Содержание:
Последний бой Русского легиона
«Мы — русские, не можем жить опозоренными. Вперёд!» — Лохвицкий.
Этот последний этап связан с личностью полковника Георгия Готуа, героя битвы за Курси. Вместе с Лохвицким он развил кипучую деятельность по формированию добровольческих батальонов. Интересно, что в эти части вступали в том числе люди, не имевшие никакого отношения к Русскому экспедиционному корпусу. Новое формирование получило именование Русского легиона. Всего к 10 апреля 1918 года удалось собрать 1625 человек, сведённых в три небольших батальона. Чтобы избежать правовых трудностей (Советская Россия заключила мир с Германией), чины батальонов носили французскую униформу — но с русским триколором на рукаве.
В конечном итоге наиболее боевой частью стал 1-й батальон под командой Готуа. Этот отряд прикомандировали к Марокканской дивизии. Туда вошло множество колоритных персонажей русских экспедиционных частей, начиная от самого Готуа и заканчивая капитаном Разумовым (тот самый, которого приходили отбивать у бунтовщиков его солдаты) и вышедшим из госпиталя Малиновским. Надо отметить, что у легионеров сложились очень тёплые отношения с генералом Доганом, командиром дивизии. Вскоре батальон был брошен на самый острый участок фронта.
Положение дел на фронте резко изменилось. С одной стороны, Россия из-за своих внутренних неурядиц вышла из строя. С другой — на фронт прибывало всё больше американских частей. Поэтому немцы в последний раз попытались решительным ударом переломить ход войны в свою пользу.
21 марта 1918 года немцы начали наступление на Сомме и неожиданно быстро добились прорыва. Армии кайзера продвинулись на 80 километров — просто удивительные темпы. В приказах союзного командования начали появляться нотки, которые можно назвать пафосно-паническими: британский генерал Хейг объявил, буквально:
«Мы прижаты к стене!»
Марокканских стрелков, и русских вместе с ними, перебросили к району прорыва на автомобилях. Дальнейшие действия русского батальона вызвали даже несколько неожиданный восторг. Атаки и контратаки в исполнении легионеров описывались неизменно свирепые, с полной самоотдачей:
«Рота немедленно, во главе со своими офицерами, бросается в атаку. Доктор Зильберштейн, охваченный общим энтузиазмом, забывши свою миссию человеколюбия и помощи ближнему, схватив винтовку, в расстёгнутом мундире, с криком “ура!” врывается со своими в неприятельский окоп».
Конечно, батальон не бригада, и о заметном в оперативном масштабе эффекте от его действий говорить не приходится, но русские добровольцы зарекомендовали себя с отличной стороны, и сослуживцы в один голос отзывались о них как о прекрасных солдатах, не только храбрых, но и инициативных. Приказы по поводу легионеров пестрели списками награждённых, перечислением трофеев и пленных. Легион стал одной из частей, получившей «фуражеры» — это своеобразная французская коллективная награда, наплечный шнур для солдат особо отличившихся частей. Поскольку в легион пошли люди, целенаправленно намеревавшиеся довести до конца войну с немцами, этот отряд без преувеличения стал отборной частью, с отличным моральным состоянием и уровнем боевых навыков. Интересно, что в Легион вступали люди, ещё недавно пожелавшие перевестись в рабочие, одно из крупных пополнений состояло из повстанцев лагеря Ла-Куртин, прибывших из Африки. Кроме того, туда переводились бойцы Французского иностранного легиона.
В самом конце войны погиб «капеллан» отряда — протоиерей Богословский. Священник был уже преклонных годов и мог с полным основанием покинуть легион, но делать этого не стал. Он был ранен осколком снаряда и добит шальной пулей уже во время эвакуации. Это случилось во время последнего сражения Легиона — битвы на Линии Гинденбурга. В этом сражении конца лета и осени 1918 года Антанта поставила точку в Первой мировой войне. Легионеры выступали в обычной для себя роли — штурмовые действия, зачистка траншей. Апофеозом этого сражения для русских стал штурм форта Шато де ля Мот — комплекса железобетонных укреплений. Бункеры, уцелевшие под огнём артиллерии и окопы зачищались взрывчаткой и гранатами. В один момент, когда русские начали обозначать себя ракетами для собственной артиллерии, оттуда даже попросили повторить сигнал: легион продвигался неожиданно быстро.
В ноябре 1918 года легионеры готовились к рывку на Рейн. Однако эта операция не состоялась. Вечером 10 ноября солдаты увидели фейерверки над немецкими окопами, а в ночь на 11 число из штаба пришла команда:
«Прекратить военные действия в 11 часов утра. Стоп. Противник принял условия маршала Фоша. Конец».
Легион чести стал единственной русской частью, участвовавшей после войны в оккупации немецкой территории, — первые недели по окончании боевых действий легион квартировал в городке Морш. Это был не просто конец войны. На заре нового, 1919 года, легионеры прибыли в Новороссийск. Оттуда недавние товарищи по оружию разошлись по фронтам Гражданской. Теперь им предстояло воевать друг против друга. Ещё более пяти тысяч русских прошло за время мировой войны через батальоны Иностранного легиона, но их судьба — тема отдельного повествования.
Первая мировая война для русских экспедиционных сил закончилась. Всего в составе русских частей на Западном фронте и на Балканах побывало более 44 тысяч солдат и офицеров.
