Недавно на просторах Интернета я наткнулся на американо-канадский журнал «Вторая мировая война». Журнал, похоже, научно-популярный, но дело не в этом. Один из номеров – 05’2009 — привлёк моё внимание главной статьёй, чьё название было вынесено на обложку: «Монголия, 1939 г. Проницательный вступительный акт Сталина. Советская массированная танковая атака повернула японскую агрессию на восток, прямо на Соединённые Штаты» — «Mongolia, 1939. Stalin’s Shrewd Opening Act. A massive Soviet tank attack turned Japan’s aggression east, straight at the United States». Естественно, мимо такого заголовка я пройти не мог. Дальше больше. На следующей странице попался короткий комментарий: «Жестокое, но малоизвестное советско-японское сражение во Внешней Монголии придало форму мировой войне». И наконец, сама статья за авторством Стюарта Д. Голдмэна, открывалась словами: «70 лет назад Внешняя Монголия стала эпицентром масштабной битвы. Её ударные волны прошли через Азию и Европу и определили курс Второй мировой войны».
В итоге, я решил сделать перевод статьи и выложить его на сайт, снабдив его некоторыми комментариями. Как раз в это же время приобрёл книгу Максима Коломийца «Танки на Халхин-Голе. «Необъявленная война» Сталина». М., 2013 г. Там, конечно, информации в разы больше, можно сравнить и численность войск и описание хода боевых операций, но я комментариев решил добавлять по минимуму. Считаю, что в статье самое интересное то, как на Западе оценивают события на Халхин-Голе, их итоги и последствия.
Некоторые уточнения я взял из книги М. Коломийца, цитаты слов Г.К. Жукова — из воспоминаний маршала — Жуков Г.К. Воспоминания и размышления – Сама книга взята с сайта militera.lib.ru. Кстати, похоже, что Стюарт Голдмэн основной пласт информации о событиях на Халхин-Голе взял как раз из воспоминаний Георгия Константиновича. Чертежи японских танков взяты из монографии С. Федосеева «Бронетанковая техника Японии. 1939-1945» — «Бронеколлекция» № 3’95 и журнала "Моделист-Конструктор" № 1'97. Большинство фотографий и описаний к ним — сайт waralbum.ru Надеюсь, ничьи права не нарушил.
Единственное — я так и не смог подобрать адекватный перевод для оригинального названия статьи – «A Long Shadow» — пришлось оставить как есть – «Длинная Тень».
Итак, поехали.
Длинная Тень.
70 лет назад Внешняя Монголия стала эпицентром масштабной битвы. Её ударные волны прошли через Азию и Европу и определили курс Второй мировой войны.
Река Халха протекает с севера на юг близ плоского травяного выступа Монголии, выдающегося примерно на 100 миль (примерно 160 километров) на восток, в Маньчжурию. В 30-е годы японские командующие в Маньчжурии рассматривали реку как государственную границу: Маньчжурия к востоку и Внешняя Монголия – в то время протекторат Советского Союза под названием Монгольская Народная республика – к западу. С монгольской же стороны заявляли, что линия границы должна проходить на 10 миль (около 16 километров) восточнее, близ деревушки Номонган. Точная граница мало что значила для кочевых монголов, веками пересекавших реку со своими стадами в обоих направлениях. Но Квантунская армия, элита японских войск, контролировавшая Маньчжурию, имела на этот счёт свой взгляд.
В апреле 1939 г. майор Масанобу Цудзи (Masanobu Tsuji), известный и даже выдающийся старший офицер оперативного отдела штаба армии, составил набор принципов для борьбы с пограничными стычками, которые постоянно беспокоили опустошённый регион с тех пор как в 1931-32 гг. японцы захватили Маньчжурию и создали здесь государство Маньчжоу-Го. Составленные для того, чтобы больше провоцировать, чем решать подобные споры, принципы Цудзи провозглашали, что там «где границы чётко не определены, командиры могут устанавливать таковые по собственному усмотрению», что в случае вооружённого столкновения армия будет «сражаться до победы, не считаясь с границами» и, наконец, что «допустимо проникать на советскую территорию или завлекать советские войска на территорию Маньчжоу-Го».
В мае, главный ответственный за спорную территорию, генерал-лейтенант Мичиторо Комацубара (Michitoro Komatsubara), командир 23-й дивизии, встретился со своим штабом, чтобы обсудить новые пограничные принципы. В это время он получил сообщение о рейдах монгольской кавалерии через Халху близ Номонгана. В соответствии с новыми приказами, обычно осторожный, педантичный Комацубара составил план решительных действий. Уставший от постоянных стычек и рассчитывавший, что жёсткий ответ заставит Советы отступить, Комацубара, как позже вспоминал один из участников встречи, «за минуту решил уничтожить вторгшиеся монгольские отряды». (Дело могло обстоять следующим образом. «21 мая командир 23-й дивизии Комацубара решил разгромить вторгшиеся на территорию Маньчжурии советско-монгольские части. Утром 27 мая был отдан приказ: в 5:00 28 мая атаковать и уничтожить части противника на правом берегу Халхин-Гола». М. Коломиец. Стр. 32. И хотя Голдмэн ссылается на воспоминания участника штабного совещания, вряд ли такое решение могло приниматься так скоропалительно.)
Это внезапное решение оказалось одним из самых важных для Второй мировой войны.
