Советская Армия, ЮГВ
Взял с форума ЮГВ http://vnrsuarmy.borda.ru/ несколько рассказов. Разместил. Оценивайте.
Прочность военного времени
Ещё в школе, я слышал армейскую историю про то, как часы «Командирские» служат неиссякаемым источником споров и водки. Спор касался прочности корпуса и стекла. Будто бы их накрывали тряпкой, размещали на просёлочной дороге, по ним проезжал ГАЗ-66. Часы поднимали, разворачивали, убеждались в их целости и сохранности, а затем, проспоривший проставлялся. Тряпкой накрывали для того, чтобы стекло не поцарапалось.
Уже в войсках, ротный поведал, как на его прежнем месте службы, в ЗабВО, их комбат спрыгнул на ходу с танка прямо под гусеницы. Дело было во время ночного марша, механик-водитель не заметил оригинального поведения офицера. Экипаж последующей машины тоже не заметил ничего необычного в таком странном положении командира-начальника, так, как не замечал ничего вообще. Механик во время движения не смотрит вниз, поскольку всё вокруг покрывает пыль и тьма, взор его направлен вперёд, на красные габариты передней машины. А в башне танкисты во время марша стремятся поспать и уберечь выступающие части лица от ударов о приборы. В результате, по жертве проехал целый танковый взвод, прежде чем до всех дошло, что случилось нехорошее. Причем, последняя машина остановилась прямо на теле. Тут, повыскакивали со всех сторон люди в черных комбинезонах и стали суетиться или тупо смотреть на раздавленного, у которого из-под гусениц торчала рука, с тикающими часами. Ну, вы уже догадались. Часы — «Командирские».
Если что, то это была лекция командира роты по мерам безопасности. После окончания которой, положено ставить подпись в журнале. Дескать, ознакомлен.
Кроме прыжков под гусеницы, мерами безопасности категорически запрещается свешивать руку за ограждение пушки во время проведения стрельб. Сержант первого батальона по кличке Муравей это прекрасно знал, но свесил. Стреляли штатным снарядом, откат орудия составляет, наверно, полметра. Удар не молотом, но наковальней. Рука у Муравья опухла, локоть, и плечо не поворачивались, кисть обожжена пороховыми газами. Самостоятельно он вылезти из башни не смог. На запястье травмированного находились часы «Командирские», у которых от удара слегка поцарапалось стекло. Это был подарок командира дивизии за отличную стрельбу, полученный за пять минут до ранения.
На следующий вечер, Муравей с забинтованной «по чапаевски» рукой встретил меня у входа в казарму и предложил подарок комдива в обмен на двести форинтов. От него сильно несло бором, наверно в каптёрке, бойцы первой роты незаметно от начальства радовались жизни. И хотя я стал подозревать, что у владельцев часов жизнь складывается сложно, тем не менее, обмен состоялся.
Полгода, купленный механизм, измерял мою жизнь. Всем хорош, и водонепроницаемый, и светится в темноте, и орудиеустойчивый. Даже домой написал, обрадовал. Мол, после увольнения в запас себе привезу отечественное изделие, а братишке достанется неведомое, гонконгское, из пластмассы с нарисованным на стекле дельфином. Чтоб младший выёживался импортной красотой перед одноклассниками.
Привезти не состоялось. Во время учений «Братство по оружию» я со своим экипажем стоял дозорной машиной. Не помню название этой местности. Километрах в десяти от Уймайора на запад. Там невысокие горы, покрытые лесом, где затаились главные силы нашего полка. Сбоку от моей позиции, по дну мелкого ущелья проходила железная дорога, что тянется из Веспрема. Посреди этой красоты сто сорок шестой экипаж зорко вглядывался в окружающую действительность, дабы предупредить основные силы батальона о появлении противника. Враг трусливо скрывался. Мы героически боролись со сном, но силы были не равны. Мы спали, вставали, боролись, проигрывали борьбу и снова вставали. Это продолжалось почти сутки, пока не прозвучала команда «по коням». Продублировав команду, я побежал по танку занимать своё место, но поскользнулся на разлитом масле и упал. Удар спиной об коробку с патронами пулемёта НСВТ. Темно в глазах, дышать невозможно, тело не слушается, со всех сторон окружает звенящая пелена. С трудом поднялся и сел на башню, обнял крышку люка, усилием заставил лёгкие глотать воздух. Пока моё тело проделывало эти эволюции, механик запустил двигатель и танк двинулся к точке сбора.
