На «Горбатом» через войну. Летчик-штурмовик Муса Гайсинович Гареев

Данный текст выкладывается на сайт в честь 69-й годовщины победы в Великой Отечественной войне и а продолжение темы бомбардировщиков и штурмовиков.

Если рассматривать тот или иной самолет времен 2-й мировой войны в качестве некого «национального символа эпохи», получается, что «национальный самолет» англичан — «Спитфайр», американцев — «Мустанг», немцев — Bf 109, японцев А6М «Зеро». Ну а «русский национальный самолет 2-й мировой», без сомнения — штурмовик Ил-2. Оно и понятно — их и построили больше всех, и больше всех потеряли, да и Героев Советского Союза среди летников-штурмовиков в ту войну было поболее, чем в других родах авиации. Сравните, из летчиков-истребителей советских ВВС периода Великой Отечественной войны двое cтали Трижды Героями и 28 — Дважды Героями Советского Союза. Среди бомбардировщиков было 10 Дважды Героев, ну а в активе штурмовой авиации аж 65 Дважды Героев Советского Союза. И почти в каждом городе или области бывшего СССР есть «свой памятный герой», летавший в Великую Отечественную на «Илюхе горбатом». Есть такой герой и у нас в Башкирии. Это летчик-штурмовик, Дважды Герой Советского Союза Муса Гайсинович Гареев (Муса Ғaйса улы Гәрәев).

Биография:

Ранние годы

Муса Гареев родился 8 июля 1922 г. в деревне Илякшиде Чекмагушевского (ныне Илишевского) района Башкирской АССР в семье крестьянина. В 1928 г. семья Гареевых перебралась на новое место — в деревню Таш-Чишма (до недавнего времени — колхоз «Коммунар»). Здесь Муса окончил начальную и семилетнюю школы.

Понятно, что в 1930-е годы даже в самой глухой провинции народ был неравнодушен к успехам отечественной авиации. Подвиги челюскинцев, В. Чкалова и других героев возымели действие и на М. Гареева. Во всяком случае, когда он в 1937 г. приехал продолжать учебу в столицу республики Уфу, в его голове уже прочно сидела идея — во что бы то ни стало стать летчиком. Гареев успешно поступил в Уфимский железнодорожный техникум по специальности «техник-строитель искусственных сооружений». Характерно, что при поступлении Муса почти не говорил по-русски и год учился в подготовительной группе, проходя программу 5-7 классов на русском языке. В 1938 г. его приняли в ВЛКСМ (тогда КИМ), а в августе 1939-го он без отрыва от учебы стал курсантом Уфимского аэроклуба (основан в 1933 г.). Весной следующего года учлет Гареев выполнил свой первый самостоятельный вылет на У-2 и к осени освоил эту машину. В это же время (по достижении призывного возраста) М. Гареева, по его собственным словам:

«в числе других аэроклубовцев отобрали для обучения на специальность военного летчика в Энгельсскую военно-авиационную школу пилотов (ЭВАШП)».

Маховик грядущей войны начал раскручиваться, и в авиацию «отбирали» в приказном порядке: ВВС РККА росли как на дрожжах, летчиков требовалось все больше, и «хотения» у кандидатов в пилоты уже не спрашивали.

Учёба 

ЭВАШП, куда М. Гареев был зачислен 15 декабря 1940 г., была обычным для этого времени военно-учебным заведением — с урезанной до года учебной программой, без присвоения выпускникам по его окончании командирских званий. В школе готовили пилотов для скоростных бомбардировщиков СБ, что поначалу расстроило Мусу, мечтавшего об истребителе. Впрочем, когда начались первые полеты, разочарования как ни бывало. Еще учеба в летной школе запомнилась М. Гарееву красивой формой, приличным (по сравнению с техникумом) питанием и обилием строевой подготовки (это «нововведение» приписывают тогдашнему наркому обороны С.К. Тимошенко), которой до посинения занимался с курсантами старшина эскадрильи Лыков, переведенный в авиацию из кавалерии.

За год с лишним пребывания в ЭВАШП курсант Гареев налетал около 73 часов, в т.ч. 32:07 — на У-2, 16:45 — на Р-5, 19:45 — на СБ и УСБ и 4:12 — на УТ-2 (ночью)[1].

Еще одной памятью об ЭВАШП для М. Гареева стала случайно подхваченная малярия, от приступов которой он потом мучился всю войну.

Начавшаяся война не сказалась на темпах учебы в ЭВАШП, но сразу же ухудшились бытовые условия: вместо панцирных коек появились двухъярусные пары, вместо матрацев — тюфяки, вместо тарелок в столовой — алюминиевые миски, вместо ненормированного хлеба — скудные пайки. Осенью 1941 г., по мере ухудшения ситуации на фронте, из ЭВАШП стали «выгребать» легкие бомбардировщики Р-5 (из них формировали части дневной и ночной ЛБА). Самолеты довооружались за счет «внутренних резервов» школы, а экипажи набирали из инструкторов. В это же время на аэродромы школы стали приземляться направлявшиеся на фронт авиаполки, здесь они дозаправлялись и следовали дальше (например, в начале 1942 г. через ЭВАШП проследовал на фронт женский полк Пе-2 Марины Расковой). Но для курсантов в конце 1941 г. начались непонятные времена. К первой военной зиме они, окончив курс подготовки, освоили СБ, но выпускать их в строевые части не торопились. Причина была проста — зимой 1941-42 гг. СБ во фронтовых частях практически не осталось, а ни на чем другом курсанты летать не умели. Первоначально предполагалось в короткий срок переучить выпускников на пикировщик Пе-2, но из-за разгромной ситуации на фронтах и обвального спада производства ЭВАШП до конца года так и не получила ни одной «пешки». В итоге, весной 1942 г. курсантов (практически уже «готовых» летчиков) заняли привычным для нашей армии делом — отправили сажать картошку в близлежащих колхозах. Этой и другими сельхозработами они были заняты до конца июня, при этом ходили постоянные слухи о том, что их отправят рядовыми в пехоту или, в лучшем случае, стрелками в бомбардировочную авиацию.

Ситуация разрешилась только в конце июня 1942 г. Весь выпуск (31 человек) построили и объявили:

«Приказано отправить вас переучиваться на штурмовик Ил-2».

Эту новость уставшие от полевых работ курсанты восприняли с энтузиазмом — Ил-2 казался им весьма похожим на истребитель. Они еще не знали, что в истребительных авиаполках командирская угроза пересадить кого-либо на штурмовик была равносильна «пехотной» формулировке:

«Я тебя закатаю в штрафбат до конца дней!».

5 июля 1942 г. курсант М. Гареев прибыл в 10-й запасной авиаполк, дислоцированный в районе Пензы, где с 3 августа приступил к переучиванию на самолет Ил-2. За время пребывания в 10-м ЗАП Гареев выполнил 58 вылетов общей продолжительностью 13 час. 51 мин., в т.ч. 10 вылетов на «спарке» УИл-2. Отрабатывались взлет, посадка, полет по кругу, полеты строем (парой и звеном), самостоятельные полеты в зону и на полигон для бомбометания и стрельбы. После переучивания в летной книжке М. Гареева появились две записи[2]:

«2.08.1942 г. Самолет УИл-2. Кабина пилота. Проверка техники пилотирования. Полет в зону. Руление — хорошо. Взлет — хорошо. Наборы — хорошо. Развороты — опиично. Виражи мелкие — отлично. Виражи глубокие — хорошо. Боевые развороты — опиично. Спираль — хорошо. Планирование — хорошо. Расчет — хорошо. Посадка — хорошо. Общая оценка техники пилотирования — хорошо. Ком. зв. л-т Кореной.»

Ниже сделана еще одна:

«Характеристика. Пилот сержант Гареев за время переучивания на с-те Ил-2 в 10 ЗАП вел себя дисциплинированно. На земле и в воздухе летает хорошо. Матчастъ эксплуатирует грамотно, поломок и аварий не имел. Всего налетал на самолете УТ-2 — 4 час. 12 мин, на с-тe Ил-2 и УИл-2 — 13 час. 51 мин, 58 посадок. Адъютант 3 АЭ 10 ЗАЛ л-т Лукин».

18 сентября новоиспеченный летчик-сержант (при выпуске курсантам, за неимением лучшего, выдавали темносерые милицейские гимнастерки с голубыми петлицами, на которых сержантские «треугольники» пришлось рисовать красным карандашом) Гареев покинул 10-й ЗАП и в обществе 27 других молодых летчиков на самолете С-47 вылетел на фронт. При промежуточной посадке в Балашове сержантов чуть было еще раз не «завернули» на переучивание, на сей раз на истребители — кто-то из местных начальников ошибся. Только через 15 месяцев после начала войны сержант М. Гареев оказался в действующей армии, прибыв прямо под Сталинград.

Участие в Сталинградской битве

Впрочем, боевые вылеты начались не скоро. На берегах Волги шла грандиозная «Битва титанов» и накал драк в воздухе мало уступал наземным. Приданная войскам Сталинградского фронта 8-я Воздушная Армия генерал-лейтенанта Т.Т. Хрюкина несла дикие потери. Особенно доставалось штурмовым частям, летавшим практически без прикрытия. Поскольку ни у кого из командиров не было ни малейших иллюзий относительно боевых возможностей пополнения (имелся обширный печальный опыт), «зеленых» сержантов не спешили вводить в бой. Необстрелянных и «безлошадных» нилотов долго «тасовали» из части в часть. При этом им разрешались только учебные полеты (дабы освоиться в новой обстановке) и перегонка техники из ремонта. С 1 по 17 октября сержант Гареев выполнил 12 учебных вылетов (продолжительностью 25:50), в т.ч. 5 полетов парой и звеном по кругу, 5 — для бомбометания на полигоне, 1 — на патрулирование и 1 — «для изучения района аэродрома». Кроме того, с 31 октября по 28 ноября М. Гареев перегнал из ПАРМа (по маршруту Чапаевка — Разбойщина — колх. «Большевик» — Демидов и ст. Безымянная — Демидов) 2 Ил-2, а еще 2 или 3 штурмовика было облетано им после ремонта.

