В предчувствии ослепительного счастья
Можете называть это модным словом «вбоквелл». Кому-то концовка «Стать тенью для зла« может показаться пресной (мне тоже, ибо все самое главное герои сделали немножко раньше), и вот, момент истины, немного противоречащий логике предыдущего повествования, но почему бы не воспользоваться САПом**?
_____________
* В предчувствии ослепительного счастья — фраза из к/ф «А зори здесь тихие».
** САП — Священный Авторский Произвол.
Два адмирала одной страны, хотя страны их называются по-разному. И которые неисповедимыми Господними путями встретились чтобы… Не буду спойлерить.
28 июля 1904 года. Желтое Море.
Витгефт.
-Вашство, кажись уже и по «Полтаве» не достают — ординарец Васильев перестал тянуться во фрунт перед безмерно уважаемым им контр-адмиралом, скорее, его поза сейчас выражала просто почтение к окончательно измученному «Его Превосходительству». Японская эскадра отставала. Вильгельм Карлович Витгефт, контр-адмирал его Величества Императорского Флота. Какого к черту флота? Извитая кучка корабликов, словно овцы, не имея другого ориентира, вытянувшись робкой кильватерной колонной, обреченно шли за флагманом.
«Ну пару часов нам дали, а потом наваляться снова и тогда точно крышка». — обреченно прикинул Витгефт. Не зная о потерях, нанесенных японцам, он прекрасно знал свои. Ход пока держали, но разбитые дальномерные посты, выбитые орудия. Повышенный расход угля. Прикончит их Того, никакого сомнения. Эти странные демоны, взявшиеся помогать недалекому японскому адмиралу. Вот же макаки, звания себе как у нас, просвещённых мореплавателей взяли. Назовись ты там, наместником блистательного дайме, или сегуном всея Япона моря и его окрестностей. Ан нет-же, просто проходя мимо, прикупив в кредиты у пенителей морей корабликов, как бы нехотя заметили, мол а мы тут тоже не лаптем суши загребаем, мы тоже давно состоим в вашем морском клубе, и как-бы не председатели-с тут. Когда это гордые потомки самураев носили погоны? А? И кортиков с саблями вы отродясь не имели, с упоением бряцая всякими кукуморисамами и таканами из дрянного железа, или что там у вас, прости Господи…
А ведь во время боя эти Робуры со своими невидимыми тарахтелками, как уверял зоркий вестовой, уже трижды проходили над «Цесаревичем», прицеливаясь… И пойду я на дно, значится, полным мудаком и мямлей, ничего иного нам не дано.
Ладно, отобедаем, там посмотрим. Может удастся еще схитрить чего, чтобы поменьше православных сегодня… Нет, будем держаться до последнего, хотя кислая мина с утра мотивирует всех подчиненных на минорный лад. Будем дальше валять дурочку, пытаясь и не разозлить могущественных пришельцев, и не проиграть вчистую.
— Наблюдаю… Наблюдаю…
Это с правого крыла мостика кричат сигнальщики. Вот же, вроде хорошо экипаж натаскан Николаем Михайловичем, но гляди ты, что-то их в тупик поставило. Там же усланный Кедров должен торчать? И, кабельтовых в восемнадцати, если Вильгельм Карлович правильно расставил в голове все курсы и время, должны ковыряться крейсера под командованием пьяницы Рейценштейна.
— Что ты там наблюдаешь, деревенщина? — ага, это мичман Эллис взялся за подчиненных. Было-бы интересно послушать, но суетные отбрехивания сигнальщиков потонули в странном рокоте. Звук упруго молотившего воздух механизма, это не могло быть ничем другим.
-Василий, давай на правый борт! Я сейчас подойду.
Был соблазн даль команду румбов десять вправо, чтобы источник звук предстал перед заранее запланированной экспозицией — адмиральским креслом и Василием Васильевым, приткнувшимся у своего 47-мм «Гочкинса». Но матрос уже какой-то гремучей змеей уже просочился за ходовую рубку, и спустя несколько ударов сердца вылез оттуда с осоловевшими глазами.
— Они, Вашство! Робуры, осмелюсь доложить.
И не дожидаясь велеречивого поворота, перед адмиралом вырос источник звука. Ну конечно, матросы не обучены докладывать о летающих кораблях, вот и замялись. Рокочущая, нещадно бьющая по ушам воздушная посудина, сейчас прекрасно наблюдалась всеми, кто мог смотреть прямо по курсу броненосца. Вот он выплыл из-за ходовой рубки… Нет, это не было похоже на элегантный летающий сундучок, который они с Васильевым видели на рейде Порт-Артура во время последней атаки брандеров. Не походил аппаратик и на виденный Рощаковским «портсигар с крылышками». Это была увесистая, крепкая машина, похожая на гигантскую кофемолку. Без малейших намеков на невидимость, прозрачность и призрачность.
