Американская революция. Часть VII По дороге к Саратоге

Американская революция. Часть VII По дороге к Саратоге

Содержание:

Ключевой вопрос любой революции — это деньги. Поднявшие мятеж в Северной Америке колонисты могли говорить сколь угодно много красивых фраз, но формирование армии и флота, создание администрации, и т.п. — всё это требовало денег, которые были нужны здесь и сейчас.

Вот что писал спикер ассамблеи Массачусетса Джеймс Уоррен Джорджу Вашингтону:

«Всё упирается в деньги. И главный вопрос: как добыть их? Налоги, даже очень высокие, не поступают достаточно быстро; занимать мы не можем, потому что никто не даст нам в долг, пока над армией висит угроза голода или роспуска. Если увеличивать налоги, те самые люди, которые раньше были готовы отдать половину своего имущества, если не всё, на пользу своей стране, сегодня могут поднять восстание, если у них потребуют всего две сотых их состояния. Может возникнуть такое напряжение, которое расколет наш союз. С другой стороны, если не увеличить налоги, это может означать конец нашей борьбы. Эти трудности усугубляются успехами неприятеля, вгоняющими в уныние армию и народ. Но я не отчаиваюсь. Одна энергичная и успешная военная кампания может принести славное завершение войны. Нужно только напрячь наши усилия. Нам придётся выбирать между славой, честью и счастьем, с одной стороны, или позором, бесчестьем и горем — с другой».

Бумажка под названием «доллар»

Как мы с вами помним, налогообложение в колониях было микроскопическим, да и те налоги, которые ввела метрополия, впоследствии оказались отменены. Так почему же началось восстание?

Американский историк и публицист Ларри Сауэрс (Sawers, Larry «The Navigation Acts Revisited.» — Economic History Review, 45, no. 2, 1992) считает — скорее всего, самым важным было не прошлое или настоящее бремя налогов, а ожидание усиления будущего бремени. Грубо говоря, колонисты боялись, что все издержки построения Британской империи повесят на них.

1/3 Континентального доллара 1776 года выпуска

То есть с одной стороны — отсутствие представительства в английском Парламенте, с другой — Декларативный акт, прямо утверждавший за Парламентом право повышать налоги в колониях по своему усмотрению, и стали теми факторами, которые заставили поселенцев довольно пессимистично смотреть в будущее.

Восстание же и независимость позволяли избежать будущих трат на пребывание в Британской империи.

Но вот революция началась. Из состава Великобритании вышли, армию-флот создали, а… чем платить всему этому великолепию?

Ещё в мае 1775 года Континентальный Конгресс приказал «на всю катушку» запустить печатный станок, дабы напечатать бумажные деньги в таком количестве, которого бы хватило на оплату армии, флота, администрации и т.д. Проблема была в том, что эта эмиссия бумажных денег совершенно не была обеспечена товарами и твёрдой валютой. Как следствие — началась инфляция. По идее, чтобы этого не случилось, нужно было бы, конечно, повысить уровень налогообложения, но… для чего тогда восстали-то?

Те немногие, кто предложил повысить уровень налогов, были высмеяны и проигнорированы. Следующим этапом после эмиссии банкнот стали векселя под сбор будущих налогов. Однако, как мы помним, налогообложение в колониях было маленьким. Платили налоги далеко не все колонисты, да и сама налогооблагаемая база являлась просто микроскопической, поэтому внутренний долг страны начал расти стахановскими темпами.

Новая валюта, континентальный доллар, в мае 1775 года была объявлена равной 1 испанскому песо. Уже к декабрю 1776 года доллар «похудел» на 2/3 и был равен 0.3 песо. Казалось бы — надо остановить печатный станок, навести порядок в финансах, создать твёрдую валюту… Вместо этого штаты сделали бумажные валюты (до кучи — у каждого штата была своя валюта) законным платёжным средством для всех долгов и покупок, установили директивный контроль над ценами и напечатали ещё больше денег! Колонии приказали считать преступлением отказ от бумажных денег, а также требование обмена бумажных денег на серебряные или обмен бумажных денег на любую валюту ниже объявленной её стоимости. Наказания включали публичное унижение, штрафы, тюремное заключение, плюс — конфискацию товаров или имущества.

