Скукоживается память о войне. Уже и в школы меньше ветеранов зовут. И не потому, что их полку убывает с каждым годом, а потому, что меняются приоритеты. Государственные. Идеологические. Вот и накануне 66-ой годовщины Победы политагитаторы новую дискуссию затеяли: вывешивать на флагштоках государственных учреждений алые знамена победителей – значит, славить Сталина. Да и Великую Отечественную войну, по их разумению, надо именовать в учебниках истории Второй мировой.
Но позвольте, господа-товарищи: не «отец народов» выиграл войну, а народ! И Великой она была по силе духа тех, кто ковал Победу на фронте и в тылу. И спас мир от фашизма. А Отечественной — прежде всего потому, что корень этого слова, как и смысл поступков наших отцов и дедов, имеет одну основу – честь.
Лично для меня, сына боевого разведчика (уроженца Киева, 1925 года рождения, приписавшего себе год, чтобы уйти на фронт и получившего второе ранение накануне Дня Победы в немецком городе Бромберг) война навсегда останется Великой Отечественной. И с большой буквы. Вне зависимости от того, как будет называться наша страна, какие в ней будут президенты и кто будет писать новые учебники истории. Фильмы о войне, бывает, и рассказы фронтовиков я слушаю со слезами на глазах и комом в горле. И не стыжусь этого. Потому что мое детство прошло под редкие, но на всю жизнь врезавшиеся в память военные рассказы отца. А в них правда — не киношная, а жизненная, порой трагичнее иного сценария.
Ну, вот, например, первый орден – Красной Звезды отец получил только после третьего «языка». Командир роты был непреклонен: «Пока я не получу Героя – никто не увидит ордена». Были и такие отцы-командиры. И только когда его достала немецкая пуля, солдатскую храбрость бати оценили по достоинству. Но от этого не уменьшается цена Победы. И не вырастет она для тех, кто сидел в «схронах», а сегодня пытается причислить себя к защитникам и победителям, да заполучить при этом статус ветеранов «в законе». Тех, кто прополз на пузе пол-Европы, кто со связкой гранат бросался на вражеские танки или шел врукопашную, не имея уже патронов (как мой отец, за что и получил орден Славы 3 степени) не могут быть на одной доске общественного признания. Признания с теми, кто прятался по лесам и огородам да изредка постреливал из-за деревьев и кустов. Потому что вклад в Победу первых и вторых несоизмерим.
…До сих пор храню в журналистских блокнотах исповедальные, берущие за душу, истории киевлян, о которых ранее писал. Многие из них более чем 20-летней давности. Уже выросли поколения внуков, которые не помнят своих дедов – многих из них нет в живых. Но эти строки для потомков могут стать откровением, поводом для гордости за своих предках. Вот эти рассказы…
Трижды живой
Василий Семенович Маруда, командир отделения артиллеристов-разведчиков: «Мы были в 35-ти километрах от Берлина. Комбат сформировал штурмовую группу и поставил задачу: выйти на подступы к фашистскому логову, закрепиться, обеспечить плацдарм для наступления. (Назначение артиллериста-разведчика известно: обнаруживать и засекать вражеские точки, корректировать огонь батарей). Установили рацию, связались с командным пунктом полка. Наши батареи повели огонь по врагу. Но и фашисты подвергли массированному обстрелу наш наблюдательный пункт. Потом пошла их пехота с танками. Немцы подошли вплотную. У нас не оставалось выхода — радист вызвал огонь на себя…»
Василий Семенович чудом остался жив. Долгих семь месяцев госпиталей. Потом ему рассказали: комбат, узнав о ситуации, сказал: «Эх, сержант Маруда две смерти обманул, а третью, под самый конец войны, нашел».
Дважды до этого смерть подходила к нему вплотную: в 41-ом, когда преодолевали заминированное поле и отбивались от наседавших врагов. Взрывной волной Василя отбросило в овраг – там и обнаружили его без сознания. Второй раз, в 1943-ем, на подступах к Могилеву, немецкий танк сделал несколько поворотов на бруствере и заживо похоронил раненого младшего сержанта Маруду… Санитары откопали.
А в 1987 году его нашел третий орден – Отечественной войны. За тот самый бой под Берлином.
За что дают Героя
Михаил Левин, долгие годы был директором Святошинской детской технической станции:
«В небе Польши – после ответственейшего задания по десантированию спецгруппы – наш самолет подбили. Я, как командир, приказал прыгать. Но стрелок-радист был ранен. Помог ему выбраться из горящего самолета. На земле оказалось, что у него тяжелое ранение. Немцы должны вот-вот появиться. Раненый просит: «Миша, уходи, я долго не протяну, зачем двоим погибать?». Но я его перевязал. И решил: погибать – так вместе. А через несколько суток таки добрались до своих, пришлось тащить товарища на себе. Он выдюжил, крепкий был… А в эскадрильи нас уже помянули и похоронки на наше имя отправили…»
У Левина были десятки вылетов по спецзаданиям, он не раз горел в самолете, но разведданные засланных спецгрупп обеспечивали успешное наступление и прорывы на фронтах. Михаил Васильевич награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза.
