Император Рыцарь (Imperator Eques). Глава V. Правление императора Николая I в 1825-1832 годах (начало)
Император Рыцарь (Imperator Eques)
Доброго времени суток, дорогие друзья!
Продолжаю публикацию альтернативы «Император Рыцарь». В пятой главе повествуется об основных событиях во внутренней и внешней политике в первый период правления императора Николая I (1825-1832 годы). Глава подготовлена на основании ряда исторических источников, отражает как реальные исторические события, так и события альтернативного варианта развития истории (выделены темно-синим цветом). В связи с большим объемом материала глава публикуется тремя статьями. Первая из них посвящена внутренней политике. В заключении приведены биографии исторических личностей и дополнительные материалы по теме статьи, собранные на основании энциклопедий, для того чтобы исключить потребность в дополнительных поисках, с изменениями, соответствующими альтернативному развитию истории.
Глава V. Правление императора Николая I в 1825-1832 годах
Содержание:
Внутренняя политика
Самые первые шаги Николая I после коронации были весьма либеральными. Из ссылки был возвращён поэт А.С. Пушкин, главным учителем («наставником») наследника был назначен В.А. Жуковский, либеральные взгляды которого не могли не быть известны императору. Император внимательно следил за процессом над участниками тайных обществ и дал указание составить сводку их критических замечаний в адрес государственной администрации. Николай I, сознавая необходимость реформ, считал их проведение делом длительным и осторожным. Он смотрел на подчинённое ему государство, как инженер смотрит на сложный, но детерминированный в своём функционировании механизм, в котором всё взаимосвязано и надёжность одной детали обеспечивает правильную работу других. 6 (18) декабря 1826 года создан первый из секретных комитетов, задачей которого являлось, во-первых, рассмотрение бумаг, опечатанных в кабинете Александра I после его смерти, и, во-вторых, рассмотрение вопроса о возможных преобразованиях государственного аппарата.
Одной из самых больших заслуг Николая Павловича можно считать кодификацию права. Привлечённый царём к этой работе М. М. Сперанский выполнил титанический труд, благодаря чему появился Свод законов Российской Империи. Для составления Свода законов Российской Империи 19 (31) января 1826 года учреждено Второе отделение Собственной Е.И.В. Канцелярии, под руководством действительного статского советника М.А. Балугьянского. Для осуществления задач политического сыска 3 (15) июля 1826 года был создан постоянный орган – Третье отделение личной канцелярии – секретная служба, обладавшая значительными полномочиями, начальник которой (с 1827 года) одновременно был шефом жандармов. Третье отделение возглавил генерал-лейтенант (с 1829 года – генерал от кавалерии) А.Х. Бенкендорф, ставший одним из символов эпохи, а по его смерти (1844 год) – генерал от кавалерии князь А. Ф. Орлов.
Важнейшим направлением внутренней политики стала централизация власти. Указом Государя императора от 16 (28) апреля 1826 года утверждено «Положение о генерал-губернаторствах Российской Империи». Именно на генерал-губернаторов, провозглашенных «главными блюстителями неприкосновенности верховных прав самодержавия», возлагалась ответственность за проведения воли императора, поддержание законности и порядка на подведомственных территориях.
Александр Васильевич Поляков «Император Николай I в мундире Кавалергардского полка» (1829)
Комитет 6 декабря 1826 года
Комитет 6 декабря 1826 года – первый из Секретных комитетов, созданных Николаем I, задачей которого являлось, рассмотрение найденных в бумагах Александра I проектов изменений по разным частям государственного управления. Существовал до марта 1832 года.
Император Николай I отчетливо представлял, что в стране нарастало недовольство крепостничеством, а также произволом, взяточничеством, волокитой и прочими отрицательными явлениями, царившими в государственном аппарате. Стремясь устранить эти злоупотребления и сделать более эффективным правительственный аппарат, Николай I 6 (18) декабря 1826 года создал Секретный комитет, задачей которого являлось, во-первых, рассмотрение бумаг, опечатанных в кабинете Александра I после его смерти, и, во-вторых, рассмотрение вопроса о возможных преобразованиях государства. Основной задачей комитета было ответить на вопрос «Что ныне хорошо, чего оставить нельзя и чем заменить?» Главой комитета значился председатель Государственного совета граф В.П. Кочубей, но фактически руководил им член комитета М.М. Сперанский. Членами комитета были: граф П.А. Толстой, граф (затем – князь) И.В. Васильчиков, барон (затем – граф) И.И. Дибич и князь А.Н. Голицын. Правителями дел комитета были назначены Д.Н. Блудов и Д.В. Дашков. За четыре года деятельности Комитета проведено 173 заседания и подготовлен ряд законопроектов.
Первый проект комитета предусматривал административную реформу. Государственный совет сохранял лишь законосовещательные функции при царе, а Сенат разделялся на Правительствующий (высший орган исполнительной власти) и Судебный. Внешне здесь воплощался принцип разделения властей – законодательной, исполнительной и судебной, но не для ограничения самодержавия, а для того, чтобы упрочить его путём более четкого разграничения функций между всеми властями, что позволило бы усовершенствовать работу государственного аппарата. В дальнейшем данный проект стал основой для составления Государственной уставной грамоты Российской Империи, принятой Земским собором и утвержденной Государем императором в 1836 году.
Следующим был проект сословной реформы. «Комитет 6 декабря» задумал оградить дворянство «от неприятного ему и вредного государству прилива разночинцев». Вместо Табели о рангах Петра I, дававшей право военным и гражданским чинам получать дворянство в порядке выслуги, Комитет предложил установить такой порядок, при котором дворянство приобреталось бы только наследственно, по праву рождения, и по «высочайшему пожалованию». Это предложение имело целью превратить российское дворянство в строго замкнутую касту, огражденную от «засорения» инородными элементами. Вместе с тем, чтобы как-то поощрить и служилых людей, а также нарождавшуюся буржуазию, Комитет предложил создать для чиновников, купцов и буржуазной интеллигенции новые сословия «чиновных», «именитых» и «почетных» граждан, которые освобождались бы, как и дворяне, от подушного оклада, рекрутского набора и телесных наказаний.
На основе деятельности комитета утверждены узаконения о дворянских обществах (1831) и почётных гражданах (1832). Когда миновала революционная опасность 1830-1831 годов и была закончена работа над кодификацией законов, Николай I вернулся к сословным проектам Комитета 6 декабря 1826 года. Частично они были реализованы в законе 1832 года, который учреждал среднее сословие «почетных граждан» двух (а не трех, как предполагал Комитет) степеней – «потомственных почетных граждан» (сюда зачислялись дети личных дворян, а также крупные капиталисты, ученые, художники) и «личных почетных граждан» (дети церковнослужителей, не получивших образования, и выпускники высших учебных заведений). Внешне эта мера выглядела уступкой чиновничеству и интеллигенции, купцам, но фактически ограждала дворянство от притока чуждых ему элементов. Николай I не утвердил предложения комитета об отмене петровской Табели о рангах. Он только повысил чины, которые требовались для получения дворянства в порядке выслуги. Теперь потомственное дворянство предоставлялось гражданским чинам с V (а не с VIII, как ранее) класса, военным – с VI (вместо XIV), а личное дворянство – с IX класса (вместо XIV) и для гражданских, и для военных чинов.
Комитетом также был подготовлен ряд законопроектов, принятых в последующем.
Адольф Ладюрнер «Гербовый зал зимнего дворца»
Собственная Его Императорского Величества канцелярия
Собственная Его Императорского Величества канцелярия (сокращённо – Собственная Е.И.В. канцелярия) – личная канцелярия российских императоров, была создана при Петре I, реформирована при Екатерине II, упразднена Александром I при создании министерств, однако в 1812 году вновь учреждена для работы с делами, требовавшими личного участия государя.
Новое развитие Собственная канцелярия получила в царствование Николая I, когда на неё были возложены особые задачи, для чего были постепенно образованы шесть отделений канцелярии, имевших самостоятельное положение, а по своему значению равные министерствам. В 1826 году прежняя Собственная канцелярия получила наименование первого отделения Собственной Е.И.В. канцелярии. 4 (16) апреля учреждено второе и 3 (15) июля 1826 года – третье отделения канцелярии, в 1828 – четвёртое, в 1836 – пятое и в 1842 – шестое (два последних отделения – временные).
Первое отделение в царствование Николая I и Александра II занималось подготовкой высочайших указов, приказов и рескриптов, контролем за их исполнением, представлением государю докладов и прошений. В последующем при Первом отделении (помещавшемся до 1856 непосредственно в Зимнем дворце) действовали Комитет призрения заслуженных гражданских чиновников (с 1859) и Инспекторский департамент гражданского ведомства для заведования личным составом гражданских чинов (1846-1858). Управляющими первым отделением после Аракчеева были Н.Н. Муравьёв (1826-1832), А.С. Танеев (1832-1865), после его сын С.А. Танеев (1865-89).
Второе отделение образовано взамен малоэффективной Комиссии составления законов. Это отделение имело своей целью, в противоположность прежней комиссии, не сочинение новых законов, а приведение в порядок действующих. Под руководством М.М. Сперанского отделение подготовило Полное собрание законов Российской Империи и Свод законов Российской Империи[1].
Третье отделение занималось сыском и следствием по политическим делам, осуществляло цензуру, боролось со старообрядчеством и сектантством, ведало политическими тюрьмами, расследовало дела о жестоком обращении помещиков с крестьянами, позднее надзирало за революционерами и антиправительственно настроенными общественными деятелями. Фактически это был высший орган политической полиции[2].
Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии
Четвёртое отделение (Ведомство учреждений императрицы Марии) было создано в 1828 году на основе канцелярии скончавшейся императрицы Марии Фёдоровны. Подобно канцелярии вдовствующей императрицы, оно занималось делами благотворительности: женским образованием, приютами, здравоохранением.
Пятое отделение было создано в 1836 году для подготовки реформы государственной деревни и управления государственными крестьянами Санкт-Петербургской губернии. Во главе этого отделения был поставлен граф П.Д. Киселёв. В 1837 году под началом Отделения было учреждено Министерство государственных имуществ. Несмотря на то, что цель создания отделения уже была достигнута, оно не было ликвидировано и продолжало свою деятельность. Так отделением были подготовлены Положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости, введенные в действие Манифестом об отмене крепостного права в 1842 году.
Шестое отделение учреждено в 1842 году временно. Занималось устроением мирной жизни в Закавказском крае.
Генерал-губернаторства Российской Империи
Генерал-губернаторства, как единицы административно-территориального деления созданы в Российской Империи в 1775 году. Генерал-губернаторства включали в себя одну или несколько пограничных губерний или областей. Санкт-Петербург и Москва с губерниями составляли отдельные генерал-губернаторства. Генерал-губернаторством управлял генерал-губернатор – военно-административный начальник края в России. Генерал-губернатор контролировал деятельность губернаторов подведомственных ему губерний и областей, однако прямо не участвовал в их управлении, в отличие от генерал-губернаторов Москвы и Санкт-Петербурга, где генерал-губернатор, назначаемый на должность самим Императором, непосредственно управлял подчинёнными ему губерниями.
16 (28) апреля 1826 года Министром Внутренних Дел был объявлен Высочайший Указ Императора Николая II Правительствующему Сенату «О генерал-губернаторствах Российской Империи» и утверждено «Положение о генерал-губернаторствах Российской Империи».
В соответствии с Указом: Генерал-губернатор назначается на должность и освобождается от должности Высочайшим Указом Государя Императора и несет персональную ответственность перед Государем Императором за положение дел в Генерал-губернаторстве. Генерал-губернатор от имени и по указаниям Государя Императора осуществляет государственную власть на территории генерал-губернаторства. Генерал-губернатору при осуществлении им обязанностей государственного управления подчиняются:
1) Губернаторы и градоначальники подведомственных земель;
2) Начальник жандармского округа (с 1836 г. Отдельного Корпуса жандармов);
3) Начальник округа внутренней стражи (Отдельного Корпуса внутренней стражи);
4) Начальник почтового округа (Министерства внутренних дел);
5) Начальник горного округа (Министерства финансов, с 1837 г. – Министерства государственных имуществ);
7) Начальник таможенного округа (Министерства финансов);
8) Начальник судебного округа (Министерства юстиции);
9) Начальник округа Министерства путей сообщения;
10) Начальник учебного округа (Министерства просвещения);
По согласованию с Военным министерством Генерал-губернатору для исполнения им его полномочий могут подчиняться командиры (командующий) войсками, дислоцирующимися на территории генерал-губернаторства. Военному министру, Министру внутренних дел, Министру финансов, Министру юстиции, Министру путей сообщения, Министру просвещения разработать и внести на рассмотрение Государя Императора законопроекты с соответствующими изменениями.
Указом были определены следующие границы и состав генерал-губернаторств:
Отдельный корпус жандармов
25 июня (7 июля) 1826 года Николай I утвердил должность учреждена должность Шефа жандармов, на которую был назначен генерал-адъютант Его Императорского Величества, генерал-лейтенант Александр Христофорович Бенкендорф. Ему были подчинены все жандармы: как гвардейские, так и состоящие при армиях и отдельных корпусах: Внутренней стражи, Литовском, Оренбургском и Сибирском[3]. 3 (15) июля основано III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, и А.Х. Бенкендорф одновременно стал главным начальником III отделения.
Франц Крюгер «Портрет А.Х. Бенкендорфа в мундире Лейб-гвардии Жандармского полуэскадрона»
С 1826 года жандармские дивизионы и команды подчинялись Шефу жандармов по инспекторской части, а окончательная их передача из состава гарнизонных батальонов в Корпус жандармов произошла только 1 (13) июля 1836 года. В течение 1826–1827 годов все жандармы поступили в ведение шефа жандармов (Санкт-Петербургский жандармский дивизион – 12 (24) октября 1826 года, Московский жандармский дивизион и жандармские команды – 22 апреля (4 мая) 1827 года).
28 апреля (10 мая) 1827 года император утвердил «Положение о Корпусе жандармов» (позднее он был переименован в Отдельный корпус жандармов). Военные чины этого корпуса составляли основу штата жандармско-полицейских учреждений Российской империи. По инспекторской, строевой и хозяйственной части Отдельный корпус жандармов входил в Военное министерство. По наблюдательной части, организации и ведении политического розыска, проведению дознаний и другим вопросам учреждения Отдельного корпуса жандармов с 3 (15) июня 1826 года подчинялись Третьему отделению. Существовали и другие жандармские подразделения, формально в Корпус не входившие, но подчинявшиеся его руководству в оперативном плане – жандармские кадровые команды, позднее переименованные в полевые жандармские эскадроны. Эти команды (эскадроны) несли военно-полицейскую службу в русской армии.
Согласно Положению корпус состоял из Штаба и 12 жандармских округов (с 1842 года – 11 округов), которые служили промежуточными звеньями между главным управлением и местными властями. Каждый округ разделялся на губернские (областные) отделения, которыми заведовали начальники отделений (начальниками назначались жандармские штаб-офицеры). Жандармский округ, находившийся в Царстве Польском, состоял на особом положении. Санкт-Петербургский, Московский, Варшавский жандармские дивизионы также были зачислены в округа. Для высшего управления Корпусом жандармов при шефе жандармов было учреждено Корпусное дежурство.
В целом жандармская структура складывается к 1 июля 1836 года, когда Корпус был реорганизован в Отдельный корпус (то есть воинское соединение, по правовому статусу приравниваемое к армии). Все жандармские части были выведены из Корпуса внутренней стражи и включены в состав Отдельного Корпуса жандармов. Округа прекратили делить на отделения, их в каждой губернии заменили управления жандармских штаб-офицеров, в результате чего сеть органов жандармского контроля стала обширнее. «Дежурство» корпуса заменялось Штабом Корпуса. В 1839 года должность начальника Штаба корпуса была соединена с должностью Управляющего Третьим Отделением. В 1842 году Жандармский полк был включен в состав Корпуса.
В целом в задачи корпуса входило: осведомление императора о беспорядках и злоупотреблениях, совершаемых как правительственными чиновниками, так и лицами, состоящими на общественной службе, наблюдение настроениями в обществе, силовая поддержка чинов Третьего отделения при проведении арестов, обысков, конвоировании задержанных. Командир корпуса обладал правами командующего армией.
В итоге Отдельный Корпус жандармов включал: Главное управление, Штаб, управления округов, губернские, областные и городские жандармские управления, уездные жандармские управления в Привислинском крае, особые отделения по охране порядка и общественной безопасности, жандармские полицейские управления железных дорог (и их отделения), городские, крепостные и портовые жандармские команды, 3 жандармских дивизиона (Санкт-Петербург, Москва и Варшава) и Одесскую городскую конную жандармскую команду. Канцелярии жандармских управлений подразделялись на части: общего руководства, следственную, розыскную, политической благонадежности и финансовую.
Ликвидация тайных обществ в России
Указом от 17 (29) декабря 1825 года учреждена была Комиссия для изысканий о злоумышленных обществах под председательством военного министра Александра Татищева. 30 мая (11 июня) 1826 года следственная комиссия представила императору Николаю всеподданнейший доклад, составленный Д.Н. Блудовым. Манифестом 1 (13) июня 1826 года учреждён Верховный уголовный суд. В состав Верховного уголовного суда были включены Мордвинов и Сперанский, именно те высокопоставленные чиновники, которых подозревали в заговоре. Николай I через Бенкендорфа, минуя Следственный комитет, пытался выяснить, был ли связан Сперанский с декабристами. А.Д. Боровков в своих записках свидетельствовал о том, что расследовался вопрос о причастности к планам декабристов Сперанского, Мордвинова, Ермолова и Киселёва, однако затем материалы этого расследования были уничтожены.
К следствию было привлечено 228 человек, из них 11 доносчиков. Суду были преданы: из Северного общества – 50 чел., Южного общества – 35 чел., Соединённых славян – 23 чел. Суд установил десять разрядов, поставив вне разрядов три человека, и приговорил: на смертную казнь – трех, 17 – к политической смерти, 16 – к пожизненной ссылке на каторжные работы, 5 – к ссылке на каторжные работы на 10 лет, 15 – к ссылке на каторжные работы на 6 лет, 15 – к ссылке на поселение, 3 – к лишению чинов, дворянства и к ссылке в Сибирь, 1 – к лишению чинов и дворянства и разжалованию в солдаты до выслуги, 40 – к лишению чинов с разжалованием в солдаты с выслугой. Около 120 членов тайных обществ подверглись внесудебным наказаниям (разжалование, перевод в действующую армию на Кавказ, передача под надзор полиции). Суд ещё до вынесения приговора не предполагал применения к заговорщикам какой-либо иной казни, кроме повешения. Как писал начальник Главного штаба И.И. Дибич председателю Верховного уголовного суда князю П.В. Лопухину:
«На случай сомнения о виде казни, какая сим преступникам судом определена быть может, государь император повелеть мне соизволил предварить вашу светлость, что его величество никак не соизволяет не токмо на четвертование, яко казнь мучительную, но и на расстреляние, как казнь одним воинским преступлениям свойственную, ни даже на простое отсечение головы, и, словом, ни на какую смертную казнь, с пролитием крови сопряженную» – Из письма начальника Главного штаба Ивана Ивановича Дибича председателю Верховного уголовного суда князю Петру Васильевичу Лопухину
Император Николай I указом от 10 июля 1826 года смягчил приговор почти по всем разрядам, только в отношении трех приговорённых, поставленных вне разрядов, приговор суда был подтверждён (Пестель, Рылеев и Каховский). Суд вместо мучительной смертной казни четвертованием приговорил их повесить, «сообразуясь с Высокомонаршим милосердием, в сем самом деле явленным смягчением казней и наказаний, прочим преступникам определённых».
В Варшаве Следственный комитет для открытия тайных обществ начал действовать 7 (19) февраля 1826 года и представил своё донесение Главнокомандующему польской армией 22 декабря 1826 (3 января 1827) года. Только после этого начался суд, который действовал на основании Конституционной хартии Царства Польского и отнёсся к подсудимым с большим снисхождением. Кроме того, в 1826-1827 годах военными судами на различные сроки каторжных работ и поселение в Сибирь были осуждены члены ряда тайных обществ, которые не были непосредственно связаны с Северным и Южным обществами, но были близки к ним по духу и устремлениям: Астраханского, Оренбургского, Военных друзей[4].
Полное собрание законов Российской Империи и Свод законов Российской Империи
Николай I считал своей главной задачей упрочение государственного строя и наведение порядка в государственной администрации. Надлежащее функционирование государственного аппарата империи не могло быть обеспечено без устранения противоречивости и нестабильности действующего законодательства, из которых в значительной степени проистекали коррупция и низкий уровень законности. В связи с этим Николай незамедлительно обратил внимание на деятельность Комиссии составления законов: главноуправляющий комиссией П.В. Лопухин представил ему отчет о её деятельности, а её фактический руководитель М.М. Сперанский в начале января 1826 года подал императору две записки – «Краткое историческое обозрение Комиссии составления законов» и «Предположения к окончательному составлению законов».
В первой записке Сперанский кратко обрисовал деятельность законодательных комиссий XVIII – начала XIX веков, а во второй изложил план работ по систематизации законодательства. По мнению Сперанского, следует возложить на комиссию обязанность в течение двух лет разработать проекты сводов законов гражданских, уголовных, полицейских и хозяйственных (под сводом Сперанский понимал соединение законов в определённом порядке), а также осуществить издание полного собрания законов в хронологическом порядке. Одновременно следовало приступить к составлению гражданского и уголовного уложений (они объединялись под наименованием «законов судебных»). Уложение есть «систематическое изложение законов по их предметам, так устроенное, чтобы 1) законы общие предшествовали частным, и предыдущие всегда приуготовляли бы точный смысл и разумение последующих; 2) чтоб все законы, по своду недостающие, дополнены были в уложении и обнимали бы сколь можно более случаев, не нисходя однако же к весьма редким и чрезвычайным подробностям». В свод должны были войти существующие законы без изменений и дополнений, но с исключением всех недействующих правил, в то время как уложение распространялось только на гражданское и уголовное законодательство и предполагало переработку нормативно-правового материала с дополнением его новыми нормами.
После ознакомления с поданными записками Николай принял решение изменить порядок систематизации. Не отказываясь принципиально от возможного составления уложений – актов, подразумевающих разработку новых правовых норм – император счел необходимым сначала собрать и привести в порядок существующие законы. Таким образом, первоочередной законодательной задачей стала разработка сводов законов. Кроме того, император решил взять дело составления сводов в своё непосредственное ведение, упразднив Комиссию составления законов. С этой целью было создано Второе отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
Николай I поручил II отделению провести кодификацию законодательства Российской Империи, то есть составить свод всех действующих законов. Для составления свода действующих законов также надо было собрать вообще все принятые к тому времени законы, что было весьма непросто – последний раз российское законодательство было упорядочено более полутора веков назад (Соборное уложение Царя Алексея Михайловича 1649 года). Отсутствие единого свода законов на протяжении многих десятков лет осложняло судопроизводство и ведение государственных дел.
