Взгляд Василиска. 24
С рассветом японская эскадра снова двинулась в бой, но тут ее ожидал сюрприз. Ночью русские миноносцы проскользнули к протраленному накануне проходу и набросали там мин. Разумеется, маленький дестроер это не большой минный транспорт вроде «Амура», и много мин взять не может, но шедшему впереди вспомогательному крейсеру «Синано-мару» мало не показалось. Взрыв от русского гостинца разворотил ему борт напротив кочегарного отделения и несчастный пароход, мобилизованный на военную службу, стремительно затонул. Делать нечего, пришлось тральщикам снова распускать свои снасти и утюжить море. Взбешенный очередной задержкой Того решил, что броненосец, пусть даже и устаревший, слишком опасный противник для броненосных крейсеров и на этот раз двинулся вперед сам с главными силами. Четыре броненосца, вне всякого сомнения, легко расправятся с одним «Севастополем» и «Россией», а на тот случай если русские крейсера попробуют сбежать через какой-нибудь одним им известный ход в минных полях, у острова Сан-шан-тао остался отряд из четырех броненосных («Асама», «Якумо», «Ниссин», «Касуга») и двух бронепалубных («Касаги», «Читосе») крейсеров. Еще два малых крейсера («Чиода» и «Акицусима») дежурили у на всякий случай у Порт-Артура вместе с миноносцами. На тот случай если русским, каким-нибудь невероятным способом, все же удастся пробиться к транспортам, высадку прикрывали «Токива» и «Идзумо», а оставшиеся «Адзума» и «Иватэ» караулили в Цусимском проливе «Рюрик» с «Авророй».
Увидев, кто на него двигается, командир «Севастополя» лишь коротко перекрестился. То, что шансов у него нет, было понятно сразу, но капитан второго ранга Кроун был не из тех, у кого опускаются руки, и русский броненосец, подняв боевые флаги на стеньгах, отважно двинулся в свой, возможно, последний бой. Адмирал Того, увидев, как одинокий русский корабль идет прямо на его отряд приказал открыть огонь. Могучие японские орудия обрушили на своего противника сотни килограмм стали и взрывчатки, но «Севастополь» шел среди огромных всплесков как заговоренный. Ответного огня не открывал, пока не приблизился к противнику до сорока пяти кабельтовых. Примерно в это время случилось и первое попадание фугасным снарядом в боевой марс русского броненосца. Малокалиберные пушки были давно сняты, а их место занял дальномер. Увы, все, что успели обслуживающие его моряки, это передать в последний раз дистанцию старшему артиллеристу. Взрыв, снесший фок-мачту, буквально испепелил их, оставив «Севастополь» без дальномерной станции. Однако его башенные орудия были уже заряжены и наведены на цель. Получив приказ наводчики, затаив дыхание, нажали на педали пуска, и тяжелые снаряды полетели во врага. Впрочем, цели достиг только один из них, угодивший прямо в середину плиты верхнего пояса и не взорвавшийся. Тем не менее, удар был такой силы, что закаленная броня не выдержала и в ней образовалась довольно большая пробоина. Но море было тихим, ватерлиния далеко и боеспособность «Микасы» никак не пострадала. В ответ японцы просто завалили русский броненосец снарядами. Попадания стали происходить один за другим. Вслед за сбитой мачтой, за борт отправилась еще и труба, и скорость и без того не великая еще больше упала. На шкафуте вспыхнул пожар, носовая шестидюймовая башня замолчала, однако, остальные орудия его продолжали ожесточенно отстреливаться.
Прошло, наверное, не более получаса, когда русский броненосец оказался совершенно разбит. Мачты и трубы его были сбиты, артиллерия приведена к почти полному молчанию и лишь одна казематная шестидюймовка упрямо продолжала вести огонь. Казалось еще немного и японцы уничтожат корабль, но неожиданно их огонь утих, и вражеские корабли один за другим стали разворачиваться и уходить в сторону протраленного прохода. Кроун не веря своим глазам вышел из боевой рубки и его глазам предстала картина ужасного разгрома. Казалось, не было не единой железной детали, которую не покорежило бы попаданием снаряда или осколка. Все что могло сгореть – горело, все, что могло быть разбитым – было разбито. Но, по какой-то неведомой причине, противник уходил, не добив их. Впрочем, бой был еще не окончен. Того уведя свои броненосцы не забыл отдать приказ миноносцам атаковать поврежденный русский корабль и те дружно бросились на показавшуюся им легкой добычу. Но тут выяснилось, что «Севастополь» все-таки не один. Наперерез вражеским дестроерам выскочили русские миноносцы, а из Дальнего на помощь спешила «Россия» и «Диана». Японская атака была отбита и к почти потерявшему надежду на спасение броненосцу подошли буксиры начавшие заливать огонь на нем водой. Но отчего же Того решил отойти?
Все о чем мечтал Алеша, осуществилось. Он стоял на мостике своего броненосца, право командовать которым, заслужил в бою. Пусть впереди сражение, может быть гораздо более тяжелое и кровавое, чем все предыдущие, но это и была та жизнь, которую он всегда хотел. Все что в его недолгой жизни не сложилось, он оставлял на берегу. Высокопоставленную родню и дворцовый этикет, разбитое сердце и несостоявшуюся любовь. Штабные дрязги и мелочные интриги… к черту! Есть только море и противник впереди. Делай что должно и будь что будет!
— Как настроение Алексей Михайлович? – окликнул его стоящий рядом Иессен.
— Превосходно Карл Петрович.
— Ну-ну, как скажете.
