Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Продолжаю публиковать свой альт-исторический цикл Russia Pragmatica III, и сегодня настал черед последней статьи из ряда общеисторических, посвященных правлению Петра Великого. Рассказано будет о реформах РПЦ, некоторых вопросах престижа, титулов, смерти первого русского императора, его наследии, и многом другом.
Содержание
Русская Православная церковь
Уже в 1700 году Петр фактически перевел Русскую Православную церковь под свой собственный контроль, и объявил достаточно широкую веротерпимость – преследованиям подвергались лишь самые радикальные, еретические и человеконенавистнические секты, вроде самосожженцев или скопцов. При патриархе Дионисии был создан отдельный орган, Священный Синод, который набирался из церковных и светских чинов, и занимался управлением всего церковного хозяйства. Патриарх, успевший к тому моменту побороть свою боязливость по отношению к царю, все же не спешил оказывать ему сопротивление, и делал уступки при малейшем нажиме. Вероятно, благодаря этому Петр попридержал коней, и не занимался церковью слишком уж жестко, но необходимость перемен все равно осознавал, и постепенно готовился к ним. Настаивал на этом и Филарет, в миру Никита Михайлович Романов, с которым Петр рос вместе в Преображенском, и считал его если не своим сподвижником, то уж точно другом. Специально для Филарета в 1703 году была создана Петроградская митрополия, которая отвечала за столицу и ее окрестности. Там он начал проводить бурную деятельность по составлению плана реформ, и искать союзников среди духовенства. Таковых оказалось довольно немало – митрополит Новгорода Иов, Феофан Прокопович, и ряд других видных церковных фигур.
Кружок Филарета, так называемое «новое духовенство», стал инициатором многих реформ, коснувшихся РПЦ во время Северной войны. Так, он выступил с полной поддержкой передачи колоколов государству для литья пушек. В 1706 году, видя нужду государства в деньгах, он же предложил Петру проект о секуляризации церковных земель, который был тут же принят царем. Таким образом РПЦ лишилась большей части своих земельных владений, которые перешли в собственность государства, а церкви и монастыри отныне должны были содержаться частично за счет пожертвований прихожан, а частично – за счет государственных дотаций, размер которых определялся Синодом. В 1708 году Филарет выступил инициатором введения в риторику церкви особых проповедей, которые стимулировали бы личную успешность прихожан, и вообще в плане светских вопросов значительно приблизил ее к лютеранской или кальвинистской, что вызывало шквал проклятий в его адрес со стороны старого духовенства. В 1712 году он же стал автором масштабной реформы духовного образования, результатом которой стало создание достаточно развитой сети церковно-приходских школ для крестьян и простых обывателей из регионов.
Однако все это оказалось сущей мелочью, когда в 1718 году, под нажимом Петра, Филарета избрали патриархом как Филарета II. Теперь царь-антихрист многим уже казался меньшим злом, чем такой предстоятель Русской Православной церкви, ибо он был известен как жестокий, решительный фанатик, уверенный в необходимости очищения церкви и ее коренной реорганизации. Филарет весьма жестко взялся за дело, развил структуру Синода, добился увеличения финансирования церкви со стороны государства – и тут же влил эти средства в дальнейшее развитие церковного образования, создав ряд духовных коллегий в крупнейших городах государства. Вслед за этим он серьезно реорганизовал структуру церкви, и ее титулатуру, устроив передел церковных диоцезов, выстроив новую иерархическую структуру епископств и архиепископств, и выделив митрополии в качестве особых территориальных объединений, удаленных от центра или имеющих особый статус. Таковых митрополий, объединивших все архиепископства региона, было создано три (Московская, Киевская и Сибирская). Резиденция патриарха была перенесена в Петроград, в Александро-Невский монастырь, который позднее станет лаврой, и займет территорию всего Монастырского островка. Им же началась подготовка строительства грандиозного собора, который в будущем должен будет стать вторым по значению после Святой Софии в православном мире, а то и вовсе первым [1]. Были реорганизованы выборы патриарха РПЦ – теперь поместный собор, который выбирал нового предстоятеля церкви, имел право лишь предлагать государю на утверждение те или иные кандидатуры, при этом сам царь мог и отклонить ее, и назначить руководить церковью целиком своего человека, хотя, конечно же, это считалось слишком уж дурным тоном.
Но это были еще цветочки, а с 1719 года начались ягодки – Филарет начал проводить масштабную кадровую реформу церкви, а точнее – ревизию ее иерархов и чинов. Проблема заключалась в том, что после реформ Никона середины XVII века церковь в больших количествах наполнили приспособленцы и искатели тихой, сытной жизни, которые не то что не отличались религиозностью, а и вовсе не знали Писания, и не могли его знать по причине личной неграмотности. В результате каждый из таких «святых отцов» справлял обряды и вел духовное воспитание своего прихода как умел, зачастую входя в прямое противоречие канонам церкви, доходя до ереси. Многие вообще подобными делами не занимались, и попросту сидели в церкви «на кормлении» [2]. Всех их Филарет стал выметать со своих постов поганой метлой. Необразованным священникам, не умевшим читать и писать, и не знавших Писания, было запрещено занимать какие-либо важные должности во всей иерархии церкви, начиная с сельских церквушек. Соответственно, они не могли сделать в новой церкви никакой карьеры, лишались всех возможных доходов за счет пожертвований или государственного содержания, и были вынуждены или уйти в мир, или отправляться в монастыри, чтобы хоть как-то обеспечить себе питание и проживание. Само собой, что такая реформа вызывала бурю возмущения со стороны клира и дворян, но, как ни странно, укрепила популярность патриарха среди старообрядцев и действительно религиозных и честных представителей никонианского духовенства. Вплоть до своей смерти в 1740 году Филарет железной рукой будет продолжать очищать церковь от всякого «сброда и христопродавцев», как он сам выражался. Возмущение в верхах постепенно станет сходить на нет, а авторитет церкви, утерянный ею ранее, начнет понемногу восстанавливаться.