Грандиозная работа по составлению и изданию Полного собрания законов была проведена c 25 апреля (7 мая) 1826 года по 1 (13) апреля 1830 года под руководством Михаила Михайловича Сперанского. В царствование Николая I под руководством Сперанского также была осуществлена кодификация ряда специальных и местных законодательств, в том числе были составлены свод военных постановлений в 12 томах, свод законов остзейских и западных губерний, свод законов Великого княжества Финляндского.
В 1830 году было издано первое «Полное собрание законов Российской Империи» в количестве 45 томов (за период с 1649 года по 12 декабря 1825 года – от Соборного уложения Алексея I до конца царствования Александра I). В это издание вошли 30 920 актов, подробные хронологические и предметные указатели. В 1832 году на основе Полного собрания законов было издано собрание всех действующих законов – «Свод законов Российской Империи» в составе 15 томов. Эти два издания стали важнейшими справочниками в области российского законодательства, их сила и действие распространялись на всё устройство государственной и общественной жизни Российской Империи. После первого издания каждый отдельный год публиковалось дополнение к Полному собранию законов. Свод законов полностью переиздавался в 1842 и 1857 годах, а впоследствии переиздавался частично, при этом печатались ежегодные и сводные (раз в несколько лет) продолжения Свода законов с указанием на упразднённые и изменённые статьи[5].
Литература и цензура
В 1826 году вышел цензурный устав, которым запрещалось печатать практически всё, что имело какую-либо политическую подоплёку. В 1828 году вышел ещё один цензурный устав, несколько смягчавший предыдущий. Когда в 1837 году в «Санкт-Петербургских ведомостях» была опубликована заметка о покушении на жизнь французского короля Луи-Филиппа I, граф Бенкендорф немедленно уведомил министра просвещения С.С. Уварова, что считает «неприличным помещение подобных известий в ведомостях, особенно правительством издаваемых».
В сентябре 1826 года Николай I принял освобождённого им из михайловской ссылки Александра Пушкина, выслушал его признание в том, что 14 декабря 1825 года Пушкин был бы с заговорщиками, но поступил с ним милостиво: избавил поэта от общей цензуры (решил сам цензурировать его сочинения), поручил ему подготовить записку «О народном воспитании», назвал его после встречи «умнейшим человеком России» (однако впоследствии, уже после смерти Пушкина, отзывался о нём и об этой встрече весьма холодно). В 1828 году Николай I прекратил дело против Пушкина об авторстве «Гавриилиады» после переданного ему лично, в обход следственной комиссии, собственноручного письма поэта, содержавшего, по мнению многих исследователей, признание в авторстве крамольного сочинения после долгих отпирательств. Однако император никогда не доверял полностью поэту, видя в нём опасного «вождя либералов», за Пушкиным велась полицейская слежка, его письма перлюстрировались; Пушкин, пройдя через первую эйфорию, выразившуюся и в стихах в честь царя («Стансы», «Друзьям»), к середине 1830-х годов стал также оценивать государя неоднозначно. вместе с тем в дневнике отмечаются и «дельные» замечания к «Истории Пугачёва» (государь редактировал её и дал Пушкину 20 тысяч рублей в долг), простота в обращении и хороший язык царя. В 1834 году Пушкин был назначен камер-юнкером императорского двора, что очень тяготило поэта и также нашло отражение в его дневнике. Сам Николай I считал такое назначение жестом признания поэта и внутренне огорчался тем, что Пушкин прохладно относился к назначению. Пушкин мог позволить себе иногда не приходить на балы, на которые Николай I приглашал его лично. Пушкин же предпочитал общение с литераторами, и Николай I выказывал ему своё недовольство. Роль, которую сыграл император в конфликте Пушкина с Дантесом, оценивается историками противоречиво. После гибели Пушкина Николай I назначил пенсию его вдове и детям, при этом ограничил выступления в память о поэте, выказывая, в частности, тем самым недовольство нарушением запрета на проведение дуэлей. В результате проводимой политики жёсткой цензуры был арестован за вольные стихи Александр Полежаев, дважды был сослан на Кавказ Михаил Лермонтов. По распоряжению императора были закрыты журналы «Европеец», «Московский телеграф», «Телескоп», преследовался П. Чаадаев и его издатель Надеждин, был запрещён к постановке в России Ф. Шиллер.
Имели место факты, показывающее личное участие Николая I в развитии искусств: личное цензурирование Пушкина (общая цензура того времени в ряде вопросов была гораздо жёстче и осторожнее), поддержка Александринского театра. Как писал в этой связи И.Л. Солоневич, «Николаю I Пушкин читал «Евгения Онегина», а Гоголь – «Мёртвые души». Николай I финансировал того и другого, первым отметил талант Толстого, а о «Герое нашего времени» написал отзыв, который сделал бы честь любому профессиональному литературоведу… У Николая I хватило и литературного вкуса, и гражданского мужества, чтобы отстоять «Ревизора» и после первого представления сказать: «Досталось всем – а больше всего МНЕ». Критический отзыв на другую пьесу Нестора Кукольника – «Рука Всевышнего Отечество спасла» – привёл к закрытию в 1834 году журнала «Московский телеграф», издававшегося Н. А. Полевым. Выступивший инициатором закрытия журнала министр народного просвещения граф С.С. Уваров писал о журнале: «Это проводник революции, он уже несколько лет систематически распространяет разрушительные правила. Он не любит России».
Цензура не допускала в печать и некоторые ура-патриотические статьи и произведения, содержавшие резкие и политически нежелательные высказывания и взгляды, что произошло, например, во время Крымской войны с двумя стихотворениями Ф. И. Тютчева. Из одного («Пророчество») Николай I собственноручно вычеркнул абзац, в котором шла речь о водружении креста над константинопольской Софией и о «всеславянском царе»; другое («Теперь тебе не до стихов») было запрещено к публикации министром, очевидно ввиду «несколько резкого тона изложения», отмеченного цензором.
Преобразование военных поселений в округа пахотных солдат
Одним из первых решений после воцарения Николая I стало преобразование военных поселений[6] в округа пахотных солдат. Высочайшим указом 8 (20) ноября 1826 г. по представлению управляющего Главным штабом Е.И.В. генарала от инфантерии П.А. Толстого новгородские военные поселения были преобразованы в округа пахотных солдат. Округа более не считались принадлежащими поселенным полкам, и войска были в них расквартированы на общих основаниях. Поселенные батальоны и фурштатские роты были расформированы, поселенные роты переименованы в волости, управление которыми вверено головам, избираемым из среды хозяев командирами округов; дети пахотных солдат не зачислялись в кантонисты, а по достижении 20-летнего возраста определялись на службу в резервные батальоны. Из военных поселений в Новгородской губернии было составлено 14 округов пахотных солдат, разделённых на два удела: новгородский и старорусский. Пахотные солдаты из коренных жителей и те из поступивших в хозяева из войск, которые прослужили 20 лет и пожелали остаться в округах навсегда, были оставлены на прежнем положении и освобождены от оброка. Кроме того, им был отдан рабочий скот и строения их приказано было поддерживать за казённый счёт. Остальные были определены на службу в резервные войска, в гарнизонные батальоны и в инвалидные команды. Оставленные в округах пахотные солдаты были наделены участками пашни и сенокоса по 15 десятин на каждого и должны были выстроить себе из отпущенного казной леса дома. Деревянные дома, в которых прежде жили хозяева поселенных рот, а также строения ротных и полковых штабов были назначены для расквартирования войск. Пахотные солдаты были освобождены от обязанности доставлять войскам продовольствие, но с 1 января 1832 года должны были платить оброк по 60 руб. с каждого хозяина и по 5 руб. за каждого из своих сыновей с 15-летнего возраста до женитьбы или зачисления в хозяева. Они подлежали рекрутской повинности и по окончании общего срока службы возвращались в округа; желающие могли поступать на службу не в очередь наборов и тогда должны были отслужить только 15 лет. Пахотные солдаты могли заниматься земледелием и всякими мастерствами и производить торги; в случае надобности им выдавались ссуды деньгами и хлебом. В каждой волости из среды хозяев избирались, с утверждения начальника округа, 4 сотские и голова, получавшие жалованье из капитала военных поселений и исполнявшие те же обязанности, что и должностные лица в удельных имениях. Каждый округ управлялся окружным комитетом, в состав которого, кроме начальника округа, входили его помощник, адъютант и старший из священников округа. Земли, оставшиеся от наделения пахотных солдат, отдавались в арендное содержание.
В следующем году были преобразованы в округа пахотных солдат военные поселения Витебской и Могилёвской губерний. В южных военных поселениях управление поселенной частью кавалерии было отделено от управления действующими и резервными эскадронами, которые были подчинены полковым и бригадным командирам, тогда как поселенные эскадроны подчинялись непосредственно начальнику дивизии. Военные поселения кавалерии были изъяты из ведения начальников дивизий. Эскадроны были переименованы в волости, комитеты полкового управления – в окружные комитеты. Дети поселян были освобождены от зачисления в кантонисты и должны были подлежать общей рекрутской повинности. Оброком военные поселяне южных поселений обложены не были.
В 1837 году имения военного ведомства в Киевской и Подольской губерний, образовавшиеся из конфискованных имений польских мятежников, были переименованы в военные поселения. В 1838 году в ведомство военных поселений был отчислен город Умань. Для общественных посевов, необходимых на продовольствие войск, расположенных в военных поселений, было отделено соответствующее количество земли. Во избежание малоземелья, около 14 тыс. военных поселян были переселены в округа новороссийского военного поселения; из беднейших поселян были сформированы 4 временные рабочие роты. Военные поселяне были обязаны отбывать рекрутскую повинность на общих основаниях, три дня в неделю работать на общественных полях и доставлять продовольствие расквартированным в округах войскам.
Высшее управление военными поселениями с 1826 года сосредоточивалось в Департаменте военных поселений военного министерства, с 1828 года – Главного штаба Его Величества. В 1835 году этому департаменту, кроме военных поселений и округов пахотных солдат, было поручено заведование иррегулярными войсками, военно-учебными заведениями и всеми казёнными зданиями вне крепостей.
Крестьянский вопрос
Согласно данным историков, доля помещичьих крепостных крестьян во всём взрослом мужском населении империи достигла своего наибольшего значения к концу царствования Петра I (55 %), в течение последующего периода XVIII века составляла около 50 % и опять выросла к началу XIX века, достигнув 57-58 % в 1811-1817 годах.
Из 60 губерний и областей, существовавших в Российской империи на 1829 год, в трёх остзейских губерниях (Эстляндия, Курляндия, Лифляндия), в Земле Черноморского войска, в Каспийской и Эриванской областях крепостных не было вовсе. Ещё в двух губерниях и областях (Архангельской губерниии, Якутской области) крепостных крестьян также не было, за исключением нескольких десятков дворовых людей (слуг). В оставшихся 52 губерниях и областях доля помещичьих крепостных в численности населения составляла от 1 % (Бессарабская область, в которой вместо крепостных были феодально-зависимые царане) до 70 % (Смоленская губерния).
Осознание необходимости невозможности исходя из норм христианской морали одному человеку быть «недвижимой собственностию» другого, было характерно не только для дворянских интеллектуалов, но и для императора, который подчеркивал: «Крестьянин, находящийся ныне в крепостном состоянии почти не по праву, не может считаться собственностию, а тем менее вещью». Поэтому одним из первых шагов Николая Павловича стало изменение социального статуса крепостных крестьян. По личному указанию Государя императора председателю Государственного совета и Комитета министров В.П. Кочубею при участии М.М. Сперанского в кратчайшие сроки к коронации Его Императорского Величества был подготовлен проект указа. Высочайший указ Правительствующему Сенату Государь Император подписал на следующий день после коронации 23 августа (4 сентября) 1826 года.
Указ Николая I запрещал продавать крепостных крестьян с публичного торга и отбирать у них наделы, если они имелись, запрещалось разлучать членов одного семейства при продаже, ссылать их на каторгу (что ранее было обычной практикой). Крепостные получили право владеть землёй, вести предпринимательскую деятельность и получили относительную свободу передвижения (ранее, при Петре I, было введено правило, по которому любой крестьянин, оказавшийся на расстоянии более 30 вёрст от своей деревни без отпускного свидетельства от помещика, считался беглым и подлежал наказанию). Обязательность отпускного свидетельства (паспорта) при любом выезде из деревни, запрет на хозяйственные сделки и запрет на выдачу дочери замуж в другую деревню (надо было платить «выкуп» помещику) были отменены.
С другой стороны, впервые государство стало систематически следить за тем, чтобы права крестьян не нарушались помещиками (это являлось одной из функций Третьего отделения), и наказывать помещиков за эти нарушения. В результате применения наказаний по отношению к помещикам к концу царствования Николая I под арестом находилось около 200 помещичьих имений, что сильно сказалось на положении крестьян и на помещичьей психологии. Как писал В. Ключевский, из указа Николая I, вытекало два совершенно новых вывода: во-первых, что крестьяне являются не собственностью помещика, а, прежде всего, подданными государства, которое защищает их права; во-вторых, что личность крестьянина не есть частная собственность землевладельца, что их связывают между собой отношения к помещичьей земле, с которой нельзя согнать крестьян. Таким образом, согласно указу, крепостное право изменило свой характер – из института рабовладения оно фактически превратилось в институт натуральной ренты, который в какой-то мере гарантировал крестьянам ряд основных прав.
С 1832 года по истечению срока погашения ссуды начинается изъятие поместий в казну, с переводом прикрепленных к этой земле крестьян на положение государственных. Кроме того, после подавления Польского мятежа 1832 года проводится конфискация имений польских мятежников в Царстве Польском, Литовском, Белорусском и Киевском генерал-губернаторствах. Что, с учетом поместий, конфискованных у заговорщиков в 1826 году и изъятых за долги, приводит к уменьшению доли помещичьих крестьян к 1842 году до 35 %. В тоже время, к 1842 году более 2/3 дворянских имений и 2/3 крепостных душ были заложены в обеспечение взятых у государства ссуд.[7] Таким образом, в период с 1826 по 1842 год были созданы условия для полной и окончательной отмены крепостного права.
Борьба с пандемией холеры и устранение её последствий
Прокатившаяся в 1829-1834 годах по Европе холера не обошла стороной и Россию, пройдя по ней в 1830-1831 годах. Были затрачены огромные средства на карантинные мероприятия, уход за больными и подавление холерных бунтов, захлестнувших в то время не только Россию, но и другие европейские страны. Кроме того, были и другие затраты, в частности в Москве для успокоения общественности во время эпидемии издавалась бесплатная газета «Ведомость о состоянии города Москвы». Переболел холерой и Император Николай I, лично участвовавший в борьбе с нею в Москве. Позднее 22 июня 1831 года он также лично усмирял холерный бунт в Санкт-Петербурге, куда инфекция всё-таки сумела добраться.
Биографии
Виктор Павлович Кочубей
Граф (1799), князь (1831) Виктор Павлович Кочубей (11 (22) ноября 1768 года – 3 (15) июня 1834 года) – русский государственный деятель, министр внутренних дел (1802-1807, 1819-1823), председатель Государственного совета (1826-1834) и Комитета министров (1826-1832), канцлер Российской Империи (1834).
Происходил из малороссийского казацкого рода Кочубеев. Родился в Полтавской губернии, в родовой усадьбе Диканька, в семье Павла Васильевича Кочубея (1738-1786) и Ульяны Андреевны, урожд. Безбородко (1742-1777). Правнук генерального писаря Василия Леонтьевича Кочубея, казнённого в 1708 году по обвинению в доносе на гетмана Мазепу в стремлении к измене. Павел Васильевич Кочубей, занимавший место главы в подкоморном полтавском суде, дал своим сыновьям античные имена Аполлона и Виктора. Заботу об их воспитании и образовании принял на себя их бездетный дядя Александр Андреевич Безбородко, фактически руководивший в то время внешней политикой России. В 1775 году он пригласил племянников к себе в Санкт-Петербург. Виктор Павлович учился в частном пансионе де Вильнева, одновременно в 1776 году был записан на службу в Преображенский лейб-гвардии полк. Безбородко предназначал племяннику дипломатическую карьеру. Для окончания образования был послан в Женеву, где находился под присмотром Италинского.
В 1784 году Кочубей короткое время состоял адъютантом Потёмкина. В том же году начал дипломатическую карьеру в русской миссии в Швеции. Находил время, чтобы посещать лекции в Упсальском университете. В сентябре 1786 года получил чин камер-юнкера; состоял в свите Екатерины II во время путешествия её в Крым. В 1788 году был причислен к миссии в Лондоне под руководством графа Воронцова. Получив разрешение путешествовать по Европе для продолжения образования, посетил Швейцарию, Голландию и Францию. В начале 1791 года вопреки воле Безбородко, совершил поездку в Париж, где слушал лекции Жана-Франсуа де Лагарпа и наблюдал за событиями революции. В том же году участвовал в подписании Ясского мира. В 1792 году сблизился с великим князем Александром Павловичем. С 11 октября 1792 года до 1797 года – чрезвычайный посланник в Константинополе.
Вступление на престол Павла I не повлекло за собой опалы Безбородко (как это случилось с большинством людей, пользовавшихся расположением покойной императрицы) и поэтому, в октябре 1798 года его протеже и племянник стал вице-канцлером и вице-президентом Коллегии иностранных дел. Уже в тридцатилетнем возрасте он был произведён в действительные тайные советники, а 4 апреля 1799 года возведён в графское достоинство Российской империи. Как дипломат Кочубей держался «национальной системы, основанной на пользе России», желал, чтобы «все державы дорожили её дружбой» и боялся территориальных приращений. Был сторонником укрепления отношений с Османской империей. В сентябре 1799 года, сразу после смерти дяди, Кочубея постигла немилость, и он был сослан в деревню: император хотел женить Виктора Павловича на своей фаворитке Анне Лопухиной, но Кочубей ослушался и женился на Марии Васильчиковой. Весной 1800 года выехал за границу, но, получив в Дрездене известие о смерти Павла I, в апреле 1801 года вернулся в Санкт-Петербург.
По вступлении на престол Александр I назначил его в июне 1801 года президентом Коллегии иностранных дел и сенатором. Гораздо важнее было то, что Кочубей стал одним из ближайших советников императора и вошёл в состав Негласного комитета, призванного подготовить преобразования государственного строя России. 12 декабря 1801 года граф Кочубей был назначен членом Непременного совета, а с образованием министерств, 8 сентября 1802 года стал первым министром внутренних дел России. По замечанию Вигеля: «Красивая наружность, иногда молчаливая задумчивость, испытующий взгляд, надменная учтивость – были блестящие завесы, за кои искусно прятал он свои недостатки, и имя государственного человека принадлежало ему, когда ещё ничем он его не заслужил». При обсуждении крестьянского вопроса выступал против освобождения крестьян без земли и практики перевода их в дворовые. Ту же позицию отстаивал в Комитете по устройству дел эстляндских и лифляндских крестьян, председателем которого Кочубей был с 1803 года. В области политических преобразований Кочубей выступал сторонником разделения властей при сохранении незыблемости самодержавия. В начале XIX века министерство внутренних дел ведало вопросами экономики и транспорта. Кочубей сосредоточился на развитии недавно присоединённых южных земель и не жалел ассигнований на обустройство Новороссии, в особенности Одессы. Кочубей одним из первых заметил талант Сперанского и привлёк его к себе на службу. В 1806 году, во время болезни, Кочубей отправил Сперанского вместо себя с докладом к императору. Это знакомство имело немаловажное значение для истории России. Со временем у Александра I накапливались разногласия с «молодыми друзьями». Англофил Кочубей считал заключение Тильзитского мира крахом всей внешней политики России, обессмысливающим кровопролитные войны предшествующих лет, и несколько раз попросил у императора отставки. Но только четвёртая его просьба была удовлетворена 24 ноября 1807 года. При увольнении с поста министра Кочубей разослал «всем губернаторам циркулярные письма, в которых, расставаясь с ними, благодарил за споспешествование ему в исполнении собственных его обязанностей их деятельными трудами», и уехал как частное лицо в Париж, где встречался с министром полиции Фуше и другими деятелями Первой империи.
После возвращения из отпуска, в 1810 году Кочубей вошёл в состав Государственного совета. В начале 1812 года назначен председателем Департамента законов Государственного совета. Поддерживал предложение Сперанского о реформе финансов и Сената. Сохранял с ним хорошие отношения, даже когда реформатор подвергся опале. Во время Отечественной войны и Заграничном походе состоял при императоре. Содействовал назначению Кутузова главнокомандующим. В 1813 году возглавлял Центральный совет по управлению германскими землями. Ему была предложена должность посла в Англии, от которой он отказался, ибо не желал покидать Россию в такое сложное время (любил повторять, что долгое пребывание вне отечества против его правил). Поданная императору «Записка графа В.П. Кочубея о положении империи и мерах к прекращению беспорядков и введении лучшего устройства в разные отрасли, правительство составляющие», в которой Кочубей предлагал объединить Министерство полиции с Министерством внутренних дел, а также создать Министерство духовных дел и народного просвещения, побудила Александра назначить его в 1816 году председателем Департамента гражданских и духовных дел Государственного совета (до 1819 года). В 1817-1818 годах граф Виктор Павлович Кочубей жил в столице Франции городе Париже.
Вторично назначен министром внутренних дел 4 ноября 1819 года. 30 августа 1821 года получил андреевскую звезду. В том же году император распорядился перенести к полукруглой площади перед его царскосельским дворцом чугунные ворота с надписью «Моим любимым сослуживцам» (А mes chers compagnons d’armes). 28 июля (9 августа) 1821 года российским императором Александром I был учреждён Сибирский комитет и В.П. Кочубей стал его первым председателем. За те четыре года, пока Кочубей управлял министерством, из его состава был исключён департамент торговли и мануфактур, которым он более всего интересовался, затем отошло управление путями сообщения. С другой стороны, присоединению функций бывшего министерства полиции Кочубей был вовсе не рад, так как дела сыска его не занимали.
Сдав управление министерством 25 февраля 1823 года (официально снят с должности 28 июня 1823 года), Кочубей переключил внимание на болезнь своей младшей дочери. Выслушав советы докторов, сановник решил везти её не на заграничные воды, а на юг России, в Феодосию, что было тогда в диковинку. С наступлением весны из Санкт-Петербурга он тронулся в путь водой, каналами, затем по Волге спустился до Царицына, оттуда доехал до Дона на лошадях и далее снова водой в Крым; зиму провел он в Одессе, затем уехал за границу, где дочь его скончалась. Граф Кочубей вернулся в столицу ко времени воцарения Николая I. С 1826 года председатель секретного «Комитета 6 декабря 1826», итогом деятельности которого стали предложения по реорганизации органов власти, крестьянскому и сословному вопросам, частично осуществленные в 1830-1840-х годах. В 1826 году назначен председателем Государственного совета (до 1834 года) и Комитета министров (до 1832 года). В 1828 году руководил тайным комитетом по управлению внутренними делами империи, созданным на время пребывания императора в действующей армии. К этому времени относится составление Кочубеем ряда развёрнутых «записок» императору. В одной из них он предлагал разделить власть судебную и полицейскую путём введения института мирных судов. В 1828 году он возглавил Попечительский совет заведений общественного призрения в Санкт-Петербурге. Именным Высочайшим указом от 6 декабря 1831 года председатель Государственного совета и Комитета министров, действительный тайный советник, граф Виктор Павлович Кочубей был возведён, с нисходящим потомством, в княжеское Российской Империи достоинство. Почетный член Московского университета с (1832-1833). В 1834 году стал Государственным канцлером, достигнув высшего чина Табели о рангах. В том же году в Москве, ночью со 2 на 3 июня, он скоропостижно умер на руках своей супруги от приступа грудной жабы (стенокардии) и был похоронен в церкви Святого Духа Александро-Невской лавры. Пушкин написал в дневнике по поводу его кончины: «Царь был неутешен, новые министры повесили головы».
