Ярость Спарты. Глава I. Замирение Эллады
И так, уважаемые коллеги и читатели, мы запускаем АИ о великой и могучей Спарте, небольшом государстве, которому суждено поставить на колени весь мир. Предыдущая часть:
Содержание:
Тупик противостояния
К началу 371 года до н. э. Беотийская войны, шедшая в Элладе уже 7 лет, начала заходить в тупик. В этом конфликте Спарта, считавшаяся гегемоном Греции, противостояла силам Фив и набиравшим силы Афинам. Несмотря на то, что участники конфликта были «титанами» Эллады, он проходил достаточно вяло. Спартанцы ходили на Беотию, но либо не могли преодолеть вражеские препятствия, либо не могли навязать генерального сражения и ограничивались разграблением местности. Фиванцы, в свою очередь, или удерживали узкие перевалы в Беотию, или убегали от спартанцев, а потом нападали на оставленные ими гарнизоны. Лишь в 375 до н. э. фиванцы во главе с Пилопидом, командиром Священного отряда, смогли одержать вверх над спартанцами при Тегирах, но не смогли развить успех, а когда попытались совершить рейд в Фокиду, союзную Спарте, отступили, после высадки на её территорию лакедемонян во главе с царем Агесилаем II.
Иначе дела обстояли у Афин. Возродив Морской союз, значительно уступавший своему предшественнику, афиняне построили сильный флот на деньги союзников. В отличии от фороса, налога с союзников, определяемого Афинами, сумму нового налога определяли сами союзники. Так как персидский флот разбил спартанский во время Коринфской войны, у спартанцев не было сил противостоять афинянам на море, даже при помощи союзного флота Сиракуз. Однако лучше дела обстоять от этого у Афин не стали. Их морские рейды вокруг Пелопонесса лишь отвлекали спартанцев от похода на Фивы, которые от этого набирали больше сил, а сами морские рейдеры не получали ничего. Такое положение вещей не устраивало Афины. А после захвата фиванцами в 373 до н. э. города Платеи, дружного «отцу демократии», возмущение его не было предела и в Спарту были отправлены послы для заключения мира.
В 371 году до н. э. был подписан Каллиев мир, по которому все стороны конфликта были обязаны вывести из союзных городов войска, распустить их, а самим союзникам предоставить автономию. Дабы подкрепить слова делом, Спарта первая вывела войска. Однако Фивы, не желая давать автономию членам Беотийского союза, наотрез отказалась от мира на этих условиях. Тогда спартанцы сообщили Агесилаю II, который до сих пор находился с войском в Фокиде, чтобы он не распускал армию, а шел на Фивы, дабы принудить их заключить мир. Царь не торопился с походом, а начал набирать в войско фокийцев, не любивших фиванцев, а также наемников, преимущественно конных. Агесилай понимал, насколько важна перед ним задача и на сколько сильны Фивы, поэтому денег не жалел.
Битва при Левктрах
В конце июля 371 года до н. э. обе армии подошли к городу Левктры в Беотии и встали лагерями. Как и любой спартанец, Агесилай II не лез на рожон и был осторожен, поэтому не торопился начинать бой первым, несмотря на упреки командиров. По другую сторону баррикады, беотархи, с одной стороны робели вступать в бой, а с другой понимали, что если бой не состоится и они уйдут (или состоится, но Фивы проиграют), то союзники отпадут от них, а Фивы будут взяты в осаду. В итоге беотийские военачальники устроили голосование, на котором сторонники сражения выиграли с отрывом в один голос.
На следующий день, фиванцы начали готовиться к бою. Заметив это, спартанцы стали делать тоже самое. Эпаминонд, стратег Фив, построил свою армию необычным образом. Правый фланг и центр фаланги, состоявшие из союзников и ополченцев, выстроились в 8 шеренг, а фиванские гоплиты и отборные части, в том числе Священный отряд, встали в 50 шеренг на левом фланге. Впереди же встала конница. По всей видимости, фиванский полководец рассчитывал опрокинуть лакедемонских всадников, а затем обрушиться на вражеский строй, в котором сами спартанцы должны были оказаться лицом к лицу с фиванцами, а их построение продавлено и прорвано.
