Ромейская сверхдержава. Мир василевса Георгия Маниака. Часть 4
Продолжение повествования Georga про басилевса Георгия Маниака. Кто не читал – начало находится здесь, а предыдущая часть здесь. В этой части рассказ о действиях его армии в Италии против норманнов, и в Сицилии против арабов.
Разгром под Сипонто почти покончил с нормандским присутствием в Апулии. Стараясь вывести на битву как можно больше воинов, норманны не могли оставить серьезных гарнизонов в городах Верхней Апулии, и теперь Асколи и Веноза закрыли ворота перед беглецами. Аргир еще до сражения вел секретные переговоры с апулийскими городами, обещая всем полную амнистию, и теперь в какой-то месяц вся Апулия от Сипонто до Трои покорилась императору. Лишь в Мельфи, где были сложены награбленные богатства, норманны оставили серьезный гарнизон, который прочно удерживал город.
Гвемар и Райнульф с поля сражения бежали прямо домой, в Салерно и Аверсу. Гумфрид, единственный уцелевший из братьев де Отвилей, собрав часть спасшихся с поля сражения, отступил в Мельфи. Кроме того много рыцарей, кони которых оказались недостаточно резвыми, чтобы уйти от погони, угодило в плен. Маниак дал приказ щадить сдающихся в плен рыцарей, поддавшись внушениям Аргира, который представил императору, сколь полезно будет привлечь на службу этих отличных воинов. Аргиру внушил эту мысль командир служивших у него норманнов рыцарь Эрве – тот самый Эрве, который в РИ (и в данной АИ тоже) впоследствии сделал блестящую карьеру на византийской службе и стал родоначальником известного в позднейшей византийской истории патрицианского рода Франкопулов. Участвуя в итальянских междуусобицах на обоих сторонах, норманны обычно старались спасти жизни своих земляков, оказавшихся на проигравшей стороне, и теперь Эрве сделал то же самое. Его совет полностью оправдал себя – подавляющее большинство пленников поступило на византийскую службу.
Армия Маниака выступила к Мельфи. Этот город, укрепленный как самой природой, так и инженерным искусством, обещал очень надолго задержать византийскую армию, поэтому Маниак предпочел вступить в переговоры. Норманны, растерявшие былую спесь, осознавали в свою очередь, что помощи ждать неоткуда, и рано или поздно греки задушат город блокадой. Тем более Маниак предложил выгодные условия – свободный выход из города с сохранением всего имущества, для желающих – прием на византийскую службу с приличным окладом и долей в добыче. Взвесив за и против (в случае упорной обороны все равно в конечном итоге пришлось бы сдаваться, но без шансов сохранить приобретенные при грабеже Италии богатства) норманны согласились. Мельфи был сдан, а большая часть осажденных тут же поступила на службу к императору. Теперь из нормандских рыцарей была сформирована уже полноценная «франкская» тагма, командиром которой стал пользующийся теперь полным доверием императора Эрве.
Перейдя Аппенины через Мельфийский перевал, Маниак вступил во владения Гвемара. Прошло всего 6 лет с тех пор как Георгий Маниак, назначенный Михаилом IV командующим на Сицилию, гостил в Салерно у Гвемара, в то время именовавшегося «другом и союзником ромейского народа», и покинул Салерно, уводя с собой отряд норманнов во главе с Ардуином. Оба противника отлично знали друг друга, и теперь пришли к «взаимопониманию» достаточно быстро. Гвемару были предъявлены требования – оказаться от поддержки норманнов, вывести свой гарнизон из Капуи и передать город его законному герцогу – Пандульфу, и наконец заплатить контрибуцию в возмещение понесенных империей по его вине военных расходов. В противном случае василевс пообещал сам собрать оную контрибуцию с земель Гвемара. Принц Салернский, которому быстрой помощи ждать было неоткуда, вынужден был согласится на все предъявленные требования. Пандульф Абруццкий Волк к ужасу соседей (ненавидевших этого буйного и жестокого феодала) снова водворился в Капуе.
