Проект Российского линкора третьего поколения инженера Костенко.

В статье «Линкор для Российского Императорского Флота (мир МЦМ-7)» я задавал вопрос, на основе какого корабля я этот проект делал. Ответил только коллега kaiser_w – это был проект Костенко. Вот решил сделать статью об этом непринятом на вооружение и несделанном линкоре. Все материалы статьи взяты из книги С.Е.Виноградова – «Последние исполины Российского Императорского флота», которую можно скачать у меня на сайте.

К проектированию новых линкоров в России вернулись в конце 1916 г. За время, прошедшее с начала войны, планы создания новых мощных линейных кораблей отнюдь не были преданы забвению. Одна­ко значительные трудности, переживаемые страной в течение первых двух лет войны, не позволяли Морскому министерству всерьез думать о возвращении к этому вопросу. К концу 1916 г. события несколько во­шли в колею, с другой стороны, опыт боевых столкновений противо­борствующих флотов оказался столь значительным, что его оказалось совершенно необходимо учесть в проекте будущего линкора. Собран­ные воедино, результаты использования тяжелых артиллерийских ко­раблей вызвали существенный пересмотр флотом взглядов на соотно­шение таких принципиальных качеств линкора как ударная мощь, за­щита и скорость.

В отличие от проектирования «линкора 1915 г.» создание проекта в 1916-1917 гг. шло несколько иным путем. Если конструкторские рабо­ты в первом случае были следствием широких общегосударственных планов быстрого наращивания военно-морских вооружений, то ситуа­ция с новым судостроением два с половиной года спустя была совер­шенно иной, и поэтому новый проект должен был иметь скорее харак­тер предварительных проработок. Однако по стечению обстоятельств именно он получил в итоге большее развитие и оказался намного более успешным, чем его балтийский предшественник 1914 г., став ничуть не менее самобытным.

Выдача задания на проектирование была, скорее всего, полуофици­альной. По крайней мере, до сих пор не найдены какие-либо документы МГШ, определяющие тактико-технические задания к новому линкору. Дата начала проектных работ пока не установлена со всей точностью, имеются лишь упоминания, что они начались в конце 1916 г. Единст­венное событие можно считать отправной точкой – спуск на воду 5 ок­тября 1916 г. дредноута «Император Николай I», строившегося на вер­фи «Наваль» с 1914 г. На торжественный спуск корабля в Николаев прибыла большая группа чинов из петербургского Адмиралтейства с морским министром И.К.Григоровичем во главе. Среди них были и не­сколько корабельных инженеров с северных верфей, принимавшие участие в разработках проекта 1914 г. (в их числе находился и один из авторов проекта «линкора 1915 г.» А.И. Маслов — личный друг В.П. Костенко).

Ситуация в этот момент благоприятствовала тому, чтобы начать про­работки под проект будущего линкора. 1916 г. ознаменовался для Рос­сии стабилизацией фронтов и многократным ростом военного произ­водства, что позволило создать необходимый потенциал для армии и освободить заводы Морского министерства от работы на срочные нуж­ды для сухопутных войск. Весной следующего 1917 г. намечалось гене­ральное наступление стран Антанты на всех фронтах. В преддверии этого решающего удара по врагу были проведены консультации с со­юзниками по послевоенному устройству мира.

Одним из соглашений предусматривалась передача проливов Босфор и Дарданеллы под протекторат России, означавшая свобод­ный выход русского флота из Черного моря в Средиземное. Для присут­ствия там планировалось создать сильную эскадру, ядром которой и должны были стать новые линкоры. Эта точка зрения политиков не шла в разрез с позицией IV Думы, всегда очень благосклонно относив­шейся к развитию морских сил России на юге и, как правило, с боль­шим трудом принимавшей законопроекты о финансировании строи­тельства дредноутов для Балтики.

В случае принятия в будущем решения о постройке новых линкоров для грядущей Среди­земно­морской эскадры, строить их предполагалось, вполне понятно, на стапелях крупнейшего южного судостроительного треста «Наваль-Руссуд». Обе вошедших в него верфи обладали к тому времени уже значительным опытом строительства линкоров нового типа – трех дредноутов класса «Императрица Мария» и конструктивно близкого к ним «Императора Николая I». Эти верфи имели мощное про­ектное бюро, возглавляемое опытными корабельными инженерами, в разное время до того участвовавшими в проектировании и строитель­стве линкоров-дредноутов в составе технических органов флота, и хо­рошо подготовленных поэтому в отношении всего круга вопросов, обо­значенного Морским министерством применительно к проблеме конст­руирования линейных судов. В создавшейся ситуации подобный путь разработки квалифицированного проекта был действительно единст­венным, поскольку ГУК, в силу перегруженности в тот момент собст­венного техбюро срочными работами, не мог сосредоточиться на ре­шении новой перспективной задачи. Подобные рассуждения хорошо совпадали и с точкой зрения руководства «Наваля», который по завер­шении «Императора Николая I» оставался без выгодных заказов на ли­нейные суда.

