Доброго времени суток, уважаемые коллеги. Публикую дополнительный материал, касающийся военных реформ императора Петра III в своей АИ-вселенной Russia Pragmatica II. Рассказано будет о реорганизации флота, судостроения, подготовки экипажей, и многом другом. Тем не менее, во многих деталях пост является повторением моих старых проверенных решений из других АИшек, потому статья может показаться малоинтересной некоторым коллегам, и те, кто хорошо знаком с моими предыдущими проектами, могут просто пропустить ее. Это последняя статья из намеченных трех.
Содержание:
Российский Императорский флот при Петре III
В эпоху дворцовых переворотов русский флот переживал упадок, вызванный, в основном, урезанием финансирования. При Елизавете Петровне стало немного лучше, но на фоне общего масштаба проблем этого было явно мало. Лишь с приходом к власти Петра III ситуация начала исправляться, и главную роль в этом сыграл его младший брат – великий князь Михаил Алексеевич, великий князь Архангельский, а позднее — Чесменский. Он был еще молод (на 1762 год ему исполнилось всего 26 лет), но он имел пытливый ум, много энергии и достаточно суровый нрав. При всем этом он страстно любил море, из-за чего многие шутили, что не того из сыновей Анны Петровны назвали в честь Петра Великого. Повысив Михаила сразу до звания генерал-адмирала, его старший брат фактически дал ему карт-бланш на любые преобразования на флоте, но прежде всего – для подготовки будущей войны с Османской империей, которая должна была стать одной из самых тщательно спланированных и подготовленных войн за всю историю Восточной Европы. И Российский Императорский флот выполнил задачу, обеспечив победы в Средиземном море, высадку десанта и победы союзных греков и черногорцев. Однако это же плавание вызвало самую настоящую бурю критики со стороны великого князя, который возглавил Архипелагскую экспедицию. Находясь в Средиземном море, он мог сравнивать свои корабли с иностранными, включая испанские и британские, и сравнение постоянно было не в свою пользу. Русские боевые корабли были более громоздкие, имели устаревшую конструкцию, некоторые были плохо построены, и практически все строились из плохой древесины, недостаточно хорошо заготовленной перед этим. Последнее особенно прогневило Михаила Алексеевича, ведь он знал, что и его отец, и оба деда сделали очень много для поднятия качественного уровня строительства кораблей, и проблема вроде бы была решена еще ранее.
Имея и без того широкие полномочия, Михаил уже с 1772 года занялся вопросами реорганизации русского судостроения. Пользуясь тем, что его флот почти бездействовал из-за полного разгрома турецких морских сил, и его непосредственное присутствие в Греции не требовалось, он посетил Испанию, встретился с королем Карлосом III, и начал переговоры о сотрудничестве. Причина визита была проста – он был заинтересован в развитии сотрудничества в области судостроения и организации флота с любой из великих морских держав, а Испания оказалась ближе всего, не считая, конечно же, враждебно настроенной Франции. Параллельно он отправил в Петроград уведомление о своей инициативе, и попросил своего венценосного брата о поддержке в столь серьезном деле, как усиление флота. Ответ был краток – «Делай то, что должно. Господь и я тебя поддержим». В результате этого была достигнута договоренность с испанцами об отсылке специалистов в Петроград, среди которых числились ученики знаменитого Хорхе Хуана, успевшего побывать в своей жизни шпионом, судостроителем, военным и много кем еще. С самим Хорхе Хуаном великий князь встретился лично, и тот подарил ему экземпляр своего труда «Examen Maritimo», в котором описывались не только лучшие методы судостроения, но и конструктивные особенности, включая то, как лучше всего использовать силу ветра парусами. Договор был отнюдь не безвозмездным – в обмен на специалистов и теоретическую поддержку испанцы получали по достаточно низким ценам мачтовый лес, пеньку и лен, без которых Карлос III не мог осуществлять свои масштабные судостроительные программы [1]. Вслед за этим специалистов наняли также в Великобритании и Голландии, а через подставных лиц – и во Франции. Еще не закончилась война, как великий князь вернулся в столицу, и начал планировать коренную модернизацию флота, стремясь подтянуть его к уровню лучших флотов того времени – британского, французского и испанского.