Эпаминонд
Однако Агесилай II оказался не так прост. Построив спартиатов и союзников в 12 шеренг, он расположил конницу и легкую пехоту позади фаланги, дабы приберечь их. Как покажут дальнейшие события, это был правильный ход. Атаковать фалангу, беотийские всадники, несмотря на своё мастерство и выучку, конечно же не могли и потому Агесилай II двинул свои силы вперёд. Дабы не попасть под спартанские копью, всадники Фив отступили через фалангу, которой пришлось раздвигаться. Едва союзники и ополченцы вновь сомкнули строй, как на них обрушились их «коллеги» из Пелопонесского союза. Несмотря на то, что пока беотийцы держались, прорыв их строя был вопросом времени, так численный перевес и толщина построения были не в их пользу. 12 же спартанцы шеренг набросились на 50 фиванский. Несмотря на то, что его визави не дрогнули и ощетинились копьями, Агесилай не думал идти на попятную, ибо у него была пара козырей, в прямом смысле этого слова. Сначала спартанский царь пустил в ход первый из них: легкую пехоту. Обойдя пелопонесскую фалангу справа, она зашла во фланг фиванцам и принялась осыпать их дротиками. Эпаминонд отреагировал быстро и послал свою конницу, отступившую ранее, отогнать стрелков. Те успели сделать лишь несколько залпов, но даже этого хватило, чтобы ряды фиванцав поредели, а их стойкость ослабла.
Однако, когда всадники вернулись на исходные позиции, легкая пехота вернулась и принялась за старое. Тогда конница беотийцев не просто отогнала назойливых пельтастов, но и бросилась их преследовать. Этим она и решила исход битвы. Конница Агесилая II, завидев, как их пельтастов преследую беотийцы, бросились им наперерез. Влетев во фланг вражеских всадников, которые сами скакали во весь опор, лакедемоняне буквально смели их. Затем отступавшие доселе стрелки зашли в тыл всадникам противника и истратили на них весь оставшийся боезапас. Фиванская конница бежала. После этого, кавалерия Агесилая II, чьи маневры уже нечем было парировать, обошла фиванское построение и ударила в его тыл. Для любой фаланги это был смертный приговор.
Тем временем союзники спартанцев уже всерьёз начали теснить своих беотийских визави. Эпаминонд, возглавлявший этот участок, видел, что творилось на левом фланге его сил и понял, что это разгром и начал отходить. Фиванцы в своем глубоком построении начали прорываться через заслон всадников. Те не сопротивлялись, а просто расступились, но лишь для того, чтобы ударить отступавшим во фланги и тыл.
Поле битвы осталось за спартанцами. Достоверно неизвестно, сколько было сил у обеих сторон перед битвой. Но известно, что фиванцы потеряли во время боя и преследования 1000 пехотинцев и 150 всадников, а их союзники около 400 пехотинцев, потому что не были основным объектом преследования. Но досталось и спартанцам: из 700 гоплитов-граждан, в бою пало 200. Даже царь был ранен. Потери союзников и конницы били незначительны. Почти весь Священный отряд Фив был уничтожен. В этом бою пал Пелопид, который победил спартанцев при Тегирах, причем не от дротика в спину, а от копья в грудь, сражаясь в первых рядах. Стоя над трупами отборных фиванских гоплитов и их командира, Агесилай II произнес:
Пусть сгинут те, кто скажут, что эти мужи совершили дурное[1]
После этого, царь устроил доблестно павшим фиванцам достойные похороны.
Окончание войны
Пессимистический прогноз, выдвинутый беотархами перед битвой при Левктрах, сбылся с удивительной точностью. После поражения Фив, её союзники стали отпадать от неё, а те, что доселе были на стороне Спарты, вновь перебежали на её сторону. Жители Платей перебили гарнизон и вернулись в орбиту Афин. Беотийский союз фактически распался. За это поражение, Эпаминонд чуть было не поплатился жизнью. Дело в том, что перед битвой фиванцы получили добрые предзнаменования и предсказание, но битва завершилась не в их пользу. В связи с чем их признали поддельными, а обвинили в этом Эпаминонда, который был самым убеждённым противником Спарты. От гнева толпы, стратег укрылся в храме, но это лишь отсрочило его участь.
Расклад сил по итогам битвы резко изменился. Такого быстрого надлома Фив не ожидал даже Агесилай II. Теперь ему выпал шанс не просто принудить Фивы к миру, а раздавить их, как это уже сделали с Афинами в результате Пелопонесской войны. И он упускать его не стал. Пока фиванцы выпускали пар на своего стратега, царь Спарты разослал посланников к оставшимся союзникам Фив, а также в Афины. Первым он заявил, что воюет не с ними, а с Фивами и потому не держит на них никакого зла. Тех же, кто не примет в дальнейшем противостоянии ни сторону Спарты, ни сторону Фив, он будет считать своими друзьями. Часть из них быстро согласились, а остальные медлили с ответом. Но и они ушли с арены, когда в Беотию явились афиняне, охотно согласившиеся поучаствовать в добивании тяжело раненного врага.