Полуофициальность в подходе к выдаче задания на проектирование привела к тому, что в фондах архива Морского министерства, несмотря на тщательные поиски, до сих пор не найдено никаких следов разра­ботки линкора в 1916-1917 гг. Вся информация о них обязана своим происхождением исключительно нескольким сохранившимся бумагам из личного архива В.П. Костенко, в то время главного корабельного ин­женера «Наваля», непосредственно руководившего проектированием.

В результате последовавших в октябре 1916 г. консультаций петер­бургских специалистов с николаевскими корабельными инженерами был оговорен общий круг условий, которые должны были быть поло­жены в основу проекта будущего линкора. При этом опыт проектирова­ния 1914 г. позволил во многом избежать определенных ошибок в под­ходе.

Условий было выставлено не так много. В.П. Костенко упоминает, что в новом проекте

«…проявилась тенденция русских морских кругов соз­дать универсальный тип идеального линейного судна, в котором все три основных элемента: вооружение, скорость и защита получили бы со­вершенно равномерное и максимально возможное развитие. Англий­ские корабли класса «Куин Элизабет» с вооружением 8 15″ орудий и скоростью 25 узлов служили в этом отношении прототипом. Балтийская дивизия линейных крейсеров класса «Измаил» была определенным ша­гом в том же направлении… «

Что же имелось в активе русских проектировщиков к тому времени? Программа экспери­мен­таль­ных работ, начатая в 1914 г. Морским мини­стерством с целью опытной проверки и обосно­вания некоторых вы­двинутых технических решений по конструкции будущего линкора, в связи с трудностями, вызванными тяжелой войной, оставалась весьма далекой от завершения. На Обухов­ском заводе фактически была приос­тановлена работа над опытным 16″/45 орудием, в то время как в Анг­лии на заводе «Виккерс» медленно продолжалось изготовление второго такого же орудия, а также опытного станка для него. Пермский артил­лерийский завод закончил изготовлением первую опытную партию из десяти 16″ бронебойных снарядов. Осенью 1915 г. были приняты в казну два опытных отсека на Главном морском полигоне, воспроизво­дящие в натуральную величину фрагменты корпуса с различными вари­антами бортового и палубного бронирования, а также подкреплений за броней. Летом 1916 г. на полигоне закончился монтаж 14″/52 опытной артиллерийской установки, по готовности которой предполагалось от­стрелять эти конструкции и окончательно выбрать тип бронирования будущего линкора. Однако к концу 1916 г. срок проведения этих экспе­риментов все еще не был определен. Таким образом, никаких новых опытных данных к началу проектных работ у николаевских конструк­торов не имелось, и им пришлось приступить к работе лишь на основе уже имевшегося опыта, внеся изменения в боевую схему линкора, и добавив некоторые свои мысли в отношении отдельных узлов.

Предполагалось осуществлять разработку проекта в широком диапа­зоне по схемам «максимальная скорость» и «максимальное вооружение» в сочетании с надежной защитой. Первая схема представляла быстро­ходный линейный крейсер с восемью 16″ орудиями, вторая – относи­тельно более тихоходный и лучше забронированный линкор с двена­дцатью главными орудиями. Кроме того, предусматривалась проработка двух промежуточных вариантов – с девятью и десятью 16″ орудиями, уровень бронирования и скорости которых соответственно варьиро­вался в пределах между цифрами крайних концепций. Таким образом, на этот раз подход к проектированию отличался большой гибкостью, и разнообразие артиллерийских схем наглядно свидетельствует о том, что был сделан решительный отход от ранее незыблемого принципа пре­дельного артиллерийского насыщения линкора. Это и понятно – Ют­ландское сражение в мае 1916 г. не оставило надежд сторонникам доктрины молниеносного сокрушительного артилле­рий­ского удара и продемонстрировало исключительную важность защиты корабля. Опыт этого эпохального морского боя детально анализировался во всех судо­строительных конструкторских бюро всех морских держав, и русская компания «Наваль», конечно, не была исключением.