Современники характеризуют Кочубея как человека крайне сдержанного и осторожного. По словам одного из губернаторов, он был «холоден от природы, не допускал никакой короткости с собой, но всегда был вежлив и благопристоен». Говорили, что это был ум в высшей степени согласительный: никто не выдавался, как он, в уменьи разрешать трудные вопросы и приводить к согласию разноречивые мнения. Кочубей считал крепостное право «гигантским злом», но как государственный человек боялся потрясений и как опытный чиновник не был склонен «ослаблять порядок существующий». Начиная правление Александра либералом, во второй половине царствования он разделял господствующее тяготение к консерватизму.
Награды. Орден Святого Владимира 2-й степени (22.09.1795); Орден Святого Александра Невского (13.01.1797); Орден Святого Иоанна Иерусалимского, командорский крест (10.12.1798); Орден Святого Владимира 1-й степени (30.08.1814); Орден Святого Андрея Первозванного (30.08.1821); Орден Святой Анны 1-й степени (30.08.1821); Бриллиантовые знаки к ордену Святого Андрея Первозванного (24.03.1828); Прусский Орден Чёрного орла (1802); Прусский Орден Красного орла (1802).
Александр Христофорович Бенкендорф
Граф (c 1832 года) Александр Христофорович Бенкендорф (нем. Konstantin Alexander Karl Wilhelm Christoph Graf von Benckendorff; 23 июня (4 июля) 1782 года – 11 сентября (23 сентября) 1844 года) – русский государственный деятель, военачальник, генерал от кавалерии, шеф Отдельного корпуса жандармов и одновременно Главный начальник III отделения Собственной Е.И.В. канцелярии (1826-1844). Происходил из старинного прибалтийского дворянского рода Бенкендорфов.
Александр Бенкендорф родился 23 июня (4 июля) 1782 года в семье премьер-майора Христофора Ивановича Бенкендорфа и Анны Юлианы, урождённой баронессы Шиллинг фон Канштадт (подруги Императрицы Марии Фёдоровны, уроженки Вюртемберга). Воспитывался в престижном пансионе аббата Николя. В 1798 году был произведён в прапорщики лейб-гвардии Семёновского полка с назначением флигель-адъютантом к императору Павлу I.
В 1802 году по приказу императора Александра I отправился в секретную экспедицию, возглавляемую Спренгтпортеном, которая должна была «объехать с целью военно-стратегического осмотра Азиатскую и Европейскую Россию». В 1804 году под начальством генерала Цицианова участвовал при взятии форштадта крепости Гянджа, за что награждён, 1 января, орденом Святой Анны 4-й степени.
В войне 1805-1806 годов состоял при дежурном генерале графе Толстом и участвовал во многих сражениях. 26 и 27 января 1807 года участвовал в сражении при Прейсиш-Эйлау, за что награждён орденом Святого Анны 2-й степени и чином капитана. В 1807-1808 годах состоял при русском посольстве в Париже. В 1809 году отправился охотником (добровольцем) в армию, действовавшую против турок, и часто находился в авангарде или командовал отдельными отрядами. 22 июля 1811 года под крепостью Рущуком, при нападении неприятеля на тыл, командуя Чугуевским уланским полком, опрокинул сильные турецкие толпы и истребил значительное число лучших наездников, за что награждён орденом Святого Георгия 4-й степени.
Во время Отечественной войны 1812 года Бенкендорф сначала был флигель-адъютантом при императоре Александре I и осуществлял связь главного командования с армией Багратиона. 27 июля в деле при Велиже командовал авангардом летучего (армейского партизанского) отряда под начальством генерала Винцингероде, за что произведён в генерал-майоры, после того послан был, с 80 казаками, для открытия соединения большой армии с корпусом графа Витгенштейна и взял в плен до 500 человек. В Рузе, с двумя казачьими полками, опрокинул неприятельские передовые посты; от Рузы до Москвы, отходя от 4-го неприятельского корпуса, командовал арьергардом в отряде генерала Винцингероде. От Звенигорода пошёл в Волоколамск, для нападения на неприятеля, и захватил более 8000 в плен. По уходе Наполеона из Москвы и занятии её русскими войсками был назначен комендантом города. Здесь взято им более 3000 пленных и до 30 пушек. При преследовании неприятеля он находился под командованием генерал-лейтенанта Кутузова (не путать с фельдмаршалом Кутузовым), заместившего попавшего в плен к французам Винцингероде, был в разных делах и взял в плен трёх генералов и более 6000 нижних чинов. Затем находился в разных делах около Тильзита, против маршала Макдональда.
В кампанию 1813 года Бенкендорф начальствовал летучим отрядом, между Берлином и Франкфуртом-на-Одере, разбил при Темпельберге неприятельский конно-егерский полк, взяв в плен 48 офицеров и 750 рядовых, за что награждён орденом Святого Георгия 3-й степени. Принудил три батальона французской гвардии сдать Форштенвальд и занял, вместе с отрядами генералов Чернышова и Тотенборна Берлин. Под Дрезденом сражался с корпусом маршала Даву, затем отступил в Габельсберг и, переправившись через р. Эльбу, взял Ворбен. После того, через 2 дня, имел дело с отрядом, высланным из Магдебурга; потом, под начальством генерала Дернберга, вместе с генералом Чернышовым, способствовал поражению дивизии Морана и занятию Люнебурга, где взял 12 орудий, 2 знамени, командующего генерала и 3500 человек, за что награждён орденом Святой Анны 1-й степени. Состоя со своим отрядом в Северной армии, участвовал в сражениях при Гросс-Верене. После 11 августа, преследуя неприятеля до Ютербока, взял в плен более 2000 человек и, по вытеснении неприятеля из Ютербока, взял в плен ещё до 300 человек. Поступив под начальство графа Воронцова в Морцане 3 дня сряду с одним своим отрядом прикрывал движение армии к Дессау и Рослау и награждён был за это золотою шпагой, с надписью «за храбрость, украшенною алмазами. Затем преследовал неприятельский арьергард, при следовании его к Денневицу. В Ахене строил мост через р. Эльбу и занял город Кетен, где взято в плен 250 кавалеристов. В битве под Лейпцигом Бенкендорф командовал левым крылом кавалерии корпуса генерала Винцингероде, за что получил высочайшее благоволение, а при движении корпуса на Кассель был начальником его авангарда. Затем с отдельным отрядом, состоявшем из авангарда, с присоединением к нему Тульского пехотного, 2-го Егерского и 5 казачьих полков, в псоследствии еще 3 казачьих полков полковника Нарышкина и 5 полковника Балабина из отряда генерала Чернышова, был отправлен в Голландию. Вытеснил неприятеля Утрехта и занял Амстердам, затем Роттердам. Крепость Гертрюденберг принудил сдаться на капитуляцию, занял крепость Бреду и захватил пленными 600 человек. Крепость и гавань Вильгельмштадт ему сдались, при чём тут найдено 100 орудий и 52 канонерские лодки. Ворвавшись в города Лювен и Малин, передовые его войска отбили у неприятеля 24 орудия и более 600 английских пленных. Потом вся Голландия занята была прусскими и английскими войсками, и его отряд соединился в Дюссельдорфе с корпусом генерала Винцингероде. За освобождение Голландии награждён орденом Святого Владимира 2-й степени, шведским орденом Меча, большого креста, и прусским орденом «За заслуги». В кампанию 1814 года Бенкендорф особенно отличился в деле под Люттихом. По переправе через р. Рейн, был послан с отрядом в Эпернэ, откуда вытеснил неприятеля, взял в плен до 400 человек. В первый день сражения под Лаоном был отряжен с кавалерией для подкрепления левого фланга прусской армии, прикрывал движение Силезской армии к Лаону. Находился при занятии корпусом генерала Винцингероде Реймса. в сражении под Сен-Дизье командовал сначала левым флангом, а потом арьергардом, за что награждён алмазными знаками к ордену Святой Анны 1-й степени. В том же 1814 году награждён прусским орденом Красного Орла 1-й степени, нидерландской золотой шпагой, с надписью «Амстердам и Бреда», и от регента Великобритании золотой саблей, с надписью «За подвиги в 1813 году». С августа 1814 года – командир бригады (Сибирский и Оренбургский полки) 1-й Уланской кавалерийской дивизии.
С весны 1816 года – начальник 2-й Драгунской кавалерийской дивизии. В марте 1819 года назначен начальником штаба Гвардейского корпуса. С 1 декабря 1821 года генерал-лейтенант Бенкендорф назначен командиром 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. Отличился во время наводнения в Санкт-Петербурге 7-8 ноября 1824 года, когда, он стоял на балконе с императором Александром I, сбросил с себя плащ, доплыл до лодки и спасал весь день народ вместе с военным губернатором Санкт-Петербурга П.В. Голенищевым-Кутузоваым, награждён табакеркой с портретом императора Александра I. 12 апреля 1826 года Бенкендорфом была подана записка Его Императорскому Величеству, содержавшая проект учреждения высшей полиции под начальством особого министра и инспектора корпуса жандармов. Император Николай I, весьма расположенный к Бенкендорфу после его активного участия в следствии по делу заговорщиков, 25 июня 1826 года назначил его шефом жандармов, а 3 июля 1826 года – главным начальником III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и командующим Главной Его Императорского Величества квартирой. При учреждении III отделения на вопрос А. Х. Бенкендорфа об инструкциях Николай I вручил платок и сказал: «Вот тебе все инструкции. Чем более отрёшь слез этим платком, тем вернее будешь служить моим целям!» О деятельности Бенкендорфа на этих постах отчасти свидетельствуют, например, такие цитаты: из отчёта III отделения за 1827 год: «Чиновники. Под этим именем следует разуметь всех, кто существует своей службой. Это сословие, пожалуй, является наиболее развращенным морально. Среди них редко встречаются порядочные люди. Хищения, подлоги, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической системы. Они боятся введения правосудия, точных законов и искоренения хищений; они ненавидят тех, кто преследует взяточничество, и бегут их, как сова солнца. Они систематически порицают все мероприятия правительства и образуют собою кадры недовольных. Но, не смея обнаружить причины своего недовольства, они выдают себя также за патриотов». Император поручил Бенкендорфу надзор за А.С. Пушкиным. По словам Н.Я. Эйдельмана, «Бенкендорф искренне не понимал, что нужно этому Пушкину, но четко и ясно понимал, что нужно ему, генералу, и высшей власти. Поэтому, когда Пушкин отклонялся от правильного пути к добру, генерал писал ему вежливые письма, после которых не хотелось жить и дышать». 2 октября 1827 года награждён орденом Святого Александра Невского.
В 1828 году, при отъезде государя к действующей армии для военных действий против Османской империи, Бенкендорф сопровождал его в Шумлы к Варне, оттуда Чёрным морем до г. Одессы. Был при осаде Браилова, переправе русской армии через Дунай, покорении Исакчи, в сражении при Шумле и с 27 июля при осаде крепости Варны. За кампанию 1828 года награждён орденом Святого Владимира 1-й степени.
21 апреля 1829 года он произведён в генералы от кавалерии. Именным Высочайшим указом, от 15 ноября 1832 года, шеф жандармов, генерал-адъютант, генерал от кавалерии Александр Христофорович Бенкендорф возведён, с нисходящим его потомством, в графское Российской Империи достоинство. В 1838 году награждён бриллиантовыми знаками к ордену Святого Александра Невского, в 1841 году – алмазными знаками к ордену Святого Андрея Первозванного. Наряду с другими официальными представителями власти входил в специальный Комитет, учреждённый для строительства Санкт-Петербурго-Московской (с 1855 года – Николаевской) железной дороги. Дорога была сооружена в 1842-1851 годах между Санкт-Петербургом и Москвой. Умер на пароходе «Геркулес», возвращаясь из Карлсбада в Россию через Амстердам в сопровождении своего племянника К.К. Бенкендорфа.
Послужной список. 1798 год – вступил в службу унтер-офицером в Лейб-гвардии Семёновский полк; 31 декабря 1798 года – пожалован прапорщиком, в 15 лет, с назначением флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству; 7 октября 1799 года – подпоручиком; 22 ноября 1800 года – поручиком; 29 марта 1806 года – штабс-капитаном; 13 февраля 1807 года – за отличие в сражении капитаном; 2 марта 1807 года – полковником, в том же полку и звании; 27 июля 1812 года – за отличие генерал-майором; 29 августа 1814 года – назначен командиром 2-й бригады 1-й уланской дивизии; 9 апреля 1816 года – начальником 1-й уланской дивизии; 18 марта 1819 года – начальником штаба Гвардейского корпуса; 20 сентября 1821 года – генерал-лейтенантом в той же должности; 1 декабря 1821 года – начальником 1-й кирасирской дивизии; 10 ноября 1824 года – временным военным губернатором Васильевского острова; 25 июня 1826 года – шефом жандармов; 3 июля 1826 года – командующим Императорской главной квартирой и главным начальником III Отделения Собственной Е.И.В. канцелярии; 6 декабря 1826 года – назначен сенатором, с оставлением в прежней должности; 21 апреля 1829 года – генералом от кавалерии; 8 февраля 1831 года – членом Государственного совета и Комитета министров, с оставлением в прежней должности и звании; 7 января 1837 года – членом Сибирского комитета; 1839 год – почётным членом и попечителем Демидовского дома призрения трудящихся; 1841 год – председателем Комитета попечительного о тюрьмах общества; 6 февраля 1842 года – председателем Строительной комиссии об устройстве Санкт-Петербурго-Московской железной дороги; 30 августа 1842 года – членом по делам Комитета Закавказского края; 17 сентября 1844 года – высочайшим приказом исключён из списков умершим.
Воинские чины и звания. В службу вступил унтер-офицером в Лейб-гвардии Семёновский полк (1798); Прапорщик (31.12.1798); Флигель-адъютант к Его Императорскому Величеству (31.12.1798); Подпоручик (07.10.1799); Поручик (22.11.1800); Штабс-капитан (29.03.1806); Капитан (13.02.1807), за отличие в сражении; Полковник (02.03.1807); Генерал-майор (27.07.1812), за отличие; Генерал-адъютант к Его Императорскому Величеству (22.07.1819); Генерал-лейтенант (20.09.1821); Генерал от кавалерии (21.04.1829).
Награды. Российские: Орден Святого Иоанна Иерусалимского (1800); Орден Святой Анны 3-й степени (27.02.1804); Орден Святого Владимира 4-й степени (09.12.1804); Орден Святой Анны 2-й степени (13.02.1807); Орден Святого Георгия 4-й степени (26.05.1812); Орден Святого Георгия 3-й степени (17.02.1813); Орден Святой Анны 1-й степени (29.10.1813); Золотая шпага с алмазами и надписью «за храбрость» (1813); Орден Святого Владимира 2-й степени (20.01.1814); Алмазные знаки к Ордену Святой Анны 1-й степени (1814); Орден Святого Александра Невского (25.12.1827); Знак отличия «За XXV лет беспорочной службы» (22.08.1828); Орден Святого Владимира 1-й степени (30.09.1828); Орден Белого орла (Царство Польское, 1830); Знак отличия «За XXX лет беспорочной службы» (22.08.1832); Алмазные знаки к Ордену Святого Александра Невского (1838); Орден Святого апостола Андрея Первозванного (22.04.1834); Знак отличия «За XXXV лет беспорочной службы» (22.08.1836); Знак отличия «За XL лет беспорочной службы» (22.08.1840); Алмазные знаки к Ордену Святого апостола Андрея Первозванного (16.04.1841).
Иностранные: Прусский Орден «Pour le Mérite» (13.02.1807); Прусский Орден Красного орла 1-го класса (1813); Шведский Орден Меча, большой крест (1813); Шведский Орден Полярной звезды, большой крест (1813); Золотая шпага от короля Нидерландов с надписью: «За Амстердам и Бреду» (1814); Золотая сабля от регента Великобритании с надписью «За подвиги в 1813 году» (1814); Алмазные знаки к Ордену Красного орла 1-го класса (1829); Прусский Орден Чёрного орла (1833); Австрийский Королевский венгерский орден Святого Стефана, большой крест (1833); Баварский Орден Святого Губерта (1838); Саксен-веймарский Орден Белого сокола 1-й степени (1838); Ганноверский Королевский Гвельфский орден 1-й степени (1840).
Пётр Александрович Толстой
Граф Пётр Александрович Толстой (1770-1844) – военный деятель эпохи Наполеоновских войн, генерал от инфантерии. В 1802-1805 годах – главнокомандующий в Санкт-Петербурге. Происходил из орловской ветви графов Толстых: сын графа Александра Петровича Толстого (1719-1792) от брака его с Евдокией Львовной Измайловой (1731-1794) – дочерью генерала Л.В. Измайлова, внучкой фельдмаршала М М. Голицына. Внук нежинского полковника Петра Толстого, младший брат обер-гофмаршала Николая и могилёвского губернатора Дмитрия Толстых, двоюродный брат генерал-фельдмаршала Н.И. Салтыкова.
Годом рождения П.А. Толстого обычно указывается 1761‑й (см. «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона»). Однако, как отметил М.Ю. Коробко (Материалы к биографии // Московский журнал) из современной ему литературы следует весьма противоречивая датировка этого события. Известно, например, такое сообщение: когда П.А. Толстой получил Георгиевский крест (1794), ему исполнилось 24 года, следовательно, он родился в 1769 или 1770 году. В некрологе П.А. Толстого сообщалось, что в 1785 году ему было 17 лет: в этом случае дата его рождения – 1767 или 1768 год.
В 1775 году был записан капралом в Преображенский лейб-гвардии полк; 21 мая 1785 года вступил на службу в этот же полк подпоручиком и был назначен флигель-адъютантом в штабе Н. И. Салтыкова. В том же году был переведён в армию подполковником с назначением генерал‑адъютантом при том же Салтыкове. Участвовал в войне со Швецией 1788—1790 годов и (после перевода 28 марта 1792 года в Ингерманландский карабинерный полк) – в русско—польской войне; 13 апреля 1793 года переведён в Псковский драгунский полк, с которым участвовал в подавлении польского восстания. За отличие в бою под Брестом 28 июня 1794 года он был произведён в полковники. Во время штурма Праги, командуя двумя эскадронами, первым ворвался на польскую батарею и, несмотря на ранение картечью в левую руку, захватил восемь орудий. По представлению А. В. Суворова, 1 января 1795 года награждён орденом Святого Георгия 3-го класса. Одновременно с чином генерал-майора, 9 ноября 1797 года он получил назначение шефом Нижегородского драгунского полка, а 29 ноября стал генерал-адъютантом. В конце 1798 года он был отправлен к австрийскому главнокомандующему в Германии эрцгерцогу Карлу, для осуществления связи с Суворовым; 24 октября 1799 года произведён в генерал-лейтенанты и определён в Свиту Его Величества. С 7 декабря – член Военной коллегии; с 16 февраля 1800 года – сенатор.
После воцарения Александра I, 20 марта 1801 года Толстой был назначен состоять по армии, а 25 октября назначен Выборгским военным губернатором и инспектором кавалерии Финляндской инспекции. Вскоре, 16 ноября 1802 года, переведён на должность Санкт-Петербургского военного губернатора, а 13 мая 1803 года назначен командиром Преображенского лейб-гвардии полка и инспектором Санкт-Петербургской инспекции по инфантерии. В сентябре 1805 года отплыл с 20-тысячным десантным корпусом в Померанию для действия, под началом шведского короля Густава-Адольфа IV, против французов в Северной Германии. Осадил Хамельн; но Аустерлицкое сражение изменило положение дел, и корпус Толстого возвратился сухим путём в Россию. В 1806 году был назначен состоять при прусском короле Фридрихе Вильгельме III для связи с русским командованием. В ноябре, после начала войны четвёртой коалиции ему было поручено согласовывать действия корпусных командиров Беннигсена и Буксгевдена, враждовавших между собою, и доносить обо всём императору. После назначения Беннигсена главнокомандующим Толстой становится начальником штаба действующей армии. Участвовал в сражении при Прейсиш-Эйлау. Весной 1807 года, командуя резервом армии, тревожил неприятеля со стороны Остроленки. С августа 1807 года командовал отдельным резервным корпусом на Нареве. С 31 августа 1807 по 19 октября 1808 года был послом в Париже, являясь при этом ярым противником политики Наполеона. Толстой писал, что все дружеские уверения повелителя Франции – обман и ложь, умолял не верить им, а готовиться заранее к отпору, был уверен в грядущем вторжении французов в пределы России. По его мнению, российскому правительству необходимо было срочно заключить мир с Турцией, укрепить по возможности западную границу и организовать новую антифранцузскую коалицию совместно с Пруссией и Австрией. Назначение такого человека послом не способствовало союзу России и Франции, и после свидания императоров в Эрфурте Толстой был отозван. По возвращении в Россию исправлял должность инспектора Рекрутского депо.
17 июня 1812 года назначен командующим III-м Поволжским округом ополчения, в который входили ополчения: Казанской, Нижегородской, Пензенской, Костромской, Симбирской и Вятской губерний. Деятельно руководя доставкою рекрутов и формированием ополчения, Толстой под конец Отечественной войны 1812 года и сам выступил в поход с дружинами. В 1813 году из них образован Особый корпус в составе Польской армии Беннигсена, с которою двинулись в Богемию. При общем наступлении к Лейпцигу корпус Толстого оставлен был под Дрезденом для блокады этого города, занятого Сен-Сиром. Накануне Лейпцигского сражения Сен-Сир, узнав о слабости войск Толстого, предпринял общую вылазку и без труда отбросил его к Цейссу с довольно значительной потерей; но Толстой, подкреплённый австрийскими отрядами, в свою очередь оттеснил французов и содействовал взятию Дрездена, а потом Магдебурга. 19 июня 1814 года произведён в генералы от инфантерии. 13 января 1816 года назначен командиром 4-го пехотного корпуса.
C 1820 года – один из основателей и вице-президент (с 1843 года президент) Императорского Московского общества сельского хозяйства. Сельскохозяйственные навыки и новации применял в подмосковном имении жены Узкое, владельцем которого стал впоследствии. При нём получило своё дальнейшее развитие оранжерейное хозяйство в усадьбе Узкое. В 1828 году основал в Москве Общество любителей садоводства. С 30 августа 1823 года П.А. Толстой – член Государственного совета и Комитета министров.
В 1826 году был назначен в Верховный уголовный суд по делу тайных обществ. В апреле командовал сводными гвардейским и гренадерским корпусами во время коронации Николая I. 6 декабря 1826 года включен в состав Секретного комитета, задачей которого являлось, рассмотрение бумаг, опечатанных в кабинете Александра I после его смерти, а также рассмотрение вопроса о возможных преобразованиях государства. С 17 декабря – председатель Комитета для рассмотрения действий провиантского ведомства в 1819-1825 годах.
