилл легли в основу мифа о том, что не солдат регулярной армии, а американец от плуга, верстака или прилавка — лучший воин на свете. Вследствие этого по стране стремительно распространились шапкозакидательские настроения».
Канадский поход генерала Монтгомери
В сентябре отряды патриотов под командованием Ричарда Монтгомери вторглись в Канаду. Губернатор Квебека Гай Кларетон был своевременно извещён об этих планах, тем более в июне 1775 года, после случившихся нападений на форты Сент-Джонс и Тикондерога, другие укреплённые пункты на фронтире были значительно усилены, а франко-канадская милиция мобилизована и переведена на защиту Монреаля и Квебека. Отряд из 700 человек был послан в форт Сент-Джонс (на реке Ришелье), в Монреале осталось лишь 150 британских регулярных солдат. 100 индейцев-могавков также были привлечены к делу защиты Канады.
За могавков развернулась настоящая борьба. Роялистский агент Гай Джонсон встречался в форте Онтарио с вождями племён и предлагал им встать на сторону британцев, взамен он обещал им защиту английских войск и расширение индейских охотничьих угодий. В пику Джонсону американский миссионер Сэмюэл Кирклэнд на собрании вождей просил индейцев
«не присоединяться ни к какой из сторон и держать топор войны закопанным глубоко».
В конце концов индейцы согласились, что война между белыми — это «семейное дело», и что они
«будут сидеть недвижимо и смотреть, как воюют между собой бледнолицые».
Первым двинулся к озеру Шамплейн и Монреалю отряд генерала Филиппа Шайлера (Shuyler), однако двигался он медленно и осторожно. К августу Шайлер был на подходе к форту Сент-Джонс, вскоре до него дошли слухи, что англичане успели укрепить местность, его отряду в 1200 бойцов противостоит как минимум 900 солдат регулярной армии и около 1500 индейцев-могавков. Прибывшие к нему представители индейцев-онайда подтвердили эти данные и порекомендовали обойти англичан через деревню ирокезов. Понятно, что онайда просто хотели с помощью американцев свести свои счёты с ирокезами, но генерал принял их слова за чистую монету. В результате произошла мелкая стычка с ирокезами, а некстати заболевший Шайлер отвёл войска к Тикондероге.
Там к отряду пришло подкрепление — 800 рейнджеров из Коннектикута, Нью-Хэмпшира и Нью-Йорка. 17 сентября повстанцы выдвинулись к Сент-Джонсу и начали осаду форта. Войска британского генерала Кларедона пытались несколько раз деблокировать форт, однако 3 ноября Сент-Джонс пал. Возглавивший войска патриотов Монтгомери повёл их к Монреалю, который пал через 10 дней безо всякой борьбы. На очереди был Квебек.
Осада Квебека
Монтгомери распространил воззвание, в котором предлагал франко-канадцам Квебека перейти на сторону повстанцев, обещая им свободные выборы представителей и места в Континентальном Конгрессе. Пока патриоты ждали ответа, их армия потихоньку начала разбегаться по домам. Монтгомери 28 ноября двинулся на Квебек с 300 солдатами, 200 бойцов он оставил на защиту Монреаля. В это время с востока к Квебеку подходили войска генерала Арнольда (примерно 1100 человек). Однако выйдя из Мэна, отряд углубился в непролазные дебри, заплутал и попал в болотистую местность, в результате 14 ноября к реке Св. Лаврентия вышли только 600 полуголодных солдат. Арнольд послал парламентёров в Квебек, где потребовал сдачи города, чем вызвал здоровый смех у губернатора, который, глядя на этих оборванцев, даже послал им несколько буханок хлеба. 19 ноября британцы произвели вылазку, и отряд Арнольда в полном составе просто драпанул куда подальше. Дезорганизованная толпа рейнджеров рвалась к Монреалю, который, как они уже знали, был захвачен силами Монтгомери. Объединились повстанцы только 2 декабря, и 31-го американцы опять появились на равнине Авраама недалеко от Квебека, при сражении у которого погиб генерал Монтгомери. Повстанцы смогли отбиться, но смерть инициативного генерала была невосполнимой. Армию возглавил Арнольд.