Ещё не совсем отдышавшись, я обратил внимание, что на левом запястье остался красивый пружинный браслет с пустым корпусом. «Командирские» ударились по касательной к основанию стекла, оно лопнуло, механизм вылетел наружу и потерялся в пыли. Спешка приносит больше вреда, чем выстрелы из орудий.
Борьба комиссий с аномалиями
История, услышанная в 1994 году от бывшего инструктора ЦК КПСС (для тех кто помоложе и родился после исторического материализма объясняю эту аббревиатуру – Центральный Комитет Коммунистической Партии Советского Союза).
В начале 80-х годов двадцатого века, в ЦК КПСС, в Министерство Обороны и некоторые другие инстанции начали поступать вначале анонимки, а затем подписанные сообщения. В своих обращениях трудящиеся сигнализировали, что командир авиационной дивизии (а это генеральская должность), расположенной в городе Евгалпилс (название города могу переврать за давностью лет) сошел с ума. Сущность сумасшествия военнослужащего заключалась в том, что он публично утверждает, будто бы рядом со штабом части находится аномальная зона, откуда можно попасть на Луну.
Ну, из военных, ментов, сотрудников тюремной системы редко кто остаётся излишне нормальным или здоровым к генеральскому званию. Однако у лётчиков другое дело, их всё время проверяют врачи. Так, что сигналы с мест вызвали недоумение.
Может быть, это пишут чересчур бдительные или действуют клеветники-завистники, которые хотят отца – командира извести и самим стать на его место? А потому официального хода делу не давали, но негласно проверяли, пересылали бумаги с резолюциями по подведомственности. Бумаги расходились волнами по канцеляриям и возвращались после проверок с противоречивыми и абсурдными ответами. Дескать, с одной стороны нельзя не признать, с другой стороны нельзя не отметить.
Чёрти что!
Невозможно понять действительно псих руководит авиационным соединением или его оговаривают. А может он слишком дисциплину укрепляет, подчинённые стонут и таким хитрым образом изгоняют хорошего, требовательного командира.
И что теперь делать? Снять его с должности? Заковать в смирительную рубашку, отправить лечится? А как же врачи? Они что, допускают его летать на самолете когда он в психозе беснуется? Закатывает глаза и с пеной на губах выполняет фигуры высшего пилотажа. А может наоборот, наказать бдительных за заведомо ложный донос? А вдруг, действительно эта аномалия там существует, подрывает боеготовность и оказывает разлагающее влияние на военнослужащих? И это в преддверие съезда Партии, когда нужно ещё строже, ещё сильнее крепить. Во время 19-й пятилетки качества. Такая мистическая чепуха.
Когда всё окончательно запуталось, решили разрубить все противоречия разом. Прямо лично исследовать вопрос.
Создали комиссию, которая поехала проверять боеготовность авиасоединения. Не просто комиссию, а комплексную. То есть, помимо военных проверяющих там был деятель ЦК в чине инструктора и пара психиатров. Кроме официальных объявленных целей проверки, комиссия имела секретную. Выяснить вменяемость командира дивизии, установить наличие аномалий в природе воинских частей, разработать рекомендации по ликвидации вышеперечисленных причин.
Начальником был назначен пожилой пехотный генерал, не понимавший ни в медицине, ни в авиации, ни в уфологии. Но, знавший, вместе с психиатрами и инструктором, истинную подоплёку их командировки. Остальным проверяющим следовало заниматься своими непосредственными должностными обязанностями, информировать их не было необходимости.
Деятельность комиссии особых открытий не принесла. Всё было в разумных пределах, даже слегка обидно. Личный состав красиво проходил торжественным маршем. Самолёты летали туда сюда. Боевые задачи выполнялись. В солдатской столовой кормили в соответствии. Караул нёс службу по Уставу. В ленкомнатах оформлено согласно последних решений партии и правительства. Зачем тащились в Прибалтику, из-за какой то ерунды?