Выход дался русской эскадре не просто. Вынужденная стоянка плохо отразилась на боевом духе русских моряков. Ослабло рвение к службе, участились случаи нарушения дисциплины, причем не только со стороны матросов, но и офицеров. Полученный приказ «разводить пары и быть готовыми к выходу», казалось, никто поначалу не воспринял всерьез. Лишь на «Ослябе» и других кораблях первого броненосного отряда сразу же задымили трубы. На запрос о готовности к выходу, с «Цесаревича» и «Ретвизана» ответили нечто невразумительное, и обычно спокойный адмирал немедленно приказал сообщить им о своем неудовольствии. Начальника второго броненосного отряда адмирала Ухтомского это так удивило, что он лично прибыл на катере получить разъяснения. Неизвестно, что ему ответил Иессен, но князь выскочил из его салона как ошпаренный. А «Новик» и «Боярин» тем временем уже выходили в море. Несмотря на то, что проход считался закупоренным, тральные работы продолжались с прежней интенсивностью. Впрочем, японцы с той же энергией выставляли мины обратно. Так что во избежание подрывов впереди русских кораблей шли землечерпалки и грузовые шаланды с тралами. Выход броненосцев прошел без эксцессов, а вот с крейсерами случилась беда. На только что вышедшем из ремонта «Громобое» случилась неполадка в машине, и он был вынужден застопорить ход. Идущий следом «Богатырь» едва не протаранил ему корму, но Стеманн оттолкнувший растерявшегося рулевого успел в последний момент переложить штурвал и крейсер вывалился из строя. Увы, из-за этого он покинул безопасное место и налетел на сорванную с якоря мину. Последовавший за этим взрыв поведал эскадре, что перед решительным боем она осталась без одного из лучших крейсеров. К счастью, несмотря на полученные им повреждения, «Богатырь» не погиб. Дав задний ход, его командир сумел выбросить свой корабль на берег и предотвратить катастрофу. Это происшествие также не способствовало поднятию духа, но, тем не менее, Иессен смог вывести оставшиеся корабли без потерь и двинулся дальше. Впереди шли разогнавшие японских разведчиков «Новик» и «Боярин» и миноносцы первого отряда. За ними сильно растянувшаяся колонна броненосцев. Первым шел «Ослябя», за ним «Пересвет», «Победа» и немного отстав «Ретвизан». Затем «Цесаревич» под флагом Ухтомского? «Полтава», и «Николай» концевым. Параллельно им шли крейсера. Головным «Баян» под флагом Рейценштейна, затем «Громобой», «Аскольд» и «Паллада» и второй отряд миноносцев.
— Я полагал, ваше превосходительство, — негромко сказал великий князь, — что вы перенесете свой флаг на «Ретвизан».
— Я вам так надоел? – обернулся к нему Иессен.
— Он гораздо лучше бронирован и вооружен, а потому куда лучше подходит для того чтобы возглавлять колонну, — не принимая его шутливого тона ответил Алеша.
— Вздор! – отрезал адмирал, — я хочу идти в бой с людьми, в которых уверен. Право, Щенснович меня сильно удивил. И пренеприятно-с!
— Наша затея с фиктивной закупоркой прохода удалась, — пожал плечами командир «Осляби», — причем настолько, что в это поверили не только японцы, но и наши.
— Да уж, — усмехнулся в ответ командующий эскадрой, — прямо не знаю как вы меня и уговорили на такое. Просто, какое-то византийское коварство! Признайтесь честно, это все-таки ваша идея или Микеладзе?
— Какая разница, — вздохнул Алеша, — главное, что она удалась.
— Удалась ли? Столько времени сиднем просидели в гавани, что выходить разучились.
— Неизбежная на войне случайность. Могло быть хуже.
— Вы прямо как Плевако* заговорили!
Эскадра, постепенно разгоняясь, шла вдоль побережья Квантуна. Иессен знал, что вчерашняя попытка противника прорваться в Талиенваньскую бухту была отбита. Но также он прекрасно понимал, что сегодня японцы попробуют снова и, возможно, куда большими силами. И теперь нужно было успеть, прежде чем они уничтожат оказавшиеся там по воле случая корабли. Для себя Иессен давно решил, что сосредоточение в Порт-Артуре большинства наличных сил было ошибкой. Слишком уж неудобной и тесной базой был этот порт. Практически беззащитный Дальний также не мог исправить этой ситуации. Все, решено, как только позволит обстановка часть крейсеров отправится в рейд, а затем уйдут во Владивосток. В первую очередь, «Россия» и «Громобой». Слишком большие, но при этом мало подходящие для эскадренного боя. И вспомогательные крейсера с ними. Только бы их не потопили, только бы успеть.
————
*Плевако. – Известный адвокат, начинавший свои речи в суде: — «Господа, а ведь могло быть и хуже!»
Из-за того, что русские глушили радио искрой, разведчики слишком поздно донесли командовавшему японскими броненосными крейсерами адмиралу Катаока о том, что вражеская эскадра в полном составе вышла из Порт-Артура и младший флагман Того оказался в крайне щекотливом положении. Сражаться вчетвером против семи он не мог, но уйти, воспользовавшись преимуществом в скорости, тоже не имел права. Поскольку в этом случае, коварный враг мог запереть японские броненосцы в Талиенваньском заливе и либо расстрелять их, когда они попытаются выйти протраленным проходом, либо, дождавшись темноты атаковать их миноносцами. Впрочем, авизо с донесением уже послано к командующему, и броненосцы скоро покинут ловушку расставленную им хитроумными гайдзинами. Надо продержаться совсем немного и тогда русские заплатят сполна за свое вероломство. Вот только нельзя подходить слишком близко, подставляя свои корабли под ужасные бронебойные снаряды северных варваров.
На протяжении всей войны, сражение обычно первыми открывали японцы, прекрасно стрелявшие на дальние дистанции. Однако на сей раз, первыми тишину разорвали пушки начавшего пристрелку «Осляби». Снаряды русского флагмана легли довольно далеко от идущей головной «Асамы», но Гревениц с Черкасовым нимало не смутившись, продолжали колдовать у приборов. Противник немедленно ответил, впрочем, с тем же успехом.
— Ваше превосходительство, не пора ли перейти в рубку? – обратился к Иессену вахтенный офицер.
— Из нее плохой обзор, — поморщился тот, — право же, эти отражатели, установленные на смотровых щелях, ничего не дают рассмотреть.
— Ваше императорское высочество, может быть вы…
— Успеем еще, — равнодушно отозвался Алеша, — расстояние великовато для их восьмидюймовок.
Впрочем, всплески вставали все ближе к «Ослябе» и первые осколки от разрывающихся от удара об воду снарядов зазвенели по борту русского корабля.
— Барон, вы скоро? – с некоторой ленцой в голосе спросил у флагарта адмирал.
— Не извольте беспокоиться, — пробурчал сквозь зубы Гревениц и действительно, следующие русские снаряды подняли водяные столбы совсем рядом с противником.
— Есть накрытие! – восторженно воскликнул Черкасов.
— Передать дистанцию на «Пересвет»!
— Есть!
Идущий следующим за флагманом броненосец немедленно присоединился к ним, дав два полузалпа главным калибром. Затем его орудия замолчали, но тут же загрохотали пушки «Осляби». Так чередуясь, они вели пристрелку и вскоре наблюдатели доложили:
— Есть попадание!