С 1 февраля 1827 года управляющий Главным штабом, 17 мая назначен шефом Московского пехотного полка. С 20 августа 1827 года по 1834 год занимал пост председателя Департамента военных дел Государственного совета. С 12 апреля 1828 года управляющий Департамента военных поселений Главного штаба Его Величества.
С 22 апреля 1828 года главнокомандующий в Санкт-Петербурге и Кронштадте. Входил во Временную верховную комиссию, управлявшую во время отсутствия Николая I. 15 января 1829 года был удостоен звания генерала, состоящего при Особе Его Величества. С 1 марта 1830 года – председатель Совета о военно-учебных заведениях. С 9 апреля 1831 года сформировал в Прибалтийских губерниях Резервную армию и быстро усмирил волнения в Литве, бывшие следствием Польского восстания. С 24 апреля по 27 сентября 1836 года исполнял обязанности главноначальствующего в Москве. Умер 28 сентября 1844 года в Москве. Похоронен в Донском монастыре.
Награды: Российские – Орден Святого Георгия 3 степени (01.01.1795); Орден Святой Анны 1 степени (19.10.1798); Орден Святого Александра Невского (01.01.1804); Орден Святого Владимира 2 степени (1807); Орден Святого апостола Андрея Первозванного (25.12.1825); Алмазные знаки к Ордену Святого апостола Андрея Первозванного; Знак отличия За XXXV лет беспорочной службы (1828); Польский Орден Белого орла (1829); Орден Святого Владимира 1 степени (22.09.1830); Золотая шпага «За храбрость» с алмазами (1831). Иностранные: Французский Орден Почётного легиона, большой крест (25.06.1807); Австрийский Королевский венгерский орден Святого Стефана, большой крест (1813); Прусский Орден Чёрного орла; Прусский Орден Красного орла 1 степени; Прусский Орден «Pour le Mérite».
Примечания:
[1] Второе отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии было учреждено высочайшим рескриптом от 19 (31) января 1826 года, изданным на имя князя П.В. Лопухина, образовано Указом Правительствующему Сенату от 4 (16) апреля 1826 года взамен Комиссии составления законов (1796-1826), состоявшей при Государственном совете. Тем же Указом был утвержден состав из 20 чиновников, причисляемых к отделению. Сотрудниками нового кодификационного учреждения стали К.И. Арсеньев, В.Е. Клоков, П.В. Хавский, Д.Н. Замятнин, М.К. фон Цеймерн, П.Д. Илличевский, Д.А. Эристов, К.И. Циммерман, Ф.И. Цейер и др. Позже во Втором отделении над систематизацией законодательства работали также А.П. Куницын, К.Г. Репинский, М.А. Корф, М.Л. Яковлев, Ю.А. Долгоруков, И.Х. Капгер, М.Г. Плисов. Начальником отделения был назначен старший член упраздненной Комиссии составления законов, действительный статский советник М.А. Балугьянский. М.М. Сперанский, не получив официальной должности во Втором отделении и оставаясь членом Государственного совета, тем не менее, стал фактическим руководителем кодификационных работ.
Формально управляющим II отделением был назначен бывший ректор Санкт-Петербургского университета М. А. Балугьянский, но реально всеми делами руководил «главноуправляющий» Михаил Михайлович Сперанский, благодаря энергии которого в течение трех лет были собраны все законы, накопившиеся за предшествующие 180 лет и разбросанные по разным местам и учреждениям.
24 апреля (6 мая) 1826 года состоялось первое заседание старших чиновников II отделения под председательством Сперанского. На этом заседании Сперанский зачитал собравшимся написанное им Наставление Второму отделению о порядке его трудов по собранию и изданию законов. В соответствии с Наставлением предмет деятельности II отделения составляли две главные задачи: «составление сводов на законы земские» (то есть разработка Свода законов) и «издание всех вообще законов доселе состоявшихся, в виде полного собрания, по порядку времени» (то есть создание Полного собрания законов). Необходимость составления полного собрания законов Сперанский объяснял следующими причинами: во-первых, без предварительного собрания всех законов невозможно выделить действующие законы, во-вторых, полное собрание законов есть пособие для разъяснения смысла действующих законов, в-третьих, полное собрание законов Российской Империи будет иметь большое значение для исторической науки. Таким образом, Второму отделению предстояло проделать две важные и обширные работы: составление «исторического свода» и «свода законов действующих». Основой для создания этих сводов должна была стать подготовительная деятельность II отделения по созданию Полного собрания законов Российской империи.
Кодификационные работы во II отделении были вверены редакторам. Они же (или другие специалисты по назначению управляющего) составляли отзывы на поступавшие законопроекты. При отделении имелась типография и специальная юридическая библиотека, в основание которой положено собрание книг бывшей Комиссии составления законов. На создание специальной типографии было потрачено 1 млн рублей, сотрудников было от 30 до 50 человек, что тоже стоило немалых денег.
В отличие от Комиссии составления законов, задачей II отделения было не сочинение новых законов, а приведение в порядок действующих. Задача кодификации со времен Соборного уложения 1649 года поднималась много раз, однако впервые к её решению подошли системно. Новый император Николай I поставил перед II отделением сложнейшую задачу – кодифицировать весь накопившийся с 1649 года законодательный материал. Итогом этой деятельности стало Полное собрание законов Российской империи. Вслед за тем II отделение приступило к созданию следующего уложения, в котором отобрало все действующее законодательство и изложило его уже не в хронологическом, а в предметно-историческом порядке. Результатом этой деятельности стал Свод законов Российской империи. Позже на II отделение было возложено составление продолжений к Своду законов, а также дальнейшее издание Полного Собрания Законов. Кроме того, Второе отделение принимало участие в рассмотрении всех законопроектов, как по существу, так и по форме, то есть в соотношении их к Своду законов. Второму отделению часто поручалось и составление законопроектов; ему принадлежит составление «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных» (1845), Уложения о наказаниях для Царства Польского, Свода местных узаконений остзейских губерний и др.
Важной заслугой Второго отделения является его содействие развитию юридических наук в России. В 1828 году по предложению Сперанского ко Второму отделению были прикомандированы по три студента Санкт-Петербургской и Московской духовных академий для подготовки к профессорскому званию. В следующем году были вызваны для той же цели ещё 6 студентов академий, к которым присоединились ещё три студента Санкт-Петербургского университета: эти лица слушали в университете римское право и латинскую словесность и, кроме того, занимались во Втором отделении практически. Пробыв около полутора лет при отделении, студенты подверглись экзамену во II отделении; затем были посланы (в 1829 и 1831 годах) в Берлин, где под руководством Савиньи три года слушали лекции по юридическим наукам; по возвращении в Санкт-Петербург они вновь подверглись экзамену и получили степень доктора прав. Все эти правоведы (кроме трёх рано умерших) заняли юридические кафедры в различных университетах и произвели переворот в преподавании юриспруденции в России, принеся с собой знакомство с европейской наукой и основательное знание отечественного права. Из них наиболее выдвинулись своими научными заслугами К А. Неволин, Н.И. Крылов, Я.И. и С.И. Баршевы, П.Д. Калмыков и П.Г. Редкин.
[2] Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии – высший орган политической полиции Российской Империи в правление Николая I и Александра II (с 1826 по 1880 годы). Занимался надзором за политически неблагонадёжными лицами и сыском. Исполнительным органом третьего отделения был Отдельный корпус жандармов. Во главе отделения стоял главноуправляющий (шеф жандармов).
Различные учреждения для специального преследования и расправы по политическим преступлениям существовали ещё в XVIII веке. Таковы были при Петре I и Екатерине I Преображенский приказ и Тайная канцелярия, слившиеся потом в одно учреждение; при Анне Иоанновне и Елизавете Петровне – Канцелярия тайных розыскных дел; в конце царствования Екатерины II и при Павле I – Тайная экспедиция. При Александре I существовала Особая канцелярия, сначала при Министерстве полиции, а потом при Министерстве внутренних дел. Учреждения эти от времени до времени то смягчались в своей форме, то совершенно отменялись, как при Петре II, Петре III и в начале царствования Екатерины II.
25 июня (7 июля) 1826 года император Николай I подписал указ об учреждении новой должности шефа жандармов с назначением на неё начальника 2-й кирасирской дивизии, генерал-адъютанта (впоследствии графа) А.Х. Бенкендорфа, и подчинением ему всех жандармов, как состоящих при войсках (Жандармский полк), так и числившихся по Корпусу внутренней стражи (Жандармские команды). Высочайшим указом от 3 (15) июля 1826 года Особая канцелярия Министерства внутренних дел была преобразована в самостоятельное учреждение, под названием Третьего Отделения Собственной Е.И.В. канцелярии, отданное под главное начальство того же Бенкендорфа. Таким образом, высшая полиция и жандармская часть соединялись под начальством одного лица. Граф А.Х. Бенкендорф оставался главным начальником Отделения до самой своей смерти (15 сентября 1844 года). Преемником его стал князь Алексей Фёдорович Орлов (с 17 сентября 1844 по 5 апреля 1856 года).
В основании Отделения сыграли важную роль, с одной стороны, политические события того времени, а с другой – убеждение императора в могуществе административных воздействий не только на государственную, но и на общественную жизнь. В распоряжение Третьего отделения было передано здание на набережной Мойки, 56.
Круг ведения нового учреждения в указе 1826 года был определён так: «Все распоряжения и известия по всем вообще случаям высшей Полиции; Сведения о числе существующих в Государстве разных сект и расколов; Известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и пр. коих разыскание и дальнейшее производство остаются в зависимости Министерств: Финансов и Внутренних дел; Сведения подробные о всех людях, под надзором Полиции состоящих, равно и все по сему предметы распоряжения; Высылка и размещение людей подозрительных и вредных; Заведывание наблюдательное и хозяйственное всех мест заключения, в коих заключаются Государственные преступники; Все постановления и распоряжения об иностранцах, в России проживающих, в пределы государства прибывающих и из оного выезжающих; Ведомости о всех без исключения происшествиях; Статистические сведения, до Полиции относящиеся».
Третье Отделение занималось сыском и следствием по политическим делам, осуществляло цензуру (до 1865), боролось со старообрядчеством и сектантством, ведало политическими тюрьмами, расследовало дела о жестоком обращении помещиков с крестьянами, позднее надзирало за революционерами и антиправительственно настроенными общественными деятелями. Каждый год сотрудники отделения составляли для императора обзоры общественно-политической жизни.
В инструкции Бенкендорфа чиновнику III Отделения целью отделения провозглашается «утверждение благосостояния и спокойствия всех в России сословий, восстановление правосудия». Чиновник III Отделения должен был следить за потенциально возможными беспорядками и злоупотреблениями во всех частях управления и во всех состояниях и местах; наблюдать, чтобы спокойствие и права граждан не могли быть нарушены чьей-либо личной властью или преобладанием сильных или пагубным направлением людей злоумышленных; чиновник имел право вмешиваться в тяжбы до их окончания; имел надзор за нравственностью молодых людей; должен был узнавать «о бедных и сирых должностных людях, служащих верой и правдой и нуждающихся в пособии», и т. п. Граф Бенкендорф даже не находил «возможности поименовать все случаи и предметы», на которые должен обратить внимание чиновник III Отделения при исполнения своих обязанностей, и предоставлял их его «прозорливости и усердию». Всем ведомствам было предписано немедленно удовлетворять все требования чиновников, командируемых III Отделением. В то же время чиновникам предписывалось действовать мягко и осторожно; замечая незаконные поступки, они должны были «сначала предварять начальных лиц и тех самых людей и употребить старания для обращения заблудших на путь истины и затем уже обнаружить их худые поступки пред правительством».
Отделение подразделялось на экспедиции. Первоначально было 4 экспедиции. В 1828 году была введена должность цензора, в 1842 году учреждена V (цензурная) экспедиция. Личный состав III Отделения в 1826 году был определён в 16 человек, в 1829 году – в 20 человек, в 1841 году – 27, в 1856 – 31, в 1871 – 38, в 1878 – 52. К концу правления Александра II в отделении трудилось 72 человека, не считая секретных агентов. С 1838 года отделение занимало бывший особняк В.П. Кочубея (набережная Фонтанки, 16).
Организационная структура III Отделения получила более сложный вид 28 марта 1839 года вследствие присоединения к нему Корпуса жандармов, причем оба управления, III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии и Штаб Корпуса жандармов, под главным ведением генерал-адъютанта графа Бенкендорфа подчинялись генерал-майору Свиты Его Величества Леонтию Дубельту, с именованием его «начальником Штаба Корпуса жандармов и управляющим III Отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии». При отделении была предусмотрена особая юрисконсультская часть. В 1847 году был организован архив III отделения, где хранились дела всех экспедиций, доклады и отчёты императору, а также приложения к делам (например, вещественные доказательства).
I экспедиция ведала всеми политическими делами – «предметами высшей полиции и сведениями о лицах, состоящих под полицейским надзором». Через I экспедицию проходили дела, имевшие «особо важное значение», независимо от их принадлежности к сфере деятельности других экспедиций. Экспедиция занималась предупреждением преступлений против императора, обнаружением тайных обществ и заговоров, ведала наблюдением за общественным мнением («состоянием умов») и составлением общих и частных обозрений важнейших событий в стране («всеподданнейших» докладов), наблюдением за общественным и революционным движением, деятельностью отдельных революционеров, общественных деятелей, деятелей культуры, литературы, науки; организацией политического сыска и следствия, осуществлением репрессивных мер (заключение в крепость, ссылка на поселение, высылка под надзор полиции), надзора за состоянием мест заключения. Экспедиция занималась сбором сведений о злоупотреблениях высших и местных государственных чиновников, ходе дворянских выборов, рекрутских наборов, сведений об отношении к России иностранных государств (до середины 1866). Позднее в I экспедиции остались лишь дела об «оскорблении членов царской фамилии».
II экспедиция занималась раскольниками, сектантами, фальшивомонетчиками, уголовными убийствами, местами заключения и «крестьянским вопросом» (разыскание и дальнейшее производство дел по уголовным преступлениям оставалось за Министерствам внутренних дел; связанные с фальшивомонетчиками – за Министерством финансов). Осуществляла надзор за деятельностью в России различных религиозных конфессий, распространением религиозных культов и сект, а также административно-хозяйственным заведованием общегосударственными политическими тюрьмами: Алексеевским равелином, Петропавловской крепостью, Шлиссельбургской крепостью, Спасо-Евфимиевым монастырем и Шварцгольмским домом. Организовывала борьбу с должностными и особо опасными уголовными преступлениями. Собирала сведения о деятельности общественных организаций, культурных, просветительских, экономических, страховых обществ, о различных изобретениях, усовершенствованиях, открытиях, а также о появлении фальшивых денег, документов и т. п. Занималась рассмотрением жалоб, прошений, доносов и составлением докладов по ним. Осуществляла надзор за решением гражданских дел о разделах земель и имущества, случаях супружеской неверности и др. Занималась комплектованием штатов III Отделения и распределением обязанностей между структурными подразделениями.
III экспедиция занималась специально иностранцами, проживающими в России, и высылкой неблагонадёжных и подозрительных людей. С 1826 года до середины 1866 экспедиция осуществляла наблюдение за пребыванием иностранцев в России, контроль за их приездом и отъездом, выполняя функции контрразведки. С середины 1866 года к III экспедиции перешли также функции I экспедиции по наблюдению за общественным и революционным движением и производству дознаний по политическим делам. С 1873, в связи с ликвидацией IV экспедиции, её функции по сбору сведений о происшествиях на территории России (в том числе на железных дорогах) были также возложены на III экспедицию.
IV экспедиция вела переписку о «всех вообще происшествиях», ведала личным составом, пожалованиями; занималась надзором за периодической печатью. Осуществляла сбор информации о всех важных событиях в стране: выступлениях крестьян, волнениях в городах, мероприятиях правительства по крестьянскому вопросу и т.д. В IV экспедицию поступали сведения о видах на урожай, снабжении населения продовольствием, о ярмарках, ходе торговли и др., а также донесения из действующей армии во время военных действий, о столкновениях и инцидентах на границах Российской империи. Экспедиция руководила борьбой с контрабандой, проводила сбор материалов о злоупотреблениях местной администрации, сведений о происшествиях (пожарах, наводнениях и других бедствиях, уголовных преступлениях и т. д.). Ликвидирована в 1873 году.
V экспедиция создана 23 октября 1842 года, занималась специально цензурой, ведала драматической (театральной) цензурой, надзором за книгопродавцами, типографиями, изъятием запрещенных книг, надзором за изданием и обращением публичных известий (афиш), составлением каталогов пропущенных из-за границы книг, разрешением издания новых сочинений, переводов, наблюдением за периодическими изданиями.
[3] Со времён царствования императора Петра I в Санкт-Петербурге, Москве и некоторых других городах России для содействия полиции в надзоре за общественным порядком от армейских и гарнизонных полков направлялись команды полицейских драгун (конные команды). 15 (26) декабря 1763 года в составе воинских команд санкт-петербургской и московской полиции было приказано иметь по 20 конных драгун. Впоследствии это число, постепенно изменяясь на основании штатов 12 (24) февраля 1802, 8 (20) июня 1804 и 23 февраля (7 марта) 1806 годов, составляло: в Санкт-Петербурге – 45 унтер-офицеров, 264 нижних чина строевых и 5 нестроевых; в Москве – 60 унтер-офицеров, 240 нижних чинов строевых и 6 нестроевых. Эти подразделения получили наименование полицейских драгунских команд, и их офицеры состояли в штате полиции. Губернские, некоторые уездные и портовые города также имели свою конную полицию в составе 1 унтер-офицера и 12 рядовых. Но эти чины не относились к штату полиции, а направлялись для несения службы от штатных губернских рот и уездных команд, из состоявших при них драгун.
В соответствии с Указами императора Александра I от 17 (29) января 1811 года и 27 марта (8 апреля) 1811 года, в связи с расформированием штатных губернских рот и уездных команд и включением их чинов в состав батальонов и полубатальонов внутренней стражи, в большинстве городов упразднены полицейские драгуны. Между тем, наличие конных отрядов в составе внутренней стражи представлялось русскому правительству необходимым. Так как война с Францией воспрепятствовала их созданию, то помимо полицейских драгун, которые в некоторых городах ещё не были упразднены, в Санкт-Петербурге, Москве и во всех губернских городах было оставлено на попечении гражданского начальства по 14 верховых лошадей (ранее находились при упразднённых губернских ротах). При этом личный состав для несения конно-полицейской службы должна была предоставлять внутренняя стража.
1 (13) февраля 1817 года на основе бывшего штата полицейских драгунских команд были созданы: Жандармские дивизионы – в Санкт-Петербурге и Москве; Жандармские команды – в губернских городах: Вологде, Петрозаводске, Архангельске, Новгороде, Пскове, Митаве, Риге, Ревеле, Владимире, Калуге, Костроме, Орле, Рязани, Смоленске, Твери, Туле, Ярославле, Киеве, Витебске, Могилёве, Житомире, Каменец-Подольске, Минске, Вильне, Гродно, Белостоке, Екатеринославе, Курске, Полтаве, Симферополе, Харькове, Херсоне, Чернигове, Астрахани, Нижнем Новгороде, Воронеже, Тамбове, Вятке, Казани, Симбирске, Пензе, Уфе, Перми, Тобольске, Томске, Иркутске и в трёх портовых городах: Феодосии, Таганроге и Одессе.
Жандармские дивизионы находились в оперативном подчинении обер-полицмейстеров Санкт-Петербурга и Москвы, считаясь откомандированными от Отдельного корпуса внутренней стражи. Жандармские команды в губернских городах считались в составе местных гарнизонных батальонов, а жандармские команды в портовых городах – в составе служащих инвалидных команд. В дальнейшем были созданы новые жандармские команды: 23 февраля 1817 года – в Царском Селе; 3 мая 1817 года – в портовом городе Николаеве; 31 июля 1817 года – в Георгиевске и Саратове; 2 ноября 1817 года- в Куопио и Выборге; 22 ноября 1817 года – в Кишинёве и Тифлисе; 17 марта 1822 года – жандармская команда из Куопио переведена в Гельсингфорс и названа Гельсингфорсской; 12 марта 1823 года – в Красноярске; 22 июля 1825 года – жандармская команда из Георгиевска переведена в Ставрополь и названа Ставропольской; 30 апреля 1826 года – в Або; 5 мая 1834 года – в крепостях Бобруйск и Динабург; 1 июля 1836 года – в Омске, Кронштадте, Дерпте и крепости Измаил; 14 июня 1837 года – в Севастополе; 27 ноября 1838 года – жандармская команда из Феодосии переведена в Керчь и названа Керченской; 6 июля 1839 года – в Павловске; 12 декабря 1840 года – в крепости Брест-Литовск; 24 апреля 1843 года – жандармская команда, бывшая в Белостоке, переведена в Ковно и названа Ковенской;14 апреля 1845 года – в городах Троки, Тельши, Россиены, Белосток, Соколка, Бельск, Владимир (Волынской губернии), Дубно, Кременец, Старо-Константинов и Проскуров; 28 мая 1845 года – в Ивангородской крепости; 1 мая 1850 года – в Петергофе (эта команда была подчинена командиру Лейб-гвардии Конногренадерского полка); 28 октября 1850 года – в Самаре.
[4] Обстоятельства процесса против заговорщиков
Усилия Николая I были направлены на скорейшее расследование и наказание виновных: «Я думаю покончить возможно скорее с теми из негодяев, которые не имеют никакого значения по признаниям, какие они могут сделать, но, будучи первыми, поднявшими руку на своё начальство, не могут быть помилованы». Но на допросах всплывали всё новые имена и факты, так что следственная комиссия смогла завершить следствие над более чем 120 обвиняемыми и тремя сотнями привлечённых к делу только через полгода.