Местные комитеты общественной безопасности стали обычным правоохранительным органом. Кроме того, делегаты из штатов Новой Англии встретились в конце 1776 года, чтобы установить предельные цены на широкий ассортимент товаров и принять меры по контролю за заработной платой, поскольку высокие цены, уплачиваемые трудящимся, препятствовали призыву на военную службу. Делегаты из «срединных» государств (Вирджиния и пр.) встретились в марте 1777 года, чтобы ввести контроль над ценами и заработной платой в своём регионе. Хотя с помощью подобных ценовых соглашений эти самые цены никогда не удавалось сдерживать, делегаты продолжали собираться каждый год до 1780 года. Штаты также приняли законы, запрещающие «опережение» и «захват» — термины, описывающие практику хранения больших запасов продуктов питания или товаров впрок, в ожидании появления на них лучшей цены. Такие товары требовалось продавать по установленной цене в бумажных деньгах. В 1775 году Массачусетский провинциальный конгресс издал декрет, согласно которому любой, кто требовал обмена бумажных денег на серебро, объявлялся «врагом государства» (enemy of the state).

Понятно, что благодаря этим подзаконным актам бесчисленное количество фермеров и торговцев просто разорились, ибо инфляция прогрессировала, и получать постоянно обесценивающиеся бумажные деньги за свою продукцию было экономически невыгодно. Дело мог спасти бартер, но в слабо развитом промышленном обществе, коим и являлись Тринадцать Колоний, подобное было невозможно — фермерам были нужны английские товары.

Дух 1776 года. Картина Арчибальда МакНила Уилларда

Разумеется, фермеры в сложившихся условиях стали выращивать ровно столько, сколько необходимо для прокорма себя и своей семьи. Но армии нужен был провиант, поэтому далее, в строгом соответствии с законами жанра, началась «продразвёрстка по-американски», а именно — принудительное изъятие товаров и провианта в обмен на… долговые расписки штатов, обещающие оплатить изъятое когда-нибудь потом, после победы революции, в отдалённом будущем.

В ответ фермеры целыми деревнями побежали в леса или горы прятать там своё имущество, скот, зерно, дабы избежать конфискаций. Часть бедолаг продавала своё добро и результаты труда англичанам за полновесные фунты стерлингов, и это вызвало дичайший гнев Континентального Конгресса, который издал акт «О предотвращении вывоза тех предметов снабжения, которые необходимы для вооруженной борьбы с Англией».

Впрочем, экономические законы не обманешь. Бумажка под названием «доллар» продолжала дешеветь. Т.е. деньги всё так же были нужны. Поэтому местные революционеры принялись за «раскулачивание» лоялистов. Американский историк Роберт Калхун писал:

Согласно оценкам исследователей, число взрослых белых лоялистов составляло от 15 до 20 процентов населения. Приблизительно половина колонистов европейского происхождения пыталась избежать участия в восстании на той или другой стороне — некоторые из них были убежденными пацифистами, другие — недавними иммигрантами, а так же просто аполитичными людьми. Патриоты же получили активную поддержку не более чем 40-45 процентов населения.

Так вот, поняв, что лоялистов маловато, и прибыль от «раскулачивания» слишком мала, в их лагерь стали записывать и… пацифистов, что вызвало массовое бегство людей на подконтрольные англичанам территории.

Понимая, что денег нет, но держаться всё-таки надо, 18 ноября 1776 года Континентальный Конгресс решил провести национальную лотерею, которая бы позволила собрать необходимые деньги для вооружения и оснащения армии. Было выпущено 100 тысяч лотерейных билетов по 20 долларов за штуку. Ожидаемая прибыль составляла примерно 1,5 миллиона долларов. Лотерея началась 1 мая 1776 года. К 1 мая 1778 года было распродано… всего 20 тысяч билетов. Поняв, что американский обыватель не стремится трудовым долларом проголосовать за Независимость, революционеры решили устроить насильственный выкуп лотерейных билетов. Причём, в первую очередь — среди лоялистов. На 27 мая 1778 года билетов продали всего 36 500 штук. Далее на лотерейки сбросили цену до 10 долларов, и продали ещё 16 тысяч штук — это был максимум, который Конгресс смог продать. Чистая прибыль от затеи составила, мягко говоря, намного меньшую сумму, чем планировалось — 100 тысяч долларов, что, конечно же, было недостаточно для финансирования армии.

