Леонид Григорьевич Прайсман (род. 1949) — израильский историк, специалист по истории еврейства в России, истории российского революционного движения и Гражданской войны. Ниже приведен фрагмент из книги: Прайсман Л. Дело Дрейфуса. – Иерусалим: Кахоль-Лаван, 1987.
ФРАНЦУЗСКИЕ ЕВРЕИ ВО ВРЕМЯ ДЕЛА ДРЕЙФУСА
Дело Дрейфуса совершенно ошеломило французских евреев, и они оказались к нему абсолютно не готовыми. Как уже писалось, дело Майера вселило в них уверенность в благоприятной реакции французского общественного мнения, и никакие нападки на них в связи с "панамским скандалом" не могли ее поколебать. И вдруг — приговор военного суда в отношении Дрейфуса. Мы знаем, как на него реагировали семьи Дрейфусов и Годемаров, а также небольшая группа еврейских интеллектуалов. Но большинство французских евреев, загипнотизированных престижем военного суда, поверило в виновность Дрейфуса. Один английский историк очень хорошо описывал настроение французских евреев в 1895 году:
"Они не говорили о деле между собой. Они не только не обсуждали, но тщательно избегали его упоминания. Еврейскую общину постигло огромное несчастье, его надо переварить молча, пока время и молчание не сотрут все из памяти".
Однако часть французского еврейства, никак не отвечая на бешеную антисемитскую кампанию, хотя бы не поливала грязью несчастного человека. Орган французского еврейства писал:
"Если бы нас не обязывали к молчанию причины, вытекающие из траура двух семей, то тогда бы мы обязывались к молчанию тем опасным положением, в которое ужасная антисемитская кампания поставила не только еврейское меньшинство, но и все меньшинства”.
Другая же часть евреев, надеясь избежать нападок, набрасывалась на несчастного экс-капитана хуже поклонников Дрюмона. В еврейской газете публицист Арон Зингер требовал, что раз стал вопрос об измене, то к Дрейфусу не должно быть проявлено милосердия. Пусть во Франции нет смертной казни, такое страшное преступление можно карать только смертью, той, какая была принята у древних евреев, причем первый камень должен бросить главный раввин Франции. Еврейские публицисты требовали от рядовых членов общины ” .. доказать уважение к решению военного суда”, "…избежать обсуждения; отрезать Дрейфуса от еврейской общины”.
В 1895-м и 1896 годах большинство евреев Франции придерживается этой линии. Они молчат о деле Дрейфуса. Приговор военного суда священен. Один из французских еврейских журналов писал:
’’Именно они (антисемиты — прим.), которые сохраняют сомнения и колебания относительно решения, и именно они, бесконечно обсуждая, в итоге компрометируют работу самого правосудия”.
А на многочисленные нападки антисемитов, обвиняющих евреев во всех смертных грехах — от планов предать Францию Германии до употребления ритуальной крови — евреи отвечали, по выражению Рейнака, ’’молчанием презрения”. Бернар Лазар с горечью писал об этом:
’’Имеется огромное количество евреев, которые сохранили печальную привычку от старых преследований – принимать удары и не протестовать. Склоняться и выжидать, пока не пройдет время”.
Лазар тщетно призывает их:
”Им следует подняться, объединиться, не разрешая ни на минуту, чтобы их абсолютное право на жизнь было поставлено под сомнение, а вместо этого они не делают ничего”.
1897 год. Обстановка в стране все больше накаляется; евреи находятся в осажденной крепости, у которой нет стен, вот-вот должно произойти что-то страшное, и это происходит в 1898 году. Бешеный взрыв антисемитизма заставил французских евреев несколько по иному оценить свое положение. Вся их выдержка, вся их французскость им ничего не дали. Одна из двух французских еврейских газет меняет тактику. Ее главный редактор писал в эти дни:
’’Молчание в глазах даже самых интеллигентных людей часто сходит за допущение вины, презрение выглядит как удобный предлог, а если ложь постоянно повторяется, то в нее начинают верить и честные люди, особенно когда против нее постоянно не восстают”.
Он призывает евреев быть честными и отдавать себе отчет, что дело Дрейфуса касается каждого из них:
’’Нравится ли нам или нет, дело Дрейфуса глубоко нас касается. Оно ставит вопрос о самом главном для нас. Кто среди нас от него не пострадал? Кто среди нас может сказать, что оно не изменило его отношений с приверженцами других религий? Все мы не раз замечали, встречаясь с христианами, что разговор немедленно прерывается, как только касается дела Дрейфуса. Какой еврейский офицер или государственный служащий не думал о том, не помешает ли осуждение бьющего капитана его собственной карьере?!”
