Vive la France! Битва за Дакар
Лучик бытия скользнул в уютную негу сна, обретая вид пузатенькой бутылки великолепного Martell. Но – как-то неправильно, чистота линий и тепло оттенка этого благородного напитка как-будто были чем-то неуловимо искажены. Однако сознание, растворяясь в блаженной дреме, не спешило подсказать причину столь вопиющего надругательства над тем, что сам Георг IV называл «Very Old Brandy». Лишь миллионы лет спустя явилось понимание – недопитое вчера творение старейшего коньячного дома Франции украшал тонюсенький женский чулок, милым бантиком свернувшийся на горлышке бутылки. Только теперь сон, наконец, отступил.
— Bon matin, gentil – тихо произнес баратный, с чуть заметной хрипотцой голос.
— Mmm… Comme était dormi ?
В ответ звонкий женский смех заполнил номер отеля – лучшего из того, что мог предложить Дакар:
— Je t’adore… Les marins — tels inventeurs (Я тебя обожаю – моряки такие выдумщики)
Андре-Луи повернулся к девушке – небрежно наброшенная на тонкую талию простыня решительно сползала и сверху и снизу, не скрывая ни точеных ножек, ни превосходной формы аккуратной, по девичьи небольшой груди. Сквозь челку пышных и вьющихся, но коротко стриженных волос на мужчину смотрели карие глаза, в которых озорными чертиками прыгало веселье…
…Лишь через два часа новоиспеченный контр-адмирал французского флота Андре-Луи де Брасье де Галарца, выбрит до синевы и в отутюженном, с иголочки, кителе уселся на переднее сидение невесть откуда взявшегося в Африке «Паккарда»
Похмелья не было, хотя вчерашняя пирушка затянулась глубоко заполночь, а господа офицеры ни в чем себе не отказывали. Наоборот – мысли обрели поразительную ясность, а тяжкий груз проблем и вопросов, крутивший несчастные извилины морскими узлами, как будто унесло в океан теплой коньячной волной.
Начиналось все, конечно же, хорошо
Капитан де вайссо (1-го ранга) месье де Галарца (профессионализм которого высоко ценил сам адмирал Дарлан) получил новое назначение – и принял под свое командование спешно достраивавшийся в Бресте новейший линкор «Ришелье».
Но 10 мая бронированный молот панцерваффе обрушился на Францию, и противостоять ему не могло ничто. Состояние дел на фронтах быстро менялось от плохого к худшему и линкор, пусть даже новейший, ничем не мог помочь погибающей республике. К 12 июня стало ясно, что развязка близка и Адмиралтейство, спасая корабли для дальнейшего сопротивления, приказало "Ришелье" (и "Жану Бару") погрузить все необходимое для их ввода в строй оборудование и быть готовыми уйти в английские порты. Тогда еще никто не сомневался в том, что флот, при необходимости, уйдет в Африку, или даже Вест-Индию с тем, чтобы продолжить борьбу против диких гуннов…
"Ришелье" принял полуторную норму 380-мм выстрелов, так как организовать их про¬изводство за пределами Франции было бы очень трудно. Еще почти 1000 выстрелов, два 380-мм орудия (при строительстве корабля всегда создавалось несколько орудий «про запас»), боеприпасы для прочей артиллерии и кое-какие механизмы для «Жана Бара», который по готовности сильно уступал «Ришелье», погрузили на вспомогательные крейсера, выполнявшие роль транспортов. Но был еще один груз, о котором Андре-Луи узнал буквально за несколько дней до выхода…
Двое суток на вспомогательные крейсера "Эль-Джезаир", "Эль-Мансур", "Эль-Кантара", "Виль д’Альжер" и "Билль д’Оран" грузили 2000 тонн желтого металла. Андре-Луи так и не узнал, чьим было это золото. Ему говорили, что это – золотой запас Франции, но с другой стороны было достоверно известно что часть этого золота являлась собственностью некоего частного банка… А может и нескольких. Впрочем, большого значения это не имело — 18 июня соединение, водительствуемое линкором «Ришелье» в составе помянутых выше вспомогательных крейсеров и эсминцев "Фуге" и "Фрондёр" уже держало курс на Касабланку. По пути к ним присоединились лидеры "Милан" и "Эпервье"
Тем не менее, распоряжение адмиралтейства вскоре было изменено и 23 июня 1940 г «золотая эскадра» отдала якоря в Дакаре. Немедленно по прибытии генерал-губернатор Дакара пригласил командиров кораблей на аудиенцию.
Впоследствии первый помощник командира «Ришелье» Поль Ремзен рассказывал, что Андре-Луи вернулся с приема «с лицом, чернее глаз цыганки» — месье Поль был весьма поэтичен, но тирада, которую выдал его командир по прибытии на корабль, заставила покраснеть даже кнехты.
Ситуация роковым образом изменилась.
Во первых – Франция подписала перемирие с Германией. Это было плохой, но, в целом, ожидаемой новостью.
Второе – адмирал Дарлан, вместо того, чтобы свершить (как говорил он сам) «блестящий акт неповиновения» и вывести флот для продолжения войны, принял портфель морского министра «не за страх, а за совесть» — и приказал флоту подчиниться условиям компьенского договора.
Третье – Андре-Луи с нетерпением ожидал встречи со своим старым знакомым – губернатором Дакара месье Кейла – неукротимым французом, коему была неприемлема даже мысль о каких-то там перемириях. Но, как выяснилось, Кейла отправили на Мадагаскар буквально несколько дней назад — вместо него командира «Ришелье» приветствовал генерал-губернатор Буассон – убежденный приверженец Виши.
Несколько дней пролетели как в тумане – однако де Галарца гонял свой экипаж втрое больше обычного, мучая подчиненных самыми немыслимыми вводными. Месье Поль на полном серьезе утверждал что слышал, как Андре-Луи экзаменует молоденького вахтенного: «По пристани бежит неизвестный мужчина с копьем, Ваши действия?»