Первые аресты (по доносу Майбороды от 25 ноября (7 декабря) 1825 года были проведены ещё до начала восстания: П.И. Пестель и А.П. Юшневский были задержаны жандармерией 13 (25) декабря 1825 года. Одновременно с ними было велено арестовать Н.М. Муравьёва, но в связи с его отъездом в отпуск он был задержан только 20 декабря 1825 года (1 января 1826 года). По указанию Санкт-петербургского военного генерал-губернатора П.В. Голенищева-Кутузова 14 (25) декабря были задержаны М.А. Бестужев, Е.П. Оболенский, А.Н. Сутгоф, А.А. Шторх и Д.А. Щепин-Ростовский. Первыми были допрошены Щепин-Ростовский, принятый Николаем за «главное лицо заговора», и Сутгоф, назвавший несколько имен, в том числе, Е.П. Оболенского, А.И. Одоевского, Н.А. Панова, П.Г. Каховского, Н.А. Бестужева и К.Ф. Рылеева, «как главного заговорщика». Вечером 14 (25) декабря Рылеев был арестован и при допросе признал существование тайного общества и его цель – введение конституционной монархии. Он назвал имена А.А. и Н.А. Бестужевых, П.Г. Каховского, В.К. Кюхельбекера, Н.М. Муравьёва, Е.П. Оболенского, А.И. Одоевского, И.И. Пущина, А.Н. Сутгофа. Круг подозреваемых стал быстро увеличиваться. В ночь на 15 (26) декабря были арестованы и доставлены в Зимний дворец А.П. Арбузов, Б.А. Бодиско, Ф.Г. Вишневский, А.О. Корнилович, Е.П. Оболенский. Допросы арестованных в первую ночь и в последующие дни проходили в Гостиной в апартаментах Николая I. 15 декабря – А.П. и П.П. Беляевы, П.А. Бестужев, М.А. Бодиско, В.А. Дивов, П.Г. Каховский, А.Е. Розен, К.П. Торсон, А.И. Якубович и другие. Всего 14-15 декабря задержали 50 человек, 18 из которых вскоре выпустили, как непричастных к делу. Допрашивали их генерал К.Ф. Толь (его сменил вскоре В.В. Левашов) и лично Николай I. Спешка с допросами была вызвана необходимостью выявить как можно большее число «соучастников злоумышленного общества». Добровольно сдались А.А. Бестужев, А.М. Булатов, М.К. Кюхельбекер, А.И. Одоевский, Н.А. Панов. 4 (16) января 1826 года во дворец к царю был доставлен П.И. Пестель, который, после отрицания на предварительных расспросах в Тульчине самого факта существования тайного общества, рассказал об истории образования и республиканских планах Южного общества, связях с Обществом соединённых славян и другими организациями. 7 (19) января 1826 года арестованы и отправлены в Санкт-Петербург Н.В. Басаргин и Ф.Б. Вольф. В январе казематы Петропавловской крепости оказались переполненными. Наиболее важных задержанных помещали в Алексеевском равелине, а остальных отправляли в крепости Выборга, Свеаборга, Кексгольма и другие. 29 марта (10 апреля) 1826 года в Варшаве арестован и отправлен в Санкт-Петербург под конвоем и в сопровождении фельдъегеря М.С. Лунин.
В феврале А.И. Татищев передал царю списки привлечённых к следствию лиц: содержащихся Петропавловской крепости – 150 человек; в госпиталях – 9; в разных местах Санкт-Петербурга и вне его – 17; находящихся до ареста под секретным надзором – 14; освобождённых за отсутствием вины – 48. Комендант крепости А.Я. Сукин 19 февраля (3 марта) докладывал Николаю I: «Во вверенной мне крепости не осталось для посаждения ни одного свободного места или арестантского покоя, и занят даже один, в который должен поступить по выздоровлению из госпиталя арестант». Условия содержания государственных преступников в застенках Алексеевского равелина регламентировались установленными ещё при Александре I правилами. Волна арестов продолжалась до конца марта 1826 года.
Николай I лично участвовал и руководил следствием. После первых допросов император писал распоряжения о режиме содержания арестованных и об очередных арестах. Рылеева, который начал давать признательные показания, он велел «посадить в Алексеевский равелин, но не связывая рук, без сообщения с другими. Дать ему и бумагу для письма, и что будет писать ко мне собственноручно, мне приносить ежедневно». После выявления большей части активных членов обществ, следствие приступило к формированию доказательной базы обвинения. Перед следователями были поставлены задачи по раскрытию: планов цареубийства; связей с другими тайными обществами; причастности высокопоставленных лиц; зарубежного влияния. Была выработана особая последовательность работы с арестованными: предварительное снятие показаний, допрос членами комитета и ответы на его письменные вопросы, сопоставление показаний с показаниями других обвиняемых, повторный допрос и ответы на дополнительные письменные вопросы, очная ставка для выяснения тех разногласий в показаниях, которые Следственный комитет считал важными. Приоритетными были вопросы о планах цареубийства и покушений. За ними следовали вопросы об участии в тайных обществах и их составе, об истории их образования и другие. Н.В. Басаргин писал о тщательной сценографии допросов, на которые подследственных приводили с повязкой на глазах: «Вдруг я увидел себя в ярко освещённой комнате, перед столом, покрытым красным сукном, около которого сидели все члены нашего Комитета в мундирах и регалиях. Президентское место занимал генерал Татищев, по левую руку от него находились князь А. Н. Голицын, генералы Дибич, Чернышёв, Бенкендорф; по правую – великий князь Михаил Павлович, с.-петербургский губернатор Кутузов, генералы Левашев, Потапов, флигель-адъютант Адлерберг… Вся эта обстановка должна была призвести внезапный и необходимый эффект на приведённого с завязанными глазами арестанта».
Следствие производилось в Петропавловской крепости в обстановке глубокой тайны, а результаты расследования причастности к делу высокопоставленных лиц и заграничных связей тайных обществ не были включены в заключительное донесение Комиссии и были оформлены секретными приложениями к нему. Арестованных убеждали давать признательные показания в расчёте на справедливую оценку их императором. Член следственного комитета великий князь Михаил Павлович говорил: «Государь самый лучший ходатай за вас, в этом могу вас заверить». Надежда на обещанную милость должна была до суда подтолкнуть государственных преступников к покаянию. Упорствующим давали понять, что, несмотря на действовавший в России запрет пыток, у следствия «существуют разные способы заставить вас признаться». По приказам Николая заковывание декабристов в кандалы практиковалось с первых дней задержания. Чтобы принудить обвиняемых к нужным следствию признаниям, им говорили о якобы имевшихся против него показаниях, сводили измученных неизвестностью людей ожиданием мучительных для них очных ставок. М.С. Лунин так обрисовал способы воздействия следствия на арестованных, которым члены комиссии: «предлагали вопросы на жизнь или смерть; требовали ответов мгновенных и обстоятельных; обещали именем государя помилование за откровенность; отвергали оправдания, объявляя, что оные будут допущены впоследствии перед судом; вымышляли показания; отказывали иногда в очных ставках, …прибегали к угрозам и поношениям, чтобы вынудить показание или признание на других. Кто молчал или по неведению происшествий или от опасения погубить невинных, того в темнице лишали света, изнуряли голодом, обременяли цепями. Врачу поручено было удостовериться, сколько осуждённый мог вынести телесных страданий. Священник тревожил его дух, дабы исторгнуть и огласить исповедь…».
Проявившие малодушие пытались отказываться от ранее сделанных признательных показаний, испытывая угрызения совести от вреда, причинённого упомянутым ими товарищам, и поняв беспочвенность надежд на оправдание или смягчение участи. И руководители К.Ф. Рылеев, П.И. Пестель, и некоторые другие принципиально не отказывались от собственных убеждений и, принимая на себя ответственность за содеянное, своими, в разной степени подробными, показаниями пытались показать объективную справедливость идей искоренения существовавших злоупотреблений, их широкую распространённость и поддержку в российском обществе. Рылеев, который в ходе следствия пять раз был на допросах, двенадцать раз на очных ставках и семьдесят восемь раз отвечал на письменные вопросы, пытался отрицать участие в обществе лиц, сведениями о которых комиссия пока не подтвердила. Свои первые показания он завершил просьбой: «Открыв откровенно и решительно, что мне известно, я прошу одной милости – пощадить молодых людей, вовлечённых в общество, и вспомнить, что дух времени такая сила, пред которою они не в состоянии были устоять». Характеристику Пестелю и его позиции на следствии в своих мемуарах дал Николай I: «Пестель был злодей во всей силе слова, без малейшей тени раскаяния, с зверским выражением и самой дерзкой смелости в запирательстве».
М.С. Лунин заявил, что назвать имена означало бы «обнаружить братьев и друзей». Долго отказывался от показаний на товарищей И.Д. Якушкин, отправленный в крепость с указанием «заковать в ножные и ручные железа, поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея», оценивая собственное поведение на следствии, написал, что его показания являлись результатом «ряда сделок с самим собою». Среди мотивов, определявших поведение и метания заговорщиков на следствии, Н.Я. Эйдельман называл: «тяжесть сознания того, что в застенках оказались все их соратники и, соответственно, отсутствие уверенности в поддержке единомышленниками на воле; психологические проблемы из-за противостояния с людьми своего круга, родственниками и вчерашними сослуживцами и знакомыми; иллюзии дворянского воспитания, связанные с верой в справедливость царя; переживания от вынужденных признаний, моральные и физические страдания из-за инквизиторских методов следствия, направляемого лично императором; пессимистические настроения из-за отсутствия упорядоченного законом судопроизводства; молодость и отсутствие политического опыта».
По завершении следствия всех арестованных только однажды вызвали в комиссию для подтверждения собственной подписью ранее сделанных показаний. При этом, попытки отказа от ранее сделанных показаний или изменения их в расчёт не принимались. Заключённые в казематах ожидали начала судебных слушаний и готовились к защите, но когда их без объявления о начале судебного заседания по разрядам начали приводить на оглашение приговоров, они только по обстановке догадались, что это и был суд.
Отклики на следствие и приговор были во всех слоях общества. Консервативно настроенный и недолюбливавший реформатора М.С. Сперанского, одного из главных устроителей процесса, чиновник и мемуарист Ф.Ф. Вигель писал, что действиями императора Николая I «либерализм, столь нам несвойственный, обезоружен и придавлен. Слова «правосудие» и «порядок» заменили сакраментальное дотоле слово «свобода». Строгость его никто не смел, да и не хотел назвать жестокостью: ибо она обеспечивала как личную безопасность каждого, так и вообще государственную безопасность. Везде были видны весёлые и довольные лица, печальными казались только родственники и приятели мятежников…». При этом автор воспоминаний отметил, что писать обо всём слышанном тогда «ещё не место». С учётом общественного положения осуждённых круг «родственников и приятелей» оказался широким. В своих мемуарах заговорщики вспоминали о многочисленных случаях сочувствия, внимания и помощи со стороны людей из самых разных слоёв общества.
По воле императора в «Донесении следственной комиссии» не было упоминания о том, что государственные преступники требовали освобождения крестьян. Но в доносах тайных агентов «о настроении умов» отмечалось распространение слухов об антикрепостнических целях заговорщиков. Сенатор, член Верховного уголовного суда П.Г. Дивов записал в дневник 5 (17) апреля 1826 г.: «Ходят слухи о возмущении крестьян; они… говорят, что покойный император дал свободу, а ныне царствующий император не хочет этого исполнить. Подобные слухи несомненно являются последствием заговора…».
Официальное освещение процесса в российской прессе было призвано показать объективность следствия, справедливость суда и приговора и, что было важно для Николая I, «успокоить Европу», монархи которой заинтересованно относились к происходившим в России событиям.
Заочно приговорённый к смертной казни декабрист Н.И. Тургенев, с 1826 года живший в эмиграции, писал, что отношение английской и французской прессы к заговорщикам было, в общем и целом, довольно беспристрастным. Позднейшие исследования показали неоднородность интерпретации разными изданиями результатов следствия и суда.
Отчёт следственной комиссии был достаточно полно опубликован в крупнейших газетах. Английская «Times» отмечала, что в Санкт-Петербурге прилагаются большие старания, «чтобы снова убедить мир в виновности лиц, участвовавших в заговоре». 10 августа 1826 года, комментируя приговор, «Times» отмечала: «Императорское правительство, однако, жестоко ошибается, если думает, что чисто формальное следствие, произведённое комиссией из 8 членов – придворных и адъютантов императора, может пробудить к себе доверие в цивилизованных странах Европы, или даже в менее культурной России».
Мнения и оценки событий французских изданий определялись их политической направленностью. Консервативные газеты «La Quotidienne» и «Journal des débats» полностью воспроизводили официальные сообщения из России и печатали в извлечениях огромный отчёт следственной комиссии, который занимал от десяти до двенадцати страниц приложений в нескольких номерах. «Journal des débats» 22 августа, поддерживая наказание заговорщикам, вынесшим «приговор коронованным особам», писала, что цель этих «экзальтированных людей», «республика между Сибирью и Крымом», в их глазах «оправдывала средства и это обязывало их идти путём преступлений и безумств». Пытаясь поддерживать европейские троны, которые могли пошатнуться из-за выступления декабристов, роялистские газеты насколько возможно преуменьшали значение происшедших в России событий и призывали восхищаться и твердостью, и мягкостью Николая, заявляя, что «сейчас все исполнено радости и спокойствия». Более либеральный еженедельник «Le Constitutionnel» был более сдержан в одобрении и порицал процесс над декабристами, который проходил «без всякой защиты и при закрытых дверях», был отмечен «печатью тирании и беззакония».
В США известия о «неприятных» событиях в России появились в официальном вашингтонском издании «National Intelligencer» в марте 1826 года. Американский посланник Генри Миддлтон в своих сообщениях из Санкт-Петербурга поддержал официальную версию заговора, опубликованную петербургской газетой «Journal de St.-Pétersbourg». Позднее он писал об итогах судопроизводства над участниками опасного для правительства заговора: «Какими бы несовершенными во многих отношениях ни были судебные заседания, тем не менее они, по-видимому, вызвали в стране удовлетворение; и когда вспоминают, какими деспотическими и кровавыми мерами подобный заговор был бы подавлен столетие или даже полвека назад, то, действительно, появляется большое основание быть удовлетворенным существенным прогрессом цивилизации».
[5] Полное собрание законов Российской Империи
Работа Второго отделения по созданию Полного собрания законов Российской Империи была сопряжена со значительными трудностями, заключавшимися в большом количестве законов, хранившихся в различных архивах страны, и в отсутствии полных реестров изданных законов. Узаконения, изданные до 1711 года, хранились в архивах упраздненных приказов, Вотчинного департамента и Коллегии иностранных дел; узаконения более позднего времени – в петербургском архиве Правительствующего Сената, Московском губернском архиве старых дел, архивах Кабинета Его Величества, Департамента уделов, Военного министерства, Морского министерства и других ведомств. Подобная рассредоточенность законодательного материала чрезвычайно затрудняла работу по его сбору, что отмечалось в отчете Второго отделения: «Главнейшее было то, что не было общего собрания законов, они разбросаны во многих собраниях, изданных от Правительства и частных лиц. Ни одно не полно; все ошибочны. Множество указов не напечатано, напечатанные растеряны. Нигде, даже в Архиве Правительствующего Сената, нет полного их собрания, посему чиновникам было должно не только соображать и излагать узаконения, но приискивать и открывать самые их материалы».
Прежде всего кодификаторы приступили к составлению реестров узаконений. За основу был взят реестр бывшей Комиссии составления законов, насчитывавший 23 433 акта. К нему были прибавлены реестры из сенатского архива (20 742 акта), московских архивов (445 актов), архивов различных министерств и ведомств (8889 актов); таким образом, число актов по всем этим реестрам достигало 53 239. После этого Второе отделение запросило копии текстов законов, в ряде случаев направляя в ведомственные архивы своих сотрудников, которые на месте переписывали текст с подлинников; всего было доставлено или просмотрено до 3596 книг, включавших тексты узаконений. После этого была проведена ревизия текстов, которая заключалась в сличении их с подлинниками и выявлении дублирующих друг друга актов (в последнем случае было принято за правило оставлять более ранний акт).
В Полное собрание законов Российской Империи было решено включать все узаконения, изданные верховной властью или от её имени, причем как действующие, так и утратившие силу. Публикации подлежали законы начиная с Соборного уложения 1649 года, отменившего предшествовавшее законодательство; более ранние правовые акты были впоследствии изданы в составе самостоятельной публикации – Актов исторических. Судебные решения, как правило, в Полное собрание не помещались; исключение было сделано для решений, в самом их изложении распространенных на все подобные случаи, ставших впоследствии примером для других судебных решений, изъясняющих точный смысл того или иного узаконения, а также решений, вынесенных по делам о государственных преступлениях. Акты в Полном собрании располагались в хронологическом порядке и с присвоением им сплошной нумерации начиная с первого тома.
Полное собрание законов не было действительно полным – ряд актов не был обнаружен составителями; некоторые из них были найдены позднее и были опубликованы в особом дополнении. Кроме того, в собрание не был включен ряд секретных узаконений, указов и манифестов, назначенных к истреблению или отобранию (на внесение подобных узаконений в Полное собрание всякий раз испрашивалось высочайшее повеление), а также узаконения частного характера (о награждениях, определении на службу, о внутреннем распорядке правительственных учреждений и т. д.) – хотя ряд актов временного характера все же попал в Полное собрание.
Составление Полного собрания законов Российской Империи было окончено 1 марта 1830 года. Оно было выпущено двумя собраниями – Первым и Вторым; в Собрание Первое включались акты, изданные до 12 декабря 1825 года – дня издания манифеста Николая I о вступлении на престол, в Собрание Второе – акты, изданные после этой даты. Печатание Собрания Первого было начато 21 мая 1828 года и завершено 1 апреля 1830 года; оно состояло из 45 томов, включавших 30 920 узаконений (тома I-XL), хронологический указатель (том XLI), алфавитный указатель (том XLII), книгу штатов (тома XLIII и XLIV) и книгу тарифов (том XLV). Рескриптом от 5 апреля 1830 года Николай I повелел снабдить экземплярами Полного собрания департаменты Сената, а также губернские присутственные места.
Свод законов Российской Империи
Одновременно с подготовкой Полного собрания законов во Втором отделении велась подготовительная деятельность по составлению Свода. Указанная деятельность была разделена на две стадии: первая предполагала построение верных и точных выписок на каждую область законодательства, вторая – составление исторического изложения законов по всем главным предметам. К примеру, в процессе работы над Сводом законов гражданских все гражданское право было разделено на пять отделов – о правах состояний, о правах личных и вещественных вообще, о правах личных и вещественных в особенности, о порядке составления и совершения актов, о тяжебном судопроизводстве. Эти отделы в свою очередь подразделялись на четыре исторических периода: первый – с Соборного уложения до Петра I, второй – с Петра I до Екатерины II, третий – время царствования Екатерины II и четвёртый – от Екатерины до вступления на престол Николая I. В течение 1826-1827 годов было составлено историческое обозрение гражданских и некоторых частей уголовных законов; оно было представлено на обозрение императору, который в письме от 8 июля 1827 года высоко оценил произведенную работу, наградив Сперанского алмазными знаками к ордену Александра Невского.
По мере завершения исторических сводов (прежде всего гражданских законов) начались основные работы над систематическим Сводом законов. Опираясь на теоретические рекомендации английского философа Фрэнсиса Бэкона, изложенные в сочинении «Образец трактата о всеобщей справедливости, или об истоках права» (лат. «Exemplum Tractatus de Justitia Universali, sive de Fontibus Juris»), Сперанский сформулировал следующие правила составления Свода: «Исключить из свода все законы, вышедшие из употребления». «Исключить все повторения, и вместо многих постановлений, одно и то же гласящих, принять в свод одно из них полнейшее». «Сохранить слова закона, извлекая статьи свода из самого их текста, хотя бы то было самыми мелкими и дробными частями (per centones); потом сии мелкие части связать и соединить по порядку, ибо в законе не столько изящество слога, сколько сила и важность его, а для важности древность драгоценны». «Законы слишком многословные и обширные должны быть сокращаемы». «Из законов, противоречащих избирать тот, который лучше других». «По составлении таким образом свода, сей Состав законов (Corpus legum) должен быть утвержден надлежащей властью, дабы, под видом законов старых, не вкрались законы новые».
В силу задачи, поставленной Николаем, Сперанский был вынужден отступить от пятого правила, которое подразумевало возможность выбора лучшей и более полной правовой нормы и по образцу которого был составлен другой правовой сборник – Дигесты. Как отмечал Сперанский, «Свод переступил бы свои границы, если бы сочинители его приняли на себя судить, который из двух противоречащих законов лучше. У нас на сие есть другое правило: из двух несходных между собою законов надлежит следовать позднейшему, не разбирая, лучше ли он, или хуже прежнего: ибо прежний считается отрешенным тем самым, что постановлен на место его другой».
Действенное руководство Сперанского, самолично проверявшего каждую строку очередного тома и нередко заставлявшего переделывать части свода заново, позволяло работе кодификационного отделения не затухать, как бывало в истории подобных учреждений не раз (попытки систематизации законодательства предпринимались Петром Первым и Екатериной великой, но отсутсвие кадров, которые могли бы проделать данную работу, свели на нет эти начинания и новое законодательство так и не было выработано).
Составление Свода осуществлялось в виде распределения различных узаконений по предметам правового регулирования и изложения их в виде статей, из которых состоял каждый том Свода. Свод внешне выглядел как единый закон, где каждый фрагмент имел вид статьи закона со своим номером. При этом статьи представляли собой по возможности дословное изложение положений нормативных актов, из которых они извлекались. Статьи, составленные из нескольких узаконений, излагались словами основного узаконения с добавлениями из других актов; если сделать это было невозможно, то статьи излагались хотя и другими словами, но в полном соответствии со смыслом узаконений, из которых они были почерпнуты. В процессе составления Свода многие нормативные акты расчленялись и отдельные предписания помещались в различных разделах и частях Свода законов.
Немалое число законов, включенных в Свод, было подвергнуто редакторской правке, в результате которой их содержание стало отличаться от первоначального текста. Возможность подобных исправлений вытекала из «Правил, наблюдаемых при исправлении Сводов», утвержденных начальником Второго отделения 21 февраля 1831 года. Хотя Правила требовали обеспечить «верность изложения» статей Свода, наряду с этим редакторам в ряде случаев дозволялось отклоняться от содержания узаконений. Так, статья 16 Правил допускала вносить исправления в текст, «где примечены будут в нём какая-либо неясность или слова слишком старые и невразумительные». Статьей 17 предписывалось «вообще держаться слов закона со следующими ограничениями: а) древний слог перевести на слог законов последующих времен; б) если указ содержит в себе самую сущность текста, то и прописать оный с наблюдением предыдущего замечания; в) доводы к изданию закона, если бы где-либо в настоящем изложении они вкрались, отменить, разве бы без них законоположение было непонятно; г) если встретятся две статьи Свода одинаковые или повторительные, то их соединить в одну, но с строгим наблюдением, чтобы ничего существенного выпущено не было».
Под каждой статьей указывались источники, то есть различные узаконения и сведения, из которых она была извлечена; эти источники («цитаты») помещались с целью придать статье достоверность и предоставить возможность проверки правильности изложения статьи. Независимо от цитат при статьях также помещались примечания, содержащие пояснения и дополнения к статьям. Приложения, включавшие различные подробности технического характера, табели, расписания, формы делопроизводства и др., помещались после соответствующих групп статей, объединяемых в «уставы», «учреждения» и т.д.
Работы по составлению Свода были распределены между чиновниками Второго отделения по мере их способностей и знаний. Сперанский осуществлял непосредственное руководство работами, давал сотрудникам советы, разрешал возникающие затруднения, а также докладывал императору о ходе работ. Составленные проекты частей Свода представлялись на рассмотрение особого присутствия под председательством Сперанского. В результате его замечаний многие проекты исправлялись и переделывались по нескольку раз; по свидетельству биографа Сперанского, ни одна строка из всех 15 томов Свода не осталась без личной поверки с его стороны.
Кодификаторы стремились создать сборник действующего законодательства на основе системы разделения Свода. В отличие от подготовительных работ, носивших преимущественно технический характер, окончательная деятельность по составлению Свода характеризовалась творческим подходом к разработке системы сборника, принципов его построения, отбору законодательного материала и многих других вопросов. Работа над Сводом являлась не просто механическим воспроизведением источников, а определённым толкованием действующего права. В частности, сама необходимость написать Свод современным языком вынуждала авторов Свода отступать от устаревшего и зачастую малопонятного языка актов XVII-XVIII веков, внося в их текст существенные модификации и иногда даже самостоятельно формулируя правовые нормы на их основе. В последнем случае статьи Свода сопровождались не ссылками на конкретные законы, а пояснениями вроде «основана на соображении частных примеров», «явствует из существа таких-то узаконений», «основана на обычаях» и т.п.