На борту, даже под не острым взором Вильгельма Карловича, различались заклепки и, похоже, что небольшие потеки ржавчины. Быстрые крылья двух винтов, без всякого стеснения к барабанным перепонкам зрителей молотили упругий воздух. Не было ни малейшего сомнения что это аппарат, с салоном под стать карете, реален, и работает на совершенно понятных принципах. Доведенный до совершенства «вертолет» Леонарда нашего Да Винчи, что-то такое. Хотя свистящие с безумной скоростью лопасти никак не могли быть исполнены из накрахмаленного льны, как предлагал гений Высокого Возрождения. Из льна была исполнена щегольская заглаженная бескозырка Васильева, в ту же секунду улетевшая за борт от набежавшей струи упругого воздуха.
— Принимаю сигналы лампы Ратьера! — струхнувшим голосом доложил сигнальщик. — Аз, Рцы, Херь, Ижица…
Твою же медь! С борта неведомого воздушного судна отбивали… «Архипыч, не стреляй!»
— Какой еще в звезду Архипыч? — недоуменно вскинулся выбежавший из боевой рубки Матусевич.
— Я это, Вашство — тихонько шепнул Васильев, отлипший от своей пушечки. И тут-же сделав «немогузнайское» лицо, принял донельзя озабоченный и сосредоточенный вид, подкручивая прицел на своей пушечке. Неведомый аппарат деловито подрезав курс броненосцу, вальяжно, словно портовый буксир, перевалился носом, явив зрителям странный флаг, нарисованный на корпусе. По эстетике это было похоже на Андреевский, такой же синий рисунок на белом фоне. Но две странные красные закорючки настораживали. Кажется, звезда и что-то еще странное.
Отвлекая от размышлений о флаге, в борту аппарата открылась дверь, и человеческая фигурка (даже в цирке Чинизелли я такого не видел! — мысленно ахнул Витгефт) споро прыгнула вниз, цепляясь за весьма тонкий, но видимо, крепкий канатик. Тут добрых сто саженей, управляющий этой летающей кофемолкой явно опасался зацепить марсовую площадку броненосца, и расстояние было весьма приличным. Упадешь — костей не собрать. Однако, фигурка как какой-то паучок, куртуазно сцепив ноги, уверенно спускалось до тех пор, пока под ее ногами не оказалась носовая двенадцатидюймовая башня «Цесаревича».
— Кедров! Вперед! — в несвойственной ему, совершенно недипломатичной манере рявкнул Витгефт. Ой, кажется погорячился, нельзя так с Михаилом Александровичем. Хотя лейтенант его уже не слышал, и самостоятельно поняв, что надо делать, трынькнув по трапу до площадки перед боевой рубкой, с залихватским… впрочем умолчим, не будем об этом, лихо прыгнул на стопку матросских коек, сложенных за фальшбортом бака. Раз — и флаг-офицер его Императорского… В общем, еще через несколько ударов сердца, брякнув кортиком о скобы на башне, тот предстал перед незнакомцем, в вежливо-выжидающей позе остававшемуся на броневом колпаке.
Кедров.
Незнакомец, явно военный, скорее всего, был моряком, потому что где вы видели пехотинца или кавалериста в темно-синей ливрее? Странная, конечно, но кто их знает, что на уме у людей, летающих на таких вот кофемолках с невиданными флагами? У него был… Представьте себе — галстук! Да, в комплект мундира входил галстук! Хорошо хоть, не адмирал, эполет не носит.
Вот флаг-офицер, спустя секунду после своего появления на башне, одернув китель, вскинул руку в воинском приветствии.
— Вольно, ТОВАРИЩ СТАРШИЙ лейтенант — миролюбиво отмахнулся незнакомец правой рукой, явно не понаслышке знающий что такое Строевой Устав. — Контр-адмирал Советского Военно-Морского Флота Бабуев, Николай Михайлович. Прибыл к вам по культурному обмену.
— Позвольте. Я.. Не старший.
— Будешь. Будешь, Михаил ты мой дорогой Александрович. И адмиралом, поверь, будешь — представившейся контр-адмиралом некого странного государства, Николай Михайлович по- свойски оглядывался — ты только это, слышь. Карлыча поддерживай, нелегко ему сейчас. Нам бы с ним перетереть по-тихому, без лишних, смекаешь?