— Ну, наконец-то, — тяжело вздохнул Алеша.
Пока его корабль стоял в гавани, великий князь сделал все, чтобы расчеты его орудий главного и среднего калибра продолжали тренироваться. Он даже едва не поругался с Угрюмовым, настаивая, чтобы их не назначали на работы на берегу, а занимали боевой учебой. Правда, кроме стволиковых стрельб, польза от которых в бухте довольно сомнительна, других упражнений для наводчиков не было. Но что поделаешь, за неимением гербовой пишут и на простой. Зато подача снарядов и наводка орудий была доведена до совершенства и теперь люди действовали как живые механизмы, давая в сторону противника залп за залпом.
— Какие снаряды? – поинтересовался он у Черкасова.
— Пристреливались чугунными, — отозвался тот, — а сейчас стальные фугасы с трубками Барановского.
— Хорошо.
— Алексей Михайлович, — изогнул бровь адмирал, — да вы ведь, эдак, все модернизированные снаряды израсходуете и Того ничего не останется.
— Его броненосцы слишком хорошо бронированы, — немного нервно возразил Алеша, — а вот с этими плавучими недоразумениями вполне можем сладить.
— Эко, вы пренебрежительно о крейсерах противника, батенька, а ведь итальянцы совсем новые.
— Так себе корабли, Карл Петрович, имел я возможность с ними ознакомиться. Мореходность низкая, экипажу тесно, скорость тоже не поражает. Броненосцы для бедных! Недаром их так в Южной Америке любят.
— Зато вооружены недурно, — возразил Иессен, — и, кстати, мы их вполне могли приобрести. Чего-то главный штаб заартачился, по типу они нам, видишь ли, не подходят!
— Соглашусь с Зиновием Петровичем*, по типу они нам и впрямь не подходят, хотя купить их все же следовало.
— Как это так, ведь противоречите сами себе?
— Вовсе нет, корабль, перекупленный у вероятного противника равен двум**. У нас на один больше, а у него на один меньше.
— Остроумно, кстати, а давайте все перейдем в рубку, похоже, становится жарко.
Противоборствующие эскадры все больше сближались, однако Катаока не собирался расходиться с русскими на контркурсах. Да и терпеть неожиданно точный огонь врага ему как-то не хотелось, а потому его крейсера отчаянно маневрировали, выходя из строя всякий раз, как снаряды противника начинали ложиться рядом. От попаданий его это все же не спасало, но серьезных повреждений пока удавалось избежать. Поравнявшись с «Победой», японский адмирал приказал повернуть все вдруг, что его корабли и проделали с немалым изяществом.
— Вы только посмотрите, что они творят? – с веселой злостью воскликнул Иессен, — ведь до чего слаженно маневрируют сукины дети! Нет, не я буду, если не научимся так же.
Очевидно, японский адмирал рассчитывал, что пользуясь превосходством в скорости, сможет сделать русской эскадре палочку над «Т», но тут в дело вмешался случай. Едва все японские крейсера закончили поворот и легли на обратный курс, на «Асаму» обрушился целый ливень снарядов. По нему и так вел огонь «Победа» и начал пристрелку «Ретвизан», а тут еще присоединился имевший репутацию отличного стрелка «Полтава». Сейчас трудно сказать чей снаряд нашел цель, но, как видно количество перешло в качество и один из стальных гостинцев вместо того чтобы поднимать высоченный всплески рядом с вражеским кораблем ударил его в кормовую башню. Тяжелый русский снаряд проломил гарвеевскую броню и исправно разорвался внутри, заставив детонировать сложенные там снаряды. Сила взрыва была такова, что восьмидюймовую башню подбросило вверх, как пробку из бутылки шампанского, а еще через несколько секунд огонь достиг погребов и ужасный взрыв возвестил о доблестной кончине храбрых японских моряков. Обреченный крейсер, мгновенно лишившись хода и доброй половины кормовой оконечности, начал быстро оседать на нее, а хлынувшая внутрь котельных отделений вода поставила точку в разыгравшейся трагедии.
Когда японцы заказывали фирме Армстронга «Асаму» и «Токиву», во многих флотах мира уже применялись новейшие водотрубные котлы системы Бельвиля, но склонные к консерватизму англичане остановили свой выбор на устаревших огнетрубных. Отчасти их можно было понять, новинка еще только начала применяться и даже в английском флоте у механиков с ними была куча проблем. Что уж тут ожидать от азиатов, только начавших свой путь к прогрессу. Впрочем, эти корабли стали последними в японском флоте с огнетрубными котлами, и следующая пара крейсеров получила таки свои бельвили. Но вот сегодня для многих японских моряков эта особенность оказалось роковой. Когда забортная вода достигла раскаленных котлов, они немедленно разорвались, выпустив находящийся под чудовищным давлением пар и разломав при этом днище обреченного крейсера. «Асама» стал стремительно погружаться и скоро только водоворот показывал место его последнего упокоения.
— Вот это, да, – только и смог проговорить потрясенный Иессен, пока его подчиненные дружно орали — «Ура!»
—————————
*Зиновий Петрович Рожественский. Контр-адмирал, начальник МГШ.
**Через тридцать с небольшим лет эту фразу в нашей истории сказал ИВС.
Японские крейсера, лишившись командования, какое-то время продолжали идти прежним курсом. Заметив это, русский адмирал приказал последовательно повернуть на четыре румба влево, чтобы сблизиться с дезорганизованным противником и расстрелять его. Впрочем, японцы быстро сообразили, что он хочет и, увеличив скорость, разорвали контакт. Понимая, что враг уходит, русские обрушили всю ярость своего огня на оказавшийся концевым «Якумо», но торопясь лишь мешали друг другу пристреливаться. Виляя меж вздымающихся вокруг всплесков подобно зайцу, убегающему от лисицы, японский крейсер, густо дымя из труб, вырвался из огненного мешка, получив все же несколько попаданий.
Тем временем Того оставив недобитым «Севастополь» уже выводил свои броненосцы из едва не ставшим ловушкой залива. Похоже, русские опять его обманули, заставив играть по своим правилам. Но ничего, сейчас он все исправит! Впрочем, кажется, противник настроен более чем серьезно. Колонна броненосцев идет прямо на него, рассчитывая, очевидно, зажав его между собой и минными заграждениями, сойтись накоротке. Посмотрим, что у них получится, ибо превосходство в скорости за японцами!