Герцог Серджио Неаполитанский явился в лагерь Маниака, подтвердил свой вассалитет по отношению к Византии и согласился выставить несколько кораблей и отряд воинов для сицилийской войны. Его примеру последовала и республика Амальфи. Что касается Аверсы, то Маниак первоначально горел желанием разрушить это последнее гнездо норманнов в Италии, но совет удержал его от этого – графство Аверса находилось под сюзеренитетом Западной империи, и его уничтожение могло вызвать осложнения с Германией, что в свете начинающейся войны с арабами было крайне нежелательно. Райнульфу было предъявлено требование оказать Византии помощь в сицилийской войне, и граф Аверсы направил в армию Маниака большую часть остававшихся у него норманнских воинов, в том числе всех спасшихся из Апулии. Таким образом почти все уцелевшие в Италии боевые силы норманнов влились в армию Маниака в качестве наемного контингента.
Пока Маниак улаживал дела в Кампанье, на Сицилии уже шли боевые действия.
Здесь не лишним будет коснуться предыстории – а именно первой сицилийской кампании Маниака. В 1034 году эмир сицилийский из фамилии Кельбитов, Ахмед-Ахал, угрожаемый восстанием подданных, во главе которых стоял его собственный брат Абу-Хафс, обратился к византийскому императору Михаилу IV с просьбой о союзе. В свою очередь Абу-Хафс признал себя вассалом зиридского эмира Ифрикии Муизза-ибн-Бади, который отправил туда значительное войско под предводительством своего сына Абдаллаха.. Уже в 1034 году войска Италийского катепаната боролись с африканскими на острове Сицилии, но скоро воротились в Апулию. После удаления их Абу-Хафс и Зириды восторжествовали, Ахмед-Ахал был зарезан, и голова его представлена Абдаллаху Зириду: последний теперь владел столицею (Палермо) и всем островом. В этот момент, но уже в 1038 году, византийская армия снова переправилась чрез Мессинский пролив.
Абдаллах хотел остановить греков не при Мессине, городе, населенном христианами и потому не укрепленном, а при Раметте. Громадное войско, в составе которого Кедрин-Скилица отмечает 50000 «карфагенян», пришедших на помощь из Африки, преградило Византийцам путь внутрь острова. Сражение было так упорно, что близ лежащая речка текла кровью. Затем последовало завоевание тринадцати укрепленных замков, в которых арабы упорно защищались, и осада Сиракуз. Между тем Абдаллах Зирид, получив подкрепления от отца из Африки, снова грозил византийцам. С шестидесятитысячной армией, — по самым умеренным показаниям (Малатерра), а по Кедрину, по крайней мере, с вдвое большей — «Карфагенянин» расположился лагерем на равнине близ города Тройны на северо-запад от горы Этны, откуда он мог тревожить греков в Катане и под Сиракузами. Маниак, господствовавший только над восточным берегом Сицилии, имея пред собою укрепленный город, осада которого затянулась, а позади — неприятельскую армию, устремился против последней. Он остановился лагерем на восток от Тройны, там, где с XII века находились аббатство и земля, сохранившие его имя (Maniache) до нашего времени. «Карфагенянин, сын Тунисского султана», был разбит; 50.000 Африканцев, по словам Кедрина, покрывали поле сражения . Но вследствие небрежности адмирала Стефана Калафата Абдаллах успел спастись, посадиться на суда (в Каронии или Чефалу, то есть, на северо-восточном берегу Сицилии, по мнению Амари), и потом явился в Палермо, откуда он мог возобновить борьбу. Следствием победы при Тройне была сдача Сиракуз, где Георгий Маниак восстановил христианское богослужение, а равно и военные укрепления; замок на крайней оконечности древней Ортигии до сих пор носит его имя. В Сиракузах отысканы были мощи св. Лючии, указанные каким то старцем, украшенным почтенной сединою, и в серебряной раке отправлены в Константинополь. Подобно Сиракузам, заняты были греческими гарнизонами и другие вновь завоеванные укрепленные арабские пункты. В первой половине 1040 года почти вся Сицилия была в руках греков.
