Приключения принца Иогана Альбрехта Мекленбургского. Эпизод третий. Мы черные кавалеристы.
Продолжение приключений принца.
На следующий день мы расстались с нашими попутчиками, благо в небольшом городке их позвали на очередную свадьбу. Мы к тому времени уже были достаточно близко к цели нашего путешествия Мюнхену. Здесь в богатых и многолюдных владениях Вительсбахов мы надеялись окончательно затеряться и обдумать дальнейшие действия. То, что патрули уже давно нас не беспокоили, тоже внушало определенный оптимизм. Как только мы сочли, что достаточно отдалились от комедиантов и неожиданная встреча нам не грозит, мы с Мартином вернулись к своему исходному состоянию. То есть переоделись. Мартин в свой, а я в костюм того молодого стражника, того самого, которого оставил изображать свой труп. Теперь мы выглядели как средней руки горожане и ничем не напоминали тех милых девушек разбивших сердца молодых комедиантов. Изготовили мы и новые документы, дело это оказалось совсем не сложным. Фридрих предложил назваться горожанами города Стрелица. Когда Мартин робко спросил, как быть с печатью, мой старый слуга усмехнулся и вытащил на свет шкатулку с драгоценностями. Так уж случилось, что я совершенно равнодушен к разного рода побрякушкам, будь то кольца, перстни, броши или серьги. То есть с моей точки зрения это все женские дела. Так что, зная о шкатулке в принципе, я совершенно не интересовался содержимым. Ну, есть немного ювелирки на черный день и слава богу. Как оказалось зря. В моем «приданном» было: большая парадная золотая цепь, которую следовало одевать на всякие важные мероприятия. Две цепи поменьше, одна золотая, другая серебряная, предназначенные, соответственно, для мероприятий попроще. Три браслета. Серьги с довольно крупными брильянтами. Серьги эти, почему то считались мужскими, но слава создателю принц проколоть уши не удосужился. Ну и наконец, пять ужасно крупных перстней, трое из них камнями, вроде бы рубинами. Двое же были печатками. Одна из них с фамильным гербом Мекленбургов, другая с гербом Стрелица. Блин, Стрелиц же мой город, можно сказать вотчина!
Остановились мы в непритязательном трактире на окраине, заняв одну комнату на троих. Лошади заняли место в конюшне, а фургон во дворе. Фридрих пообещал разведать обстановку и целыми днями где-то пропадал. Мы же с Мартином оказались предоставлены сами себе и целыми днями слонялись по городу. Мюнхен еще не стал тем Мюнхеном, каким мы знаем его в нашем времени. В XIX веке Вительсбахи едва не довели своих подданных до революции, отстраивая и украшая столицу, вкладывая в это астрономические средства к вящему неудовольствию своих налогоплательщиков. Позже эти вложения со сторицей вернулись потомкам налогоплательщиков став приманкой для туристов. Увы, я не побывал в будущем Мюнхене, поэтому просто бродил по городу, глазея на его дворцы и храмы. На Мартина город и вовсе произвел ошеломительное впечатление. Никто не обращал внимания на двух бедно одетых подростков гуляющих по улицам большого города. Однажды мы загулялись и изрядно проголодавшись, решили зайти перекусить в харчевню. Цены там кусались, но голод был, совершенно не выносим. Пристроившись в углу и жадно поглощая, что то вроде мясного рагу я неожиданно услышал речь, показавшуюся мне знакомой. Прислушавшись, я понял что за соседним столом говорят по латыни. Сам я в древних языках, что называется ни в зуб ногой, а вот принц Иоган Альбрехт похоже латынь учил в серьез. Так что прислушавшись я стал понимать смысл и едва не подпрыгнул от неожиданности. Неопределенного возраста монах и явный военный говорили обо мне. Очевидно, военный был осведомителем священнослужителя и подвыпив выбалтывал ему военную тайну.
— … уж очень хитрой бестией оказался этот еретик, падре, даром что принц! Представьте, он переодел убитого им стражника в свою одежду вплоть до белья и изуродовав до неузнаваемости оставил на дороге. И клянусь всеми святыми, его дьявольская хитрость удалась бы, если бы тело случайно не опознала его мать по родинке, которую поставили обмывать тело перед погребением. Ибо этот несносный вероотступник все же принц. Да и вина его не была изобличена в священном трибунале.
— Так вы полагаете, сын мой, что принцу удалось ускользнуть?
— Вне всякого сомнения, падре! Причем это отродье сатаны пока мы со всем тщанием искали его на севере и западе отправился на юг.
— Откуда вам это известно?
— Мы нашли лошадей стражников, которых принц и его слуга продали местным крестьянам. На вырученные деньги они купили фургон и кучу всякого вздора, что бы запутать следы. Увы, мы с упорством ослов искали этот фургон где угодно, но не на южной дороге. Когда я сказал о своих подозрениях капитану, тот поднял меня на смех, а когда в его пустой башке стало ясно, что я был прав, время было упущено! Будь проклят этот капитан, из-за него мы потеряли надежду на вознаграждение.
— А из за чего вся эта суета, сын мой? Уж чего нет недостатка в Священной Римской Империи так это в принцах, причем обвинения в ереси можно предъявить любому из них. В такие уж ужасные времена мы живем, что истинная вера ослабела и в нобилях и в простолюдинах.
— Не знаю падре. Похоже у принца, несмотря на юный возраст, есть враги, которые отрастили на него большой пребольшой зуб!
— Интересно, а где же сейчас принц?
— Да где угодно! Захохотал военный. – Может за соседним столом, и уж поверьте мне эту хитрую бестию так просто не поймать!
Дослушав собеседников я решительно встал и не обращая внимания на жалобные стоны Мартина потащил его в наше пристанище. Нужно было срочно что-то решать.
Когда, мы добрались до нашего трактира, Фридрих был уже на месте. Я не теряя ни минуты, рассказал ему и Мартину о случайно подслушанном мною разговоре. Тот внимательно выслушал и, подумав, сказал.
— Что же, хотя нам не удалось обмануть преследователей мы все же выиграли время. Я тут кое-что разузнал в городе. Твой дядя Георг II Померанский князь Дарлова собирается жениться. Свадьба состоится зимой, там будут очень многие владетельные особы, но главное что там обязательно будет ваша мать герцогиня Браунгшвейг-Вольфенбютельская . Кто бы ни были ваши враги, как бы они не были влиятельны, но она ваша мать. Вы всегда сможете найти у нее защиту и покровительство.
— Моя мать… но я ее совершенно не помню.
— Главное что она вас не забыла, поверьте, ваша милость, то, что вас разлучили большая трагедия для нее, и она сделает для вас все возможное.
— Что же, это все прекрасно, но до Дарлова еще нужно добраться.
— Есть одна возможность, ваша милость. Помните я вам рассказывал что до того как поступить на службу вашему отцу я был ландскнехтом? Ваш отец совершил немало экстравагантных поступков, так что приставить к воспитанию единственного сына бывшего наемника еще не самый странный. Но я тогда был в сложном положении и ваш отец меня просто спас. Поэтому я верно служил ему и буду до гроба предан вам ваше высочество! Так вот, здесь я встретил одного своего старого товарища, с которым мы когда то начинали. Он преуспел на службе, и сейчас командует эскадроном рейтар, с которым нанялся в Польшу к одному магнату. Он мне должен и у него некомплект, так что он примет нас в свой отряд, и мы доберемся до Польши.
— А как мы покинем свой эскадрон? Насколько я знаю дезертиры не в чести у наемников?
— Ваша милость, рейтарский контракт заключит горожанин города Стрелица, а принцу Мекленбургскому до его обязательств нет никакого дела.
— Что же, допустим, мы с тобой побудем рейтарами, а что делать с Мартином? Уж вряд ли из него получится рейтар. Не переодевать же его снова девчонкой, что бы выдать за маркитантку?
— Ну что вы ваша милость! Засмеялся Фридрих. Конечно, из Мартина получилась бы прелестная маркитантка, но боюсь, рейтары будут покрепче бродячих комедиантов, и от них мы не отобьемся.
— Ваша милость! вспыхнул как мак Мартин, не смейтесь надо мной!
— Ну, полно тебе, дружок. Не обижайся.
— Не беспокойтесь ваша милость, я обо всем позабочусь, мой друг возьмет Мартина горнистом.