Не ограничиваясь этим, Филарет предпринял дополнительные меры для преодоления Раскола, который он считал худшим событием в истории православия. На высшем уровне было велено называть раскольников теперь старообрядцами, и помех и бед им не чинить, считая такими же православными, лишь несколько отличимыми по обряду. За любые нападки на старообрядцев могли последовать штрафные меры со стороны вышестоящих иерархов церкви. При этом слово «раскольники» сохранилось, и применялось к крайне радикальным сектам самосожженцев, скопцов и прочих, т.е. в сугубо негативном смысле. В патриаршей типографии ограниченным тиражом были отпечатаны старые, старообрядческие книги, которые передали общинам. Фактически Филарет, будучи де-юре никонианином, поспособствовал развитию старообрядческого духовенства, и сблизил его с основной структурой Русской Православной церкви. О примирении между обрядами речь пока не шла, но конфликт между ними стал постепенно затихать. Кроме того, Филарет продолжал менять риторику церкви, и всячески распространял проповеди на темы, которые, по его мнению, могли поспособствовать благополучию народа и развитию государства. Такими темами были личная успешность, улучшение положения женщин в патриархальном обществе, верность государству, Отчизне и правящей династии, защита христианства и мирское смирение. Какие-то проповеди были более успешны, какие-то не приносили результатов, но в целом церковь стала делать свой большой вклад в изменение менталитета народа, его развитие и дальнейшее укрепление государства, созданного Петром Великим.
Вопросы престижа
Вопросы титулатуры и прочих словесных украшательств достаточно долго не привлекали Петра I, частично из-за занятости его ума другими вещами, частично – из-за неприятия традиционной витеватости речи, которая при упоминании официальных титулов была практически неизбежной. Тем не менее, после Северной войны и провозглашения империи окружение вынудило его заняться подобными вещами, да и сам царь для возни, связанной с титулами, вполне созрел. Сразу после провозглашения империи был принят закон о титулах, который касался не только именования правителя Российской империи, но и всех титулов знати. Императорский титул звучал как «Божией милостью Император и Самодержец Всероссийский», после чего следовало перечисление всех «младших» титулов. Из титулования были исключены упоминания Великой, Малой и Белой Руси, так как Петр посчитал неуместным делить Русь на части, за исключением упоминания титулов вполне исторических русских княжеств.
С титулами дворян же пришлось повозиться – после присоединения Эстляндии и Лифляндии в стране появились европейские титулы, имелись также и старые русские. Пришлось соотнести некоторые западные и русские титулы – графы приравнивались к князьям, герцоги – к великим князьям, бароны не имели соответствий в русской иерархии титулов. При этом вручение западных титулов после 1721 года не проводилось, а русских оставили всего два – князь и великий князь. Последние стали использовать для обозначения побочных ветвей Романовых, или же в качестве награды особого значения, признания высочайших личных качеств того или иного человека. Кроме того, могли употребляться специальные личные титулы – так, Меншикова титуловали Светлейшим князем, но его потомки были уже простыми князьями. Такая простейшая система дворянских титулов была максимально утилитарна и функциональна, что вполне подходило к характеру Петра. Впрочем, прослеживалось и влияние великого князя Невского (который, к слову, стал первым отмеченным потомственным титулом родичем правящего дома), который всегда настаивал на как можно меньшем заимствовании иноземных слов – и в русской иерархии знати в результате оказались лишь собственно русские титулы.
Отдельной темой стало введение в России европейской геральдической традиции. Она уже понемногу проникала в страну ранее, но в качестве единой системы была введена Петром I в начале 1722 года, согласно проекту великого князя Невского. Русская геральдика получила некоторые свои, национальные особенности, но в целом была похожа на европейскую. Введя ее, Петр одновременно озаботился и собственной династической геральдикой Романовых, так как ранее у государства и правящего дома был один и тот же герб, из-за чего могли возникать свои неясности. В качестве образца для династического герба император решил выбрать прапор боярина Никиты Ивановича Романова, под которым тот отправился в поход вместе с отцом Петра против поляков. Он представлял собой алого грифона с золотыми щитом и мечом на белом фоне, с черной рамкой на гербовом щите, на которой располагались серебряные и золотые львиные головы. Романовы-Невские использовали такой же герб, но с дополнительной диагональной синей линией, символизирующей Неву. Такой династический герб основной ветви Романовых вскоре появился и на государственном, в качестве одного из элементов, символизирующих власть династии. Поначалу алого грифона Романовых слабо воспринимали в качестве символа государя, но уже в правление сына Петра его стали признавать в качестве геральдического обозначения династии. Двуглавый черный орел таким образом становился сугубо государственным гербом.
А вот тем вопросом престижа, которым Петр интересовался изначально, оказалась европейская орденская система. В ведущих государствах континента уже давно использовались специальные ордена – военные, династические, государственные, имевшие несколько степеней, свой статус, особенности, и т.д. Корнями эта традиция уходила в рыцарские ордена, но уже давно стала чисто светским явлением. Первый русский орден, Святого Андрея Первозванного, Петр основал сразу после приезда из Европы, в 1698 году. Он являлся высшей государственной наградой, и имел всего одну степень, и вручался за особые заслуги перед государством. Великим магистром ордена являлся государь. Помимо него имелось всего 24 кавалера – 12 русских и 12 иноземцев. Награждение нового кавалера осуществлялось после смерти кого-то из предыдущих, из-за чего получить орден было достаточно непросто. Другой орден, Святой Екатерины, Петр основал в 1708 году, в честь своей супруги, которая сделала большой вклад в развитие государства. Это уже был чисто женский орден, которым отмечали благотворительниц и женщин, особо отличившихся перед государством. Его великим магистром была императрица, или, в случае отсутствия оной, ближайшая к текущему императору родственница женского пола – мать, сестра или дочь. Кроме того, в знак особых событий при Петре также стали изготавливать наградные медали. Обычно таковыми событиями являлись громкие победы (вроде Полтавской или Гангутской баталий), или важные события из истории государства (провозглашение Российской империи). В дальнейшем количество разных орденов и медалей в стране увеличится, но общая система, заложенная Петром Великим, останется прежней.