В своей реформаторской работе великий князь опирался на круг единомышленников и сподвижников, который сформировался рядом с ним в ходе его службы на флоте. Это были преимущественно молодые, но весьма амбициозные люди, точно так же любившие флот, как и сам Михаил, и доходившие в своей любви до фанатизма. Офицеры-консерваторы называли их «опричниками», встречались и более грубые прозвища, вроде «псов» и «ищеек». Причина была в том, что они буквально выискивали проблемы флота и ошибки других офицеров, и тут же докладывали великому князю, который принимался разбираться с ситуацией. С другой стороны, только им он мог доверять, и только они могли быть достаточно надежными в выполнении важных поручений. Кроме того, имелся круг и русских специалистов – промышленников, мореходов, корабельных инженеров, неравнодушных офицеров флота. Все вместе они составили один большой коллективный разум, который служил одной цели – улучшение и развитие отечественного флота. Беря пример со своего брата, Алексея Алексеевича, Михаил в 1775 году создал в России Морской Генеральный штаб (МГШ, Моргенштаб), который отвечал примерно за те же вопросы, что и сухопутный Генштаб, только касательно флота. Его структура была достаточно сложной, и развивалась с каждым годом все больше и больше [2].
Судостроительная школа
Собственной судостроительной школы в России как таковой не было. Это не значило, что не было также и специалистов в этой области – наоборот, на каждой верфи находился минимум один мастер, имевший богатый судостроительный опыт, а чаще всего — от трех и более. Проблема была в том, что специальное образование было поставлено не надлежащим образом, и, так или иначе, мастерам приходилось проходить стажировку на верфях в Голландии и Англии. Приходилось также пользоваться услугами наемников-иностранцев, причем не самых лучших — лучшие в то время высоко ценились в своей отчизне, и потому не уезжали работать на иноземных царей. Михаил Алексеевич решил положить конец подобному «подвешенному» состоянию русской судостроительной школы, и вывести ее если не на уровень мировых лидеров, то хотя бы сделать ее лучшей из второстепенных держав. И начал он именно с образования, а именно создания в Петрограде Императорской морской академии. Разделенная на специальности, она занималась подготовкой офицеров, выработкой новой военно-морской теории, и много чем еще, но значительная часть образовательных мощностей была задействована именно для подготовки мастеров-судостроителей. Кроме того, в составе недавно созданного МГШ появилась совершенно новая для России структура – Морской Технической комитет (МТК) [3], который занимался вопросами совершенствования конструкции военных судов. В него первоначально вошли как русские, так и иностранные специалисты четырех стран – Англии, Франции, Испании и Голландии. Англичане уже к 1780 году покинули состав МТК и России, через год за ними последовали голландцы, а через два – французы. В результате этого в составе комитета остались лишь русские и испанцы, которые сформировали эффективный коллектив.
В основу русской конструкторской школы легли как собственные теоретические наработки, так и иностранные, в особенности «Морской Экзамен» Хорхе Хуана, теория которого была проверена в России на практике, и была целиком подтверждена, получив признание даже раньше, чем в Испании. В результате этого подход к судостроению был пересмотрен. Вместо ставших стандартными для русского флота 66-пушечных линейных кораблей, которые являлись развитием «Ингерманланда» 60-летней давности [4], с 1780 года началось строительство 74-пушечных линейных кораблей, более дорогих, но и более мощных. Парусное вооружение и более совершенные обводы позволяли кораблям развивать большую скорость, чем обычно, и придавали им лучшую маневренность. Более толстая обшивка корпуса делала корабли более живучими. На вооружении появились 36-фунтовые орудия – самые тяжелые из всех, которые на тот момент размещались на русских линейных кораблях. В употребление стали входить единороги (на флоте этот термин был сохранен на официальном уровне), которые обычно ставились на верхних палубах кораблей по образу и подобию английских карронад. Часть кораблей получала обшитое медью днище корпуса — иметь медную обшивку днища на всех кораблях пока еще мешала чрезвычайная дороговизна меди в России. Часть меди стали закупать в Швеции, а часть — в Испании, которая получала относительно дешевую медь из колоний, в частности — вице-королевства Перу. По совокупности характеристик русские корабли оказались менее скоростными, чем французские, и их гондеки располагались ниже, чем у испанцев – зато хорошие обводы корпуса и развитое парусное вооружение обеспечивали кораблям превосходную маневренность, а тяжелая артиллерия могла конкурировать по своим характеристикам с британской, как и по крепости корпусов. Способные вести огонь на дальних дистанциях, русские корабли в ближнем бою, благодаря наличию единорогов и «коротких» пушек на верхних палубах, могли попросту засыпать вражеские корабли картечью и бомбами. Сплав русского и испанского опыта оказался весьма хорош, но на этом процесс не остановился – в 1788 году появились 84-пушечные корабли, которые с 1792 года полностью заменили на стапелях 74-пушечные, а в 1794 году одновременно в Николаеве и Архангельске были заложены мощные 114-пушечные линейные корабли, бывшие на тот момент крупнейшими в России. По качеству проекта все они были выполнены на весьма высоком уровне, и были высоко оценены иностранными офицерами.