У самого же Андре-Луи голова гудела, как лучший колокол Нотр-Дам де Пари. Раньше ему все было ясно – как военный человек, он должен исполнять приказы старших по званию, и в том видел свой долг. К тому же адмирал Дарлан был чрезвычайно популярен в среде морских офицеров Франции – именно благодаря Дарлану Франция получила флот, куда лучше подготовленный и боеспособный чем был у нее в канун первой мировой войны. Когда речь зашла о перемирии, все были уверены, что Дарлан уведет флот из Франции и продолжит сопротивление. Французский флот вовсе не чувствовал себя разбитым – наоборот, моряки рвались в бой… Андре-Луи восхищался адмиралом, он просто не мог понять, что же с ним произошло. Уже ли пост морского министра, который предложил ему Петэн помутил разум Дарлана? И что теперь делать дальше?
До Андре-Луи дошло одно из посланий генерала де Голля:
«Франция проиграла сражение, но она не проиграла войну! Ничего не потеряно, потому что эта война — мировая. Настанет день, когда Франция вернёт свободу и величие… Вот почему я обращаюсь ко всем французам объединиться вокруг меня во имя действия, самопожертвования и надежды…»
Музыка этих слов не могла оставить Андре-Луи равнодушным – ведь он и сам чувствовал то же самое! Но…кто такой этот де Голль? Как впоследствии писал о себе мятежный генерал:
«Я… вначале ничего собою не представлял… Во Франции — никого, кто мог бы за меня поручиться, и я не пользовался никакой известностью в стране. За границей — никакого доверия и оправдания моей деятельности»
К тому же де Голль писал свои воззвания из Англии, а к Великобритании месье де Галарца относился весьма настороженно. Мощь британского флота Андре-Луи сознавал прекрасно, но вот количество британских войск во Франции отнюдь не поражало воображение. У слабо знакомого с войной на суше Андре-Луи (да и не у него одного) складывалось впечатление, что Англия предпочла вести войну на суше преимущественно силами Франции и готова была продолжать сражаться с вермахтом до последнего французского солдата… Естественно, такие выводы не способствовали укреплению дружеских уз.
А потом события рванулись вперед со скоростью атакующей пантеры. Подписание компьенского перемирия ввергло французский флот в туман, в котором будущее выглядело зыбким и неопределенным. Казалось, корабли блуждают в вязкой тишине, пронизанной недобрыми предчувствиями – но тем оглушительней стала пощечина Мерс-Эль-Кебира, где залпы британских орудий в который раз уже напомнили миру, что у Англии нет постоянных союзников, а есть только постоянные интересы. И 3 июля 1940 года эта нехитрая истина вновь была вписана в скрижали истории, на сей раз — кровью французских моряков.
Это было предательством. Французский флот ничем не заслужил такого к себе отношения – он честно воевал борт о борт с британскими кораблями. Сама мысль о том, что французские моряки нарушат данное ими слово и сдадут свои корабли немцам была оскорбительной – в не таком уж далеком прошлом на дуэль вызывали за существенно меньшее.
А потому, совсем неудивительно, что 7 июля, когда британский шлюп "Милфорд" под флагом парламентера вознамерился просить разрешения войти в гавань Дакара, дабы вручить французскому командующему важное сообщение, то ответ был краток: "Убирайтесь, или я открою огонь". А затем на горизонте показались британские «вашингтонцы» и авианосец «Гермес»…
Капитан де вайссо де Галарца стоял на мостике своего линкора, до боли вглядываясь в знакомые силуэты британских кораблей. Более всего на свете ему хотелось следовать велению сердца, выйти в море и, дав волю сдерживаемой ярости, превратить прозрачную и напоенную солнечным светом водную гладь в адский коктейль горелого металла, нашпигованный кусками тел подданных Его Чертова Величества. Но разум, холодный разум нашептывал, что англичане сейчас — не главный противник и что истинный враг Франции сейчас сидит в Берлине… однако руки так и чесались.
К тому же де Галарца имел приказ – ничего не предпринимать и без команды на провокации не поддаваться. И выполнял его до тех пор, пока…
… в ночь с 7-го на 8-е июля маленькое британское суденышко не проскользнуло сквозь ограждения бухты и не вознамерилось пройти вплотную к французскому линкору. В сумерках сигнальные флаги были не слишком-то хорошо видны, но два водных столба, выросшие прямо по курсу британца с поразительной ясностью продемонстрировали опасности столь опрометчивого маневрирования. Британец ушел (в дальнейшем выяснилось, что он имел на борту заряды, которые следовало сбросить под корму «Ришелье») А через два часа, в сумраке раннего утра наблюдатели вдруг увидели шестерку британских торпедоносцев, летящих прямо на линкор.
Гостей ждали. Комендоры ночевали прямо на боевых постах, и дежурные смены не отходили от котлов и механизмов. Так что, когда предрассветную тишину разорвали колокола громкого боя, линкор немедленно дал ход и открыл огонь.
Но увы, как давно уже подозревал Андре-Луи, зенитные батареи «Ришелье» не обеспечивали достаточной защиты – один «Суордфиш» вспух кровавым облаком взрыва, испятнав небо черными кляксами, второй, получивший на развороте накренился и подбитым селезнем заковылял домой… но гавань уже полосовали следы торпед и росчерк одной из них уперся в корму «Ришелье». Сильный взрыв потряс линкор.
Лучи восходящего солнца осветили сделавшую свое черное дело, а теперь быстро отходящую британскую эскадру – а также французский линкор, на котором кипела сейчас самая лихорадочная деятельность. Вскоре выяснилось, что кораблю ничто не угрожает – противоторпедная защита была сделана на совесть и незначительные затопления были быстро локализованы, но…торпеда попала крайне неудачно и вал одного из гребных винтов оказался погнут. Линкор сохранил боеспособность и после известного ремонта готов был выйти в море – но теперь его максимальная скорость ограничивалась 20-22 узлами. А отремонтировать вал в Дакаре не представлялось возможным.