Вспыхнувший конфликт не был простым пограничным столкновением. Более 100 тысяч человек и сотни танков и самолётов участвовали в четырёхмесячном сражении, известном в Японии как Номонганский инцидент, а в Советском Союзе и в Монголии как бои на реке Халхин-Гол. Два командира, майор Цудзи и генерал Георгий Жуков, сыграли решающие роли во Второй мировой войне. Первый помог Японии встать на путь к Перл-Харбору, второй отразил немецкий блицкриг против России в 1941 г., и в итоге привёл Советский Союз к победе в этой титанической схватке.
Но более поразительно то, что это малоизвестное сражение, которое велось в отдалённой Азии, подготовило основу для нацистского вторжения в Польшу и всего того, что последовало затем. Действительно, наивысшая точка сражения при Номонгане совпала с заключением советско-германского Пакта о ненападении в августе 1939 г., который дал Гитлеру зелёный свет для вторжения в Польшу, положив начало новой мировой войне. Это не было совпадением. Пакт был частью одновременного военного и дипломатического наступления Сталина с целью нейтрализовать германскую угрозу и ошеломить японцев. Пакт уверил Гитлера в том, что ему не придётся сражаться сразу с Британией, Францией и Россией, и он мог чувствовать себя уверенно, нападая на Польшу. Пакт удержал Сталина в стороне от капиталистической войны в Европе; изолировав Японию от Германии, Сталин мог свободно обрушить свою ярость на японцев у Номонгана.
На рассвете 28 мая, генерал Комацубара привёл своё решение в действие. После серии малозначащих столкновений в середине мая, он отправил силы в 2082 человека, под командованием полковника Такемицу Ямагата (Takemitsu Yamagata) разбить монгольских «нарушителей». Отряд Ямагаты состоял из батальона из состава 23-й пехотной дивизии, отряда полковой артиллерии 75-мм. орудий и скорострельных пушек меньшего калибра, а также разведывательного отряда из 220 человек, снабжённых грузовиками и бронеавтомобилями, под командованием подполковника Яозо Азума (Yaozo Azuma).
Ямагата обнаружил, что противник навёл крепкий понтонный мост через реку и занял позиции менее чем в миле (примерно 1,5 километра) к западу от Номонгана. Ямагата решил поймать неприятеля в капкан восточнее реки и уничтожить его. Он приказал отряду Азумы проследовать на юг вдоль левого берега к мосту, перерезав противнику пути отхода. Пехота Ямагаты, при поддержке артиллерии, должна была атаковать в лоб, отбросив неприятеля к реке и ожидающему отряду Азумы. Здесь противник должен был быть зажат между японскими частями и разбит.
Тем не менее, в течение всего конфликта бедой японцев оказалась слабая разведка. Ямагата ошибочно поверил, что предмостная позиция удерживается только монгольскими пограничниками и лёгкой кавалерией – основным видом как монгольских войск, так и войск Маньчжоу-Го в степи. На деле, монгольские подразделения были усилены советской пехотой, сапёрным отрядом, бронеавтомобилями и артиллерией, включавшей в себя самоходные 76-мм. орудия (Имеются в виду СУ-12 на базе ГАЗ-ААА).
Объединённые силы численно достигали 1 тысячи человек.
В то утро главные силы Ямагаты атаковали советские и монгольские подразделения близ Номонгана и отбросили их к мосту. Но наступление Ямагаты было остановлено советской артиллерией и бронетанковыми частями. В это же время, отряд Азумы, достигнув моста, был сильно удивлён, обнаружив, что он на самом деле удерживается советской пехотой при поддержке артиллерии и бронеавтомобилей. Эти бронеавтомобили были боевыми машинами с башней и 45-мм. орудием от среднего танка (Имеются в виду все три типа машин БА – БА-3, БА-6 и БА-10). У Азумы не было артиллерии или других противотанковых средств, и он совершенно не мог выбить советские войска с позиций. Когда удар Ямагаты увяз, Азума обнаружил себя запертым между превосходящими силами противника. Те, кто собрался окружать, сами оказались в окружении.
День подходил к концу, когда советский 149-й сп., недавно прибывший в этот район, был переброшен на грузовиках в зону боевых действий и ударил по отряду Азумы. Ямагата, прижатый в нескольких милях к востоку, не мог помочь ему. Итог был неизбежен: отряд Азумы был уничтожен. Только 4 человека смогли выбраться в ту ночь; остальные, включая Азуму, были убиты или взяты в плен. Это было совершенное несчастье и, по словам записей Квантунской армии, «сожаление съедало сердце генерала Комацубары».
Советский авианалёт 19 июня на японскую тыловую базу примерно в 12 милях (примерно 19 километров 300 метров) от границы, ускорил решение Комацубары и Квантунской армии отплатить за поражение. В штаб-квартире армии Цудзи быстро составляет план более широкого наступления.
Цудзи, который стал примечательной фигурой в японской военной и послевоенной истории, было в это время 37 лет. Несмотря на его не производящий впечатления рост в 5 футов 2 дюйма (155 сантиметров) и круглые очки в чёрной оправе, выделявшиеся на его лице, он был харизматичным лидером, который по заведённому порядку доводил свои взгляды до своих начальников посредством своего сильного характера, интеллекта и крайней самоуверенности. Он мог быть идеалистом и даже героем, но он также мог быть жестоким фанатиком. Он был человеком идей и действия, талантливым составителем планов с богатым воображением, который также старался быть в гуще событий.
Цудзи и его коллеги хотели возложить предстоящую операцию на 7-ю дивизию, одно из лучших подразделений Квантунской армии. 23-я дивизия Комацубары, сформированная только в 1938 году, была молодым подразделением с малым боевым опытом. Самому 52-х летнему Комацубаре, хотя он и был одним из ведущих экспертов по Советскому Союзу в Квантунской армии – он служил военным атташе в Москве и возглавлял советское отделение разведки Квантунской армии – также не хватало боевого опыта.