Отцы-основатели не понимали, что творится, Джон Адамс на полном серьёзе обвинил всех колонистов в алчности, эгоизме и отсутствии патриотизма, которые могут

«уничтожить революцию»!

Франклин, словно не замечая реальности, вещал с трибуны, что инфляция — это хорошо, это просто своего рода справедливый

«налог на войну и свободу»,

а печатный станок —

«замечательная машина, которая оплачивает и снабжает армию»,

и к тому же — быстро окупается.

Американский историк Самнер в своём труде «Финансист и финансы Американской революции» писал, что эти объяснения более похожи

«на лепет ребенка».

Инфляция не помогла выиграть войну, она привела к социальному параличу.

Американская сельская пастораль – плакат, посвященный пропаганде фермерства

Эффект гиперинфляции по своей сути аналогичен отсутствию денежных средств вообще. Каналы денежного обращения забиты цветной бумагой, а все реальные деньги сосредоточены в других странах.

Де факто государство, включив на полную мощность печатный станок, расписалось в том, что у него нет никаких ресурсов и товаров, и что всё, что оно может получить, будет приобретено либо насильственным захватом, либо принуждением. Более того, все национальные товары и ресурсы ушли в тень, оказавшись вне досягаемости правительства.

Печатный станок, милиция, Hit and run

Но, может быть, печатный станок действительно помог колониям создать и оплатить хотя бы Континентальную армию? Давайте разберёмся.

Одной из самых главных ошибок 1775 года было решение набрать армию только на год. И главным сторонником этого решения был Джон Адамс. В 1775 году он писал, что боится, что постоянная армия станет

«вооружённым монстром»,

состоящим из

«самых подлых, бездарных, самых беспощадных и бесполезных»

людей. К осени 1776 года, однако, Адамс изменил своё мнение, отметив, что, если не будет увеличена продолжительность призыва,

«неизбежным последствием этого решения будет полное наше уничтожение».

В мае 1775 года колонии Новой Англии смогли набрать в войска 16 тысяч человек. Однако вскоре колонисты обнаружили, что служба — это не только «Гром победы, раздавайся!», но ещё и определённые сложности, а также опасности. Энтузиазм масс резко ослаб. Многие мужчины предпочитали остаться дома, как говорил Вашингтон —

«в углу дымохода».

Уже в 1776 году Вашингтон пишет, что он отчаялся

«пополнить армию с помощью добровольного призыва».

После того, как прошли эмоции, сетовал генерал, те, кто готов служить

«из веры в правоту нашего дела»

составляют лишь

«каплю в океане».

Уже в 1776 году многие колонии были вынуждены заманивать военнослужащих предложениями высокого денежного вознаграждения, предоставлением одежды, одеял, продолжительных отпусков, или призывом на срок менее 1 года.

На следующий год, когда бегство из армии стало просто повальным, Конгресс постановил, что люди, завербованные в войска, должны в обязательном порядке переподписать контракт на три года, или вообще на весь период конфликта в зависимости от того, что наступит раньше. Но денег не было, и тогда волонтёрам посулили получение земли. Когда? После окончания войны, понятное дело!..

В апреле 1777 года Вашингтон настаивал, что нужно

«прибегнуть к принудительным мерам вербовки».

С этой идеей Конгресс согласился, и уже к концу 1778 года принудительная вербовка стала обыденностью.

Ставка оплаты в месяц для солдат составляла 6 долларов, для капитанов — 20 долларов. На 1775 год на комплектование 30-тысячной армии было выделено 2 миллиона долларов, однако уже на следующий год стало понятно, что этой суммы совершенно недостаточно — особенно с учётом инфляции. В 1776 году Конгресс «забронировал» на войска уже 6 миллионов долларов, но, как мы помним, инфляция обесценила доллар на 2/3, поэтому… это фактически те же 2 миллиона долларов.

Ситуация была безвыходной и безрадостной.