«Новая жизнь» для сержанта Гареева началась только в декабре. Ранее числившегося в 944-м ШАП (этот потрепанный в боях полк к этому времени отправили в тыл на переформирование) летчика в числе других ему подобных «желторотых» пилотов перевели в 505-й ШАП 226-й ШАД (командир дивизии п-к М.И. Горлаченко), где он летал до марта 1943 г. После пополнения и преобразования 226-й ШАД в 1-ю гв. ШАД М. Гареева зачислили в 76-й гв. ШАП. В нем ему и суждено было провоевать до победы.

Три полка 226-й ШАД (225-й, 504-й и 505-й ШАП) базировались на полевом аэродроме в районе деревни Столярово (правый берет Волги, 20 км от Сталинграда). В 505-м ШАП в начале декабря оставалось всего 10-12 исправных Ил-2, поэтому комполка м-р B.C. Семенов не спешил пускать «молодняк» в бой. К этому времени 6-я армия Паулюса и попавшие с ней «за компанию» румыны уже прочно сидели в «котле».

«Понюхать пороху» молодым пилотам довелось почти через две недели. К тому времени обстановка в воздухе стала полегче: немцы бросили все силы своих истребителей на прикрытие «воздушного моста» в Сталинград, а советское командование, в свою очередь, перебросило дополнительные силы для противодействия «мосту». К тому же 505-й ШАП получил некоторое пополнение матчас-ти (из ПАРМ и уходивших на переформирование полков).

Начиная с 11 декабря, сержант Гареев выполнял боевые вылеты в составе звена. Причем в мемуарах свою боевую работу во время Сталинградской битвы он оценивает невысоко — главное было

«удержаться за хвост ведущего и выпустить боекомплект, по возможности, рядом с тем местом, которое ранее атаковал ведущий».

Однако это был первый реальный боевой опыт (поистине — бесценная вещь на войне!), принесший М. Гарееву первые награды (медали «За отвагу» и «За оборону Сталинграда») и первое офицерское звание — младший лейтенант.

11 и 13 декабря 1942 г. Гареев выполнил три своих первых боевых вылета

«…на штурм, и бомб, переднего края противника в районе Сталинграда».

25 декабря 505-й ШАП перелетел на аэродром Верхняя Ахтуба, откуда полк продолжал работать по окруженной немецко-румынской группировке. До конца года М. Гареев выполнил еще три боевых вылета, в т.ч. 26 числа в составе группы бомбил танки Манштейна:

«штурм. и бомб. м/мех. частей в районе Бирюковская»,

a 28 и 29 числа — в составе группы четыре вылета

«на бомбежку и штурмовку аэродрома п-ка Питомник» (там садились снабжавшие Паулюса Ju-52).

30 декабря был совершен еще один вылет «на бомб, и штурмовку балки Песчаная». Всего сержант Гареев налетал в небе Сталинграда 10 час. 45 мин., а его летная книжка пополнилась записью:

«Итоги 1942 г. Имеет боевых вылетов на самолете Ил-2 — 9 (девять боевых вылетов). Адъ-ют. 2 аэ. 505 ШАП ст. л-т Капустин».

31 января 1943 г. 505-й ШАП перелетел на аэродром Котельниково, а 2 февраля остатки немецких подразделений в Сталинграде сдались. Битва на Волге завершилась.

Фото Гареева весны 1943 года

Вскоре в Котельниково собрались все полки 226-й ШАД. Хотя командование отчиталось за период Сталинградской битвы о 1458 боевых вылетах, в которых было уничтожено 211 самолетов (198 на земле), 633 танка, 2569 автомашин и свыше 6000 солдат противника, собственные потери были значительны. Ремонтники 226-й дивизии за период Сталинградской битвы эвакуировали с переднего края 62 поврежденных Ил-2 (29 из них восстановили), а для пополнения частей дивизии из Куйбышева (завод № 18) летчики перегнали 80 новых Ил-2[3].

По итогам битвы на Волге приказом наркома обороны СССР от 18.03.1943 г. 226-я ШАД была переименована в 1-ю гвардейскую ШАД. Полки дивизии стали, соответственно, 74-м гв. ШАП (504-й ШАП), 75-м гв. ШАП (505-й ШАП) и 76-м гв. ШАП (225-й ШАП). Гвардейские знамена полкам были вручены 24 апреля на аэродроме Котельниково. Командование 1-й гв. ШАД принял полковник Б.К. Токарев. Кроме того, в дивизию включили четвертый полк — 655-й ШАП.

Полки были пополнены. По воспоминаниям М. Гареева, стандартная численность 76-го гв. ШАП и других полков дивизии в течение всей войны составляла 25-30 машин. В полку было три эскадрильи по 6-8 самолетов, звено управления — 3 самолета, 1-2 спарки УИл-2 и 1-2 связных У-2. Правда, М. Гареев вспоминал, что количество исправных самолетов в полку (которые можно было одновременно поднять в воздух) редко превышало 15-20 машин.

В марте 1943-го пилоты 76 гв. ШАП на транспортном Ли-2 отбыли в Куйбышев на авиазавод № 18, откуда М. Гареев, в числе прочих летчиков с 6 но 28 марта перегнал по маршруту Куйбышев — Энгельс — Солодовка — Котельниково («чистое» время перелета — 6 час. 50 мин.) новый двухместный Ил-2. Одноместные же Ил-2 оставались в 76-м гв. ШАП до поздней осени 1943 г., причем им пришлось однажды сыграть роль ночных истребителей[4].

На новом самолете предусматривалось наличие второго члена экипажа — стрелка. Им для М. Гареева стал сержант А.И. Кирьянов, который стал его «ангелом-хранителем» вплоть до конца войны. Для штурмовиков это случай исключительный: по официальной статистике на одного убитого пилота приходилось 7 стрелков. Данные, которые приводил М. Гареев, не сильно разнятся с этой цифрой — в 76-м гв. ШАП практически у всех летчиков стрелки менялись за войну несколько раз. Ничем не защищенные (особенно с бортов и снизу) стрелки несли потери не только от истребителей, которые первым делом старались убить стрелка, но и от зенитного огня. Поэтому в 76-м гв. ШАП многие из них пытались повысить свою защиту за счет всякого рода «импровизаций» — пробовали летать в стальных касках, клали на пол кабины самодельные бронеплиты. Однако это мало помогало, особенно после появления FW-190.

До мая 1943 г. М. Гареев выполнял учебные полеты, осваивая двухместную машину и одновременно совершал боевые вылеты в составе 3-й АЭ 76-го гв. ШАП. К этом) времени ему присвоили звание лейтенанта.

До середины июня экипаж Гареева выполнил более 10 боевых вылетов, главным образом, против воинских эшелонов противника в его ближнем тылу. Например, 11 мая в летной книжке записан

«полет для бомбометания и штурмовки воинских эшелонов на ст. Успенская, с последующим фотографированием» (продолжительность вылета 55 мин).

11 июня — еще один налет на ту же станцию (1 час 10 мин.) в составе группы. Боевые вылеты чередовались с перегонкой новой техники из Куйбышева. С 8 по 10 июля М. Гареев перегнал в 76-й гв. ШАП по маршруту Куйбышев — Разбойщина — Энгельс — Ленинск — Зимовники («чистое» время перелета — 4 часа 30 мин.) еще один новый Ил-2. Проводились в этот период и учебные полеты.

«Миус-фронт»

Настоящая боевая работа полков 1-й гв. ШАД началась 17 июля 1943 г., когда войска Южного фронта начали наступление с целью прорыва оборонительной линии противника на реке Миус (т.н. «Миус-фронт»). Командующий 8-й ВА Т.Т. Хрюкин поставил 1-й гв. ШАД задачу: всеми четырьмя полками (включая 655-й ШАП, не имевший опыта боевой работы на Ил-2) включиться в активные боевые действия в интересах наземных войск для содействия в прорыве немецкой обороны. В первый же день наступления «Илы» дивизии выполнили 193 вылета по переднему краю противника. 76-й гв. ШАП во время боев на «Миус-фронте» базировался на аэродромах Зимовники и, позже, Должанская.

Для молодых пилотов, по воспоминаниям М. Гареева, бои на Миусе стали серьезным испытанием. Во-первых, никто не имел опыта боевого применения двухместных «Илов»: на всю дивизию было буквально несколько летчиков, успевших повоевать на таких машинах зимой 1942/43 годов. Во-вторых, пилоты (даже те, кто воевал в Сталинграде) не имели опыта воздушных боев, а немцы на «Миус-фронте» задействовали против полков 1-й гв. ШАД довольно большое количество Bf 109G. При этом истребительное прикрытие («Илы» 1-й гв. ШАД прикрывали в основном «Яки» 6-й гв. ИАД) было, как правило, недостаточным (если вообще было). М. Гареев вспоминал, что обычным делом было, когда группу из 8-12 Ил-2 прикрывала пара «Яков». При этом советские истребители из-за малого запаса горючего зачастую «вели» штурмовиков только в один конец — до немецкого переднего края. Более того, ради атаки какой-либо подвернувшейся воздушной цели истребители могли даже оставить прикрываемых. «Мессера» же старались атаковать «горбатых» на отходе, когда штурмовики уже расходовали большую часть боекомплекта и были потрепаны огнем МЗА (автоматических зениток калибром 20-37 мм, которые в советской литературе почему-то окрестили «эрликонами», у немцев, по воспоминаниям М. Г. Гареева, всегда было полно — и стационарных, и разного рода «ЗСУ» на грузовиках, полугусеничных тягачах, БТРах, причем потери от МЗА у «Илов», работавших на малых и предельно малых высотах, были на порядок выше, чем от истребителей). Обычно 1-2 пары Bf 109G ходили «ножницами», стараясь атаковать «Илы» сзади-снизу (где стрелок ничего не мог сделать), уничтожая, в первую очередь, отставшие от строя или поврежденные машины. При этом «мессеры» редко проводили более двух атак: ведущий пары старался поразить «Ил» с какой-либо одной стороны или убить стрелка. В последнем случае безоружную машину добивал ведомый. Для защиты от таких атак М. Гареев и А. Кирьянов придумали и отработали прямо-таки акробатический прием: по сигналу стрелка пилот вводил машину в глубокий крен и зашедший снизу истребитель неожиданно для себя оказывался в зоне обстрела заднего УБТ. Однажды таким способом им удалось «срубить» зашедший под хвост «мессер».