Генерал Кенкичи Уэда (Kenkichi Ueda), командующий Квантунской армией, утвердил план Цудзи, — с одной поправкой. Он потребовал, чтобы наступление проводила 23-я дивизия. Уэда согласился с оценкой, данной своим штабом 23-й дивизии как «недостаточно готовой к боевым действиям», но напомнил, что район Номонгана был зоной ответственности Комацубары. «Назначить участвовать в операции командира другой дивизии… будет означать потерю доверия к командиру 23-й дивизии. Если бы я был на месте Комацубары — сказал Уэда своему штабу, — я бы покончил самоубийством». Штабные офицеры не смогли переубедить генерала.
План атаки Цудзи предусматривал для усиления 23-й дивизии создание мощного ударного отряда, под командованием генерал-лейтенанта Масаоми Ясуоки (Masaomi Yasuoka), состоявшего из двух танковых полков, моторизованного артиллерийского полка и 26-го пехотного полка из состава 7-й дивизии. С учётом 2-й авиагруппы общая численность сил составляла 15 тысяч человек, 116 орудий, 87 танков и 180 самолётов. Силы противника оценивались в один или два пехотных полка, два небольших бронетанковых отряда и две или три авиаэскадрильи, плюс монгольская кавалерия. Штаб Квантунской армии был уверен, что их силы нападения сокрушат врага «как нож мясника, разделывающий цыплёнка».
Теперь главной заботой было сделать так, чтобы противник не смог догадаться о готовящейся атаке. Поэтому была сокращена дальность воздушной разведки к западу от Халхи, чтобы не встревожить неприятеля. И это была смертельная ошибка. Силы, с которыми японцы вскоре столкнулись, были гораздо более мощными, чем это представлялось ранее. И они возглавлялись новым опасным противником, генералом Георгием Жуковым.
1 июня, дородный, 42-х летний Жуков, в то время заместитель командующего Белорусским военным округом, получил срочный телефонный вызов в Москву. Так как сталинская кровавая чистка офицерского корпуса была свежим воспоминанием, подобный вызов был крайне нежелательным. Но набирающему известность кавалерийскому и танковому командиру не было суждено получить пулю в застенке тайной полиции. (О, да! «Кровавая гэбня»! Как это звучит!) Вместо этого, ему сообщили о недавних боях у Номонгана. Жуков получил инструкции немедленно вылететь туда, оценить обстановку и, если он сочтёт необходимым, взять командование на себя. «Я вас прошу – настаивал заместитель начальника Генерального штаба – как только прибудете на место, разберитесь, что там происходит, и откровенно доложите нам своё мнение».
5 июня Жуков прибыл в Тамцак-Булак, месторасположение штаб-квартиры 57-го АК в Монголии, в 100 милях (примерно 160 километров) к западу от Номонгана. Он быстро пришёл к выводу, что командующий корпусом Н.В. Фекленко и большинство его штаба не владели ситуацией. Только один штабной старший офицер был в зоне боевых действий. Жуков взял этого офицера с собой, отправившись на фронт. Жуков доложил в Москву, что сражение у Номонгана – не простое пограничное столкновение, что японцы вскоре собираются расширить масштабы агрессии, и что 57-й корпус и его командование не способны справиться с ситуацией. Жуков рекомендовал временно приостановить боевые действия, чтобы сохранить предмостной плацдарм, пока не прибудут подкрепления, достаточные для контрнаступления.
Фекленко был быстро освобождён от командования, а Жуков назначен на его место. Жуков получил мощные подкрепления – 36-ю механизированную сд., 7-ю, 8-ю и 9-ю механизированные сбр. (у нас они именовались мотоброневые бригады. М. Коломиец. Стр. 21), 11-ю тбр., подразделение тяжёлых 150-мм. орудий, 8-ю кавдивизию МНР и авиакрыло из более чем 100 самолётов. Все эти силы получили наименование 1-й армейской группы (Точнее, 57-й АК с подкреплениями был преобразован в 1-ю армейскую группу. М. Коломиец. Стр. 40).
Монгольские кавалеристы в ходе боев на Халхин-Голе.
Составленный майором Цудзи план будущего наступления был, по существу, более амбициозной версией плана, применённого полковником Ямагатой 28 мая. Он требовал от главных сил 23-й дивизии захватить на восточном берегу Халхи гряду холмов под название высоты Фуи, расположенные в 11 милях (примерно 17 километров 700 метров) к северу от советского моста. Эти силы должны были затем форсировать Халху и ударить на юг вдоль её правого берега по направлению к тому же мосту. Одновременно, отряд генерала Ясуоки, также сконцентрированный у высот Фуи, наступал на юг вдоль левого берега реки. Комацубара и Ясуока должны были затем зажать противника у моста и разбить его.
Цудзи лично вёл воздушную разведку и обнаружил сосредоточение советской авиации. Он решил, что необходим упреждающий удар. Командование Квантунской армии быстро приняло предложение Цудзи – 27 июня японцы совершили воздушный налёт. Цудзи, с борта одного из бомбардировщиков, насчитал 25 самолётов, уничтоженных на аэродроме, и более 100 машин сбитых при попытке взлететь и принять бой. Даже допуская значительное преувеличение японцами советских потерь, надо признать, что японские лётчики захватили временное превосходство в воздухе.