Дела династические
Несмотря на все свои проделки, Петр понимал, что он и его семья служат образцом для всей страны. Потому свою династию он также намеревался использовать в качестве инструмента воспитания общества, используя ее как пример для подражания. В том числе потому он признавал своих детей от фавориток, и даже даровал им титулы, имения и обеспечил выгодные браки – чтобы знатные русские семейства так же вели себя со своими байстрюками, не разбрасываясь просто так детскими жизнями. В 1723 году он даже издал особый закон о воспитанниках, который посредством христианского милосердия и прочих высоких материй призывал дворян принимать к себе и воспитывать не только внебрачных детей, но и сирот. При этом законы о наследовании дворянского имущества разрешали передавать наследство в руки приемных детей, и существовала даже оговорка, что в случае появления бездетного императора он мог усыновить любого достойного дворянина, и тот считался бы полноправным наследником. Для своей семьи и двора он ввел достаточно жесткие правила личной гигиены, и сам следовал им, хотя по молодости на такие мелкие детали, как грязные руки, ноги и давний поход в баню он попросту забывал. Также Петр был весьма экономным – к 1725 году на двор ежегодно тратилось столько же денег, сколько в год тратил на закупку одной только рыбы ко двору его отец, Алексей Михайлович, и это без учета инфляции [3]. При этом императорский двор был отнюдь не бедным, и регулярно проводились ассамблеи, балы и праздники по тому или иному поводу – просто государь смог наладить эффективное использование выделенных средств, и карал за кражу средств, направленных на нужды двора, с особой жестокостью, из-за чего придворные просто боялись это делать – тем более что в стране хватало и более богатых и безопасных мест для разворовывания средств.
Императорский статус и вестернизация общества потребовали введения особой титулатуры для членов правящей фамилии, и установлением четких законов о наследовании. Согласно закону о престолонаследии, принятому в 1724 году, наследником престола в первую очередь являлись мужчины – сыновья текущего правителя, затем его младшие братья. В случае отсутствия сыновей и братьев допускалась передача короны империи по женской линии, при этом дочери пользовались преимуществом перед сестрами. Наследники престола именовались цесаревичем или цесаревной, так же именовались супруги, хотя по брачным договорам они могли быть только консортами. Все остальные дети текущих правителей, или братья и сестры предыдущего, титуловались царевичами и царевнами. При этом царевичи по решению Петра получали потомственные титулы великих князей, с припиской к тому или иному региону или городу России, и меняли свою фамилию. Первым таким великим князем стал Роман Невский, бывший сын боярина Романова, а ныне великий князь Невский, или же Романов-Невский. Великие князья не имели никаких титулярных привилегий перед иными дворянами, но могли получать личные, за особые заслуги перед государством. Это по сути убрало проблему слишком влиятельной и многочисленной родни, так как спустя одно-два поколения боковые ветви Романовых достаточно сильно отдалялись от правящей. Кроме того, вводились особые правила заключения брака между разными течениями христианства. Для невест из дома Романовых желательно было сохранить после замужества православие, но допускался также и переход на обряд мужа. Мужчины-Романовы могли быть только православными, смена конфессии допускалась лишь в случае унаследования государства, исповедующего протестантизм или католичество. Супруги Романовых могли сохранять обряды своих родителей, но лишь за исключением будущих императриц, которые обязательно должны были стать православными. Исключение сделали лишь для супруги цесаревича Ивана Петровича, которая так и осталась лютеранкой. При этом в России все иноземные принцессы вне зависимости от их вероисповедания должны были выбрать себе русское имя для официального использования, будь то крестильное имя, или же одно из урожденных – лишь бы звучало по-русски. Та же невестка Петра I, Шарлотта Кристина София Брауншвейг-Вольфенбюттельская, в качестве русифицированного имя выбрала одно из собственных, став просто Софией.
Важным атрибутом правящей династии России по европейским меркам, да еще и после приобретения титула императора, стали резиденции, т.е. дворцы, усадьбы и парки. Здесь ситуация постоянно менялась, как постоянно менялась и сама страна. Так, заложив дворец в Стрельне в качестве своей главной загородной резиденции, Петр вскоре был вынужден отдать его князю Невскому, так как там нельзя было построить все то, что хотел себе государь. В результате этого главным загородным дворцом русских императоров стал Петергоф, вокруг которого позднее вырастет городок Петродворец. Сам Петергоф включал в себя собственно дворец, большой парковый комплекс, с фонтанами, прудами и каналом, и, конечно же, пристань на берегах Финского залива, где могли причаливать императорские яхты или иные небольшие корабли. В Петрограде у государя имелись несколько постоянных резиденций – Зимний и Летний дворцы, а также Подзорный дворец в устье Невы, бывший одной из самых любимых резиденций Петра. Для членов царской семьи строились дворцы в столице и ее окрестностях – Елизаветгоф, Анненгоф, Екатерингоф, в которых из-за обилия у государя детей жили сразу по несколько его отпрысков. Царский родич, великий князь Невский, отстроил себе близ Аничкова моста столичную резиденцию своего семейства, Невский дворец [4]. Отдельно от столицы императрица Екатерина велела заложить дворец лично для себя, который получил название в ее честь, и стал основой для формирования поселка Царское Село. В Москве резиденцией царевны Натальи Кирилловны оставался Воробьевский дворец, отошедший великому князю Алексею Московскому после 1721 года, а Преображенский и Измайловский дворцы стали понемногу забываться. Все это масштабное имущество требовало содержания, да и строительство обходилось в достаточно крупные суммы денег – однако средства на архитектуру при Петре и его наследниках не жалелись: наличие у императоров собственной сети резиденций считалось вопросом государственного престижа, да и именно дворцы в результате стали формировать главное впечатление о Петрограде и его окрестностях иноземцев, что способствовало более быстрому их восприятию России как европейской державы.
