Небо ещё не начало сереть, когда отец толкнул Матвея в бок.
— Вставай, лежебока, охоту проспишь!
Охота! Матвей мигом открыл глаза. Мамка возилась у плиты, там уже шкворчало и вкусно пахло. Отец сел за стол и развернул распечатку сводки.
Когда Матвей оделся и тоже присел к столу, отец подсунул рулон к нему.
— Ну-ка, боец, прочитай и доложи. Что сёння берём?
Сводка, которую передали из центра, была… была обычной. Рейсы рудовозов по графику, химию тож возят как надо… Антенны спутниковые покурочены по расписанию. Ореховские сбили танкер с топливом, шёл внепланово на Губичан. В Ивановку заехал шальной мотобот, подорвался на мине и добит. Ох, худо: городские парни вшестером пошли на патрульного и нарвались сразу на троих, убить-то убили, но и сами с потерями — двоих парней хоронят, двое постреляны сильно, выживут ли… Вот тоже глупость — перед девками выделываться! Хотя сам-то Матвей иной раз замечтывался — а пошёл бы он с верными друзьями и ломом на оружную машину, чтоб потом Ксанке руку железную подарить…
— Ну, батя, я так мыслю. К Губичанскому сборочному пойдём. Ить суббота, партию аккурат доделают. А танкеры к ним уже месяц как не долетают, топлива для летунов, поди, нету, можно без пэвэо ореховского обойтись. А то ишь, ожаднели! Коли и взлетит какой — один-два и сами сшибём.
— Насшибал тут один! — отец помотал головой. — Пойдём туда, верно, но никак не можно без прикрытия. Хотя — обойдёмся одной зушкой, и впрямь воздуха не ждём, для страховки только.
— Да, батя, понятно, без одного-то не обойтись… — Матвей дал задний, отцу лучше знать. — А возьмём… десятков шесть-семь патрульных, штук сорок одетых, один-два танка. А мотоботов в Губичане не было… три месяца уж, с того обстрела. Поди, и сейчас не будет.
— И я так мыслю. И в центре тако же. — Отец довольно ухмыльнулся. Ишь, щенок, четырнадцать лет, а уж думает споро, как атаман. — Подтверждение прошло, идём двенадцать пар. Ещё ореховская зушка, ну и таджики в резерве назади, это как водится.
Мамка поставила на стол сковородку — жареная картоха с мясом. Потрепала Матвея по голове, — "Кушай, боец!" — села рядом. Матвей ткнул вилкой, прожевал — роботятина с неистребимым химическим привкусом, но ничё, жрать можно — стал метать еду в рот. Втроём справились быстро.
Пока мамка убирала со стола, отец открыл оружейный сундук. Протянул Матвею винтарь — самоделка: ствол от танкового крупняка, ручной затвор, оптика из половинки бинокля — отсчитал пятнадцать толстых патронов, вздохнул, добавил ещё пять.
— Твои пятнадцать. Не потратишь лишнего — кое-что подарю.
Ну понятно, патрон к такому винтарю берут гранатомётчики, а у них выкупай. Батя за полсотни отдаёт энергоблок, и ещё торгуется. А энергоблок — это жизнь, чай на одно отопление за зиму уходит десяток, да на свет, да на плиту, да к плазмагану, да на общее четверть отдай и не греши… И ещё — с прошлого года у иного робота энергоблок пошёл не тот: вместо простого изотопника какая-то хрень, господи упаси, от косого взгляда рвануть может. А рвёт так, что две деревни до основания снесло, пока допетрили, что не годится это в обычную цепь включать. Оно и такие блоки пригодятся, под мину, или в гранату вставить — но без изотопников худо будет. Матвей знал, что такое "дрова", и пользоваться ими не хотел категорически.
Себе отец взял плазмаган — он тяжеленный, два пуда сам, да пуд энергоблок. И оптики к нему нет, и меткость у него… на сто шагов в фигуру. Зато летуна при удаче сбить можно, и ходячего робота хоть куда бьёт надёжно. Потому так и делали — пацаны с винтарями бьют ходячих роботов на выбор, взрослые с плазмой их прикрывают. Гранатомётчики танков убивают, танка только гранатой возьмёшь. За то с танков берут стволы и патрон — немалая ценность. И ореховские с зениткой против летунов: у них на довоенном складе этих зениток и патрона к ним было — ах! — за то им доля положена, стреляли или нет, неважно. Потому — летун, если сразу не снять, много беды наделает. Самое лучшее против летунов — сбивать танкеры с топливом. Топливо роботы с северного моря возят, а без него летун не полетит. За это ореховским тоже доля с общего перепадает. Ну а мотобота, если они будут, каждому за честь сшибить, Самая гнусная машина, носится как наскипидаренная, хрен попадёшь. И мозги у ней для наземной техники — самое то, они даже не продаются, сразу в дело идут.
Оделись, взяли оружие. Тут проснулась Олька, вскочила, прямо в рубашонке подбежала, задёргала…
— Мотька, ой, Мотька! Плинеси баталейку! Ну плинеси, а то баська не лаботает!
Матвей поднял сестру, поцеловал в нос.
— Если повезёт, принесу, коза. Сиди дома, мамке помогай.