В 1916 г. уже не стоял вопрос о выборе калибра главной артиллерии для будущих линкоров. Совершенствование тяжелых артиллерийских кораблей предполагало только один путь его развития – в направлении увеличения мощности, поэтому сомнения относительно перспективного 16″ орудия не возникали. К этому времени идея четырехорудийной ус­тановки для 16″ орудий была подвергнута пересмотру. Ее преимущества в смысле экономии веса главной артиллерии не перевешивались ожи­даемыми значительными трудностями с созданием надежной, во многом принципиально новой, механической части. Кроме того, в связи со зна­чительными размерами артиллерийских погребов, решить задачу на­дежной противоторпедной защиты погребов концевых четырехорудийных башен было совершенно невозможно. Поэтому теперь главную ар­тиллерию планировали разместить в двух- и трехорудийных башнях уже опробованных на флоте конструкций с более компактными погребами.

В части компоновки главной артиллерии важным нововведением стало расположение орудийных башен не «равномерно по длине кораб­ля», как требовал МГШ в течение предшествующих лет, а сосредоточе­ние их группами в оконечностях. Все башни устанавливались на одном уровне, на полубаке, продленном далеко в корму до последней башни. Эта идея расположения внутренних башен главного калибра не поверх, а за наружными, на одном с ним уровне, является весьма оригинальной. История конструирования линкоров-дредноутов не знала примеров по­добного рода. Сам же подход на этапе эскизного проектирования пред­ставлялся вполне обоснованным. Помимо существенной экономии веса — одной лишь 375-мм брони барбета возвышенной башни порядка 290 т – и упрощения башенных механизмов, корабль получал более низкий си­луэт, на что всегда так обращал внимание русский МГШ. Главным пре­имуществом расположения последующей орудийной башни на возвы­шенном барбете (или, как тогда говорили, «на столбе»), являлись два фактора – экономия длины корпуса и возможность возвышенной башни вести огонь в диаметральной плоскости поверх низлежащей. Однако при стремлении проектировщиков максимально сдвинуть ячейки хране­ния боезапаса к диаметральной плоскости, чем увеличи­валась глубина бортовых отсеков и улучшалась конструктивная подводная защита кор­пуса, удавалось наиболее эффективно использовать протяженность погребов, заданную габаритом последовательного расположения вто­рой трехорудийной башни. Что же касается стрельбы в направлении оконечностей, то, согласно расчетам, орудия второй башни могли вес­ти огонь поверх крыши первой начиная с угла наводки в 10°, что соот­ветствовало дальнобойности русского 16″/45 орудия в 77-78 кб.

При компоновке судна за основу были взяты проекты двух- и трехорудийных башен, разработанные весной 1914 г. в проектном бюро ГУК при Адмиралтейском заводе. Приостанов­лен­ные с началом войны в связи с так и не начавшейся здесь организацией производства устано­вок тяжелых орудий для линейных судов, эти проекты были теперь из­влечены на свет и послужили основой для проектирования линко­ров на заводе «Наваль». Правда, имеются сведения, что «Наваль» весной 1914 г. также намеревался принять участие в проектировании 16″ ба­шен, для чего в мае 1914 г. ГУК направил на завод чертеж 16″/45 ору­дия. Однако проекты башен «Наваля», как и какая-либо переписка, относящаяся к ведению проектных работ, пока не обнаружены и мало­вероятно, что проектирование их заводом было начато вообще.

Помимо заданий по составу главного вооружения, во всех остальных направлениях техбюро завода было предоставлено право самостоя­тельно определять цифры по всем тем решениям, которые будут сочте­ны наилучшими. Получив таким образом полную свободу действий, кон­структоры смогли сосредоточиться на подготовке гораздо более сба­лансированных проектов, чем это было возможно ранее из-за многих выдвигаемых МГШ часто плохо между собой сочетавшихся требований.