Конец эпохи Петра Великого
В 1716-1717 годах Петр I вновь побывал в Европе. На сей раз там встречали русского царя иначе – уже не как диковинного правителя далекой, варварской России, а как победителя шведов, государя державы, которая стремительно набирала вес в европейской политике. Успел он и отметиться на свадьбе своей дочери, Екатерины, в Мекленбурге, и посетить Данциг, где польский король вел себя не как равный, а как вассал Петра, и провел переговоры с датским королем в Гамбурге. Как и в прошлую свою поездку, он впитывал в себя все новшества, нанимал специалистов, размещал на обучение у иностранных мастеров русских юношей. В Голландии он получил неожиданно холодный прием – местные купцы были недовольны тем, что торговый центр России был перенесен в устье Невы, и во всей стране быстрыми темпами растут мануфактуры, которые приводили к уменьшению закупок русскими голландских товаров. Во Франции он попытался договориться с французами о союзе, благодаря которому можно было бы кардинально изменить баланс сил в Европе – но французский регент, герцог Орлеанский, весьма прохладно отнесся к этой идее, в результате чего вместо сближения между двумя государствами началось постепенное обострение отношений. На обратном пути Петр поправил здоровье в Спа, а затем посетил Берлин, где провел переговоры с королем Пруссии, в ходе которых были достигнуты важные договоренности. Возвращение в Россию на сей раз было вполне обыденным – Северная война близилась к своему окончанию, никто особо не бунтовал, и встречала его не опостылевшая Москва, а Северная Венеция, новая столица государства – город Петроград.
Другим важным делом конца правления Петра I стал поход в Персию. Там уже шла большая смута – государство Сефевидов фактически распалось, везде творились бесчинства и хаос, каждый местный князек пытался стать новым шахом. Под удар попали русские купцы в Персии, многих из которых ограбили и убили. Само собой, Петр не собирался спускать это персам с рук, да к тому же увидел возможность расширить границы России на юге – и отправился в большую экспедицию. Кампания 1722-23 годов оказалась в целом успешной, удалось занять все западные и южные берега Каспийского моря, и вынудить принести присягу многих местных феодалов, но дальше дело застопорилось. С запада подпирали турки, с которыми едва удалось договориться о разделе сфер влияния в регионе, с юга продвижению мешали хаос и плохое снабжение. Войска начали нести большие потери от болезней и плохого питания. Отступать из Персии Петр не хотел, но и оставаться там долго было нельзя – иначе можно было бы просто в гарнизонах угробить десятки тысяч людей. Решать вопрос с Персией придется уже его наследнику [5].
В 1723-24 годах Петр занимался преимущественно мирными занятиями, больше всего времени уделяя строительству столицы, Петрограду. Он лично следил за обустройством дренажных каналов, прокладкой улиц, строительством жилых зданий и дворцов. Больше времени теперь он мог посвятить своим многочисленным детям, многие из которых во время Северной войны могли не видеть отца месяцами, а то и годами. Постепенно расширялся Петергоф, где уже можно было жить и проводить кое-какие праздники, пускай он и был еще далеко до завершения. В свободные времена император продолжал заниматься любимым делом – плотничал на верфях Адмиралтейства да ходил под парусом. Не забывал он и про государственные дела – реформы, запущенные в прошлые годы, требовали постоянного контроля и вмешательства государя, чтобы их не начали тормозить и саботировать на местах. Некоторые из старых реформ дополнялись новыми – так, для купцов были введены специальные купеческие кумпанства (компании), которые должны были общими усилиями заниматься внутренней и внешней торговлей. Впрочем, эти кумпанства некоторое время останутся очень немногочисленными, и в них вступит весьма небольшое количество купцов, преимущественно мелких. Лишь со временем они приобретут популярность, да и то не повсеместную. Занялся также Петр и совершенно новым для России делом – начал готовить научно-исследовательские морские экспедиции, причем сразу две. Первая из них, под началом Витуса Беринга, должна была построить корабли в Охотске, и исследовать берега Камчатки, дабы подготовить их к включению в состав России. Вторая экспедиция, под началом Якова Бровкина, должна была отправиться в кругосветное плавание к той же Камчатке и западным берегам Америки, попутно установив контакты с разными заморскими державами и определив, насколько удобнее сообщаться европейской России с восточными окраинами по морю, в сравнении с сухопутным путем. Также Петр окончательно утвердил в стране новую систему мер и весов, которая сочетала традиционные термины и меры с заимствованными, и в большинстве случаев являлась десятичной.
В середине 1724 года умер великий князь Роман Невский. Хоронили его всей столицей, и совершенно искренне скорбели – без него Петроград был бы не таким, да и вся Россия могла стать какой-то другой, и не факт, что лучшей. Правая рука государя, полководец, промышленник, «крестный отец» новой столицы, он оставил после себя хорошую память. Император к тому времени уже был болен почечнокаменной болезнью, у него регулярно случались приступы, которые приковывали его к постели. Тем не менее, он, несмотря на боль, присутствовал на похоронах великого князя, многое сказал, и многое сделал. После этого ему ненадолго стало лучше, и император отправился инспектировать Ладожский канал, затем – наблюдать за учениями Балтийского флота, после – устраивать торжественные встречи иноземных послов. К декабрю того же года ему стало заметно хуже, приступы стали повторяться, и становились все тяжелее. С начала января 1725 года он уже не мог править, будучи прикованным к постели. Все за него делали министры и императрица, взявшая власть железкой рукой. Ко 2 февраля Петру стало ясно, что он умирает, и государь исповедался патриарху Филарету. Вслед за этим последовали прощальные разговоры – с Меншиковым, императрицей Екатериной, детьми, цесаревичем Иваном, и рядом других. Уже к 5 февраля он не мог делать и этого, и большую часть времени проводил в беспамятстве. В ночь с 7 на 8 февраля император Петр I, прозванный еще при жизни Великим, умер. Российская империя осталась без своего создателя и величайшего правителя. Эпоха великих перемен, продолжавшаяся 36 лет, завершилась.