В результате активной отработки теории и практики к 1796 году можно было смело утверждать, что русская школа военного судостроения вполне состоялась. Заимствование испанского опыта и активное развитие специального образования позволили за два десятилетия позволили создать полностью свое конструкторское сообщество, еще и сразу в нескольких городах, и со своей специализацией. В столице большая часть конструкторов занималась вопросами строительство парусно-гребного флота, включая также достаточно удачные гребные фрегаты, предназначенные для поддержки легких сил в финских шхерах. Архангельск стал «специалистом» по океанским судам – его линейные корабли и фрегаты были весьма мореходными, с достаточно высоко расположенной артиллерией, способные не только без проблем переплыть из места постройки в Финский залив, но и отправляться в более дальние плавания, включая Средиземноморье. Еще одним молодым центром судостроения становился Николаев – его судостроители предпочитали быстрые и маневренные единицы, способные догнать турецкие, построенные по французской концепции, из-за чего особой любовью здесь стали пользоваться 74-пушечные и 84-пушечные линейные корабли. Развивалось и гражданское судостроение, имевшее несколько своих конструкторских отличий. Дальнейшее развитие шло уже на основе собственного опыта, почти без оглядки на английскую или французскую практику. В будущем это еще принесет свои плоды, и благодарить за это стоило одного из представителей «Золотого» поколения Романовых, великого князя Чесменского, Михаила Алексеевича.
Промышленность и технологии
Вообще, это «Азов» аж Николаевских времен, но прикол в том, что при своевременном развитии ничего такого, что будет прямо таки сверх-невозможным в конце XVIII века, в его конструкции нет — по крайней мере, во внешнем облике.
Одним из первых дел, которым занялся Михаил после возвращения со Средиземного моря, стало выяснение причин того, что нормы заготовки древесины для военного флота, установленные его отцом, не выполняются. Как оказалось, причина была достаточно прозаическая – по старой системе заготовление древесины шло и на нужды военного судостроения, и на нужды торгового флота, а судостроительный бум на нужды русских купцов привел к тому, что в достаточных количествах дерево просто не успевали заготавливать. В свое время выдача подготовленной древесины на нужды торгового флота была ограничена – но частные верфи, смекнув что к чему, просто за взятки опустошали хранилища подчистую, не оставляя Российскому Императорскому флоту практически ничего. Великий князь пребывал в смешанных чувствах – с одной стороны, военному флоту это было в убыток, с другой – были причины радоваться, что заготовленную древесину хотя бы не пустили на мебель или дрова. В конце концов, началось масштабное расширение лесозаготовительных предприятий и хранилищ, а также модернизация уже существующих – закупалось самое современное оборудование, расширялись штаты рабочих. Все это делалось с расчетом и на военный, и на гражданский флот, что позволило привлечь к расширению частный капитал, и снизить расходы казны. Кроме того, была создана жесткая система контроля над качеством заготовления древесины, и вообще всех материалов, которые использовались в судостроении. Заодно осуществлялся и надзор за количеством, чтобы ушлые частники не уводили сырье на свои нужды.