Следствием этой здравой точки зрения стал и пересмотр требований к противоминной артил­лерии. Проектировщики отказались от пере­ставшей быть достаточной даже для загради­тель­ного огня 130-мм/55 пушки и повысили ее калибр до 6″. Однако ни это орудие, ни оператив­но-тактические требования для него, ни снаряд, ни установка детально не разрабатывались, и поэтому подход к оснащению будущих линкоров этой новой пушкой может быть оценен лишь как чисто интуитивный. Число орудий во всех четырех вариантах было принято одинаковым. Единой была и схема их расположения. В части размещения противо­минных пушек был сделан новый важный шаг вперед. Из общего числа двадцати орудий восемь располагалось в казематах на верхней палубе у основания концевых башен, остальные же двенадцать устанавливались в шести двухорудийных башнях, по три с каждого борта. При этом средняя 6″ башня находилась на полубаке, что номинально должно бы­ло позволить ей вести огонь по носу и корме в диаметральной плоско­сти. По две башни с каждого борта располагались в нишах на верхней палубе. Возможность ведения ими огня в направлении оконечностей не предусматривалось, поскольку это неминуемо потребовало бы устрой­ства значительных по длине срезов полубака на протяжении почти все­го корпуса. Этого проектировщики по соображениям сохранения дос­таточной высоты борта для действий в океане допустить не могли. По­этому 6″ башни были компактно помещены в ниши полубака и обеспе­ченные им углы обстрела – по 150° – можно считать вполне приемлемы­ми. В части оснащения будущего линкора артиллерией других калибров, в частности зенитной, сведений нет, не имеется также данных и об их торпедном вооружении.

По конструкции корпуса и системе распределения броневой защиты проект 1917 г. был выполнен практически в полном соответствии с решениями, отработанными в конструкции предшествующих русских дредноутов. Корпус набирался по продольной системе. Главными его расчетными элементами в нижней плоскости являлись шесть днищевых стрингеров (шестой из них по каждому борту служил продолжением 25-мм вертикальной переборки, проходившей от днища до верхней па­лубы) с обшивкой наружного и второго дна и перекрывающими поясья обшивки продольными пазовыми планками. В верхней плоскости ос­новными несущими элементами были продольные бимсы, в первую оче­редь верхней, а также средней палубы (и те и другие набирались из двутавровых балок 400×153×13,5 мм) с броневой настилкой этих палуб (35 мм СПС и 2×35 мм СПС соответственно). Шпангоуты двойного борта (еще четыре бортовых стрингера) в верхних своих ветвях, выше шель­фа главного пояса, переходили во флоры такого же сечения, подкреп­лявшие вертикальные стыки броневых плит, и перевязывались с на­стилкой средней палубы.

Главный элемент броневой защиты линкора, его бортовой пояс, про­стирался по высоте на 5,25 м и имел толщину, в зависимости от вари­анта проекта, 250–325 мм. За ним, на расстоянии 4,5 м в уровне между средней и нижней палубой, проходила противоосколочная переборка из 75-мм КЦ плит, наложенных на 25-мм вертикальную переборку из ста­ли повышенного сопротивления. Подобную конструкцию имел и скос нижней палубы, замыкавшийся на нижнюю кромку бортового пояса. Таким образом, полная толщина вертикального бронирования корпуса, с учетом внутренней защиты и 20-мм рубашки борта, составляла 370–­445 мм. Толстые наружные поясные плиты связывались между собой шпонками по их вертикальным стыкам. Большое внимание было уделе­но разработке прочной опоры для броневых плит главного пояса, кон­струкция которой сохранилась в описании В.П. Костенко:

«Основной принцип создания жесткого опорного контура для каждой броневой плиты по всем четырем сторонам был проведен в этом проекте весьма последовательно. Для соз­дания надежных соединений броневых переборок и палуб между собой и для образования наружного шельфа под пли­ты главного пояса был введен специальный, весьма мощный угловой профиль 200×200×28 мм. Его полки были достаточ­но широки для расположения двух рядов заклепок или гуженов с d = 38 мм. Против стыков плит были введены внут­ренние клепанные стойки в виде флоров шириной до 1,2 м, а между ними поставлены по шпангоутам промежуточные двутавровые стойки прочного профиля 400×153×13,5 мм. Из таких же балок были сделаны продольные бимсы главной и верхней палубы. Особое внимание было обращено на обес­печение жесткой металлической передачи усилий от плиты на торцы броневых палуб, для чего как верхний, так и ниж­ний шельф был образован из двух склепанных угольников 200×200×28 мм, с введенным между ними листом броневой палубной настилки. Между нижним концом броневой плиты и угольником на нижнем шельфе был закреплен металличе­ский брусок, обеспечивающий непосредственное прилегание металла к металлу. При верхнем шельфе оба пояса – тон­кий в 75 мм и главный в 300 мм были перекрыты друг с дру­гом, чтобы обеспечить обоим поясам прочную опору в виде торца броневой палубы. Чтобы обеспечить жесткую метал­лическую передачу усилий при ударе снарядов в главный по­яс, между плитами был забит металлический расчеканенный клин».