Начиная с 1777 года штаты Новой Англии, а потом и все северные штаты начали вербовку в армию негров — практика, которую Конгресс первоначально вообще запрещал. За всё время войны за Независимость в войска попало до 5000 негров, это 5% от общего числа солдат. Афроамериканцы внесли важный вклад в победу Америки, поскольку они, как ни странно, оказались самыми боеспособными подразделениями. В 1781 году барон Людвиг фон Клоузен отметил, что

«лучшим полком Континентальной армии был тот, в котором негры составляли до 75 процентов».

Войско Вашингтона в 1775-1776 годах — это в основном свободные фермеры. Но уже к 1777-му состав армии начинает меняться — те, кто владел небольшими хозяйствами, не были готовы служить в течение долгого времени, опасаясь потери их имущества. Дело в том, что от налогов и арендных выплат этих фермеров никто не освобождал, земля без возделывания прибыли не приносила, и их поля в результате вполне могли забрать (и забирали) за долги.

Битва при Лонг Айленде

Таким образом, в 1777 году армия состояла из молодых, одиноких мужчин, не имеющих собственности, и часто — даже гроша за душой, одним словом — из люмпенов. Эти люди шли в армию, чтобы получить какое – никакое денежное вознаграждение, а после войны — земельные наделы.

Вообще 1777 год — это кризис Континентальной армии. На неё было выделено всего 5 миллионов бумажных долларов, снабжение оказалось просто ужасным, административная структура и управление ещё находились в зачаточном состоянии, поэтому армия часто голодала. Рядовой 8-го Коннектикутского полка Мартин вспоминал, что осенью 1776 года несколько дней у него на день была только горсть каштанов, и немного костей жареной овцы, причем овечье мясо — это остатки еды приготовленной для

«офицеров-джентльменов»,

которые он украл. Эбенезер Вильд, солдат из Массачусетса, свидетельствовал, что несколько дней в зиму 1777 года он прожил

«вообще без еды».

Доктор Альбигенс Уальдо отмечал, что многие солдаты спасались так называемыми

«огненными пирогами»

(лепёшка из крутого пресного теста, запечённая на углях). Во время зимовки в Велли-Фордж умер каждый седьмой солдат! — чаще всего от голода и холода. И здесь отдельное спасибо стоит сказать генерал-квартирмейстеру Джеймсу Вилкинсону, который вошёл в сговор с местными торговцами и воровал с размахом, а также пенсильванским купцам, поставлявшим в армию совершенную некондицию и тухлятину.

Ситуация резко изменилась в 1779 году, когда из Франции поступило столько одежды и провианта, что Вашингтон не мог найти склады, где бы разместить излишки.

Отдельно стоит упомянуть о колониальной милиции. Милицейские подразделения в американской армии призывались на военную службу и высылались на линию фронта для усиления регулярных формирований обычно на срок не более 90 дней. Вашингтон милицию не любил совершенно. Он писал, что

«ставка на милицию делается тогда, когда в армии не функционирует институт офицеров».

И добавлял, что милиционерам не удалось продемонстрировать

«свои мужество и отвагу»

ни в боях на Лонг-Айленде в 1776 году, ни на Манхэттене.

При Камдене, о котором речь ещё будет впереди, милиционеры ударились в панику и обратились в бегство, что сделало их ответственными за одно из самых страшных поражений американцев в войне за Независимость. С другой стороны при Конкорде и Банкер-Хилле милиционеры вполне себе явили образцы и отваги, и воинского духа, точно так же как при Трентоне или Саратоге. Пожалуй, лучшую характеристику американским милиционерам дал их враг, генерал Корнуоллис:

«Я не буду много говорить об их милиции, но список британских офицеров и солдат, убитых и раненных милиционерами, доказывает, что презренным сбродом назвать их нельзя».

Скорее тут есть смысл говорить о том, что Вашингтон, заигравшись в построение регулярной армии, не принимал в расчёт милицию, до конца войны так и не научившись использовать её сильные стороны. Что касается других генералов — например, Арнольда, Грина или Моргана, то они-то использовать преимущества американской милиции для победы над англичанами как раз умели.