Потери, по словам М. Гареева, были тяжелыми, особенно много погибло необстрелянных экипажей из числа прибывших весной 1943 г. В ожесточенных драках с «мессерами», где приходилось уповать только на себя (на огонь передних пушек, стрелка и маневрирование на предельно малых высотах), к пилотам пришла нехитрая истина:

«спасение утопающих — дело рук самих утопающих».

Именно с лета 1943 г. штурмовики 76-го тв. ШАП стали вырабатывать некоторые характерные тактические приемы.

Например, подобно истребителям, стали переходить к полетам парами, а при атаке противника применять маневр «ножницы» — попеременно заходить в хвост друг другу, чтобы истребитель, атакующий ведущего или ведомого, сам очутился под ударом. Над целью, при появлении вражеских истребителей, впервые стали применять оборонительный прием «круг»: штурмовики группы организовывали «карусель» и, постоянно прикрывая хвост друг друга, поочередно долбили цель. При этом влетевший в «круг» истребитель попадал под перекрестный огонь передних и задних огневых точек как минимум двух «Илов». Таким же манером организовывали и отход. По воспоминаниям М. Г Гареева, при хорошей слетанности экипажей в группе это был очень эффективный способ защиты от атак истребителей: если подошедшие «мессеры» видели, что их ожидает активный и согласованный отпор штурмовиков, то они обычно держались в сторонке от «круга», даже работающего по цели. Их ведущий мог даже вообще увести свои истребители, если закончившие работу «Илы», сохраняя «круг», отходили домой. Для отработки этих сложных оборонительных приемов в полку стали проводить учебные воздушные бои, включая групповые.

Стали выделяться пары и звенья «Илов» для блокировки позиций МЗА. При этом, кроме пушечно-пулеметного огня, бомб и РСов (по словам М. Гареева, из-за небрежного хранения и обращения наземного персонала «эрэсы» явялялись довольно неточным оружием и летели иногда куда попало, но психологический эффект от их пуска был хороший), применяли ампулы АЖ-2 с самовоспламеняющейся смесью КС на основе белого фосфора. Град таких ампул накрывал позиции МЗА, а очаги пламени и густой, едкий дым заставляли зенитчиков прятаться

«по углам, по щелям»[5].

Впервые было применено и новое противотанковое оружие — кумулятивные ПТАБы,

«идеальное (по словам М. Гареева) средство против бронетехники».

Хотя, если судить по его летной книжке, удары по танкам были для штурмовиков 76-го гв. ШАП не столь уж частым явлением. Куда чаще приходилось «работать» по переднему краю, транспортным колоннам, ж/д станциям и полевым аэродромам немцев. К тому же по-настоящему грамотно штурмовики их полка стали воевать только летом-осенью 1944 г., а до этого необходимый боевой опыт приходилось оплачивать самой дорогой ценой — жизнями экипажей.

Именно в боях над Миусом летом 1943 г. М. Гареев одержал две свои официально подтвержденные воздушные победы[6], а также единственный раз за войну был сбит и потерял самолет. На этих моментах есть смысл остановиться подробнее.

Первая воздушная победа М. Гареева

Первая воздушная победа М. Гареева была одержана 30 июля 1943 г. во время вылета в район Ремовских Рудников. После удара по полевому аэродрому немцев группа «Илов» ушла, а экипаж Гареева остался для фотоконтроля результатов: его Ил-2 был одним из немногих в полку оборудованных плановым фотоаппаратом АФА в кабине стрелка. Надо сказать, что полеты на фотографирование штурмовики не любили. Во-первых, опыта не было, и снимки получались

«не ахти».

Во-вторых, при плановой аэрофотосъемке (лишь после серии трагических потерь летом 1943 г. в полках 1-й гв. ШАД додумались ставить АФА для перспективной съемки в гондолу шасси Ил-2) «фотограф» должен был в одиночку и, как минимум, пару раз пролететь над объектом, не меняя высоты, курса и скорости, т.е. прямо-таки «подставиться» зенитчикам. Кроме того, необходимо было набрать приличную высоту, что в случае встречи с «мессерами» резко уменьшало шансы оторваться от них «на бреющем». По иронии судьбы так и случилось. Отсняв результаты удара, Гареев новел свой штурмовик домой и уже при подлете к линии фронта был атакован одиночным Bf 109G. Высота была большая, да и к тому же Муса был уверен, что у него закончился боекомплект для передних пушек и пулеметов (у стрелка патроны еще оставались) и он решил со снижением идти на немца «лоб в лоб». Немец, имевший преимущество в скорости и маневре, повел себя странно — приняв вызов, тоже полез в лобовую. Однако нервы у Гареева оказались крепче: «мессер» все-таки резко отвернул и М. Гареев, инстинктивно нажав гашетки, с удивлением увидел попадание своих снарядов в немецкий истребитель (как видно, несколько выстрелов все же осталось). Bf 109G «провалился» вниз. Его падение М. Гареев не наблюдал — горючего было в обрез. К тому же, хотя все произошло недалеко от передовой, немец упал на «свою» территорию, а для зачета воздушной победы требовалось несколько независимых подтверждений. Поэтому, вернувшись, М. Гареев даже не доложил о бое. Однако, история эта имела продолжение. Пехота, с указанием места и времени, доложила «наверх», что наблюдала как

«одиночный «горбатый» завалил «мессера» недалеко от линии фронтах».

Командование 8-й ВА, естественно, вопросило:

«Чей самолет?».

В итоге «методом вычисления» пришли к выводу, что бой вел экипаж Гареева. В штабе полка ему устроили разнос на тему: «Почему не доложил?». Тем не менее, победу в летной книжке зарегистрировали:

«30.07.1943 г. продолж. 1 ч. 30 мин. боевой вылет в районе Ремовских Рудников (Ме-109)»[7].

Первая потеря самолёта

А 1 августа с экипажем Гареева случилась, в общем-то, обычная на войне неприятность — их сбили. Впоследствии самолеты М. Гареева неоднократно подбивали и поджигали, но это не влекло за собой потерю матчасти — подбитую машину всегда удавалось привести домой и удачно посадить. И только в этот раз им не повезло. В летной книжке записано следующее: «1.08.1943 г. продолж. О ч. 45 мин. Боевой вылет в район Гараны (не вернулся с боевого задания)». «Ил» Гареева стал жертвой зениток и истребителей. Группа Ил-2 76-го гв. ШАП пошла на штурмовку немецких позиций в районе речки Гараны (8-12 км от р. Миус). После удара но цели экипаж М. Гареева опять задержался для фотографирования результатов и попал под обстрел зениток. При фотографировании плановым способом лететь приходилось «по ниточке», и на втором заходе немецкие зенитчики пристреливались. Выл пробит маслорадиатор, вытекающее масло загорелось и за самолетом образовался жирный дымный шлейф. К счастью, мотор все еще тянул, а съемка закончилась.

М. Гареев направил самолет домой. Но тут на поврежденный «Ил» навалилась пара «мессеров». Кирьянов ожесточенно отстреливался, а Гареев, интенсивно маневрируя, сумел прижаться к земле, чтобы избежать смертельно опасных атак снизу. Тем не менее, «мессеры» сумели нанести «Илу» новые серьезные повреждения. Один из снарядов, пробив броню, разнес приборную доску (М. Гареева сильно контузило), замолчал стрелок (Кирьянов получил осколок в спину, а провод переговорного устройства оказался перебит). Начал останавливаться двигатель. Немцы, посчитав, что густо дымящий, с вяло вращающимся винтом «Ил» вот-вот упадет, прекратили преследование. Однако М. Гарееву удалось перетянуть через Миус (по реке проходила линия фронта) и посадить машину на «брюхо».

Выскочив из кабины. Гареев помог вылезти раненому стрелку и побросал в огонь все «лишние» документы, вроде полетной карты (не было прочной уверенности, что сели у своих). Вместе они сняли с самолета самое ценное — фотоаппарат с отснятой пленкой. Немцы начали обстрел района приземления «Ила» из минометов, чем поначалу навлекли на летчиков «неудовольствие» располагавшихся здесь наших пехотинцев. Однако пехота, ценившая работу «горбатеньких», оказала помощь стрелку и проявила по отношению к сбитым летчикам традиционное русское гостеприимство (под скудную закуску), после чего солдаты проводили их до ближайшей автодороги. Остановив при помощи ненормативной лексики и личных ТТ (иначе шофера не тормозили) попутную полуторку, М. Гареев со стрелком отправились к «месту постоянной дислокации». Уже затемно, волоча на себе парашюты и фотоаппарат, прибыли в полк, но словам Гареева,

«пьяные, черные от копоти как негры, но страшно счастливые».

В толпе радостных однополчан их встречала и ст. сержант Мигунова[8]. Командование полка, увидев «воскресших» летчиков только рукой махнуло — уже было сообщение, что их самолет «загорелся и упал» и на них чуть ли не «похоронки» готовились уже выписывать.