А на русском флагмане, Алеша немного раздраженно выговаривал артиллеристам.
— Право, господа, ну что это была за стрельба? К чему мы столько тренировались, если при первом же удобном случае вся эскадра бросилась палить, «кто в лес, кто по дрова»!
— Полно вам Алексей Михайлович, — возразил Гревениц, — отстрелялись мы весьма недурно. А самое главное метод пристрелки проверен и, как выяснилось, вполне работоспособен! Ну, а что первый блин комом, так без этого никак.
— Ну, хорошо, хотя «Асама» явно не наша заслуга.
— Наша не наша, какая разница? Главное за «Варяг» поквитались.
— Тоже верно, кстати, мне кажется, кое в чем мы, все же ошиблись.
— И в чем же?
— Отрядную пристрелку надо вести не с головного, а со второго корабля в линии. Так мы смогли бы сосредоточить на противнике огонь не двух, а трех броненосцев.
— Хм, в этом что-то есть. Впрочем, это мы попробуем в следующий раз, а сейчас нам предстоит торжественное рандеву со старым знакомым.
Увидев японскую колонну, осторожно идущую в протраленном от мин проходе, Иессен азартно приказал прибавить ход, чтобы успеть занять выгодное положение и расстрелять анфиладным огнем лишенного маневра противника. «Ослябя» тут же начал разгоняться, увлекая за собой более быстроходные броненосцы и почти успел. Когда русский броненосец открыл огонь, «Микаса» был уже у самой границы минного заграждения. У Гревеница и его подчиненных было от силы десять минут пока идущий как по нитке флагман Того мог отвечать лишь из носовой башни и они сделали все что могли. Идущие на полном ходу русские корабли обрушили на японца целый шквал огня. Огромные всплески, поднимающиеся вокруг него, достигали верхушек мачт. Увы, было совершенно невозможно определить, где чей всплеск, для корректировки стрельбы, ясно были лишь что враг находится под накрытием, так что комендоры просто посылали в противника снаряд за снарядом, надеясь что количество перейдет в качество. Однако огромный броненосец был забронирован куда лучше погибшего только что крейсера и спокойно выдержал все пришедшиеся на его долю попадания. Покинув опасную зону «Микаса» повернул на шесть румбов влево и немедленно ввел в дело свою многочисленную артиллерию. На «Ослябе» подняли сигнал остальным кораблям отряда вести огонь по способности и сосредоточили все внимание на вышедшем из огненной ловушки вражеском флагмане.
Идущему вторым «Асахи» повезло гораздо меньше. Пристреливаясь по «Микасе» русские броненосцы дали несколько залпов с перелетом и один из снарядов по счастливой случайности угодил ему в носовую оконечность, разбив при этом якорную лебедку и подняв пожар. Пока его тушили, дым и огонь мешали японским артиллеристам стрелять. Впрочем, серьезных повреждений он так же не получил, так что выйдя из прохода броненосец повернув вслед за флагманом сцепился в артиллерийской дуэли с «Пересветом».
Как это ни странно наиболее пострадал, идя по русским огнем третий японский броненосец «Сикисима». Возможно, дело было в том, что расстояние к тому времени сократилось, а может быть артиллеристы «Победы» и «Ретвизана» после утопления «Асамы» поймали кураж, но противник в короткое время получил четыре крупнокалиберных снаряда и почти десяток шестидюймовых. Один из них пронизал трубу японскому кораблю, значительно уменьшив тягу. Другой угодил в башню, заклинив ее.
Третий проломил броню каземата и разорвавшись, заставил детонировать складированные рядом с пушкой снаряды и заряды. Последовавшие за этим взрывы уничтожили и два соседних орудия, а вырвавшееся на свободу пламя казалось, испепелит весь броненосец. Тем не менее, и он вышел из опасного коридора, после чего обрушил всю мощь уцелевшей артиллерии на «Победу». По «Хатцусе» огонь вели уже только «Ретвизан» с «Цесаревичем» и добились на двоих одного единственного попадания. Более тихоходные «Полтава» и «Николай» совсем отстали, но тоже время от времени пытались достать японского концевого ведущего перестрелку с «Ретвизаном».
— Какой у нас ход? – мрачно спросил Иессен.
— Шестнадцать узлов, — тут же ответили ему, сверившись с лагом.
— Сейчас Того прибавит ход и начнет нас опережать.
— Надеюсь, мы успели нанести ему немало повреждений, — с надеждой в голосе высказался Черкасов. Я видел не менее трех крупнокалиберных попаданий.
— Надежда дело хорошее, но только не похоже чтобы японец сильно пострадал. Вон как жарит из всех стволов!
— Это так, — согласился с адмиралом великий князь, — вот только скорость прибавлять он отчего-то не торопится. Впрочем, в артиллерии у него и так и преимущество.
Действительно, у японских броненосцев главный калибр был калибром в двенадцать дюймов, против десяти на большинстве русских кораблей первого отряда и семь шестидюймовок в залпе против пяти. Не говоря уж о том, что они были лучше бронированы, а их комендоры лучше стреляли. В несколько лучшей ситуации был «Победа» ухитрившийся вывести носовую башню и половину шестидюймовок правого борта у своего соперника.
— А не слишком ли мы от Ухтомского оторвались? — проронил кто-то из офицеров.
— Князь то, как раз на «Цесаревиче» не отстал, — усмехнулся Алеша, а вот наши старички за колонной явно не поспевают.
— Все таки, а почему Того не прибавляет ход? – задумчиво спросил Иессен не обращая внимания на разговоры.
Причина этого выяснилась много позднее. Как оказалось, один из русских снарядов, опровергая известную поговорку, угодил в броневую плиту уже поврежденную «Севастополем». Будучи треснувшей, она не смогла противостоять новому удару судьбы и раскололась, причем изрядный кусок выпал в море, оставив вместо себя довольно большую пробоину. Так что теперь когда «Микаса» разгонялся, поднятая его форштевнем вода начинала поступать внутрь корпуса броненосца. Узнав об этом, японский адмирал был вынужден сбросить ход и противоборствующие эскадры шли практически с одной скоростью, обмениваясь друг с другом ударами. И тут русские моряки в который раз обратили внимание, что японские снаряды производя ужасные разрушения при попадании в небронированные части кораблей, совершенно беспомощны против защиты даже умеренной толщины.