Когда признание человечности выше награды
В Киеве есть улица генерала Витрука. Но мало кто знает, что его ставил на крыло, как говорят в авиации, киевлянин — Евгений Ефимович Стрижак. Как летчик-испытатель более 70 типов самолетов в военное время получил три ордена Красной Звезды и орден Отечественной войны 2 степени. А за три месяца участия в боевых действиях сбил два вражеских самолета. Все остальное время, как ни просился на фронт, не отпускали. Приходилось обучать юных выпускников летных училищ и испытывать самолеты. Всякое бывало. Начальник Ростовского центра подготовки авиаинструкторов капитан Стрижак должен был отчислить и отдать под суд курсанта Павла Муравьева – за дебош в пьяном виде. Но Евгений Ефимович написал рапорт вышестоящему командованию с просьбой взять на поруки молодого хулигана. А через два года они встретились.
— Вызывают меня в очередной раз в Москву, — вспоминал Евгений Стрижак. – Представлен к награде. Орден должен вручать Михаил Иванович Калинин. Иду по Красной площади. Навстречу строй летчиков. Впереди майор. Поравнялись: «Батюшки! Мой Павел!». Майор Муравьев своих развернул передо мной — капитаном — и скомандовал: «Смирно! Вот, товарищи, тот «батя», о котором я говорил. Он меня научил летать, воевать, жить!».
Лично меня поразил и другой факт его биографии — воспитанника детского приюта под Улан-Удэ. «Шел 1945-ый год, война была на исходе. Мы с женой летели в Бурятию. Перед этим договорились, что возьмем самого маленького сироту из приюта. Ходили по комнатам. Из одних дверей – няня, ей вслед – детский плач. Мы туда, а нам говорят: «Тут больные, безнадежные…» Смотрим, лежит один малыш – месяцев восьми от роду. Головка большая, ножки худенькие, едва дышит — температура высокая. Отговаривали нас долго. Но мы взяли, выходили…»
Так в семье Стрижака у сестры Валентины появился брат Юрий.
«Потерпи, сестричка, родная…»
Мария Васильевна Калякина, бывший лейтенант медицинской службы: «На этот раз был тяжелораненый. Майор-хирург приказал готовиться к операции, а, уловив мой испуганный взгляд , спросил: «Опять на голодном пайке? Без новокаина?» Я кивнула. «Будем оперировать без наркоза! Готовьте!.. – приказал он и добавил: — Парень крепкий – выдержит – жизнь в награду будет…»
И мы кладем его на операционный стол. А это обыкновенные двери, застеленные куском парашютного шелка. (Только-только из-под бомбежки вышли). Рядом колодка, служит столиком для инструментов. Началась операция. Один осколок впился немного ниже сердца. Извлекли. А с левой рукой ничего сделать нельзя – только ампутация. У раненого глаза полузакрыты, губы крепко сжаты, лоб покрылся крупными каплями пота. Я говорю: «Держись, сержант!» . А потом, не выдержав его мук, — заплакала: сначала тихо, беззвучно, потом – навзрыд… А сержант тяжело дышит, едва-едва стонет, смотрит на меня и говорит: «Потерпи, сестричка, родная, еще немного осталось…»
Искушение тыловым хлебом
Вера Петровна Цетенко, старший телеграфный мастер оборонных мастерских Уссурийска: «Мы питались в военной столовой. А на ночь нас отпускали домой. Иногда сажусь за стол и не касаюсь еды. «Ты чего? – спрашивают меня. – Заболела что ли?» А я боялась, если начну – не удержусь, мгновенно всю пайку хлеба съем. А дома ведь ждет Федюня, братик мой, семь лет ему было… Несколько крошек от ломтя открошу, а они во рту тают, как конфеты. И опять сижу, сил набираюсь. Чтобы не соблазниться. А потом, вечером, бегом домой. Мне кричат вдогонку: «От кого бежишь, кто напугал?». А я себя боюсь. Если буду медленно идти — не выдержу, съем хлеб. А Федя как же?..»
…Вытравливая из памяти сегодняшних школьников победы их дедов, мы взращиваем поколение побежденных. То, что является предметом гордости для других наций, у нас пытаются многие политики предать забвению. А то, что в других странах считается позором, мы выставляем чуть ли не как доблесть. Нельзя построить счастливую, сильную Украину без ментальности победителей.
И еще. Правда о войне не должна блекнуть, как фронтовые письма. Эта правда необходима всем нам. Ибо тот, кто извлекает уроки из войны, постигает мудрости мира. А одна из истин этой мудрости проста: ветеранов становится меньше, а долгов наших – неоплаченных — больше. Задумаемся на минутку: пуля или осколок, летевшие в наших отцов и дедов, летели и в нас…
Источник:obozrevatel.com/politics/pobeditelej-ne-sudyat-sudyat-pobediteli.htm