В книге Эрны Риша (Erna Risch) «Снабжение армии Вашингтона» (Supplying Washington’s army) подробно рассмотрена служба снабжения Континентальной армии, структура подчинённости и организация как тыловых ведомств, так и, собственно, войсковых. Выводы можно сделать неутешительные. Вплоть до 1780 года американские войска больше напоминали большой партизанский отряд, лишённый нормального питания и обмундирования, горячего питания, а также стандартизированного оружия и припасов.

Конечно, такое положение вещей оказалось на руку Хоу. 6000 британцев под командованием Генри Клинтона и Хью Перси без сопротивления захватили 8 декабря 1776 года Род-Айленд и его столицу Ньюпорт. Остальные же силы под началом Корнуоллиса продолжили преследование Континентальной армии, которая в начале декабря пересекла реку Делавэр и вступила в земли Пенсильвании. На середину декабря войска Вашингтона насчитывали не более 5000 человек, измождённых и голодных. Многим, не исключая и бойцов Вашингтона, казалось, что Континентальную армию остаётся только добить…

30 ноября адмирал Хоу, брат командующего, объявил амнистию всем, участвовавшим в мятеже, при условии, что они принесут клятву верности Британии и Георгу III. (Рис. 5)

План концентрического удара по повстанцам, предложенный Хау, с последующей блокадой Новой Англии.Карта

На следующую весну британцы планировали произвести концентрический удар от Канады к Нью-Йорку, соединиться с силами Хоу, тем самым отрезав Новую Англию от других штатов. Далее планировалось развивать наступление в срединные и южные колонии.

Чем мог ответить Вашингтон? Да только партизанскими действиями!

Лихой налёт на Трентон в ночь с 25 на 26 декабря и атака гарнизона Принстона 3 января 1777 года — заслужено могут войти в учебники по использованию тактики Hit and run, столь хорошо освоенной позже советскими партизанами. Та же акция при Трентоне один в один напоминает налёт партизанских отрядов Далидовича и Павловского на Копаткевичи 17 января 1942 года, когда, пользуясь метелью, партизаны неожиданно атаковали гарнизон Копаткевичей и взяли противника, как говорится, на испуг. В результате 17 гитлеровцев было убито, а russische partisanen разжились множеством провианта и боеприпасов. Сравним с Трентоном — 2400 американцев, пользуясь метелью, атаковали примерно 1000 гессенцев, расположившихся на зимние квартиры в городке Трентон. Атакованные с трёх сторон, немцы быстро потеряли дисциплину, и капитулировали. 22 гессенца было убито, 896 — попали в плен. В Копаткевичах советские партизаны захватили около 600 тонн зерна, в Трентоне американцы — 120 тонн муки, а также несколько сотен бочек эля, сушёного мяса, и т.д.

Принстон — изначально атака Мерсера была неудачной, его полки британцы опрокинули, сам Мерсер был убит. Но преследуя остатки разбитых полков, англичане приоткрыли фланги и были атакованы сразу с двух сторон Вашингтоном и Салливаном. Далее — капитуляция британских сил Мохуда (Mawhood). И опять сравнимые с Копаткевичами потери — 18 убитых британцев плюс трофеи — зерно, фураж, боеприпасы и сверх того — 70 тысяч фунтов стерлингов монетой, зарплата британских войск.

Разумеется, это были неприятные, но всего лишь булавочные уколы для английской армии. Для того, чтобы американцы сформировались как нация, и поверили в свою победу, требовалась куда более внушительная виктория. И такая победа пришла, причём — совершенно неожиданно. По иронии судьбы с Вашингтоном она оказалась никак не связана. Следует понимать, что Вашингтон был, по сути, свадебным генералом. Его назначение главнокомандующим являлось исключительно формальным. Отряды в тех же южных штатах, или на границе с Канадой и в Вирджинии, действовали абсолютно обособленно от генерала, официально поставленного во главе Континентальной армии.

О том, как полезно вовремя выпить виски

И вновь — о британских планах.