После гибели адмирала Катаока, командование тремя уцелевшими броненосными крейсерами принял командир «Ниссин» — капитан первого ранга Такеноучи. Не желая оставаться праздным во время сражения, он попытался вернуться и взять колону русских броненосцев в два огня, но тут дорогу ему преградил отряд Рейценштейна. Недурно бронированные «Баян» и «Громобой» могли не бояться своего противника, и смело пошли на сближение, связав его боем. А бронепалубные крейсера, напротив, сначала держались в стороне, а затем, развив максимально возможный ход, ринулись вместе с миноносцами первого отряда в сторону Быдзево.
А в это время сильно избитый «Севастополь» входил на буксире в гавань Дальнего. Пожар на нем почти потушили, но все равно, исковерканные и закопченные борта показывали, насколько тяжело дался броненосцу этот бой. С берега за ним наблюдало немало любопытных глаз. Но если русские мастеровые, смотрели на покалеченный корабль с нескрываемой тревогой, то китайцы равнодушно или даже со злорадством. Среди последних был и господин Вонг нарядившийся на этот раз как средней руки торговец. Полюбовавшись на повреждения «Севастополя» и погадав о судьбе прочих русских кораблей, он собрался было идти домой, как к нему подошел оборванный китаец с грязной косой и подобострастно поклонившись, передал записку. Прочитав накарябанные на обрывке бумаги иероглифы, лжекитаец нахмурился и быстрыми шагами направился к дому Тифонтая. Оглядевшись перед калиткой и не заметив ничего подозрительного, Вонг вошел внутрь и скоро стоял перед купцом внимательно читавшего какую-то толстую книгу.
— У вас есть для меня новости? – обеспокоенно спросил он, погруженного в чтение Тифонтая.
— Да, — неопределенно махнул головой китаец.
— Говорите.
— Русская эскадра вышла из внутреннего рейда в открытое море.
— Но… каким образом? Вы же утверждали, что до окончания работ по освобождению прохода еще не менее трех недель!
— Как видите, я ошибался, — сокрушенно вздохнул тот.
— Непростительная ошибка, надо немедленно сообщить нашему…
— Я думаю, все ваши уже знают.
— Что-то вы не выглядите слишком уж расстроенным, — протянул Вонг подозрительно глядя на своего собеседника.
— С чего бы мне расстраиваться? – удивился тот, — я не являюсь подданным вашего микадо, и мне нет дело до его удач или поражений.
— Негодяй, — процедил японец, — ты пожалеешь об этом!
Выпалив это, он бросился на купца, но тот неожиданно проявив несвойственную его возрасту сноровку увернулся и бросил в шпиона первое, что подвернулось ему под руку – толстый фолиант Конфуция. Не ожидавший такой подлости Вонг растянулся на полу, но тут же вскочил.
— Я всегда считал, что китайская философия выше японской, — покачал головой Тифонтай.
— Надеюсь, в потустороннем мире эта мысль придаст тебе успокоения, — прохрипел лжекитаец, вытаскивая нож.
— Поигрались и будет, — решительно заявил за его спиной, вышедший из соседней комнаты с двумя жандармами ротмистр Познанский.
Вонг резко обернулся, одновременно замахиваясь ножом, но увидев, что на него смотря дула трех револьверов сник.
— Я буду носить цветы на вашу могилу, — пообещал ему купец, — какие предпочитаете?
— Не думаю, что у вас будет на это время, ибо мы скоро там встретимся, — отвечал шпион.
— Ну, хорош, по-басурмански говорить, — прервал его унтер, отбирая нож и скручивая руки за спиной.
— Рекомендую вам с самом скором времени покинуть Квантун, — сказал китайцу Познанский, дождавшись когда Вонга выведут. – Похоже, что здешний климат может оказаться вам весьма вредным.
— Не премину воспользоваться вашим советом, господин ротмистр, — поклонился ему китаец, — если у достопочтенного господина Микеладзе нет для меня других поручений…
— Я как раз передал вам слова Александра Платоновича.
— Я думал, он лично придет за господином Вонгом, вероятно его задержали какие-то очень важные дела? Возможно, он наносил визит к племяннице…
— Господин Тифонтай, — из голоса жандарма мгновенно исчезла вальяжность, — у его сиятельства князя Микеладзе действительно есть важные дела, о которых вам знать не обязательно. Мы очень благодарны вам за оказанное содействие и настоятельно рекомендуем покинуть наш богом спасаемый город, а так же как можно крепче забыть о некоторых известных вам обстоятельствах. Если вы в точности исполните эти наши рекомендации, то мы в свою очередь забудем о том, что ваше содействие было не совсем добровольным и ранее вы вполне исправно служили нашим врагам. Это понятно?
— Более чем, господин Познанский.
— Честь имею!
***
На японских бронепалубниках, разумеется, заметили маневр проделанный крейсерами противника и попытались преградить им путь, но не тут то было. Красавец «Аскольд» подняв бурун упрямо рвался вперед, увлекая за собой своих товарищей, так что даже тихоходная «Паллада» сегодня почти не отставала от него. Два русских шеститысячника легко разогнали собачек адмирала Дева и ринулись вперед прокладывая дорогу более легким собратьям и миноносцам. Через два часа стремительного бега они достигли островов Эллиота и обогнув их ринулись к месту высадки японского десанта. Все это время их радиопередатчики продолжали забивать искрой японские переговоры, и охранявший караван транспортов адмирал Мису никак не мог понять, что же случилось. Увидев идущие на полном ходу вражеские крейсера, он очень удивился, но тут же двинулся им на пересечку. Имевшихся у него сил должно было хватить, чтобы надежно защитить своих подопечных, от прорвавшихся легких сил противника. Но, тем не менее, бой получился тяжелым. Большие русские крейсера, отчаянно маневрируя, атаковали японцев, заставляя их концентрировать огонь на себе и проложили, таким образом, дорогу остальным. «Боярин» и «Новик» тем временем сцепились с «Сумой» и «Акицусимой» и «Тацута».