Этот случай подстегнул в 76-м гв. ШАП работы по созданию импровизированной установки для перспективой аэрофотосъемки, в разработке и опробовании которой М. Гареев принял непосредственное участие. По молодости лет М. Гареев и А. Кирьянов удивительно легкомысленно отнеслись к своим ранениям и контузиям и уже через день (3 августа)

«выполнили боевой вылет в p-он Дмитриевки. продолж. 0 ч. 40 мин».

Затем началась интенсивная боевая работа, по 2-3 вылета в день: 8 августа — 2 вылета на ст. Дебальцево, 9-го — 3 вылета

«в р-не к-за Густафельд и на опробование фотоаппарата».

Вторая воздушная победа

Вторая воздушная победа М. Гареева состоялась в середине августа 1943 г. и с ней была связана поистине детективная история. В конце лета в полки 1-й гв. ШАД пришла «наводка» по линии контрразведки СМЕРШ — немцы на их участке стали использовать трофейный Як-1. Говорили, что кто-то из малоопытных летчиков-истребителей заблудился и сел на исправной машине у немцев. Приводились «особые приметы» — у «Яка-ренегата» был красный кок винта и закрашенный бортовой номер. Немец, летавший на трофее, работал в паре с Bf 109G. Ими разыгрывалась следующая сцена: подойдя к группе штурмовиков или бомбардировщиков Як-1 выходил вперед, а «мессер» начинал якобы его преследовать. Истребители прикрытия тут же кидались выручать «товарища» и оказывались связанными боем с еще одной-двумя парами Bf 109G, которые страховали «ренегата» с напарником. При этом «Як-перевертыш» успевал раз-другой атаковать штурмовики или бомбардировщики (которые, естественно, по нему не стреляли).

Якобы (неизвестно насколько правдивы эти сведения), немцу, летавшему на «Яке» удалось сбить несколько Ил-2 и Пе-2. Получили предупреждение о «ренегате» и в 76-м гв. ШАП, но бой с этим «Яком» оказался на редкость прозаическим. 17 августа при штурмовке переднего края немцев (предположительно в районе Елизаветинской) группа из 8-9 Ил-2 76-го гв. ШАП, прикрываемая несколькими Як-1 из 73-го гв. ИАП, на отходе была атакована 2-3 парами немецких истребителей. М. Гареев не успел ничего понять, когда откуда-то снизу выскочил самолет, открывший огонь по «Илу» ведущего группы ст. л-та А. Буданова. Гареев чисто автоматически успел довернуть свою машину на самолет противника и поразить его пушечной очередью. Вражеский истребитель вспыхнул и пошел к земле. Все произошло столь стремительно, что рассмотреть силуэт сбитой машины М. Гареев не успел, но решил, что это был «худой». Каково же было его удивление, когда по приземлении остальные экипажи и истребители прикрытия доложили о том, что

«Гареев сбил Як-1».

Заварилась каша (еще бы — сбил своего!), тем более что ни штурмовики, ни истребители потерь не понесли, а пилот Як-1 73-го гв. ИАП Г. Мельницкий в этом же бою сбил Bf 109G. Запахло трибуналом, но командование 8-й ВА очень быстро (чуть ли не на следующий день) подтвердило, что М. Гареев действительно сбил тот самый «чужой Як». На основании чего сделали такие выводы — не ясно. Возможно, нашли тело пилота или еще какие-нибудь доказательства, ведь бой произошел над нашей территорией. Как бы там ни было, в летной книжке М. Гареева записано:

«17.08.1943 г. продолж. 0 ч. 40 мин. Воздушный бой с Як-1».

Не имея об этом эпизоде каких-либо данных с противоположной стороны, трудно по этому поводу что-нибудь добавить. Однако в литературе (в т.ч. западной) встречались упоминания о применении немцами весной-летом 1943 г на южном участке Восточного фронта единичных экземпляров трофейных ЛаГГ-3 и Як-1 с опознавательными знаками ВВС РККА.

В конце лета и осенью 1943 г. штурмовики 76-го гв. ШАП работали с максимальной интенсивностью. Например, 9, 22 и 27 августа экипаж Гареев — Кирьянов выполнял по три боевых вылета в сутки, а 23 августа — четыре вылета — для М. Гареева это был рекордный показатель за всю войну[9].

22 сентября 1943 г. войска Южного фронта, завершив освобождение Донбасса, вышли к реке Молочная. Наступление продолжалось, и к 23 октября войска 4-го Украинского фронта (так 20 октября переименовали Южный фронт) освободили Мелитополь. Немцы отходили в Крым.

76-й гв. ШАП в составе 1-й гв. ШАД в октябре-ноябре 1943 г. участвовал в поддержке войск фронта на Перекопском перешейке и в районе Никопольского плацдарма на Днепре. При этом погода, по мере приближения холодов, ухудшалась, и аэродромы превратились в сплошную грязь. Это резко снизило активность авиадивизии. Если в сентябре ее «Илы» совершили 891 боевой вылет, то в декабре — всего 472. Если судить по летной книжке М. Гареева (к этому времени он был уже ст. л-том, командиром звена, награжден двумя орденами Боевого Красного знамени), с 1 по 28 октября 1943 г. его экипаж выполнил 22 вылета (не все из них боевые, часть связана с передислокацией и тренировочными полетами), а с 5 по 29 ноября — 13 вылетов (все боевые). В течение же декабря экипаж М. Гареева не выполнил вообще ни одного вылета. Боевая работа возобновилась только 10 января 1944 г., когда грязь на аэродроме наконец-то подмерзла.

Наградные листы Мусы Гареева

Активность 1-й гв. ШАД в этот период упала не только из-за плохих метеоусловий, но и из-за больших потерь. Полки нуждались в пополнении. К январю-фев-ралю 1944 г. их сосредоточили на аэродромах Друга-Черне, Ивановка, Новонатальевск и др. в районе Мелитополя.

В январе-феврале 1944 г. Гареев выполнил 24 вылета (из них 22 боевых). Из них наиболее запомнился вылет

«31.01.1944. продолж. 1 ч. 40 мин. Боевой вылет в р-н аэродрома пр-ка у пос. им. Ворошилова».

Шестерка Ил-2 76-го гв. ШАП отштурмовалась по аэродрому, на котором (по нашим данным) находилось до 60 бомбардировщиков Ju 88 и Не 111. На земле возникло несколько очагов пожара. Был сбит один Ил-2, экипаж которого (В. Протчев со стрелком) был вывезен с немецкой территории другим экипажем (Г. Надточиева) в кабине стрелка. Г. Надточиев был удостоен за этот подвиг звания Героя, но получить Золотую Звезду не успел — погиб в Крыму.

22 февраля 76-й полк перелетел из Успеновки на аэродром Крестовский для пополнения и доукомплектования матчасти. В марте М. Гареев выполнил всего 2 тренировочных полета.

За время боев в Донбассе и Приднепровье 1-я гв. ШАД отчиталась за 738 уничтоженных танков[10], 166 самолетов, 28 штурмовых орудий, 23 БТР, 8 минометных, 136 зенитных и 230 полевых батарей, 2100 автомашин и 3650 солдат и офицеров противника.

Участие в освобождении Крыма

8 апреля 1944 г. началось наступление войск 4-го Украинского фронта в Крыму. 76-й гв. ШАП в составе 1-й гв. ШАД (в трех полках дивизии в начале Крымской операции было 68 исправных Ил-2 и 86 экипажей, 74-й полк в Крыму не воевал, занимаясь перегонкой техники с завода на фронт) включился в боевые действия с первого дня наступления. 7 апреля М. Гареев в составе группы «Илов» (до 30 машин) в сопровождении 30 истребителей участвовал в ударе по аэродрому Веселое. По нашим данным, на аэродроме было выведено из строя до 12 Ju 87. Свои потери — 2 Ил-2, сбитых МЗА.

Разбитый немецкий бронепоезд

У действий штурмовиков в Крыму была своя специфика. Экипажи 1-й гв. ШАД настраивались на борьбу с бронетехникой немцев, но танков и САУ у противника оказалось «не густо». Зато пришлось наносить удары по морским целям — транспортным судам, быстроходным десантным баржам и катерам, на которых до последнего момента эвакуировались из Крыма немецко-румынские войска. Здесь сразу же проявились «слабые места» в подготовке штурмовиков, которые совершенно не умели летать и ориентироваться над морем, не имели опыта атак надводных целей и не получили даже элементарных штатных средств спасения (спасжилеты и т.п.). В итоге, хотя морские цели и считались приоритетными, успехи штурмовиков на этом поприще оказались более чем скромными.

К концу боев за Крым командование 1-й гв. ШАД заявило только об одном потопленном катере и четырех БДБ противника. Немецкая ПВО была на высоте, и потери штурмовиков оказались довольно значительными[11]. В сочетании с огнем зениток нашей авиации интенсивно противодействовали немецкие истребители, базировавшиеся на аэродроме Херсонес. Командование 1-й гв. ШАД отмечало, что, хотя штурмовики постоянно атаковали ВПП Херсонеса, вывести аэродром из строя не удавалось. Основные удары приходились по стоявшим на полосе неисправным самолетам (их там накопилось несколько десятков), которые немцы уже не могли ни отремонтировать, ни эвакуировать морем. При этом немецкие истребители использовали хорошо замаскированную запасную ВПП, так и не обнаруженную нашей авиацией. Последние 13 немецких истребителей улетели из Крыма только 9 мая 1944 г. (за 4 дня до окончания боев), когда аэродром Херсонес оказался в зоне воздействия нашей полевой артиллерии и минометов.

Подвеска бомб под Ил-2

14 апреля 76-й гв. ШАП перелетел на аэродром Веселое (недавняя цель его «Илов»), откуда самолеты начали наносить удары по району Севастополя. Экипаж М. Гареева с 15 апреля по 10 мая выполнил 24 боевых вылета, в среднем — по 2 вылета в день. Целями были район Севастополя: корабли в бухтах, укрепления Сапун-горы, аэродром на мысе Херсонес и Мекензиевы горы. Истребительное прикрытие, но словам М. Гареева, все также было неудовлетворительным. Уже после окончания боев в Крым) он, в числе других пилотов 76-го гв. ШАП, «приняв на грудь» для храбрости, ходил к соседям-истребителям «бить морду за такое прикрытие». Правда, о результатах этих «разборок» история умалчивает.