Энергия и настойчивость Сперанского в значительной мере способствовали сравнительно быстрой работе над Сводом. Уже в июле 1826 года Сперанский рассматривал первые главы Свода, а 14 января 1828 года представил Николаю I подготовленный Свод законов гражданских, с приложением пояснительной записки, в которой подробно излагал план действий по составлению Свода. Деление Свода на тома было введено позднее: в первых отчетах о работах Второго отделения говорится о сводах различных уставов. Общее число уставов доходило до 93, из которых уже в 1828 году было подготовлено 35, а остальные 58 – в течение 1829 года. Таким образом, все своды уставов были закончены к 1 января 1830 года. Одновременно начался заключительный этап кодификационных работ – ревизия Свода законов специальными ревизионными комитетами и его исправление по поступившим замечаниям.
Необходимость ревизии подготовленных частей Свода законов была предусмотрена Сперанским в пояснительной записке от 14 января 1828 года, согласно которой Свод следовало вводить в действие, предварительно «удостоверясь посредством особой комиссии в его точности». Как следует из доклада Сперанского от 16 февраля 1828 года, уже в это время он обратился к управляющему министерством юстиции А.А. Долгорукову с предложением об учреждении комитета для обозрения сводов, составленных во Втором отделении. Долгоруков высказал пожелание составить такой комитет из небольшого числа лиц, включая представителей Сената и Министерства юстиции. Император одобрил предложения, изложенные в докладе Сперанского, и 23 апреля 1828 года издал рескрипт на имя Долгорукова, которым повелел «произвесть в особом Комитете общее сих Сводов обозрение, дабы тем положительнее удостовериться в точности их и полноте».
На основании рескрипта от 23 апреля был образован первый комитет для ревизии свода гражданских законов под председательством Долгорукова, которого вскоре сменил Д. В. Дашков; в состав комитета вошли два сенатора – В. И. Болгарский и Н. А. Челищев, а также ряд сотрудников Министерства юстиции. Впоследствии этот комитет рассматривал также такие важнейшие части Свода, как законы основные и законы уголовные. По мере составления других частей Свода были образованы другие ревизионные комитеты, которые учреждались в соответствующих министерствах Российской Империи под председательством высокопоставленных чиновников министерств; число таких комитетов достигало семи. Всем комитетам на основании высочайшего повеления надлежало обозреть части Свода на предмет следующих вопросов: 1) все ли законы включены в Свод и 2) не включены ли в Свод отмененные законы.
Заседания «сенаторского» комитета по ревизии гражданских и уголовных законов происходили в присутствии редактора соответствующей части Свода и начальника Второго отделения – М. А. Балугьянского. В случае возникновения у членов комитета вопросов или замечаний сотрудники Второго отделения либо представляли соответствующие пояснения и указания на законы, либо незамедлительно исправляли статьи Свода. Наиболее важные из предлагаемых изменений вносились в журналы заседаний для последующего представления на усмотрение императора; эти журналы представлялись Николаю министрами и после принятия решения пересылались Сперанскому, который передавал их во Второе отделение для осуществления исправлений.
Примерно в таком же порядке осуществлялась ревизия Свода в других ревизионных комитетах: в ответ на замечания представителей министерств редакторы Свода давали пояснения или вносили соответствующие исправления. Кроме того, многие из комитетов сочли нужным внести в Свод нормы из циркулярных предписаний и распоряжений министерств (в частности, на этом настаивал министр финансов Е. Ф. Канкрин, поскольку на предписаниях его ведомства была основана значительная часть таможенного дела). Из практических соображений подобные пожелания были удовлетворены, в результате чего в первом издании Свода появилось немало статей, не имевших значения закона.
Ревизия Свода продолжалась с апреля 1828 года по май 1832 года. Общее число замечаний на статьи всего Свода достигло 2 тысяч, из них Сперанский принял около 500. В начале 1832 года первая книга Свода, посвященная учреждениям, поступила в печать, и к концу того же года весь Свод был отпечатан тиражом в 1200 экземпляров и представлен в Государственный совет.
8 января 1833 года Сперанский при всеподданнейшем донесении представил на усмотрение Его Величества «Обозрение исторических сведений о Своде законов» – исторический очерк работ по систематизации законодательства Российской Империи начиная с 1700 года, а также проект манифеста о введении Свода в действие. После ознакомления с этими материалами император повелел Государственному совету приступить к рассмотрению Свода законов. 15 января отпечатанные экземпляры Свода были направлены председателю Государственного совета В.П. Кочубею, всем членам Государственного совета и государственному секретарю В.Р. Марченко. 17 января Сперанский направил Кочубею текст «Обозрения исторических сведений», а также записку «О силе и действии Свода», в которой предлагал на усмотрение Государственного совета различные пути разрешения вопроса о будущей юридической силе Свода – как единственного закона, как закона, дополнительного к существующим узаконениям, как простого изложения нормативного материала без силы закона или как закона, который должен сначала действовать вместе со старыми узаконениями с последующим утверждением в качестве единственного.
Николай желал, как можно скорее решить вопрос с введением Свода законов в действие, в связи с чем общее собрание Государственного совета было назначено уже на 19 января, хоть это и не оставляло членам совета достаточно времени для ознакомления с обширным многотомным изданием. Император лично присутствовал на заседании Государственного совета, где произнес длившуюся более часа речь, в которой упомянул плачевное состояние российского правосудия, проистекающее из неосведомленности о законах, и коснулся работ по составлению Свода. В заседании также читалось «Обозрение исторических сведений о Своде законов» и обсуждался вопрос о силе и значении Свода. Известно, что Е. Ф. Канкрин высказал на заседании критические замечания в адрес Свода, однако лишь навлек этим неудовольствие Николая. В том же заседании 19 января император снял с себя ленту ордена Святого апостола Андрея Первозванного и надел её на Сперанского, на следующий день дополнительно издав рескрипт о награждении его этой высшей наградой Российской Империи. После продолжительного обсуждения члены Государственного совета единогласно постановили: «Во всех отношениях полезно и достоинству Правительства соответственно издать Свод в виде законов, коим в решениях исключительно руководствоваться должны; но, дабы дать время присутственным местам более ознакомиться с изданием законов наших в сей новой форме, то на обращение их в полную и исключительную силу постановить двухгодичный срок и именно 1 января 1835 года».
26 января Сперанский направил в адрес государственного секретаря Марченко проект манифеста об издании Свода законов. В тот же день состоялось общее собрание Государственного совета, на котором вследствие болезни В.П. Кочубея председательствовал Н.С. Мордвинов. В заседании обнаружились неожиданные разногласия в понимании формулировки «разослать Свод во все присутственные места», приведенной в журнале предыдущего заседания. 19 членов совета, составлявшие большинство, признали журнал верно составленным и не допускающим дополнительного толкования, в то время как 13 членов совета, включая самого Сперанского, толковали слова «разослать Свод» как направление Свода в целях его частичного применения совокупно с существующими законами (что означало, в частности, включение в судебные и административные решения ссылок на статьи Свода). Николай I разрешил возникшие противоречия в пользу большинства, 27 января наложив на журнал резолюцию: «Свод рассылается ныне же как положительный закон, которого исключительное действие начнется с 1 января 1835 года». После некоторой переработки Сперанский представил проект манифеста императору. 30 января проект манифеста, снабженный собственноручной пометкой Николая «читал и нахожу совершенно согласным с Моим желанием», был представлен в Департамент законов Государственного совета, который рассматривал его 31 января в заседании с участием министра юстиции.
1 февраля состоялось второе общее собрание Государственного совета в присутствии императора. Проект манифеста был рассмотрен, признан соответствующим мнению Государственного совета, изложенному в заседании 19 января, и представлен к высочайшему подписанию. В заседании император повторно подтвердил, что Свод подлежит применению в качестве действующего закона с 1835 года. До той поры он может служить присутственным местам лишь указателем на существующие узаконения, ссылки на которые помещены под статьями Свода в виде источников. В тот же день Николай I подписал манифест об издании Свода законов, пометив его, однако, датой 31 января. Согласно статье 1 манифеста Свод вступал в «законную свою силу и действие» с 1 января 1835 года. Впоследствии, незадолго до вступления Свода в силу, Сперанский разработал подробные правила о порядке употребления Свода в делопроизводстве, которые были рассмотрены Государственным советом и высочайше одобрены в декабре 1834 года. Кроме того, дополнительно к отпечатанным томам Свода были составлены и изданы общее оглавление (1833), алфавитный (1834) и хронологический (1835) указатели к Своду. В 1833 году состоялась перепечатка Свода (обозначенная на титульном листе как «издание второе»), в котором были исправлены типографские опечатки издания 1832 года, и в 1835-1836 годах – повторная перепечатка (обозначенная как «издание третье»), в которой уже были исправлены редакционные недосмотры и неточности, а несколько статей в виде особого исключения были изложены в новой редакции.
Сперанский разработал своеобразную систему построения Свода законов, имевшую значение как для практических, так и теоретических целей. Построение Свода было основано на правовой концепции Сперанского, который в соответствии с принятым в римском праве делением права на публичное и частное разделил все законодательство на государственные и гражданские законы. На основе различия в предмете правового регулирования все государственные законы подразделялись Сперанским на определительные и охранительные. Определительные законы состояли из норм, отражавших существо «государственного союза» и вытекающих из них прав. Сперанский выделил здесь несколько важных моментов: во-первых, порядок организации верховной власти; во-вторых, государственные органы, с помощью которых государственная власть осуществляет свои полномочия; в-третьих, средства и силы государственные; в-четвертых, степень участия подданных в государственной деятельности. Каждому из указанных моментов соответствовала определённая категория законов: 1) основные законы, 2) учреждения государственные и губернские, 3) законы сил государственных (уставы о рекрутской и земских повинностях, уставы казенного управления), 4) законы о состояниях. Вторая группа государственных законов состояла из законов, охраняющих «союз государственный и гражданский»: 1) предохранительные законы (уставы благочиния) и 2) уголовные законы. Гражданские законы также подразделялись Сперанским на определительные и охранительные, объединяющие соответственно нормы материального и процессуального права. К первой группе относились законы, определяющие права и обязанности в области семейных отношений, общие законы об имуществах и особенные законы об имуществах. Во вторую группу входили законы о порядке взысканий по бесспорным делам, судопроизводстве и о мерах гражданских взысканий.
Разрабатывая систему Свода законов, Сперанский преследовал цель обеспечить доступность законодательства, понимая под этим не только упрощение поиска нормативного материала, но и определённую модернизацию законодательства и устранение его дефектов (упрощение стиля, языка нормативных актов, ликвидацию пробелов, противоречий, анахронизмов и т. д.). Для достижения этой цели Сперанский пошел по пути укрупнения основных подразделений систематического собрания законов, объединив весь нормативно-правовой материал в восемь крупных отделов, которые в большинстве случаев совпадали с отраслями права – государственным, административным, гражданским, уголовным и др. Вместе с тем система Свода распределяла законодательство также по отраслям управления и экономики. На основании этой системы все государственные и гражданские законы были разделены на восемь книг, в свою очередь состоявшие из 15 томов:
Книга I. Учреждения
Том I. Основные законы и учреждения государственные
Том II. Учреждения губернские
Том III. Уставы о службе гражданской
Книга II. Уставы о повинностях
Том IV. Свод уставов о повинностях рекрутской и земских
Книга III. Уставы казенного управления
Том V. Уставы о податях, пошлинах, питейном сборе и акцизе
Том VI. Учреждения и уставы таможенные
Том VII. Уставы монетный, горный и о соли
Том VIII. Уставы лесной, оброчных статей, арендных и старостинских имений
Книга IV. Законы о состояниях
Том IX. Свод законов о состоянии людей в государстве
Книга V. Законы гражданские и межевые
Том X. Свод законов гражданских и межевых
Книга VI. Уставы государственного благоустройства
Том XI. Учреждения и уставы кредитных установлений, учреждения и уставы торговые, постановления о фабричной, заводской и ремесленной промышленности
Том XII. Учреждения и уставы путей сообщения, устав строительный и устав пожарный, постановления о благоустройстве в городах и селениях
Книга VII. Уставы благочиния
Том XIII. Устав об обеспечении народного продовольствия, устав об общественном призрении, учреждения и уставы врачебные
Том XIV. Уставы о паспортах и беглых, о предупреждении и пресечении преступлений, о содержащихся под стражей и о ссыльных
Книга VIII. Законы уголовные
Том XV. Свод законов уголовных
Каждый том Свода представлял собой самостоятельное собрание правовых норм, имеющее единую для всего тома нумерацию статей. Некоторые из томов (например, тома I, V, X) состояли из нескольких частей; в этом случае у каждой части тома была своя нумерация статей. Отдельные тома включали уставы, положения, учреждения, которые, как правило, подразделялись на книги. Последние, в свою очередь, состояли из разделов, глав, отделений и статей. Под статьей (или, при особой оговорке, группой статей) Свода имелось указание на число, месяц и год издания акта, из которого взята статья или статьи, и номер этого акта в Полном собрании законов. В некоторых случаях под статьями помещались примечания; они не содержали правовых норм, но способствовали правильному пониманию смысла статей, комментировали и уточняли их источники. Свод законов состоял из 36 тысяч статей, а с приложениями – до 42 198 статей.
Свод законов не был полным собранием действующего законодательства. По практическим соображениям в издание 1832 года не вошли:
- Узаконения местного характера, действовавшие в ряде национальных окраин Российской Империи. Впоследствии Второе отделение подготовило или начало подготовку ряда проектов сводов местных узаконений – западных губерний, прибалтийских губерний, великого княжества Финляндского, Царства Польского, Бессарабии и др. Из них был утвержден лишь Свод местных узаконений губерний остзейских.
- Узаконения по ведомству Министерства народного просвещения и государственного контроля, а также нормативные акты в области счетоводства.
- Узаконения в области управления дел православного и иностранных исповеданий. Некоторые из узаконений по духовной части стали издаваться лишь с 1865 года в составе Полного собрания постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания.
- Узаконения по ведомству Министерства иностранных дел, удельного ведомства, управления почт, ведомства учреждений императрицы Марии и других, состоящих под покровительством высочайших особ.
Постановления военные и морские, составившие впоследствии содержание отдельных Свода военных постановлений и Свода морских постановлений.
Систематизация законодательства в форме инкорпорации, проведенная в 1826-1832 годах Вторым отделением и увенчавшаяся созданием Свода законов Российской Империи, знаменовала собой новый этап в развитии русского права. Впервые в истории страны правоприменитель получил свод действующих законов, имеющий достаточно четкую и продуманную теоретическую и практическую основу, снабженный указателями и вспомогательными материалами и т.п. Переход от бессистемности и противоречивости законодательства к четкой системе изложения законов стало существенным прорывом в истории развития отечественного права. Свод объединил законодательный материал, разбросанный в многочисленных и труднодоступных источниках права; благодаря этому законы, ранее известные лишь ограниченному кругу лиц и то не в полном объёме, стали доступными для изучения каждому, что оказало благотворное влияние на развитие правовой культуры. По выражению М.В. Шимановского, «только с изданием Свода народ узнал так или иначе, что такое закон, где его начало и где его конец».
Составители Свода не остановились на одной лишь предметной инкорпорации законов: ему была придана несколько иная, более сложная систематизированная форма. Поскольку кодификаторы имели возможность делать редакционные исправления при изложении текста консолидируемых актов, Свод содержал значительно более четкие формулировки и более точные определения по сравнению с ранее действовавшими законами, что вывело правовое регулирование общественных отношений на принципиально новый уровень. По степени влияния на развитие юридической сферы российской государственной жизни составление Свода можно рассматривать как крупную политико-правовую реформу.
Важным следствием систематизации законодательства стало реформирование практики управления и судопроизводства. Статья 47 Основных государственных законов (том I Свода) провозгласила, что «Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, уставов и учреждений», тем самым продемонстрировав стремление верховной власти внедрить в российскую действительность начала законности. Правила употребления Свода в судопроизводстве и административных делах, утвержденные в 1834 году, обязывали государственные учреждения использовать только кодифицированное законодательство, подробно расписывая порядок цитирования норм Свода и указания ссылок на его статьи.
Свод законов является важным памятником юридической мысли России первой половины XIX века. В нём были впервые обобщены и систематизированы многие правовые понятия, не разработанные в предшествующем законодательстве. В Своде определены существенные стороны государственного строя России: организация и существо верховной власти, правовое положение сословий; впервые сформулированы многие юридические понятия – «закон», «высочайшее повеление», «право собственности», «преступление», выделены общая и особенная часть уголовного права и т. д. Свод привел в систему разрозненные, противоречивые законы, относящиеся к различным периодам истории и исходившие из разных принципов. Впервые в России был создан сборник законодательных актов, в основу которого была положена научная система разделения и расположения законов; последняя хотя и обнаружила определённые недостатки, но вместе с тем имела большое прогрессивное значение, заложив основы правовой системы Российской Империи.
В результате издания Свода законов выявились противоречия между отдельными законами, стали очевидными многочисленные пробелы в действующем законодательстве. Пробелы Свода указывали на необходимость проведения дальнейших работ по систематизации законодательства, но уже на более высоком уровне – в форме кодификации. После издания Свода началось совершенствование отдельных отраслей права: было разработано и введено в действие Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, кодифицированы военное, морское, а впоследствии и церковное законодательство.
Издание Полного собрания законов и Свода законов способствовали развитию русского законоведения. Создание этих сборников показало трудность систематизации права без научного подхода к разработке системы законодательства, развития отдельных отраслей, институтов права и правовых категорий, что было признано и верховной властью. Уже в 1835 году указом Николая I в целях подготовки квалифицированных юристов для службы в государственной администрации и судах было основано Императорское училище правоведения; в соответствии с новым университетским уставом, принятым в том же году, отделения «нравственных и политических наук» университетов были преобразованы в юридические факультеты. Свод положил начало систематическому изучению русского законодательства и истории права, стали появляться фундаментальные юридические труды (П.И. Дегая, К.А. Неволина, К.Д. Кавелина, Д.И. Мейера и др.). Если раньше изучались в основном гражданские и уголовные законы, то после создания Свода сделалось возможным и необходимым исследование других отраслей права – государственного, административного, финансового.
Стройность внешней формы не соответствовала внутреннему содержанию Свода, так как законодательный материал не обладал важным признаком – однородностью. Законы исходили из разных принципов, что объяснялось возникновением их в разное время. Отсюда вытекали такие недостатки Свода, как громоздкость, противоречивость нормативно-правового материала и его разбросанность по различным частям Свода. Строгая внутренняя логическая связь между разделами не могла быть достигнута в результате проведения систематизации законодательства в форме инкорпорации: взаимосвязь нормативных актов была возможна только при кодификационной обработке. Выбор инкорпоративной формы обусловил наличие в Своде неоднородного законодательства, поскольку перед чиновниками Второго отделения ставилась цель лишь привести в определённую систему действующие законы, не преобразуя и не совершенствуя их по существу. В силу этого Свод значительно отличался от большинства западноевропейских кодексов своего времени.
В литературе приводятся многочисленные примеры отсутствия логической последовательности в системе расположения законодательного материала. Например, гражданские законы помимо тома X встречаются во многих других томах – томах VII и VIII (законы о частной золотопромышленности и частных лесах), томе IX (права состояния), томе XI (торговые законы). Уголовные законы, собранные в томе XV, встречаются в уставах казенного управления (тома V-VIII), статьях 737, 794, 832 и других тома IX. Статьи об учреждениях помимо томов I и II имеются в уставах таможенном, горном, межевом и др. Нередко нормы материального права располагаются в Своде наряду с нормами процессуального права. Некоторые второстепенные вопросы регулируются с ненужной подробностью в то время как другие или вовсе не рассматриваются, или освещаются очень поверхностно.
Уже Сперанский указывал на такой недостаток Свода законов, как его неполнота: «Сколько объём нашего Свода обширен и полон, столько составные его части недостаточны и скудны». Неполнота Свода объясняется тем, что: 1) многие сферы общественных отношений не были урегулированы законодательством, а если и нашли своё отражение в российских законах, то не были помещены в Полное собрание законов; 2) целый ряд узаконений Полного собрания законов не вошел ни в один из томов Свода. В частности, в него не вошли церковные законы, законы о народном просвещении и государственном контроле, законы по ведомству ряда министерств и кредитных учреждений и т. д. Дореволюционные исследователи Свода отмечали существенные пробелы в разделе гражданского законодательства: отсутствие ряда норм о завещаниях, об опеке и попечительстве, о правах и обязанностях в брачно-семейных отношениях, о сервитутах, о ссуде, о доверенности и т. д. В разделе уголовных законов остались неурегулированными отношения, возникающие из полицейских и финансовых нарушений, и т.д.
Ни теория, ни практика к моменту составления Свода не выработали четких критериев для разграничения понятий нормативного и ненормативного правового акта, вследствие чего в Свод вошло множество статей ненормативного характера, содержащих наставления, советы, пожелания или отдельные распоряжения административных органов (статьи 613 и 631 тома I, статья 257 тома III, статья 3 тома XIV и др.). К недостаткам Свода относятся также наличие ряда технических правил, по сути не являющихся правовыми нормами (например, в постановлениях о фабричной и заводской промышленности), неопределенность юридического языка, многословность отдельных статей (статья 843 тома XV, статья 305 тома X). Некоторые статьи, взятые в отрыве от общего смысла других статей, неясны, что затрудняло их применение (статья 15 тома II, статьи 794 и 816 тома XV). В Своде имеются статьи, которые могут быть объединены (статьи 234-236, 238-321 тома I) или сокращены (статьи 342-344 тома I). Ряд статей включены в Свод без ссылок на узаконения Полного собрания законов (статьи 267-268 тома I, статья 161 тома X, статьи 926 и 1210 тома XV). А. К. Бабичев на основе тщательного анализа первого и последующих изданий Свода законов сделал вывод о необходимости многочисленных (более 2,5 млн) сокращений и редакционных исправлений в Своде.
Многие недостатки Свода были вызваны объективными причинами – несовершенством и архаичностью действующего российского законодательства, а также инкорпоративной формой систематизации, не допускавшей внесения принципиальных изменений в упорядочиваемые правовые нормы. В то же время, по мнению ряда ученых, Свод, вобравший в себя множество устаревших законов, сыграл роковую роль в истории русского права, законсервировав дефекты отечественного законодательства и став своего рода тормозом на пути его дальнейшего развития.