Осада не заладилась. Войска утопали в снегу, но осаждённые, естественно, переносили зиму гораздо лучше, нежели патриоты. Открытая местность, морозы до –15 градусов, полное отсутствие провианта — спасал до поры до времени только подлёдный лов рыбы. Тем не менее, Арнольд держал осаду до 14 марта 1776 года. До этого времени Конгресс мобилизовал и отправил на подмогу Монтгомери и Арнольду аж 6 500 солдат, но из-за эпидемии оспы к марту общие силы повстанцев насчитывали лишь 3 000 человек.
Вскоре начались сложности в Монреале, где оставленный в качестве заместителя Монтгромери Джеймс Вустер глупыми и вызывающими действиями настроил против патриотов почти всё население города и деревень. Католические священники, прежде нейтрально относившиеся к повстанцам, начали агитировать франко-канадцев оказать поддержку британцам. Вскоре началось то, чего так долго ждали и так долго боялись — британский капитан Джордж Форестер с 250 солдатами в сражении у Кедровой реки нанёс поражение отряду патриотов. Арнольд среагировал на эту угрозу, отправив к Кедровой отряд в 500 человек, но никого не нашёл. 15 апреля начался массовый исход солдат из армии повстанцев, поскольку истёк их срок контракта. Силы британцев меж тем постоянно возрастали — весной 1776 года в Квебек было переправлено 11 000 гессенских наёмников, и в мае британцы начали масштабное наступление. Патриоты без боя отходили, и к 18-му числу уже покинули Канаду, только отряд Арнольда (500 человек) ещё удерживал Монреаль. 15 июня у Монреаля появились силы британцев. Арнольд, осведомлённый о подходе примерно 6 000 гессенских солдат на кораблях из Квебека, приказал эвакуироваться, предварительно спалив Монреаль дотла. Уже через два дня Арнольд соединился с основными силами в Тикондероге. Поход в Канаду завершился полной неудачей.
Выбор командующего: Джордж Вашингтон, Израэль Патнэм и другие
Но вернёмся чуть-чуть назад. 10 мая 1775 года в Филадельфии собрался второй Континентальный Конгресс.
10 июня в Конгрессе зачитали письмо Артемаса Уорда, в котором тот сообщал — с армией надо что-то делать. Призывали ополчение на три недели, они прошли, и началось повальное дезертирство солдат, поскольку колонисты спешили вернуться на свои фермы. В ответ Уорд призвал поселенцев записываться в добровольцы. Однако — и в этом ирония американской революции — ополченцы требовали оплаты вперёд, которой ни Уорд, ни провинциальный Конгресс предложить не могли. И Уорд обратился к Континентальному Конгрессу. Надо создать регулярную армию, а главное — утвердить её финансирование. На место главнокомандующего изначально претендовали Артемас Уорд, Джон Хэнкок и даже Израэль Патнем (Putnam). Однако все они представляли Новую Англию, тогда как самой богатой и самой населённой была другая колония — Вирджиния. Именно поэтому Джон Адамс (дабы привлечь вирджинских политиков к поддержке восстания) в пику своему брату Сэмюэлу предложил избрать командующим богатого вирджинского плантатора Джорджа Вашингтона, а Артемаса Уорда назначить генерал-майором, вторым лицом в армии. Хэнкока оттёрли на том основании, что президент Континентального Конгресса не может одновременно быть ещё и командующим армией, ибо получит в руки слишком большую власть.
Помимо прочего, Вашингтона избрали командующим потому, что он был богат. Первым делом новый командующий выступил перед Конгрессом и отказался от зарплаты вообще, попросив только, чтобы после войны Конгресс возместил ему все финансовые траты, какие он понесёт на службе новому государству.
Джон Адамс писал своей жене Эбигейл 17 июня:
«Теперь я могу сообщить вам, что Конгресс сделал выбор скромного и добродетельного, дружелюбного, щедрого и смелого Джорджа Вашингтона, генерала американской армии. Он должен как можно скорее восстановить наш военный лагерь перед Бостоном».
Сам же Вашингтон в письме своей супруге Марте жаловался:
«Конгресс постановил, что вся армия, поднятая для защиты американского дела, будет отдана под мою опеку, и что мне необходимо немедленно отправиться в Бостон, чтобы взять на себя командование ей. Вы можете поверить мне, моя дорогая Пэтси, и я самым торжественным образом заверяю вас — я приложил все усилия, чтобы избежать этого назначения».