Следующие несколько дней были плотно заняты закупкой необходимого снаряжения. Где ты моя родная Российская армия эпохи победившей демократии! И обмундируют тебя и автомат дадут. Увы, до этих благословленных времен еще столетия, а нынче солдаты покупают снаряжение за свои кровные. Для того что бы попасть служить в рейтары новобранец должен явиться, что называется, «людно, конно, оружно». То есть, на коне в доспехах и вооруженным. Причем, доспехи должны быть непременно воронеными, а прочая одежда черной. Ибо мы «черные рейтары». Напрасно я думал, что имеющегося у нас арсенала будет достаточно на все случаи жизни. Рейтару полагалось иметь не менее трех кавалерийских пистолетов, двуручный меч прозываемый «бастардом», шпага на поясе или палаш само собой. Доспехи должны были состоять из кирасы и шлема, можно было, конечно, и более полный комплект с наручами наплечниками и латной юбкой, но перечисленное обязательно, остальное по средствам. Достаточный запас пороха и свинца для пуль подразумевался сом собой.
-Смотрите ваша милость, с этими словами старый Фриц вытащил откуда-то кирасу и шлем мориот. Опаньки, припоминаю, такие были на неудачливых стражниках славного города Кляйнештадта.
— Где ты их спрятал, старый мошенник?
-Да под фургоном ваша милость, вы то свои доспехи оставили на том бедняге, ну я и подумал что пригодятся.
— Да что ты! А что ты там еще припрятал? Признавайся плут, все равно не поверю. Кстати, а на себя, доспехи припрятал?
— Что еще? Переспросил слуга. – Да так по мелочи, два мушкета, весть порох со свинцом, так что нам не тратиться. А вот на себя, простите уж, ваша милость, но староват я для рейтар. Так что служить буду в рейтарском обозе. Так я договорился, уж не взыщите. Да и за вещами вашими присмотрю, не бросать же добро. Так что прикупить нам помимо коня, надобно «бастард», и пару колесцовых пистолетов. Не жалуют в этой братии кремневые, уж больно дорого может осечка обойтись. Да и вашу аркебузу лучше припрятать, уж больно вид у нее парадный, а ненужные вопросы нам не к чему.
На следующий день для моей милости были приобретены строевой конь весьма внушительных статей, двуручный меч и два страхолюдных Doppelfauster, двуствольных пистолета с колесцовыми замками. Жутко дорогие, но очень надежные девайсы. Таким образом, вместе с пистолетом покойного начальника стражи у меня было пять стволов
Экипировка Мартина обошлась дешевле. Доспехов горнисту не полагалось, да и найти такие, что бы подошли на его тщедушную фигурку дело не простое. В конце концов, я подарил ему легкую кольчугу из своего арсенала. Все же береженого бог бережёт. Лошадка его, для рейтар хотя и не годилась, но для горниста сойдет. На луку седла приладили кабуры с моими прежними пистолетами. На пояс самую легкую шпагу, какая нашлась. Потратились только на горн. Надеюсь, у Мартина получится играть на нем. Я вот, в своей пионерской юности так и не научился.
Итак, одним прекрасным днем в жизни вашего покорного слуги наступил новый этап, я стал наемным рейтаром. Эскадрону надо было уходить, и я подумал было что солдатской муштры временно избежал. Наивный чукотский мальчик. У моего капрала Шмульке было на этот счет свое мнение. Он собрал в один импровизированный взвод всех новичков и усилено муштровал нас. В первый же день он выяснил степень моей боеготовности. Проверку стрельбой я прошел на ура, все-таки настрелялся я в своем времени из гладкоствола. Фехтую, как оказалось тоже весьма недурно. Моторные навыки моего тела вернулись в полном объеме, а дворян тут учат с детства и на совесть. Тест на больших мечах я бездарно провалил, он для меня пока тяжеловат, так что теперь капралу есть куда приложить педагогические способности. Разумеется, то что я самый молодой солдат в части, если не считать Мартина, добавляет своего драйва. Впрочем, Мартин вечно отирается возле командира, и я его почти не вижу. И, надо сказать, крепко скучаю по этому нескладному пареньку. Прямо не ожидал от себя.
Главное, впрочем, не владение холодняком. Главная сила рейтар заключается в крепкой дисциплине и залповой стрельбе по супостату. Происходит это так, конный строй рейтар в полном порядке дефилирует к противнику. Приблизившись, рейтары в первой шеренге немного поворачивают и разряжают в плотный строй пехоты свои пистолеты, потом поворачивает в другую сторону и разряжают вторые. Потом весь ряд синхронно поворачивает и уступает место следующей шеренге, который проделывает то же самое, затем третья. Обычно когда стреляет третья шеренга, враг уже деморализован и бежит. Тогда мы весело преследуем и рубим бегущего врага. Правда может статься, что враг не дрогнет, тогда применятся построение в двенадцать шеренг. Все это требует безукоризненной слаженности, и дрессируют нас всерьез. Кроме того, поскольку я «молодой» все внеочередные караулы, патрули и прочие радости адресованы в первую очередь мне. Впрочем «дедовщины» в нашем понимании и близко нет. Большинство рейтар это здоровые, усатые дядьки от тридцати до пятидесяти. Блин, что значит молодое тело, сам же недавно в таком возрасте был! Коней и оружие каждый чистит сам, поскольку от этого жизнь зависит. Если рейтару придет в голову блажь постираться, то для этого есть маркитантки. Есть правда трое молодых парней, такие же новобранцы, как и я, но постарше, лет примерно двадцати – двадцати дух. Эти ребята решили, раз они старше, то могут мной помыкать. Не на того напали, видал я карликов и покрупнее. Пара стычек расставила все по своим местам. Они здоровые, но не поворотливые. Я худой, но шустрый и всегда наготове. Кроме того, учиться военному делу надо, как говорил классик, настоящим образом. А поскольку в деле совершенствования боевых навыков я дам этим деревенским увальням сто очков форы, то Шмульке любит их гораздо чаще и обстоятельнее чем вашего покорного слугу. Это не добавляет мне популярности, но мне с ними детей не крестить. Еще одной напастью стали наши маркитантки. Дамы эти большей частью битые и опытные, как на грех, все как один, положили на самых молодых и красивых, то есть на меня с Мартином, глаз. Уж не знаю, как мой секретарь выкручивается, а мне тяжко.
Маркитантки, вообще, статья особая, они для рейтар совершеннейшая необходимость. Надо привести одежду в порядок? Иди к маркитанткам. Надо приобрести какой ни будь товар? Иди к маркитанткам. Появилась добыча, которую не увезти в переметных сумках? Тоже к ним. Сбросить сексуальное напряжение? А вот тут сложнее. То есть, конечно, да, к ним! Но, эти боевые подруги, как правило, не сами по себе, а чьи не будь ППЖ. И их суровые покровители, рубль за сто, не поймут когда какой ни будь сопляк раззявит пасть на чужое. Причем своих подруг бить не станут, поскольку те могут и к другом уйти. Плати им потом за стирку-штопку. А вот молодому по рылу настучать это, пожалуйста, а оно мне нужно? Да, да, именно мне. А что вы хотели, мне снова шестнадцать, гормоны играют, знаете ли. Капрал, конечно, старается полностью заполнить мой день, так что бы на глупости не было не сил ни времени, но тут у папаши Шмульке в носу не кругло. Российский матрос в огне не горит, в воде не тонет, и в рейтарах найдет возможность откосить от работы и пустить свою энергию во вредное русло. Так вот, стоит нам появиться у старого Фрица в обозе, эти вертихвостки начинают крутиться рядом. То постирать предложат, то вкусненьким угостить, то еще чего предложат. Мы конечно себя блюдем, ибо до резинотехнических изделий еще как до неба, а дамы, скажем так, сильно подержанные. И вообще, принц я или не принц? Мне бы графиню какую, ну или дочку бургомистра на худой конец. Или маркитантку Анну. Анна самая молодая и красивая из наших обозных дам. Но она, увы и ах, единственная кто на нас с Мартином и не смотрит. Кроме того она подруга командира и тут мне и вовсе ничего не светит. Ну что за жизнь!