Таким образом Фивы оказались в осаде. Город имел стены с семью воротами, но это ни сколько не обнадёживало горожан. Осаждавшие не шли на штурм, суливший большими потерями, а ждали, когда им откроют ворота. Они имели все основания полагать, что так и будет: Фивы остались одни против всех; у них не было ни порта (который бы все равно блокировали афиняне),ни подземных ходов для достаточного снабжения или эвакуации. Отчаявшиеся фиванцы даже помиловали и вернули командование Эпаминонду. Однако он был грамотным человеком и понимал, что дело тухлое. Вскоре в городе начался голод, ситуация грозило перерасти в бунт горожан и Эпаминонду пришлось не обороной руководить, а вести переговоры, на которых он уже не мог рассчитывать на прежние условия и лишь пытался выторговать менее жёсткие условия капитуляции.
Ситуация была схожа с событиями сдачи Афин в конце Пелопонесской войны и была полна похожих, но где игроки поменялись местами. Как Фивы требовали разрушения Афин и продажи населения в рабство, так теперь за это же по отношению к Фивам выступали афиняне. Как и в прошлый раз, Спарта была категорически против, но отнюдь не по доброте душевной. Уничтожение Афин, привело бы к чрезмерному усилению Фив, с которыми у спартанцев уже тогда начались терки. На сей раз, грозила произойти тоже, но в обратном направлении. Но Спарта тоже не думала щадить раздавленного врага. Фиванцы были обязаны распустить свой союз и армию (которых у них и так фактически не было), снести свои укрепления, и выплатить огромную контрибуцию, чтобы они уже не могли добиться восстановления прежнего могущества (хотя бы в ближайшее время). Но в отличии от Афин, спартанцы отказались оставлять в Фивах гарнизон и менять политический режим (хотя вскоре после капитуляции в городе произойдет переворот и вновь утвердится олигархия). А ещё Агесилай II потребовал выдачи Эпаминонда. Не желая стать пленником, дабы не покрыть себя ещё большим позором, бывший стратег покончил с собой. Когда же его тело передали царю, он огорчился и устроил полководцу достойные похороны. Так в начале 370 года до н.э. завершилась короткая, но имеющая серьёзные последствия, Беотийская война.
Переворот и реформы Агесилая II
Победа над Фивами вызвала настоящее ликование в Спарте и Афинах. Спарта несмотря на затраты на войну, контрибуция с Фив с лихвой покрывала военные затраты. Однако Агесилай II принял нетипичное решение. Если после Пелпонесской войны спартанцы забрали всю контрибуцию себе, то теперь они поделились ей со своими союзниками, в том числе с Афинами и беотийскими городами, примкнувшими под самый конец, хотя большая часть богатств все равно достались Спарте. Однако триумф Агесилая прервался самым неожиданным образом.
К царю, который ещё находился в Беотии, прибыл его сын и наследник Архидам и сообщил отцу очень нехорошие вести. Несмотря на ликование обычных спартиатов, аристократия была недовольна. Дело в том, что все действия, которые совершил Агесилай II после победы при Левктрах, были исключительно его инициативой. Он не стал принуждать их к прежним условиям, как ему поручили, а окончательно добил Фивы, за что снискал высокую популярность у народа, которая и доселе была у него не низкой. А таких испокон веков властолюбивая знать подозревает в стремлении к тирании. Так случилось и на этот раз и против царя был составлен заговор.
Агесилай II был талантливым военачальником и, как таким подобает, сторонился политических игр и интриг. Но нас ей раз он оказался в их центре и не знал, что ему делать. Тогда он поступил, как подобает истинно религиозному эллину — отправился в Дельфы, которые были намного ближе Спарты, за советом к оракулу.
Пифия дала царю следующий ответ:
Пойдя с победой домой — погибнешь сам и дашь ему. Войною пойдешь — и сам спасёшься и его сбережёшь.
Получив такой ответ, Агесилай II вернулся в Беотию к своим войскам. Как раз к этому моменту прибыл туда и посланник из Спарты, с требованием сдать командование войсками и явиться в Спарту на суд за превышение своих полномочий и стремление к тирании. Однако если посол и пославшие его рассчитывали, что царь так и сделает, а в случае сопротивления его выдадут войска, то они добились полностью противоположного. Услышав это, спартанцы, союзники и даже наемники чуть не растерзали гонца, если бы сам Агесилай II, уже лишившийся всех сомнений, не заступился за него. Взяв под стражу и его, и сопровождавших его весь поход эфоров, спартанский царь произнёс речь, в которой обвинил знать в том, что она набивает себе карманы, разоряет обычных граждан и уничтожает талантливых людей. И что Спарта погибнет и призвал войска идти с за ним на Спарту[2]. На обещания Агесилай, к удивлению, не скупился (наверное сказался опыт вербовки наемников): спартиатам он пообещал землю (кому недоставало или не было) и прекращение разорений, периэкам — гражданство, илотам — свободу, наемникам и союзникам — денежное вознаграждение. Все согласились. Агесилай II и по сей день вызывает восхищение. Он раньше мог повести за собой людей, но лишь своим авторитетом, который заработал делами, а не словами. Теперь же ему удалось речами и обещаниями заставить людей идти за ним.