В это самое время Маниак был отозван из Сицилии, в оковах ввезен в Константинополь и брошен в темницу. Раздраженный неисправностью адмирала Стефана после сражения при Тройне, Маниак, известный своим неукротимым характером, назвал царского зятя трусом и предателем, мало того, поднял на него руку. Эта вспышка была причиною падения Маниака. При византийском дворе очень скоро сдались на мстительные внушения Стефана, что тот, кто поднял руку на царского зятя, не остановится поднять ее и против самого царя и уже готовится протянуть ее к царскому венцу. С удалением знаменитого вождя кончились успехи византийцев: под натиском арабов они принуждены были оставить почти все свои завоевания. Победа, одержанная направленным на Сицилию в 1041 Катаклоном Кевкаменом при Мессине, не поправила положения дел, — она только и спасла одну Мессину. А в 1042 Кевкамен по приказу из Константинополя эвакуировал и Мессину.
Но теперь, когда Маниак уже императором собирался вернуться на Сицилию, положение снова складывалось в его пользу. Дело в том, что воспользовавшись победой Кевкамена при Мессине, власть в Палермо захватил принц из старой Сицилийской династии Кельбитов Хасан II ас-Самсам. Большая часть острова оказалась под его властью, но юго-восток был в ходе войны с греками оккупирован гарнизонами Зиридов, войска которых отвоевали у византийцев Сиракузы. Принц Абдаллах Зирид вернулся на Сицилию и повел упорную войну против Хасана. Потерпев ряд поражений и стремительно теряя популярность у подданных, Хасан при появлении Маниака ухватился за него как за последний шанс на спасение, уверенный что сей грозный для арабов герой сумеет защитить его. Хасан предложил сдать обратно византийцам Мессину (которая при отступлении Кевкамена с острова была занята его войсками), и заключить союз против Зиридов. По условиям союза Византия должна была получить восточную половину острова, а западная должна была остаться во владении Хасана как вассала и данника империи.
Договор с Хасаном был заключен буквально за день до битвы при Сипонто. Сразу же после битвы Маниак отделил для занятия Мессины крупный отряд, который возглавил Катаклон Кевкамен – стратегу, ранее вынужденному сдать Мессину, теперь была предоставлена честь вернуть ее и закрепить на острове византийский плацдарм. На поддержку ему был направлен весь флот во главе с друнгарием Василием Феодороканом.
Маниак рассчитывал двинутся в Сицилию сразу же по улаживании дел с Салерно, и соединившись с Хасаном, атаковать Абдаллаха в Сиракузах. Но его планам суждено было осуществится лишь частично. Кевкамен благополучно высадился на Сицилии и занял сданную ему Мессину. Но союз Хасана с неверными только ускорил то, что и так произошло в РИ – в сентябре 1044 в Палермо вспыхнуло восстание, поднятое улемами. Хасан II ас-Самсам, последний сицилийский эмир из династии Кельбитов, был низложен. В Палермо образовалась олигархическая республика, которая тут же признала власть Зиридов. Большей частью эмирата при этом завладел кельбитский принц Ибн аль-Хавас, засевший в самом сердце острова, в неприступной Энне, но и он признал себя вассалом Абдаллаха.
Итак, спустя 4 года Маниаку снова предстояло сразится с африканскими армиями Зиридов. Абдаллах, в прошлом дважды потерпев сокрушительное поражение от Маниака, теперь проявлял крайнюю осторожность, и решил собрать превосходящие силы. К тому же ему требовалось время на установление отношений с новыми сицилийскими подданными, определение отношений с Палермо и Энной. Поэтому столкновение затянулось. Кевкамен, укрепившись в Мессине, ждал подхода главных сил. Абдаллах в свою очередь накапливал войска. Атаковать Мессину он не пытался – как потому что за время прошлой войны там были возведены первоклассные укрепления, так и потому что флот Зиридов был недостаточен для того, чтобы вытеснить эскадру Феодорокана из Мессинского пролива и блокировать город. Принц запрашивал подкреплений из Африки, и его отец, зиридский эмир Ифрикии Муизз, не желая терять почти присоединенную к государству Зиридов Сицилию, направил на остров почти всю армию. Но уже не доверяя способностям сына после двухкратного поражения от Маниака, приставил к нему опытных военачальников. Надо