Великолепный корабль оказался стреножен. На атлантическом побережье Франции хозяйничали немцы, а о том, чтобы идти чиниться в Средиземное море и речи быть не могло – англичане никогда не пропустили бы корабль через Гибралтар. Оставалась разве что Америка… но туда нужно было еще дойти. Как бы то ни было, к изготовлению кессона приступили немедленно. Работы осложнялись сложной формой обводов в корме, но все, что можно было сделать, не ставя корабль в сухой док, было сделано и к середине сентября «Ришелье» вновь обрел полную боеспособность и мореходность – только скорость восстановить так и не удалось. Месье де Галарца в очередной раз явил своему экипажу лик неутомимого дьявола преисподней – на протяжении двух месяцев матросы и офицеры «Ришелье» с утра и до позднего вечера либо вели ремонт, либо тренировались, либо дрыхли без задних ног. А когда трубы херувимов и серафимов, взыгравшие в душе Андре Луи наконец-то возвестили окончание ремонта, то он, с момента подрыва практически не покидавший корабль, устроил великолепную пирушку для измученных им офицеров. Сутки на сон и приведение себя в порядок, а потом — с вечера и до утра, с потоками вин и коньяков, танцами и охмурением дам…
А затем прибыло соединение «Y» адмирала Буррагэ в составе -4-й дивизии крейсеров ("Жорж Лейг", "Глуар", "Монкальм") и 10-го дивизиона лидеров ("Фантаск", "Малэн", "Одасье")
Адмиралу, легкому на подьем и не теряющему чувство юмора ни в каких ситуациях был оказан самый дружественный прием, но увы – вскоре Буррагэ, влекомый приказом Адмиралтейства поднял свой флаг на «Глуаре» и отправился в Касабланку. Тем не менее один лишь вид хищных силуэтов оставшихся в Дакаре легких крейсеров изрядно поднимал настроение – экипаж «Ришелье» больше не чувствовал себя последним и всеми забытым стражем золота Франции.
Разумеется, ничто хорошее не длится вечно. 22 сентября командующий морскими силами Дакара контр-адмирал Ландрио собрал командиров кораблей.
— Месье, — голос «адмирала Южная Атлантика» был негромок и сух:
— По имеющимся у нас сведениям, генерал де Голль на небольшом судне покинул территорию Англии и движется в сторону Африки. Есть мнение, что он направляется в Марокко, но я, признаться, этому не верю.
— де Голль сейчас представляет собой смутьяна без каких-либо ресурсов. Его используют англичане в качестве марионетки, но если эта марионетка не сможет сгруппировать вокруг себя хоть какое-то движение, то англичане выбросят его как использованный… эгхкм… В общем, де Голлю позарез нужна территория, которую он мог бы объявить «Свободной Францией» и очень важно, чтобы на этой территории имелось хотя бы несколько французов. Для этих целей Марокко подходит практически идеально – наших сил там немного, так что в случае отказа от добровольного присоединения можно с успехом опереться на штыки англичан. Захватить Дакар было бы намного сложнее…
— Но зато и приз намного больше. Ведь любому кто хочет вести политику или воевать, нужны деньги, деньги и еще раз деньги… денег у Де Голля нет. И у англичан нет тоже, они с самого начала войны расширяли заказы в США и платили за все звонкой монетой, так что сейчас, после падения Франции им будет важна каждая копейка. А посему, месье, вывод простой – если де Голль пойдет в Марокко или куда-то еще, то он вероятно ничего не знает о золоте, которое мы храним здесь. А вот если он придет в Дакар… тогда скорее всего о золоте он знает. И идет именно за ним! Ну, а если знает де Голль – знают и англичане. Мы уже убедились в том, сколько стоит английская верность союзникам! Мы все понимаем, как важно сохранить золотой запас нашей страдающей Родины. Он должен послужить интересам Франции, а не Британской империи! И потому, месье, готовьтесь к битве. Любой британский корабль, подошедший к береговой черте ближе чем на 20 миль – Ваша законная добыча. Пусть каждый исполнит свой долг без сомнений и колебаний!
Утром 23 сентября густой туман окутал город и гавань Дакара. Но вдруг, сквозь предательскую пелену раздался гул многих авиамоторов. Зенитные орудия немедленно открыли огонь, в ответ же на город посыпались…листовки.
А в 6 часов радиостанции кораблей и города приняли радиограмму:
"Генерал де Голль со своими войсками прибыл для усиления обороны Дакара, и снабжения города. Его поддерживают сильная британская эскадра и многочисленные британские войска. Генерал де Голль посылает офицеров своего штаба для ведения переговоров с властями Дакара. Этой делегации поручено потребовать обеспечения беспрепятственной высадки французских войск и их снабжения. Если все пройдет гладко британские силы не будут вмешиваться и высаживаться. Все офицеры, моряки, летчики и жители Дакара должны содействовать осуществлению этой операции спасения"
— Как интерееееесно… протянул стоящий на мостике «Ришелье» Андре-Луи, с интересом разглядывая радиограмму так, как будто в его ладонях, свернувшись в клубок, уснул неизвестный науке индрик-зверь.
— В переводе с дипломатического на французский – лапки кверху, ребята, а то большой английский папа nous fessera au pope. Месье Поль, Вы уже раздобыли листовочку нашего новоявленного Роланда, прискакавшего сюда верхом на своре английских жеребцов?
— Да, месье. Видать какой-то англичанин запутался в этом de dieux тумане и вывалил свой груз там, где не надо было – прямо на нас. Если же он при такой видимости умудрился сделать это нарочно – лично найду мерзавца и награжу его Крестом Виктории. Посмертно.