А вот миноносцы, совершенно не обращая внимания на бой, подобно саранче ринулись истреблять японские пароходы, мобилизованные для перевозки войск суда. Японские вспомогательные крейсера и миноносцы пытались защитить своих подопечных, но все было тщетно. Русским удалось потопить три больших и пять маленьких транспортов, заставив остальных разбежаться в разные стороны. Капитаны тех судов что уже начали разгрузку приняли решение выбрасывать их на берег попытавшись спасти хотя бы людей. На некоторых транспортах офицерам удалось сохранить хотя бы подобие порядка и организованно спустить шлюпки, на других солдаты в панике прыгали за борт и пытались достичь берега вплавь. Многие утонули, но большинству все же удалось спастись, однако их испытания на этом не закончились. Вездесущий «Новик» ухитрился-таки прорваться сквозь завесу японских крейсеров и, пустив по транспортам несколько мин, принялся обстреливать берег из своих орудий. Прогремевшие взрывы так сильно подействовали на переживших высадку людей, что многие из них бросились искать спасения в окружающих лесах, где их потом долго отлавливали патрули.
Узнав, что моряки все это время просто морочили ему голову и в любой момент могли выйти в море, Стессель пришел в состояние бешенства. Грязно обругав всех имеющих отношение к флоту и вообще воде, генерал немного выпустил пар и крепко задумался. За этим занятием его и застала его супруга. Злые языки в Артуре приписывали мадам Стессель неограниченное влияние на своего супруга, что было почти правдой. Умная и волевая дама, действительно многое могла, но вот в чисто военные вопросы никогда не лезла, по крайней мере, напрямую. Вот и в этот раз, выслушав своего раздраженного мужа, она лишь кротко вздохнула и поинтересовалась.
— А что Анатоль, раз наши моряки пошли в бой, так верно у них будут потери?
— Да чтобы их всех потопили! – прорычал в ответ генерал.
— Бедные матросики, — с жалостью проговорила Вера Алексеевна и тут же снова спросила: — а, как ты думаешь, если эскадра схватится с японцами, так они прекратят высадку и не смогут взять Порт-Артур в осаду?
— С теми силами, что они успели высадить вряд ли.
— А много ли они успели?
— Точно не знаю, душа моя, — отвечал успокоившийся генерал, — но судя по донесениям четыре – шесть батальонов с артиллерией высадили. Может немного больше.
— Ну, это совсем немного. В Китайском походе ты и больше громил.
— Что, ты сказала, — немного удивленно спросил Стессель, — а ведь верно, если высадившиеся японцы останутся без поддержки, то их можно будет легко разгромить. Так ты советуешь…
— Ах, о чем ты говоришь, Анатоль, — защебетала Вера Алексеевна, — как я могу тебе советовать, если я ничего в этом не понимаю! Просто если моряки победят с большими потерями, а ты победишь с малыми, то неизвестно кого еще объявят большим героем!
— Ну, разгромить несколько батальонов противника, невелика победа…
— Так напиши в донесении, что разгромил несколько дивизий! – в голосе генеральши зазвенел металл. – Только теперь немедленно отправляйся в Цзинчжоу и скажи этому бывшему жандарму, чтобы он оторвал свой зад от кресла и атаковал противника!
Под напором супруги Анатолий Михайлович едва не вытянулся во фронт и не щелкнул каблуками, но мадам Стессель уже спрятала клыки и подарила ему самую обворожительную улыбку.
— Просто мне кажется, мой дорогой, что Фок в последнее время слишком много о себе думает. Ведь это ты тут самый главный, не так ли, и если тебе в голову пришел такой хороший план, так пусть он пойдет и исполнит его.
— Ты совершенно права Верочка, я немедленно отправлюсь к Фоку и прикажу ему действовать по разработанному мной плану.
Сказав это, генерал заторопился, вызвал адъютанта и приказал ему готовиться к отъезду, не забыв прихватить в качестве конвоя единственную оказавшуюся в гарнизоне кавалерийскую часть – сотню Верхнеудинского казачьего полка. Не прошло и часа, как Вера Алексеевна провожала своего ненаглядного в поход. Помахав мужу рукой и перекрестив его на прощание, она грустно улыбнулась и тихонько сказала про себя:
— Езжай уж, стратег!
Чтобы ни говорили сторонники Дарвина, человек создан по образу и подобию божьему. Иначе как бы он смог создавать величественные здания, прекрасные картины, и другие произведения искусства? Впрочем, судя по всему, без какого-то животного тоже не обошлось. Вряд ли, конечно, это была обезьяна, скорее какой-то хищный зверь. Потому что, чтобы не создавал один человеческий разум, другой непременно приспосабливал к убийству себе подобных. Люди овладели металлами, но лишь для того чтобы ковать себе мечи. Они одомашнили лошадей, чтобы на войну можно было ехать, а не идти. Наконец, они подчинили себе силу пара и электричества, но все на что их хватило это построить огромные броненосцы способные закинуть тяжеленный снаряд на совершенно невообразимое расстояние.
Вот и теперь тысячи людей, совсем недавно еще не очень-то хорошо знавших о существовании друг друга были заняты своим любимым делом – воевали.
Закованные в стальную броню корабли обменивались с противником ударами стараясь нанести как можно больший вред. И преимущество, увы, опять было за японцами. Их корабли были больше, они были лучше бронированы и вооружены. Наконец их артиллеристы лучше стреляли. Иессен вероятно не раз уже пожалел, что не перенес свой флаг на мощный и хорошо защищенный «Ретвизан». К сожалению, высокобортный красавец «Ослябя» был совсем не так крепок, как броненосец построенный в далекой Америке. Его лишенные защиты оконечности, казалось, притягивали к себе вражеские снаряды, наносившие огромные разрушения. Впрочем, пока корабль сохранял боеспособность и вел ожесточенный бой со своим противником. Японцы, принужденные к бою на короткой дистанции буквально заваливали своих противников снарядами, впрочем, так же получая в ответ. Но русские корабли, к сожалению, были хуже защищены и потому получали куда более тяжкие повреждения. «Ослябя» еще как-то держался, а вот его собрату «Пересвету» приходилось туго. Половина его артиллерии бездействовала, небронированные участки борта разбиты. Одна из труб разорвана пополам и сбита стеньга. Получившая при строительстве несколько лучшую защиту «Победа» куда легче перенесла огонь противника, лишенного к тому же доброй половины своей артиллерии. Лучше всех дела обстояли и на «Ретвизане» и «Цесаревиче». Хорошо забронированные, они безболезненно переносили японский обстрел, вполне успешно отвечая ему. Командир «Хатсусе» капитан первого ранга Накао увидев адмиральский флаг на «Цесаревиче» приказал стрелять по нему. На деле это привело к тому, что носовая его башня и большинство шестидюймовок вели огонь по «Ретвизану», а на долю флагмана Ухтомского пришлось лишь то, что осталось. В результате самые мощные русские броненосцы вели стрельбу практически в полигонных условиях. Увы, как не старался Вирен, ему все же не удалось совершить чуда и сделать из не слишком опытных артиллеристов виртуозов своего дела, но все же прогресс был налицо. Идущему концевым в японской колонне «Хатцусе» было совсем неуютно под огнем двух противников. А к ним потихоньку приближался третий. Механики «Полтавы» сделали невозможное, раскочегарив свой корабль до шестнадцати узлов, и самый лучший стрелок русской эскадры, отыгрывая кабельтов за кабельтовым, догонял своего противника. Едва дистанция сократилась, носовая башня русского броненосца дала залп, легший с недолетом, но хорошо по целику. Следующие два легли гораздо ближе, а четвертый и вовсе, скорее всего, привел бы к накрытию, но тут события понеслись вскачь.