Так как посланец и эфоры были у него под замком, о его действиях узнали лишь, когда он уже был на Пелопоннесе. Знать попыталась организовать сопротивление и собрат войска, но ничего не вышло и дело было не в том, что им не хватило времени. Позиции знати оказались чужды простым спартиатам и полководцам. О том, кто такой Агесилай II, знали даже илоты, не говоря про граждан. Поэтому никто не думал ему сопротивляться не столько из-за страха, сколько из-за любви и уважения. Как гром среди ясного неба, царь явился в Спарту и обрушился на своих обвинителей. Большая часть знати и богачей была перебита, даже 3 из эфоров были убиты. Правда сделали это воины, вошедшие в город с горячей руки. «Мятежный» царь же напротив, не хотел лишней крови своих соотечественников и вся оставшаяся знать, её люди и эфоры оказались живы, потому что Агесилай II успел взять их под свою защиту.
Не успел царь навести порядок в городе, как тут же послал своего сына Архидама во главе большого, но мобильного отряда из конницы и легкой пехоты в Мессению, единственную и очень беспокойную непосредственную провинцию Спарты. Агесилай как в воду глядел: очень скоро там начались беспорядки. Мессенские илоты, решив, что их хозяевам сейчас не до них, решили воспользоваться моментом, но появление Архидама все переменило. Отдельные очаги сопротивления были быстро подавлены и Четвёртая Мессенская война закончилась, даже не начавшись.
А тем временем Агесилай II, завладев городом, поспешил исполнить данные обещания. Вся земля умерщвленных и её излишки выживших аристократов были конфискованы и перераспределены. Спартиаты, чьи наделы были урезаны, дополучили все необходимое, гипомейоны, лишившиеся всего клера из-за долгов, получили всё обратно. Землю получили все: и те кто ходил с Агесилаем, и те, кто были дома. Потом царь выполнил остальные обещания: даровал гражданство периэкам (около 2000 человек) и свободу илотам, что были с ним в последнем походе и рассчитался с союзниками и наемниками. В последнем помогла не только фиванская контрибуция, но и прочие денежные и материальные богатства убитой знати, которые тоже были конфискованы. Таким образом, народ и союзники Спарты полностью поддержал царя. На ближайшем народном собрании, Агесилай объявил, что это не конец реформ, а лишь их начало.
Следующей на очереди была Герусия. Ранее она состояла из 30 членов (двое из них были царями и находились в ней на постоянной основе) и избирались туда спартиаты 60 лет и старше на пожизненный срок. Агесилай вывел из её состава царей, (которые однако продолжили в ней заседать), а число членов увеличил до 60. Возрастной ценз был заметно сбавлен. Отныне любой спартиат, достигший 30 лет, мог избираться туда[3]. Правда урезаны были и полномочия Герусии — отныне она была совещательным и выражающим интересы народа органом. Всё это привело к тому, что Герусию наводнили относительно и совсем молодые люди с умеренными и прогрессивными взглядами, из-за чего было выдвинуто предложение переименовать её из «Совета старейшин» в «Совет молодых». Однако Агесилай II настоял на том, чтобы оставить старое название. Члены новой Герусии вроде и не имели сроков нахождения в ней, но каждый год, подобно эфорам ранее, должны были отчитываться перед народным собранием: что они делали в Герусии, что предлагали, за что голосовали. Если народу казалось, что «старейшина» весь год зря просиживал штаны…вернее тунику, то требовали его отставки и на его место избирали другого. Эфорат, как и Герусия, был сохранен, но претерпел сильные изменения. Если ранее вся коллегия из 5 эфоров обладала огромными полномочиями, то теперь они были разделены между её членами. Теперь в состав Эфората входили:
- эфор казны, контролировавший пополнения и отчисления из казны;
- эфор хозяйств, следивший за состоянием хозяйств всех видов и прикидывавший, какой налог с них можно взять;
- эфор нравов, следивший за воспитанием молодежи и нравами взрослых спартиатов;
- эфор военный, отвечавший за пополнение и формирование воинских подразделений (так же занимался переписью населения)ж
- тайный эфор, ведший расследования, пресекавший заговоры и восстания;