Проверяющий генерал утвердился во вменяемости командира дивизии при первом же построении. Ну, как может быть больным на голову такой орёл!?! Чёткий строевой шаг, доклад, бойцы и офицеры как на подбор. Хоть сейчас на парад на Красную Площадь. Побольше бы нам таких безумцев в армии. Все последующие дни подтвердили его первоначальное мнение. Докопаться не до чего. Молодец лётчик.
В последний день, на вечернем банкете, когда все уже расслабленные, с раскрасневшимися лицами сидят и обсуждают всякую неофициальную чепуху, со стороны инструктора ЦК последовал глупый, пьяный вопрос командиру дивизии. У сидевших рядом психиатров внутри мгновенно загорелся незаметный интерес.
— А правда ли, что здесь существует аномальная зона?
— Правда! Существует! Если мне не верите, то побеседуйте с местными, тоже скажут – плохое место.
— Да ну ерунда какая то.
На слова командира обратили внимание другие офицеры и согласно закивали головами.
— Я тоже не верил вначале. Но у нас пропал часовой с поста. Там колючка проходит, периметр аэродрома чуть задевает аномальную зону. Ну, солдат и пропал. Две недели искали. Исчез, как в воздухе растворился. Никаких следов на снегу. А через две недели вернулся. Говорит был на Луне. Особисты работали с ним, проводили расследование. Потом, возили в госпиталь к врачам. Медики ответили, что шок пережил, но вменяемый. Уволился на гражданку в прошлом году.
— И что это было?
— Трудно сказать. Хотя я потом сам проверял. Заходил туда, в эту зону. На Луне побывал тоже. И некоторые офицеры кроме меня.
Ого! Психоз в войсках принимает размер эпидемии! У психиатров на лицах появилось профессиональное выражение.
— И как там себя чувствуешь?
— Да странные ощущения. Можно сказать галлюцинации. Но всё как настоящее. Оказывается, на Луне тоже есть люди. Но другие, жизнь там другая.
Болтовня продолжалась и через некоторое время, уже здорово выпивший начальник политотдела дивизии тоже признался, что попадал на другие планеты через аномалию. Как выяснилось, за время службы он стал опытным сталкером и в отличие от комдива бывал там неоднократно. К изумлению проверяющих, замполит стал сыпать многочисленными подробностями иного мира и совсем раздухарившись стал аполитично утверждать, что ТАМ есть стена, на которой написаны имена всех великих людей нашего мира, но имени. Энгельса там нет.
Естественно, что такое заявление снижало достижения начпо в области ленкомнат и боевых листков, но привлекало внимание людей уже из других областей человеческой деятельности.
Весь этот пир духа продолжался до рассвета, который в июне наступает весьма рано. Противоречащие здравому смыслу сообщения, полученные от пьяных лётчиков, привели в замешательство проверяющих. Разрешить их сомнения мог только эксперимент. Но без согласия и участия пехотного генерала это было невозможно. А пехотный генерал, ещё до начала главного разговора уехал с фуршета на рыбалку с неким штабным полковником. Решили ждать возвращения.
Когда инопланетные новости достигли начальника комиссии, был уже полдень. После окончания сцен глубокого потрясения, перешедшего в задумчивость, генерал решительно потребовал себе машину и провожатого до места.
До места добрались быстро.
Узкая асфальтированная дорога. Обочина. На ней военный уазик. Рядом луг. Травы. Одуванчики. Кузнечики стрекочут. И где здесь гуманоиды?
Из автомобиля вышел пожилой человек в зеленой одежде со смешными лампасами на штанах. Сделал несколько уверенных шагов.
И упал.
Мгновенно из автомобиля выпрыгнули ещё несколько зелёных. Они осторожно подтянули за руки тело к машине и стали шлёпать его по щекам. Никакого эффекта. Старик лежал без чувств.
Тогда вылез молодой водитель, вынул из бардачка флягу с коньяком и полил её на лицо лежащему. Тот сразу зашевелился, вытер лицо. При помощи попутчиков поднялся, отряхнулся и, трясясь, полез в машину.