Японские истребители Накадзима Ki-27 (армейский истребитель тип 97) на аэродроме в районе селения Номонхан во время боев на реке Халхин-Гол. Истребители на фотографии принадлежат к 24-му сентаю (полку) 1-му или 3-му чутаю (эскадрилья). Существует два варианта места, где сделана фотография. Это, либо аэродром Ганчжур в 40 км от реки Халхин-Гол, либо аэродром Алаи в 8 км к северу от озера Узур-Нур.
Успехи Квантунской армии продолжались. В ночь на 1-ое июля 23-я дивизия без боя заняла высоты Фуи. Следующей ночью, Комацубара выиграл блестящий тактический успех. Батальон 71-го полка переправился через Халху и высадился на правом берегу, не встретив сопротивления. Ночью инженеры навели понтонный мост. К рассвету, главные силы 23-й дивизии во главе с Комацубарой и Цудзи, необнаруженными пересекли реку. И хотя понтонный мост не мог выдержать веса танков, пехотинцы смогли переправиться вместе со всей артиллерией (Но мост мог быть возведён и раньше. М. Коломиец. Стр. 44).
Первое подозрение советской стороны о готовящемся крупном японском наступлении появилось, когда в предрассветные часы генерал Ясуока атаковал в южном направлении с высот Фуи на левом берегу. Ночью была гроза и молнии освещали небо, и в это время 87 танков Ясуоки, стреляя из всех орудий, обрушились на 149-й сп. Ошеломлённые защитники моста были рассеяны.
Когда Жуков получил донесение о танковой атаке, он приказал 11-й тб., 7-й механизированной сбр., 24-му механизированному сп. и частям 6-й монгольской кавдивизии идти к холму Баин-Цаган на западном берегу, лежащим напротив высот Фуи. Но пехотинцы Комацубары уже захватили Баин-Цаган и продолжали движение (М. Коломиец упоминает генерал-майора Койчи Кобаяши как командующего ударной группой для форсирования Халхин-Гола. Стр. 44. А вот Голдмэн его не называет). В тусклом свете раннего утра передовые отряды 23-й дивизии, наступавшие на юг от Баин-Цагана, налетели прямо на авангард 11-й тб., шедшей на север. Неожиданное столкновение застало врасплох обе стороны. Советские танки без промедления пошли в атаку, но их развёртывание было затруднено, и японские артиллеристы расстреляли их.
Когда Жуков, наконец, понял, что огромные силы японцев перешли реку и стали угрожать его позициям, он бросил свои оставшиеся подкрепления против пехоты Комацубары, чтобы не дать ей захватить мост. Итогом была серия нескоординированных атак, которые японские пехотинцы при поддержке артиллерии и авиации, смогли отбить, нанеся тяжёлые потери противнику. Японские пехотинцы обнаружили, что бензиновые моторы советских танков и бронеавтомобилей легко поджечь артогнём или ручными бензиновыми бомбами, предшественниками «коктейля Молотова».
Японская пехота на позиции у двух подбитых советских бронеавтомобилей БА-10 в монгольской степи (район реки Халхин-Гол). В правой части фотографии — расчет пулемета Тип 92 калибра 7,7 мм. Видны рукоятки для переноски пулемета. Июль 1939 г.
«Дюжины груд железа, в которые превратились танки, были разбросаны вокруг, а дым от пылающих машин застилал солнце» — вспоминал один из японских пехотинцев. Наступление Комацубары, тем не менее, было остановлено. Советские контратаки вынудили 23-ю дивизию окопаться в рыхлом песке на правом берегу Халхи к югу от Баин-Цагана.
С остановкой наступления, надежды Комацубары были теперь связаны с отрядом Ясуоки. Если Ясуока смог бы захватить мост и соединиться с Комацубарой, наступление всё же могло стать успешным. Правый берег Халхи на 200 футов (6 с небольшим метров) выше левого, и это давало солдатам 23-й дивизии отличный вид на продвижение людей Ясуоки на дальнем берегу. Но это не было вдохновляющим зрелищем.
После первоначального успеха, Ясуока столкнулся с яростным сопротивлением. Японский средний танк «Тип 89» имел высокий профиль и тонкую броню, которую советская скорострельная 45-мм. танковая пушка легко пробивала.
Танк Тип 89 «Ко» («А»)
Танк Тип 89 «Оцу» («Б»)
Танк Тип 94 как итог развития линейки танков "2589".
Инструктаж японских танкистов у танка «Йи-Го» (Тип 89) во время наступления в монгольской степи. На заднем плане виден танк «Чи-Ха» (Тип 97). Фотография иллюстрирует эпизод из боев на реке Халхин-Гол.
Танк Тип 94, доживший до наших дней.
Напротив, короткоствольная, с низким темпом стрельбы, пушка танка «Тип 89» показала почти полную неэффективность против наклонной брони советского танка БТ-7 – предшественника знаменитого Т-34 (Для Голдмэна, похоже, нет разницы между лёгким и средним танком, и, также, похоже, на Западе ничего неизвестно ни о А-20, ни о Т-111). Более подвижные, но ещё хуже забронированные японские лёгкие танки пришлось убрать из авангарда. К концу дня наступление Ясуоки также было остановлено и его солдаты начали окапываться для защиты от бомбардировки.
Японцы теперь обнаружили себя в бедственном положении. Их войска находились на разных берегах реки, разделяемые к тому же сильным противником. 23-я дивизия должна была переправиться обратно как можно скорее. К счастью для японцев, Жуков остановил дерзкую переправу через реку, проводившуюся без прикрытия, и не сразу понял уязвимость позиций Комацубары. Ночью 3 июля Жуков всё ещё думал об отражении противника, а не о его окружении и уничтожении. Это позволило 23-й дивизии ускользнуть в относительную безопасность левого берега.