Так же теперь эфоры не были избираемыми лицами, а назначались царями. Все это делалось исключительно с одной целью — ослабить и сделать более зависимым орган, который до этого обладал колоссальными полномочиями, что мог даже царя засудить (на что теперь он прав не имел). Цари же теперь обладал всей полнотой власти и должны были управлять сообща. Последняя реформа управления вызывала недоумение как у современников, так и потомков. И дело даже не в том, что царь установил двоецарствие, а то, что сохранил как жизнь, так и позиции Агиадов. На это счет есть два мнения. Первое гласит, что царь Клеомброт I не только не мешал Агесилаю II в его перевороте, но и поддерживал. А другое — что «мятежный царь» не хотел, чтобы его считали тираном в Греции, что могло пошатнуть позиции Спарты на Балканском полуострове. Так или иначе, Агесилай II и Клеомброт I были провозглашены соправителями и формально вместе управляли полисом. Но на самом деле, первый обладал неограниченной властью, а второй занял пассивную роль, лишь соглашаясь во всём со своим коллегой. Это определило дальнейшую политику на ближайшие сто лет, когда Еврипондтиды будут фактическими лидерами государства, а Аигады — лишь декоративными фигурами, изредка проявлявшими себя хоть в чём-то. Так закончилась Эпоха Классической Спарты и началась Эпоха Диархии или Двоецарствия.
Дальнейшие реформы носили народный или даже обывательский характер и проводились по инициативе Герусии. Были списаны все прошлые долги (хотя фактически, это было сделано ранее убийством аристократов и переделом собственности), принят закон о единонаследии, запрещавший передавать своё имущество, кроме одного сына, запрещено дробить землю и пускать в оборот. Так же были сделаны послаблении в плане светской жизни. Если раньше спартиата казнили за то, что он украсил свою красную одежду ленточкой, то теперь это стало нормальным явлением. Но чрезмерные украшения и предметы роскоши не допускались (правда границы допустимости не были размечены, из-за чего потом нередко будут возникать проблемы). Так же система наказания была смягчена. Отныне такие меры наказания, как лишение прав и казнь, стали исключением и редкостью. Изменено было и законоведение. Раньше все законы и решения государственного уровня содержались в устной форме, а теперь велись письменно, что по мнению авторов такого устройства, «делало невозможным извращение закона и подмену понятий». Однако была одна реформа, проведённая лично Агесилаем II и не в житейских интересах: было даровано гражданство 600 наемным всадником. Этот корпус раньше содержался на постоянной основе у Спарты, что хоть и было дешевле временных наемников, но все равно било по бюджету. Агесилай II решил покончить с этим и сделал всадников спартиатами со всеми вытекающими. Теперь вместо выплат из казны, они имели свои земельные наделы.
Внешняя политика
Обустроив дела внутренние, Агесилай стал уделять не меньшее внимание внешним и было зачем. Вся Эллада наблюдала за событиями на Юге Пелопоннеса. Никто не понимал сути происходящего, но все задавались вопросу: что дальше? Ни для кого не было секретом, что Агесилай II теперь абсолютный правитель, узурпировавший власть (греки любили называть таких одним словом — тиран). И что он дальше будет делать? Станет подминать полисы под себя при помощи оружия? Дабы не произошло недоразумений или, тем более, войны, которых и так много было за последнее время, Агесилай II созвал в 368 году до н. э. всех членов Пелопонесского союза на конгресс в Коринфе, куда также были приглашены представители остальных греческих полисов. На всеобщем собрании эллинов, царь объявил о роспуске Пелопонесского и создании нового, Коринфского союза, куда были приглашены все полисы. Устав нового союза был таков:
- между участниками союза запрещены какие-либо войны;
- территория и внутренней устройство каждого полиса — неприкосновенны;
- любые вопросы союзного масштаба внешние или внутренние, обсуждаются на Союзном совете, где и принимается решение;
- участники союза свободны от налогов, но обязаны поставлять воинские контингенты в объединённое войско союза;
- должность политического и военного лидера союза принадлежит Спарте;
Бывшие члены Пелопоннесского союза, который только что прекратил своё существование, проявили заинтересованность в новом союзе. В него вступили города всего Пелопоннеса (кроме Аргоса), Беотии и Фокиды. Присоединился к союзу и, непосредственно, Коринф, с которым Спарте, таким образом удалось улучшить отношения, которые испортились после Пелопонесской войны. Позднее к союзу пожелали присоединиться и города Крита (кроме Кносса). Однако Афины и их союзники это делать отказались. Несмотря на внешнеполитическую добродетель Агесилая II, они не забыли былое господство Спарты над ними (причем вспоминали весьма нелестно), а уж Афины и подавно не планировала, обретя свободу и силы, вновь становиться вассалом Спарты. Царь не стал настаивать и предложил тем заключить мирное соглашение, между союзами. «Хозяева морей» не возражали. Так вновь оформились в Элладе два союза под руководством Спарты и Афин.