Я уже упоминал ранее, что изначально предполагался концентрический удар с севера и из Нью-Йорка, который бы отрезал Новую Англию от остальных колоний. Далее Хоу планировал двинуться на юг и захватить Филадельфию. Однако в середине января план был пересмотрен. Теперь главной своей целью Хоу сделал именно Филадельфию. Эти данные получили в Канаде 23 февраля 1777 года. 28 февраля генерал Бургойн предоставил секретарю по делам колоний Жермену план вторжения по озеру Шамплейн. По сути, это была модификация плана Хоу, но теперь на помощь Нью-Йорка не рассчитывали. Удар должен был наноситься только со стороны Канады на Олбани.

План Бургойна был одобрен. Генерал получил под своё начало 8000 человек. Ещё 2000 канадцев под командованием Барри Сент-Леже двигались к форту Осуэго, а оттуда к форту Стенвикс и далее на Олбани для отвлечения сил и проведения диверсии.

Северным подразделением американской армии командовали генералы Горацио Гейтс и Филипп Шайлер. Американцы, как это ни странно, вообще не подозревали о планах англичан, и на севере имели примерно 7000-8000 человек, которые были разбросаны от форта Стенвикс до реки Ришелье.

Бургойн двинулся в путь 5 мая. Организация его марша оказалась, мягко говоря, никакой. Внезапно выяснилось, что лодок нет вообще (а большую часть пути предполагалось проделать по воде — сначала спуститься по реке Ришелье, а затем пересечь озеро Шамплейн), поэтому было решено пойти пешком вдоль реки. Для этого Бургойн приказал реквизировать телеги. Вроде бы всё ок? Нет.

С точки зрения логистики — пеший путь требует гораздо большего объёма припасов, чем морской. Во-первых, потому что движение идет медленнее и количество завтраков-обедов-ужинов в пути увеличивается. Во-вторых, лошади и извозчики тоже хотят есть, что подразумевает соответствующее увеличение запаса провианта. Запомним этот момент.

Генерал Джон Бургойн

13 июля войска Бургойна достигли форта Сент-Джонс на реке Ришелье. Они насчитывали 7000 солдат при 130 орудиях и некотором количестве кугурновских мортирок. 8 июля после недельной осады Бургойн захватил форт Тикондерога, после чего смело и решительно… остановился. По идее, предпочтительным был путь по воде через озеро Джордж к форту Эдвард. Но лодок у Бургойна по-прежнему не было, и он решил пойти к форту по суше, наведя деревянные настилы, чтобы тащить пушки. Эта задержка на две недели стала роковой.

Сент-Леже осадил форт Осуэго, но неудачно. Уход его индейских союзников (примерно половина войск) сделал продолжение осады невозможным, и он отступил. Потом Сент-Леже всё-таки двинулся вдоль реки Мохаук к Олбани на поддержку основной армии, но сделал это слишком поздно.

Впереди войск Бургойна шли пробританские индейцы, которые организовали настоящий кровавый террор на американских землях. Это привело к резкому увеличению поддержки патриотов в пику лоялистам. 17 июля Бургойн получил письмо от Хоу, из которого узнал, что помощи не будет — командующий британской армией в Нью-Йорке пересёк Чесапикский залив и начал осаду Филадельфии. Вот тут-то и начал играть негативную роль фактор логистики — как мы помним, изначально планировалось спуститься по озеру Шамплейн по воде, то есть операция должна была быть молниеносной. Однако тяжёлый, почти полуторамесячный переход в совокупности с последующим топтанием у Тикондероги и форта Эдвардс, сократили припасы Бургойна до критического предела. Пополнить их было негде. На то, чтобы дать отбой всей экспедиции и перенацелить армию на охоту/рыболовство, Бургойн не решился. Начался падёж лошадей и волов.

После некоторых раздумий британский генерал принял довольно опрометчивое решение. Он отправил полк Филиппа Баума в Массачусетс с задачей добыть провиант и тягловый скот. Полк этот 16 августа у Беннингтона наткнулся на превосходящие его силы Джона Старка и Сета Уорнера (кстати, все — так ненавидимые Вашингтоном милиционеры), завязалась жестокая схватка, где колонисты, следуя партизанской тактике, нанесли англичанам жестокое поражение. Бой продолжался всего полчаса. За это время Баум потерял 207 человек — убитыми из 800, то есть почти четверть своих сил! Более того, после этой битвы индейские союзники в полном составе покинули Бургойна, объявив о своём нейтралитете. Мол, вы, белые, сами между собой разбирайтесь, а мы пока сбоку постоим.