Вот уже, какую неделю наш бравый эскадрон попирает копытами коней польские земли. Мы идем на службу к нашему нанимателю познанскому воеводе Яну Остророгу. Этот богатый и знатный польский магнат частенько воюет со своими соседями, так что иметь большой регимент для него не роскошь, а необходимость. Кстати, то что он в Познани почти случайность, в недавние времена он серьезно расширил свои владения за счет земель в Галиции и почти все время отирается там. Но слава тебе господи, у него возникли какие-то терки с соседями в Познани, и мы идем туда. Мне, конечно, все равно на его проблемы, но из Познани до Померании ближе, чем из Львова. А мне надо в Померанию. Под копытами коней пробегает миля за милей. Мы наблюдаем польские пейзажи. Не могу сказать, что бы зрелище было захватывающим, но живут в общем и целом тут люди не плохо. Есть, конечно, и совершенно нищие деревеньки, но в основном все пристойно. Удивило огромное количество шляхты. У нас в Германии (о даю! Немец нашелся!) дворян, вроде как, серьезно поменьше. Тут в кого не плюнь, попадешь в шляхтича. Причем гордого, хоть и нищего. Нет, есть, конечно, и весьма богатые вроде нашего нанимателя, но в основном все достояние вельможных панов это то, что на нем и сабля с конем. По крайней мере, у тех, что встречались на нашем пути. Впрочем, они и понятно, справные хозяева сидят дома и занимаются делами, а не шляются по дорогам, где попало в поисках приключений. Нас, кстати, шляхтичи активно не любят, но задираться опасаются. Во первых рейтары люди, как правило, не благородные. А во вторых знают что получат. Каждый пан сам по себе боец, как правило, первоклассный и один на один противник весьма опасный. Но вот с дисциплиной у них напряг, так что сотня рейтар в плотном строю разгонит тысячу шляхтичей ссаными тряпками. Впрочем, есть и среди шляхты люди более менее вменяемые. Они, как правило, служат либо в королевских крылатых гусарах, либо в панцирных хоругвях крупных магнатов. Это самый опасный наш противник, если они прорвутся через наш огонь, придется туго. Кстати, наши двуручные мечи как раз на такой случай. Что бы рубить отступающую пехоту довольно и палашей. А вот для гусар и всяких кирасир и нужен «бастард». Шмульке нещадно гонял нас, заставляя отрабатывать отражение таранного удара пики и тут же удар острием в сочленение тяжелого доспеха. Тут он виртуоз, мне до него как до неба. Но это крайний случай, а так наша защита плотный строй, маневр и огонь. Самое лучшее если наш эскадрон разделится на две части и дав кирасирам пройти меду нами расстреляет их перекрестным огнем.
На одной из дневок произошел не очень приятный сюрприз. Этим сюрпризом стал сержант Карл Гротте. В нем я присмотревшись узнал того самого военного который рассказывал обо мне в харчевне монаху. Он, к счастью, служил не моей роте, так что до этих пор мы не виделись. Позже старый Фриц разузнал об этом сержанте от своего друга командира. Оказывается он служил в архиепископском регименте и метил в офицеры. Но неудача с поимкой одного еретика и по совместительству принца подкосила карьеру доблестного военного. Кроме того Карл имел неосторожность болтать на всех углах что в неудаче поимки виноваты все кто угодно, только не он, так что его турнули. На мое несчастье некомплект в эскадроне был не только в рядовых и его взяли. Вояка он по всему видать знатный, только язык за зубами держать не умеет.
Одним прекрасным вечером самые заслуженные ветераны, в том числе Гротте и Шмульке собрались промочить горло стаканчиком вина. Ага, знаю я их стаканчики! Увы, в тот вечер молодой рейтар Ганс не смог улизнуть под благовидным предлогом и был припряжен старшими и опытными камрадами на предмет: поди, подай, принеси и слушай, что тебе говорят молокосос! Подвыпив они стали рассказывать о былых делах, боях-пожарищах, друзьях-товарищах и тому подобный пьяный треп. Разговором постепенно завладел Гротте и как вы думаете, что он стал рассказывать?
Разумеется о некоем принце еретике и колдуне, угробившем столь многообещающую карьеру бравого военного. По мере опустошения бутылок оный принц превращался в сущее исчадие ада. Он сжигал церкви и святые книги, глумился над священниками, развращал невинных дев, а бургомистра Рашке и вовсе убил, а может быть и съел. Как не старался я сохранять бесстрастное выражение лица. Но всему есть пределы. На одном особенно пикантном пассаже я не выдержал и ухмыльнулся. На мою беду это тут же заметил Гротте.
— Чего это ты смеешься молокосос! Зарычал он. – Уж не хочешь ли ты сказать, что я лгу?
— Ну что вы сержант, как можно! Воскликнул я с видом как можно более невинным. – Просто я вспомнил как давеча один подвыпивший шляхтич, выходя из корчмы упал в грязь. Я и подумать не мог, что вы можете принять это на свой счет.
— Чего ты пристал к парню Карл! Пришел мне на помощь Шмульке. – Эти шляхтичи и впрямь изрядные свиньи и нет никакой беды, если молодой рейтар над ними немного посмеется. Кстати, Ганс, у тебя ведь мекленбургский говор, да и родом ты вроде из Стрелица. Ну как расскажи нам про вашего принца, а то Гротте тут такого наворотил.
Блин, но вот как же вы капрал не вовремя вспомнили-то о моем происхождении. Так меня чего доброго Кондратий хватит от вашей любознательности.
— Да что же я вам могу рассказать о принце, капрал? Меня, знаете ли, не часто звали в герцогский дворец. Да и принц, по правде сказать, еще очень молод и не успел ничем особо прославиться. Вот его папаша, тот доложу вам, действительно был знаменит своими кутежами, да охотами. Причем охотился он все больше не на лесных зверей, а на городских девок. Правда он умер лет десять назад, оставив принца сиротой.
— Так может он еще, и еретик был или колдун.
— Вот уж чего не знаю того не знаю, да только он когда у нас в городе церковь сгорела, то пожертвовал на ее восстановление немало гульденов. Вряд ли колдун, прости меня господи, был бы столь щедрым к храму божьему.
— Но ты же видел его, каков он?
— Видел, как не видеть, молодой красивый весь в шелках, да в бархате. Волосы завиты, а на груди цепь золотая.
— Ну, а лицом он каков, глаза у него какие, на кого похож. Стал допрашивать меня трезвеющий на глазах Гротте.
— Скажите тоже сержант, да кто же мне позволит в глаза принцу смотреть? А что до сходства, так если, не в обиду будь сказано, вас нарядить в бархат, да повесить на грудь цепь так и вы будете вылитый имперский князь. Особенно если не станете сквернословить как давеча перед строем.
Услышав это, господа ветераны дружно захохотали.
— Да уж чем наш Карл не князь!
Фух, кажется, на этот раз отбоярился, но надо с этим сержантом ухо держать востро.
На следующий же день наш капрал, как только ему представилась такая возможность, устроил для молодых рейтар учения. Сначала я фехтовал с остальными новобранцами по очереди, потом со всеми разом. Для меня это не проблема, но что-то раньше Шмульке не особенно налегал на эту дисциплину. Для рейтар важен конный бой, а не пеший. А вот и разгадка. За всеми этими экзерцициями с интересом наблюдает Гротте. Да походу я влип, эти деревенские лоси вооружены палашами и размахивают ими как пьяный бутылкой. А тут я, такой весь из себя со шпагой демонстрирую навыки, которых у горожанина по идее быть не должно. Ну ну.
Вечером я рассказываю о своих опасениях Фридриху и Мартину. Старый Фриц, поразмыслив как следует, отвечает мне:
— Что бы там сержант себе не думал, доказательств у него никаких нет. В эскадроне у нас только один командир и ему будьте уверены, ваша милость, совершенно не понравится, если Гротте начнет мешать сюда святой трибунал. Карлу и так очень повезло, что его взяли сержантом. Не зная где они познакомились с нашим командиром. А только не знай, он его раньше быть бы Гротте простым рейтаром, так что против его и не пикнет. Так что, остерегаться Карла, конечно, стоит, да следить за языком, а серьезной опасности покуда нет.
Я уже собрался уходить, но тут у нашего фургона, как черт из табакерки, выскочил сам сержант.
-Вот ты где, и старый Фриц здесь, вся компания в сборе! Вот что парень, я человек прямой и не буду ходить вокруг да около. Я тут про тебя узнал кое-что, так вот, ты фехтуешь, так как будто с тобой с детства занимались хорошие учителя. И стреляешь на ходу, как будто с малых лет участвовал в конных охотах. Чистоплотен и аккуратен не то, что другие новобранцы, из которых еще не выбили деревенскую дурь. Кто ты парень, уж не беглый ли принц?
Только я собрался вдохнуть воздух перед ответом, как совсем рядом раздался заливистый смех. Это смеялась маркитантка Анна непонятно как оказавшаяся неподалеку и слышавшая монолог Гротте.