Результаты правления
Правление Петра Великого, продлившееся чуть более трети века (если считать с момента свержения царевны-регентши Софьи), оказалось поистине революционным. Даже масштабные репрессии, сравнения с Антихристом, большие военные поражения и перенапряжение народных сил ради реформ не смогли затмить того факта, что он кардинально перестроил страну. Если в конце XVII века многие считали, что Россия уступает по общему развитию даже туркам, то в 1725 году никто подобного сказать уже не мог, и сравнения шли скорее с германскими государствами средней руки, а то и большими европейскими грандами. Общество было радикально перестроено, введена новая сословная иерархия, созданы социальные лифты, которые позволяли деятельным и талантливым людям подниматься из грязи в князи как в переносном, так и в самом прямом смысле. Знати были привиты европейские обычаи и менталитет; посредственная по европейским меркам дипломатия постепенно модернизировалась, а вооруженные силы просто стали претендовать на звание лучших, помимо уже заслуженного титула самой большой армии Европы. Церковь была подчинена государству и железной рукой патриарха преображалась, восстанавливая свой авторитет в глазах народа. Авторитет государства как среди своих, так и за границей, был значительно укреплен, а власть централизована. Все последующие императоры России вплоть до конца столетия станут называть себя просвещенными абсолютистами, и будут правы – но моду на этот самый просвещенный абсолютизм, и саму возможность следования ему, ввел именно Петр Великий.
Впечатляющими оказались результаты правления Петра в экономике. Количество одних только мануфактур в его правление увеличилось в 12 раз [6], причем среди них практически не встречались захудалые – слабые производства просто не могли долго продержаться в России, и быстро закрывались. Объемы торговли возросли в несколько раз, торговый баланс заметно сместился в пользу увеличения прибыли благодаря грамотным мерам по импортозамещению. Впервые за несколько веков в России удалось добиться твердого профицитного бюджета – в 1725 году превышение доходов над расходами составило 11,8 тысяч рублей. Сам размер государственных доходов составлял 14,95 миллиона рублей, и вырос по отношению к 1680 году (1,5 млн рублей) почти в 10 раз, а по сравнению с 1692 годом (2,25 млн рублей), когда начались масштабные реформы, и была установлена четкая бухгалтерия государевой казны – в 6,64 раза. Правда, рост доходов соседствовал со значительным уменьшением содержания серебра в монетном рубле, что привело к инфляции. Если же измерять казну петровской России в старых рублях, которые ходили при Федоре Алексеевиче и Софье Алексеевне, то казна с 1692 года выросла с 1,75 до 7,29 миллионов – в 4,17 раз, что было впечатляющим показателем, заслуживающим уважения [7]. Особенно впечатляющим он был с учетом того, что все проблемы пришлось решать за счет внутренних ресурсов страны – привлечение иностранных займов оказалось минимальным, и к 1730 году все внешние долги, взятые за границей, были окончательно выплачены. Увеличилось финансирование образования – если при Алексее Михайловиче на него тратили 1/700 ежегодного бюджета, то к 1724 году на эти же цели шло уже 0,5 процента от годового бюджета, не считая той части средств, которые выделялись на нужды церкви и церковно-приходских школ [8]. При этом, правда, многие успехи были достигнуты путем тотальной мобилизации внутренних ресурсов, и силы населения, особенно крестьян, во многом были истощены – но после окончания Северной войны Петр ослабил давление на них, а еще во время нее изменил юридический статус крестьян и даровал им возможности, ранее недоступные. Общее население империи к концу его правления составило 21,7 миллион человек [9].
За все это, вместе с проклятьями и восхищениями в свой адрес, прозвищами и титулами вроде «Кукуйского кутилки» или «Антихриста», Петр заслужил при жизни еще один титул, подытоживший дело всей его жизни – и первый русский император стал именоваться Великим. Уже при жизни начал формироваться культ личности вокруг Петра, которого особо почитали, любили и ненавидели все сословия, которые он, с одной стороны, загнал в «регулярство», а с другой – даровал им новые возможности и пути к богатству. После его смерти процесс еще более ускорился, и уже к 1730 году его будут почитать и считать самой знаковой фигурой в истории государства. Схожий культ личности сложится и вокруг императрицы Екатерины, которая, впрочем, еще проживет долгие полтора десятилетия, служа живым напоминанием о великой эпохе, и ревностным хранителем ее свершений. Петр и Екатерина не были святыми – но их заслуги перед государством и народом многократно перекроют все их грехи. Почитать будут и других их сподвижников – вороватого, но верного и умного Меншикова, фанатичного в своих взглядах патриарха Филарета II, прагматичного и талантливого великого князя Невского.
Последний станет образцом служилого дворянина – будучи самым богатым человеком в России в 1700 году, обладая состоянием большим, чем царская казна, он потратит львиную долю ее на дело Петра, которое станет также и его собственным. Благодаря его деньгам, ресурсам и специалистам многие начинания государя быстро достигли успехов, а сам князь Роман Михайлович проявит себя и как неплохой полководец, и как гениальный администратор, и, самое главное – благородный рыцарь и гуманист, который даже в самые тяжелые времена старался сберегать жизни своих людей, будь то солдаты или рабочие. Своей бурной деятельностью и вложением средств он подорвал финансовое могущество семейства, отбросив его по богатству назад, однако дело было сделано – потомкам в наследство досталась совершенно другая Россия, новая, куда более сильная и умелая. Больше не надо было устраивать масштабные «революции сверху» — требовалось лишь не упустить управление большой страной из своих рук, и продолжать постепенно развивать ее, реализуя потенциал, заложенный в нее Петром Великим и его сподвижниками. А впереди были новые войны, победы и поражения, и новый царь, титулованный как Божией милостью Император и Самодержец Всероссийский, Иоанн III Романов.
Примечания
- Не исключено, что проектом собора я займусь детальнее. Хочется чего-то грандиозного, эпического, но в то же время не настолько пошло-светского, каким является реальный Казанский собор в Петербурге.
- Насколько я понял – суровый реал. Возможно, Раскол и не ударил бы так больно по обществу, если бы ограничился сменой обрядов – но вслед за этим резко просело качество церковников, которые превратились во вторую вертикаль власти в стране, и имели почти исключительно светские амбиции, будучи жадными до всего. Ситуация более или менее стала исправляться лишь при Петре, и то – процесс шел не быстро. Судить о положении в церкви с полной уверенностью мешает традиционно панегирическое описание истории РПЦ, как самой правильной и безошибочной организации, сотворенной человечеством.