Надо сказать, что Джордж лукавил — на Континентальном Конгрессе он (если верить воспоминаниям Джона Хэнкока) единственный щеголял в сине-красном сюртуке времён командования колониальным полком Вирджинии, показывая, что
«когда-то служил в британской армии»,
хотя полк Вирджинии никогда регулярным формированием не считался. Вообще военный опыт Уорда или Патнема был гораздо больше, чем у Вашингтона, даже брат Джорджа — Лоуренс — и то имел гораздо более богатый военный опыт, как участник рейда на Картахену в 1741 году. Как пример — Израэль Патнэм (в 1770-х, во время революции, — трактирщик) так же, как и Вашингтон, служа в ополчении, последовательно прошёл карьеру от лейтенанта до подполковника, а не просто купил себе полк и стал полковником.
Опять цитата из Яковлева:
«Чтобы не затеряться среди генералов, Вашингтон за три шиллинга приобрёл широкую голубую перевязь, отныне пересекавшую его грудь. В письмах друзьям он с отвращением писал о подчинённых ему войсках, в первую очередь о так называемых офицерах, которые, нашёл Вашингтон, «в общем, самые равнодушные люди, каких я когда-либо встречал». Что до солдат, «то при приличных офицерах они будут неплохо сражаться, хотя все они в высшей степени мерзки и грязны».
«Орёл» или «решка»?
6 июля Конгресс издал Декларацию Причин, объясняя миру, почему колонисты были вынуждены взяться за оружие. Начиналась она прекрасно: «Наше дело справедливо. Наш союз идеален. Наши внутренние ресурсы велики, и, при необходимости, иностранная помощь, несомненно, придёт».
26 июля Континентальный Конгресс учредил Колониальное почтовое отделение:
«Назначить генерального почтмейстера в Объединённых колониях, который будет располагаться в Филадельфии, и назначить зарплату в размере 1000 долларов в год для него и 340 долларов в год для секретаря и контролёра, с правом назначать себе сотрудников, и так много, как ему может показаться правильным и необходимым.
Создать линию почтовых пунктов под руководством генерального почтмейстера от Фалмута в Новой Англии до Саванны в Джорджии с таким количеством почтовых пунктов, сколько он сочтёт необходимым».
Ранее, 8 июля, делегаты подписали петицию «Оливковой ветви» королю, подтверждая верность колоний британской короне и умоляя короля предотвратить дальнейшие конфликты. Секретарь по делам колоний Уильям Лэгг граф Дартмут получил копию петиции 21 августа, а оригинал — 1 сентября.
Ответ от короля дошёл до колоний 31 октября 1775 года:
«Так как многие из наших подданных в различных колониях Северной Америки, откликнувшись на призывы злоумышленников и нарушив верность защищавшей их верховной власти, совершили множество незаконных деяний, ведущих к нарушению общественного спокойствия, обрыву торговых связей, и вылились в открытый бунт, в отказ подчиняться постановлениям властей и законам и во враждебные военные действия, мы решили, по согласованию с нашими советниками, выпустить королевскую прокламацию, объявляющую, что не только наши официальные лица, военные и гражданские, должны приложить все усилия к подавлению бунта и привлечь изменников к суду, но также все подданные королевства обязываются направить все силы к разоблачению преступных заговоров, устроенных против нашей короны и достоинства, и сообщать имена и действия злоумышленников соответствующим властям».
Если до этого момента большая часть колонистов была уверена, что с короной удастся договориться — ну мало ли, побузили немного, ничего страшного, с кем не бывает? — то именно вот эта декларация отрезала колеблющимся все пути к отступлению. Более того, королевская петиция поставила лоялистов на одну сторону с мятежниками. Согласно данным американских историков, примерно 2/3 населения колоний не поддерживали мятеж и не собирались отделяться от Англии. Всё решила 1/3 радикалов и примкнувших к ним политиков. И это произошло потому, что радикалы оказались более организованными, более сплочёнными. Более того, согласно королевской петиции получалось, что и у радикалов нет путей к отступлению, ибо теперь они бунтовщики не против Парламента, а против короны.
И всё-таки… Одно дело — выступать против Парламента как части государства, а другое дело — выступать против короля, который олицетворяет собой государство. В принципе, колонисты ведь с 1765 года апеллировали к королю и просили его стать арбитром в вопросе взаимоотношений метрополии и Америки. Король долго не принимал ничьей стороны и отмалчивался, а теперь выбрал. Да, выбрал сторону Парламента, а не Конгресса, но ведь вероятность была 50/50. Ждали «орла», а выпала «решка».
