Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.
Константин Симонов. «Танк»
В рассказе про мост Кавамата описан способ, которым 28 мая 1939 года разведполк 23-й пехотной дивизии Японской Императорской армии под командованием подполковника Азума забрался в ловушку. С трёх сторон его окружали более многочисленные, лучше вооруженные и снабжаемые советские войска, а сверху регулярно прилетали «подарки» от советской артиллерии. И всё же японцы удерживали позиции.
Изложение базируется на книге Элвина Кукса «Номонхан. Япония против России, 1939» и может иметь перекос в японскую сторону.
Вторая половина дня 28-го мая была потише первой; видимо, сказались действия главных сил полковника Ямагата.
Где-то после полудня к полку прибились остатки неудачно сходившего в разведку взвода 9-й роты 64-го пехотного полка: четыре солдата и лейтенант. Около 19:00 взвод младшего лейтенанта Асада из 4-й роты того же полка пробился к Азума с севера, причем сделано это было по личной инициативе его командира. Нужно сказать, что в ходе прорыва под советским огнём взвод потерял примерно треть из своих 32 человек.
После захода солнца, около 21:30 над полем боя воцарилась тишина, и японцы начали готовиться к ночной атаке; они ещё надеялись захватить мост Кавамата хотя бы ненадолго, лишь бы успеть его уничтожить.
Но вскоре с юго-востока послышался гул моторов, и в 22:10 началась очередная советская атака. Японские источники утверждают, что для освещения поля боя советские войска использовали три прожектора (привет, Берлинская наступательная). После артобстрела в атаку пошли 500-600 советских пехотинцев при поддержке бронетехники; это были подразделения 149-го стрелкового полка, только прибывшего на Халхин-Гол тем вечером. К 22:30 атакующие подошли на бросок гранаты, и тут японцы поднялись в штыки. Несмотря на численный перевес, советская пехота не выдержала удара и отошла, оставив четыре бронемашины и несколько грузовиков.
Не обошлось без жертв и у японцев — погибли оба ротных командира. Суммарные потери полка к этому моменту составили 19 убитых и 72 раненых из 157 человек общей численности (минус несколько посыльных, отправленных в течение дня). Кроме того, куда-то испарились приданные полку баргуты числом около тридцати человек. Способных держать оружие оставалось, считая часть раненых и бойцов из 64-го полка, возможно, 120-130 человек.
Японцы окапывались; о ночной атаке уже никто не вспоминал. Самое время было подумать о будущем. Около 2:00 29 мая глас разума в лице майора Окамото предложил отступить пока не поздно. Он напомнил, что за целый день главные силы так и не подошли, что связи нет, а продержаться ещё сутки будет трудно. Азума ответил что приказ был — занять район моста, и самовольно отступать он не намерен.
Затем подполковник произнёс перед солдатами воодушевляющую речь, в которой звучали темы «ни шагу назад», «до последней капли крови» и «встретимся в храме Ясукуни», что для японцев звучит примерно как «встретимся на небесах». Судя по всему, командир полка трезво оценивал перспективы, но решения не изменил.
Покончив с речью около 2:30, Азума отправил ещё одного посыльного к главным силам, а с ним и майора Окамото. Командованию было велено передать рекомендацию выдвинуть на помощь хотя бы часть главных сил.
Примерно в 3:00 часовые заметили приближение новой группы советской пехоты числом около 300-400 человек. Дождавшись, пока русские подойдут вплотную, японцы опять отбросили их штыковой атакой. На этот раз дело получилось особенно жарким, оно стоило обеим сторонам значительных потерь.
Тем временем, около 4:00, настал рассвет и возобновился артобстрел, даже интенсивнее чем в прошлый день. Около 6:00 удачное попадание снаряда в легковой автомобиль вызвало пожар, уничтоживший все машины полка, в том числе и с боеприпасами. По словам очевидца, получившийся фейерверк был грандиознее чем все, что он видел над рекой Сумида на больших праздниках в Токио.