-Ну, мой дорогой Поль, вы сегодня удивительно кровожадны… давайте сюда, это же интересно… Так-так… ничего иного я от де Голля и не ожидал. "Дакару угрожают враги и голод…» Да, мы тут прямо таки пухнем с голоду. Половина населения Дакара каждый вечер разбредается по ресторанам и кафе… Что может быть лучше? После честной работы, под хорошую закуску и красное винцо слегка припухнуть с голоду, любуясь заходом солнца… Кстати, Пьер, а где сейчас ближайшие от нас немцы?
— Вероятно в Байоне
— Да, всего-то лишь в трех с половиной тысячах километров от нас… Но ведь угрожают, наверняка угрожают, не так ли, Поль? Сидят в Байоне, пьют шнапс и пальчиком в нашу сторону грозят … А уж итальянцы в Ливии какие грозные! Этим-то вообще до нас всего ничего, через пустыню Сахара перейти – и вот они мы. Одна нога здесь, другая там. Тааак, а это еще кто к нам пожаловал?
Туман оседал все ниже, оставляя после себя лишь стелящуюся по волнам дымку. И прямо по этому белому полю ко входу в гавань Дакара неслись два катера, с развевающимися парламентерскими флагами.
— Этих – пропустить, Поль. Но следите за ними во все четыре глаза…
Как и следовало ожидать, дипломатическая миссия не увенчалась успехом. Тогда генерал де Голль, державший флаг на авизо "Саворньян де Бразза" попытался войти в гавань.
— А вот это уже лишнее! – весело произнес Андре-Луи.
152-мм снаряд с Ришелье поднял фонтан брызг прямо по курсу «де Бразза», и на авизо сочли за лучшее отвернуть. Но через пять минут к "де Бразза" подошли остальные корабли «Свободной Франции» — "Коммандан Домине" и "Коммандан Дюбок" — и они вновь попытались проникнуть в гавань.
— Это становится невыносимым – пожаловался Полю де Галарца:
— Ужели этих господ совершенно не учили манерам?
Частокол шести водяных столбов перегородил дорогу корабликам де Голля и более попыток пройти в гавань они не делали.
В 10.20 де Голль решил, что пора расставить все точки над I и в эфир ушел ультиматум
"Власти Дакара отказались вести переговоры с посланными мной офицерами. "Ришелье" и батарея Горе обстреляли "Бразза", "Дюбок" и "Домине". Французские корабли и сопровождающие меня войска должны войти в Дакар, а если они встретят противодействие, то значительные союзнические силы, которые следуют за мной, предпримут соответствующие действия"
А в 10.40 серьезность этих слов подтвердил британский адмирал: «Адмиралу в Дакаре от британского адмирала. Корабли не должны покидать гавань, в противном случае, к моему большому сожалению, я вынужден буду применить силу для их возвращения"
В 10.35 гидросамолет французов обнаружил корабли английской эскадры в 12 милях от мыса Манюэль,
— Хмм… А я думал, что самолеты нам нужны для разведки, а не для подтверждения того, что мои старые глаза видят и так — заметил контр-адмирал Ландрио, организовавший свой командный пункт на мысе Мануэль неподалеку от батареи 240-мм орудий и уже несколько минут наблюдавший британские корабли.
— Ну ладно, а теперь – слушай приказ…
Де Галарца с тоской смотрел как уходят в море подводные лодки "Персе" и "Ажакс", как крейсера "Жорж Лейг" и "Монкальм" выдвигаются на внешний рейд…
— Кажется, месье контр-адмирал забыл о нас… Или он желает использовать «Ришелье» в качестве плавбатареи?, — задумчиво произнес Андре-Луи:
— Мне это не нравится. Совсем. Передайте механикам – быть готовыми дать ход до 20 узлов. Чтобы, к тому моменту как адмирал о нас вспомнит, мы могли бы выскочить на авансцену аллюром, как говорят русские, три креста!
В 10.50 240-мм орудия открыли огонь по кораблям англичан, но вскоре смолкли — погода портилась и горизонт затянуло серой хмарью скрывшей британскую эскадру. Англичане ответили коротким артналетом – но вслепую, по площадям, в результате чего в городе и гавани упало несколько снарядов.
Подводная лодка «Персе», выйдя из гавани отправилась к мысу Манюэль, а достигнув его – повернула к полуострову Вер, но тут с подлодки и батарей мыса был замечен крупный английский крейсер, а следом за ним – еще один, поменьше. Меньшой крейсер увидели и на «Ришелье» — и тут же чудовищные фонтаны разрывов, скрывшие в пелене брызг силуэт британца, недвусмысленно намекнули, что шутки кончились. Командир крейсера, представив себе, что сделает с его кораблем попадание хотя бы одного восемьсотвосьмидесятипятикилограммового снаряда, намек понял и немедленно отвернул, уйдя в спасительный туман.
Командир «Персе» оказался перед нелегким выбором. Британский тяжелый крейсер (а это был «Кумберленд») – вот он, виден как на ладони и вокруг него уже вздымались всплески падений снарядов батарей с мыса Манюэль, но он все еще слишком далеко для торпедной атаки!