Надо было прямо сказать, что большинство депутатов Конгресса было не готово к такому ответу. Собираясь в тесных тавернах Филадельфии и прихлёбывая кто мадеру, кто пиво, все эти Адамсы, Франклины, Джефферсоны рассуждали… о самом простом — после бунта надо как-то договариваться с королём, и вообще — «плохой мир лучше доброй ссоры». И, наверное, это в итоге бы и произошло, ибо ни в «Письмах фермера» Адамса, ни в статьях Франклина и Джефферсона — нигде не звучали слова «отделение» и «республика».
Однако 10 января 1776 года прогремел манифест, который дал настоящую искру революции. Написал его британский памфлетист Томас Пейн, находившийся на тот момент в Америке. И озаглавил «Простые истины». Чуть позже его переименовали в «Здравый смысл». Пейн писал:
«Безумно и глупо вести разговоры о дружбе с теми, кому наш разум запрещает доверять, и наше расположение к кому, глубоко израненное, вынуждает нас ненавидеть их. С каждым днём исчезают последние остатки родства между нами и ними. И может ли оставаться надежда на то, что по мере исчезновения взаимоотношений взаиморасположение будет расти, или же на то, что мы будем с большим успехом достигать согласия по мере десятикратного увеличения количества причин для ссор и более серьёзного, чем когда-либо прежде, осложнения взаимоотношений».
Этот памфлет выстрелил с неистовой силой. В первые же три месяца было издано 10 тысяч его копий. Памфлет зачитывали во всех городах, в тавернах и на площадях, на собраниях и митингах. Всего же за время американской революции было напечатано и распространено 500 тысяч экземпляров «Здравого смысла».
Пейн чётко подметил и озвучил очень простую истину (извините за невольный каламбур): обращение к королю и надежда на то, что монарх, ничего не решающий даже в своей стране, сможет хоть что-то сделать в колониях — эфемерно. Так что, раз уж подняли восстание, речь может идти только об отделении. И только о создании республики.
Как позже очень точно сказал американский президент Вильсон:
«Пейн не основал государство, Пейн дал идею. Кроме того — он не был американцем».
Рождение американского континентального флота
Ну и закончим эту часть вот чем. К осени 1775 года стало понятно, что восстание Тринадцати североамериканских штатов обречено на поражение, если не удастся найти источников провианта и вооружения. Повстанцы были очень плохо вооружены и обмундированы. Одним из способов пополнения необходимых припасов было избрано каперство. 13 октября 1775 года Континентальный Конгресс проголосовал за то, чтобы снабдить два 10-пушечных рейдера, укомплектовать их командами из 80 человек и отослать в крейсерство на три месяца. Основной их задачей был перехват идущих в Америку британских судов с продовольствием и оружием.
Споры по оснащению корсаров были жаркими, многие депутаты считали, что это поспешный и глупый вызов самому могущественному флоту мира. Представитель Мэриленда Сэмюэл Чейз, к примеру, сказал, что
«строительство Континентального флота — это самая безумная идея в мире»,
и многие парламентарии с ним согласились. Однако решающими оказались даже не слова, а действия властей Род-Айленда и генерала Вашингтона. 5 октября в Бостоне была получена информация о том, что к Квебеку вдоль атлантического побережья направляются два британских брига, загруженных провиантом, обмундированием и порохом, причём корабли совсем не вооружены. Вашингтон, узнав об этом, приказал срочно снарядить три шхуны для перехвата английского конвоя, а также начать переоборудование в Бостоне двух каперов. История умалчивает, удалось ли перехватить британские бриги, но 13 октября Конгресс был вынужден зафиксировать де-юре то, что уже произошло де-факто — рождение Континентального флота.
Подводя итоги, отметим — радикальное крыло повстанцев буквально втянуло колонии в войну с метрополией. И в основе восстания стояли именно экономические причины. Метрополия хотела восстановить пресловутую вертикаль власти, американцы жаждали экономической и политической автономии. Петиция Георга III с одной стороны и резкое расширение военных действий совместно с провозглашённой Пейном главной идеей восстания с другой сделали полномасштабную войну неизбежной. В то же самое время весь 1775 год различные колониальные политики пытались договориться с Лондоном о приемлемых условиях мира. Однако правительство Англии было уверено — оно без проблем подавит мятеж в Америке, и если надо — утопит восстание в крови. Как выяснилось позже, в своих надеждах и прогнозах сильно ошибались обе стороны.
источник: https://fitzroymag.com/istorija/amerikanskaja-revoljucija-chast-iv/