- Информация несколько сомнительна, но увы, ее я встречал в сети с употреблением конкретных цифр – около 100-150 тысяч рублей. Да, Алексей Михайлович любил уху есть, определенно….
- Реальный Аничков дворец.
- О Персидском походе и судьбе захваченных земель будет рассказано в отдельной статье.
- В реале – в 7 раз.
- В реале, с 1680 года – в 5,8 раз по номиналу, и в 2,7 раз в рубле 1680 года. По удельным показателям, по отношению к реалу – рост где-то в 1,3 раза. При этом в фунтовых показателях Россия в АИшке к 1725 году уступает Британии «всего лишь» в 4,58 раза. В реале – примерно в 6 раз.
- В реале к 1724 году рублей тратилось 1/300 от государственного бюджета. Как не крути – а рост удельных расходов в 2,33 раза!
- В реале оценки разнятся, и, скорее всего, в России к 1724 году проживало от 14 до 18 миллионов, для расчетов по реалу я брал 18 миллионов, хотя есть цифры и в 21 миллион. Демографию мне пришлось рассчитывать самостоятельно, от 1692 года, и после всех правок получилась достаточно большая цифра – но тут следует помнить, что это и с учетом Правобережья, и Закавказья, которые в реальности или не учитывались, или просто отсутствовали у России во владении к 1725 году.
Вдумчиво.Детально.Логично.+++++++++
Все тщательно проработано. Присоединяюсь к оценке. ++++++++++
++++++++++++
Однозначно понравилась реформа церкви, а еще больше , что она не стала в какой то мере тормозом в общекультурном и просветительском развитии народа, если сравнивать даже с той же католической церковью.
Остальное впечатляет.
По поводу Собора — рекомендую посмотреть домонферрановские проекты Исаакиевского собора (в частности — проект Ринальди), там много интересного и эпичного. Впрочем, проект Монферрана сам по себе отличный, гораздо лучше подходит на роль главного храма Империи чем, прости господи, ХХС, но монферрановский проект — это чистый ампир, совершенно невозможный в первой половине 18в.
Ну таки да, проект Ринальди куда ближе к тому, что может быть в XVIII веке, чем Монферрана. А Монферран мне, если честно, не очень по душе, как и вообще ампир, если применять его для храма. Слишком пафосно, и в то же время чуждо. Уж лучше попробовать какой-то неовизантийский стиль раньше времени развить, или псевдорусский. Собстно, некий опыт в храмовой АИ-архитектуре у меня уже есть:
http://images.vfl.ru/ii/1560802017/a815e1ae/26918349.png
Но для XVIII века он не подойдет. Как минимум надо переделать под барокко, да и вообще там «переделка» быстро превратится в «новое с нуля», так что….
Ну, я бы не сказал, что чуждо — просто реально, храм для другой эпохи и другой страны (в смысле, что не для России н. 18в).
Что-то типа Смольного на максималках, я бы сказал.
Да, я сам на Смольный собор некоторое время смотрел. Единственное что меня не устраивает, в принципе, во многих храмах того периода — он слишком стремительно идет вверх. Это хорошо подходит к готике, но для барокко не подходит. Т.е., тот же смольный расширить внизу, сделав его большим по площади, и при этом сделать ниже меньшие башенки, это придаст храму более сбалансированный облик, с плавным переходом с земли в высоту. Но это все сугубо теория, до практики я еще не доходил — рисовать архитектуру в таких размерах посложнее пожалуй будет, чем корабли…)
Дело вкуса, конечно. Мне это наоборот нравится. Делает собор легким, завораживающим…
Есть риск сделать здание громоздким. Если расширять нижнюю часть, то высоту наоборот нужно будет наращивать, кмк.
Да, таки вкусовщина. Мне вообще из православных храмов одним из самых симпатишных кажется болгарский собор Александра Невского. По пропорциям он кажется достаточно сбалансированным. Хотя купол и колокольню можно было бы сделать чуть выше, но это не обязательно.
Мне Смольный собор именно в текущем виде кажется слишком громоздким по внешнему облику 🙂
Тут надо смотреть, как оно по пропорции выйдет. К примеру, есть Собор Спасения Нации в Румынии — и я его считаю слишком громоздким именно из-за высоты. Будь он ниже, смотрелся бы куда уместнее. А так получается огромная и громоздкая башня с нарушенными пропорциями.
+++++
Артур, а как вы относитесь к идее, что царь должен обязательно быть православным? Аналогично юридическому требованию к королю Великобритании: «должен быть протестантом и состоять в евхаристическом общении с англиканской церковью». Понятно, что в описываемое время это требование (православности) фактически есть, вопрос скорее о его оформлении как закона или лишь как обычая, и стоит ли это распространять во времени до нашей современности
Я уже где-то в этом цикле писал, что со времен Петра I у меня обязательное требование к вероисповеданию царицы — быть православной. К царю де-юре такого требования нет, но иные варианты просто не рассматриваются, так как по факту невозможны. Фиксировать де-юре… Ну, можно, но не обязательно, так как это чистая формальность будет.
Де-юре оформлять такой закон не особо есть смысл, так как традиция уже соблюдается, а в современности… Не знаю даже. Просто мне сложно представить царя-католика, или царя-протестанта в России даже без всяких де-юре ограничений.