Помимо этого, большое внимание было уделено стандартизации и унификации элементов при строительстве. В России большое впечатление произвел тот факт, что в Испании, благодаря существующей системе судостроения Гастаньеты, улучшенной его последователями, постройка судов могла вестись дешево и достаточно быстро именно благодаря широкому использованию стандартных элементов. В России также существовало нечто подобное, перенятое у англичан, но охват был меньше, а результативность – ниже. Потому в течении 1780-х годов сама организация деревянного судостроения в России была пересмотрена. Фактически вводился некий аналог испанской системы, но со своими особенностями, вызванными отличимыми условиями самой страны. Количество единых элементов и приемов при строительстве увеличилось, появилась возможность заказывать комплектующие части к кораблям на сторонних предприятиях, которые выпускали точно такие же на иные нужды. Все это заметно удешевило и упростило строительство кораблей, что благотворно сказалось на скорости строительства – для России это было особо актуально из-за того, что строить корабли круглый год было практически невозможно из-за погодных условий: даже далекий южный Николаев в зимние месяцы замерзал, там могли свирепствовать сильные ветра и выпадать обильные снега, что не позволяло достраивать корабли даже в том случае, если сами корпуса строились в закрытых эллингах. Вкупе с улучшенным контролем за качеством материалов и работы это позволило улучшить судостроение, при этом ускорив его и удешевив. Это, в свою очередь, позволило при достаточно невысоком финансировании (если исходить из расчетов предыдущих времен) добиваться больших успехов в судостроении, и довести количество линейных кораблей к 1788 году до 60 единиц, что делало Российский Императорский флот 4-м в мире.
Тактика и стратегия
Вопросом развития стратегии использования флота великий князь Михаил поневоле занялся в 1762 году, когда начал готовить Балтийский флот к Архипелагской экспедиции. Требовалось составить четкий план действий, а также прикинуть необходимый наряд сил и возможности. В конце концов, император Петр III, отличавшийся хорошей организацией ума, в этом случае дал такие «четкие» указания, что именно следует делать русскому флоту в грядущей войне, что Михаилу приходилось все придумывать самому. Это чистое совпадение случайностей, как и то, что великий князь оказался не лишен воображения, оказало самое благотворное влияние на развитие теории войны на море, а именно стратегии. При проработке возможностей оперирования русского флота за 6 лет, предшествовавших войне, было продумано большое количество различных вариантов действий, которые в письменном виде составили увесистый томик – который, само собой, был засекречен вплоть до конца войны. Но куда ценнее этого томика оказался небольшой журнал, изданный Михаилом на личные средства и распространенный среди адмиралов и старших офицеров флота. Назывался этот журнал очень длинно и витевато, и стал известен под своим сокращенным названием «О морской стратегии». В нем Михаил, в отрыве от конкретных примеров, анализировал возможности ведения войны на море, и, помимо прочего, приходил к выводу, что наиболее эффективное использование флота в войне с вражеским морским государством заключается в как можно более агрессивном поиске генерального сражения и разгроме главных сил флота противника. Вслед за этим флот-победитель получал карт-бланш, свободно проводя свои конвои снабжения, блокируя вражеские порты, совершая обстрелы и рейды вдоль вражеского побережья, высаживая малые и крупные десанты, и т.д. Таким образом, русский генерал-адмирал из династии Романовых фактически пришел к концепции господства на море, и достаточно подробно расписал пути его достижения. Особо внимание на этом не акцентировалось, но ход трех войн эпохи правления Петра III – двух русско-турецких и одной русско-шведской – фактически полностью соответствовал следованию этой концепции на море: корабли под Андреевским флагом не ждали противника, а сами искали боя с ним, даже находясь в меньшинстве, чтобы целиком воспользоваться плодами победы в последующих месяцах и годах войны.