С места опыта, исследователи удалялись довольно торопливо. Даже забыли фуражку упавшего. За коей впоследствии посылали отдельную экспедицию с пожарными баграми.
Такими неожиданными финалами заканчиваются некоторые комиссии.
По результатам проверки сообщений и установленным фактам было принято решение передислоцировать дивизию на несколько десятков километров вбок. Так. На всякий случай. Наверно, чтоб было время и пространство ответить на вторжение инопланетян.
Буква семь образца 1986-го года
— Реорганизация Красной Армии началась в тысяча девятьсот. Подымите курсанта, который спит за колонной. Староста. Подымите. Так вот, реорганизации Красной Армии началась в тысяча девятьсот двадцать седьмом году.
Военной кафедры КГУ, полковник Волгин взял мел и начертал на доске 1927. Правда, не все студенты поверили в эту дату, поскольку последний знак был несколько странноват. Семёрка смотрела в другую сторону и была похожа, скорее, на букву «гэ». Но мы были не жадные тогда. Мы уже демократично относились к причудам людей. Два года академического отпуска, проведённые за границей, где главным занятием была трудотерапия и стрельба из танка «с ходу», сделали лично меня большим философом. Может эту семёрку в армию призвали из букв, а среди цифр случился некомплект, вот и поставила её Родина служить на вакантную должность. Вы только не подумайте чего плохого, но даже на мехмате к третьему курсу студенты забывают таблицу умножения, что уж там говорить про военных, а семёрка это вообще цифра, она значительно дальше отстоит от университета, чем умножение, она с первого класса школы.
Вы не совсем правильно меня поняли, поскольку я неправильно написал. Не всякие таблицы умножения студенты мехмата забывают. Например, перемножение кватернионов помнят. Или там матриц. Повернуть матрицу боком, прислонить к вектору, сложить со стервецом строку, и так все строки до посинения. В результате, останется от матрицы-бедняжки только вектор. А вот со школьной таблицей уже туговато. Да-с. Туговато.
«Я там всякое лёгкое помню, ну там, пятью пять двадцать пять, а там, шесть на восемь это уже сложно. Не помню», — сказала одногруппница Клинова на четвёртом курсе. А я ей верил. Потому что сам уже почти как она был.
— Как, а разве вы в армии не занимались преобразованием сферических координат? – преподаватель мат анализа Султанбеков поставил всю только что отслужившую часть группы в тупик.
Да как бы вам объяснить товарищ Султанбеков, чтоб вы не обиделись, пока ещё редко, позорно редко в нашей армии солдаты занимаются преобразованием координат. Особенно сферических. Недопустимо редко. Главным образом параболические там координаты. И все без якобиана и гамильтониана. Преобразуют насухую. Так прямо. Путём носки круглого и перекатывания плоского.
Особенно интересны первые дни учёбы после армии. Сидишь, как дрессированная обезьяна, не понимая ни шиша, наносишь на бумагу знаки, а на самом деле с напряжением внутри ждёшь слов:
— Встать! Строиться в коридоре!
И если в виде шутки кто из отслуживших студентов подаст эту команду, то отдельные организмы, тоже бывшие солдаты, заснувшие к концу лекции, поднимались и не приходя в сознание выходили строиться.
А на военной кафедре так полный абзац. Как бы я не высыпался дома, приходя на военку, погружался в сон. Уже много лет после, когда я стал изучать всякие болтологические науки, то подверг себя безжалостному психоанализу и понял, что тепло, парта, человек в форме у доски – признак армейских политзанятий в ленкомнате, а следовательно область действия условного рефлекса засыпания, безнаказанная возможность сбежать из реальности. Сюжет достойный кисти доктора Фрейда.
— Слышь Макс!
— Чо!
— А что это, у Волгина буква семь неправильно нарисована.
— Фигня. На прицельную дальность не влияет.
Запах общаги, куда ходили переписывать конспекты. Музыка из кассетного магнитофона в перерывах между лекциями. Полумрак коридоров университета вечером. Толкотня и шум на обучающем зачёте по дифференциальным уравнениям для отслуживших. Новый Год в этом новом, неизвестном, огромном мире.