Обе стороны понесли большие потери, но Квантунская армия не смогла оценить их объективно. Снова главная причина ошибки крылась в плохой работе разведки. Силы противника сильно недооценивались. Возможно, более тревожным для японцев было то обстоятельство, что ошибка разведки была не столько в количестве, сколько в качестве. Советские войска были не только многочисленнее, они были сильнее, чем ожидалось. В то время как японцы имели незначительный численный перевес и тактическую внезапность в самом начале, советская огневая мощь оказывалась решающей. Как Жуков позже отметил: «Главным нашим козырем были бронетанковые соединения». Это был урок, который японцы усваивали неохотно. И если кодекс бусидо, предполагавший духовное превосходство японского воина, не мог превзойти грубую материальную силу, военные перспективы Японии становились мрачными.
Даже если, как казалось сначала, сражение у Номонгана выросло из пограничного столкновения, Сталин создавал дипломатический план, который должен был связать сражение с ещё большим конфликтом – Второй мировой войной.
К лету 1939 г. стало ясно, что Европа скатывается к войне. Гитлер был полон решимости идти на восток, против Польши. Ночным кошмаром Сталина, которого надо было избежать любой ценой, была война на два фронта – против Германии и Японии. Идеалом Сталина была война между капиталистическими странами: фашистско-милитаристские капиталисты (Германия, Италия и Япония) против буржуазно-демократических капиталистов (Британия, Франция и, возможно, Соединённые Штаты). При этом Советский Союз был бы свободен в решении о выступлении на любой стороне, когда капиталисты истощат силы друг друга.
Аннексия Гитлером Чехословакии в марте 1939 г. – в нарушение заключённого за полгода до этого Мюнхенского соглашения – дала Сталину повод рассчитывать на то, на что он надеялся. В ответ на действия Гитлера, Британия и Франция дали обещание начать войну с Германией, если она нападёт на Польшу. Одновременно Англия и Франция открыто стали стремиться включить Москву в антинацистский альянс. Это предложение дало Сталину основание для начала секретных переговоров с Германией. Сталин верно рассчитал, что если Гитлер начнёт войну с Польшей, то он захочет избежать ошибки 1914 г, когда Германии пришлось воевать одновременно с Британией, Францией и Россией. Сталин решил маневрировать, чтобы Англия, Франция и Германия стали соревноваться между собой за соглашение с ним. Выбор же оставался за Сталиным. В то же время, Номонганский конфликт продолжался, и японский элемент мозаики должен был стать частью большого сталинского замысла.
В последующие недели японцы попытались выровнять положение, стянув под Номонган практически всю тяжёлую артиллерию из Маньчжоу-Го. Также была предпринята серия широкомасштабных ночных атак. Но в обоих случаях советские войска подтвердили своё превосходство в мощности орудий и сильных укреплённых линиях.
И советские войска становились всё сильнее. Сталин, продолжая открытые переговоры с Британией и Францией и секретные переговоры с Германией, продолжал усиливать армию под Номонганом. В июле 1-я армейская группа Жукова была усилена 57-й и 82-й сд., 6-й тб., 212-й ВДБр., двумя монгольскими кавдивизиями, а также меньшими пехотными, бронетанковыми и артиллерийскими подразделениями. К середине августа, когда сосредоточение было завершено, Жуков командовал силами в составе 4-х стрелковых дивизий, 2-х кавалерийских дивизий, 216 орудий, 498 танков и бронеавтомобилей и 581 самолёта.
Чтобы доставить эти силы к месту боёв, а также снаряжение и продовольствие, необходимые для широкомасштабного наступления, Забайкальский военный округ собрал парк из более чем 4200 грузовиков, которые доставили около 55 тысяч тонн груза за 400 миль (643 с лишним километра) от ближайшей базы снабжения до зоны боевых действий.
Японская разведка, хоть и слабая, всё же не была слепой. Японцы знали о подкреплениях, идущих на восток по Транссибирской железнодорожной магистрали. Но у них не было представлений об их численности. Кроме того, японцы находились под влиянием идеи, принятой за истину в Императорской армии, что максимальное расстояние для проведения широкомасштабных боевых операций, может быть 125-175 миль (примерно 201-281 километр с половиной) от железнодорожной линии. Расстояние свыше 200 миль (322 километра) считалось логистически невозможным. Квантунская армия имела только 800 грузовиков по всему Маньчжоу-Го, и логистическая операция, подобная советской, была почти невообразимой. Никакого решительного наступления не ожидалось.
7-я дивизия Квантунской армии располагалась близ главной железнодорожной линии и поэтому могла быть переброшена в любую проблемную точку за несколько дней. Некоторые в штабе Квантунской армии хотели развернуть 7-ю дивизию под Номонганом на случай советского наступления, но дивизия была единственным стратегическим резервом армии, и оперативный отдел не спешил вводить её в дело на дальневосточной границе. Вместо этого, под Номонган был отправлен 28-й полк 7-й дивизии и один батальон из отдалённого гарнизона в Мукдене на востоке Маньчжоу-Го. Эти подкрепления, правда, смогли лишь восполнить потери, понесённые силами Комацубары. Когда 1-я армейская группа Жукова была готова к наступлению, действующие под Номонганом японские силы превосходили советские не более чем на одну дивизию.