К моменту окончания боев в Крыму М. Гареев получил звание капитана, был награжден орденами Красной Звезды и Александра Невского. Кроме того, командование 1-й гв. ШАД оформило на него первое (по итогам боев в Донбассе и Крыму) представление на звание Героя Советского Союза. Оно ушло по инстанциям и надолго «кануло в пустоту». В Крымской операции М. Гареев проявил себя как опытный летчик, и, благодаря своим тактическим и штурманским способностям, в Белорусской операции он принял командование 2-й АЭ 76-го гв. ШАП.

Гареев и молодые пилоты полка

По итогам боев в Крыму 1-я гв. ШАД выполнила 462 боевых вылета, отчитавшись за 12 уничтоженных самолетов на земле и 132 автомашины противника. В конце мая 1944 г. полки дивизии пополнили техникой и личным составом. При этом молодое пополнение, за неимением времени, «натаскивали» прямо в полках. М. Гареев принял в этом самое непосредственное участие — это был его первый инструкторский опыт. После пополнения 1-ю гв. ШАД передали из состава 8-й ВА в 1-ю ВА 3-го Белорусского фронта (командир генерал-лейтенант М.М. Громов, впоследствии его сменил Т.Т. Хрюкин), где дивизия, совместно с 3-м штурмовым авиакорпусом (командир генерал-майор М.М. Горлаченко. в составе — 307-я и 308-я ШАД) 1-й ВА предстояло участвовать в операции «Багратион».

К 8 июня 1944 г. полки 1-й гв. ШАД сосредоточили на аэродромах Мосальского аэроузла (Мамоново и Васильевское). 76-й гв. ШАП, отбыв из Крыма 22 мая по маршруту Сарабуз — Запорожье — Харьков — Орел — Мамоново, прибыл на место 12 июня («чистое» время перелета — около 7 часов).

Участие в операции Багратион

В ходе начавшегося 20 июня наступления полки 1-й гв. ШАД поддерживали части 11-й гв. Армии (генерал-лейтенанта К.Н. Галицкого) 3-го Белорусского фронта, наступавшей на оршинском направлении. До 27 июня (день взятия Орши) М. Гареев выполнил всего 5 боевых вылетов «по переднему краю противника»: полк, стремясь поспеть за наступающими танкистами, все время перелетал с места на место — из Мамоново в Хламово, затем на аэродром Красное и, наконец, в Смоляны. С этого аэродрома полк поддерживал войска, наступавшие на минском направлении. С 1 июля по 23 августа 1944 г. М. Гареев выполнил 17 боевых вылетов.

В июле его экипаж в составе группы пилотов 76-го полка привлекли к «железнодорожной операции». Целыо ее было не дать немцам разрушить железнодорожные пути (они применяли для этого специальные «путеразрушители») и увезти на запад паровозы и вагоны. Два «путеразрушителя» штурмовикам удалось уничтожить 1 июля на станции Толочин. В целом же, в результате деятельности «Илов» 76-го гв. ШАП удалось сохранить 150 километровый участок железной дороги Орша — Борисов. Гарееву, в числе других участников операции, была вручена экзотическая для летчика награда — нагрудный знак «Почетный железнодорожник». Воздушная обстановка в Белоруссии, по воспоминаниям М. Гареева, была не столь сложной, как, скажем, в Крыму. Немцы все время отступали, истребителей у них было мало, к тому же наиболее опасные для Ил-2 Fvv 190 применялись в основном как штурмовики. Поэтому основным врагом «Илов» была МЗА. Именно в Белоруссии 2-я АЭ М. Гареева стала летать на боевые задания, сознательно обходясь без истребительного прикрытия: наиболее опытные летчики, во главе с командиром, считали возможным

«если что, отбиться от вражеских истребителей самостоятельно».

По итогам более полугода боевой работы (Крым, Белоруссия, Литва) 2-я АЭ 76-го гв. ШАП М. Гареева в конце 1944 г. отчиталась о 755 боевых вылетах, 15 уничтоженных танках и САУ, 7 БТРах, 62 автомашинах, 14 орудиях, 3 самолетах (на земле) и 10 складах с боеприпасами[12]. Свои потери — 2 Ил-2 с экипажами, еще несколько машин было подбито. Командование же 1-й гв. ШАД только за август 1944 г. отчиталось о 1126 боевых вылетах, в которых было уничтожено 102 танка (т.с. пятая часть бронетехники группы армий «Центр»!), 18 САУ и БТР, 4 самолета, 325 автомашин, 1300 солдат и офицеров противника.

Аэрофотоснимок Гареева в ходе операции Багратион

По итогам боев в Белоруссии и Литве М. Гареев был назначен штурманом 76-го гв. ШАП, сочетая эту должность с должностью комэска. В сентябре 1944 г. он был вторично представлен к званию Героя Советского Союза.

Освобождение Восточной Пруссии

С этого времени все четыре полка 1-й гв. ШАД начали действовать против немецкой группировки в Восточной Пруссии. С 1 сентября 1944 по 25 февраля 1945 г. экипаж Гареева выполнил 40 боевых вылетов по районам Кенигсберга, Пиллау и Данцига (в летной книжке отмечены боевые вылеты в районы населенных пунктов Куссен, Мулинген, Истенбург, Дивенхаген, Брохерсдорф, Фридрихсдорф, Кройцбург, Браунсберг, Цинтен). Кроме боевой работы М. Гареев (как один из наиболее опытных пилотов полка) в этот период выполнял тренировочные вывозные полеты с молодыми летчиками. Общий налет за период с 1.09.1944 по 25.02.1945 г. составил около 53 часов.

Бухта Пиллау

Бои в Восточной Пруссии отличались редким ожесточением. Немцы, которым уже некуда было отступать, дрались отчаянно, используя мощную систему долговременных укреплений и сильную ПВО. Упорные бои развернулись на земле и в воздухе. Немцы в Восточной Пруссии имели достаточно бронетехники, против которой штурмовики 1-й гв. ШАД активно применяли ПТАБы. Например, 14 января 12 Ил-2 76-го полка нанесли удар по скоплению техники в р-не Тутшен и подожгли 5 танков и штурмовых орудий. В Восточной Пруссии М. Гарееву и другим наиболее опытным летчикам дивизии довелось участвовать и в совершенно несвойственных для штурмовиков операциях — ночных ударах по прорвавшейся бронетехнике немцев.

Атака немецких частей в Восточной Пруссии

Немецкий аэродром после удара Ил-2

В воздухе немцы, по воспоминаниям М. Гареева, применяли довольно большое количество «Фокке-Вульфов», среди которых были и новые Fw 190 D-9. Именно бои с «фоккерами» стоили штурмовикам немалой крови в этой последней битве войны — в январе 1945 г. 76-й гв. ШАП потерял в боях с ними 3 или 4 экипажа. Столкнулся с «фоккерами» и М. Гареев. 18 (или 19, или 20) февраля 8 Ил-2, ведомых Гареевым, были атакованы в р-не Цинтена 4-6 Fw-190, среди которых было 1-2 «длинноносых» D-9. Истребительного прикрытия не было, поэтому бой вышел тяжелым. Немцы сразу навалились на Ил-2 Гареева и с первой же атаки изрядно измочалили самолет. Потом атаковали еще несколько раз, усугубив повреждения и пробив маслорадиатор, отчего машина загорелась. Гареев был вынужден передать командование своему заместителю — ст. л-ту В. Протчеву. Однако все закончилось благополучно: мотор «Ила» продолжал тянуть, а остальные самолеты группы, заключив подбитый штурмовик в оборонительный «круг», не дали немцам добить командирскую машину. «Ил» удалось посадить, и впоследствии он был отремонтирован.

Другой серьезный бой пилоты 76-го гв. ШАП выдержали 16 января, когда 8-12 «Илов». прикрываемых «Яками», атаковали (по нашим данным) до 30 Fw 190 и Bf 109G/K. Истребители прикрытия сбили двух немцев, а «Илы», несмотря на повреждения, выполнили задание, уничтожив 3 немецкие самоходки. Не дремали и немецкие зенитчики — 15 февраля огнем МЗА был сбит Ил-2 76-го гв. ШАП (экипаж — лейтенант М. Кошелюк и женщина-стрелок Юлия Гребенюк — погиб). В тот же день было подбито еще 2 «Ила».

Последний боевой вылет Гареева

25 февраля М.Г. Гареев выполнил очередной боевой вылет

«на штурмовку войск противника в районе Мелъдсена»,

который неожиданно оказался его последним официальным боевым вылетом в этой войне. При приземлении он узнал, что в штаб полка пришло сразу два Указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении М. Гарееву званий Героя Советского Союза. Всего за период Великой Отечественной войны (по летной книжке — с 3.08.1942 по 25.02.1945 г.) М. Гареев налетал 341 час 16 мин., выполнив 357 вылетов. Из них на штурмовку и бомбометание — 191; на разведку и фотографирование — 7; перелеты, перегонка и облет техники, учебные и вывозные полеты — 166. Вообще 1-я гв. ШАД была своего рода «кузницей» Героев. На 9 мая 1945 г. в дивизии было 7 Дважды Героев Советского Союза — Л. Беда, А. Брандыс, И. Воробьев, М. Гареев, А. Недбайло, Н. Семейко, М. Степанищев и 70 Героев Советского Союза. Свои Золотые Звезды (опять-таки обе сразу) М. Гареев получил только через два с половиной месяца — 1 мая 1945 г. их ему вручил в торжественной обстановке на аэродроме Растенбург лично командующий 1-й BA Т.Т. Хрюкин. Тем не менее, после 25 февраля 1945 г. командир 76-го гв. ШАП п/п-к Д.К. Бочко запретил Гарееву летать как «полковой достопримечательности». Мотивировка:

«Не хватало еще в самом конце войны потерять единственного в полку Дважды Героя!».