— Ой, не могу! Я сейчас лопну от смеха, наш красавчик Ганс принц! А Мартин верно принцесса! Сержант, ей богу, спросили бы вы прежде у нас женщин что ли? Так мы бы вам рассказали, что Ганс сам всегда стирает себе белье как заправская прачка, и штопает его не хуже иной швеи. Уж вряд ли в каком дворце принцев учат этим премудростям! Нет, я не могу, Ганс принц! Надо остальным рассказать, а то они на него свои бесстыжие зенки пялят, и не знают, что прежде должны прежде сделать книксен, а уж потом звать в фургон.
— Да уж сержант! Обрадовался поддержке я. – придумали вы штуку, не знаю уж за другое что, а про шпагу я вам так скажу, отец мой был фехтмейстером, и покуда не умер успел меня кое-чему научить.
Гротте в сердцах сплюнув, ушел преследуемый смехом Анны. Я посмотрел на свою невольную спасительницу и сказал: — Послушай красавица. Будь я принцем, непременно позвал бы тебя к себе на службу экономкой или камеристкой.
Анна пристально посмотрела на меня и слегка наклонившись, шепнула: — Стань принцем мальчик и я буду для тебя кем угодно! И добавила: — Ваша милость.
А ведь она чертовка не только что подошла!
Осень, бывшая поначалу весьма теплой, становилась все более дождливой и промозглой, когда наш эскадрон подошел к Познани. Ясновельможный пан не поленился выехать за город и полюбоваться на прибытие своих наемников. Разодетый в пух и прах посреди столь же сияющей свиты он внимательно рассматривал наш строй. В черных одеждах и вороненых доспехах рейтары представляли разительный контраст с одетыми в яркие жупаны шляхтичами. Под командованием воеводы собрался довольно внушительный регимент. Помимо нас в него входили две панцирные хоругви и две хоругви попроще из, так называемой загоновой шляхты. Пехота была представлена двумя полками гайдуков и полком немецких наемников. Впрочем, полки эти правильнее называть было, в виду их малочисленности, батальонами. Полевой артиллерии не было, по крайне мере я ее не видел.
На третий день после нашего прибытия погода улучшилась, и воевода устроил нам смотр. На большом лугу подле города был выстроен большой помост украшенный флагами. Там разместился воевода со своими приближенными и членами семьи. Мы продефилировали мимо них на рысях, потом разделившись на два отряда, демонстративно атаковали друг друга. Потом показали пану воеводе караколь. Наш наниматель выглядел довольным. Шляхтичи из его окружения тоже не остались в стороне. Они скакали и бились на саблях. Показывали искусство владения копьем, на скаку попадая в кольцо, привязанное к столбу. Дамы в большом количестве присутствовавшие при всем этом действе с большим вниманием следили гарцующими шляхтичами и усилено стреляли глазками в особенно бравых кавалеров.
— А как ваши рейтары владеют мечами? Спросил у нашего командира воевода.
Тот в ответ махнул рукой и вперед из строя выехал мой «любимый» капрал Шмульке. Что же хороший выбор, капрал управляется бастардом просто великолепно. Когда тот на скаку продемонстрировал рубку чучел, шляхтичи знающие толк в этой забаве восторженно завопили.
— Любезный пан воевода, для рейтар главное не холодное оружие, а искусная стрельба. И в этом моим людям нет равных.
— Вот как? И вы нам, конечно, продемонстрируете это искусство пан капитан? Только, я понял, что ваши ветераны вполне исправные воины, а что с молодые, так же хороши?
— Даже самый молодой мой рейтар не уступит в этом лучшим вашим людям пан воевода. Говорит капитан и дает команду. Теперь мой выход.
Шляхтичи услышавшие слова командира возмущенно ропщут, когда они понимают что из строя выехал безусый юнец ропот переходит в шум. Ничего шановные паны, сейчас я вас удивлю! Немного наклонив голову в шлеме обозначив поклон трибунам, я направляю своего коня рысью к чучелам, приготовленным для такого случая. По правилам я должен остановить коня перед чучелам, изображающим противника за тридцать шагов и по очереди разрядить свои пистолеты в них. Но зря я что ли столько тренировался, изведя прорву пороха и свинца? Сейчас почтеннейшая публика увидит цирк в моем исполнении. Номер в моем времени назывался «стрельба по македонски». Бросив поводья, я обеими руками вытаскиваю своих «допельфастеров» и делаю один за другим четыре выстрела. Старые шлемы, изображающие головы летят с чучел на землю. Ну, а то, что пистолеты заряжены дробью, так оно вам нужно?
Публика в восторге от номера, и меня удостаивают похвалы самого воеводы в присутствии дам.
— Вот видишь Марысенька, говорит он довольно красивой барышне со скучающим лицом стоящей рядом. – Видишь, какой бравый рейтар даром, что молод!
— Ах, дядя, в вашей свите и регименте достаточно бравых и высокородных панов. Отвечает она с ударением на «высокородных».
Беседуют они на польском, но мне, как ни странно, этот язык понятен. Видимо принц изрядный полиглот. Занятно, я вот в прошлой жизни поляков не больно хорошо понимал.
— Какие бы прекрасные воины не были в войсках вашего дяди, прекрасная панна, в них до сих пор не было меня! Говорю я на языке еще не родившегося Мицкевича, слегка подбоченившись.
— Вот как? С явным удивлением спрашивает воевода. – А ты рейтар, как я погляжу, не прост!
— А зачем такому знатному господину на службе простачки?
Воевода, услышав мой ответ, разражается громким смехом, его примеру немедленно следует окружающая его свита. Лишь пани Марыся недовольно хмурится. Внезапно оборвав смех, воевода негромко спрашивает меня:
— Парень ты я вижу не только с пистолетами боек, но и на язык остер! Да вот по чину ли оно тебе, ты дворянин?
Кажется я досвистелся, но тут уж пан или пропал. В голове внезапно всплыла одна из ролей Миронова и я коротко поклонившись, говорю:
— Будь на то воля божья, ваша милость, я мог бы быть и принцем!
Мое заявление вызывает новый взрыв заливистого хохота, воевода тоже смеется, вытирая слезы. Лишь прекрасная Марыся смотрит на меня с легким недоумением и досадой.
— Ей богу, не был бы так ловок с пистолетами, я бы тебя в шуты взял! Продолжает смеяться пан Остророг и машет рукой, ступай мол.
Капитан пристально на меня глядя взглядом недвусмысленно подтверждает приказание рейтару «валить с глаз». Но, в принципе, он доволен. Смотр явно удался, клиент доволен, жизнь прекрасна.
Жизнь в Познани вошла в свою колею. Рейтар разместили на постой по домам обывателей, строго настрого приказав не обижать хозяев. Службой нас не сильно утруждали, только конные патрули по городу и окрестностям. Пешие патрули и караулы в основном тоже несут немцы из пикинеров, только вооруженные для такой надобности алебардами. Как оказалось, шляхтичам такое не по чину, а на гайдуков, по мнению воеводы, надежда слабая. Напьются чего доброго или еще что похуже устроят. Впервые за все время моей службы мне на руку то, что я самый молодой. Мне нужно разведать обстановку вокруг города что бы в нужный момент без помех сбежать. Поэтому когда меня назначают в патруль, я не только не пытаюсь отвертеться, но и напрашиваюсь. Мы с старым Фрицем и Мартином и еще два рейтара живем в одном доме. Хозяин наш, поначалу смотрел на нас без особого удовольствия, но потом привык. В сущности его можно понять, у него три незамужние дочери и наше соседство его определенно нервировало. Но я являюсь туда только на ночлег, остальные во всем слушаются Фридриха и ведут себя пристойно, Мартина же никто всерьез пока не воспринимает и, слава богу.
Тем днем мы были в очередном патруле. Мы это капрал Шмульке, я и трое молодых рейтар, с которыми у меня были особенно «теплые» отношения. Была уже, можно сказать, ранняя зима под копытами коней хрустел тонкий ледок. От дыхания вырывался пар, а рук сквозь перчатки колол мороз. Мы почти объехали город вокруг и слегка продрогли, когда повстречали любопытную компанию, состоявшую из молодого богато одетого шляхтича и племянницы нашего воеводы. Чуть поодаль скакало пять гайдуков, и вся эта картина не слишком хорошо выглядела. Пани Марыся увидев нас попыталась поскакать нам на встречу, но шляхтич перехватил ее ладного конька за повод, а гайдуки загородили нам путь.
— Эй Ганс, обратился ко мне Шмульке. -От этой картины за милю несет дерьмом. Ты ведь понимаешь их тарабарскую речь? Ну как спроси, какого черта они здесь делают и что вообще происходит.