Погрузиться – означало потерять кучу времени и скорость, потому что в надводном положении «Персе» развивала почти 19 узлов, в подводном – меньше 10. Но пытаться атаковать «вашингтонец» подобно эсминцу?! И все же командир рискнул. Надсадно взвыли дизели и «Персе» рванулась вперед, распластав свое хищное тело в безумном рывке над волнами. Брызги, пена и клочья тумана летели из под форштевня отважившегося на безумный бросок корабля и секунды замерли в восхищении, когда вытянувшаяся в струнку и дрожащая в нетерпении гончей сталь сотряслась, извергшись торпедным залпом. Но одна лишь доблесть не дает победы, а удача сегодня была не на стороне французов – из тумана проступили новые силуэты и горизонт окрасился оранжевыми вспышками выстрелов. «Персе» погибла почти сразу, но и «Кумберленду» пришлось несладко – страшный удар потряс крейсер и в небо взметнулись клубы дыма, пополам с фонтанами воды и облаками пара. И крейсер, только что поражавший глаз грозным великолепием силуэта, в миг превратился в кренящегося, озаряемого дымом пожаров калеку. Что отомстило за «Персе» — одна из пущенных ею торпед или же тяжелый снаряд с береговой батареи – кто знает? Но «Кумберленд» немедленно вышел из боя.
Вторая подводная лодка, «Ажакс» только-только вышла из гавани, как вдруг раздался стрекот и из за низких облаков вывалилось несколько британских «Скьюа». Контр-адмирал Ландрио видел, как черные точки сброшенных бомб взметнули фонтаны воды и как «Аджакс» вдруг резко сбавил ход, а потом и вовсе остановился.
— Вот черти… А где же наши par le chat les violés самолеты?
— Так ведь погода нелетная, месье контр-адмирал…
— Quel la ligne нелетная?! Почему для этих британских des avortons она летная, а для наших – нет?!!
Самолеты из Дакара все же поднялись в воздух, правда — только для разведки.
В 12.20 де Голль в последний раз обратился к защитникам Дакара:
"Я умоляю власти Дакара и призываю их подтвердить, что они не будут больше сопротивляться прибытию в гавань французских кораблей и высадке войск, находящихся под моим командованием. Во всяком случае войска под моим командованием, как и силы союзников ответят всем, кто будет стрелять по ним"
И в 13.00 получил ответ генерал-губернатора Буассона:
"Вы убедились, что мы ответим силой на любые попытки высадиться. На вас падает вся ответственность за пролитие французской крови, остерегайтесь этой ответственности — кровь уже пролилась".
Французский самолет-разведчик доложил о том, что в бухте Рюфиск производится высадка десанта. Контр-адмирал Ландрио отправил туда лидеры «Фантаск» и «Одасье» — проверить, что происходит, но убедился лишь в том, что англичане, невидимые в серой дымке, все же как-то наблюдают за выходом из бухты. При попытке выйти на рейд «Одасье» был накрыт несколькими залпами 203-мм снарядов. Лидер, получивший 2 прямых попадания вспыхнул и потерял ход. Экипаж эвакуировали, а остов некогда грозного корабля прибило к берегу, где он горел еще 36 часов.
Сказать что месье де Галарца, наблюдавший за всем этим безобразием с мостика «Ришелье» был взбешен — значит не сказать ничего.
В 17.00 видимость стала еще хуже. Французский контр-адмирал, надеясь что сгустившийся туман мешает англичанам наблюдать за бухтой отправил оба легких крейсера на разведку в бухту Рюфиск – они не обнаружили там ничего и вернулись. Французский пилот ошибся, и эта ошибка стоила жизни 80 морякам «Одасье».
Но судьба любит иронию – в 17.30, сразу после ухода легких крейсеров, в бухту Рюфиск действительно вошли корабли «голлистов» и попытались высадить десант. Совместными усилиями береговой батареи и роты пулеметчиков сенегальского полка десант был сброшен в море. «Голлисты» отступили, не понеся особых потерь.
На этом первый день сражения завершился.
Утро 24 сентября
Развиднелось. От вчерашней серой хмари не осталось и следа – свежий ветерок разогнал низкие тучи, видимость была великолепной…
— Отлично, месье контр-адмирал, — признес генерал-губернатор Буассон, располагаясь в легком плетеном кресле на наблюдательном пункте мыса Манюэль.
— Я рад, что отправился с Вами. Сидеть в городе и слушать разрывы британских снарядов – то еще удовольствие, а тут у Вас совершенно превосходный вид…
Командующему британской эскадрой все это не нравилось. Вице-адмирал Джон Каннингэм не горел желанием убивать вчерашних союзников, но он был военным и получил приказ. Французы стойко защищались и тем внушили к себе уважение, а еще стало ясно что напугать их не выйдет. Нужно было воевать всерьез – но вот этого-то почтенный вице-адмирал делать совершенно не хотел. Джон Канннингэм считал, что у него достаточно ресурсов для нанесения военного поражения обороняющимся – но он понимал, что ожесточенное сопротивление французов приведет к бойне и ему придется попросту утопить Дакар в крови. Однако ночью из Лондона ночью пришли самые недвусмысленные инструкции и игнорировать их было невозможно.
В 5.45 вице-адмирал держал в руках проект очередного ультиматума Дакару
«Ваше поведение заставляет нас поверить в то, что Дакар в тот или иной момент будет передан нашим давнишним врагам… Оккупация Дакара врагами станет причиной сопротивления его населения. Вам не будет позволено предать французское и туземное население, не желающее попасть в рабство, которое им сулят Германия и Италия. Если в 07:00 вы не передадите свои вооруженные силы в распоряжение генерала де Голля, мощные силы, находящиеся в нашем распоряжении вступят в действие… Никакие компромиссы невозможны…"
Джон Каннингэм скривился, как от горчайшей редьки.
— Мы что, не могли придумать чего то менее…неловкого?, — спросил он офицера, подавшего ему бумагу.
— Сэр…Прошу прощения, сэр…,- молодой парень покраснел и не знал куда девать руки, но вдруг, решившись, судорожно сглотнул и вперил свой взгляд прямо в светлые глаза адмирала:
— Но все что я написал до этого…другие варианты.. Были еще глупее, сэр!»