Гареев, которому после присвоения звания Дважды Героя присвоили звание майора[13], продолжал исполнять обязанности штурмана полка и, как в известном фильме, «вечного дежурного» по аэродрому Шеппенбайль, где базировался 76-й гв. ШАП. Поскольку работы на земле Герою было немного (особенно после 25 апреля 1945 г., когда бои в Восточной Пруссии закончились), ему придумывали самые дурацкие дела — приходилось ездить за продуктами, куревом, почтой и т.д. Слегка озверев от такой жизни, М. Гареев 5-го или 6-го мая (точную дату он в мемуарах не называет) напросился слетать в паре с зам. начштаба 76-го гв. ШАП м-ром И. Шевчуком на разведку немецких позиций в районе Данциг-Пиллау. При этом М. Гареев, уже передавший свой Ил-2 другому экипажу, без спросу полетел на новеньком «Иле» командира полка. Полет прошел без особых приключений, хотя оба «Ила» изрядно потрепал зенитный огонь с косы Фриш-Нерунг (там еще оставалась блокированная группировка немцев). В итоге «нулевый» самолет комполка пришлось ставить в ремонт. Последовал грандиозный разнос и категорический приказ комполка:

«Убирайся в месячный отпуск!».

Документы выписали быстро, и 7 мая М. Гареев вместе со стрелком А. Кирьяновым вылетели на транспортном С-47 в Москву, куда и прибыли на следующий день. А 9 мая оба фронтовика оказались в самом центре всенародного ликования по случаю капитуляции Германии. В Уфу М. Гареев смог вылететь только по окончании торжеств. Домой он надеялся приехать «сюрпризом», но не вышло: в Уфе его встречала «представительная делегация», включавшая начальника уфимского аэроклуба Волохова, первого секретаря Башкирского обкома партии Игнатьева и другое местное начальство. В итоге дома герой пробыл считанные часы, зато чуть ли не весь отпуск выступал на различных митингах и собраниях (для тех времен — обычное дело).

В начале июня 1945 г М. Гареев вернулся в Москву, где встретил однополчан — Героев Советского Союза В. Протчева, А. Заровняева, В. Воробьева и Б. Заворызгина. От них он узнал, что назначен, в числе прочих, в составе сводного батальона 3-го Белорусского фронта участвовать в Параде Победы. Кандидатов на парад отбирали по двум критериям:

«как можно больше наград»

и

«рост не менее 170 см».

Начались тренировки по забытой за войну строевой подготовке, и 24 июня 1945 г. М. Гареев в сводной колонне исторического Парада промаршировал перед мавзолеем Ленина.

Фото Гареева и Кожедуба после награждения звёздами Героев

Вернувшись в полк в конце июня 1945 г. (76-й гв. ШАП готовился к перелету в Белоруссию), М. Гареев был вновь командирован в Москву. В очередном воздушном параде над Тушино среди других самолетов было запланировано участие трех Ил-10, пилотируемых Дважды Героями Советского Союза Л. Бедой, А. Недбайло и М. Гареевым. В течение июля-августа М. Гареев участвовал в репетициях, хорошо освоив новый для себя Ил-10. Однако парад, назначенный на 18 августа 1945 г., из-за плохих метеоусловий многократно переносили и в итоге отменили вовсе. Ил-10 передали в строевую часть, а герои вернулись в свои полки.

Знакомство с Ил-10

К этому времени 76-й гв. ШАП базировался в Белорусском ВО на аэродроме Лида (остальные полки 1-й гв. ШАД находились в Барановичах и Новом Дворе). Полк получал первые Ил-10, так что опыт Гареева, полученный при подготовке к параду, оказался кстати. Вот последние две записи в «военной» летной книжке М. Гареева:

«13.10.1945 г. УИл-2 кабина инструктора. Контрольные полеты по кругу.

Взлет — отлично. Развороты — отлично. Расчет и заход — опытно. Посадка — отлично, мат/часть эксплуатирует грамотно, осмотрительность хорошая. Техника пилотирования со 2-й кабины отработана отлично. Разрешаю контролировать и вывозить летный состав полка всех категорий. Ком. 76-го гв. ШАП гв. подполковник Бочко».

«19.11.1945 г. с-т УИл-2. Проверка техники из задней (инструкторской кабины). Взлет — отлично. Набор Н — отлично. Виражи 30° — левый отлично, правый хорошо, большая V до 250 км/ч. Виражи 60° — правый вираж ввод с задиранием и вывод с зарыванием. V = 300 км/ч. Левый — хорошо. Спираль — хорошо. Необходимо сделать 2 полета в зону в передней и задней кабинах на отработку пилотирования. 19.11.1945 г. Ком-р 76-го гв. ШАП гв. подп. Бочко».

Гареев в кабине Ил-10

Но летать на Ил-10 Гарееву не довелось. В январе 1946 г. начались плановые сокращения ВВС. Полки и дивизии штурмовой и истребительной авиации, расформировывали. Всех, кого возможно, демобилизовали, причем на награды и заслуги внимания не обращали. В Барановичи прибыла медицинская комиссия, которая начала планомерно обследовать личный состав 1-й гв. ШАД.

Сначала из авиации списали друзей Мусы — В. Протчева и А. Заровняева. Потом на комиссию вызвали и самого Гареева. Обследовав его, врачи категорически заявили: летать ни в истребительной, ни в бомбардировочной, ни в штурмовой авиации майор Гареев по состоянию здоровья (в соответствии с ужесточенными требованиями мирного времени) не может. Максимум на что он мог рассчитывать — легкомоторная или военно-транспортная авиация. Вряд ли врачи были необъективны — в «активе» у М. Гареева была перенесенная малярия, несколько скверно и наспех залеченных в полковой санчасти ранений и контузий и, наконец, полученная в 1943 г. при перегонке Ил-2 травма позвоночника.

И все равно, это был суровый «приговор» для 23-летнего летчика, который ничего более в жизни не умел. К тому же, списанных из боевой авиации пилотов в те годы развелось «как собак нерезаных» и со свободными вакансиями было тяжко. После долгих хождений по инстанциям М. Гарееву кое-как удалось найти себе вакансию в военно-транспортной авиации, правда, с понижением в должности (со штурмана полка до зам. комэска).

Гареев в транспортной авиации

Так в конце 1946 г. М. Гареев оказался в составе 4-й Авиадивизии особого назначения (АДОН) МВО (командовал дивизией генерал Грачев, а полки базировались на Центральном аэродроме в Москве. в Шереметьево и Чкаловской). Дивизия эксплуатировала сначала С-47 (этот приятный в пилотировании и надежный американский транспортник летчики ласково прозвали «симочка») и наш его аналог Ли-2, а в середине 1947 г. появились первые Ил-12. Вообще, служба М. Гареева в составе ВТА всегда была окутана густым покровом тайны, в своих воспоминаниях он никогда и ничего об этом не писал (ограничиваясь абстрактным «выполнение заданий командования»), а своим домашним почти ничего не рассказывал. Поэтому следующая часть повествования — это реконструкция по далеко не полным воспоминаниям членов его семьи, друзей, коллег и немногим сохранившимся записям.

В 1946-48 гг. М. Гареев летал на самолетах Ли-2/С-47 и Ил-12 и выполнял в основном полеты внутри страны — перевозились всякого рода военные и правительственные чины и грузы. Летали и на Крайний Север (пригодилось умение Гареева хорошо ориентироваться визуально и «держать карту в голове») — на Чукотку и о. Врангеля. Впоследствии именно экипажи 4-й АДОН на Ил-12 обеспечивали перелеты и базирование на ледовых аэродромах за Полярным кругом истребителей Ла-11 (1948-49 гг.). За границу в этот период летали мало, в основном, возили всяких «шишек» в оккупированную Германию. Самолеты дивизии обеспечивали и спасательные операции после катастрофического Ашхабадского землетрясения. Боевой летчик, во время войны насмотревшийся всякого, вернулся оттуда потрясенным до глубины души и никогда не рассказывал никаких подробностей.

Гареев в кабине Ил-14

В 1947 г. М. Гареев поступил в военную академию им. Фрунзе, а после ее окончания с 1952 г. служил во 2-й АДОН (командир — генерал Петров, базировалась в Люберцах и Чкаловской), где прошел должности от комэска до заместителя командира дивизии по летной подготовке. Дивизия летала на Ил-14 (оставались и отдельные экземпляры Ил-12), при этом география полетов значительно расширилась, особенно после 1953 года. Выражаясь языком кинобоевиков, 2-я АДОН занималась «специальными операциями» или, если быть точнее, «спецперевозками». Интересно, что в дивизии, в связи с этим, существовал строго заведенный порядок.

Например, Ил-14, летавшие внутри Советского Союза и стран ОВД, несли опознавательные знаки ВВС — красные звезды и номера, а летавшие к «демократам» и в развивающиеся страны (фактически везде, кроме Нового Света и Австралии) несли гражданские номера и флаг Аэрофлота на киле (при этом надпись «Аэрофлот» и эмблемы в виде крылышек с серпом и молотом на них отсутствовали). Плюс к этому имелось несколько «голых» (серебристых) Ил-14 вообще без всяких номеров и опознавательных знаков. Поступившие во 2-ю АДОН после 1957 г. Ан-10 и Ил-18 были в стандартной «аэрофло-товской» окраске, но опять-таки без надписи «Аэрофлот» и эмблемы компании. Появившиеся после 1960 г. Ан-12 были или в окраске ВВС, или — при «дальних рейсах» — на них рисовали гражданские номера и флажки поверх звезд. Экипажи самолетов, летавших в «не наш зарубеж», в приказном порядке переодевали в гражданские костюмы.