В начале 1834 года II отделение приступило к составлению Продолжения Свода законов, необходимость издания которого была прямо предусмотрена манифестом от 31 января 1833 года и которое должно было вступить в силу вместе со Сводом с 1 января 1835 года. Материалом для Продолжения должны были служить узаконения, вышедшие в 1832-1833 годах общим числом до 1630, а также исправления, оказавшиеся необходимыми в результате вторичной ревизии Свода. Указанная ревизия началась после утверждения Свода в 1833 году и заключалась в проверке и направлении во Второе отделение поступающих от государственных учреждений замечаний и исправлений к Своду. Общее число таких исправлений достигало 823, из которых 443 поступило от Министерства финансов, 107 – от Министерства юстиции и 216 были подготовлены самим Вторым отделением. К августу 1834 года составление первого Продолжения было закончено. Оно состояло из пятнадцати частей по числу книг Свода. В начале каждой части был помещен список изменившихся статей тома, после чего следовало изложение изменившихся статей. Часто изменение статьи состояло лишь в одном слове, но тем не менее для большего удобства перепечатывалась вся изменившаяся статья. 29 августа 1834 года Сперанский представил Николаю I отпечатанное Продолжение при всеподданнейшем докладе. Доклад был высочайше одобрен, и 30 августа был издан именной указ Сенату, в соответствии с которым Продолжение было введено в силу с 1 января 1835 года «в совокупности со Сводом, дополняя и заменяя статьи Свода, где следует, статьями Продолжения, им соответствующими».
20 октября 1834 года Сперанский представил в Государственный совет доклад о порядке составления продолжения Свода на будущее время. Совет рассмотрел доклад вместе с поступившими на него замечаниями министерств и представил к высочайшему утверждению ряд правил издания продолжения Свода, которые были одобрены императором 15 декабря. В частности, было постановлено следующее: 1) акты императора, поясняющие или меняющие законодательство, в целях включения их в продолжение Свода заблаговременно представлять во Второе отделение; 2) не включать в продолжение Свода акты – разъяснения министерств без утверждения государя; 3) включать в Свод распорядительные акты министерств при условии их утверждения указами Правительствующего Сената по представлению министров; 4) включать в Свод разъяснительные и распорядительные акты Правительствующего Сената при условии их соответствия действующему законодательству, а также разрешения или предупреждения каких-либо сомнений в смысле закона; 5) указывать под статьями каждого нового закона ссылки на статьи Свода, изменяемые этим законом.
На основании этих правил II отделение издало шесть Продолжений первого издания Свода: в 1834, 1835, 1836, 1837, 1838 годах и, уже после смерти Сперанского, в 1839 году. Всего было два вида Продолжений. Первые включали законы, изданные с момента публикации предшествующего продолжения, и назывались очередными; таковыми были Продолжения четвёртое (1837) и пятое (1838). Другие включали законы, изданные с момента издания самого Свода; к таким сводным Продолжениям относились второе (1835), третье (1836) и шестое (1839). Иными словами, в отличие от остальных Продолжений, включавших в себя текст предыдущих выпусков, четвёртое и пятое содержали узаконения лишь за 1836 и 1837 годы соответственно; в итоге третье, четвёртое и пятое Продолжения оказались объединены под одним заглавием и явились своего рода отдельными выпусками одного издания, имевшими сплошную нумерацию страниц от первого до последнего. Практика показала неудобство плана, принятого при составлении четвёртого и пятого Продолжений, поскольку для поиска узаконений приходилось обращаться поочередно к пятому, четвёртому и третьему Продолжениям и даже к самому Своду, причем отмененные статьи иногда по ошибке принимались за действующие. Шестое Продолжение объединило сохранившие силу статьи первых пяти Продолжений с присоединением к ним законов 1838 и частично 1839 годов и сопровождалось особым императорским указом от 29 декабря 1839 года.
В декабре 1839 года главноуправляющим Вторым отделением стал Д. Н. Блудов – бывший министр внутренних дел, впоследствии граф – который уже в начале 1840 года поставил перед Николаем I вопрос о дальнейшем издании Свода. В частности, он предложил сохранить план Свода образца 1832 года, включить в Свод все статьи последнего Продолжения за 1832-1838 годы, исключить встречающиеся в Своде повторения, а также отойти от принципа единой нумерации статей в томах, установив собственную нумерацию для каждого устава и положения. Одновременно Блудов коснулся вопроса о дальнейшей судьбе систематизации законодательства – продолжить ли её в виде Свода законов или приступить к разработке уложений, то есть к следующему этапу кодификации, предусмотренному Сперанским. Император, утвердив представление Блудова 11 января 1840 года, начертал резолюцию: «необходимо издать по-прежнему».
25 января 1840 года Блудов представил монарху развернутый доклад о порядке подготовки второго издания Свода, в которым были уточнены и дополнены ранее высказанные предложения. Цель очередного издания Блудов видел не просто в соединении Продолжений Свода с первым его текстом, но и в том, чтобы по возможности усовершенствовать сам Свод – исправить вкравшиеся ошибки, пробелы и противоречия, исключить повторения и сделать Свод более удобным в употреблении. Среди прочего было предложено включить в основной текст Свода отдельными разделами законы, в издании 1832 года помещенные в приложениях в конце томов (например, уставы о рекрутстве евреев и украинских казаков). Приложения к уставам должны помещаться непосредственно за текстом этих уставов, а не в конце томов, как в первом издании. Поскольку к Своду издан алфавитный указатель, следует исключить многочисленные статьи одинакового содержания, которые повторялись в различных томах и уставах с целью большей полноты изложения; также следует объединить в одном месте отдельные правила и изъятия из этих правил, которые зачастую изложены в разных томах. Наконец, следует присвоить собственную нумерацию помещаемым в Свод законам, чтобы облегчить ссылки на них, а также чтобы сделать издание более доступным: до сих пор частные лица были вынуждены покупать тома целиком, в то время как в случае особой нумерации уставов и помещения приложений за их текстом они могли бы приобретать отдельные законы, входящие в состав Свода.
Новый глава II отделения отрицательно отнесся к бытовавшей при Сперанском относительной свободе кодификаторов в редактировании текста узаконений. Отныне редакторам запрещалось вносить в формулировки статей Свода изменения кроме тех, которые прямо предусмотрены Продолжениями, либо разрешены, либо будут впоследствии разрешены высочайше утвержденными мнениями Государственного совета или особыми высочайшими повелениями. Теперь при внесении в Свод новых положений следовало держаться по возможности слов и слога подлинных актов, выписывая закон целыми статьями или пунктами точно так же, как в подлиннике. Если в законе обнаруживались повторения или неясные выражения, то для их исправления следовало испрашивать высочайшее соизволение. В процессе подготовки нового издания Свода Блудов неоднократно вносил возникшие предложения, затруднения и сомнения императору и в Государственный совет, которые выносили соответствующие решения. Подобный способ исправления законов Свода существенно отличался от ревизии 1828-1832 годов, когда поправки, не встречавшие возражений в ревизионных комитетах, вносились в Свод по сути собственной властью Второго отделения, с представлением на высочайшее усмотрение лишь наиболее важных или спорных вопросов.
Второе издание Свода, получившее название издания 1842 года, включало порядка 52 328 статей, а с приложениями – до 59 400 статей. Деление на 15 томов было сохранено, но во многих томах и входящих в них уставах было сделано немало дополнений и исправлений. В частности, как и предлагал Блудов, была введена специальная нумерация для уставов и положений внутри томов. В Свод были включены новые законы, в том числе общий наказ гражданским губернаторам (1837), устав о табачном акцизе (1838), акты, связанные с начавшейся в 1839 году денежной реформой; в ряде томов была изменена последовательность уставов; том IX был переименован из Свода законов о состоянии людей в государстве в Свод законов о состояниях и т. д. В том X были включены некоторые местные узаконения, действовавшие в Черниговской и Полтавской губерниях. В 1842 году был издан сравнительный указатель статей Свода законов изданий 1832 и 1842 годов.
4 марта 1843 года император издал именной указ, согласно которому новое издание Свода подлежало применению с 1 января 1844 года. Этот указ не содержал ни положения о том, что новое издание «имеет восприять законную свою силу и действие», как это было предусмотрено в манифесте 1833 года, ни правил о сравнительной силе Свода и включенных в него законов. Поскольку манифест 1833 года относился лишь к первому Своду и не предусматривал возможности его переиздания, подобное умолчание в указе 1843 года стало одной из причин развернувшейся впоследствии дискуссии о юридической силе различных изданий Свода законов. Ряд правоведов придерживались точки зрения, что в связи с отсутствием соответствующего постановления верховной власти второе и последующие издания Свода не имели самостоятельной силы, которая сохранялась лишь за оригинальными узаконениями.
Вскоре после издания Свода граф Блудов поднял вопрос о составлении продолжений к нему. В 1843 году было подготовлено первое Продолжение Свода, включавшее узаконения за 1842 год; оно было введено в действие императорским указом от 10 августа 1843 года. В 1843-1855 годах было издано девятнадцать Продолжений Свода 1842 года, большинство из которых включали узаконения за шестимесячный период. Особенностью этих Продолжений было то, что все они были очередными, а не сводными, то есть каждое из Продолжений не включало в себя материал предыдущих, что довольно сильно затрудняло их использование.
В течение 1843-1844 годов II отделение подготовило также подробный алфавитный указатель к Своду законов 1842 года. За основу был взят алфавитный указатель 1834 года, который был дополнен новыми терминами, появившимися в законодательстве последних лет (например, «палата государственных имуществ», «обязанные крестьяне» и др.). Кроме того, в указатель были добавлены термины, относящиеся к прежнему законодательству, но отсутствовавшие в указателе 1832 года. Новый алфавитный указатель вместе с четвёртым Продолжением Свода по высочайшему повелению был введен в действие сенатским указом от 19 февраля 1845 года.
[6] Военные поселения – система организации войск в России в 1810-1857 годах, сочетавшая военную службу с занятием производительным трудом, прежде всего сельскохозяйственным.
С целью подготовки обученного резерва войск без увеличения расходов на вооружённые силы и частичного упразднения рекрутских наборов по инициативе императора Александра I были созданы военные поселения. Высвободившиеся средства император планировал направить на выкуп крестьян с землями у помещиков (для их последующего освобождения). Одним из первых в 1810-1812 годах в Могилёвской губернии было организовано поселение для Елецкого мушкетёрского полка. При этом местные жители должны были быть выселены в южные губернии (на украйны). Эти намерения не были полностью осуществлены из-за начавшейся Отечественной войны. К 1825 году пехотные части были рассредоточены, в основном, на казённых землях в Санкт-Петербургской, Новгородской, Могилёвской и Витебской губерниях. Кавалерийские части располагались в Херсонской, Слободско-Украинской и других губерниях России. Военные поселения находились в подчинении: в 1817-1821 годах – начальника военных поселений; в 1821-1826 годах – штаба военных поселений; 1826-1832 годах – Департамента военных поселений Главного штаба Его Императорского Величества; 1832-1857 годах – Департамента военных поселений Военного министерства.
Военные поселения (слобода стрелецкая, казачья и так далее) существовали ещё в XVII веке на южной и восточной окраинах Русского государства, где они должны были удерживать набеги крымских татар и других кочевых инородцев. В XVIII веке с аналогичной целью защиты пограничных областей от набегов кочевников военные поселения были учреждены при Петре Первом на Украине (Ландмилиционный корпус → Украинская дивизия) и по Царицынской линии, при Елизавете – на Волге и по Оренбургской линии, при Екатерине II – на Кавказе. Вместе с тем, во внутренних губерниях учреждались военные поселения, имевшие целью давать призрение (наблюдение за) нижними чинами, уволенным в отставку за ранами, болезнями и старостью. Так, при Петре Великом были организованы поселения солдат в областях, завоёванных от Швеции. Позднее были учреждены подобные же поселения в Казанской, Оренбургской, Смоленской и других губерниях. К концу XVIII века все эти поселения были постепенно уничтожены: одни из них вошли в состав казачьих войск астраханского, оренбургского и кавказских, другие слились с населением городов и казённых селений, и только в восточных губерниях в немногих местностях остались пахотные солдаты, ничем, кроме названия, не отличавшиеся от государственных крестьян.
В начале XIX века, в эпоху войн с Наполеоном, возникло предложение организовать во внутренних губерниях военные поселения в широких размерах. Мысль об этом принадлежала императору Александру I, который, увлёкшись шарнхорстовой системой комплектования армии, введённой в Пруссии, надеялся, что военные поселения заменят в России ландвер и ландштурм и дадут возможность, в случае необходимости, увеличить в несколько раз численность войск. Вместе с тем император, учреждая военные поселения, мечтал улучшить материальное положение нижних чинов, дать им возможность во время службы оставаться среди своих семейств и продолжать свои земледельческие занятия, а на старость обеспечить им пристанище и кусок хлеба. На возражения своих приближённых, указывавших на дороговизну поселений для казны и на ненадёжное обеспечение ими комплектования армии, государь отвечал, что «военные поселения будут устроены, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Санкт-Петербурга до Чудова». Граф А.Аракчеев, которого обыкновенно считают творцом военных поселений, первоначально высказывался против их введения и взялся за него только из опасения потерять своё влияние на императора Александра I.
Первый опыт устройства военных поселений на новых началах был сделан в 1810 году, когда в Климовичском уезде Могилёвской губернии был поселён запасный батальон Елецкого мушкетёрского полка. Все планы и чертежи для этого поселения были разработаны графом Аракчеевым по образцу принадлежавшей ему Грузинской вотчины. Коренные жители избранной для поселения местности были переселены в Новороссийский край, причём на продовольствие 4 тысяч крестьян во время переселения потребовалось около 70 тыс. руб. Крестьяне переселились без всякого сопротивления, но на пути многие из них погибли от холода, голода, пьянства. Батальон, назначенный для поселения, был составлен из лучших нижних чинов полка: в число поселян назначались преимущественно женатые нижние чины, а холостым разрешено было жениться на крестьянках казённых имений, причём беднейшим выдавалось денежное пособие на свадьбу и обзаведение. Нижние чины поселяемого батальона были помещены в оставленных крестьянами домах, им были выданы от казны земледельческие орудия, рабочий скот и семена для засева полей. Кампания 1812 года остановила организацию могилёвского военного поселения. Поселённый батальон вошёл в состав действующей армии, а когда по окончании войны остатки его были водворены на прежнем месте, то оказалось, что все постройки и оставленное в них имущество расхищены соседними жителями. Отвыкшие за время военной службы от полевых работ солдаты оказались плохими земледельцами, правительство несло большие расходы не только на обзаведение поселян, но и на их содержание, поэтому при дальнейшем развитии военных поселений местные жители оставлялись на родине и зачислялись в военные поселяне.
Осенью 1816 года в Высоцкую волость Новгородской губернии был отправлен один батальон гренадерского графа Аракчеева полка, причём мера эта была мотивирована недостатком в Санкт-Петербурге казарм для помещения войск. Вся Высоцкая волость была изъята из ведения гражданского начальства, и для управления ею был командирован личный адъютант графа Аракчеева, штабс-капитан Мартос. В апреле 1817 года в Новгородской губернии был поселён гренадерский графа Аракчеева полк, в Могилёвской губернии – Полоцкий пехотный полк, в Слободско-Украинской (Харьковской) губернии – 3 полка 2-й уланской дивизии; в изданных по этому поводу указах впервые была ясно и определённо намечена цель учреждения военных поселений. Затем число поселений постоянно увеличивалось, и к концу царствования императора Александра I было поселено всего: в Новгородской губернии – 12 гренадерских полков и 2 артиллерийские бригады, в Могилёвской губернии – 6 пехотных полков, в Слободско-Украинской, Херсонской и Екатеринославской губерниях – 16 кавалерийских полков, в Санкт-Петербургской губернии – 2 роты служителей Охтинского порохового завода.
При устройстве военных поселений, «для удобнейшего управления ими и пресечения всяких споров между поселянами и посторонними лицами», было принято за правило не допускать в границах поселений частных владений. Сначала казна входила с помещиками в соглашение относительно уступки их земель для военных поселений. Имеются указания, что помещиков, не соглашавшихся уступить свои земли, принуждали к тому разными мерами; так, имение одного помещика близ Новгорода граф Аракчеев приказал обвести канавой, и помещик, отрезанный от реки и проезжей дороги, вынужден был уступить. В 1817 году в Новгородской и Слободско-Украинской губерниях были учреждены особые межевые комиссии, которым губернское начальство должно было доставить сведения о неразмежеванных помещичих землях внутри округов военного поселения. Комиссии же, рассмотрев и проверив эти сведения, составляли предположения о вымежевании помещикам соответствующего количества земли к одной стороне округа военного поселения. С земель, отходящих в ведение казны, помещики должны были перенести свои усадьбы и хутора на вновь отведённые им земли, а капитальные сооружения брались в казну за условленное, по соглашению с владельцами, вознаграждение. Впоследствии такая же межевая комиссия была учреждена для Херсонской и Екатеринославской губерний. С мелкими землевладельцами поступали ещё проще: при поселении гренадерского графа Аракчеева полка находившиеся поблизости от военного поселения земли чудовских ямщиков были отобраны в казну, а ямщикам отвели соответствующее количество земли в другом месте. При устройстве военных поселений в Слободско-Украинской губернии 59 мелких землевладельцев должны были перенести свои дома из пределов округа, причём казна выдала им небольшое вознаграждение за перенос домов и за принадлежавшие им лесные дачи. Из города Чугуева были выселены жившие там иногородние купцы, причём принадлежавшие им дома, лавки, сады и огороды были оценены особой комиссией. За дома, которые начальство находило нужным приобрести для военного поселения, казна выдавала 4/5 оценочной суммы, ввиду того, что владельцы «воспользуются выгодой получения вдруг наличных денег», а за дома, ненужные для военного поселения, казна выдавала всего 1/5 оценочной суммы.
До преобразования Чугуевского уланского полка в военное поселение полковые земли раздавались в пользование служащим и отставным офицерам, которые наравне с нижними чинами получали при переделах участки сенокосов и пахотной земли и пользовались правом въезда в казённые леса; кроме того, офицерам были розданы в г. Чугуеве земельные участки, на которых они построили дома и развели сады. С устройством военного поселения все земли, которыми пользовались офицеры, были отобраны в казну. Отставным офицерам и их семействам отвели вне округа военного поселения небольшие участки земли и выдали вознаграждение за дома и сады, а бессемейным и дряхлым отставным офицерам назначили небольшие ежегодные пенсии; служащим офицерам за принадлежавшие им дома и сады было выдано денежное вознаграждение по крайне низкой оценке, причём вместо 1/4 оценочной суммы им были отведены земельные участки вне округов военного поселения.
В 1820-х годах в Новгородской губернии было размещено в военных поселениях шесть полков, занявших оба берега реки Волхова на протяжении 75 километров и юго-западную часть губернии, в сторону города Сольцы. Поселение каждого полка называлось округом. Самым северным был Первый округ графа Аракчеева полка со штабом в Селищах. Ближе к Новгороду на обоих берегах Волхова был расположен Второй округ короля Прусского полка со штабом в селении Муравьи. Вблизи Новгорода находился Третий округ императора Австрийского полка со штабом в селении Кречевицы. На реке Мсте находился Четвёртый округ принца Прусского полка со штабов в селении Новоселицы. В селении Медведь находился Пятый округ Первого карабинерного полка. На берегу озера Ильмень, у Старой Руссы находился Шестой округ Карабинерного князя Барклая де Толли полка. Все эти полки входили в Отдельный корпус военных поселений. В Украинском военном поселении штаб располагался в Чугуеве, первых 4-х округов – в слободе Ново-Екатеринослав, вторых 4-х округов – в Чугуеве. В Новороссийском военном поселении штаб восьми округов располагался в Елисаветграде, первых 4-х округов – в посаде Новая Прага, вторых 4-х округов – в Новомиргороде, последних 4-х округов – в Вознесенске. Штаб первых 5-ти округов Киевско-Подольского поселения был расквартирован в Умани, вторых 5-ти округов – в Вознесенске. Штабы полков Украинского поселения находились в следующих населённых пунктах: полки 2-й уланской дивизии: Таганрогского (Белгородского) уланского полка – в поселении Ново-Белгород; Чугуевского уланского полка – в Чугуеве; Борисоглебского уланского полка – в слободе Андреевка (Ново-Борисоглебск); Серпуховского уланского полка – в слободе Балаклея (Ново-Серпуховск). Полки 2-й кирасирской дивизии: Екатеринославского кирасирского полка – в слободе Ново-Екатеринослав; Глуховского кирасирского полка – в слободе Ново-Глухов; Астраханского кирасирского полка – в слободе Ново-Астрахань; Псковского кирасирского полка – в слободе Ново-Псков.
Главным начальником всех военных поселений в царствование Александра I был граф А.А. Аракчеев. При нём состоял особый штаб поселенных войск, а для заведования работами по возведению построек в военных поселениях – экономический комитет. Высшее местное управление военными поселениями в Новгородской губ.ернии сосредоточивалось в дивизионных штабах, а в Могилевской губернии – в штабе начальника отряда. Все южные поселения кавалерии были подчинены генерал-лейтенанту графу И.О. Витту.
Округом поселения каждого полка заведовал полковой командир. Он председательствовал в комитете полкового управления, состоявшем из командира поселенного батальона, священника, четырёх командиров песеленных рот, квартермистра и казначея; последние два избрались обществом офицеров на один год и утверждались полковым командиром. При комитете состоял дежурный офицер для «экстренных осмотров, понуждений и производства следствий». Другой офицер обязан был содержать в порядке карты и описания земель округа военного поселения и составлять планы на строения; канцелярией комитета заведовал полковой аудитор. Комитет полкового управления решал дела по большинству голосов, но при несогласии командира полка или поселенного батальона с мнением большинства дело представлялось на усмотрение начальника дивизии. Комитет заботился о хлебопашестве и вообще сельском хозяйстве в округе, выдавал пособия из заёмного капитала и хлебного запасного магазина, распоряжался обработкой общественным нарядом участков тех поселян, которые по болезни не были в состоянии заниматься полевыми работами, наблюдал за содержанием в исправности всех строений в округе и за ремонтом зданий, производил торги на подряды и поставки, принимал меры к сбережению здоровья жителей округа, имел надзор за поведением военных поселян, назначал опеку над дурными и нерадивыми хозяевами и лишал их, с утверждения начальника дивизии, хозяйства, при «истощении всех средств дать им восчувствовать выгоды попечительного хозяина». От комитета полкового управления зависело увольнение поселян в соседние губернии и позволение им вступать в брак. На него же было возложено разбирательство по взаимным жалобам военных поселян и соседних жителей по делам о личных обидах и несогласиях по хозяйственным отношениям. В случае жалоб военных поселян на соседних жителей комитет сносился с губернским начальством об удовлетворении обиженного, причём предварительное расследование производилось дежурным при комитете офицером, совместно с депутатом от губернского начальства. Командир поселенного батальона был одновременно военным начальником и хозяином округа военного поселения. На его обязанности лежало охранение тишины и спокойствия, прекращение нищенства, бродяжества, воровства и разбоев. Ближайшее наблюдение за военными поселянами было возложено на непоселенных унтер-офицеров, освобождённых, с этой целью, от забот по хозяйству и получавших казённое содержание.