Примерно тогда же 600-700 человек советской пехоты с бронетехникой заняли позиции в полукилометре к югу. Они не спешили, предоставив артиллерии перемешивать японцев с землёй и песком.
К полудню 29 мая были убиты ещё 30 человек и ранены 20, боеспособность сохраняли менее сотни бойцов. В 14:30 Азума распорядился вывезти тяжелораненых, устроив их на лошадях. Затем написал приказ, согласно которому разведполк должен был держать позиции, а бойцы 64-го пехотного — присоединиться к главным силам при первой возможности. Смысл приказа был скорее ритуальный — что-то изменить он не мог.
К 15:00 советская пехота подошла на 50 метров с юга, севера и востока, но не атаковала, ограничившись метанием гранат. Японцы упоминают о бросании советских гранат обратно противнику, поскольку свои кончились. С востока появились три советских танка. Четверо солдат полка попытались подобраться к ним со взрывчаткой и канистрами бензина, но были перебиты. Впрочем, танки отошли.
Через полчаса на ногах оставалось около 25 японцев. В 15:30 Азума отправил последнего посыльного. Он должен был передать, что полк будет атаковать если атакуют главные силы, но сам по себе ничего добиться не сможет. Если и есть в мире более завуалированный способ сказать нам хана, то я его не знаю.
Между 16:00 и 18:00 советская пехота неторопливо подбиралась все ближе. Последние защитники, потеряв надежду, стремились теперь умереть достойно. Так, младший лейтенант Иидзима вспрыгнул на советский танк, видимо надеясь как-нибудь вывести его из строя, но получил пулевое ранение и покончил с собой чтобы не попасть в плен.
Где-то после 18:00 подполковник Азума призвал оставшихся 19 бойцов пойти в последнюю атаку, и с боевым кличем выскочил из окопа. За ним последовали несколько человек; они искали смерти и нашли её.
Однако не все японцы были настолько пропитаны духом бусидо. Единственным офицером полка остался лейтенант медицинской службы Икеда, который оказался сначала медиком, и лишь потом самураем. Он приказал всем уцелевшим немедля отступать. Возможно, при этом разбились на группы, поскольку известна история одного сержанта, который выбирался к своим в одиночку.
Вечером этого дня, 29 мая, советско-монгольские войска отступили на западный берег Халхин-Гола и предоставили японцам возможность подобрать своих убитых.
Рассказ о том, что было после первой смерти 23-го разведполка и обсуждение некоторых вопросов, возникающих к главным силам полковника Ямагата, оставим на следующий раз, а пока сделаем выводы из уже сказанного.
Выводы
Если бы японцы решили честно экранизировать судьбу полка Азума, то получилась бы «9-я рота» Бондарчука. Тут вам и едва обученные солдаты, и бесчисленные враги, и отсутствие связи, и упорная оборона, и твердая решимость командира, и отвага, и самопожертвование, и славная смерть, и ощущение бессмысленности происходящего.
Японцы в этой истории выглядят почти хрестоматийными «самураями», если не считать пары минорных нот. Хочется отметить, что командир полка отправил майора Окамото с докладом к старшим начальникам почти сразу после того как тот предложил отход. Учитывая, что Окамото был старшим по званию после Азума, складывается ощущение, что командир просто услал ненадёжного офицера от греха подальше. Ну, а лейтенант Икеда и вовсе испортил концовку — теперь уже никто не сможет выспренно заявлять, что японцы полегли все как один, но не унизились до отхода.
Что до советских войск, то вывод неутешительный — плохая боевая подготовка, особенно к ближнему бою, что позже отмечал в своих приказах Жуков. Учитывая, с кем пришлось воевать, упущение было очень крупным и стоило многих жизней.
Очень характерны тут не только две японские контратаки, но и весь ход событий 29 мая. Вдумайтесь — несколько сотен советских бойцов долгими часами сидят и ждут пока артиллерия и бронетехника перетрут в костную муку сотню японцев. А в это же время батальона очень не хватает в бою против японских главных сил. Увы, РККА ещё только предстояло вырастить хорошую пехоту, а пока обходились посредственной.