В октябре-ноябре 1956 г. М. Гареев, в числе других летчиков 2-й АДОН, выполнил на Ил-14 несколько вылетов в интересах Особого корпуса СА в восставшую Венгрию. Самолеты летали из Москвы с промежуточными посадками на аэродромах Прикарпатского ВО и приземлялись в Венгрии на авиабазах Веспрем и Текель. Туда везли боеприпасы и медикаменты, обратно в Союз — раненых и изрядно перепуганные семьи советских военнослужащих. Венгры неоднократно обстреливали садящиеся и взлетающие «Илы» из стрелкового оружия, несколько экипажей привезли пулевые пробоины.

Фото Гареевв 1950 года

После 1956 г. самолеты 2-й АДОН начали много летать в Югославию, Египет и Сирию — возили, в основном, всякого рода военных и гражданских специалистов. В это же время летали и в КНР — маршрут пролегал вдоль Транссибирской магистрали.

Во второй половине 1950-х годов М. Гареев много и подолгу летал на Крайний Север. Садились на Шпицбергене, Земле Франца-Иосифа, Новой Земле, о. Врангеля. Садились и просто на лед: он участвовал в спасении людей с дрейфующей ледовой станции СП4 (там стала трескаться льдина) и сооружении СП-5. А в 1958-59 гг. пришлось «разбрасывать» по мелким окрестным островкам и дрейфующим станциям группы людей с какой-то аппаратурой. Впоследствии оказалось, что эти полеты осуществлялись для обеспечения ядерных испытаний на Новой Земле, а таинственные «спецы» были дозиметристами.

Работа Гареева на крайнем Севере

В 1958-59 гг. М. Гареев выполнил на Ил-14 несколько десятков вылетов в Афганистан, где король Мухамед Захир-Шах затеял перевооружение своей армии. Поэтому основными грузами были запчасти к самолетам и пассажиры — «военные советники». Во время пребывания в Афганистане М. Гареев и другие летчики 2-й АДОН даже давали афганцам рекомендации по строительству аэродромов, в частности, авиабазы Баграм (хотя строили ее западные строители, она предназначалась для советской техники и подготовительные работы — разметка и т.п. — проводились под «нашим» контролем). М. Гареев находился в Афганистане и в октябре 1958 г., во время визита в эту страну Председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилова. Тот прибыл в Кабул на правительственном Ту-104, но внутренние перемещения советской делегации по стране обеспечивали Ил-14 2-й АДОН. Кроме того, пилоты дивизии обучали афганские экипажи на Ил-14, поставки которых в эту страну только начинались.

На рубеже 1950-1960-х годов М. Гареев активно участвовал с организации «воздушного моста» в дружественную (как оказалось, ненадолго) Индонезию. Полеты выполнялись на Ил-18, Ан-10 и Ан-12 по маршруту Москва — Чита — Пекин — юг Китая — Рангун — Джакарта. Во время таких групповых полетов М. Гареев, как один из лучших летчиков 2-й АДОН, был лидером и командиром «воздушного каравана». При этом на Ил-18 и Ан-10 возили пассажиров (от военных специалистов до журналистов) и всякие малогабаритные «подарки для Сукарно» военно-технического назначения. На Ан-12 загружали кое-что посерьезнее — разобранные истребители МиГ-17 и МиГ-21Ф, авиационные двигатели и т.п. Кроме того, М. Гареев осуществлял лидерство группы ракетоносцев Ту-16КС, управляемых (под контролем наших инструкторов) обучившимися в СССР индонезийскими экипажами. Индонезийцы пригласили наших летчиков на устроенный Сукарно воздушный парад, где, по воспоминаниям М.Г. Гареева, они с затаенной гордостью и не без злорадства наблюдали за реакцией западных военных делегаций на групповой полет «тушек», несших противокорабельные ракеты (эта боевая система на несколько лет изменила баланс сил в Юго-Восточной Азии).

В начале 1960-х были и «романтические» полеты — самолеты 2-й АДОН возили первых космонавтов и всех, кто обеспечивал их полеты на Байконур и обратно. После полета Ю. Гагарина домашние М. Гареева быстро поняли, что если после звонка из части он вдруг в загадочно веселом настроении уезжает на аэродром и исчезает, то через несколько дней надо ждать очередного старта (интрига заключалась в том, что в те времена имена космонавтов и сроки их стартов были строго засекречены!). Примета работала как часы, а в одном из документальных фильмов семья увидела как М. Гареев возил П. Поповича и В. Быковского.

Фото у самолёта Ил-18

Во время «Берлинского кризиса» 1961 г. М. Гареев долго мотался по маршруту Москва — ГДР и, как вспоминают его близкие,

«исчез из дома на три месяца».

Примерно в это же время произошел трагикомический эпизод, иллюстрирующий некоторые особенности тайных операций 2-й АДОН. Экипаж М. Гареева, выполняя какую-то миссию, оказался в Париже. Стояли в Бурже, как обычно в таких случаях, замаскированные под «Аэрофлот». Некоторое время все было тихо-мирно: экипаж, прилежно игравший роль «гэвээфовцев», явных подозрений ни у кого не вызывал. Вдруг какому-то «умнику» из аппарата нашего военного атташе пришло в голову выставить вокруг «гражданского» Ил-18 охрану, не уведомив даже командира экипажа. Тут же к Гарееву, оказавшемуся рядом с самолетом, подошел и ранее мелькавший поблизости человек в форме французской гражданской авиации и на чистом русском языке спросил:

«Что, сволочи, маскируетесь?».

Визитер удалился, а Гареев, проклиная «идиотов», принялся строчить докладную послу и военному атташе. Хотя французы вроде бы продолжали смотреть на все это «сквозь пальцы» (буря разразилась лишь в недрах посольства), пришлось, как говорилось в популярной комедии, «рвать когти». Головотяпство чиновников, «засветивших» операцию, привела обычно сдержанного, привыкшего «держать рот на замке» М. Гареева в состояние такого гнева, что он, к изумлению домашних, впервые «излил душу».

Гареев и 2 АДОН в начале 60-х

В 1960 г. начали раскручиваться драматические события в бывшем Бельгийском Конго, только-только ставшем на путь независимости. Мятеж в провинции Катанга и последующая «буза» вызвали бельгийскую интервенцию, ввод войск ООН и переросли в вялотекущую, долговременную гражданскую войну. После гибели премьер-министра Республики Конго Патриса Лулумбы страна распалась на враждующие провинции, искавшие поддержки за рубежом, в частности, у СССР. М. Гарееву и другим летчикам 2-й АДОН пришлось прокладывать маршрут вглубь Африки. Груз, о содержании которого М. Г. Гареев молчал до конца дней, везли через Югославию и Алжир с конечной посадкой в Хартуме (Судан). Оттуда его как-то отправляли дальше (по некоторым данным несколько Ил-14 2-й АДОН летали из Хартума непосредственно в Конго). Забавно, что на тот же аэродром в Хартуме садились американские транспортные самолеты, возившие оружие для «своих» конголезцев. Стоянки «Анов» и «Геркулесов» располагались почти рядом и, хотя наши летчики, как обычно, вели себя очень сдержано, американцы, при встрече с ними приветливо подмигивали и делали рукой «ОК», мол:

«Привет, коллеги! Одно дело делаем…»

По воспоминаниям М.Г. Гареева, в ходе этих операций летчики 2-й АДОН довольно настороженно относились к югославам, которые почему-то шли даже на прямые акты саботажа по отношению к советским самолетам. Так, в 1962-63 гг. (точной даты нет) Ан-12 из состава 2-й АДОН, выполнявший рейс в Алжир (груз — видимо, авиазапчасти), совершил посадку в Белграде для дозаправки. Далее, при полете над Средиземным морем, у «Ана» внезапно «обрезало» все четыре двигателя. Экипаж чудом посадил самолет «на брюхо» на береговую полосу о. Мальта. Расследование (его, скорее всего, проводили две комиссии — советская и мальтийско-английская) обнаружило факт прямой диверсии — в крайних крыльевых баках Ан-12, откуда горючее вырабатывается в первую очередь, был залит авиационный керосин, а вот в центральных — вода… По замыслу тех, кто это проделал, забор «горючего» из центральных баков должен был начаться как раз при полете над морем (что, собственно, и произошло), ну а далее, действительно, «и концы в воду».

Экипаж выручили, хладнокровие, высокое пилотажное искусство, запас высоты и небольшое отклонение от курса, позволившие в планировании дотянуть до Мальты и совершить аварийную посадку на мелководную кромку скалистого берега. Кстати, по стойкому убеждению М.Г. Гареева, Ил-18 маршала Бирюзова (разбился в Югославии в 1964 г.) «братья-славяне» сознательно навели на гору. Гареев участвовал в прослушивании и анализе записей радиопереговоров между экипажем и землей: эту машину тогда пилотировал экипаж 2-й АДОН, погибли его подчиненные и просто ребята, с которыми он вместе летал…

Самолёты на которых летал Гареев

Впрочем, подобные «сюрпризы» имели место и на родной земле. Однажды в конце 1963 или начале 1964 г. М. Гареев поднял свой Ан-12 с ВПП Чкаловской. Машина находилась в наборе высоты, когда вдруг почти разом встали все четыре двигателя. Гареев умудрился перевести груженый «Ан» в планирование, развернуться на 180º, дотянуть до полосы и благополучно сесть. При разборе происшествия выяснилось, что во все топливопроводы были заложены аккуратные кружки фетра, которые по мере роста тяги двигателей постепенно втянуло в форсунки. Если бы самолет упал и неминуемо сгорел, эти «вещдоки» просто исчезли бы. По воспоминаниям близких, М. Гареев долго пребывал в состоянии мрачной задумчивости. Чем закончилось разбирательство — не известно, поскольку в судьбе М. Гареева вскоре наступили резкие перемены.