В этой борьбе не желавших уступать друг другу соперников все должен был решить случай. Кто первым выбьет противника из строя, тот и победит!
Адмиралу Того совсем не нравилось, что его колонна никак не может опередить своего соперника. Проклятая пробоина в носу все более захлестывалась водой, не давая кораблю развить полный ход. К тому же, русские все больше прижимали японскую колонну к берегу, вынуждая их сокращать дистанцию, на которой их проклятые снаряды становились все более действенными. Нужно было, во что бы это стало вырваться и смертельных клещей и вернуть себе свободу маневра.
Впрочем, аварийные партии уже задраили носовые отсеки и подкрепили переборки, так что час гонки «Микаса» должен был выдержать. Получив заверения от командира корабля, что все возможное сделано, японский командующий приказал просигналить эскадре: прибавить ход до полного. Огромный японский броненосец, не дожидаясь ответа, ускорился, увлекая за собой своих собратьев. И тут японцам улыбнулась удача. Очередной двенадцатидюймовый снаряд угодивший в «Пересвет» разбил броневую крышку люка, а его осколок попал в подшипник левого вала и тот начал греться, угрожая расплавиться и лишить броненосец значительной части хода. Пришлось уменьшать обороты левой машины, и компенсировать поворот рулем. Скорость тут же упала и корабль начал терять место в строю. Сбитые стеньги не давали возможности просигнализировать о случившемся на «Ослябю» и командовавший «Пересветом» Бойсман не нашел ничего лучше как выкатится из колонны вправо, чтобы не подставляться под огонь всей эскадры японцев.
— А вам не кажется, что огонь «Микаса» несколько ослабел? – поинтересовался у Алеши адмирал, за несколько минут до этого.
— Так точно, — отвечал он ему, — одна из его двенадцатидюймовок перестала вести огонь.
— Славно.
На языке великого князя вертелось, что столь малое повреждение противника после почти полуторачасового боя мало чем может помочь, но он промолчал.
— Есть попадание! – восторженно закричал Черкасов, увидев как на шкафуте японского флагмана вспыхнул пожар.
— Ура! – поддержали его крик осиплыми голосами присутствующие.
Но их крики тут же прервал полный отчаяния голос:
— «Пересвет» вышел из строя!
— Что?!!
И действительно идущий вторым русский броненосец окутанный дымом от пожаров стремительно выкатился из строя. На японских кораблях тот успех встретили дружными криками «банзай!», а «Асахи» тут же перенес огонь на «Ослябю». Впрочем, ответ русских не заставил себя ждать. Броненосец «Победа», уже добившийся немалого успеха, продолжал выбивать артиллерию «Сикисимы», разбивая один за другим казематы с пушками. Вдобавок к этому, расчет кормовой башни, пытаясь вести огонь с максимальной скорострельностью, совсем перестал банить стволы и, как и следовало ожидать, при очередном заряжании произошел разрыв ствола. Все это привело к тому, что вполне исправный корабль практически лишился артиллерии и почти не мог стрелять по врагу. Японская колонна тем временем прибавила ход, и «Ослябя» оказался один против двоих противников. Мгновенно засыпанный снарядами русский флагман, отчаянно огрызался, и даже вколотил в «Микасу» напоследок один за другим три снаряда, но ужасные японские фугасы подобно исполинским тесакам располосовали ему трубы и он потихоньку начал отставать. Того мог торжествовать, его эскадра вырвалась таки из огненного мешка и почти уничтожила при этом два вражеских корабля. Однако довольно оглянувшись назад, японский адмирал похолодел. За его флагманом шло всего три броненосца, причем на последнем из них «Сикисиме» бушевал пожар, а артиллерия молчала. Но это еще было полбеды, а где же «Хатцусе»? Увы, догнавшая-таки японскую колонну «Полтава» в последний момент сумела найти в защите своего противника «ахиллесову пяту». Двенадцатидюймовый русский снаряд с хирургической точностью ударил в единственное незащищенное у японского броненосца место – корму. Проломив борт, он проник в румпельное отделение и разорвался, уничтожив рулевую машину. К несчастью для японских моряков, как раз в этот момент в боевой рубке переложили штурвал, чтобы хоть немного сбить прицел пристрелявшимся, наконец, русским броненосцам. И поврежденный «Хатцусе», вместо того чтобы пойти вслед за своим флагманом покатился к русскому строю. На «Победе», с которой уже почти поравнялся японский броненосец, в первый момент подумали, что японец решился идти на таран, и Зацаренный приказал даже переложить руль, чтобы увернуться. Однако скоро стало ясно, что противник потерял управление. Упускать такой момент было никак нельзя, и русские пушки перенеся огонь на нового противника загрохотали с максимально возможной скорострельностью. Дистанция сократилась сначала до пятнадцати, а затем и десяти кабельтовых. Промахнуться на такой растоянии было довольно затруднительно, и попадания следовали одно за другим. Вскоре весь нос японского корабля был разбит, а к «веселью» присоединился корабль Вирена. Башенная артиллерия построенного во Франции «Цесаревича» была не слишком скорострельна, однако ее огонь было легко сосредоточивать на курсовых углах.