Острое чувство ностальгии.
Отдать и завершить
«И мы покрепче запрём за дверями шкафов свои фронтовые шинели…
…когда закончится последняя война».
Гарик Сукачев
Обнаруживаю себя «стоящим на тумбочке». Вокруг ходят люди в зелёном. Опа! Да я же в армии. А как я сюда попал? Я давно уволен из рядов по окончании срока службы. Почему мне надо строиться или включать предпусковой подогреватель? Как это возможно? Я же отдал долг.
Сижу в аудитории. Идёт лекция по функциональному анализу. Что я делаю на лекции? Почему не врубаюсь в то, что пишут на доске? Пытаюсь конспектировать. Испытываю чувство мучительного недоумения.
Нахожусь в парке. Территория не похожа на нашу часть. Но я здесь служу. И вспоминаю, что призван вроде уже в третий раз. Ага! Да это-ж Венгрия! Таааак, значит вернули войска, всё таки. Надо всё вспомнить, как попал сюда, и что делать. Вспомнил! Здесь можно что–то спиздить и продать на мадъярщине или тайно провезти через границу. Здесь рубль стоит 17 форинтов, и бензином торговать можно.
Лектор медленно пишет на доске формулу. Неторопливо разъясняет каждый символ. Не понимаю ни единого слова. Пытаюсь записывать, но рука в тетради рисует каракули. Почему я здесь? Я уже давно специалист! Я уже зрелый, лысый и пузатый! Я хорошо помню, что получал диплом и закончил университет двадцать лет назад.
Еду на башне, свесив ноги в командирский люк. Странно, у танкового двигателя такой тихий звук. Я хорошо помню громовой рокот пополам со свистом, который нёсся из газохода. Башня во время движения становится всё меньше и меньше. Как из неё стрелять? Танк уменьшается до размеров табуретки. Его приходится нести.
Французы говорят, что мужчина рождается весь в долгах. Подозреваю, что своих долгов я не отдал полностью. Как и всё наше поколение.
Нас учили войне. Учили стрелять и копать окопы. Мы умело маскировались, выполняли нормативы ЗОМП, могли готовить технику к бою и ставить её на хранение. Но война прошла в другом измерении. Там, где стрелять не в кого, потому, что чужих невозможно отличить от своих. Нам остались тихие ужасы хаоса добровольной капитуляции и груз не решенных/не решаемых задач. Не решаемых в одиночку. И хотя дети почти взрослые, и не пуст холодильник, но что-то иногда заставляет вращаться подушку под головой не давая спать. И снятся, порою, не прожитые фрагменты жизни.
О нарушении прав животных в СССР.
Гласность. Разоблачения.
Весной 1985 года, в учебке, мне довелось участвовать в дОбыче запасов масла. Запасы находились в лючке, на днище танка Т-55, стоявшего на директрисе учебного центра Хайду Хатхаз.
Взвод ждал капитана Чадаева с материалами, чтоб ремонтировать учебные классы. Было уже тепло, уже сухо. Можно греться и сушить портянки у костра, разведённого за стендом с правилами безопасности. Всё было хорошо, пока механик Т-55 не обратился к нашему сержанту:
— Ей Дмитрюк! Дай курсанта, пусть лючёк внизу отвернёт.
Механик был одного призыва с Дмитрюком и вдобавок земляк. Отказать – западло. Честь отворачивания была предоставлена мне.
Стоило ключом чуть ослабить лючок, как смесь, состоящая из масла моторного, антифриза, солярки и масла трансмиссионного потекла на лицо. Я резко пополз наружу. Однако как быстро ни извивался спиной по земле, вся одежда успела подставиться под струю горячей жирной жидкости. Здоровый молодой смех раздался во взводе, когда я зачумленный, покрытый песком поверх масляных пятен, восстал перед своими товарищами.
По прибытии в казарму учебного центра, Дмитрюк отвёл меня к местному каптёрщику, попросил дать чистую форму и возможность вымыться в душе. Спасибо, форму дали совсем новую, в душ я сходил. Но кальсон и рубашки чистой не было.