В 07.24 на батареи острова Гори и мыса Манюэль обрушился огненный ад. Днем раньше английские крейсера и самолеты хорошо «срисовали» местоположение французской артиллерии и теперь крыли главными калибрами по площадям. По Гори били крейсера, а вот по мысу Мануэль отработали линкоры, забросав ста шестьюдесятью пятнадцатидюймовыми снарядами все замеченные днем раньше сооружения … Визжащая смерть обрушилась на позиции французов смешав орудия, бетон, огонь и землю воедино… Увы, наблюдательный пункт контр-адмирала Ландрио не избежал той же участи.
Голос вахтенного «Неизвестные корабли…» прозвучал одновременно с глухим рокотом разрывов и огромными черными столбами, вырастающими на мысе Манюэль…
…И в тот же миг раздалось: «Воздушная тревога !»
Андре-Луи поднял бинокль – к «Ришелье» приближались самолеты, заходя на линкор с разных сторон… Но сегодня зенитчики не подвели – вот резко нырнул вниз, задымил и рухнул в море один, вот небо вокруг второго зарябило черными кляксами – самолет внезапно вспыхнул и взорвался, вот и третий качнуло, полетели какие-то неразличимые глазу осколки и вдруг половина крыла, закрутившись винтом отлетела в сторону, а самолет ушел по спирали вниз, но, кажется, ему повезло больше – в небе раскрылись два белых парашюта…
А затем, откуда не возьмись, эскадрилья «Хок-75» пижонским клином пройдя над «Ришелье» вдруг распалась на пары и ринулась в бой. Им наперерез ринулись британские «Скьюа», попытавшись сыграть роль истребителей прикрытия
но еще один «Суордфиш» исчез в страшной вспышке («Торпеда сдетонировала, что ли?» — с некоторым удивлением подумал Андре-Луи) и торпедоносцы вышли из боя.
А на горизонте потихоньку росли черные точки британских кораблей.
— Почему молчит адмирал?, — спросил у самого себя Андре-Луи, глядя на неподвижные крейсера и лидеры.
— Они срыли наши батареи и сейчас подойдут на дистанцию стрельбы к нам. А мы – стоим в гавани как роза в проруби… Нас же раскатают в тонкие блинчики…Почему же Ландрио молчит?!!
Де Галарца еще раз вперил отчаянный взгляд в мыс Манюэль — но тот был затянут пеленой черного дыма в котором изредка просвечивало пламя. Капитан де вайссо треснул себя кулаком по лбу
— Au cercueil à la loi à une et demi mille icônes à la mamie de Dieu et le sanglot d’outre-tombe!!! Их же всех там…
— Поль, немедленно вызывайте командный пункт на мысе! Вызывайте Ландрио, пока не откликнутся и требуйте указаний!
Прошло пять минут…десять…тишина. И вдруг огромный водяной столб поднялся посредине бухты, а следом за ним уши резанул надсадный свист уже упавшего в воду снаряда. Следующего свиста месье де Галарца не услышал – сильная вспышка и взрыв окутали дымом стоящий в гавани транспорт «Портос» и он картинно запылал, выбрасывая в стороны протуберанцы пламени. Но Андре-Луи уже не видел этого – склонившись над столом он диктовал текст радиограммы:
— Кораблям дакарской эскадры. Говорит капитан де вайссо де Галарца. Контр-адмирал Ландрио убит. Принимаю командование эскадрой на себя. Приказываю…
— Сэр, они покидают гавань !
Вице-адмирал Каннингэм, поднял бинокль. Мощнейшая оптика приблизила непокорный французский берег, но с расстояния в 11 миль его было едва видно. А вот нечто большое и башнеподобное весьма различимо выступало из за горизонта как раз в том месте, где у лягушатников должен быть выход в море.
— Тааак, похоже они все же решились…
Когда начался обстрел батарей мыса Манюэль то «Резолюшн» следовал в кильватер адмиральскому «Бархэму», имея мыс по правому борту. Но «Бархэм» уже почти вышел на траверз мыса и, чтобы не терять гавань из вида, Каннингхэм скомандовал поворот «все вдруг» вправо на 90 градусов. Теперь оба линкора строем фронта приближались к гавани, ведя по ней беспокоящий огонь из носовых башен главного калибра. И вот, наконец, британские артиллеристы увидели достойную себя цель.
На англичан шел новейший французский линкор. О, что это было за великолепное зрелище! Мастерство конструкторов и инженеров помноженное на выучку и волю экипажа сплотилось сейчас в исполинскую силу, перед форштевнем которой расступался, робея, океан. Пройдя неведомыми тропами, на волю выполз чудовищный титан Эпохи Легенд – не монстр, не чудище и не бог, но Стихия выкованная самим Гефестом… Тяжелый и широкий, но при этом удивительно грациозный, вобравший в себя несовместимые черты несокрушимости и стойкости огромной скалы и одновременно – стремительной и неукротимой ярости седых волн, что от века бьют в ее основание… Линкор накатывался неудержимо, вырастая из-за горизонта как чудовищная приливная волна, он притягивал к себе всякий взгляд вселяя дрожь, ужас и восхищение…
Восьмисотвосьмидесятикиллограммовый бронебойный APC Mark XVIIb с лязгом покинул уютный мрак погреба и, вытолкнутый на тележку транспортера взмыл вверх. Там его уже ждал раскрытый зев казенника – прибойник плотно, до самых нарезов вбил снаряд в темноту каморы, утрамбовав его четырьмя стовосьмифунтовыми картузами с порохом. Ухмылка тронула тонкие губы командир башни «В» «Бархэма» — такие снаряды остановили весь Хохзеефлот (по крайней мере в тот момент он искренне в это верил) – остановят уж как-нибудь и это творение сумрачного французского гения с его всего лишь двумя, но четырехорудийными (вот нелепица-то!) башнями главного калибра.
— Дистанция?
— Сто пятнадцать кабельтовых, месье !