Я выехал вперед внимательно глядя на гайдуков. Здоровые хорошо кормленые рожи самого бандитского вида, поверх одинаковых жупанов добротные кольчуги. На поясах у каждого сабля и пистолет. Богато одетый шляхтич с красивым лицом, на котором застыла спесь пополам с насторожённостью тоже вооружен до зубов.
— Доброго здоровья прекрасная пани Марыся! Обратился я к девушке, игнорируя ее спесивого спутника и его прихвостней. — Какой прекрасный день для прогулок, не находите?
— Молчите если не хотите все погубить! Негромко сказал шляхтич своей пленнице на латыни.
— Скажите, донна Мария. Перешел я на язык Вергилия. – А достопочтенный господин Остророг знает, где и с кем гуляет его племянница?
— Вам нет никакого дела ни до пани Марыси, ни до меня, господин рейтар! Перешел шляхтич на польский. Послушайте доброго совета, возьмите этот кошелек и ступайте, как будто ничего не видели подобру-поздорову.
— В другое время, ясновельможный пан, я бы непременно последовал вашему совету. Но, к большому сожалению, мы служим пану Остророгу и наш контракт еще не кончился. И вы совершенно напрасно, надеетесь на своих гайдуков. Нас меньше, но у нас больше стволов. Вы ведь были на смотре и видели, как я стреляю? Мои друзья стреляют не хуже, так что до сабель дело просто не дойдет. Так что давайте теперь вы послушаете моего совета и мы все вместе, то есть вы впереди, а мы следом проследуем в город к пану воеводе. Где он, вне всякого сомнения, поблагодарит вас за заботу о своей племяннице.
— Мне недосуг нынче! Ответил мне шляхтич с нескрываемой злобой. – Я должен, ехать, а пани Марысю есть, кому проводить к дяде как я вижу.
— Не смею задерживать, ясновельможного пана. Мы с удовольствием окажем ему такую услугу и проводим прекрасную панну в воеводский дворец.
— Не будь я Печарковский. Пылко вскричал отъезжая шляхтич. — Если когда ни-будь не отплачу тебе рейтар за твою любезность!
— Займите прежде очередь пан. Усмехнулся я ему вслед. – Уж больно много охотников до этой шкурки.
Когда мы скакали к Познани, пани Марыся не сказала нам и пары слов, и вообще старалась не смотреть в нашу сторону. Только когда мы передали ее охающей на все лады прислуге, она обернулась, как будто хотела что-то сказать, но бросив на меня какой-то совершенно отчаянный взгляд убежала.
Через несколько минут к нам вышел наш капитан и объявил, что пан воевода жалует нам за верную службу по три рейсхталера. Мои товарищи радостно зашумели, а Шмульке толкнув кулаком в бок шепнул:
— А ты не прогадал, когда не взял тот кошель, парень!
— Ганс, идем со мной, тебя хочет видеть господин воевода. Сказал мне капитан.
Я пошел за ним и пройдя несколько коридоров и больших комнат оказался в богато украшенном зале, посреди которого стояло что-то вроде письменного стола, только совершенно гомерических размеров. За этим столом сидел Ян Остророг и читал какие-то бумаги. Он казалось, был полностью поглощен своим занятием и вовсе не заметил моего прихода. Я стоял, переминаясь с ноги на ногу, когда воевода поднял голову и негромко спросил:
— Кто ты парень? Ты здорово меня удивил на смотре, а теперь оказал мне услугу смысла которой даже не понимаешь. Дело даже не в том, что ты вернул мою племянницу и не дал ее опозорить Печарковскому. Как ты догадался отпустить его?
— Я подумал, что вашей милости не нужен скандал, а приведи мы его к вам шума не избежать.
— Верно, у этого мерзавца много влиятельной родни и друзей здесь и мне не надо ссоры с ними. А он не станет поднимать шум ибо, будучи не один, и вооружен, уступил моим рейтарам. Но ты не ответил мне, кто ты?
— И о боге сказано «это человек», а я просто ваш рейтар.
— Просто рейтар говоришь. Когда-то, я был еще молод , мне случилось побывать при дворе князя Богуслава. Ты знаешь, что очень похож на него?
— Нет, ваша милость не знаю, но меня так часто принимают за кого-то другого, что я перестал опровергать их.
— Грифич! Ты ведь Грифич, правда?
— Это вы так сказали, ваша милость.
— Гордец! Все вы Грифичи гордецы. Ладно, в человеческой жизни всякое случается, и я не буду спрашивать тебя, почему ты скрываешь свое имя. Чем мне тебя наградить за твою услугу?
— Я честно служу вашей милости, и вы платите мне за то положенное жалование. Рейтару этого довольно. А тому человеку за коего вы меня принимаете, было бы совестно просить награду за спасение женщины из рук негодяя, ибо это долг всякого благородного человека. Впрочем, есть одна вещь, о которой я мог бы вас попросить.
— Говори, и если это в человеческих силах я сделаю это.
— Если бы у вашей милости возникла нужда послать какое ни будь послание в Мекленбург или Дарлов, так поручите это мне.
— Вот как. Тебе, верно, нужно попасть на свадьбу князя Георга? Скажи мне, юный Грифич, а ты вернешься?
— На все воля божья, ваша милость!
— Аминь! Пусть будет так, но скажи мне еще одно, ты лютеранин?
— Я, верую в сына божия умершего за нас и воскресшего. Верю в его отца и святой дух. Что вам еще? Никто не спрашивал у меня в детстве, хочу ли я быть сторонником папы или Лютера. А сейчас, когда я вырос и начал что-то понимать, у меня нет времени разбираться в теологических спорах. Знаю только, если господь сохранил мне до сих пор жизнь, то я ему для чего-то нужен.
Через неделю мой капитан снова велел мне явиться во дворец. На этот раз мы встретились с воеводой в канцелярии. Сам Остророг молчал, его секретарь монах бенедиктинец дал мне в руки небольшую сумку, прошитую и запечатанную и подробно проинструктировал, кому я должен ее отдать в Дарлове. Еще я получил в руки кошелек на дорогу и благословление. Воевода коротко кивнул мне на прощание и сказал лишь:
— Ты знаешь что делать!
Когда я уже выходил, мое внимание привлекла молоденькая служанка, призывно махавшая мне рукой. Когда я подошел к ней, она, сделав книксен, тихонько сказала, что меня хочет видеть молодая госпожа. Я пошел за ней и скоро оказался в небольшой комнате перегороженной ширмой. За ней смутно виднелся женский силуэт. Я очень удивился этой таинственности, но молчал. Молчала и пани Марыся, пока, наконец, не решилась и произнесла:
— Вы верно удивлены тем, что я вас пригласила. Это хорошо, что вы ничего не говорите, иначе я не смогу вам ничего сказать.
— Вы ничего не должны мне говорить прекрасная пани.
— Но я хочу вам объяснить…
— Кто я такой, что бы слушать ваши объяснения. Я простой рейтар и недостоин вашего внимания.
— Ах, не говорите так. Вы, по всему видно, человек благородный и мне ужасно неловко, что я оказалась в такой двусмысленной ситуации на ваших глазах.
— Вам неловко от того что вы могли быть скомпрометированы или оттого что это увидел я?
— Боже мой, выслушайте меня, прежде чем судить.
— Ну, что же, мне непривычна роль исповедника, но коли такова ваша воля, то я готов. Обещаю вам, что все, что вы скажите мне сейчас, умрет вместе со мной.
— Мои родители рано умерли, и я воспитывалась в доме своего дяди и тети. Мои родные, души во мне не чаяли, и я не знала ни в чем отказа. Потому, наверное, я и выросла такой избалованной и своенравной. Я привыкла, что все, что я ни захочу, попадает ко мне по первому требованию. Что все выполняют мои капризы, как не исполняют в Речи Посполитой волю короля. Недавно мой дядя объявил мне, что нашел мне мужа. Он мой воспитатель и имеет право распоряжаться моей рукой, к тому же он любит меня и наверняка нашел мне прекрасную партию, но я глубоко оскорбилась. Я молода и красива, так ведь? Но я до сих пор не знала любви, многие достойные шляхтичи добивались моей благосклонности, но сердце мое было холодно. И вот меня собрались выдать замуж, не спросив моего мнения. Скажите, я кажусь вам смешной и глупой?
— Нет, сударыня, что вы продолжайте.