Коринфский (красный) и Второй Афинский (синий) союзы на 368 год до н. э.
Впрочем, это вовсе не значило, что Агесилай стал демократом (по сравнению с Пелопоннесским, Коринфский союз был демократичнее и эффективнее). Он понимал, что Спарта пока не в состоянии управлять Элладой при помощи силы. К тому же афинский флот можно было списывать со счетов только тогда, когда будет восстановлен спартанский времён Пелопоннесской войны. А как уже успел увидеть царь, управлять другими полисами лучше не насаждая в них дружественные режимы, будь то олигархия или демократия, а поддерживая проспартанские партии и мнения. Правда Агесилай не понимал всей сути «кукловодства», поэтому не мог это реализовать в полной мере.
В дальнейшем царь старался поддерживать стабильность внутри Коринфского союза и дружеские отношения с Вторым Афинским союзом. Между участниками Коринфской Лиги велась интенсивная торговля, в отличии от Афинского, с которым «коринфяне» шли на торговлю с осторожностью. Но это не влияло на отношения между союзами отрицательно. Царь даже посылал способных мужей в Афины учиться торговым премудростям. Конечно не для того, что бы спартиаты стали торговцами, а что бы грамотнее устанавливать торговые пошлины и налоги на торговые операции, так как после начала регулирования золотой и серебряной монеты в Спарте, торговля и ремесло среди периэков стали идти в рост. Но всё же Агесилай II был вояка, поэтому ему быстро все это стало надоедать.
Словно в награду ему, за проделанные труды в столь нелюбимом деле, в Спарту явились египетские послы от Тахоса, провозглашённого фараоном египтянами, что взбунтовались против владычества персов, с просьбой помочь в борьбе конкурентами за египетский трон, обещая взамен щедрую награду. Агесилай II согласился, поскольку это предложение давало ему возможность убить двух зайцев сразу. Во-первых, Спарте, положение которой после реформ стремительно выправилось, всё же не помешали лишние деньги. Во-вторых, много греков в Элладе не могли найти занятие по душе, так как в последнее время, из-за резко прекратившихся войн, увеличилось число безработных, которые ничего не умели, кроме войны. Особенно это касалось Фокиды, население которой было бедным, но воинственным. А ещё на этой территории находился город Дельфы, в котором располагалось небезызвестное святилище с большими богатствами. И дабы фокийцы не соблазнялись разграбить храм Аполлона Дельфийского, Агесилай их первыми же, после жителей Лаконии, набрал в войско. Причем не на свои, а на египетские деньги. И вот, в начале 359 года до н. э. эллинское войско высадилось в Египте. Отсюда с новопровозглашённым фараоном царь совершил военный рейд в Финикию. Агесилай был назначен главнокомандующим только над своим войском, всей же армией руководил сам Тахос, что не понравилось Агесилаю, не привыкшему выполнять приказы высокомерного молодого чужестранца. Вскоре Нектанеб II, двоюродный брат Тахоса и его конкурент, предложил спартанскому царю перейти на его сторону, пообещав более высокую награду. Посовещавшись с военачальниками, он согласился, дабы больше было пользы для Спарты и греков. Тахос вынужден был пуститься в бега. Но уже совсем скоро и у Нектанеба II появился конкурент на трон Египта, который собрал многочисленную, но непрофессиональную армию. Нектанеб II стал опасаться, что ситуация повторится на этот раз уже с ним, и Агесилай с армией наёмников снова перейдет на сторону неприятеля. Но спартанец развеял сомнения и страх египтянина и разгромил многотысячную, но плохоорганизованную армию. Агесилай мудро использовал местность и просчёты врага и, умело маневрируя своей армией, добился того, что численное превосходство противника потеряло силу, и битва была им выиграна. Нектанеб II был возведён на престол Египта и очень щедро озолотил греков.