— Разрешите открыть огонь?
Андре-Луи, не отрываясь, смотрел на британские линкоры, идущие ему навстречу.
— Жаль, что мы не видим, кто из них – флагман… Ну ладно, наводить по левому, огонь по готовности!
Вспышки выстрелов одновременно озарили «Бархэм» и «Ришелье». А когда пятнадцатидюймовые снаряды, взбороздив океан, вознесли тонны воды на семидесятиметровую высоту, в бой включился «Резолюшн» — но тотчас же «Ришелье» вновь окутался дымом второго залпа.
Британские линкоры вели пристрелку не торопясь, как по учебнику – «Бархэм» и «Резолюшн» давали четырехорудийные залпы по очереди, дабы не мешать друг другу различать падения собственных снарядов. При этом британцы шли на французский линкор, и вести бой могли только носовые башни, так что после каждого залпа следовало дожидаться перезарядки всех носовых орудий. А вот «Ришелье», имея все 8 своих орудий ГК в носу давал половинные, четырехорудийные пристрелочные залпы – но вдвое быстрее чем каждый британский линкор! Фактически, несмотря на двойное превосходство в силах, пока на каждый британский снаряд французы отвечали своим.
— Хмм, что-то лягушатники сегодня раздухарились не на шутку., — заметил, ни к кому не обращаясь Джон Каннингем.
— Не знаю, кто там у них командует огнем, но похоже что они сейчас…
БАБАМ!!!
Третий залп «Ришелье» дал накрытие – два исполинских водяных столба взмыли по левому борту «Резолюшн» и еще один – справа, но четвертый, пробив полубак рванул, выдирая сталь переборок и палуб и расшвыривая их во все стороны. Нос «Резолюшн» окутался дымом, но хода корабль вроде бы не терял, а когда сквозь черную пелену сверкнули четыре вспышки очередного залпа стало ясно, что и артиллерия от французского удара ущерба не понесла.
— Дистанция?
-Сто пять кабельтовых, сэр !
— Однако!, -только и сказал Каннингэм.
«Ришелье» упрямо шел прямо на британские линкоры. Вот «Резолюшн» окутался дымом второго попадания…вот молот 380-мм снаряда ударил прямо в барбет — и старая добрая британская броня не выдержала. Когда фейрверк огня и искр опал, сменившись легким дымком, взорам открылась изувеченная башня «А», оба ствола которой бессильно уткнулись жерлами в палубу.
Вдруг «Ришелье» слегка вздрогнул, и столб дыма взметнулся прямо между надстройками корабля.
— Доклад ! – крикнул Андре-Луи, провожая взглядом нос шлюпки, летящий куда-то вдаль метрах в двадцати над волнами.
Однако никаких серьезных повреждений британский снаряд не причинил.
«Резолюшн» украсился четвертой вспышкой. Следующий залп «Ришелье», увы, хотя и дал накрытие но попаданий не достиг. Зато уже второй британский снаряд скользнул, рикошетируя по бронепоясу французского линкора и взорвался рядом с бортом.
— Месье !, — обратился к капитану де вайссо Поль Мерзье:
— Быть может, нам следует изменить курс? Англичане пристреливаются…
На губах месье де Галарца расцвела ухмылка, вобравшая в себя весь яд мира.
— Подожди Поль…Мне нужно, чтобы англичане повернули вправо, но – чуть позже…
— Но…начал было Поль и вдруг глубокомысленно замолчал.
— «Бевезьер», месье?, — Спустя несколько секунд уточнил первый помощник
— Да, мой добрый Поль, «Бевезьер»
Ночью на линкоре получили радиограмму о диспозиции кораблей – надводным кораблям предписывалось оставаться в гавани, в то время как имевшая повреждения в дизелях подводная «Ажакс» должна была уйти на глубину и караулить вход в бухту. Последней оставшейся неповрежденной лодке — «Бевезьеру» — был дан приказ занять позицию в 8 милях мористее острова Гори… И сейчас «Бевезьер» должен быть где-то на десяти-одиннадцати часах от «Ришелье»
— Сейчас сейчаааас, еще чуууточку….шептал Андре Луи не отрываясь от бинокля
Страшный взрыв сотряс вторую башню «Ришелье» и немедленно боевая рубка вздрогнула от удара тяжелой стали. Всех присутствующих осыпало окалиной и изрядно оглушило. Британский снаряд угодил прямо в ствол 380-мм орудия, вырвав его из амбразуры, кусок этого ствола швырнуло прямо в де Галарца. Но броня рубки смогла это выдержать, только гул стоял такой, как будто офицеров поместили в самую сердцевину чудовищного колокола.
— Дистанция?
— 80 кабельтовых, месье !
Андре-Луи еще раз взглянул на британские линкоры
— Поворот влево, курс…
Джон Каннингэм, не отрываясь наблюдал как «Ришелье» заложил вираж, сделавший честь любому горнолыжнику и не прекращая огня рванул куда-то вправо.
-Ого ! А лягушатникам-то не понравились наши гостинцы…Дистанция?
— 75 кабельтовых, сэр !
— Ну что ж, господа…ложимся на параллельный курс вводим в бой кормовые башни и раскатаем уже этого мерзавца! Передайте на «Резолюшн» — поворот все вдруг право 90…
Резкий разворот сбил наводку и англичанам и французам, но теперь против 7 французских пятнадцатидюймовок воевали 14 почти таких же орудий англичан. Несмотря на то, что «Резолюшн» был изрядно избит, он все еще оставался в строю, а «Бархэм» пока вообще не получил никаких повреждений. Теперь французский линкор, казалось, был обречен – у него не было больше преимущества в пристрелке и его самого уже крепко попятнали британские снаряды. Дистанция в 70-75 кабельтовых была для Королевского Флота стандартно-учебной, огонь линкоров на ней – чрезвычайно эффективен. Пускай француз имеет преимущество в защите – но против подавляющей огневой мощи ей не устоять…Вот очередной залп «Бархэма» дал накрытие, следующий залп и – попадание, кажется в бронепояс, за ним еще одно – в корму – и катапульта французского линкора летит в воду, третье попадание – ого, кажется начался пожар…
Джон Каннигм так засмотрелся на осыпаемого градом снарядов француза, что не сразу услышал крики: «Резолюшн»! «Резолюшн»!, а когда звуки многих голосов наконец-то дошли до его ушей, он резко повернулся и увидел…
…Гигантский столб воды, опадающий у левой скулы британского линкора. Каннингэм смотрел, как медленно кренится получивший страшный удар корабль.