Пока происходили все эти душещипательные события, командовавший американскими войсками на севере Гейтс торчал в Филадельфии, попутно критикуя Вашингтона и требуя его смещения с поста главнокомандующего. Он даже удостоился похвалы Джона Адамса:

«мы не добьемся успеха, пока не расстреляем хотя бы одного генерала!»

То есть в самый пиковый момент командование Континентальной армии вместо руководства войсками с головой ушло в политическую борьбу и интриги друг против друга. С большим трудом Гейтса удалось-таки выставить из Филадельфии и 10 августа отправить командовать вверенными ему войсками. В помощь Горацио Гейтсу послали полк Дэниэла Моргана, а в качестве бонуса присоветовали слушаться Бенедикта Арнольда.

19 августа Гейтс прибыл в Стиллуотер и принял командование у Шайлера. 7 сентября американская армия, насчитывавшая до 9000 человек, двинулась на север, к Саратоге. 18 сентября там они наткнулись на войска Бургойна.

Обстановка в войсках патриотов была ужасной — Гейтс разругался с Арнольдом, а Арнольд с Линкольном, в результате координация действий находилась на уровне —»ниже плинтуса».

19 сентября состоялось сражение у фермы Фримана. Началось оно удачно для американцев — милиционеры Моргана обстреляли англичан на поле к северо-западу от Бремис-Хайтс, британцы пришли в замешательство, и Морган послал Джеймса Вилкинсона к Гейтсу за подкреплениями. На помощь прибыли 4 полка колонистов. Милиционеры Моргана отступили в лес, откуда начали методичный отстрел офицеров и артиллеристов противника. Эта затея у подчинённых Моргана удалась на славу — британцы фактически лишились возможности использовать в бою пушки. «Красные сюртуки» понесли тяжёлые потери. Ход битвы британцам переломить помешала наступившая темнота, которая и развела сражавшихся.

Британский лагерь у Фрименс Фарм, 1777

Ведя бой от обороны, Гейтс добился тактического успеха. Чтобы оный перерос в стратегический, требовалась победа в генеральном сражении.

Тем временем Бургойн получил письмо от командующего войсками в Нью-Йорке Генри Клинтона о том, что последний может организовать отвлекающий удар на форт Монтгомери «как только позволят время и обстоятельства, но не позднее, чем через 10 дней». Это заставило Бургойна остаться на месте на две недели, пока 3 октября не стало ясно — никакой помощи от нью-йоркцев не будет. 3 октября британская армия перешла на половинные пайки. Бургойну срочно требовалась победа, дабы оторваться от неприятеля и уйти в более населённые места. Там с помощью реквизиций и закупок можно было бы пополнить запасы провианта.

Вот при таких обстоятельствах 7 октября 1777 года и произошло генеральное сражение, которое решило очень многое в судьбе американской революции.

Удар, нанесённый британскими гренадерами между 14.00 и 14.30, выглядел довольно устрашающе. Какое-то время левый фланг американцев был на грани краха — он держался только благодаря харизме Моргана. На поле боя воцарилось зыбкое равновесие и тут… к Моргану прибыл высосавший почти в одно лицо бутылку виски Бенедикт Арнольд с двумя полками (drinken fury). Он прокричал Моргану, что атакует, и если тот не трус, то должен его поддержать.

Два факта

1. Арнольд из-за конфликта с командующим был отстранён от участия в сражении, то есть его действия были полным нарушением субординации и приказов.
2. Арнольду несказанно повезло. Он провёл атаку параллельно редутам англичан. «Красные сюртуки» совершенно не ожидали от противника подобного фокуса и почти не стреляли по американцам.

Ну, а дальше Арнольд вклинился между редутами и фактически разрезал оборону Бургойна надвое. Вслед за Арнольдом туда устремились солдаты Моргана. В результате редут гессенца Генриха фон Бреймана был взят, сам Брейман убит, Арнольд получил пулю в колено, а в обороне англичан организовалась брешь.