— И тут появился Печарковский, он был галантен и обходителен, осыпал меня комплиментами и всячески демонстрировал свое обожание. Я была так обижена на дядю, что не отвергала эти знаки внимания, но напротив давала ему повод для надежды. Наконец когда он предложил мне бежать, я согласилась. Не знаю, что на меня нашло, но я думала что, поступив так ,я буду хозяйкой своей судьбы. Неподалеку от того места где вы нас нашли, нас должны были ждать сани и еще не много и все было бы кончено. Увы, едва я пробыла с этим господином полчаса, пелена спала с моих глаз. Как мне могло вскружить голову хоть на минуту, такое ничтожество? Как я могла принимать ухаживания столь пустого человека? Едва поняв это, я стала молить Пресвятую деву о спасении, и она послала мне на помощь вас. Стоило вам сказать пару слов этому спесивому индюку и он сдулся точно проколотый пузырь. Как мне благодарить вас за спасение?
— Вы, сказали, что просили о заступничестве святую деву? Вот ее и благодарите, а мне довольно лишь видеть, что вы счастливы, ибо я не сделал ничего сверх того что сделал бы каждый порядочный человек. Ответил я как можно более учтиво. Сказать по правде, я был в изрядном шоке от ее велеречивой исповеди и если поначалу у меня были какие-то романтичные мысли, то их как ветром сдуло.
— Простите меня мой храбрый рыцарь, за доставленные хлопоты и примите на память обо мне это. С этими словами она протянула мне из-за ширмы руку, в которой был шелковый платок, украшенный затейливой вышивкой.
Я был слегка разочарован ибо, грешным делом, ожидал если не брильянтовых подвесок, то чего-то вроде перстня в подарок. Однако положение обязывает, и я рьяно облобызав прелестную ручку, схватил презент и, прижав его к груди, проговорил нечто куртуазное и соответствующее моменту.
Покинув дворец воеводы, я отправился к капитану просить отпустить со мной Фридриха и Мартина. Я крепко надеялся, что возвращаться мне не придется и не хотел бросать своих единственных друзей в этом мире. Да, друзей, возможно для прежнего принца Иогана Альбрехта Фридрих был бы только слугой, а Мартин секретарем, а для нынешнего они друзья и самые близкие люди. Идя к дому, который занял капитан, я встретил его подругу маркитантку Анну. Она шла с огромной корзиной продуктов, очевидно. возвращаясь с рынка. Я недолго думая подбежал к ней и перехватил корзину.
— Здравствуй Анна, давай помогу, а то не годится такой милой женщине надрываться под весом такой тяжести!
— О, красавчик Ганс! Ну, помоги, помоги, если не боишься капитана.
— Господь с тобой Анна, разве я предложил тебе, что то предосудительное? Вот ей богу у меня сердце кровью обливается, когда я вижу как ты, сгибая свое хрупкое тело, несешь эдакую тяжесть. Услышав это, Анна ухмыльнулась, ее ладное и, пожалуй, даже стройное тело было довольно трудно назвать хрупким.
— Ты, похоже, Ганс перепутал меня со своим приятелем Мартином. Я больше никого не знаю в эскадроне, кого можно было назвать хрупким.
— Ну что ты Анна, да Мартин по сравнению с тобой просто боров. Хотя конечно если ты будешь таскать такие корзины, ты можешь потерять свою легкость. Вот ей богу, замолвила бы словечко капитану и я бы вместо того что бы таскаться по никому не нужным патрулям носил бы для тебя провизию с рынка и вообще все что захочешь. Да хоть тебя, а то, что ты бьешь об такую мерзлую землю такие ладные ножки.
— Хватит тебе балагурить Ганс, выкладывай чего тебе нужно. Ты ведь ничего просто так не делаешь, хоть и прикидываешься простачком. Да и по патрулям ты ходишь не без дохода, сказывают, воевода отсыпал вам немало талеров за последнее ваше дельце. Я этого старого пройдоху Шмульке давно не видела таким довольным.
— Ах, милая Анна, если бы мне и впрямь отсыпали талеров, так я непременно купил бы какое ни, будь колечко что бы украсить твои красивые пальчики, но, увы, я беден как церковная мышь и могу лишь издали любоваться твоей красотой!
— Ладно, ладно. Перешёл я, к делу увидев, что Анна нахмурилась. Меня посылают в Померанию с одним делом от воеводы. А у нас там с Мартином родня, я ведь говорил тебе, что мы братья, не так ли?
— Ой, ли! В прошлый раз вы были кузенами.
— Анхен, голубка моя! Да какая разница родные мы братья с Мартином или двоюродные. Главное что у нас есть родня, которую мы хотели бы проведать. И если бы ты замолвила за нас словечко, что бы капитан отпустил нас, так я бы отблагодарил тебя.
— Боюсь даже спросить, как ты собираешься меня благодарить мошенник! А старый Фриц вам тоже, наверное, родственник, или ты собираешься его оставить тут?
— А разве я тебе не сказал? Конечно же, и Фридриху не худо бы поехать навестить родню. А уж я бы, когда вернулся, то привез бы тебе хороший подарок.
— Скажи мне Ганс, неужели я похожа на дуру? Я с большим трудом могу поверить, что ты родственник Мартину. Еще меньше у меня веры, что у старого Фрица есть родня в Померании. Но, уж в то, что ты вернешься, я не поверю никогда. Ты славный парень и будь я помоложе и поглупее я бы не устояла перед тобой, из тебя, со временем, выйдет славный военный, но ты не рейтар. И не скоро им станешь, эта судьба не для таких как ты. По крайней мере, не сейчас. И когда ты не вернёшься, я не хочу остаться крайней.
— Анна, мне и вправду это очень нужно, ты мне поможешь?
— Послушай Ганс, я не собираюсь всю жизнь быть маркитанткой. Я хочу иметь маленький домик, выйти замуж и родить своему мужу детей…
— И на все это нужны деньги, так?
— Умненький мальчик.
— Знаешь Анна, меня и вправду воевода наградил парой монет. Да только я парень молодой и неопытный и боюсь потратить их, на какую ни будь ерунду, по глупости. Вот если бы ты у меня взяла их на сохранение, а? Ты женщина разумная и не спустишь их, а случись у меня нужда в каком припасе, так я у тебя и куплю. Сказал я и протянул Анне кошель.
— А ты парень не промах. Слушай, а ты ведь и так поедешь, правда? Ну, а я устрою Мартину и Фрицу увольнительную, а то, что вы встретились и поехали все вместе, так мне об том, откуда знать?
— Ах, Анна, какая ты умница! Ей богу, окажись я принцем, ты стала бы не экономкой, а моей принцессой!
— Ну, полно, тебе! Ступай, а я обо всем позабочусь. Сказала мне Анна, когда мы подошли к дому, где они жили с капитаном и добавила когда я уходил:
— Уж не знаю что вы за братья, а только если бы ты не клеился ко мне постоянно, я бы подумала, что ты с ним по содомски грешишь. Ну, да то не мое дело.
На следующий день я пустился в путь. Отдалившись от Познани на достаточно большое расстояние, я остановился в стороне от дороги на мельнице. Мы уговорились с Фридрихом, что я дождусь их с Мартином там, а дальше мы отправимся вместе. Конь мой хрупал овес в сарае, в камине потрескивал огонь и кипел котелок. Я сложив оружие и доспехи в укромном месте отправился нарубить хворост. Скоро я встречу своих друзей и нас ждет дорога, и нам надо передохнуть. Лучше всего в тепле. Как мало человеку надо для счастья. Увы, моим мечтам о покое не суждено было осуществиться. Возвращаясь, я заметил, что к мельнице подъехали какие-то вооруженные верховые. Приглядевшись, я узнал в них своего давешнего приятеля Печарковского и троих его людей. Они, талер против ста, получив информацию о поручении, данном одному ,наглому не по летам рейтару, и решили его подкараулить. А, не дождавшись, поехали навстречу. И что делать? Мои допельфастеры и шпага и в доме, при себе лишь кинжал и пистолет. С другой стороны я что бы не испачкать рейтарский костюм одел найденное на мельнице рванье, так что выглядел мельником, а не тем кого искал Печарковский с гайдуками.
— Эй, оборванец! Закричал один из гайдуков, заметив меня. – Ну как иди сюда, пся крев, пан желает задать тебе вопрос.
Я стремглав бросился к пану, на ходу снимая шапку и низко кланяясь. Надо сказать, что глубина поклона диктовалась не только почтительностью.
— Что угодно ясновельможному пану? Спросил я, постаравшись изменить голос.
— Скажи мне, не видал ли ты здесь рейтара?
— Видал, ваша милость, как не видать. Он заезжал сюда не далее как пару часов назад.
— И куда же он подевался?