Поселенные полки состояли: пехотные – из двух действующих, одного резервного и одного поселенного батальонов, а кавалерийские – из шести действующих, трёх резервных и трёх поселенных эскадронов. Поселенные батальоны и эскадроны формировались из местных жителей округа и лучших нижних чинов всего полка. В число хозяев назначались годные к строевой службе местные жители в возрасте от 18 до 45 лет, имеющие собственное хозяйство, женатые и беспорочного поведения, а затем лучшие нижние чины из всего полка, прослужившие не менее 6 лет и вполне усвоившие фронтовое учение, при этом назначались преимущественно уроженцы губернии, где расположено военное поселение, занимавшиеся до поступления на службу земледелием и женатые. Остальные местные жители в возрасте от 18 до 45 лет, годные к службе, зачислялись в помощники хозяев, в резервные батальоны и эскадроны. Остающиеся в округе военного поселения за укомплектованием поселенных и резервных частей взрослые мужчины, способные к строевой службе, назначались в действующие части поселенных полков, откуда соответствующее число нижних чинов переводилось в другие полки. Все жители округа, отданные при прежних рекрутских наборах на службу в другие полки, были переведены в поселяемый в округе полк. В мирное время поселенные полки должны были всегда стоять в округах своего поселения, а поселенные батальоны и эскадроны не выступали из своего округа в поход и в военное время. Военные поселяне освобождались от рекрутских наборов, государственных и земских повинностей, но зато все способные к военной службе жители округа должны были поступать с 18-летнего возраста на службу в свой полк.
При пехотных и кавалерийских полках были поселены фурштатские роты, которые должны были служить действующим батальонам вместо обоза для возки провианта, а в мирное время содействовать устройству военных поселений. Фурштатские роты состояли из четырёх отделений – поселенного, действующего, нестроевых чинов и резервного; первое и четвёртое, а также кадры остальных отделений в поход не выступали. Хозяевам поселённого отделения были отведены земельные наделы, а нижние чины остальных отделений были размещены у них постояльцами. Каждому из хозяев поселённого отделения было дано от казны по две лошади лучшего качества, чем остальным поселянам; одна из них давалась в полную собственность, вторую хозяин мог употреблять для всех своих работ, но при смотрах и движениях действующих батальонов обязан был отдавать в действующее отделение фурштатской роты. Вместо военного ученья поселяне фурштатской роты обязаны были отбывать по очереди почтовую повинность. Мастеровые и ремесленники входили в состав резервного отделения фурштатской роты.
С достижением 45-летнего возраста, а при неспособности к строевой службе по болезням или увечьям – и ранее, военные поселяне зачислялись в инвалиды, с получением от казны жалованья и провианта. Поселяне-хозяева имели право передать хозяйство своим сыновьям, находившимся на службе в поселённых полках или в числе кантонистов старшего возраста, и зятьям из нижних чинов поселенных полков, а не имеющие детей могли усыновлять кого-либо из нижних чинов поселенного полка или кантонистов. Инвалиды, передавшие своё хозяйство, оставались полными хозяевами в своих домах, а не избравшие себе наследников могли оставаться в своих домах только по соглашению с назначенными на их место хозяевами, в противном же случае наделялись от казны участками земли, а при полной неспособности к работе – помещались в инвалидные дома. Инвалиды освобождались от фронтовых занятий и земледельческих работ, но назначались для прислуги в госпиталях, для присмотра за казёнными зданиями, для пастьбы скота военных поселян и т. п.
Поселян обучали маршировке и ружейным приёмам. Военные поселяне были обмундированы в форменную одежду, им были выданы на руки ружья и амуниция. Многие добровольно обстригли волосы и обрили бороды, находя, что в мундире неприлично ходить с бородой. Воинские чины, составляющие поселенные и резервные эскадроны кавалерийских полков, получали от казны наделы земли, дома, орудия труда, домашний скот и упряжь, а также жалованье и обмундирование. Каждое поселянское хозяйство состояло из поселянина-хозяина и его помощника и должно было обеспечивать продовольствием и фуражом двух солдат из действующей части полка и их лошадей.
О присоединении к военным поселянам детей, прижитых до поступления на службу, были проведены переговоры с помещиками. Большинство последних требовало за уступку детей выдачи зачётных рекрутских квитанций или уплаты несоразмерно большого вознаграждения, потому в 1823 году были изданы правила о присоединении к военным поселянам их детей, прижитых до поступления на службу. Помещики обязаны были отдавать в казну по требованиям начальства детей моложе 10 лет, а детей старше этого возраста могли отдавать или не отдавать по своему усмотрению. За уступленных детей правительство выдавало помещикам вознаграждение за мальчиков, смотря по возрасту, от 22 р. до 1000 р., а за девочек – в половинном размере; вознаграждение выдавалось деньгами или зачётными рекрутскими квитанциями.
Правительство брало на своё попечение содержание и приготовление к службе детей военных поселян. Сыновья военных поселенцев зачислялись в военные кантонисты, по достижении 7-летнего возраста получали от казны провиант и одежду, а по достижении 18-летнего возраста зачислялись на службу в резервные батальоны и эскадроны, с переводом затем в действующие части. До 7-летнего возраста дети оставлялись у родителей, а сироты отдавались на воспитание поселянам-хозяевам. В возрасте от 7 до 12 лет кантонисты по-прежнему оставались при своих родителях и воспитателях, но обучались в школе, учителем унтер-офицером, грамоте, Закону Божию, началам арифметики и ремёслам. В возрасте от 12 до 18 лет кантонисты должны были помогать родителям в хозяйственных работах. Кантонисты, не способные к строевой службе, по достижении 12-летнего возраста отдавались в обучение мастерам, по контрактам на 5 лет, а затем зачислялись в военном поселении на нестроевые должности. В южных военных поселениях из кантонистов старшего возраста были сформированы учебные эскадроны и батареи, а в новгородском военном поселении в 1822 году был организован Военно-учительский институт, переведённый из Санкт-Петербурга – с целью готовить учителей для школ поселенных батальонов; воспитанникам преподавались Закон Божий, чистописание, правописание, арифметика, геометрия, черчение, рисование, церковное пение, военная экзерциция и фехтование, а путём чтения книг кантонисты должны были «приобрести понятие» о «вещах общежития», об истории всеобщей и отечественной, началах артиллерии и работах полевой фортификации; летом они занимались работами в саду и огороде.
Все земли, принадлежавшие к округу военного поселения, были разделены между поселянами-хозяевами на равные участки, размер которых определялся, с одной стороны, количеством земли, необходимым для прокормления самого хозяина, его семейства и постояльцев, а с другой – общим количеством, земли, отведённой для полка; недостаток пахотной земли пополнялся расчисткой лесов и осушением болот. Пастбища и луга были предоставлены в общее пользование всех поселян-хозяев, без раздела. Хозяева снабжались от казны лошадьми, рабочим скотом, земледельческими орудиями и мебелью; все имущество было изготовлено по установленным образцам и поддерживалось в исправности за счёт поселян. Фельдфебели, вахмистры и известное число унтер-офицеров, преимущественно из окончивших курс в учебных войсках, не получали земельных наделов и обязаны были обучать военных поселян фронту и маршировке. При обучении нижних чинов внимание обращалось преимущественно на фронтовую выправку, маршировку и ружейные приёмы; стрельбе в цель совсем не обучали и только три недели в году производились ученья «с порохом», то есть с холостыми зарядами. В поселенные части предписано было назначать лучших офицеров, в совершенстве знавших фронтовую службу и имевших некоторые познания в хозяйстве, скотоводстве и науках.
Жители тех уездов, в которых были учреждены военные поселения, были освобождены в мирное время от рекрутских наборов: экономические волости и ямщики освобождались от рекрутской повинности безвозмездно, а вольные хлебопашцы и крестьяне удельного ведомства и помещичьих имений за каждого причитающегося с них рекрута обязаны были вносить в казну по 1000 рублей. Мещане должны были отправлять рекрутскую повинность на прежних основаниях, и только в городах, отчисленных в ведомство военных поселений, натуральная рекрутская повинность была заменена денежным сбором. В военное время все поселяне этих уездов должны были по-прежнему давать рекрут на укомплектование действующей армии. Помещикам первоначально было разрешено в уездах, освобождённых от рекрутской повинности, отдавать своих крестьян в рекруты только в зачёт наборов военного времени, но затем, по ходатайству дворянства Херсонской губернии, им было предоставлено право при рекрутских наборах мирного времени по их желанию или вносить установленный денежный налог, или же давать рекрут в натуре. Уезды, в которых были устроены военные поселения, несли значительные расходы на земские повинности. Местные жители должны были давать на зиму квартиры войскам, командированным для работ в военных поселениях, поставлять дрова и солому поселенным полкам во время лагерных сборов, отопление и освещение для казённых зданий, давать подводы для разъездов земских заседателей и отводить пастбища для ремонтных лошадей поселенных полков кавалерии. Ввиду всего этого в конце царствования Александра I признано было необходимым оказать пособие губерниям, где были военные поселения, из денежных сборов остальных губерний.
В округах военного поселения 1-й гренадерской дивизии немедленно после их учреждения начались обширные работы по возведению построек. Каждая поселённая рота, состоявшая из 228 человек, была расположена в 60 домах-связях, выстроенных в одну линию; в каждом доме помещалось по 4 хозяина, причём два хозяина, занимавшие одну половину дома, имели нераздельное хозяйство. Каждому унтер-офицеру отводилась целая половина дома. В верхних этажах домов помещались постояльцы – нижние чины действующих батальонов. Фактически жильцы ютились в пристройках, сами аккуратненькие домики-связи пустовали, так как выстроены они были для показа начальству, а располагаться в них поселенцам строго запрещалось. Не дай бог заметят в горнице – запорют. Нельзя было дотрагиваться до утвари. Каждому горшку, каждой плошке строго-настрого предписывалось находиться на определённом месте, полок не допускалось. Если начальство заметит, что горшок сдвинут с места, поселенцев жестоко наказывали. Из рассказа Новгородскаго старожила: «Однажды приезжает к нему в участок Аракчеев и начинает подробный осмотр с обыкновенными своими придирками. Но начальник поселянаго участка был деятелен и заботлив: куда ни пойдет Аракчеев, все в отличном порядке и полнейшей исправности, все согласно инструкциям и напечатанным планам, всюду примерная чистота, каждая вещь под номером и на своем назначенном месте. Даже в избе солдата-поселенца подметено, выметено; ни паутины, ни сору. Аракчеев доволен… отменно и уезжает, похваливая усерднаго офицера».
В середине расположения поселённой роты, на площади, стояло пять домов, в которых помещались часовня, караульня, школа для кантонистов, мастерские, цейхгаузы, пожарная команда, ротные лавки, квартира командира поселенной роты и т.д. Фасады домов поселенной роты выходили на переднюю улицу, на противоположной стороне которой был устроен бульвар; по этой улице пропускались только пешеходы, а ездить могли одни начальствующие лица; поселяне должны были пользоваться для проезда задней улицей. Около каждого дома были выстроены сараи для рабочего скота, земледельческих орудий и хлеба, тут же были сложены запасы дров и сена; дворы были огорожены прочной изгородью и содержались в чрезвычайной чистоте. Для полкового штаба в округе каждого полка были выстроены каменные здания; там же были устроены церковь, госпиталь, гауптвахта. Работы по возведению всех этих построек продолжались несколько лет, с участием сформированных специально для военных поселений военно-рабочих батальонов, из мастеровых инженерных и артиллерийских команд и рабочих арсеналов. Летом работавшие над возведением построек батальоны помещались в землянках, вследствие чего между нижними чинами увеличивалась болезненность и смертность. В новгородском военном поселении были устроены ломки плиты и извести, кирпичные, гончарный и лесопильные заводы, мебельная мастерская, с рабочими из числа нижних чинов. Для подвозки строительных материалов по оз. Ильменю и р. Волхову была сформирована особая флотилия. В других военных поселениях поселяне помещались в старых крестьянских домах и вновь возводились только здания для ротных и полковых штабов.
Служба офицеров в военных поселениях была очень тяжела: кроме обучения поселян маршировке и фронтовой службе, офицеры обязаны были руководить земледельческими работами, наблюдать за домашним хозяйством поселян и отвечать за каждое упущение своих подчинённых. Домашняя жизнь офицеров, которым были отведены квартиры при полковых штабах, была стеснена постоянным надзором начальства; полковые командиры и высшие начальствующие лица обращались с офицерами крайне грубо и бесцеремонно, зная, что выгодные материальные условия службы привлекали в военные поселения беднейших офицеров, дороживших службой, как единственным обеспечением. Не выдерживая такого обращения, многие офицеры военных поселений переводились в другие полки. В конце царствования Александра I было приказано офицеров военных поселений никуда не переводить и увольнять в отставку не иначе, как по болезни, с тем, чтобы уволенных в отставку вновь принимать на службу только в военные поселения. Нижние чины поселенных батальонов и эскадронов, поступившие на службу по рекрутским наборам, могли требовать присоединения к ним жён и детей, остававшихся на родине. Многие из жён нижних чинов отказывались ехать в военные П., отговариваясь болезнью, нежеланием оставлять своих родных и имущественными делами, вследствие чего сделано было распоряжение не допускать никаких отговорок и заявляющих о болезни подвергать освидетельствованию.
Для разбора споров между военными поселянами-хозяевами и их постояльцами в каждой поселенной роте был учреждён ротный комитет, состоявший из одного унтер-офицера и трёх рядовых; хозяева каждого из четырёх отделений роты избирали ежегодно по 2 кандидата, из которых ротный командир назначал четырёх членами комитета. Дела в комитете разбирались устно. Если кто-либо из спорящих оставался недоволен решением комитета, оно представлялось ротному командиру, который утверждал или изменял его. На решение ротного командира можно было жаловаться комитету полкового управления, но в случае признания жалобы неуважительной с жалобщика удерживалось жалованье за один месяц. Недовольные решением комитета полкового управления могли жаловаться бригадному или дивизионному командиру на инспекторском смотру. Ротный комитет обязан был записывать в особую книгу духовные завещания поселян-хозяев и их постояльцев. В каждых трёх ротах ежедневно наряжались на службу 53 человека, не считая караула к полковой гауптвахте. С 6 час. вечера от ротного караула каждый час посылались патрули. Дежурный по роте офицер отвечал за все в роте, следил за порядком в домах, поверял пожарную команду, ночью обходил все ротные помещения. В каждой поселенной роте имелись пожарные трубы и бочки. В каждом капральстве один из трёх поселенных унтер-офицеров назначался ротным командиром за старшего; утром и вечером поселенные унтер-офицеры обязаны были обходить дома своих десятков, осматривая помещения поселенных нижних чинов и комнаты постояльцев; они отвечали за чистоту в домах и на задней улице, за осторожность в домах от огня. Кроме двух дней в неделю, назначенных для ученья, поселяне-хозяева могли отлучаться на работы в пределах своего округа без доклада, на отлучку за пределы округа должны были просить разрешения десяточного унтер-офицера, а на отлучку на ночь – разрешения ротного командира. На покупку вина требовалось разрешение ротного командира, но, несмотря на это, в военных поселениях процветала тайная продажа вина и по ночам поселяне пьянствовали. За несоблюдение правил осторожности от огня ротный командир мог наказывать виновных арестом, причём за детей наказывались родители; наказанные за неосторожность три раза отсылались на месяц в учебный батальон или на фабрику, а в случае нового нарушения правил переводились на службу в дальние гарнизоны сибирского корпуса.
Из ежегодного урожая хлеба, исключая посевные запасы, половину хозяева должны были сдавать в запасный хлебный магазин, а другой половиной могли распоряжаться по собственному усмотрению. С расширением земледелия предполагалось прекратить отпуск из казны провианта сначала на семейства поселян, а затем и на самих хозяев и постояльцев; однако, эту меру удалось привести в исполнение только в южных военных поселениях, где было достаточное количество хорошей пахотной земли. В Новгородской губернии до устройства военных поселений крестьяне занимались преимущественно отхожими промыслами и торговлей. Стремясь развить земледелие, начальство военных поселений расчистило много пахотной земли из-под лесов, но эта мера не привела к цели, так как земля требовала постоянного удобрения, а у поселян было мало скота. Для обучения поселян улучшенным приёмам сельского хозяйства в военных поселений Новгородской губернии водворили несколько семейств немецких колонистов, что стоило казне больших издержек и также не дало заметных результатов. В южных военных поселениях часть пахотной земли возделывалась общественным нарядом под засев пшеницы, которая продавалась и доставляла значительный доход. Большое количество лугов и пастбищ дало возможность завести в южных поселениях овцеводство и конские заводы, которые были назначены для ремонтирования всей поселенной кавалерии лошадьми; однако, вследствие злоупотреблений начальства, продававшего частным лицам лучших лошадей, конские заводы приносили казне чистый убыток и в 40-х годах были закрыты. В новгородском военном поселении был устроен небольшой завод, доставлявший верховых лошадей офицерам поселения. Капиталы военных поселений увеличивались с каждым годом; они составлялись из отпусков от казны на содержание и продовольствие поселенных войск, из сумм, выручаемых от продажи рекрутских квитанций, из сбережений от сбора на заготовление рекрутской одежды, из откупной суммы за продажу алкоголя в военных поселениях. К концу царствования Александра I капиталы военных поселений достигли 32 млн руб. На устройство военных поселений при Александре I было израсходовано до 26 млн руб. Между тем, комплектование армии недостаточно обеспечивалось военными поселениями, так как в некоторых округах число умиравших превышало число рождающихся. Новгородские и белорусские крестьяне до перехода в военные поселения бедствовали до такой степени, что всякая перемена должна была, по-видимому, улучшить их быт. Но случилось иначе.
Организация сельских работ в военных поселениях была проведена плохо. Ни чиновники, ни сам Аракчеев не разбирались в сельском хозяйстве. Вся деятельность военных поселенцев жестко регламентировалась инструкциями без учёта сезонного характера работ. Работы предписывалось проводить строго по регламенту, не соотносясь ни с погодными условиями, ни с обыкновенным порядком, принятым в крестьянском хозяйстве. Для доступа к работам надо было получить пропуск. Например, чиновник просыпался в 11 утра, тогда как поселяне ждали его уже с 6 утра. Получив пропуск, поселяне отправлялись на покос, при этом, времени на работы оставалось мало. Часто по инструкции для покоса назначался участок, который по факту оказывался за 7-10 вёрст от поселения, в силу чего у поселян не было возможности выполнить работы должным образом. Возле Санкт-Петербурга крестьянство издавна промышляло охотой, рыболовством, мелким промыслом, кустарным производством, торговлей, так как земля была непригодна для возделывания. По учреждении военных поселений в этом регионе было предписано заниматься хлебопашеством, что привело к печальным последствиям – низкая урожайность разоряли поселенцев, нередки были случаи голода. Смертность превышала рождаемость. На севере военные поселения не выполняли свою основную задачу – поставку рекрутов для армии. Кроме того, в силу недоедания и непосильных работ военные поселяне не были эффективны в качестве солдат.
Мелочная регламентация всех подробностей обыденной жизни военных поселян оставляла их под вечным страхом ответственности. За малейшие проступки виновные подвергались телесным наказаниям. Система фронтового обучения была основана на побоях, в военных поселениях истреблялись целые возы розог и шпицрутенов. Все военные поселяне работали без устали и целые дни оставались под надзором начальства, от которого зависело увольнение их на промыслы и разрешение им заниматься торговлей. Дети поселян зависели более от начальства, чем от родителей, проводя большую часть времени в школе и на учебном плацу; дочери выдавались замуж по назначению начальства. Все земледельческие работы производились по приказам начальства, а так как многие из начальников были несведущи в сельском хозяйстве и обращали внимание главным образом на фронтовое обучение, то нередко земледельческие работы начинались несвоевременно, хлеб осыпался на корню, сено гнило от дождей. К этому присоединялось ещё всеобщее взяточничество начальствующих лиц, начиная с офицеров: Аракчеев, требовавший от начальников только внешнего порядка и благоустройства, не мог искоренить всеобщего грабежа, и только в редких случаях виновные подвергались заслуженному наказанию; граф Витте ещё менее входил в положение поселян.
Среди военных поселян с каждым годом все увеличивалось глухое неудовольствие. Тяжелейшие условия жизни и труда военных поселян неоднократно становились причиной их выступлений. В царствование императора Александра I оно выражалось только одиночными вспышками. В 1817 году произошли беспорядки в Холынской и Высоцкой волостях Новгородской губ.ернии, где крестьяне не хотели допускать у себя нововведений и отправили депутации к Государю. В том же году возникло волнение в Бугском казачьем войске, где отставной капитан Барвиновский уверил казаков, что, по жалованной грамоте Екатерины II, войско не может быть преобразовано в военные поселения; беспорядки повторялись в округе Бугского войска и в следующем году. В 1819 году поселяне Таганрогского и Чугуевского полков в Слободско-Украинском поселении, подстрекаемые адъютантом штаба дивизии ротмистром Тареевым, отказались косить сено для казённых лошадей и долго сопротивлялись вызванным для усмирения их войскам. Все эти беспорядки были подавлены вооружённой силой. Виновные были отправлены на службу в отдалённые гарнизоны сибирского и оренбургского корпусов. Из 813 поселян, преданных суду за эти беспорядки, 70 были подвергнуты наказанию шпицрутенами, причём несколько человек умерло на месте. Со вступлением на престол Николая I граф Аракчеев вскоре удалился от дел и во главе управления военными поселениями был поставлен граф П.А. Клейнмихель, со званием начальника штаба военных поселений. Начальником военных поселений Новгородской губерний был назначен командир гренадерского корпуса князь Н.М. Шаховской, которому, как и начальнику военных поселений Херсонской губернии, графу Витту, была предоставлена власть командира отдельного корпуса. Военные поселения Могилёвской и Слободско-Украинской губерний составляли отдельные отряды. Штаб военных поселений, вместе с экономическим комитетом, был присоединён к Главному штабу Его Величества.
[7] Государственный заёмный банк – финансово-кредитное учреждение, осуществлявшее прием вкладов на хранение от государственных учреждений и частных лиц, выдававшее ссуды под залог движимого и недвижимого имущества, страховавшее недвижимое имущество. Учрежден в соответствии с императорским Манифестом 1786 года о преобразовании Дворянского заемного банка в Государственный заемный банк. Начал операции в 1787 году. Имел право выдавать ссуды дворянам под залог населенных деревень (40 руб. за крестьянскую душу) на 20 лет (с 1794 – на 8 лет) из 5 % годовых, а также горожанам под залог застрахованных в банке каменных домов, фабрик и заводов на 22 года из 4 % годовых. В случае просроченного залога банк мог переводить на себя имущество должника, продавать его новому владельцу. К концу XVIII века на балансе банка имелось 11 млн руб., розданных в ссуды дворянам на срок до 8 лет (в 1812 продлен еще на 12 лет). В начале XIX в. средства банка формировались из вкладов частных лиц и казны. В 1799 к нему перешли долги дворянства по Вспомогательному банку для дворянства. С началом Отечественной войны 1812 ссудные операции частным лицам были прекращены, его средства стали одним из важнейших источников покрытия военных расходов. В 1824 году были вновь открыты операции по займам. Ссуды выдавались на 8, 12 лет и 24 года в размере 5-500 тыс. руб. под залог населенных имений (за крестьянскую душу 150-200 руб.), каменных домов в Петербурге, фабричных зданий, заводских и приписных крестьян из 6 % годовых. В 1826-1856 годах сумма вкладов в банке возросла более чем в девять раз (с 46,7 до 440,1 млн руб.). Ссуды, выданные под залог имений и другого имущества, увеличились почти в два раза.