Прочитал все 8 частей цикла про непосредственное правление альтернативного Петра I. И в отличие от предыдущих комментаторов хочу подвергнуть критике данную альтернативу. С одной стороны все выглядит крайне правдоподобно и весьма реалистично. Вроде бы нет Супермэнов и провидцев, Петр I вполне себе такой какой он был в реальности с некоторыми поправками (лучше образован). Но с другой стороны, автор, к сожалению, так и не понял главную ошибку Петра I. На взгляд уважаемого Arturpraetor проблема петровских реформ — в их бессистемности и хаотичности. Но это лишь поверхностный взгляд. Чтобы понять почему реформы Петра I в том виде в котором они были в реальности (и то как их поставил автор цикла) являются ошибкой нужно копнуть в самую глубину. Я хочу начать с самого понятия «социальный прогресс». Современные люди воспринимают «прогресс» как нечто само собой разумеющееся, причем исключительно с положительной точки зрения. Научно-технический, культурный, промышленный, социальный прогресс — всё это нам кажется чем то хорошим и правильным, нужным, необходимым. То, что делает нашу жизнь лучше однозначно. Но что если задать вопрос иначе: что если социальный прогресс не есть движение от «плохого» и «убогого» к «хорошему» и «светлому», а ровно наоборот — движение от более простого к более сложному, но и одновременному пагубному, развращенному, движение… Подробнее »
Что если европейский путь в итоге пришел к тупику? Мы видим сейчас торжество прогрессизма: права ЛГБТ-людей, женщин, толстых, рыжих, наркоманов, инвалидов, кошек, собак и Бог весть кого ещё. Однако является это чем то однозначно хорошим и правильным? Это является лишь очередным витком развития европейского общества, коих была масса в истории. Если детально изучать общественное развитие европейских государств с античных времен, то их постоянно кидало то в разгул, разврат и вседозволенность, то наоборот — в пуританизм, консервативность и сдержанность. Сейчас происходит очередной виток первого, через надцать лет Европе это надоест, и она опять ударится в консервативность и сдержанность, тем более что уже есть некоторый рост тенденций. Объявлять все развитие европейского общества ошибочным потому, что не нравится текущая стадия — это, как бы, малость неправильно. Если, по мнению уважаемого автора, Всешутейший Собор является хорошим способом ломки «консервативного» сознания элиты и привития им европейского образа жизни и европейского мышления, то спешу его разочаровать: нет, это не хороший способ европеизации. Это не способ конкретно европеизации. Это способ быстро и с минимальными затратами сломать старые жесткие патриархальные порядки, которые по большому счету уже давно изжили себя. При этом предлагается альтернатива — вполне культурные, обычные европейские ассамблеи, дворянские собрания, общества и т.д., как это, в общем-то,… Подробнее »
Это способ быстро и с минимальными затратами сломать старые жесткие патриархальные порядки, которые по большому счету уже давно изжили себя А японцы во время революции Мэйдзи смогли обойтись без этого треша. Да и патриархальные порядки они не сломали, несмотря на вестернизацию. До сих пор Япония весьма и весьма патриархальная страна. Та же Южная Корея вестернизировалась и индустриализировалась без уничтожения своих старых культурных и духовных традиций. Из свежих примеров могу привести Оман и правление Кабус бен Саида: полностью модернизировал страну, не ломая старой патриархально культуры полностью и не унижая главенствующую религию в стране. А вот тут мимо. Такого практически никогда не было в Европе, если церковь мешала амбициям светской власти — то это были большие проблемы церкви. Даже знаменитое противостояние императоров и пап проходило параллельно с попытками императоров централизовать власть в Германии, из-за чего их враги быстро становились друзьями Рима, и Рим получал возможность противостоять императорам. При этом папы оказывались на удивление уязвимы даже римской знати, которая этих верховных владык, не дающих появляться тирании монархов, кидала в темницу, похищала, избивала или даже убивала. А уж светские амбиции церковных владык бывали порой совершенно непомерные, и впору было говорить о тирании церкви. Короче, не было такого, как указали вы. Я имел ввиду, что… Подробнее »
А японцы во время революции Мэйдзи смогли обойтись без этого треша. Потому что оно им было без надобности. У них, если что, необходимость реформ и жизни по-европейски осознали не какие-то либералы или ультрареформаторы, а ультраконсерваторы, самые ядреные и японско-скрепные 🙂 Т.е. представьте, что московские бояре вдруг неожиданно осознают, что без сиюминутных форсированных реформ по западному образцу, без включения государства в западную культурную общность, без заимствования технологий и прочего, Россию просто через пару десятилетий сомнут и превратят в колонию. Получается представить? У меня — нет. Потому что традиционная консервативная верхушка в Русском царстве в то время кичилась идеей Третьего Рима, и о превосходстве Европы в чем-то даже думать грешно было, а уж реформироваться по ее образцу — так и подавно, «лучше поплоше, да свое». ТАКАЯ элита не способна на свою «Революцию Мэйдзи». ТАКУЮ элиту, с ее менталитетом, надо ломать, чем Петр и занялся. Та же Южная Корея вестернизировалась и индустриализировалась без уничтожения своих старых культурных и духовных традиций. Опять же, у корейских элит (к слову, далеко не демократических на тот момент, в европейском понимании) было осознание, что надо, еще вчера, а сегодня — так тем более. У русских элит до Петра осознания такого не было, были лишь отдельные бояре и цари,… Подробнее »
ТАКАЯ элита не способна на свою «Революцию Мэйдзи». ТАКУЮ элиту, с ее менталитетом, надо ломать, чем Петр и занялся. Так что же такое, что у нас какая то особая страна, где надо всё ломать, резать, потрошить. Народ не тот. Другие обходились без этого. Даже если не Японию взять в пример, а тот же Оман — я его привел в качестве свежего примера (вторая половина 20 века), но вы проигнорировали его. Судя по вашим словам — Россия это некая геополитическая аномалия, где без треша, репрессий и БДСМ-вечеринок нельзя провести вестернизацию. Были, и очень много. В Европе был кто то подобный Ивану Грозному?) Примеры можно западноевропейских деспотов? Точно так же, как проходило и в реале с реальными полукрепостными smile У вас как-то только две позиции по поводу крестьянства, «они крепостные и не могут ничего самостоятельно», или «они целиком свободные, прямо как в XIX-XX веках, только в XVIII». Хотя есть куча промежуточных положений, и целиком свободные крепостные в Европе до ВФР были, пожалуй, только в Великобритании и Испании, и то с оговорками. А вот в Швеции, где крепостничества отродясь не было, крестьяне, тем не менее, не могли просто так покидать общину аж до начала XIX века. При этом считались свободными smile Не натягивайте… Подробнее »
Так что же такое, что у нас какая то особая страна, где надо всё ломать, резать, потрошить. Почему сразу все ломать, резать, и потрошить? Я вам про конкретику, вы мне общие фразы и передергивание. Еще раз — МЕНТАЛИТЕТ ЭЛИТ у японцев времен революции Мэйдзи и русского боярства XVII века совершенно разный, ибо разная политическая традиция, и разные условия развития государств и общества. И потому, если японские элиты способны были без тотальной ломки на коренные преобразования, то русские элиты — нет. Потому как устоявшаяся у нас традиция априори отрицала саму возможность того, что Третий Рим может хоть в чем-то так уступать Западу, что потребуется это что-то радикально менять. Потому и нужна была ломка. Судя по вашим словам — Россия это некая геополитическая аномалия, где без треша, репрессий и БДСМ-вечеринок нельзя провести вестернизацию. Ну если свой, уникальный менталитет элит для вас аномалия — то да, получается так 🙂 Хотя менталитет элит различался везде. В Венгрии, к примеру, они творили такой трэш в Средневековье, что волосы дыбом встают, но кому интересна та Венгрия? Или в Швеции вот своя специфическая ментальность элит сложилась. Во Франции она своя была, в Италии — своя, при этом в Италии XIII и XVIII веков — разная. Так с… Подробнее »
Я: Да, один из Романовых, который волей авторского произвола стал сверхчеловеком-попаданцем. А если убрать авторский произвол, кто ты без него?