От такого панибратства и абсурдности ситуации, у лейтенанта немного голова пошла кругом. Но чай не девица, не имеем права-с. Хотя откуда в Российском Императорском Флоте быть званию старший лейтенант? Нонсенс. После лейтенанта идет капитан-лейтенант а далее и не заглядываем уже.
— Прошу следовать за мной — кивнул Кедров, и повел гостя на мостик. Невозмутимость флаг-офицер Кедров искренне считал своим кредо, хотя, сегодня, кажется, ее пробьют.
— Тринадцать тысяч в дедвейте, говоришь — пробормотал не то чтобы под нос, но весьма кулуарно Николай Михайлович. — У меня эсминец под семь тысяч, веришь? Ладно, придет время, увидишь.
Ого. Их Превосходительство встречал, спустившись с уровня ходовой, и сейчас стоял около плутонга семи с половиной сантиметровых орудий Канне около боевой рубки. Отрекомендовавшийся виде-адмиралом не пойми какого флота, Бабуев дружелюбно и деловито пожал руку сохранявшему покер-фэйс Витгефту, и тут-же компанейски махнул Васильеву:
— Покорнейше благодарю, Василь Архипыч, что не стрельнул, наслышан я о твоей целкости. — Вильгельм Карлович, нам бы поговорить часик. Можно с Михаил Александровичем, он же тоже, как мне сказали, в деле.
Васильев.
Не ответил бы сейчас матрос Васильев на вопрос, страшно ему или интересно. Ему было страшно интересно, но и страшно тоже. Шутка-ли — таинственный господин в странной форме, считай первым делом ему уважение высказал. И юркнул в салон вместе с Их Превосходительством и Их Благородием. А ему тут… И вопросы от господ офицеров, сам командир «Цесаревича», господин капитан первого ранга Иванов, допытывается, как этот Бабуев узнал, что они тезки? Оба Николаи Михайловичи… Васильев чувствовал бы себя уютнее, если бы не улетевшая от порыва безумной кофемолки фуражка. Сейчас как влепят ему…
— Братец, ты у нас как в некие материи посвященный, так что ступай-ка вниз — решил взять на себя решение начальник штаба Матусевич. — Там сейчас чаек сделают, канапушечки, ты их Вильгельму Карловичу предложи. Ежели чего еще попросят, то дуй мигом. А Вы, Николай Михайлович, пожалуй, дайте команду обедать.
Моментально образовалось некое согласованное движение господ офицеров и нижних чинов, вереница коридоров и палуб, и уже через десять минут матрос ощутил себя стоящим перед дверью салона, с самоваром, а рядом боцман и кондуктор держали на подносах тарелки с канапе и малиново позвякивавшие бокальчики, окружавшие бутылку шустовского коньяка. Что больше всего устраивало Васильева — на голове его снова красовалась бескозырка, принесенная аварийной со шканцев. Их Превосходительство разрешило, помнится, по делу заваливать без чинов, и мы, пожалуй, пойдем…
— Вот такие пироги, Вильгельм Карлович — грел в руке бокал странный адмирал несуществующего флота. Поди не первый бокал уже грел, видно же что уютно мужику сил нет. — Ты не смотри, я сам только что из боя вышел, считай. Хотя бой этот через восемьдесят шесть лет, считай, состоится.
— Можно поинтересоваться.. — хотел ввернуть Кедров, но Бабуев отмахнулся.
— Можно, но слегка бессмысленно. Рассказывать как мы ракетами, оснащенными думательными машинами и способными обнаруживать вражеские корабли по отраженным радиоискрам, за четыреста миль обстреливали корабль-матку сасшовцев, выпускавшую в наши стороны аэропланы, летающие быстрее скорости звука? Сделал я их, лейтенант. Прости, не разобрался. Звание «старший лейтенант» будет введено у вас только через два года. Половину своей эскадры потерял, но сделал.
— Позвольте Вас поздравить — голос его Превосходительства был далек от иронии. Было видно, что переживает старик, рад за коллегу.
— Я тоже себя поздравлял. А потом херак… Ночь улица фонарь аптека. Ах, да, у вас еще этот стих не написан. В общем, подвалили ко мне ребятки… Сказали, что вы их знаете, и называете «крупье».
— Скажем, мы догадываемся об их существовании.
— Вот же лафа вам, ваши благородия! — восхитился Бабуев. — Воюете как на курорте. Я не то что о робурах, я о том, рогат ли я, не имею времени подумать.