— А ты возьми вон использованное. В ём наши ходили, они грязной работой не занимаются.
Совет был дельным. В углу лежала куча нижнего белья, предназначенного в стирку. Там быстро нашлись почти чистые, подходящие по размеру экземпляры.
Всё вроде хорошо, но через несколько дней у меня зачесалось. В паху. Днём, пока в движении, ощущения сглаживаются. А когда ложишься спать, то довольно мучительно. И чешешь, чешешь, чешешь, пока не станет больно.
Моя паховая деятельность не прошла незамеченной для народа и армии. Утром, перед разводом на работы рядовой Янченко пожаловался капитану Чадаеву, что не может работать, поскольку я всю ночь (цензура), скрипел кроватью и мешал ему спать.
Когда хохот затих, со всех сторон посыпались инструкции как мне заниматься онанизмом и сохранять это в тайне. Разные советы были, весьма разные. И кто только таких придурков призывает?
Развеселившись, не остался в стороне и капитан, рассказавший очередную дикую историю из курсантской жизни в военном училище. После чего, на работу в тот день взвод шел как на праздник. А я остался отмеченным в коллективном сознании как половой гигант.
Через несколько дней, сержант Геша Каминский забрал меня вместе с Игорем Л. из расположения роты и повёл на противоположный край жилого городка учебного центра Хайду Хатхаз. Вначале, мы с Игорем подумали, что придется нести бачки с кашей для взвода. Но оказалось отнюдь.
Вместо кухни мы спрыгнули в ров, что огибает жилой городок с одной из сторон. В этот ров обычно сбрасывали золу от печей, мусор и бегали туда «до витру», когда в туалет идти было лень.
Сейчас там топталась цепочка из сержантов и старослужащих учебного центра.
В голове очереди находился цыган с пачкой купюр в руках.
После головы находилась шея очереди в виде похожей на Бабу Ягу цыганки, непрерывно вступавшей с военнослужащими в связь, которую лишь условно можно было назвать интимной. Так я воотчую убедился в существовании советско-венгерской дружбы и половой жизни.
Геша уточнил цену, пересчитал купюры и обрадовал нас, сказав, что на троих хватит. Я начал догадываться, что взят не просто так, а с целью проверки ложной теории порочной практикой. Кандидат в мастера спорта по классической борьбе Игорь Л., видимо, должен был выступать в качестве сравнения со мной. Мы были одного призыва и в отличие от сержанта Каминского более замучены службой.
Но, как говорят в Одессе – посмотреть не состоялось. Вдруг сверху появился неизвестный нам старлей и заорал: «Стаять!!!». Очередь, испугавшись крика, разбежалась в разные стороны. Офицеры из облавы, нас к счастью не знали в лицо. После короткого кросса вокруг лагеря, мы зашли в роту и притворились, что несем службу, находясь в постоянной боевой готовности.
Крабики, прижившиеся в паховой области, долго не протянули. По прибытии в войска, моих личных животных вычислили в санчасти. После чего, безжалостно измазали всех маленьких друзей тёмной, липкой, вонючей мазью. И умерли они все бедняжки.
Это ещё один пример нарушения прав животных в тоталитарном государстве. Даже те милые насекомые, которые оказались в одежде были сожжены во дворе санчасти. А я опять получил новую форму.
Впрочем, процедура расставания мне понравилась. Красивая, 25 летняя медичка сперва заглядывает в кальсоны, расстёгивает их, потом бреет волосы, придерживая выступающие части за кожицу пока это возможно, и мажет мазью тело от пупка и ниже. Никакой порнореализм, снятый западными мечтателями-импотентами не сравнится с советскими суровыми буднями.
Я до сих пор иногда закатываю глаза, вспоминая былое.
Причём, докторша во время процедуры ещё и повышала мою самооценку, спрашивая: «Кого выебал? Наташку?». Я конечно в отказ, а она не верит. В результате, при всех следующих посещениях санчасти – прививках, стрептодермии, зубной боли – женский коллектив смотрел на меня с интересом и уважением. Хотя, честно говоря, напрасно.
Боялся я тогда прекрасной половины. И сейчас побаиваюсь.
