В конце октября 1583 года вечером в трактир одной из оксфордширских деревень вошел молодой человек. Одет он был щегольски, что говорило о принадлежности к благородному сословию, однако наружность его отдавала некоторой потрепанностью – будто от длительного путешествия. «Двойной… нет, четверной эль», — громко и несколько взволнованно приказал он высоким хрипловатым голосом и сел за стол. Девушка мгновенно принесла ему самый крепкий напиток, какой у них был. Молодой человек схватил кружку и сделал несколько жадных глотков. Находившиеся в помещении пять человек, которые прежде были увлечены разговором, прервали беседу и уставились на новоприбывшего. Тот быстро допил эль и принялся смотреть куда-то перед собой. Его нижняя челюсть мелко дрожала.
«Неудачный день, милорд?» – робко спросил его кто-то из присутствовавших. Молодой человек дернулся всем телом и взвизгнул: «Что?!» Вопрошавший от неожиданности вздрогнул. «Неудачный день?», — неуверенно повторил он вопрос. «День… Близится день…», — проговорил, словно обращаясь к самому себе, нервный джентльмен, снова глядя в пустоту. Но внезапно лицо его исказилось гримасой ненависти, в руке непонятно откуда взялся пистолет, и он, вскочив на ноги и размахивая оружием, прошипел сквозь зубы, брызгая слюной: «Я убью эту гадюку!» Все в страхе отпрянули. «Я пристрелю эту грязную шлюху! Эту еретичку, которую прихвостни дьявола называют королевой Англии! Ее голову насадят на кол! Ее глаза выклюют вороны! И будет изгнан Антихрист!»
«Опустите пистолет, мистер Сомервилл», — испуганно сказал рослый мужчина, узнавший в возбужденном господине джентльмена из Уорикшира. Тот в исступлении замотал головой, изрыгая страшные проклятия, потом вдруг замер, затем положил оружие на стол, опустился на стул, сомкнул перед собой ладони и начал вполголоса молиться. Минуту спустя он смолк, достал из-за пазухи небольшую черную коробочку, открыл ее и, прикрыв глаза, поцеловал. Внутри находилась освященная самим римским папой восковая пластина с изображением Божьего Агнца. Сидящие за столом переглянулись, и один из них осторожно, чтобы не произвести шума, встал, попятился, не сводя взгляда с молодого человека, к выходу и, достигнув двери, выскочил наружу. На следующий день Джона Сомервилла арестовали.
***
30 октября секретарь Тайного Совета Томас Уилкс стоял перед столом, за которым сидел главный министр Ее Величества королевы Елизаветы и начальник неофициальной разведывательной службы Фрэнсис Уолсингем. «Я полагаю, милорд, у нас есть только один способ добиться сведений от Сомервилла», — сказал он. Сэр Фрэнсис поднял взгляд от наполовину исписанного листка бумаги и задумчиво посмотрел на секретаря, чуть слышно, будто что-то прикидывая в уме, прицокивая языком. «Да, отведите его в исповедальню», — тихо проговорил он после продолжительной паузы и вернулся к документу.
Уилкс кивнул и вышел. Сэр Фрэнсис же пописал еще некоторое время, а затем встал и, заложив руки за спину, принялся ходить по комнате. «Тревожные времена. Тревожные… Римский папа, король Испании, английские католики, что тайно служат свои мессы здесь – на родной земле, или те, что обосновались во Франции, Италии… да где только нет этих еретиков… все они жаждут растоптать истину, отдать престол Марии Стюарт – поскорей бы добиться ее казни — и вернуть Англию на стезю греха. Испанский посол Бернардино де Мендоса плетет козни прямо в сердце страны, но, — Уолсингем усмехнулся, – каждый его шаг известен. Каждый его шаг!..»
На первый взгляд Сомервилл был явно не в себе и вряд ли представлял серьезную опасность для государства. Того же мнения придерживался и лорд-казначей Уильям Сесил. Но… агенты секретной службы уже давно следили за Фрэнсисом Трокмортоном, который был не последней фигурой – связующим звеном между Марией Стюарт, де Мендосой и их единоверцами во Франции — в настоящем заговоре. Тут были задействованы и испанские деньги, и французские войска, и английские изменники, которых, увы, имелось немало. И между Трокмортоном и Сомервиллем прослеживалась очевидная связь. В 1576 году последний поступил в Харт Холл, Оксфорд, а первый в том же году это заведение окончил. Встретились ли они там? Возможно… Но главное – их скрепляли кровные узы. Сомервилл был женат на дочери Эдварда Ардена и… Мэри Трокмортон, приходившейся Фрэнсису Трокмортону двоюродной сестрой. Все они были католиками — щупальцами римского папы, которые шевелились, извивались, змеились, стремясь добраться до королевы…
На этом Уолсингем прервал ход своих мыслей и вышел из комнаты.