Жукову требовалась подробная информация о развёртывании Комацубары, но непроницаемая охрана позиций последнего и отсутствие японских перебежчиков, делали задачу затруднительной. В итоге, майор И.М. Ремизов, командир полка, который был в гуще сражения, начиная с 28 мая, успешно проник за линию обороны японцев и добыл нужные Жукову сведения. За это Ремизов был удостоен звания Героя Советского Союза. (Здесь у меня чуть разрыв мозга не случился. Вот что пишет М. Коломиец о бое 8 июля: «В 14:30 от прямого попадания снаряда погиб командир 149-го мотострелкового полка майор И. Ремизов (посмертно ему присвоено звание Героя Советского Союза, а высота, на которой он погиб, с этого времени в документах стала называться «ремизовской»). М. Коломиец. Стр. 63-64. При этом о Ремизове, как об офицере, хорошо поставившем разведку, пишет в своих воспоминаниях Жуков, и именно Жуков говорит о получении майором звания Героя. Единственное, что я смог предположить, так это то, что работу Ремизова как хорошего разведчика, Жуков смог оценить ещё до гибели майора). По сведениям, доставленным Ремизовым, главные силы 23-й дивизии концентрировались в нескольких милях восточнее Халхи. Пехота испытывала недостатки в автотранспорте и танках. Левый и правый фланги держала кавалерия Маньчжоу-Го.
Жуков предложил свой несложный план наступления. Он разделил 1-ую армейскую группу на три отряда. Центральный отряд, под его личным командованием, должен был нанести удар по фронту при максимальной поддержке артиллерии и авиации, и связать главные силы Комацубары. Северный и южный отряды, которым были приданы бронетанковые части, должны были ударить по флангам. Враг оказывался в мешке, и теперь объединившиеся отряды должны были его разгромить.
Чтобы обеспечить неожиданность удара, Жуков и его штаб составили тщательно разработанную программу, призванную ослабить бдительность японцев. Отправлялись фиктивные радио- и телефонные сообщения о постройке оборонительных сооружений, были напечатаны листовки, якобы для солдат, озаглавленные: «Что пехотинец должен знать об обороне». Также были поставлены громкоговорители, каждую ночь передававшие звуки танковых и авиационных моторов. Поначалу, японские войска на переднем крае ошибочно принимали эти звуковые эффекты за начало атаки и открывали огонь, но через несколько дней они привыкли к ночным «серенадам» и теперь старались игнорировать их. В ночь атаки звуки сосредоточения советских войск и подготовки к наступлению не привлекли должного внимания японцев.
19 августа, когда Сталин уже был уверен в подписании соглашения с Гитлером, он дал Жукову разрешение на начало наступления. В 5:45 20 августа, когда германский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп готовился вылететь в Москву для подписания Пакта о ненападении, 200 советских бомбардировщиков появились над Халхой и начали бомбить японские позиции. Когда бомбардировщики улетели, открыла огонь артиллерия – огневой вал длился 2 часа 45 минут – как раз то время, которое требовалось бомбардировщикам чтобы перевооружиться, дозаправиться и вернуться для второго удара. Затем вся советская артиллерия открыла шквальный 15-минутный огонь по переднему краю японских позиций.
Люди Комацубары сжались в своих окопах под самой мощной бомбардировкой, которой они или любой другой японский отряд когда-либо подвергались. Эффект, физический и психологический, оказался потрясающим. Один из японских офицеров-артиллеристов описывал непрерывные бомбардировки как грохочущие «гонги ада».
В 9 утра советские бронетанковые и стрелковые части перешли в наступление по всей линии фронта. Густой утренний туман у реки скрыл в некоторых местах их выдвижение, позволив подойти к обороняющимся на дистанцию выстрела. Неожиданность удара и беспорядок на японских позициях были так велики, что артиллерия не открывала ответного огня до 10:15. К этому времени японские позиции на некоторых участках уже были прорваны. Тем не менее, японцы стали жестоко сопротивляться, и яростное сражение разгорелось на протяжении 40 миль (свыше 64 километров) по всему фронту.
В первый день сражения усиленная танками южная атакующая группа, под командованием полковника М.И. Потапова, разбила маньчжурскую кавалерию, державшую левый фланг Комацубары, и прошла 8 миль (почти 13 километров). Центральная группа Жукова продвинулась вперёд только на полмили (примерно 800 метров с небольшим), преодолевая яростное сопротивление, но удар по фронту сковал пехоту Комацубары, не дав тому возможность усилить свои фланги.
Северная группа полковника Алексеенко легко прорвала позиции маньчжурской кавалерии на правом фланге, в двух милях (3 километра 200 метров) к северу от высот Фуи. Но сами высоты были естественным опорным пунктом и они стали северной точкой японской обороны. Штаб Квантунской армии не сразу осознал весь размах наступления Жукова и считал, что позиции Комацубары достаточно стабильны. 7-я дивизия осталась в резерве.
В течение 21 и 22 августа южная группа Потапова продвигалась вперёд, сбивая японский левый фланг к центру позиций. Часть сил Потапова была выведена из боя и заняла позиции в 11 милях (свыше 17,5 километров) к востоку от реки, преграждая возможный путь отхода японцев на юг. В центре японцы понемногу сдавали свои позиции. Правый фланг оставался надёжно закрепившимся за ключевые позиции на высотах Фуи, «где противник оказал более серьёзное сопротивление, чем мы предполагали», как потом признавал Жуков.
23 августа командование Квантунской армии стало достаточно встревоженным, чтобы направить 7-ю дивизию к Номонгану. Но приказ был отдан уже слишком поздно. В этот день Комацубара приказал своему 72-му полку и 28-му полку 7-й дивизии контратаковать. Густой утренний туман ухудшил видимость, когда солдаты следующим утром двинулись вперёд. Когда туман рассеялся, 72-й полк обнаружил, что он оказался на направлении мощной советской танковой атаки. Японская пехота была практически уничтожена. Почти каждый ротный и батальонный командир был убит, также как командир полка и большинство его штаба.