Однако на пути домой 85-летний царь скоропостижно скончался в 358 году до н. э. Это был воистину сильный и могучий человек, который не только провел значимые реформы, на что никто не решался, но и одержал множественно славных побед. Один из величайших полководцев и законодателей Спарты за всю её историю. Так, как оплакивали Агесилая II, не оплакивали пожалуй никого доселе и более из спартанских царей, ибо он не только был великим деятелем, но и хорошим человеком, близким народу, который ещё никогда не падал духом. Несмотря на то, что его деяния имели далеко идущие последствия и сыграли не последнюю роль в становлении державы, Агесилай не удостоился прозвища «Великий», так как не при его жизни все это произошло, да и его дела современникам не казались какими-то чрезмерно великими.
Агесилай II Спартанский[4]. Под таким именем он и вошёл в историю.
Правление Архидама III
Архидам III (по другим данным — Архимед)
Ещё при жизни отца Архидам вёл активную управленческую и политическую деятельность: в отсутствие Агесилая II занимал пост регента, принимал активное участие в проведении реформ. В 371 году до н. э., после победы отца при Левктрах, царевичу-регенту стало известно о заговоре, что составили аристократы, посчитавшие самодеятельность Агесилая II в Беотии признаком того, что царь хочет «узурпировать власть и править Спартой, как кровавый тиран». Архидам немедленно выехал в Беотию вместе со своими друзьями и предупредил отца, после чего тот отправился к дельфийскому оракулу. После этого Агесилай II c войском пошёл на Спарту, а сын сопровождал его.
После переворота, едва город перешёл в руки мятежников, царь отправил Архидама во главе всадников и стрелков в Мессению, чтобы пресечь возможность восстания, которой решили воспользоваться илоты. Сын царя справился и с этим. За обе эти заслуги, Агесилай II назначил Архидама тайным эфором, однако более при жизни царя-реформатора не было ни заговоров, ни попыток мятежа. В 359-358 гг. до н. э. он снова занимал пост регента из-за войны отца в Египте, откуда он уже не вернулся живым. После оплакивания и похорон Агесилая II Спартанского, Архидам был провозглашен царем Архидамом III.
Во время своего правления, Архидам III продолжал деяния отца. Как и Агесилай, его сын был неравнодушен к коннице. Причем важно отметить, что именно неравнодушен. Агесилай II создал отличную конницу, которая могла тягаться хоть с беотийской, хоть с фессалийской, но за этим крылся скорее холодный расчет, чем любовь к кавалерии. В пользу этого говорит, что конницу Агесилай создал в Малой Азии для битв с Персами, потом использовал против Фессалии и Фив, которые в этом роду войск толк знали. Но сам он на коня, несмотря на врождённую хромоту, не садился и не только осуждал тех, кто ,жалуясь на такой же недуг, просился во всадники, но и сам сражался пешим в первых рядах. И когда царевич предложил царю реформировать его отряд из 300 гипеев (они имели коней, но использовали их на марше, а дрались пешими) из гоплитов во всадников, Агесилай II не оценил предложения и сказал сына, что он сможет делать что угодно, лишь когда его не станет. После смерти отца, Архидам III добился своего. Он переобучил гипеев биться конными, совершать маневры и наносить удары. Так же царь изменил их экипировку: забрал гоплоны, заменил прежние шлема на беотийские и раздал более длинные копья, для нанесения более эффективного удара по вражеской коннице или фланг и тыл пехоты (данная реформа была проведена по отношению к гвардии Еврипондтидов, а 300 воинов Агиадов остались прежними). Такое же перевооружение затронуло и остальных спартанских всадников, которые теперь все именовались гиппеями, а 300 телохранителей царя — царскими гиппеями.
Спартанский царский гиппей
Не забывал царь и про внешнюю политику. В 346 году до н. э. наемники Кносса, который стремился к гегемонии на Крите, захватили Литт, колонию спартанцев. В ответ на это, Архидам собрал войска и отправился на Крит. Освободив Литт и разбив наемное войско Кносса, Спарта осадила город. Несостоявшийся критский гегемон обратился за помощью к Афинами, в которых разыгрался настоящий спектакль. Оратор Демосфен призывал собрать силы и дать отпор спартанской агрессии. Ему возразили не только разумные головы, припомнившие, что это Кносс начал войну, а ещё не хотевшие новой Пелопонесской войны, когда были дела поважнее во внешней политике. Самым же главным противником Демосфена выступил Исократ, ярый сторонник единства греков. В итоге в Афинах развели дискуссии, а Кносс так и не получил помощи и сдался. После того, как побеждённый город выплатил контрибуцию, Литт и другие враги Кносса пожелали присоединиться к Коринфской Лиге. Вскоре, к всеобщему удивление, это сделала и Кносс, который понял, что на Афины особых надежд возлагать не стоит, а со Спартой лучше дружить. И хотя другие города Крита в начале были против, Архидам III на Союзном совете напомнил, что в уставе союза, лидером которого является Спарта, членам запрещено воевать друг с другом, а значит Кносс не только отказывался от гегемонии на острове, но и признавал превосходство Спарты. Таким образом весь Крит вошёл в Коринфский союз, ровно как и в сферу интересов Лакедемона.