сказать, что военное дело у арабов и византийцев к XI веку оказалось относительно идентичным. Все что было эффективного в вооружении, тактике, стратегии друг друга, за несколько столетий ожесточенного противостояния было перенято и адаптировано. Точно так же наряду с легкой кавалерией появилась тяжелая – «катафракты» у византийцев и «фирасы» у арабов, точно так же у арабов развилась сильная линейная пехота, выстраивающая плотные фаланги, умеющая выполнять строевые эволюции и имеющая в своем составе лучников, дротикометателей и пикинеров, кавалерия так же накатывалась волнами, наращивая натиск из глубины боевых порядков, пехота при лобовом столкновении обменивалась залпами стрел и дротиков, а затем сходилась во фронтальном бою, причем передняя шеренга сражалась мечами, а задние поддерживали ее длинными пиками (современные реконструкции показали что шеренга, вооруженная мечами при поддержке следующих шеренг, вооруженных копьями, действует очень эффективно, так как противнику приходится преодолевать стену щитов, из-за которой непрерывно следуют рубящие и колющие удары). Идентичными были фортификация, инженерное и морское дело (с той лишь разницей, что арабы не владели «греческим огнем»). Таким образом Георгию Маниаку, который весной 1045 года высадился в Мессине, предстояло сразится с армией, во многом идентичной византийской, но обладающей почти двухкратным численным превосходством. Абдаллах и его наставники на этот раз казалось учли все, чтобы снова не потерпеть поражение. Армии сошлись при той самой Рометте, где уже сражались несколько лет назад. Взвесив все обстоятельства, Маниак решил сделать ставку на имеющиеся в его армии рода войск, которым у арабов не было соответствий, и к которым не было выработано противоядия. Речь шла о варяго-русской пехоте и нормандской рыцарской коннице. Боевой порядок сторон неизбежно должен был выстроится традиционно – пехота в центре, кавалерия на флангах. Маниак по опыту прежних войн знал, что пехота Зиридов, набираемая из берберийских племен Сахары (привыкших в набегах передвигаться на верблюдах а сражаться в пешем строю), хотя числом и превосходит ромейскую, но обучена хуже. Поэтому он счел возможным продавить своими фалангами центр противника. Византийская пехота была построена в боевой порядок, известный в тогдашней тактике как «sfinxon» — центр усиливался по сравнению с флангами и в бою должен был активно наступать, так что фаланга в ходе боя превращалась в клин, острие которого в конечном итоге прорывало боевые порядки противника. Таковым острием должна была по замыслу Маниака стать варяго-русская дружина. Ее «вундерваффе» по сравнению с берберийской пехотой были огромные двуручные секиры, которыми вооружалась вторая шеренга. Секироносцы становились плотно за меченосцами первого ряда (выстраивающими стену щитов), но в шахматном порядке, и рубили секирами, размахиваясь над головой, «словно кололи дрова». Следующие шеренги при этом могли лишь следовать за товарищами, выставив вперед длинные копья и посылая вперед удары в слепую, но и этого хватало. Секиры раскалывали щиты передней шеренги противника, позволяя меченосцам колоть ее воинов, а затем и пикинеров. На флангах же «подарком» для арабской конницы должна была стать нормандская кавалерия. Византийцы быстро заметили что «удар франкских рыцарей столь мощен и сокрушителен, что они могли бы пробить стены Вавилона», и что их лобового удара не выдерживает никакая иная конница, в том числе и византийская. Норманны теперь должны были встретить арабских фирасов. Абдаллах рассчитывал на пехоту как опору боевого порядка, задачей которой было удерживать позицию. Ставка делалась на многочисленную конницу, коей так славна была древняя Нумидия. Сражение было завязано арабами ударами кавалерии по флангам противника. Правый фланг византийцев был надежно защищен горами, левый же Абдаллах пытался обойти, вводя в бой все новые конные подразделения. В решающие моменты Маниак бросал в бой норманнов, которым были приданы конные стрелки тагмы иканатов, следовавшие за рыцарями и поддерживавшие их стрельбой из луков навесом. Рыцарям категорически было запрещено преследовать, дабы не угодить в засаду. 