В тактическом плане наибольший вклад в развитие теории ведения войны на море внес, конечно же, адмирал Федор Федорович Ушаков, который сделал быструю карьеру, будучи запримеченным еще в первую русско-турецкую войну генерал-адмиралом Михаилом Алексеевичем. Благодаря ему русский флот постепенно отошел от канонов линейной тактики, и стал действовать дерзко, решительно, смело навязывая противнику бой, ломая его строй неудержимой атакой, и ведя огонь с близких дистанций, концентрируя его на флагмане и самых мощных вражеских судах, чей выход из строя сильно ослаблял противника. Его карьера оказалась полна ярких страниц – возвысившись в русско-турецкую войну, он поначалу возглавлял небольшие соединения в Средиземном море, в том числе действуя против берберских пиратов вместе с испанцами, а с середины 1780-х, как наиболее перспективный русский морской офицер, перешел на Черноморский флот, и в следующую русско-турецкую войну возглавил его, разбив в ряде сражений турок в пух и прах, используя свою крайне эффективную тактику. В 1792-1794 годах весь свой практический опыт он изложил на бумаге, составив «Боевые наставления Русского флота», которые станут основой всей тактической подготовки моряков на следующие полвека. Впрочем, не он один делал свой вклад – ярко себя показывали гребные флотилии, многие другие морские офицеры, как иностранцы, так и русские. Сам великий князь Михаил Чесменский в русско-турецкую войну успел хорошо отработать методику высадки десанта на враждебный берег, включая попутный захват крепостей. Позднее этот опыт будет использован и Ушаковым. Если в техническом плане русский флот мог несколько уступать кораблям ведущих морских держав, то в плане теории морской войны в эпоху правления Петра III он решительно занял одно из передовых мест [5].
Организация и служба
Одной из причин быстрого выхода из строя русских кораблей Балтийского флота было базирование его в районе Петрограда и Кронштадта, в так называемой Маркизовой луже, где соленость воды была крайне низкая, что способствовало быстрому гниению дерева. Ранее никто особо не уделял внимания этому факту, хотя порой из-за гидрологических условий корабли приходили в негодность буквально за несколько лет. Волевым решением генерал-адмирал перенес главную военно-морскую базу в Ревель, где вода была соленая, и корабли гнили не так быстро. В Кронштадте и Петрограде сохранились лишь судостроительные и судоремонтные мощности, причем корабли как можно меньше старались держать в местной воде. Петровский док в Кронштадте стал использоваться гораздо активнее, но уже в качестве места хранения кораблей в резерве – благо, его размеры позволяли хранить сразу несколько самых крупных кораблей. Однако в Ревеле для всего флота оказалось тесно, особенно в свете увеличения численности флота. Проблему эту удалось решить лишь в 1790 году, когда Финляндия стала частью России, и в Гельсингфорсе началась постройка крупной базы для гребного флота. На Черном море с базированием все было проще – в 1775 году началась постройка верфей и кораблей, а в 1783 году был официально основан город Севастополь, чья бухта оказалась чрезвычайно удобна для базирования всего флота.
После долгих размышлений и взвешивания всех за и против, в начале 1780-х годов была проведена большая реформа порядка службы, которая потребовала увеличения финансирования флота для сохранения его высокой боеспособности. При весьма значительных планах на будущее, и необходимости фактически держать боевые эскадры сразу в трех местах (Балтика, Греция, Черное море), было решено иметь относительно небольшой флот численность в 60 линейных кораблей, 40 для Балтийского флота и 20 для Черноморского. В резерве при этом разрешалось держать не более ¼ кораблей от этих цифр – остальные должны были или находиться у стенки, или в действии. Кроме того, флот должен был иметь в своем распоряжении достаточно многочисленные фрегаты, а на Балтике – еще и сильный гребной флот, который был незаменим при ведении военных действий в финских шхерах. С 1786 года на зимние месяцы, когда основные военно-морские базы Балтийского флота замерзали, начал практиковаться уход кораблей на зиму в Средиземное море, с возвращением оттуда после схода льда находившихся там до того кораблей – т.е., по сути вводилась ротация кораблей между Грецией и Балтикой [6]. Сама же служба становилась более регулярной и требовательной к качеству личного состава.