С 28-м полком дело обстояло немногим лучше. Интенсивный артиллерийский огонь остановил его в 500 ярдах (45 с лишним метров) от советских позиций. Пехота не могла наступать, но и приказа об отходе не поступало, поэтому японцы окопались. Послевоенные японские военные историки рассказывают, что когда Комацубара получил боевые донесения от обоих своих полков, он «выказал глубокую тревогу», в то время как начальник штаба дивизии «казался смущённым». После захода было приказано отступать, но к этому времени оба полка были уже разбиты.
Примерно в это же время, новости о заключении советско-германского Пакта о ненападении достигли Токио, и надежда Японии на военный союз с Германией рухнула. Японцы поняли, что они остались с Советским Союзом один на один. Армейское командование в Токио, которое стремилось к союзу с Германией, было унижено. Его войска под Номонганом ожидала жестокая судьба.
Северная группа полковника Алексеенко атаковывала японцев на высотах Фуи вот уже 3 дня, но безуспешно. Несмотря на то, что атакующие были сильнее, чем относительно небольшой отряд в 800 человек под командованием подполковника Эиичи Иоки (Eiichi Ioki), удерживавший высоты, укреплённый пункт имел оборонительные укрепления по всему периметру, а колючая проволока перекрывала блиндажи, соединённые траншеями. Японцы наносили тяжёлые потери атакующим.
Раздражённый Жуков вызвал Алексеенко по телефону. Когда последний выразил сомнение в своей возможности штурмовать высоты немедленно, Жуков немедленно освободил его от командования и приказал атаковать его заместителю. Через некоторое время Жуков снова позвонил, и, узнав, что высоты всё ещё не взяты, также освободил от командования второго офицера, и направил одного офицера из своего штаба возглавить штурм.
Жуков также усилил северную группу 212-й ВДБр., артиллерией и подразделением огнемётных танков.
Теперь положение японцев стало безнадёжным. Артиллерия давала 2-3 выстрела в секунду. Небо и земля дрожали, напомнив одному из оборонявшихся непрерывное биение кото – барабанов буддийских монахов. У японцев не осталось артиллерии, поэтому им нечего было противопоставить огнемётным танкам. Один из японских офицеров описал их как «выплёвывающие красные стрелы, подобно змеиным жалам». Подполковник Иоки и 200 оставшихся в живых, большинство из которых были ранены, оставили высоты Фуи без приказа и отступили в восточном направлении, покинув зону боёв.
После взятия высот Фуи, северная группа начала расширять участок прорыва и охватывать весь правый фланг японцев широким движением к востоку и югу от высот в направлении Номонгана. На следующий день, части 11-й тб. северной группы соединились с 8-й тб. южной группы у Номонгана. Стальное кольцо сомкнулось.
Так как японские фланги исчезли, войска под командованием Комацубары, как единое целое, перестали существовать. Японские позиции были прорваны во многих местах, и организованное сопротивление продолжалось только в трёх очагах. Единственная надежда была на помощь, которая сможет прорваться извне через кольцо советского окружения. Но Квантунская армия была сильно разбросана, и достаточного количества грузовиков, чтобы быстро перебросить даже 7-ю дивизию к месту боёв, не хватало. 27 августа 7-я дивизия с северо-востока достигла кольца, которое Жуков создал вокруг войск Комацубары. Однодневный тяжёлый бой показал, что сил для прорыва теперь уже недостаточно. 7-я дивизия отошла.
Солнце палило окружённых японцев, температура поднялась до 100 градусов (Это по Фаренгейту. По Цельсию получается, примерно, 37-38 градусов). Канистры с водой опустели. Утомлённые солдаты с трудом могли разглядеть неприятельские позиции через стекающий пот и марево, висящее над местом боёв. Командир самого отдалённого очага сопротивления, так как его люди не могли достичь реки и наполнить канистры, приказал слить воду из автомобильных радиаторов. Протухшая жидкость из обездвиженных автомобилей стала верным знаком того, что окружённые знали о безнадёжности своего положения.
В течение 27 и 28 августа советские авиация, артиллерия, бронетанковые и стрелковые части беспрестанно атаковывали японские опорные пункты, разбивая их на ещё более мелкие очаги, и постепенно перемалывали их. Окружённые японцы сражались храбро и продолжали наносить тяжёлые потери советской пехоте, но исход сражения был уже ясен. 23-я дивизия и приданные ей соединения были уничтожены. Лишь немногие сдались в плен.
Вскоре после полуночи 30 августа большая часть советской бронетехники отошла для дозаправки, были отведены и те стрелковые части, которые находились в боях 10 дней без перерыва. Генерал Комацубара и около 400 выживших сумели просочиться через советские позиции. Среди них был и майор Цудзи. После четырёх месяцев боёв жертвы с обеих сторон насчитывали 50 тысяч убитыми и ранеными.
Командарм 2-го ранга Г.М. Штерн, маршал Монгольской Народной Республики Х. Чойбалсан и командир корпуса Г.К. Жуков на командном пункте Хамар-Даба. Халхин-Гол, 1939 год.