В это время Гейтс, не знавший о самовольных действиях Арнольда, уже писал письмо Конгрессу, что его войска потерпели поражение, и готовился к стремительному отступлению. Точнее — к бегству. Сообщение о том, что американские солдаты ворвались в лагерь британской армии, пришло как нельзя более кстати.

Бургойн отступил на исходные позиции. За британским командующим неотступно следовала куда более беспощадная, чем американские штыки, проблема нехватки провианта. Выбирая между голодной смертью и капитуляцией, британский командующий выбрал второе. 17 октября 1777 года — 5350 английских солдат во главе с Бургойном сдались генералу Гейтсу.

Сдача генерала Бургойна | Художник: Джон Трамбулл | 1821 год

Морган и Арнольд, на двоих вопреки всему организовавшие победу при Саратоге, вывели американскую революцию на совершенно новый уровень. А далее… Началось

«награждение непричастных и наказание невиновных».

Ливень почестей и наград пролился на Гейтса, который показал себя в кампании при Саратоге очень скверно.

Дэниэл Морган, один из творцов «чуда при Саратоге», так и остался полковником, а в 1779 году был буквально выпровожен на пенсию. Призвали его обратно под знамена армии США только в октябре 1780 года, когда на юге сложилась ситуация, которую Джефферсон характеризовал — «хуже, чем критическая».

Бенедикт Арнольд, безусловно, один из подлинных героев Саратоги, провалялся пять месяцев с ранением, и далее, словно в насмешку, был назначен военным комендантом Филадельфии. Дело в том, что Вашингтон не любил Арнольда, побаивался его харизмы и военного таланта, поэтому и услал подальше из действующей армии к чёрту на кулички. В Филадельфии Арнольд погряз в политических и финансовых склоках, чувствовал себя обделённым, и в результате пришёл к тому, что начал сотрудничать с англичанами.

Бенджамин Линкольн, не сыгравший вообще никакой роли под Саратогой, чьи полки, можно сказать, самоустранились от активных действий, был ранен шальной пулей, стал генералом и переведён в южные штаты, где потерпел ужаснейшее поражение под Чарльстоном. Именно благодаря Линкольну в 1779-80 годах американская революция была поставлена на грань поражения.

«Чудо при Саратоге». Сдача английских войск Бургойна в плен

Ну, а самую интересную карьеру сделал Джеймс Вилкинсон. Он с 1775 года участвовал в войне за Независимость. Служил под началом Натаниэля Грина, потом Бенедикта Арнольда, а чуть позже — и генерала Гейтса. Именно Вилкинсон прибыл в Конгресс с официальной депешей Гейтса о победе при Саратоге в 1777 году, за что получил чин бригадного генерала. При этом в самом сражении он проявил себя довольно блёкло. И чин генерала ему присвоили довольно неординарно.

Дело было так.

Когда Гейтс и Арнольд победили под Саратогой — письмо о победе Конгрессу вызвался отвезти Джеймс Вилкинсон. Ему был вручён отчёт Гейтса о битве, и Джеймс отбыл в Филадельфию. Только по прибытии у него почему-то оказалось две бумаги — собственно отчёт Гейтса плюс письмо Гейтса, в котором тот рекомендовал произвести полковника Вилкинсона в бригадные генералы. Конгрессмены, конечно, покривились столь неприкрытой протекции, но бумаги подписали, и Вилкинсон в 20 лет стал генералом. Конгресс же отписал Гейтсу, чтобы впредь тот аккуратнее разбрасывался званиями, ибо нас тут, понимаешь, ещё много побед ждут, что ж теперь нам всю армию в генералы производить, что ли?

Получивший эту отповедь Гейтс был обескуражен. Как выяснилось, он никого ни о чём не просил, а потому абсолютно не понимал, за что ему вкатили «строгача».

Среди американских историков до сих пор идут споры — был ли Вилкинсон назначен генералом по какой-то тайной протекции Гейтса, или просто написал сам на себя прошение о повышении в чине от лица командующего северной армией. Ну, а затем Вилкинсон пришёлся ко двору Вашингтону, стал генерал-квартирмейстером Континентальной армии, что позволило воровать ему прямо-таки в эпических масштабах.

источник: https://fitzroymag.com/right-place/po-doroge-k-saratoge/