Князь Невский: гениальный-администратор, супер-полководец (который всегда появляется в нужном месте в нужное время), промышленник, правая рука государя, богатейший человек России, «крестный отец» новой столицы 🙂
А что, гениальных, или просто одаренных выше среднего людей в принципе не бывает, быть не может, и историю во многих случаях двигают не они? 🙂 Да, введение для России подобного персонажа может выглядеть слишком большим ей подыгрыванием, но решить весь тот ворох проблем достаточно быстро обычными человеческими усилиями не вариант, т.е. без великих людей Россия априори останется там же, где и была в реале. Как возникли бы у Швеции проблемы с великодержавием без Густава Адольфа, как Пруссия не вырвалась бы в европейские гранды так быстро без Старого Фрица, и т.д. В истории других государств примеры подобного есть, но у России, по всей видимости, такого быть не может. При том что Невский далеко не идеален, и по меркам Западной Европы он просто талантливый разносторонний человек с солидным багажом знаний. Но чтобы понимать это, надо достаточно разносторонне и подробно знать историю этой самой Западной Европы 🙂
Кроме того, Роман Невский вышел таким не на пустом месте, а как результат эволюции второй ветви Романовых. Там и его ближайшие предки были людьми далеко не простыми. Тут или вырождение, или появление на свет выдающегося человека. И то, и то — вероятность, само собой, что интереснее вторая.
В реальной истории России были подобные люди вообще? Не уверен, что Косыгин и Столыпин будут на уровне вашего Романа Невского.
Вы тут мне говорили как-то, что у меня Россия какая-то уникальная, особенная получается, не как у людей, в плохом смысле, а теперь упираете на то же самое 🙂 Подобных, на местах, где они могут действительно много решать с почти неограниченной властью (как в случае с царским родственником и фаворитом Невским) — может и не было, но это не значит, что быть не могло ни при каких раскладах. Собственно, из-за того что не было, или было мало, мы и имеем известный суровый реал 🙂
Хорошо, а в истории Европы есть примеры таких людей? Или в США.
Только из тех, кого я знаю? Хорошо, т.е. список далеко не полный, просто навскидку. Швеция — Биргер Броса, ярл Биргер и Густав Адольф; Дания — Вальдемар Аттердаг; Польша — Казимир III Великий; Венгрия — Лайош Великий; Пруссия — Фридрих II Великий; Нидерланды — различные Оранские, де Витты и прочие; Франция — Людовик XIV вместе со своими министрами, в первую очередь Кольбером; Испания — Католические короли, Карлос III и вообще практически все Бурбоны до него; Сицилия — Роберт Гвискар; Сербия — Стефан Урош Душан; Болгария — Симеон I Великий; Венеция — вся политическая система в целом, позволявшая сложной гос администрации действовать как единое целое с высочайшей эффективностью; Флорентийская республика — Козимо I Старый и Лоренцо Великолепный; Португалия — маркиз де Помбал; При этом последний пример является яркой иллюстрацией того, когда талантливого и прогрессивного человека срезают, и не дают ему работать на полную катушку. Почти все остальные — правители государств, которые собирали себе команды из одаренных и талантливых личностей, но эти личности не стали столь популярны, как сами монархи, при которых осуществлялись великие и разносторонние реформы. У того же Роберта Гвискара, к примеру, имена его министров и советников толком и не приводятся нигде, но благодаря широчайшей толерантности (королевский совет состоял из христиан,… Подробнее »
Людовик 14 оставил Францию просто в тотальном разорении своими бесконечными войнами. Денег в казне просто не было на момент его смерти…
Их и в начале его правления в казне не было, французская налоговая система считалась одной из самых неэффективных в Западной Европе. Однако же за свое правление Людовик смог мобилизовать экономику, создать нормальный океанский флот, создать сильнейшую на континенте армию, реализовать масштабные инфраструктурные проекты, расширить границы государства, развить колониальную торговлю и торговлю с Индией, зашибая огромные бабки, к примеру, на сахарном тростнике, и кучу всего другого. Да, его чрезмерные амбиции во внешней политике привели к тому, что страна в результате была разорена, но даже в разоренном виде она оказалась куда успешнее, перспективнее и живучее, чем была до него. Тем более что нас интересует именно внутренняя политика, многогранность прогрессивного развития, и наличие одновременно нескольких гениальных или просто очень талантливых кадров. А это и сам Людовик (неоднозначен, но талантлив), Кольбер (гениальный экономист и финансист), Лувуа (талантливый военный министр), и вероятно еще как минимум несколько выдающихся людей, которых я навскидку не могу вспомнить.