Но активное участие широких слоев еврейства в движении дрейфусаров началось тогда же, когда и французы присоединились к нему, — после манифеста Золя. При этом евреи постоянно подчеркивали, что защищают не интересы несправедливо осужденного человека или избиваемых на улице евреев, а в первую очередь Франции, и не выделяются как организованная группа, а принадлежат к различным фракциям дрейфусаров. Активный участник этого движения Леви писал:
’’Пока речь шла только о Дрейфусе, я считал, что моим долгом было молчать. Дело невинного человека не могло бы выиграть от сплочения евреев, от того, что еврей пришел на помощь еврею, а, скорее, оно проиграло бы. Но вот сейчас, в 1898 году, молчание является трусостью, а протест — долгом”.
Вообще французские евреи считали чем-то неприличным подчеркивать антисемитские корни этого дела и выступать в защиту Дрейфуса как пострадавшего еврея, разоблачать провокацию с далеко идущими последствиями. Они все время подчеркивали, что принимают участие в борьбе как французские граждане, защищая священные принципы французской республики. Рейнак шел еще дальше и говорил:
’’Это мы защищаем честь армии”.
Евреи с удовольствием констатировали, что их в движении дрейфусаров в целом было немного. ’’Архив Израэлит” писал, что из 34 членов исполкома ’’Лиги прав человека” только трое были евреями:
’’Это достаточно указывает, что дело Дрейфуса абсолютно ни в какой мере не является еврейским, а чисто гуманитарным”.
Организации и институты, которые были у французских евреев, также ничего не делали для борьбы с антисемитизмом, как и отдельные граждане. Возглавить французских евреев в их борьбе против антисемитизма должен был раввинат Франции. Но французские раввины показывают величайшую сдержанность перед лицом антисемитских нападок и не принимают практически никакого участия в борьбе за пересмотр.
Главный раввин Франции И. Кан, как дальний родственник Дрейфуса, с самого начала дела убежден в его невиновности. Но в движении за пересмотр он совершенно не участвует, предпочитая скрытно действовать за кулисами. Главный раввин Франции был стопроцентным националистом:
”От всего сердца я желаю нашей дорогой Франции, чтобы она не потеряла ни одну из своих славных традиций, которые снискали ей благодарность и любовь всего мира”.
В 1897 году он заявил, выступая перед еврейской аудиторией, что антисемитизм показал признаки упадка. Как мы знаем, Кан оказался плохим пророком, антисемитизм был на подъеме, но даже дикие погромы не могли подорвать его веру в ’’дорогую Францию”. В 1899 году он утверждал, что Франция скоро проявит свой дух. Во время всех перепитий дела Дрейфуса он твердо хранил веру во французскую республику и считал, что реабилитация Дрейфуса просто задерживается. Его вера во Францию простиралась так далеко, что даже в самые мрачные для евреев моменты этого дела он считал, что оно может быть полезным ферментом для евреев, послужит идее справедливости и национальной терпимости. Основой этой надежды была его фанатичная вера в ’’..истинно французский дух — братский дух республики”.
Возглавить французских евреев в их борьбе за пересмотр дела могла центральная консистория — руководящий орган французского еврейства. Единственное,что делали члены консистории во время дела — это встречались на заседаниях раз в неделю, вели многочисленные разговоры. Фактически консистория не сделала ничего, не заявила ни одного протеста. Некоторые историки объясняют это тем, что, будучи частью французской бюрократии, члены французской консистории предпочитали действовать бюрократическими методами, но ни я, ни другие исследователи не нашли никакого следа их бюрократических шагов. Да и о чем вообще можно говорить, если главу консистории барона Ротшильда прямо обвиняли в финансировании антисемитской прессы!
Другим органом, который не только мог, но и просто обязан был взять на себя эту роль, являлся Альянс Израэлит Универсаль — организация, цель которой — оказание помощи евреям в странах, где они подвергаются преследованиям и дискриминации. Но и эта организация ничего не делала для борьбы с французским антисемитизмом. Свое бездействие руководство организации обьясняло нежеланием ставить под угрозу свою деятельность за границей. Штаб-квартира этой организации находилась во Франции. Эта организация выпускала брошюры, в которых писала о нарушении прав евреев в разных странах. В отчете за 1897 год с удивлением отмечается, что в стране, распространившей на весь мир идеи равенства и братства, перестали соблюдаться права евреев и усиливался антисемитизм. Но в брошюре тут же оговаривается, что Франция остается страной, к которой евреи всего мира обращаются за примером равенства и терпимости, и что невероятно, чтобы она в отношении евреев допустила возврат к практике средних веков. А когда на следующий год это произошло, то в годовом отчете в перечне ложных обвинений против евреев и антисемитских акций о Франции не говорится ни слова.