Гареев в составе экипажа Ан-12

К 1964 г. М. Г. Гареев заочно окончил Академию Генштаба и, но идее, шел на должность командира 2-й АДОН (он был полковником, зам. ком. дивизии по летной подготовке, пилотом и штурманом 1-го класса). Но в его жизнь вмешалось то, о чем его предупреждали на медкомиссии еще в далеком 1946 г… Летом 1964 г., во время ночного рейса из Венгрии, при полете над Карпатами на Ил-14 М. Гареев внезапно «вырубился» прямо за штурвалом, потеряв сознание. Хорошо, что второй пилот находился в своем сиденье и успел перехватить управление падающим на горы самолетом. Гареев очутился в НИИ Авиационной медицины в Сокольниках, где врачи вынесли «приговор», не подлежащий обжалованию: летать больше нельзя категорически из-за тяжелого заболевания сосудов головного мозга (так-таки дали о себе знать травмы и контузии, полученные на войне). Для 42-летнего офицера, отдавшего ВВС четверть века, достигшего высот своей профессии и не умевшего ничего иного, это было настоящей трагедией. Друзья предлагали места в московских штабах, но М. Гареев решил уйти в запас по болезни.

Прекращение активной карьеры пилота

Однако он не смог окончательно «порвать» с армией и, вернувшись на родину, в Башкирию с 1965 но 1975 г. возглавлял Республиканский комитет ДОСААФ БАССР, что давало возможность непосредственно соприкасаться с авиацией через республиканские аэроклубы. ДОСААФ в те годы процветал, особенно его авиационная компонента (союзный ДОСААФ тогда возглавлял тоже бывший летчик — Трижды Герой Советского Союза А.И. Покрышкин). С этого поста М.Г. Гареев ушел не но своей воле: не сложились отношения с тогдашним партийным руководством республики (вообще, это тема отдельного длинного рассказа, не имеющего, впрочем, отношения к авиации). Все кончилось инфарктом и общим ухудшением здоровья. Еще через 9 лет врачи поставили страшный диагноз — рак. М. Гарееву «обещали» 3-6 месяцев жизни, но он не сдавался смерти еще три года.

Глава Республиканского комитета ДОСААФ БАССР Муса Гареев

Несмотря на смертельную болезнь, М. Гареев все же успел написать две книги воспоминаний. Первая — «Штурмовики идут на цель» — увидела свет еще в 1970-е годы. Однако, как это было принято в те годы, книгу беспощадно отцензурировали лишенные совести и литературного вкуса «товарищи» из Глав- и Обллита. Например, «вымарали» все «ненужные» подробности, включая географические указания на аэродромы базирования, точные даты, данные и т.д. и т.п., что не могло вызвать у автора ничего, кроме раздражения. Тем не менее, книга выдержала десяток переизданий вплоть до 1991 т. Недостатки этой книги побудили М. Гареева в начале 1980-х написать еще одну книгу воспоминаний — «Живу и помню». Но она была издана в полном виде только в 1997 г. в Уфе. До этого публиковались только отдельные главы из рукописи.

Фото Мусы Гареева в 1980-е годы

М.Г. Гареев ушел из жизни 17 сентября 1987 г. Похоронен единственный в Башкирии Дважды Герой Советского Союза в Парке Победы г. Уфы. Его могила (часть мемориального комплекса, посвященного Великой Отечественной войне) расположена на высоком берегу реки Белой, прямо за которой расположен аэродром РОСТО, где он когда-то учился летать. Прискорбно, что сейчас в Башкирии нечасто вспоминают М.Г. Гареева, разве что по большим праздникам, вроде 9 мая, а бюст с могилы Героя зимой 2000 г. какие-то охотники за цветными металлами свалили и пытались расколоть на части для сдачи. Сплав оказался «неликвидным», а памятник сильно поврежденным. Во избежание повторения актов вандализма городские власти сочли за благо вообще заменить металлический бюст на каменный. Именем Героя названы Уфимский аэроклуб и несколько школ, в том числе недавно открытый «Воздушно-десантный кадетский корпус».

Могила и бюст Мусы Гареева в Парке Победы в Уфе

Автор благодарит Г.А. Гарееву и Е.М. Гареева за предоставленные материалы из семейного архива.

Все фото из семейного архива Гареевых.

Варианты окраски самолетов М.Г. Гареева восстановлены В. Морозовым по воспоминаниям М.Г. Гареева и Г.А. Гареевой.

Использованная литратура:

1. Гареев М. «Живу и помню». Уфа: Китап, 1997.
2. Королев В. «Гвардейцы первой штурмовой». М.: Воениздат, 1980.
3. Карелл П. «Битва за Крым». М.: Политиздат, 1988.
4. Гудериан Г. «Воспоминания солдата». Ростов-на-Дону: Феникс, 1998.
5. Zaloga S. «Bagration 1944». London: Osprey-campaign series № 42, 1996.

Примечания:

1. Кстати, по меркам Великой Отечественной войны это довольно солидный налет для курсанта.
2. Здесь и далее стиль и орфография документов сохранены.
3. То есть, 226-я ШАД потеряла не менее 100 машин. К тому же, заявленные цифры немецких потерь нуждаются в серьезной корректировке в сторону уменьшения.
4. Редкий случай нетрадиционного использования Ил-2, совершенно не приспособленного к ночным полетам. В конце лета 1943 г. полку, базировавшемуся около ст. Должанская, стала досаждать тройка Не 111, регулярно прилетавших в 9 вечера и беспрепятственно бомбивших аэродром и станцию. Пунктуальность немцев их и подвела. В конце концов, наиболее опытные летчики капитаны Ф. Безуглов и Ф. Тюленев в глубоких сумерках взлетели на одноместных Ил-2 и, заранее набрав заведомо большую высоту, стали барражировать на вероятном маршруте следования «бомберов». Безуглову удалось-таки их обнаружить, догнать на снижении и, вклинившись в строй, «завалить» ведущего. Чудом сели при свете костров. На «Иле» Безуглова насчитали до сотни пробоин. Ночные визиты Не-111 прекратились, но «Ил» Безуглова (эта было «девятка», на которой М. Гареев начал воевать в Сталинграде) пришлось списать.
5. О подобном «экзотическом» способе с борьбы с расчетами ПВО кроме М. Гареева никто не упоминает.
6. Подтвержденные наземными наблюдателями, ведомыми и т.д., т.е. советской стороной.
7. Немецкие источники эту победу не подтверждают.
8. Галина Александровна Мигунова (1924 г.р.) была верной спутницей жизни М.Г. Гареева до последних дней его жизни. Они познакомились весной 1943 г., когда она после ШМАСа (специальность «мастер оружейник» и «укладчик парашютов») прибыла в 76-й гв. ШАП. До этого Г. Мигунова воевала санинструктором в 333-й Сибирской коммунистической дивизии, где весной 1942 г. в ходе боев за Воронеж была тяжело ранена. Брак Г. Мигуновой и М. Гареева зарегистрирован 8.11.1943 г. В 1944 г. в семье родился сын Валерий, в 1946-м — сын Евгений.
9. Вообще, для советских ВВС периода 1941-45 гг. характерна весьма низкая интенсивность дновной боевой работы. Советские летчики редко совершали более 5 вылетов в день. Для М. Гареева «дневной рекорд» составил 4 вылета. Для сравнения, пилот Ju 87 Ганс-Ульрих Рудель 25 ноября 1942 г. совершил в течение светового дня 17 (!) боевых вылетов. При этом, дело тут не в людях или технике, а в безобразном состоянии отечественных наземных служб. Так, по воспоминаниям М. Гареева и других пилотов и техников 76-го гв. ШАП, в полках 1-й гв. ШАД не было в достаточном количестве даже бензозаправщиков. Техникам для заправки «Илов» частенько приходилось перекачивать бензин из бочек ручным насосом. Зимой в радиатор «Илов» заливали горячую воду, которую в объеме сотен литров грели в бочках но кострах. Подвеска и даже переноска бомб вручную была обычным делом, причем зачастую этим занимались девушки-оружейницы. Понятно, что подготовка группы «Илов» к вылету при такой «научной организации труда» и «механизации» занимала несколько часов (особенно зимой). То есть высокой интенсивности вылетов ожидать не приходилось. Впрочем, все окупалось массированным использованием «Илов», так сказать «экстенсивным подходом к проблеме».
10. Согласно сильно завышенным советским данным, у немцев на конец 1943 г. в составе группы армий «Юг» и «А» имелось всего 2200 танков и САУ.
11. Учитывая, что советской авиации в Крыму противодействовали такие персонажи, как, например, «первый ас Третьего рейха» Эрих Хартман, этому не стоит удивляться.
12. Практика показывает, что в отчетах, как правило, достижения сильно завышались. Реальные цифры потерь составляют 30-40% от заявленных.
13. В те боевые времена карьерный рост командиров Красной Армии происходил куда быстрее, чем, скажем, в 1950-е годы. Повышения в звании и должности происходили, в основном, после «освобождения вышестоящей вакансии», когда старший офицер заканчивал карьеру под скромным обелиском. Поэтому для Великой Отечественной войны были обычным делом тридцатилетние генералы, двадцатипятилетние полковники — командиры авиаполков. М. Гареев, ставший майором в неполных 23 года, в данном случае но исключение, а, скорее, подтверждение этого правила. В мирное время для того, чтобы пройти по служебной лестнице путь от сержанта до майора, потребовалось бы лет десять-пятнадцать.

источники:

• Владислав МОРОЗОВ «На «Горбатом» через войну. Летчик-штурмовик М.Г. Гареев» Мир Авиации 1.2006
• http://ru.wikipedia.org/wiki/Гареев,_Муса_Гайсинович
• http://ba.wikipedia.org/wiki/Гәрәев_Муса_Ғaйса_улы
• http://tt.wikipedia.org/wiki/Муса_Гәрәев