Всё это привело к напряжению в отношении двух хозяев Греции. Победа спартанцев над Кноссом вызвало недовольство в Афинах. И дело даже было не в том, что Кринфский союз расширился, а то, что авторитет Афин пошатнулся. Ведь вместо того, чтобы придти к какому-то мнению и принять решения с красивым обоснованием, граждане полиса устроили нескончаемые и бескомпромиссные дебаты, которые так и ни к чему не привели. В связи с чем, многие союзники Афин, уже начавшие к тому моменту с интересом поглядывать в сторону Спарты, усомнились в надежности такого союзника. Дабы упрочить своё положение, Афины начали, что называется, закручивать гайки и урезать автономию членов Второй Афинского союза. Спарта выступила категорически против, что только подлило масла в огонь.
Разгоравшееся напряжение пытался разрядить всё тот же Исократ, проповедовавший идеи панэллинизма. Он призывал греков не ссориться по пустякам, а объединиться так, как это уже было во времена греко-персидских войн. Для этого он предлагал разделить сферы власти, как в те же старые добрые времена: Спарта должна была стать гегемоном на суше, а Афины — на море.
И спартанцы, и афиняне ничуть не возражали против эллинского единства, но оба видели только себя в роли первых среди равных, которую отнюдь не желали делить с кем бы то ни было. Однако Исократ всё же добился своего не без посторонней помощи. На арену противостояний вышел третий и совсем неожиданный игрок — Македония.
Воцарившийся в ней царь Филипп II взял жесткий курс на усиление и возвышение своего государства. Совершив ряд преобразований в армии, македонский царь значительно повысил её боеспособность. Разгромив иллирийцев, что уже ни раз совершали набеги на Македония и даже убили предыдущего царя Пердику III, старшего брата Филиппа II, македонский царь обратил внимание на Восток, а именно афинских союзников в Халкидики. Осадив его 357 году город Амфиполь, Филипп II взял его уже через несколько дней, а затем, к ужасу афинян, подчинил себе всю Халкидику. Затем, македонский царь отправился в Фессалию, регион, к которому и Спарта проявляла интерес. После смерти Ясона Ферского в 370 году до н. э. в результате заговора, вся мощь Фессалии и её амбиции на гегемонии в Элладе начали падать и она погрузилась в междоусобицу. Спартанцы и их союзники фокийцы поддерживали город Феры, которому они на помощь отправили войско, как царь Агесилай II египтянам. Другие же города Фессалии пригласили македонского царя. Потерпев пару раз неудачу в столкновении со спартано-фокийским контингентом, Филипп II взял решительный реванш на Крокусовом поле в 353 году до н. э. Поражение не было разгромным, благодаря грамотному командованию фокийского военачальника Ономарха и сына Архидама III Агиса, и чрезмерно больших потерь удалось избежать. Однако войскам Коринфского союза пришлось уйти, и Филипп II стал гегемоном Фессалии, успев к этому моменту испортить отношение и с Афинами, и со Спартой.
Идти в Грецию смысла не было, так как отступившие войска Коринфского союза заняли Фермапильский проход. Филипп II не стал попросту тратить время и силы и направился усмирять и покорять Фракию, чьи набеги тоже не давали покоя Македонии. Однако после покорения этого балканского царства Филипп II взял осаду Византий и Перинф в 340 до н. э. и перехватил афинские суда, которые везли из черноморских греческих колоний зерно. Афины буквально разорвало от гнева и в Спарту были отправлены послы для заключения договора о совместной борьбе против Македонии. В результате было достигнуто соглашение, по которому афиняне получали командование над военно-морскими силами обоих союзов, а Спарта — сухопутными. Дело явно шло к прямой конфронтации.
Примечания
[1] Подобного рода слова произнес Филипп II над телами бойцов Священного отряда, после битвы при Херонее в 338 до н. э.
[2] Ну тут Агесилай у меня получился ни то Марий, ни то Сулла, ни то Цезарь. И резню знати учинил, и первым повернул войска на Спарту, и раздал землю простым гражданам и выступил гарантом их интересов.
[3] Для спартанцев, которые до с 20 до 30 жили в казарме, это были ещё неотёсанные. Но для полиса, а в котором они заседают в совещательном органа, этого вполне достаточно.
[4] Это всё равно почетно, так как в РИ прозвище «Спартанский» носил лишь законодатель Ликург.