Личный состав и боевая подготовка
Понимая, что с разделением морских сил России на целых три ТВД невозможно создать над вероятным противником гарантированное количественное превосходство, генерал-адмирал Михаил Алексеевич решил сделать ставку на качество. Ему удалось достаточно тонко уловить суть современного флота, и потому, даже с учетом значительного развития качества постройки кораблей и их современного вооружения, большое внимание стало уделяться высоким навыкам экипажей. Типичная мобилизационная организация личного состава, когда флот в военное и мирное время имел сильно отличимый штат, не годилась для России, у которой было чрезвычайно мало прибрежного населения, и даже матросов на торговые суда приходилось или нанимать за границей, или набирать среди вчерашних крестьян, которые впервые виделись с морем, и имели нулевые навыки нахождения в нем. Единственным выходом для сохранения высокой боеспособности было содержание экипажей линейных кораблей и фрегатов практически в полном составе на постоянной основе, что требовало больших затрат денег. Деньги на это удалось частично сэкономить на более практичной организации судостроения, но все равно пришлось увеличивать морской бюджет и расходы на личный состав. Это было сделано не без сопротивления среди определенных кругов правительства, но при полной поддержке Петра III, который видел в своей политике на Средиземном море будущее, и потому флот ему был нужен, и как можно более сильный. Стоит заметить, что установление почти постоянных штатов экипажей главных сил флота (85-90% в мирное время) было сделано за счет сокращения штатов гребного флота и вспомогательных судов (до 15-30%) – считалось, что подготовить для их обслуживания можно достаточно быстро подготовить личный состав из вчерашних рекрутов, в чем, собственно, была своя доля истины. Кроме того, «на веслах» часто использовались «морские солдаты» и морская пехота.
Подготовка личного состава флота открытого моря начиналась уже с того, что вместо стояния на якоре вводилась постоянная морская практика, причем расписанная четко по временам года. Весной начинались учения и «восстановление боеспособности» для тех кораблей, которые не проводили их зимой, или банально провели это время на приколе, во льдах Финского залива. Боевая подготовка сводилась к маневрированию в составе эскадры, боевым стрельбам и абордажным тренировкам. Особый упор делался на стрельбы – тактика ведения боя русского флота подразумевала ближний бой, потому пушки должны были стрелять как можно чаще. Бой на дальней дистанции, так горячо любимый французами и испанцами, признавался крайней мерой, и к нему практически не готовились. В бою каждый матрос и офицер должны были знать свое место, чтобы эффективно выполнять боевые задачи, и потому боевая подготовка была нередкой [7]. В перерыве между ней совершались плавания в бассейне Балтики (или Черного моря) – нередкими были визиты в Стокгольм, Данциг, и другие крупные портовые города. Летом боевая подготовка выходила на второй план, и корабли больше времени уделяли морской практике именно в плане владения кораблем на море. Распространенными были далекие плавания отдельных кораблей или в составе эскадр, вплоть до портов Англии, Голландии, Франции и даже Испании. Такие демонстрации имели под собой двойную основу – политическую и практическую. Первая приучала иностранцев к Андреевскому флагу, показывала, что Россия уже морская держава, и кое-что может, а вторая закрепляла навыки судовождения у команд и их капитанов. Осенью вновь наступало время боевой подготовки, а на зиму часть кораблей оставалась в базах и прекращала всякую деятельность из-за льда, покрывающего Балтику, или же отправлялась в дальние плавания, в том числе в Средиземное море.
Особый расцвет переживал офицерский корпус Российского Императорского флота. С каждым годом Михаил Алексеевич повышал требования к их личным качествам и знаниям, стремясь подтянуть их на уровень лучших морских офицеров Западной Европы, и наладить наконец-то «импортозамещение» кадров на флоте. Была создана Императорская Морская академия, в которой офицеры получали высшее военно-морское образование, а также сеть специальных школ в приморских городах, которые давали базовые знания для младшего офицерского состава – эта система была почти целиком скопирована с армейской. Однако, в отличие от армейской, от офицеров флота требовалось знать не только военное дело, но и быть хотя бы в малой мере людьми науки. Для этого в Кронштадте была специально построена обсерватория, русские офицеры стали отправляться на стажировку во флоты других стран, в том числе Испании, что уже к 1790-м годам позволило сформировать на флоте определенный круг людей, которые не только побывали на службе за границей, но и посетили Америку и Филиппины, штормовали в Индийском и Атлантическом океанах, вдохнули воздух островов Вест-Индии и Новой Испании. Все это стимулировало активную литературную деятельность – научные анализы, описания, выработку теорий. Стало общепринятым явлением проявлять инициативу в плане мышления о развитии флота, и составлении военно-морской теоретической литературы. Были написаны свои морские уставы, наставления. Стремительно развивалась картография. Подобная деятельность, как и вообще инициативность офицеров, воспитывались генерал-адмиралом целенаправленно. По настоянию императора Петра III, прививались им и идеи гуманизма и братства – так как флотские офицеры чаще посещали заграницу, то они являлись своеобразным лицом России перед иностранцами, и потому были обязаны иметь благопристойный и образцовый вид. И, надо сказать, это получалось – несмотря на всю инертность мышления и предвзятость, иностранцы постепенно стали воспринимать «новичков» в мировом океане как потенциально сильных игроков, а некоторые – и как возможную угрозу.
