Загадки Гражданской Войны в России. Взаимоотношения Деникина и Шкуро и как это повлияло на ход боевых действий
Андрей Шкуро пришёл с Первой мировой 30-летним есаулом. Это звание было ему присвоено в 1915 году. На фронте Шкуро запомнился как командир «волчьей сотни» — Кубанского конного отряда особого назначения, который совершал дерзкие рейды по тылам австрийцев, имел чёрный флаг с волчьей головой и обычай атаковать с кличем, имитирующим вой волков.
Лидер этой полупартизанской кубанской вольницы стал, выражаясь нынешним языком, «медийной личностью». В народе Шкуро был популярен, а вот начальство его не любило, и его отряд особого назначения – тоже. За склонность к грабежам и пьяным разгулам.
Эта склонность отряда (также, как дерзость и его командира) развернулись во всю ширь на следующей войне – гражданской.
Начальство (генералитет Добровольческой армии Деникина) невзлюбило Андрея Шкуро ещё больше, чем командование Западного фронта Первой мировой. Но – было вынуждено мириться с ним: Кубанский конный корпус, возглавляемый Шкуро, был серьёзной военной силой и большим подспорьем в наступлении армии Деникина на Москву летом 1919 года.
По свидетельству Павла Макарова, адъютанта генерала Май-Маевского, после взятия столицы Деникин планировал разжаловать Шкуро, и предать его суду за бесконечные грабежи и самовластие.
Вначале наступление Добровольческой армии развивалось успешно. Ежедневно красные оставляли пункт за пунктом, а деникинцы, опьяненные победами, рвались вперёд.
В Ростове-на-Дону, в ходе парада в честь «освобождения» города, местные «сливки общества» преподнесли Шкуро (который принимал этот парад) серебряный поднос с цветами. А в цветах пестрела кипа денег.
Атаман небрежно взглянул на них, подозвал рукой первого попавшегося казака, стоявшего в строю, отдал ему эту пачку денег и сказал:
— На тебе, сходишь к ****** (имеются ввиду девушки, непристойного поведения).
А потом отругал «местный бомонд»:
— Что это вы вздумали преподносить мне жалкие гроши?! Я вам обеспечиваю покой, проливаю кровь. Разве столько нужно денег?!
Ростовской буржуазии и купечеству пришлось раскошелиться как следует.
С начальством Шкуро вёл себя не менее дерзко и вызывающе, несмотря на своё формально подчинённое положение.
В Харькове, когда генерала Покровского произвели в генерал-лейтенанты, Шкуро пришел к Май-Маевскому в кабинет и ещё с порога закричал:
— Отец, что это значит?! Покровский произведён, а я что, хуже его, что ли? Завтра к девяти часам произвести меня в генерал-лейтенанты! Иначе я с корпусом вместо фронта поеду в Екатеринодар и кого надо повешу.
(Генерал Май-Маевский был командующим Добровольческой армией, а генерал Деникин – командующим Вооружёнными Силами на Юге России. 31-летний Шкуро называл своего 52-летнего начальника Май-Маевского попросту – «отец». А тот его именовал «Андрюшей». Деникин, кстати, тоже).
— Успокойся! Что с тобой, Андрюша? Ты был представлен вместе с Покровским, но почему-то его произвели раньше тебя. Я сегодня буду говорить по прямому проводу о положении на фронте и, в частности, справлюсь о твоем производстве.
Далее Май-Маевский спросил Шкуро: правда ли, что в своём корпусе тот раздаёт офицерские звания сам, помимо ставки? Шкуро отвечал, что правда.
Май-Маевский заявил, что это недопустимое самоуправство, ведущее к обесцениванию наград и чинов. И, раз уж на то пошло, то зачем тогда Шкуро настаивает на своём производстве в генерал-лейтенанты через ставку? Мог бы надеть погоны, какие ему нравятся, и всего делов.
— Нет, отец, ты меня не понимаешь. Я не хочу разговорчиков: «Шкуро сам произвёл себя в генералы». Когда по моему положению мне нужно было быть полковником и генералом, я, будучи на Кубани, сказал Раде: произвести меня! И стал генерал-майором. Хотя и артачились немного, но это не важно. Никто не мог сказать, что я сам себя произвел. Меня произвела Рада.