Таким образом, получилось, что лишившийся управления японский корабль с трех сторон расстреливали практически на пистолетной дистанции, правда, нельзя сказать, чтобы безнаказанно. Разворот позволил японцам ввести в дело артиллерию неповрежденного борта и русские броненосцы тут же почувствовали на себе, что противника рано списывать со счетов. Тем не менее, их превосходство было подавляющим. И хотя русским снарядам пока не хватало мощности пробить главный пояс или башни, но более тонкие траверзы и казематы не могли служить им преградой и они, пробив броню, калечили внутренности своего врага. Все это время японские моряки лихорадочно пытались поставить перо руля прямо, чтобы поврежденный броненосец мог управляться хотя бы машинами и когда он практически развернулся, им это удалось. Однако лучше бы они этого не делали, потому что теперь к нему на полном ходу приближались «Полтава» и несколько отстававший «Николай», а «Хатцусе» шел к ним навстречу будто агнец на заклание.
Тем временем, на увлекшихся расстрелом потерявшего управление японца броненосцах заметили бедственное положение своего флагмана. Князь Ухтомский не был не то что хорошим, а вообще каким-нибудь флотоводцем, что, в общем-то, знали все на эскадре. Однако в данной ситуации он поступил совершенно верно. Просигналив на «Полтаву», чтобы они добивали подранка, «Цесаревич» вышел из строя и поспешил на помощь «Ослябе», ведя за собой вставших ему в кильватер «Ретвизана» и «Победу».
На японском броненосце, получив небольшую передышку, не обольщались.
Повреждения полученные им от трех противников были слишком велики, а приближавшиеся к нему «Полтава» и «Николай» несмотря на устарелость, славились своими артиллеристами. К тому же державшиеся до сих пор в стороне русские миноносцы, перестали изображать статистов и начали кружиться все ближе к ним, как будто прикидывая, созрел этот плод и можно ли его уже сорвать. Впрочем, на их счастье самые лучшие и скоростные миноносцы у русских были в первом отряде, ушедшем вместе с крейсерами к месту высадки десанта. Те же что подбирались у «Хатцусе», были из второго, в который собирали тихоходов склонных к поломкам.
Идущий отдельно от главных сил бой броненосных крейсеров так же поначалу шел при явном преимуществе японцев. Будучи втроем против двух они массировали огонь то на одном, то на другом русском крейсере, старясь выбить его из строя. Однако те вовсе не собирались терять ход или управление и, отчаянно маневрируя, отвечали ударом на удар. «Баяну» удалось несколько раз поразить «Ниссин» и получить несколько попаданий в ответ. Самое тяжелое повреждение было от десятидюймового снаряда с «Касуги», но пока флагман Рейценштейна держался. Следующий за ним в кильватер «Громобой», пока не получил значимых повреждений возможно потому, что «Касуга» вел огонь в основном по «Баяну», а от восьми и шестидюймовых снарядов он был защищен достаточно надежно. Так продолжалось, пока японцам не удалось выбить из строя «Пересвет» и сосредоточить огонь на «Ослябе». Эссен первым сообразил, чем это грозит оказавшемуся в одиночестве флагману и указал на опасность Рейценштейну. Адмирал на секунду задумался, а затем отрывистым тоном отдал приказ, и русские крейсера, задымив из всех труб, ринулись на помощь.
Хейхатиро Того с каменным лицом наблюдал за избиваемым русским броненосцем. Было очевидно, что тот получил тяжелые повреждения, однако тонуть упрямый корабль совершенно не собирался. А к нему с двух сторон уже спешили на помощь, и если крейсера не вызвали у него ничего кроме презрительной усмешки, то идущие на всех парах броненосцы могли доставить немало неприятностей. Дело было в том, что русские снаряды оказались вовсе не такими малодейственными, как казалось поначалу. Изрядно нахватавшись еще под анфиладным огнем выходя из Талиенваньского залива, «Микаса» немало получила от «Осляби» и вовремя линейного сражения. Его артиллеристы оказались настоящими специалистами своего дела, и даже прекрасная крупповская броня не смогла избавить японский флагман от повреждений. Но хуже всего была проклятая пробоина в носу. Через нее броненосец принял уже более пятисот тонн воды и трюмные механики не могли гарантировать, что поступление прекратится. Расшатанные от стрельбы подкрепления ослабли, и вода то тут, то там находила лазейки, чтобы проникнуть внутрь. Однако бросать недобитым русский флагман было выше его сил и адмирал, скрепя сердце, приказал продолжать бой.
Пылающая развалина, некогда бывшая красавцем «Ослябей», медленно брела по морю окутанная клубами дыма и избиваемая противником. Артиллерия его была приведена к молчанию, и лишь кормовая башня время от времени огрызалась по врагу, напоминая, что русский флагман еще жив и ведет бой. По странному стечению обстоятельств, единственным его неповрежденным местом оставалась броневая рубка. Несмотря на творившийся вокруг ад попаданий в нее почти не было и лишь несколько случайных осколков проникли внутрь, так никого и не задев. Все приборы в ней были исправны, все люди живы, а броненосец медленно умирал. Тягостное молчание людей все понимающих, но не могущих ничего предпринять повисло в тесном помещении. Внезапно всеобщее уныние прервал крик сигнальщика: — «Наши!» Действительно на помощь к обреченному кораблю спешили его товарищи, и в сердцах простившихся уже было друг с другом людей, радостно застучало: — «Не бросили, не забыли!» Первыми подоспели крейсера и отчаянный «Баян» выскочив перед японским флагманом начал по нему пристрелку.
— Вы только посмотрите, что вытворяет Рейценштейн! — радостно воскликнул Иессен, — Право даже не ожидал от него…
— У него там Николай Оттович, — хрипло отозвался Алеша, — с ним и не такое вытворишь!
— А вон «Цесаревич» ведет колонну, — загомонили с другой стороны, — видать, они «Хатцусе» уже добили! Сейчас раскатаем японцев, как пить дать раскатаем.
— Боюсь уже без нас, — грустно проронил великий князь, не разделявший отчего-то всеобщего воодушевления.
— Да что с вами, Алексей Михайлович? – удивленно спросил командующий, — ну, да, попало нам знатно, так мы рядом с базой. Господь не без милости доведем броненосец до Порт-Артура, да и починим.
— Вам надо перейти на другой корабль, — не слушая его, продолжал говорить Алеша, — лучше всего на «Ретвизан»…
Лицо командира «Осляби» все больше бледнело, и с трудом договорив, он вдруг вынужден был схватиться за амбушюр*. Все присутствующие с недоумением обернулись к нему и вдруг горнист, заметивший как на белоснежном мундире великого князя расплывается красное пятно, с ужасом закричал:
— Его императорское высочество ранен!
—————————-
*Амбушюр. – Переговорное устройство на корабле.