-Торпеда…
И сейчас же, как будто этого было мало, два французских снаряда вошли прямо под бронепояс, в були, играючи пробив ПТЗ и рванули в недрах «Резолюшн» окончательно скрыв того в облаках пара и кипящих брызг. Каннингем смотрел во все глаза. Из туманного облака медленно выступил избитый корпус, теперь крен нарастал куда быстрее. Следующий залп чертового француза ударит прямо в тонкие бронепалубы старого линкора, снаряды пройдут до самого днища, круша все на своем пути… Перед глазами вице-адмирала встало страшное зрелище машинных команд, которым остались жить считанные секунды и которые сейчас примут чудовищную смерть, заживо сгорая в адских факелах пылающей нефти, захлебываясь кипятком из разодранных взрывами котлов…
…А перед внутренним взором Андре-Луи стояло лицо командира «Одасье», молодого и веселого офицера, перед которым открывалось прекрасное будущее, а в Тулоне ожидала совсем молоденькая жена, беременная их первенцем. Офицеры впервые встретились в Дакаре и почувствовали взаимное уважение друг к другу. Андре-Луи вспоминал их долгие беседы за бутылкой коньяка и коробкой кубинских сигар – но им никогда уже было не встретится более, потому что командир злосчастного лидера не пережил своего корабля, сгоревшего вчера на рейде и Андре-Луи знал это. Покойный адмирал Ландрио улыбался месье де Галарца своей обычной, чуть насмешливой улыбкой, а тот грезил наяву, видя как рванулись ввысь души моряков «Персе» когда подводная лодка исчезла в вихре разрывов…
Все они могли бы жить, если бы не…
Самый страшный бой – когда огнедышаший Дракон Сердца сплетается в смертельном объятии с леденящим холодом Дракона Разума.
Капитан де вайссо Андре-Луи де Брасье де Галарца с трудом разлепил спекшиеся, ставшие чужими губы…
..Джон Каннингем не отрываясь смотрел на поверженный «Резолюшн» и ждал конца. Само время в ужасе замерло над обреченным британским линкором…
-Сэр, мы приняли радиограмму, они передают открытым текстом…Сэр, Вы слышите меня? Сэр !!!
Британский вице-адмирал перевел взгляд на французский линкор. Его орудия молчали, а сам он, выписывая сумасшедшие зигзаги уходил из под накрытий «Бархэма» На фалах трепетали сигнальные флаги, которых еще пять минут назад там не было. Дрогнувшей рукой адмирал принял радиограмму, буквы и слова разбегались перед его глазами.
«Прекратите огонь и уходите. Наша свара лишь потешит Берлин. Капитан де вайссо де Брасье де Галарца»
Мгновение Каннингэм ошеломленно молчал, а потом… Казалось, адмиральский рев на мгновение перекрыл звериный рык главного калибра «Бархэма»
-Задробить огонь !!!!
Главный артиллерист британского линкора утверждал потом, что чудовищные стотонные орудия линкора тут же поджали свои шестнадцатиметровые стволы и затихли без малейшего участия комендоров…
Еще несколько секунд Джон Каннингэм молчал. А потом, стоящие подле него офицеры услышали
— Я не знаю, кто такой этот де Галарца, но он только что построил себе памятник из чистого золота в самом центре Уайтхолла! И если еще хоть одна политическая б…ть потребует….
Андре-Луи, кусая губу, наблюдал как «Барэм» прекратил огонь и развернул орудия на ноль. Как на фалах линкора рвануло ввысь разноцветье флагов и тут же радист положил перед ним текст британской радиограммы.
«Мы уходим. Скорблю вместе с Вами о Ваших павших. С глубочайшим уважением
Вице-адмирал Д.Каннингем»
…С тех пор прошло уже четверо суток. Английская эскадра давно ушла. Генерал-губернатор Буассон, увы, погиб вместе с контр-адмиралом Ландрио, но менее чем через сутки на имя Андре-Луи пришли телеграммы, подписанные самим Петеном и Дарланом. За успешно проведенное сражение месье де Галарца досрочно произвели в чин контр-адмирала и доверили командование морскими силами Дакара, а новый генерал-губернатор должен был прибыть позднее. До того времени вся полнота власти сосредотачивалась в руках Андре-Луи. Первые лица государства благодарили де Галарца… от лица Франции… Но имели ли они право говорить от лица Франции, вот в чем вопрос?!
Сутки ушли на то, чтобы навести порядок и похоронить павших. Еще двое суток пролетело в делах и заботах, а потом…потом, Андре-Луи, измученный массой дел и оравой неустанно грызущих мозг вопросов, ответов на которые у него не было, махнул на все рукой и устроил феерическую пирушку в честь победы французского оружия. Да и свои новенькие контр-адмиральские погоны тоже следовало обмыть.
Пирушка, как мы уже заметили, удалась на славу.
И теперь, сидя в уже не новом, но чистеньком и сверкающем в лучах утреннего солнца «Паккарде» месье вдруг почувствовал, что все встало на свои места.
Контр-адмирал Андре-Луи де Брасье де Галарца совершенно точно знал, что он должен делать.