Корпус морской пехоты
Морская пехота: стрелок, мушкетеры (ранний и поздний), офицеры (ранний и поздний)
Морская пехота существовала в России еще при царях, правда, неофициально, а в современном виде, как полк пехоты, приписанный к флоту, она была создана Петром Великим в 1705 году. Численность ее оставалась достаточно небольшой, хотя еще при Елизавете Петровне поднимался вопрос об увеличении числа полков до 5, но поддержки императрицы он не нашел. Но при Петре III, с его амбициозными планами, и великом князе Михаиле Алексеевиче, страстно желавший превратить «свой» флот в нечто многофункциональное и мощное, русская морская пехота была обречена на бурное развитие. В рамках общеармейской реформы при флоте в 1764 году был создан полноценный русский Корпус морской пехоты, состоящий из 8 полков, которые по статусу приравняли к гвардии. По штату они соответствовали пехотным полкам регулярной армии, и предназначались для десантных операций, обеспечения галерного флота и участию в абордажных командах военных кораблей в военное время. Впрочем, для последнего обычно выделялись роты полковых стрелков, в то время как собственно роты пехотинцев (мушкетеров) предназначалась для действий в составе соединений на галерах или на суше. В качестве знака принадлежности к морскому флоту, а также из-за неуместности зеленого цвета в открытом море, морпехи получили черно-красную униформу. Значительные требования к навыкам морпехов приводили к тому, что их подготовка была, вероятно, одной из самых сложных и серьезных во всей России, зато на выходе получалась великолепная пехота – инициативная, подготовленная, грамотная, дисциплинированная. По разным причинам, в том числе и из-за ее элитарности, морская пехота сразу же стала обрастать своеобразной репутацией, далеко не всегда хорошей – слишком уж свободно вели себя в небоевой обстановке морские пехотинцы, вызывая ассоциации с казачьей вольницей.
Однако стоило начаться русско-турецкой войне, как морская пехота отбыла в Средиземное море воевать с турками, и в первых же сражениях показала высочайшие боевые качества, мгновенно превратившись из привилегированной вольницы в мощнейшую силу на поле боя. Участие всего 8 полков пехоты в сражениях в Черногории и Греции сразу склонило чашу весов в пользу русских, а турецкие войска были неоднократно биты. Русская морская пехота стала чрезвычайно популярна среди местных, а в самой России прославилась не меньше, чем гвардейцы или гренадеры в армиях Румянцев и великого князя Алексея Алексеевича. Из-за своей черной униформы морпехи получили прозвище «женихов смерти»; на поле боя они показывали полное презрение и к этой самой смерти, и к противнику. Сама униформа быстро стала хитом, и в 1775 году, сразу после окончания войны, император высочайшим указом убрал красный цвет с нее, в результате чего та стала целиком черная, с вкраплениями позолоты и меди на пуговицах. Умение, напор, хорошая организация и эффективное командование, состав которого курировал лично генерал-адмирал, сделали из корпуса мощнейший инструмент ведения войны. Среди турок очень быстро солдаты в черном приобрели репутацию головорезов и убийц, «шайтанов» и личных врагов султана. После окончания войны корпус был увеличен до 12 полков, при этом все они были разделены на 3 дивизии – Балтийскую, Средиземноморскую и Черноморскую. Полковых стрелков вернули в состав батальонов, а вместо этого в составе корпуса стали формироваться отдельные роты, которые заняли место стрелков на кораблях флота. Сама же морская пехота продолжила свое существование, и ей будет суждено еще не единожды покрыть себя великой славой на поле боя, при высадках десантов и в сражениях с турками, шведами, французами и многими другими [8].