Другими словами, Шкуро честно признался своему командиру, что он, надавив на Раду, сам себя произвёл и в полковники, и в генерал-майоры. А теперь также давит на ставку, чтобы получить звание генерал-лейтенанта.
После ухода Шкуро, Май-Маевский позвонил Деникину.
— Здравия желаю, ваше превосходительство. Я только что говорил со Шкуро: его необходимо по телеграфу произвести в генерал-лейтенанты. Я ему сказал, что он с Покровским представлен одновременно. Я думаю, Антон Иванович, производство роли не играет. Вы поймёте меня.
Спустя несколько часов штаб армии получил телеграмму Деникина о производстве генерала Шкуро в генерал-лейтенанты. Эта телеграмма была немедленно передана Шкуро.
Дерзкий атаман надел приготовленные заранее погоны с тремя звёздочками и отдал распоряжение своему корпусу: праздновать три дня. Его адъютант поехал по генералам и полковникам: приглашать на званый банкет в гостинице «Метрополь».
А в это время простые казаки из корпуса Шкуро вовсю пьянствовали за счёт жителей Харькова и дебоширили. Начальство смотрела на творимые ими безобразия сквозь пальцы. Пьяные терцы и кубанцы с гордостью заявляли:
— Мы обмываем третью звездочку нашего батько Шкуро!
«Хотите, завтра не будет ни Деникина, ни Ленина, ни Троцкого, а только атаманы Махно и Шкуро?!»
Панибратские отношения были у дерзкого атамана и с самим Деникиным. Когда на секретном заседании генерал Романовский поднял вопрос о грабежах и пьянстве в корпусе Шкуро, Деникин осторожно обратился к атаману:
— Андрюша, пора бы покончить с расхлябанностью и восстановить порядок.
Шкуро отреагировал на эту просьбу (не приказ!) командующего ВСЮР так, что свидетели того разговора долго не могли поверить своим глазам (и ушам).
«Он быстро прошёлся несколько раз по комнате, нервно похлопывая хлыстом по сапогам, остановился, смерил присутствующих угрожающим взглядом и дерзко произнес:
— Я знаю, что делаю! Хотите, завтра не будет ни Деникина, ни Ленина, ни Троцкого, а только батько Махно и батько Шкуро?!
Угроза генерала напугала собрание. Около генерала Шкуро находилась безотлучно волчья сотня, а весь корпус по первому его требованию стал бы делать все, что заблагорассудится бандиту. Зная его характер, Деникин, Май-Маевский и Романовский долго уговаривали Шкуро»,- рассказывает в своих мемуарах адъютант Май-Маевского, капитан Павел Макаров.
По его свидетельству, поезд, в котором находилась штаб-квартира Андрея Шкуро, состоял из нескольких комфортабельных вагонов. Атаман возил с собой целых два оркестра: симфонический и духовой, а также целую свору разодетых девиц.
Хорошо отражает его характер такой разговор с Май-Маевским:
«— Андрюша, допустим, прорвёшь ты фронт, я в этом не сомневаюсь, пойдешь вперёд, даже славируешь так что, попадешь в Москву, ну а потом?
— А потом три дня попьянствую, повешу кого надо, и пулю в лоб.
— Но ведь это безумие! Сам погибнешь и корпус погубишь.
— А для чего мы живём?! За такие минуты удовольствия не жаль и жизнь отдать».
Но погулять в Москве Шкуро было не суждено ни в 1919 году, ни в 1941. Апогеем его военной карьеры стал захват Воронежа 17 сентября 1919 года. Но уже 11 октября его казаки из города были выбиты конницей Будённого, и начали отступать на юг. Под влиянием неудач, в корпусе началось разложение, бойцы стали дезертировать в родные станицы на Кубань и Терек. К марту 1920 года корпус, вместе с хвалёной волчьей сотней, постепенно растаял от потерь и дезертирства.
Новый лидер Белого движения генерал Врангель не хотел иметь со Шкуро ничего общего, и уволил его со службы. Шкуро досрочно, ещё в мае 1920 года, эмигрировал из Крыма в Европу.
Источник — https://dzen.ru/a/ZTp-57vuh2jUraB8