— Тем не менее, ваша осведомленность…
— Так аккурат, как мы «Карла Винсона» на дно пустили, я к секретчику дернулся, мол, нарыл чего интересного.. Это представитель Тайной Канцелярии на корабле.
— Может у Вас там еще балет «Баядерка» в полном составе имеется?
— Тридцать восемь тысяч тонн водоизмещения, на минуточку. Но на минуточку, потому что главное… — адмирал (если верить этому приятному мужичку с одной лохматой звездой на погоне на слово) ловко долил себе коньяка. И… Наш человек, чего его греть-то? Ахнул залпом, Их Благородие аж скривился. А Их Превосходительство — кремень, себе тоже и тяп-тяп.
— Короче, оказывается, я — альтернативная история, понятно? — и видя что не понятно, Николай Михайлович продолжил:
— Не было этого ничего. Какие-то робуры и к нам прилетели, лет за пять «до». И наворотили хрен поймешь чего. Все переиграли, изменили. Не было моей войны, не было боя. Не убивали Пескарика, не падал с высоты в восемь тысяч саженей в океан мертвый пилот аэроплана Румянов. Не было господина Фарнхейла, давшего всему миру прокакаться.
— У нас, как мы поняли, тоже не погибал Макаров, не тонул не сдавшийся «Стерегущий», не заканчивал жизнь самоубийством опозоренный командир «Енисея» Степанов.
— Ну у вас тут есть шанс вывернуть историю в нормальное русло, а у нас — нет. Там все рванет. Вот всю ветку с нами и вырезали. Правда, сделали мне предложение, от которого я не смог отказаться.
Вроде и понимал Васильев интуитивно о чем говорят ихние превосходительства и их благородие, но робел из-за представших к размышлению горизонтов. Ну их, вот сейчас сгоняю, еще канапушек принесу из кают-компании, а то глядишь разморит их, а это не дело. Японцы точно скоро подойдут, адмиралу нужна твердость рассудка.
Кедров.
— А отчего такой странный метод?
— Энергия, мать ее. Им из своего времени что-то перетащить сюда — это океан энергии нужно. А моим корабликам до вас — в несколько раз меньше надо усилий, всего-то 85 лет. И счет от Рендера Окончательной Реальности будет куда меньше, так как мой «Киров» в 2002 году на иголки распилили. Собственно, экономия на лицо. Все будет шито-крыто. Мой «Киров», хоть и поиздержался, ни одного «Гранита» не осталось, но пара «Раструбов» и восемь торпед имеется, и соток полгрузовика. Да не кривись, лейтенант. Ты представляешь мощь мины Уайтхеда, которую совершенствовали 85 лет? Причем по опыту двух мировых войн? А, не знаешь что такое мировая война? Ну и слава богу. Хотя, видимо, дожить тебе придется.
— А что будет после того, как Вы нас поддержите?
— Как только господа крупье решат, что мы достаточно одеяло перетянули в сторону, где ему историей лежать положено, у нас с вами выйдет дембель.
— Что, простите?
— Торжественное увольнение в запас. Отставка. Заберут нас Робуры к себе. Может кого к делу пристроят, вон, Пескарик-то мой, карьеру там сделал. Сейчас второй помощник комиссара. А может будем рыбку ловить да на солнышке греться. Но это не точно, еще надо победить.
Витгефт.
— Карлыч, ты это брось. Кинешься на контркурс — Того уйдет «все вдруг», и как только старички твои в строй встанут на два кабельтова севернее — опять прижмет. У него два узла преимущества есть?
— Как раз около двух. — Вильгельм Карлович, несколько дичившийся поначалу панибратской манеры гостя, обнаружил, что оно того стоило, потому что обмен идеями проходил с просто немыслимой скоростью.
— Тогда что ты на «Фудзи» нацелился? Как мы его пришьем — Того конечно взгрустнет, но потом-то побежит еще быстрее. Охватит тебе голову и все.
— С этим согласен, но огневую мощь японцев надо уменьшать. «Гарибальдийцев» пробую зацепить, но они прыскают в стороны как тараканы каждый раз.
— Так ты левее возьми румба три, и пусть он оббегает тебя. Тебе раз руль переложить, а у них нормальной пристрелки минут двадцать не будет.
