А если бы Наполеон победил?
Действительно: что было бы, если бы в Наполеоновских войнах Маленький Император одержал победу?
Это ведь было возможно. Он, во-первых, мог вовсе не воевать с Россией — если бы, к примеру, Павел выжил и удержался на престоле. Или если бы ему удалось нанести поражение России. Он же, собственно, завоёвывать Россию не собирался: ему было нужно лишь заставить её присоединиться к Континентальной Блокаде Англии. Непосредственно высадиться в Британии ему было сложновато после поражения при Трафальгаре. Но ведь и такого уж сокрушительного морского поражения он мог не понести…
В общем, варианты есть. Нет смысла концентрироваться на деталях: нас всё равно волнуют только общие тенденции.
Содержание:
Наполеон — победитель
В общем-то, могло произойти что угодно. Открывается такой же большой спектр вариантов, как в нашем варианте истории, когда Наполеон проиграл. Любые изменения в истории XIX века за следующее более чем столетие могли быть нивелированы.
Непосредственно тогда, при победе Императора Французов*, происходит становление пронаполеоновской Европы, Франция добивается, очевидно, экономической гегемонии — как у нас вышло с Британией. Остальные страны переходят к жёсткому протекционизму(иначе французскую конкуренцию не сдержать). Конечно, те из них, кто имеет — в условиях военного доминирования Франции — такую возможность.
Впрочем, на этом остановимся чуть подробнее.
Что такое гегемония?
Прежде всего, проясним этот вопрос. Гегемония — это вполне чёткое понятие, особое явление в мировой истории. Суть его хорошо раскрыта И. Валлерстайном в уже довольно старой статье «Три отдельных случая гегемонии в истории…»:
Понятие гегемонии в межгосударственной системе относится к такой ситуации, в которой продолжающееся соперничество между … «великими державами» настолько не сбалансировано, что одна держава … может в значительной степени навязывать свои правила и свои желания (по крайней мере эффективным использованием права вето) в экономической, политической, военной, дипломатической и даже культурной сферах. Материальная основа такой мощи коренится в возможностях предприятий, расположенных на территории державы, более эффективно действовать на всех трех основных экономических поприщах — аграрно-промышленном, торговом и финансовом. Преимущество в эффективности … настолько велико, что эти предприятия могут превзойти предприятия других великих держав не только на мировом рынке в целом, но во многих случаях и на внутренних рынках конкурирующих держав.
…Преимущество так значительно, что даже крупнейшие союзные государства являются de facto клиентельными государствами, а противостоящие крупнейшие государства ощущают свою относительную ущербность и занимают оборонительную позицию по отношению к державе-гегемону.
В своё время — в XVII веке — гегемоном была Голландия (Нидерланды, вернее — «Республика Соединённых Провинций»). После — фактически весь XVIII век — шла тяжёлая борьба между Британией и Францией за место лидера. Эту эпоху иногда именуют «Второй Столетней войной» — она шла, фактически, с почти начала войны Аугсбургской лиги до конца Наполеоновских войн. В нашей истории она завершилась победой Британии, ставшей бесспорной владычицей морей — и новым гегемоном.
Но к концу XIX века закатилась и её звезда. Следующим — уже третьим по счёту гегемоном — стали США после Второй Мировой войны. Но теперь и они уже «низложены».
Взлёт и падение французской гегемонии
Ну вот в рассматриваемой альтернативной реальности Наполеоновские войны — как и вся Вторая Столетняя, вся борьба за гегемонию — была выиграна Францией.
Теперь она становится доминирующей державой. Суть экономической политики Наполеона, в общем-то, колониальная — в ослаблении «новых департаментов» (покорённых стран) в пользу «старых» (собственно Франции и небольших территорий, к ней прилегающих). Отрасли промышленности в новых департаментах, имевшие французских конкурентов, душились налоговой политикой, а не имеющие — поощрялись к миграции во Францию.
При этом рабочее законодательство было вполне репрессивным, да и вообще во многих сферах (в семейной, к примеру) торжествовала однозначная «реакция». Технические новшества внедрялись «сверху», по решению правительства (в частности,производство свекловичного сахара).
Конечно, концентрация всех производств во Франции отчасти было вынужденной «военной» мерой, но сомнительно, чтобы после победы ситуация бы радикально поменялась.
Ясно, что Франция начала бы активную колониальную политику, попыталась бы по крайней мере частично подвинуть Британию в Индии, активизировала бы действия на других направлениях. Рабочие в метрополии постоянно — по крайней мере, когда лично Наполеона Первого, с его харизмой, уже не было бы — бунтовали, и в итоге их бы постепенно начали задабривать облегчением их положения — за счёт эксплуатации как заморских колоний, так и новых департаментов.
В результате складывается блок недовольных таким положением вещей государств — в составе которого будут Пруссия и Австрия (насколько они будут способны на независимые действия), Россия и Британия. США же могут занять как раз пронаполеоновскую позицию (из-за противостояния с бывшей метрополией). Также сателлитом Франции становится Турция. У немцев же формально с Францией могут быть вассальные отношения, но фактически они будут саботировать французскую политику. Испания, вероятно, формально контролируется Францией, но на практике партизанская война там продолжалась бы, вероятно, всё время французской оккупации.