— Если ясновельможному пану будет угодно, я покажу, куда он отправился, тут не далеко. Вот позвольте только положить хворост у очага, что бы он просох к моему возвращению.
— К черту твой хворост! А впрочем, ложи только поторапливайся. Если покажешь нам этого рейтара, то получишь талер, а если обманул, шкуру спущу!
— Покажу, как не показать. Бормочу я пробираясь к двери. Занеся вязанку внутрь, я швырнул ее у двери, какая ни есть, а преграда и бросился к оружию. Теперь поборемся, шепчу про себя, торопливо подсыпая на полки порох. Пять выстрелов, это пять выстрелов, хотя противников шестеро теперь у меня есть шансы отбиться.
Шляхтич видимо потерял терпение и гайдуки громко бранясь, лезут внутрь. А вот это вы ребята зря. Два выстрела, сливаясь в один, наполняют комнату дымом, а я опрометью выскакиваю с другой стороны мельницы и кубарем качусь за сарай. По моим подсчетам противников еще четверо и теперь их врасплох не застать. На мое счастье гайдуки вместо того что бы окружить меня с разных сторон продолжают буром ломится в мельницу. Пока внутри нее раздаются крики и гремят выстрелы, я торопливо перезаряжаю допельфастер и завожу ключом механизмы замков. Пан Печарковский восседая на своем скакуне, руководит штурмом. Похоже, прекрасная пани Марыся не ошиблась в оценке его умственных способностей. Расстояние великовато, но можно попробовать, тщательно прицеливаюсь и дважды спускаю курок. Жеребец шляхтича взвивается на дыбы, и его седок летит наземь. Не знаю, убил я его или только ранил, но мне некогда выяснять это. Порох дымный и будет таковым еще долго, так что надо срочно сменить позицию, если не хочу что бы меня засекли гайдуки. Гайдуки тем временем успели обыскать мельницу и поняли что меня там нет. А выбежав наружу, обнаружили своего господина лежащим на снегу. Я наблюдаю из своего укрытия как они поднимают его и пытаются привести в чувство. Похоже, что ясновельможный пан только ранен. С одной стороны это плохо, у меня была надежда что, потеряв предводителя, они разбегутся. Вряд ли они так уж сильно любят его. Но с другой стороны может они свалят отсюда пытаясь его спасти. Но нет, пан, кажется, оклемался и требует продолжения банкета. Ну что же, врач сказал в морг, значит в морг, никакого самолечения. Гайдуки бросаются к сараю, в котором мой конь. Надеюсь, эти лишенцы ничего ему не сделают, потому, как к я к нему привык и менять не собираюсь. Нет, ну что за уроды, толпой бросаются в сарай не оставив никого наружи прикрывать. Потом так же вываливаются наружу и наконец, на свою голову находят меня стоящего напротив них с пистолетами в руках. В отчаянной попытке достать меня саблями они бросаются в свою последнюю атаку, но так с рейтарами не воюют. Три противника против четырех стволов на таком расстоянии это не серьезно. Расстреливаю их как в тире и снова ухожу в сторону. Пан Печарковский еще жив и мне сюрпризы без надобности. Опять заряжаю пистолеты и взвожу замки. Ну что же, ясновельможный пан не пора ли нам познакомиться поближе?
— Пан Печарковский, вы меня слышите? Кричу я ему. – Как вы себя чувствуете?
В ответ я получаю порцию отборных ругательств и приглашение подойти поближе и убедиться самому.
— Ну что же вы так ругаетесь разлюбезный вы мой! Это вредно для кармы! Я вот по какому поводу вас беспокою, вы, помнится, обещали мне талер, если я устрою вам встречу с собой. Так вот я сильно интересуюсь, где же мой талер. Поймите меня правильно, вы ранены и не дай бог помрете, а как же мой талер? Может отдадите обещанное бедному человеку, раз уж пообещали.
Неся подобный бред, я потихоньку подбираюсь к раненому, но не сдающемуся шляхтичу держа на прицеле его укрытие. Он, не будь дураком заполз за крыльцо и не показывается. У него, по крайней мере, один пистолет и я не хочу проверять его меткость. В конце концов, он ранен, и я могу подождать пока он ослабеет. Но что это, к мельнице подъезжают сани запряженные парой лошадей. В них старый Фриц и Мартин, они очевидно услышали выстрелы и ощетинились пистолетами. В горле комок, друзья пришли ко мне на помощь. Наконец то я не один на этой проклятой мельнице, теперь то… что это такое, самка собаки! Проклятый шляхтич подскакивает как ужаленный и стреляет в Мартина, Фридрих пытается его оттолкнуть и они оба валятся с саней в снег. Печарковский же тут же разворачивается в мою сторону, и мы разряжаем свои пистолеты одновременно. Черт, кажется этот мерзавец попал в меня. Впрочем, я тоже не промазал, и он падает как подкошенный нашпигованный свинцом.
Я как в замедленной съемке вижу лицо склонившегося надо мной Мартина, слава богу, этот мальчишка жив, а где же Фриц. Мартин что-то говорит плача, но я его не слышу. Мне почему то хорошо и спокойно, но немного беспокоит отсутствие Фридриха. Где этот старый мошенник, неужели проклятый шляхтич его подстрелил. Внезапно слух возвращается и я слышу как мартин говорит мне.
— Ваша милость очнитесь! Фридрих тяжело ранен и хочет с вами поговорить!
— Фридрих, где он? Силы возвращаются ко мне, и я встаю. — Где это мы? Оглядываюсь и понимаю что мы на мельнице. От очага тянет тепло и вкусно пахнет едой. Как я сюда попал? Мартин притащил? А Фридриха? Тяжко ему пришлось бедолаге!
— Мартин, пойди посмотри лошадей шепчет старый Фриц.- А я пока поговорю с нашим принцем. Ступай мальчик!
— Ваше высочество, слава богу, вы живы! Вам нельзя здесь оставаться, поэтому вы с Мартином должны немедленно уехать отсюда. Оставьте меня здесь и бегите.
— Что ты такое говоришь старый ворчун! Я не брошу тебя, мы поедем все вместе или все останемся здесь.
— Вы очень изменились принц! И я нисколько не жалею что пролил кровь за вас. Только знайте, раньше я сделал бы это из-за преданности к вашему отцу, а теперь, после нашего путешествия я сделал бы это из-за вас. Но если моя жизнь принадлежит вашему высочеству, то вы не принадлежите мне. Вам по наследству от отца досталось слишком много врагов, а вы не теряя времени обзаводились собственными и теперь вы не можете рисковать. Оставьте меня здесь и бегите, это необходимо!
— Хорошо, я уеду, но прежде я позабочусь о тебе!
— Позаботьтесь лучше о Марте, ваше высочество! Если мне суждено погибнуть здесь, то считайте это моей предсмертной просьбой.
— О чем ты говоришь старина, конечно, я позабочусь о Мартине!
— Ваше высочество, когда вы потеряли память, я был уверен, что вы всех искусно водите за нос. Уж больно вы толково провернули все дело с бургомистром. То, что вы не врете, я понял лишь тогда, когда вы не узнали Марту. Да, наш Мартин, это Марта Рашке, младшая дочь бургомистра Кляйнештадта. Бедная девочка полюбила вас с первого взгляда и, не раздумывая последовала за вами, бросив семью. Берегите, ее ваше высочество, однажды, вы поймете, что лучше нее вам никого не найти. Сколько бы вы не блудили с бродячими комедиантками, маркитантками и знатными дамами никто не будет вас любить, так как эта бедная девочка. Надеюсь только, что вы не разобьете ее доброе сердце прежде, чем поймете это.
— Боже так это ее я обесчестил там в этой хижине…
— Принц, я не держал вам свечу, но бьюсь об заклад, что бы вы там не сделали, никакая грязь не коснулась ее чистой души. Но хватит об этом, молю вас уезжайте немедленно!
— Ваше высочество, я собрал все оружие и лошадей, мы можем ехать. Сказала зашедшая к нам Марта.
— Хорошо, но прежде мы завезем Фридриха в ближайшую деревню. Здесь он не выживет один. К тому же у пана Печарковского, что бы его черти в аду хорошо приняли, могут быть сообщники. Негоже если они найдут здесь раненого старину Фрица.
Завезя Фридриха, как я и собирался, в деревню и, заплатив за уход местным крестьянам, мы уехали прочь. Я не сказал Марте ни слова о своем последнем разговоре с Фридрихом и по-прежнему обращался с ней как с мальчиком. Мне нужно было много обдумать, прежде чем я приму решение. Мне только казалось что я один, оказывается вокруг меня люди, нуждающиеся в моей заботе и участии.