— Ты давно обесял… — Олька вцепилась, не оторвёшь. И то так, любимая игрушка — "баська", голова робота, в которую дядька Фрол закачал кучу сказок и прочих развлечений для малышей — от таблетки резервного питания работала всего около месяца. А крайний раз такую керамическую таблетку Матвею удалось найти целой ещё осенью. Что сделаешь, робота надо бить в голову, а при попадании в голову "баталейка" чаще всего лопается… Тут или бей в шею — а значит, подпускай ближе — или проси на что-то сменять у других охотников, но ить младшие братья-сёстры есть у всех…
Вышли и оказались последними. У околицы, где табличка "Мины!", уже стояли одиннадцать пар охотников. Отец стал здороваться с мужиками, Матвей стал хлопать по рукам парней. Все свои, со всеми хожено и робота бито. А вот эти двое — совсем друганы закадычные…
— Привет, Серёг. Салам, Камиль. Ух, ё… Покажи-покажи!.. Где такую кысю нарыл?
— Э-э, зачем кыся? Вынтовка. Брат рынок хадыл, хахол чушка менял. Ствол, прыцел, патрон, всэ дэла…
Да, повезло. Редко на рынок приходили караваны с Украины, привозили старое, заводское ещё оружие с довоенных складов, меняли на еду. Тут уж кто успел… За этот крупняк, с настоящей оптикой и старыми бронебойными патронами, семья Гаджиевых отдала не меньше десятка свиней. Украинцы свиней всегда брали охотно, потому — на загаженной радиацией земле свинья вырождалась за два-три поколения до многоголовых уродцев. Хорошо, если десятая часть земли Украины была более-менее чистой — били по Европе мало, но чем-то нехорошим, да по всем четырём украинским атомным станциям прилетело… Людям ничего, живут и рожают, а свинье никак.
Поговорили и пошли через минное поле до стоянки. В автобусе проехали два десятка километров, под строгим присмотром ореховского беспилотника. Там встретились с ореховским расчётом зушки, да с тремя десятками тощих, в язвах, лысеющих от радиации таджиков. Вот ведь нелюдь, живут в самой зоне, там же по ночам светло — а живут. Ну да ладно, из добычи им только металл и нужен, где-то они его плавят понемногу, куют — и торгуют полосами и слитками. А бойцы славные, если вдруг дело совсем плохо, орут "Илля!" и бегут толпой со своими кувалдами, прикрывают отход людей. Случается, и побеждают. Тогда отрываются по полной: весь трофей у них выкупай, за еду, за оружие. Просят ещё девок, да кто ж им даст, шелудивым, на потеху…
Ну, вот и вышли. Губичанский сборочный обнесён стеной четырёхметровой, в стыках турели. Фиг с ними, ещё на подходе одели шелестящие плащи из фольги, турель полуслепая, наводится на тепловой силуэт и потому под фольгой человека не видит. Пацаны заняли окопчики перед воротами, мужики расселись по беседкам за ними. Ореховские развернули зушку. Таджики сели поодаль в небольшие кружки, по семьям видать, заложили что-то за губу, заплевали на снег зелёным. Теперь осталось ждать, пока сработает программа и откроются ворота, выпуская накопленную робонежить…
Сборочный завод — он совсем тупой. У него программа: изготовить столько-то таких-то единиц, запрограммировать так-то, выпустить… и повторить. Ещё завод должен держать связь с центральным сервером и выполнять его инструкции — а вот этого-то ему и не дают. В первый же день, когда на Губичанский машиностроительный приземлилась огромная летающая машина и роботы начали строить автоматические линии, охотники парой залпов из крупнокалиберных винтовок сбили спутниковые тарелки и покурочили аппаратуру связи. Война шла уже месяц, все знали, что нужно делать… С тех пор уже двадцать лет Губичанский сборочный работает автономно, не получая указаний; а компьютер там не чета настоящим скайнетовским, не умеет думать и реагировать. Алгоритм — и всё тут: уничтожена аппаратура, нет связи > построить аппаратуру, установить связь. А охотники ходят через два дня на третий и расстреливают недостроенные антенны и ящики с микросхемами. И алгоритм начинает работать сначала, даже не пытаясь что-то изменить. Иногда сквозь заслоны ПВО прорывается курьер от головных машин, тогда завод вдруг начинает выпускать новые модели или перешивает мозги старым, но охотники быстро разбираются что к чему. И отправляют сводки, чтобы и другие знали, с чем могут столкнуться.
Ворота завода начали открываться и думать Матвею стало некогда…
***
Первыми сорвались ореховские, собрали зушку, получили свои шесть блоков за выход и умотали. Мужики не спеша, с прибаутками разделывали роботов: вынимали батареи, отделяли целые головы, сливали гидрожидкость, выдирали моторы и насосы. Пацаны обдирали с инфильтраторов — "одетых" — толстую мясожировую оболочку: хоть и противная, но еда. Таджики складывали куски металла на свои волокуши. Дядька Панас — гранатомётчик — и дядька Фрол, цокая языком ходили вокруг единственного танка — его аппаратный отсек был снайперски продырявлен единственным выстрелом, вооружение осталось целёхоньким, теперь только подлючить специально запрограммированную заранее голову, и танк сам доедет до дома, ещё и волокушу дотащит, чтобы не на горбу переть.
А Матвей, поддев кончиком ножа лючок на очередной разбитой голове, радостно хохотнул — батарейка оказалась целой. Будут Ольке сказки.