В последующие дни и годы, события, запущенные в движение при Номонгане, продолжали играть свою роль. Советско-германский Пакт о ненападении предусматривал присоединение Советского Союза к Германии в подчинении и оккупации Польши. Когда немецкий блицкриг 1 сентября обрушился на Польшу, главные силы польской армии были разбиты в течение нескольких дней. Уже 3 сентября Риббентроп призвал Советы вступить в их зону оккупации на востоке Польши. Но советские дивизии, стоявшие на польской границе, 2,5 недели не двигались с места. В это же время у Номонгана продолжались отдельные сухопутные и воздушные бои. Официальное соглашение о прекращении огня вступило в силу 16 сентября. На следующее утро Красная Армия пересекла польскую границу и вошла в страну, которая была открыта перед ней уже несколько дней. Сталин, очевидно, хотел разрешить ситуацию на востоке перед тем, как начать действовать на западе.
Теперь кратко о событиях следующих двух лет. Япония всё ещё воевала в Китае, имевшим огромные стратегические ресурсы. Эмбарго на поставки нефти, наложенное Франклином Рузвельтом на Японию в июле 1941 г., грозило остановить японскую военную машину, а самих японцев поставить на колени. Тем временем, Германия, контролировавшая большую часть Западной и Центральной Европы, вторглась в Советский Союз. За 3 месяца 1941 г. германские войска проникли дальше, чем за 1914-1918 гг. Целые армии были уничтожены или массово сдались в плен. Украина открыта. Ленинград осаждён. Немецкие армии на пути к Москве. Многие эксперты считали крах советского сопротивления делом нескольких недель. Это было время решения для Токио.
Гитлер убеждал Японию присоединиться к нему в войне против Советского Союза: «Отомстите за поражение при Номонгане и захватите советский Дальний Восток. Но сделайте это сейчас. Если вы будете ждать, пока я разобью Сталина, я уже не буду нуждаться в вас». Высшие командующие японской армии поддерживали эту идею, имевшую название «северный курс». Командующие флотом категорически выступали против, предпочитая «южный курс» — захват голландских, французских и британских колоний в Азии. Голландская Ост-Индия (современная Индонезия) была единственно возможным японским источником нефти. Голландские и французские колонии были беззащитны, Британия сражалась за свою жизнь. Единственным настоящим препятствием для южного курса был Тихоокеанский флот Соединённых Штатов. Южный курс означал войну с Соединёнными Штатами.
Эти два направления рассматривались в серии Императорских конференций в Токио во второй половине 1941 г., где и принималось решение. Цудзи, в это время уже подполковник, был ключевой фигурой оперативного отдела в Имперском Генштабе и снова был в центре событий. Старший офицер японского армейского министерства, дававший показания в Токийском трибунале по военным преступлениям, заявил, что Цудзи был «самым решительным и единственным (среди армейских чинов) сторонником войны с Соединёнными Штатами». Решение, конечно же, вело прямиком к нападению на Перл-Харбор и войне на Тихом Океане.
Генерал Ойген Отт, германский посол в Японии, телеграфировал в Берлин следующее разъяснение решения японцев: «В моих докладах я неоднократно указывал, что после событий у Номонгана и ввиду сопротивления России такой армии как германская армия, японские армейские активисты рассматривают участие в войне против Советского Союза слишком рискованным и неблагоприятным».
Когда в Японии приняли решение нанести удар на юге, советский секретный агент в Токио Рихард Зорге дал сигнал в Москву, что Япония не станет нападать на Советский Союз. Только после этого Сталин принял решение о переброске сил с Дальнего Востока на запад. 15 пехотных дивизий, 3 кавалерийские дивизии, 1700 танков и 1500 самолётов были переброшены на советско-германский фронт. Это были те мощные подкрепления, которые под командованием Жукова, переломили ситуацию в битве под Москвой в первую неделю декабря – в это же самое время японцы атаковали Перл-Харбор. Это была самая решающая неделя войны, неделя, которая, в конечном счёте, оказалась роковой для стран Оси.
Жуков добился признания при Номонгане – и приобрёл доверие Сталина, принявшего решение возложить на Жукова верховное командование в конце 1941 г., когда ситуация под Москвой была критической. Жуков вёл Красную Армию от победы к победе всю дорогу до Берлина. Неоднократный Герой Советского Союза пережил Сталина и в 1955 г. был назначен министром обороны.
Судьба главного архитектора японского поражения под Номонганом сложилась иначе. Когда началась война, Цудзи снова был в гуще событий. Он руководил выдающейся Малайско-Сингапурской кампанией – и уничтожением в Сингапуре нескольких тысяч проанглийски настроенных китайцев. На Филиппинах он участвовал в организации Батаанского Марша Смерти. Он участвовал в боях (и проиграл) на Гуадалканале. После капитуляции Японии он скрывался под видом буддийского монаха в Тайланде, чтобы избежать преследований за совершённые военные преступления. Впоследствии он вернулся домой, написал много книг о своих подвигах и был избран в японский парламент, где работал в течение 10 лет. Затем он таинственно исчез в джунглях Лаоса в 1961 г., именно тогда, когда стало увеличиваться американское военное присутствие в Юго-Восточной Азии.
Но не все ключевые фигуры конфликта при Номонгане и дальше продолжили играть роль в мировой истории. Генерал-лейтенант Комацубара был надломлен после Номонгана. Он был освобождён от командования 23-й дивизией в ноябре 1939 г. и был вынужден уйти в отставку в начале следующего года (в январе 1940 г. вновь был возвращён на свой пост. М. Коломиец. Стр. 8). Через 10 месяцев Комацубара умер от рака в возрасте 54 лет. Подполковник Иоки, отступивший без приказа с высот Фуи, всё ещё находился в госпитале, оправляясь от ран, когда получил распоряжение от Квантунской армии покончить самоубийством. Иоки опротестовал приказ как несправедливый, но подчинился и застрелился.