Мы ехали на санях по волшебной зимней стране называемой Померанией, еще не до конца онемеченной богатой и хорошо управляемой своими правителями. Ночевали в придорожных корчмах, разговаривали с людьми, любовались зимними пейзажами. Когда долгими зимними ночами мы одетые лежали, прижавшись, друг, к другу укрывшись одной дерюгой, хотелось только одного, что бы это прекрасное путешествие никогда не кончалось. Я рассказывал Марте волшебные сказки о далеких странах и прекрасных принцессах похищенных драконами. О храбрых рыцарях спешащих им на помощь. Такими историями ее было не удивить, но я круто менял сюжет и рыцари в них превращались в опасных злодеев думающих только о приданном принцесс. А драконы напротив были добры и благородны, потому что они на самом деле были заколдованными принцами, спасти которых могла лишь истинная любовь. Марте нравились мои сказки и она не зная что ее инкогнито раскрыто доверчиво прижималась ко мне и засыпала. А я долго не мог сомкнуть глаз, вспоминая людей, которых встречал накануне. Они были сыты зажиточны, если не богаты и счастливы. Увы, я знал что топор занесен над древом. Всего через несколько лет начнется ужасная тридцатилетняя война, которая пройдет ураганом по этой несчастной земле. Прекрасные добротные дома будут разрушены и сожжены, церкви осквернены, а население подвергнется всяческим насилиям. Земля эта окончательно онемеченная и забывшая о своих славянских корнях будет переходить из рук в руки, пока не станет частью разбойничьей Пруссии, и Фридрих Великий будет набирать среди местных потомков славян своих померанских гренадер. Потом будут другие войны еще более ужасные и кровопролитные чем прежде и у Германии отнимут эту территорию, что бы отдать Польше. И потомки этих людей будут покидать эту землю, считая себя чистокровными немцами и не желая жить в славянском государстве. Но все это будет потом, а сейчас мы с каждой милей приближались к цели нашего путешествия городу Дарлову, где княжил мой дядя Георг второй.
Дядя мой надо сказать был человеком довольно необычным. Он чуждался общества вообще и женского в частности, а жизнь свою проводил в бесконечных охотах и упражнениях в стрельбе. Однажды это увлечение привело к тому, что пистолет взорвался в его руках и князь Георг окривел. Происшествие никак не сказалось на его привычках, и дядя продолжал вести антиобщественный образ жизни. Трудно сказать что заставило его жениться, ибо он определенно не питал склонности к семейной жизни. Очевидно, брак его, как это часто бывает во владетельных семьях, был оговорен еще в детстве, и когда в семействе желающем породнится с родом Грифичей появилась, а затем выросла и вошла в возраст подходящая девица все было решено. Как бы то ни было, но такое событие как женитьба младшего брата не могла пропустить его любящая сестра герцогиня Браунгшвейг-Вольфенбютельская. А мне просто необходимо с ней увидеться ибо она и есть мать принца Иогана Альбрехта Мекленбургского то есть меня.
Прибыв в Дарлов, мы решили, что прежде чем являться к князю, необходимо привести себя в порядок. Увы, все гостиницы и постоялые дворы были заняты приехавшими на свадьбу дядюшки Георга гостями. Все же владетельные князья не каждый день женятся, и пропустить такой повод повеселится, местный бомонд ни как не мог. Мы с большим трудом и за совершенно неприличные деньги сняли с Мартой крохотную конурку на окраине Дарлова. Первым делом я потребовал нагреть воды и устроил помывку. Обычно «Мартин» всегда мылся после меня, пользуясь, как видно тем, что после водных процедур у меня благодушное настроение, и я не подшучиваю над его стыдливостью. Бедная девочка, тяжело же ей было в мужской компании в этом чертовски долгом путешествии. На этот раз я категорически настоял, что бы он шел первым, а я тем временем буду чистить оружие, и непременно застрелю всякого, кто посмеет побеспокоить моего секретаря. Когда я помылся Марта, не дождавшись меня, спала, свернувшись калачиком на единственной постели. Она была невообразимо трогательна спящая в своем мужском наряде и я не посмел ее тревожить. Накрыв ее одеялом, я устроился на полу, завернувшись в старый тулуп и немедленно заснул. Ночью мне впервые в этом времени приснился сон. Я был в нем маленьким мальчиком в бархатном костюмчике и бежал к красивой пышно одетой даме. Какие-то женщины, очевидно, служанки удерживали меня, а я вырывался и плакал. Наконец красивая дама села в карету и уехала, а я остался. Проснувшись я долго не мог снова заснуть и лежа думал что за сон мне приснился. Воспоминания ли это моего нового тела? Или причудливая игра разума оказавшегося в незнакомой и чуждой ему обстановке? Бог весть!
Утром подкрепившись, мы оделись в самые лучшие одежды из тех, что у нас были. На шею я повесил цепь, на руки одел перстни с печатями. Место на поясе заняла парадная шпага и самый лучший кинжал. «Мартин» тоже принарядился, хотя и отказался от украшений. Вообще-то странно для девушки. Добравшись до дворца князя я объявил что являюсь посланником Познанского воеводы и хочу видеть его светлость дабы передать ему лично в руки послание. Против ожидания меня довольно быстро проводили в заснеженный сад, где Георг Грифич предавался своему излюбленному занятию, а именно, стрельбе. Благосклонно кивнув на мой поклон, он кинул послание человеку игравшему, как видно роль секретаря, и спросил хорошо ли я стреляю. Я ответил что недурно, но что тот, показав на мишени, спросил, с которого расстояния я попаду в них.
— Из знакомых пистолетов, ваша светлость, я не промахнусь с тридцати шагов.
— Вот как? Однако не согласитесь ли вы продемонстрировать свое умение?
Я не чинясь отправился за своим арсеналом в конюшню. Мои допельфастеры привели князя в буйный восторг, а то, что я действительно не дал промаха расположило его ко мне. К тому же секретарь как видно за время моего отсутствия ознакомил князя с посланием воеводы, так что князь удостоил меня разговором.
— Скажите мой юный друг, известно ли вам содержание послания?
— Нет, ваша светлость.
— Познанскому воеводе ни с того ни с сего, вздумалось поздравить меня с бракосочетанием, будто есть с чем. Кроме того он рекомендует мне вас как человека исключительных качеств и просит оказать вам содействие. Что бы это значило?
— Я имел честь оказать пану воеводе некоторые услуги, в награду он решил помочь мне в одном щекотливом деле.
— Все интереснее и интереснее, и что же это за дело, позвольте спросить?
— Мне необходимо увидеться с герцогиней Кларой Марией Браунгшвейг-Вольфенбютельской.
— Вот как, вы заинтриговали меня молодой человек. Пожалуй, я помогу вам, тем более что это легко устроить, пойдемте за мной.
Пройдя по анфиладе комнат, мы скоро оказались в покоях отведенной герцогине. Камергер доложил о нашем приходе и мы оказались в небольшом зале перед роскошно одетой дамой и ее приближенными.
— Дорогая сестра! Обратился к ней Георг. – Позволь рекомендовать тебе этого молодого человека, он столь хорошо стреляет, что просто не может быть дурным человеком. Кстати, как вас зовут друг мой?
Я же не в силах произнести ни слова во все глаза смотрел на прекрасную даму из моего сна. Да она стала старше, и печали оставили свой след на ее прекрасном лице, но все же это была она. Мать принца. Наконец сбросив с себя оцепенение, я сделал шаг вперед и низко поклонился.
— Ваше высочество! Сказал я ей. – Я бедный сирота на голову, которого, не смотря на молодость, свалилось множество несчастий. Одно из них лишило меня памяти о всей моей прошлой жизни. Все что я помню это прекрасное женское лицо, которое вижу сейчас перед собой. Все чего я хочу это обрести семью которая у меня когда то была и которой меня лишили. Ответьте мне суждено ли моему несбыточному желанию сбыться? Обрету ли я покой, и счастье или стану бесприютным скитальцем на всю оставшуюся жизнь?
В воздухе после моих слов повисла звенящая тишина. Я медленно поднял голову и взглянул в лицо герцогини. От одного ее слова сейчас зависела моя судьба. Да она мать принца, но что то же заставило ее расстаться со своим ребенком,… наконец я услышал ответ:
— Вы не сирота сын мой! У вас есть мать, которую злая судьба вынудила расстаться со своим мальчиком. Но она никогда не забывала о нем и каждый день молилась за него пречистой деве. Иоган мой мальчик, обними меня…