Вне пределов цитадели (до носовой и за кормовой 16″ башнями) толщина поясных плит существенно уменьшалась. В носу она составля­ла 100 мм и начиналась от самого форштевня, в корме поясные плиты имели 200-мм толщину, но их протяженность по высоте уменьшалась на одно межпалубное расстояние (до 2950 мм). В корме эта защита не до­ходила до ахтерштевня, ограничиваясь поперечной броневой перебор­кой, прикрывающей румпельное отделение. Борт в средней части кор­пуса поверх главного пояса также защищался броней – между верхней и средней палубами он бронировался 75-мм КЦ плитами, функционально выполняющими роль противофугасной защиты.

Горизонтальное бронирование, как и прежде, подразделялось на взводное и основное. Первый тип состоял из 35-мм настилки по про­дольным бимсам и являлся в архитектурно-конструктивном отношении верхней палубой судна, второй – из двух слоев таких же плит по 35 мм, также по продольным бимсам, и служил средней палубой, перекры­вающей корпус поверх главного пояса от борта до борта. Вдоль бортов, на участке шириной 4,5 м поверх бортового броневого коридора, тол­щина средней палубы снижалась до 50 мм (в один слой). Данные о тол­щине горизонтальной защиты корпуса вне пределов цитадели не приво­дятся, но по аналогии с предшествующими проектами она предположи­тельно могла составлять 70 мм в носу в уровне кубрика, 35 мм в корме поверх кормового пояса и 70 мм ниже него – в уровнях нижней палубы и кубрика соответственно.

Бронирование башен, перешедших в разработанный «Навалем» лин­кор из проектов 16″ установок 1914 г., было следующим: лобовая бро­ня и бока по 400 мм, крыша – 200 мм, тыльная броня – 400 мм. Из эле­ментов местной броневой защиты, помимо 16″ башен и их барбетов, известна толщина брони бортовых 6″ башен (150 мм), а также всех прикрытий боевой рубки, описание конструкции которой имеется в бумагах В.П. Костенко :

«Близко к конструкции германских рубок подходил проект 1916-1917 гг. русского линейного корабля с 406-мм артилле­рией. При наклоне стенок от 15° до 16° рубка этого проекта на дистанциях 75-90 кб при толщине плит 300 мм должна была иметь сопротивление бронебойным снарядам, одина­ковое с плитами толщиной 400 мм. Наклон стенок верхней кромкой броневых плит наружу позволит значительно уменьшить диаметр броневого основания рубки, что сущест­венно сокращает его вес, особенно при размещении рубки над крышей второй носовой башни. Вход в рубку был запроектирован через дверь нижнего яруса и через горлови­ну в полу рубки, а также со средней палубы и из центрально­го поста по шахте.

Наклон брони даже в 18° не препятствует видимости че­рез амбразуры и позволяет удобно расположить приборы по внутренним щитам.

Крепления рубки были сделаны очень прочно в замок с внутренними накладками и в виде стыковых планок и связа­ны толстыми угольниками на резьбе. Плиты каждого яруса образовывали один монолитный цилиндр, стянутый шпонка­ми типа ласточкина хвоста, а цилиндры были вставлены в пазы и четверти ниже расположенного яруса плит, чем дос­тигалась их полная перевязка.»

В конструкции линкора 1917 г. – впервые со времени проектирования дредноутов в России – детальной проработке подвергся вопрос конструк­тивной противоторпедной защиты. Не считая бортового клетчатого слоя шириной 1,2 м, жизненные части корабля отделялись тремя вер­тикальными продольными переборками, средняя из которых отстояла от наружного борта на расстоянии 4,5 м. Она была выполнена из 25-мм брони, чтобы ее не могли пробить осколки тонкой первой переборки. Между первой и второй переборками помещался внутренний водяной экран толщиной в 1,5 м. Этот же промежуток мог служить резервными нефтяными ямами. Сверху эти отсеки имели свободные выходы в атмо­сферу через бронированные шахты. При затоплении всех внутренних отсеков водяного экрана корабль принимал около 5000 т воды и по­гружался на 600 мм. Полная ширина бортового защитного слоя состав­ляла 7,5 м. Конструктивная защита корабля от минной опасности со­стояла в устройстве третьего дна на всем протяжении корпуса между концевыми башнями, причем высота его была увеличена до 3,2 м.