Могли бы попытаться возглавить борьбу за пересмотр французские евреи — депутаты парламента. Но этого не происходит. Они считали себя выразителями интересов французских избирателей, но никак не евреев. Один из французских еврейских органов так сформулировал их позиции:
’’Если верно, что якобинец министр не является министром-якобинцем, то еще вернее, что еврей-депутат никогда не бывает еврейским депутатом; не может быть и речи о еврейском депутате, как нет и еврейского избирательного органа”.
Видимо, поэтому французские депутаты-евреи хранили во французском парламенте гробовое молчание во время дебатов по делу Дрейфуса. Но это им не помогло, и во время парламентских выборов в мае 1898 года было избрано всего два депутата еврея, наименьшее количество за все годы существования Третьей республики. Причем один из них, Люсьен Клотс, поддерживал антидрейфусаров (были и такие евреи). Во время своей избирательной кампании он заявил:
’’Патриот прежде всего, я с самого начала порицал отвратительную кампанию против армии республики и заявляю теперь, что всегда буду вотировать против пересмотра дела Дрейфуса”.
Его ”патриотизм” будет должным образом оценен. Клотс будет много лет заседать во французском парламенте, а затем в течение долгих лет являться министром финансов Франции.
Единственно, что сделали французские евреи в борьбе против антидрейфусаров, именно как евреи, было создание небольшого строго засекреченного комитета против антисемитизма. О нем нет упоминаний ни на страницах еврейской прессы, ни в антисемитских изданиях. Впервые о нем было упомянуто только в 1902 году. Его деятельность — закулисные маневры. Он субсидировал публикации некоторых памфлетов и брошюр против антисемитизма, помогал нанести поражение антисемитским кандидатам во время выборов, поддержал издание нескольких журналов. Словом, деятельность мизерная и крайне неэффективная. Как я уже писал, многие французские евреи принимали участие в кампании дрейфусаров индивидуально, не создавая своих организаций. Но были евреи, которые также индивидуально выступали на стороне антидрейфусаров. Их было немного, гораздо меньше чем первых, но они были.
В таком мероприятии антидрейфусаров, как сбор средств на мемориал Анри, среди подписавшихся довольно много еврейских имен. В начале 1898 года еврей офицер в отставке Ф. Ротисбон писал в “Golois”, что он энергично не одобряет и выступает против кампании, ’’…которая глубоко затрагивает нашу страну и имеет тенденцию дискредитировать армию”. Другим оппонентом пересмотра был редактор известной газеты “Le soir” Робер ПоДоне. Он утверждал, что наличие евреев среди дрейфусаров ставит вопрос о лояльности всей еврейской общины и питает огонь антисемитизма.
’’Необходим выбор! Евреи должны сделать выбор между Францией и омерзительной солидарностью, основанной на религии”.
О своей персоне он писал следующее :
’’Когда наглые лидеры космополитического антисемитизма поставили вопрос об интересах расы, ради того, чтобы создать универсальную солидарность между евреями, я отказался вступить в этот иностранный легион. Я отказался бросить флаг. Верный неизменным принципам, я считаю религию Франции превыше всего остального, и когда я должен был выбирать между триумвиратом Рейнака, И. Кана, Дрейфуса и моей страной, то именно моей стране я посвятил всю мою энергию и преданность”.
Другой известный антидрейфусар — это редактор одной из самых известных газет “Golois” А. Мейер. Он соглашался со всеми утверждениями антисемитов, но считал, что они носят слишком общий характер. Нужно сказать, что жизнь у евреев-антидрейфусаров была тяжелая. Понятно, какие чувства питали к ним евреи, но французские антидрейфусары также не считали их полностью своими, и они являлись предметом насмешек со всех сторон. В конце концов они сделали последний шаг и порвали те формальные нити, которые связывали их с еврейством. Они приняли католицизм.
Таким образом, можно сделать вывод, что французское еврейство оказалось совершенно не готовым к делу Дрейфуса. Ультрапатриоты, еще большие чем сами французы, помешанные на идее порядка и законности, они с ужасом увидели, что ультрапатриотизм обрушивается на их собственные головы, а нарушителями законов являются не погромщики, защищавшие честь армии, а все, кто сомневается в виновности Дрейфуса, и, следовательно, в решении военного суда. Ничего, кроме усилий отдельных людей, они не могли противопоставить массовому взрыву хорошо организованного антисемитизма. Но дело Дрейфуса привело некоторых из них (правда, очень немногих, таких как Бернар Лазар и Макс Нордау) к полной переоценке всех взглядов и к изменению буквально всей жизни. Во Франции организуются первые сионистские организации.
Публичное разжалование Альфреда Дрейфуса (илл. А. Мейера в «Le Petit Journal» от 13 января 1895 года)