Русский флот выходит в океан
Во конце правления Петра III Российской Императорский флот переживал свой расцвет. Став по своей численности 1-м на Балтике и 4-м в мире, он не мог не заслуживать уважения со стороны иностранцев, и регулярно «показывал флаг» в портах Западной Европы. Несколько войн наглядно подтвердили его силу и огромный потенциал, а также доказали правильность реформ, проведенных генерал-адмиралом Михаилом Чесменским. Однако не только численность и боеспособность флота выросли за это время – офицерский корпус постепенно приобретал типично западноевропейские черты, когда офицеры становились не только государственными служащими, но и учеными, теоретиками, мыслителями, натуралистами. Была создана эффективная и разветвленная система образования кадров для РИФ, которой, впрочем, еще только предстояло дать великолепные результаты. Сама структура управления и организации флота приобрела более четкий вид, что позволило повысить эффективность. Значительный качественный рост переживало военное судостроение, появилась собственная судостроительная школа. Рост флота и необходимой инфраструктуры сказались и на росте промышленности – для обеспечения его нужд требовалось гораздо больше заводов, чем раньше.
Некогда Российский Императорский флот буквально за считанные годы был построен Петром Великим, и хоть и страдал от множества детских болезней, но все же сделал большой вклад в победу России в Северной войне, и заслужил определенную долю уважения со стороны других государств. Увы, флоту требовалось дальнейшее развитие, а после смерти Петра финансирование его урезали, в результате чего наметился даже регресс. Однако с приходом к власти его внука, Петра III, развитие возобновилось, и вновь началось быстрыми темпами, с максимальным использованием иностранного опыта – но лишь затем, чтобы получить то же самое и в самой России. В результате всего этого Российский Императорский флот наконец-то принял тот вид, который он должен был иметь еще по задумке Петра Великого, заняв значимое место в мировой табели о рангах. Как и в случае с армией, во 2-й половине XVIII века флот сформировался в современном своем виде, и в течении нескольких последующих поколений требовал лишь корректирующих реформ, сохраняя основные черты времен Петра III, внука Петра I. Последующие испытания времен Наполеоновских войн целиком подтвердили правильность курса, по которому русский флот пошел после 1762 года.
Примечания
- Суровый реал – Испания во 2-й половине XIX века весьма активно закупала в России мачтовый лес, пеньку для канатов и лен для парусов, причем в немалых количествах. Скидка для испанцев не будет лишней.
- Вроде бы анахронизм, но похожие структуры существовали под другими названиями и в XVIII веке, так что пускай будет уже так.
- Еще один кажущийся анахронизм, но подобные структуры существовали уже во Франции, Испании и Великобритании, так что – ничего невозможного, главное – вовремя озаботиться вопросом. И под вовремя я как раз имею в виду не под конец XIX века.
- И опять суровый реал, наглядный пример того, как отечественная конструкторская мысль на тот момент, из-за кризиса финансирования и кадров, практически застыла в своем развитии, ибо как бы не был хорош для своего времени «Ингерманланд», но к 1780 году его теоретический чертеж и архитектура уже достаточно сильно устарели.
- Тут и далее РИФу отпускается множество хвалебных характеристик, и оттого даже кажется, что я перегнул палку – но, насколько я могу судить, в реале у флота на тот момент действительно еще имелся значительный потенциал развития, и при его грамотном использовании можно было за 10-20 лет сделать примерно то, что во Франции сделал в свое время Кольбер. Увы, на деле справиться с достойным развитием при Екатерине II так и не смогли – часть проблем решили, но часть так и осталась актуальной едва ли не до 1917 года.
- Самый лучший способ улучшать морскую практику, т.е. совершенствовать у экипажей именно навыки моряков – это активно плавать туда-сюда. Благо, во времена паруса это проще и дешевле, чем во времена, когда надо постоянно закупать уголь для того, чтобы плыть дальше.
- Таким образом, русский флот, чисто гипотетически, по уровню выучки экипажей может составить конкуренцию английскому, хотя здесь много переменных – к примеру, 15 русских кораблей против 15 недавно отмобилизованных английских – таки наши, скорее всего, победят, но вот 15 наших против 15 испытанных ветеранов Средиземноморской эскадры – уже другой разговор.
- Вот серьезно, нормальный корпус морской пехоты в сложившихся условиях для России архинеобходим, в реальности Архипелагская экспедиция сильно страдала из-за отсутствия «своих» сухопутных войск.