Дрались русские бригады за провинцию Шампань
После возвращения в Россию судьбы людей из Русского корпуса сложились разнообразно, часто прямо-таки прихотливо. Николай Лохвицкий в 1919 году примкнул к Колчаку, служил на командных должностях, в том числе был начальником штаба главнокомандующего. Затем он уехал в Китай, а оттуда — во Францию, где работал в военно-исторической комиссии при военном министерстве. Лохвицкий придерживался монархических взглядов, входил в окружение князя Кирилла Владимировича, но при всей его общественной активности, никаких экстремальных поворотов его послевоенная биография уже не содержала. Лохвицкий умер в 1933 году, и похоронен на Сен-Женевьев-де-Буа. Комбриг-3 Марушевский также не обошёлся без приключений: осенью 1917 года его арестовали за «саботаж перемирия с Германией», но вскоре освободили из тюрьмы «Кресты» под честное слово. Ждать новых проблем Марушевский не стал, бежал в Финляндию, а некоторое время спустя командовал белыми частями под Архангельском. Позднее он жил во Франции и Югославии, принял французское гражданство и работал на Францию по дипломатической части. В Югославии после войны жил и Георгий Готуа. Туда он попал после службы в Добровольческой армии, где он дослужился до генерал-майора. Последние годы жизни этого человека отравлял разрыв в семьёй: сын жил вместе с ним в Югославии, но жена и ещё четверо детей остались в СССР. Командовавший русскими войсками на Салоникском фронте Михаил Дитерихс во время Гражданской стал одним из лидеров белых. Он также служил у Колчака и, можно сказать, последним ушёл с поля боя — в 1922 году он командовал Земской ратью, последней крупной организованной силой белогвардейцев на территории России. Многие рядовые солдаты наоборот, оказались в рядах красных. Причём Родион Малиновский чуть не поплатился жизнью за свой выбор в первые же дни: патруль красных собирался расстрелять парня с французскими документами и книгами как французского шпиона. В 20-е годы в Россию приехали последние чины Русского экспедиционного корпуса, пожелавшие вернуться.
***
Летом 1919 года в Париже прошёл парад победы в Первой мировой войне. Ни один русский батальон в нём не участвовал. Солдаты Русского экспедиционного корпуса надолго остались в забвении — бойцы не существующего уже государства, воевавшие на чужом фронте. Для самой России события Великой войны остались в тени разгоревшейся и, куда страшнее, переломавшей страну Гражданской. Даже сама Первая мировая для нашего общества надолго осталась глубоко периферийным сюжетом, а уж солдаты, воевавшие на чужих берегах и вовсе не могли претендовать на заметное место в массовом сознании. Могилы солдат Русского экспедиционного корпуса на кладбище Сент-Илер под Реймсом надолго остались в забвении на родине. Интересно, что французское правительство куда трепетнее отнеслось к памяти русских, воевавших здесь: в 20-е годы правительство Франции выкупило крупный участок земли, и постепенно на Сент-Илер перенесли прах 915 солдат с разных мелких кладбищ, увенчав некрополь специальным монументом.
В Советском Союзе к теме РЭК относились без восторга ещё по одной причине: и Лохвицкий, и Дитерихс, и многие офицеры не таких больших чинов стали заметными фигурами в Белой гвардии. Нельзя однако, сказать, что эта тема оказалась полностью позабыта. В 30-е был даже снят кинофильм «Снайпер» (он же «Искусство убивать»), главный герой которого последовательно убивает немецкого визави и позднее, после революции — куда уж без этого — своего бывшего командира. В 1941 году вышли первые подробные солдатские мемуары — «Экспедиционный корпус» Павла Карева.
Чего недоставало, так это пристойной обобщающей работы. Даже если абстрагироваться от значимости темы, в конце концов, один из солдат РЭК в СССР стал маршалом и получил министерский портфель. Наиболее объёмная работа советского периода, посвящённая экспедиционному корпусу — «Их хотели лишить родины» Дмитрия Лисовенко — вышла в свет именно в бытность Малиновского министром обороны. Лисовенко, разумеется, рассматривал войну РЭК под строго определенным углом: так, для командования корпуса не находится ни одного доброго слова, и Лохвицкому ставится в вину даже запрет на продажу французами солдатам алкоголя. Однако, по крайней мере, о наших экспедиционных силах начали говорить. Сам Малиновский касается темы РЭК в автобиографических «Солдатах России» — главный герой носит другое имя, но основные детали истории, включая тяжёлое ранение во время наступления Нивеля, совпадают с перипетиями судьбы самого маршала. По сути, в таком виде Малиновский написал собственные мемуары. В эмиграции же ещё в 30-е вышла книга генерала Юрия Данилова «Русские отряды на французском и македонском фронтах», написанная по материалам французского военного министерства. Она и по сей день остаётся базовой работой на тему войны русских частей во Франции и на Балканах, и в 2010 году её переиздали в России. Наконец, уже в наше время вышло две «тяжёлоиллюстрированных» работы — «Форт Помпель и Русский экспедиционный корпус» Марка Буксена и «Русский экспедиционный корпус во Франции и Салониках» Андрея Корлякова и Жерара Горохова, содержащие огромное количество фотографий, посвящённых РЭК.
А в 2011 году с подачи премьер-министра Франции Франсуа Фийона и министра культуры Фредерика Миттерана памятник солдатам Русского экспедиционного корпуса установили в центре Парижа — памятник совершенно не помпезный, но размещён буквально в двух шагах от Эйфелевой башни. Именно 2010-е стали временем увековечения памяти русских, воевавших во Франции. За парижским мемориалом последовали по крайней мере ещё два — в деревне Курси, политой кровью солдат Первой бригады, и на высоте Мон-Спен, за которую сражалась Третья. Русские солдаты, воевавшие во Франции, всё-таки получили, по крайней мере, признание заслуг.