Таким образом, вопрос конструктивной защиты корпуса линкора от подводных взрывов был подвергнут В.П. Костенко кардинальной пере­работке. Введенная им в проекте 1917 г. система защиты впервые функционально подразделялась на «камеру расширения», где продукты взрыва подводного заряда расширялись и уменьшали свое давление, «камеру поглощения», где наполнявшая ее вода или нефть поглощала оставшуюся энергию газов, и «камеру фильтрации» на случай, если пре­дыдущая переборка все же пропускала некоторое количество воды. В.П. Костенко удалось верно предугадать не только основные смысло­вые составляющие системы, но и правильно определить приоритеты во взаиморасположении всех ее элементов, эффективно использовать в погашении энергии взрыва работу «жидкого слоя». Предложенный им состав системы конструктивной противоторпедной защиты корпуса стал классическим для большинства проектов 16″ тяжелых артиллерий­ских кораблей, разработанных на рубеже 20-х гг., а полная ширина бортового защитного слоя проекта линкора 1917 г. была наибольшей среди всех этих проектов.

В бумагах В.П. Костенко, относящимся к проектируемым на «Навале» линкорам, совершенно отсутствуют какие-либо упоминания об их дви­гательной установке. Однако требуемая мощность на валу (SHP) для развития известной скорости полного хода может быть достаточно точно определена по общепринятым методикам оценки, широко приме­няющимся при проектировании кораблей. Расчет по методу «адмирал­тейских коэффициентов», с использованием в качестве прототипа про­екта «Измаила», на основе обводов которого разрабатывалась форма корпуса проекта 1917 г., позволяет определить значения полной мощ­ности для всех его четырех вариантов. Из этих значений следует состав их котельной установки, число котлов которой для каждого из вариан­тов (все котлы – нефтяные) принимается кратным трем – по три в ряд в каждом котельном отделении шириной 15 м. В.П. Костенко ничего не упоминает и о способе взаиморасположения элементов двигательной установки – линейном или линейно-эшелонном, но, скорее всего, их компоновка в проекте осуществлялась в соответствии с первым вари­антом. Основанием подобному умозаключению служит как сохранив­шееся изображение бокового вида двух вариантов, так и факт отсутст­вия альтернативной практики в проектах предшествующих русских дредноутов, а также то обстоятельство, что линкор 1917 г. был первым проектом русского дредноута, где машинные и котельные отделения не разделялись одной из башен главного калибра.

Конец истории проектирования этих линкоров так же мало ясен, как и ее начало. В.П. Костенко упоминает, что «проектирование было приос­тановлено в начале 1917 г.». О причинах остается только догадываться. Неизвестны также и результаты рассмотрения проектов в МГШ и ГУК, а также то, попали ли они вообще в Морское министерство. Костенко пишет, что

«наиболее эффективными получались корабли с 9 и 10 16″ орудиями. Корабль с 12 16″ орудиями имел менее обеспеченную под­водную защиту двух концевых башен благодаря громадному диаметру трехорудийной установки.»

В самом деле, имея в виду изменение в конце 1916 г. взглядов МГШ на конструкцию линкора, которая теперь виделась как максимально сбалансированное соотношение огневой мощи и защиты, явное пре­имущество получали варианты с 9 и 10 16″ орудиями, сочетавшие силь­ное вооружение, высокую скорость хода, надежное бронирование и достаточную глубину противоторпедной защиты (в т.ч. в районе погре­бов концевых двух- и трехорудийных башен ). Вариант с 8 16″ орудиями имел длину корпуса, в силу значительной протяженности машинно-котельных отделений, по-видимому, предельную для перспективных возможностей по докованию, что в сочетании со значительной протя­женностью цитадели также не позволяло создать глубокую защиту для крайних двухорудийных башен этого проекта. Удлинение же корабля с 12 16″ орудиями с 230 до 245 м не решало проблему создания надеж­ной конструктивной защиты для его крайних трехорудийных башен при одновременном росте водоизмещения порядка 5-8 тыс. т.

Общая малочисленность данных по проекту русского линкора 1917 г. затрудняет его анализ. Продолжительный поиск не дал пока ответа на вопрос, сохранились ли вообще его проектные чертежи и спецификации. Однако нестандартность одних его решений и проду­манность других делают этот проект необычайно интересным. Настоль­ко даже, что автором были проведены расчеты поражающей мощи и боевой устойчивости варианта «2» проекта (9 16″ орудий, скорость 30 уз) в воображаемых столкновениях с проектами его зарубежных совре­менников 1916-1922 гг., вооруженных подобной артиллерией («Мери­ленд», «Саут Дакота», «Нагато», «Тоза», «Амаги», «Овари», «Джи-3»).