Примерно через полвека (или даже раньше) Французская гегемония выдыхается — по общим причинам (как и вышло с реальной гегемонией Нидерландов в XVII веке, Британии в XIX и США в XX): опережающее повышение уровня жизни в стране-гегемоне, в том числе уровня жизни рабочих, не говоря уже об элите, приводит к снижению эффективности производства в сравнении с конкурентами. При этом гегемон «обязан» тратиться на мощную армию, военные контингенты в удалённых регионах и т.п., то есть и чисто государственные затраты его велики.
В итоге капитал мигрирует в страны более дешёвого труда. В результате в рассматриваемом случае растут США, отчасти германские государства, в какой-то степени также Россия и Британия.
Антифранцузские силы ставят на Россию как единственного сравнимого по масштабу континентального противника Франции. Она «накачивается» английскими технологиями, отчасти и деньгами (и того, и другого меньше, чем в Текущей реальности, но тем не менее они имеются). В стране изначально присутствует довольно мощная профранцузская партия, но её подавляют. В итоге в России происходит некая модернизация, даже мобилизационный рывок на антифранцузско-оборонческой основе.
Финалом этих процессов становится нечто вроде Крымской войны. Очень вероятно, что именно по этой схеме произойдёт столкновение: русско-турецкие войны — дело обычное, но теперь Франция поддерживает своего союзника — Турцию против России (то есть — врага своего конкурента поддерживает против этого конкурента). Однако в этой альтернативно-исторической реальности Британия (напомню: гораздо более слабая, чем в нашем мире) поддерживает Россию, а США неожиданно «умывают руки», отказываясь давить на Россию и Британию в Северной Америке (Франция как защита от Британии им уже не нужна: Штаты достаточно усилились). Если при этом произойдёт неожиданный «бунт» немецких государств, да всё это накладывается на деградацию французского могущества…
Так как гегемония уже выдыхается, Франция, скорее всего, проигрывает, хотя и далеко не «нокаутом». Возможно, формально произойдёт такое же «обоюдное поражение», как в Крымской войне Текущей реальности**. Но германские государства резко активизируются, и лет через 10-20 происходит аналог Франко-прусской вйоны, в которой Франция окончательно терпит поражение, а Германия и Италия воссоединяются. Россия, вероятно, получает Польшу (и то,что у неё могли отобрать, если война 1812 года всё же была), обкусывает Турцию, Британия возвращает владения в Индии (до того в той или иной степени утраченные в пользу Франции).
Что дальше?
Всё, на этом,в общем-то, отличия от знакомой нам истории могут и завершиться. Дальше может быть что угодно — включая полное совпадение событий с Текущей реальностью.
Из тех различий, которые могли — теоретически — сохраниться до начала XXI века, можно упомянуть вопрос Аляски. Она в Текущей реальности была уступлена США в условиях противостояния с Англией — которого теперь у нас нет. То есть имеется некоторая вероятность, что Аляска ушла бы Британии или вообще осталась у России (что заметно повлияло бы на ход войны на Тихом океане в аналоге Второй Мировой войны, да даже и Русско-японской, если бы они там были). Впрочем, Аляска она могла быть уступлена США как раз в условиях противостояния с Францией, которая «там» является великой морской державой. То есть сохранение Алски за Россией возможно, но отнюдь не гарантировано.
Также под вопросом конкретное начертание границы Франции и Германии. Африка, возможно, была бы разделена на совсем другие государства. Также неясна судьба Средней Азии: не факт, что она вообще оказалась бы в составе Российской империи. Её прибирали к рукам в рамках «Большой Игры» против Британской Индии, для чего теперь не было особого смысла. С другой стороны, возможно, теперь необходимо было бы продумывать готовить наступление на Французскую Индию…
Может быть, как-то примерно так границы в Средней Азии и устоялись бы…
Получается примерно так, но, в общем, вариантов слишком много. Но интересно взглянуть на ситуацию ещё и с другой стороны.
Технологические зоны в мире победившего Бонапарта
Именно это может стать ключевым моментом: технологические зоны «там» наверняка формируются по-другому, нежели в Текущей реальности.
Как подробнее описано тут, индустриальное производство подразумевает разделение труда. Научно-технический прогресс приводит к усложнению вещей, то есть каждая из них со временем начинает производиться из всё большего числа деталей, причём деталей обычно более сложных. То есть для изготовления «средней» вещи с течением времени нужно всё больше отдельных технологических операций. Разделение труда подразумевает, что на каждой такой операции специализируется отдельная группа рабочих. Значит, если сложить все вещи, производимые в стране, то чем дальше, тем больше становится минимальное число рабочих, которое могло бы их произвести.
Технологическая зона — это самодостаточная система разделения труда. В её рамках на текущем научно-техническом уровне хватает и материальных ресурсов, и — самое главное — людей для производства всего спектра продукции. Сначала технологические зоны включали миллионы человек, потом -десятки и сотни миллионов.