— Смотри, Михалыч — Витгефт ЗАСТАВИЛ себя сократить дистанцию в разговоре, надо было соответствовать. — Если твои самоходные мины по кильватерному следу наводятся, то стреляй ты вот отсюда…
— Ах, умен, собака! — восхищенно цокнул Бабуев. — Но смотри, если кто твой сигнал не разберет и вперед дернется, то аккуратно получит под винты. Я не смогу позвонить своей торпеде и сказать «отбой».
— Вот что мои не сделают, так это поперек флагмана вперед не попрут. Я контркурс, ты — мину. «Микаса» не станет пристрелку сбивать еще минуты три, а там и твоя мина подойдет.
— Подлетит. Я ради такого дела «Раструбом» бабахну. Рыбке плыть долго, а тут оба — и что-то с неба упало. Рыбки ночью начнут работать. Мы им покажем что такое атака миноносцами. Только это. Твои «мальчики Карлыча» должны в море лазить, искать, стрелять и докладывать. Иначе не поймут, как так, никто ничего не нашел а у японцев пара броненосцев до утра не дожила. И утром снова в бой пойдешь. Раздавишь уже что осталось.
— Нам придется неподалеку от их эскадры ошиваться.
— Я тебе парочку каплейтов пришлю с рациями, буду координировать. Кедров у тебя головастый, все нанесет. Будешь как вживую их на карте видеть. Не справишься — мы кабельтовых с пятидесяти в абсолютной темноте парочку-другую миноносцев прикончим. У нас сотка выдает снаряд в секунду, даже больше.
— Где я их размещу?
— Каплейтов? Дашь им каютку, или вот тут, в салоне прилягут. Ну и в кают-компании их представь, довольствие там и все такое.
— Я про радиостанции.
— Ой, не смеши. Рундучок матросский видел? Вот такие у них станции будут. Мы направленным лучом вас будем вести, и и Ка-27РЦ кружить будет. Ты только это… Карлыч. У щелей рубки не стой. Там у вас такая лажа с этими щелями, туда паровоз влетит, не то что осколок. Прикончат — комиссары-крупье не успеют выдернуть. С кем я буду рыбку ловить на дембеле?
Витгефт тяжело вздохнул.
— Зема, ты что! Ты же его сделал, япошку этого. Там он сейчас в полном охренении, собирается сэппуку делать. У него четверть орудий выбита, если бы не новые орудия от наглов, встречал бы Зиновия Петровича с голой сракой. Он уже отвались собирался, Робуры услышали и тогда тебя и того самого… Это твоя победа. Историки, конечно, штатские тебя ругают за безынициативность, а моряки смотрят на твои курсы и тихо млеют от зависти, когда бой в Желтом Море проходят. Ты его умыл! Натурально умыл, с более слабой эскадрой и менее сплаванными экипажами.
Я сам, когда твой бой проходил, думал, ну вот не сидел бы этот дурак, уж прости, в своем кресле, совсем бы все отлично вышло. А тут вот оно что, оказывается. Ты же, Карлыч, как ни крути, герой нового поколения. Подвиг без славы. Я не знаю, решился бы я на такое. Сделать как можно лучше, но чтобы при упоминании твоего имени понимающие люди нос воротили.
В общем, вертушка вылетела уже. Связь сейчас будет, а я с «Кирова» все сделаю как надо. Сверяем часы. До встречи на рыбалке. И не забудь — мы сейчас и потомков этих косоглазых спасаем.
Васильев.
Странный адмирал с мохнатой звездой на погонах, дружески хлопнув матроса по плечу, карабкался на башню, а в небе уже зависала эта странная кофемолка. Спрыгнувший на палубу минутой раньше странный офицер (сегодня вообще хоть что-то не странное было, интересно?) уже бормотал с отрешенным видом в черную трубку, похожую на виденный Васильевым однажды телефон, про то, что японская эскадра подходит с правого борта, курс и скорость. Вот глазастый, почувствовал укол ревности Васильев.
— Архипыч! — заорал вдруг Бабуев, уже схвативший ступеньку шторм-трапа. — Ты эт. Заходи, если что. Не обижу. Только сегодня особо не геройствуй, ладно? С геройством лезут обычно те, кто боится, ты же не из таких. Ты живешь ровненько, как дышишь, уважаю. Бывай. В предчувствии нашей новой встречи, как говориться.
— В предчувствии ослепительного счастья! — понимающе вскинулся Васильев, в эту-же секунду внутренне напрягшийся. Вот слышал же он это где-то, не могло такое самому в голову прийти. Какая-то тоска о том, что он, скорее всего не увидит и не узнает. Впрочем, об этом можно было подумать и потом, с севера на их колонну надвигались японские корабли…
Можно лайкнуть и добавить тут.