***
«В присутствии пяти свидетелей ты утверждал, что намереваешься убить, — сэр Фрэнсис сделал паузу, — Ее Величество. Что ты на это скажешь?» Джон Сомервилл сидел, склонив голову на грудь, и молчал, ничего, казалось, не замечая вокруг. Уолсингем внимательно смотрел на узника. Затем, не сводя с него глаз, он вытянул в сторону правую руку. Секретарь тут же положил на его ладонь небольшую черную коробочку. Министр, продолжая взирать на заключенного, открыл футляр и извлек из него диск с изображением Божьего Агнца. Сомервилл вскинул на сэра Фрэнсиса взгляд и сразу же опустил его. Уолсингем усмехнулся. Повертев некоторое время восковую пластину в руках, он резким движением переломил ее пополам. По лицу Сомервилла пробежала судорога. Министр удовлетворенно, будто удостоверившись в чем-то, кивнул, потом неторопливо вышел из-за стола, повернулся к католику спиной, скрестил руки на груди и произнес: «Начинайте».
Послышались какая-то возня, фырканье, возглас «пошел, папист, чума тебе в глотку», звонкий удар, проклятия, еще несколько ударов, звуки чего-то волочимого по полу, снова возня, смешок, опять проклятия, затем раздался какой-то скрежет, потом что-то хрустнуло и помещение наполнил безудержный вопль испытывающего нестерпимую боль живого существа. Уолсингем обернулся. Джон Сомервилл был подвешен за стянутые за спиною руки к балке под потолком. Он нелепо поджал ноги и кричал, кричал, кричал. По его искаженному мукой лицу бежали слезы, из носа текла кровь, с подбородка свисали смешанные с кровью слюни. Сэр Фрэнсис неприязненно поморщился, приблизился к истязаемому и спокойно спросил: «Кто надоумил тебя на преступление?» В ответ прозвучало такое проклятие, что министр, наслушавшийся за время своей службы всякого, невольно вскинул от удивления брови. Он сделал знак широкоплечему экзекутору. Тот подошел к Сомервиллу, схватил его за ноги и потянул вниз.
— А-а-а-а-а! — завопил католик, — Арден, Эдвард Арден! Не-е-ет! Не надо! Это Арден!
— Тот Эдвард Арден, что женат на Мэри Трокмортен? – так же спокойно спросил Уолсингем.
— Да, да-а-а!
— Довольно, Уилл, — сказал министр. Здоровяк отпустил ноги несчастного и отошел в сторону. – Кто еще?
— Больше никто. Только Арден!
Уолсингем взглянул на экзекутора, тот сделал шаг вперед, но Сомервилл закричал:
— И Холл, Хью Холл! Священник!
— Какой священник? Где он скрывается?
— Он не скрывается! Он живет у Ардена, он садовник! Садовник!
Министр покачал головой, развернулся и направился к двери. Но перед тем как выйти, он бросил своему секретарю: «Поговори с ним еще немного. Может, больше скажет».
***
В первые две недели ноября в Тауэр поочередно доставили Хью Холла, а также Эдварда Ардена, его жену Мэри – урожденную Трокмортон, его дочь Маргарет – жену Сомервилла, и Элизабет – сестру Сомервилла. 23 и 24 ноября соответственно Эдвард и Хью подверглись пыткам (23 числа жестокие пытки были применены и в отношении Фрэнсиса Трокмортона, арестованного 13 ноября). 16 декабря Эдварда Ардена, Мэри Арден, Хью Холла и Джона Сомервилла признали виновными в государственной измене, однако Мэри и Хью получили прощение. 19 декабря Эдварда Ардена и Джона Сомервилла, у которого, согласно имеющимся данным, произошло обострение психического расстройства, перевели из Тауэра в Ньюгейтскую тюрьму, где последний наложил на себя руки или был убит (показания расходятся). 20 декабря Эдвард Арден взошел на помост. В своей предсмертной речи он отверг выдвинутые против него обвинения, заявив, что никогда не имел намерения нанести какой бы то ни было вред Ее Величеству и что казнят его исключительно из-за его приверженности католичеству, однако за свою веру он готов принять смерть. После этого его повесили, но вытащили из петли прежде, чем он испустил дух. И когда палач вспарывал ему живот, чтобы извлечь внутренности, Арден был еще жив. Напоследок тело четвертовали. Позже его голову, а также голову Сомервилла, насадили на столб у южного конца лондонского моста.
***
Восемь лет спустя Уильям Шекспир, чью мать звали Мэри Арден, напишет пьесу «Генрих VI», в третьей части которой среди персонажей на мгновение появится уорикширский джентльмен Джон Сомервилл…