Сейчас «зона» осталась только одна, распространившаяся на всё человечество. Базовая проблема современности — это что дальнейшее углубление разделения труда невозможно из-за ограниченности численности населения мира. Выход из этой ситуации обычно видят на пути роботизации: роботу можно «поручить» производить технологические операции последовательно (его «не жалко»), не будет справляться — можно сделать ещё роботов***.
Так вот история Текущей реальности выглядит примерно так. Первой — в XIX веке — сформировалась Британская технологическая зона. Из-за поражения Франции та свою зону сформировать не смогла и оставалась частью Британской. Концу XIX века сформировались Американская и Германская технологические зоны. В начале XX века — Японская и Советская.
В итоге мир был поделен полностью: теперь расширяться зоны могли только за счёт слияний и поглощений. Во Второй Мировой войне уцелели только Американская и Советская технологические зоны , увеличившиеся за счёт проигравших. Сейчас же осталась только одна, сформировавшаяся на основе Американской.
В связи с тем, что экономический (и научно-технический) рост упёрся в «стеклянный потолок» демографии****, система разделения труда в кризисе, её эффективность падает — и возникает тенденция к развалу единой мировой технологической зоны на более локальные, чему способствует идущая постепенно роботизация .
Так вот не вполне ясно, как бы у нас развивались события в Наполеоновской альтернативе. Два варианта:
1. Всё как в Текущей, но Французская зона занимает место Британской.
2. Сразу сформировалось две зоны: Французская и Британская.
Как можно видеть, границы государств в современной Африке почти идеально сохраняют границы между прежними колониальными империями. Были бы сферы влияния великих держав распределены иначе — и карта выглядела бы совсем по-другому.
В первом случае отличия от Текущей могут оказаться не очень велики. Французская зона остаётся единственной до конца периода гегемонии Франции, после окончания которой формируются также Германская и Американская технологические зоны. Британская, вполне вероятно, сформироваться уже не сможет: время упущено, она оказывается под сильным давлением Американской и Германской зон.
Но может и суметь возникнуть — скажем, с опорой на Россию. Это подразумевает более быструю модернизацию России и либо отсутствие революции, либо, как раз напротив, более раннюю революцию. Также нельзя совсем исключать,что и в России сформируется собственная технологическая зона уже на рубеже XIX-XX вв.
В любом случае это будет означать куда более острую конкуренцию великих держав в то время — и куда более сложный «рисунок»мировых войн XX века. Да и сами войны будут, вероятно, ещё жёстче*****.
Во втором случае британо-французская конкуренция активно идёт весь XIX век (хотя первоначально, понятно, «в одни ворота» — гегемония всё же). Это приводит к более быстрой колонизации Африки и других регионов — может возникнуть даже риск более активного проникновения европейцев в Китай. Но вряд ли его раздел особо далеко зайдёт: слишком много желающих. И тоже резко усложнённый «рисунок» конфликтов и союзов в период Мировых войн.
Но результат в обоих случаях окажется одинаков: точно такой же, как и у нас — «должен остаться только один». Сформируется единая мировая технологическая зона, которая точно так же впадёт в кризис и точно так же мир будет искать выход из него, вероятно, на пути роботизации — со всеми вытекающими плюсами и минусами. Но, понятно, статус французской культуры в любом случае окажется несколько выше.
Сноски:
* В то время противопоставлялись Бурбоны как «короли Франции» — и Наполеон, как «император французов«. Мол, для тех было важно величие державы, а для Наполеона — благо народа.
** Так как «победителем в войне является та сторона, для который послевоенный мир лучше довоенного», то Британия — ведущая страна антирусской коалиции — победителем не является. Если, конечно, не считать,что целью войны для неё был запрет собственным кораблям появляться в Чёрном море.
*** Правда, сам М. Хазин и многие другие сторонники этого направления в экономической теории (они именуют его «неокономика «), не особенно верят в перспективы роботизации. Но пока других вариантов не видно.
**** В частности, это означает, что никакие прорывные, сколь угодно гениальные изобретения, существенно обгоняющие наше время, реализованы по-настоящему быть не могут: не хватает глубины разделения труда,чтобы их произвести. Производство же с нарушением правила разделения труда окажется вопиюще невыгодным. Вообще любые изобретения современности — неважно, где и кем они были сделаны — капитализированы могут быть либо на Западе, либо в Китае, это крупнейшие мировые рынки. Именно так произошло с технологиями 5G.
***** Меняется «ритм» войн. У нас Первая Мировая началась в ситуации, когда существовало три технологические зоны и ещё две были на подходе. «Там» же такое положение вещей (минимум три зоны) возникает лет на 30-40 раньше. Но тогда и война будет вестись более примитивным оружием. С одной стороны, это значит, что жертв будет меньше. Но ведь и мировых войн может оказаться больше: цель-то — чтобы остался единственный победитель. У нас Третьей Мировой не произошло из-за ядерного оружия. А вот «там» условия для неё могли сложиться раньше, ещё в доядерный период — и победа одной из сторон была бы возможна (как и гибель в ходе войны ещё нескольких десятков, если не сотен миллионов человек…).