4 раза Эрве водил свои баталии в сокрушительные конные атаки, буквально сметая пытающиеся обойти ромейский фланг волны арабской конницы с поля боя, и каждый раз отводил рыцарей обратно, дабы перегруппироваться и дать тяжелым лошадям отдохнуть. Наконец в центре, где боевой порядок берберийской пехоты все больше прогибался под натиском варанги, варяги прорубились секирами сквозь строй противника, проломив вражеский центр. В этот момент Маниак снова бросил в сражение норманнов и резервные элитные конные тагмы схолариев и экскубиторов. Боевой порядок арабов рухнул, и их армия обратилась в бегство. Битва закончилась жутким избиением, так что хронист, явно преувеличивая (как и в прошлый раз) написал про «50 000 карфагенян», оставшихся лежать на поле битвы. Абдаллах, который не мог решиться явится на глаза отцу после третьего поражения и потери всей армии, возглавил последнюю контратаку фирасов и пал геройской смертью газия – Эрве, налетев на него сбоку, буквально снес грудью своего нормандского дестрие арабского скакуна принца вместе с всадником, а в следующую секунду одно из кованных копыт проломило принцу грудную клетку. Тело Абдаллаха, найденное после сражения, по приказу императора было набальзамировано и позднее выдано эмиру Муиззу для погребения. Победа отдала в руки Маниака весь северо-восток Сицилии. Без боя сдались Рометта и Тройна. Выступив на юг, Маниак овладел Катаной, но вынужден был обойти неприступный Тавромений. В мае 1045 василевс Георгий обложил с суши и моря Сиракузы и приступил к осадным работам. Надо сказать, что этой победой Георгий Маниак, сам того не зная, оказал громадную услугу Ифрикии. Ифрикия в то время была высокоразвитой земледельческой страной. Здесь были построены сотни плотин, водохранилищ («малых морей» арабских поэтов), оросительных, распределительных и водоотводных каналов. Последние, как и большинство рек, являлись судоходными и использовались для перевозки товаров и людей. На их берегах возвышались водоподъемные колеса, подававшие воду на поля и в усадьбы. Бесплодные, опустыненные сегодня местности в то время покрывали сады и поля, отличавшиеся высоким плодородием (урожайность пшеницы в 5-6 раз превышала показатели Средневековой Европы). Почти половина населения проживала в небольших благоустроенных городках. Раскопки свидетельствуют, что большинство из них имели крытые базары, бани, акведуки и каменные мостовые. Однако в РИ в 1048 г. Муизз объявил о своей независимости от Египта. Фатимидский халиф ал-Мустансир с крайней досадой воспринял этот разрыв. Он не имел сил вновь покорять Ифрикию, но нашел другой способ досадить непокорному вассалу — натравил на его владения бедуинов. В Ифрикию были двинуты разбойничье арабское племя бану хиляль, до этого проживавшее в Верхнем Египте, и племя бану-шайбан из Хинджаза. В 1051 г. кочевники, «подобно бурлящему потоку», вторглись в Ифрикию. Ал-Муизз вышел им навстречу, но арабы, бывшие в его войске, перешли на сторону соплеменников, и эмир потерпел полное поражение. Вскоре он был осажден в Кайруане и вынужден принять позорные условия мира. Три его дочери были выданы замуж за бедуинских шейхов. Сам он должен был оставить столицу победителям и переселиться в Махдию. После этого блистательный Кайруан подвергся страшному разгрому, от которого уже не смог оправиться. Ифрикия оказалась во власти анархии и распалась на несколько независимых княжеств. Кочевники нанесли огромный урон высокоразвитой земледельческой цивилизации. Они заняли под пастбища земли хлебопашцев и садоводов, обрекли на гибель мелкие города и селения, задыхавшиеся от недостатка земли. Фактически для земледелия были оставлены только узкая полоса побережья и долины в глубине горных массивов. В данной АИ, потерпев в 1045 сокрушительный разгром на Сицилии, Муизз разумеется и не подумал отпадать от Египта, наоборот – запросил у своего сюзерена, Каирского халифа Мустансира, военной помощи против Византии. Не состоялось бедуинского нашествия на Ифрикию, и древняя земледельческая цивилизация Римской Африки, вновь приведенная в цветущее состояние арабами, продолжала расцветать и развиваться, чтобы позднее, в XII веке, стать в мире данной АИ еще одной европейской страной… но об этом расскажем впоследствии.
