«Малой кровью и на чужой территории», говорите? Часть 2
Продолжим рассмотрение широко известного довоенного тезиса о победе над врагом «малой кровью и на чужой территории» с точки зрения содержания документов, предназначенных не для агитации народных масс, а изучения высшим военно-политическим руководством СССР. Данная часть посвящена вопросу территорий – планировалось ли сразу перенести боевые действия исключительно на территорию противника и допускалось ли в советском довоенном планировании глубокое отступление вглубь советской территории.
На чужой территории?
С пропагандистским смыслом призыва перенести боевые действия на территорию страны-агрессора тоже, вроде бы, всё понятно. Ибо в противном случае довольно трудно ожидать высокой мотивировки у солдат в бою, если в мирное время им всё время вдалбливать про отступление, отход и сдачу родных земель любому мало-мальски наглому агрессору. Да и гражданское население будет не в восторге от политики партии и правительства, если узнает, что выплачиваемые им налоги уходят на армию, которая в случае «большого шухера» побежит прятаться по лесам, а города и деревни будут отданы врагу на разграбление с глубоким стратегическим умыслом «изматывания» противника.
Но, как оказывается, был у лозунга про чужую территорию и еще один смысл. Активная агитационная работа, проводимая революционерами разных мастей в первой четверти ХХ века, привела к тому, что к 1930-м годам население Страны Советов отчасти оказалось в своеобразном «идеологическом болоте». Вот какой случай приводили во время прений по докладу Л.З. Мехлиса о воспитательной работе при подведении весной 1940 г. итогов войны с Финляндией:
«... в 1937 г. при отборе людей один красноармеец, переодетый в гражданскую форму, заявил так:
– Извините, я за границу воевать не пойду.
– Почему?
– Я Советский Союз буду защищать на нашей советской земле.
– Но ведь нарком сказал, что мы самая наступательная армия.
– Мало ли, что он сказал, а заграницу я не пойду».
И такого рода «пацифистов-интернационалистов», каждый из которых понимал свой воинский долг на свой лад, было пруд – пруди. К сожалению, рамки статьи не позволяют описать «во всю ширь и красоту» этого самого «идеологического болота», которое имело место в головах миллионов наших соотечественников, которые, «будучи политически малограмотными и неокрепшими», понимали агитационные речи таких же малограмотных и «неокрепших» агитаторов – кто как хотел. Статья наша – о высшем военно-политическом руководстве Страны Советов. Еще раз повторюсь, что отрицать существование многочисленных фраз про перенос войны на чужую территорию и про «самую наступающую из всех наступающих» армию, звучавших с самых высоких трибун, я не собираюсь. Меня интересуют документы, противоречащие этим призывам про «чужие территории»: их наличие, их авторы, их судьба (не авторов, а мероприятий, предусмотренных в документах).
С рассекречиванием в начале 1990-х годов советских предвоенных документов, хронологически совпавшим с внедрением в народные массы малонаучных, но очень популярных идей В.Б. Резуна, наступательный характер первой операции, планируемой командованием РККА к проведению в случае начала войны, стал общеизвестным фактом. К настоящему времени опубликовано несколько так называемых «Соображений по стратегическому развертыванию Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны на Западе и на Востоке», разработанных в 1940 – 1941 годах последовательно тремя Начальниками Генерального штаба Красной Армии (Б.М. Шапошниковым, К.А. Мерецковым и Г.К. Жуковым). И несмотря на отличие в деталях, все эти планы сохраняли общий замысел (разгромить противника на его территории) и общий – наступательный – характер. Даже с не полностью опубликованным мартовским 1941 года вариантом «Соображений…», на сегодняшний день совершенно четко ясно, что советские стратеги собирались бить агрессора исключительно на его территории и никаких отступлений от этих планов в рассматриваемый период не было ни при каком НГШ. Фразы про «концентрические удары на Люблин» стали повторяться как мантры, а так называемые «Майские соображения Василевского» (в смысле вариант «Соображений…», датированный маем 1941 года и написанный, как считается, рукой А.М. Василевского) стали обязательным элементом любого интернет-спора, в той или иной степени затрагивающего тему 22 июня 1941 года.
Наступательный характер первой советской операции – казалось бы настолько общеизвестная и абсолютно доказанная вещь, что и говорить тут в общем-то не о чем: никаких отходов и отступлений советские военные планы не предусматривали, а советские генералы собирались гнать красноармейцев исключительно вперед. Тем не менее, с вводом в научный оборот всё новых и новых советских документов стали проявляться и новые «пикантные подробности» про «чужую территорию». Например, в «Записке по плану обороны на период отмобилизования, сосредоточения и развертывания войск КОВО на 1941 год» есть раздел 8 – «Инженерная подготовка театра в. д. КОВО», в котором указаны оборонительные полосы и рубежи:
«а) Помимо основной приграничной оборонительной полосы, возведенной в мирное время и усиливаемой с 1-го дня мобилизации, на территории КОВО до р. Днепр с 1-го дня мобилизации создаются: с запада на восток пять тыловых оборонительных рубежей, с юго-запада на сев.-восток три тыловых оборонительных рубежа.
б) Характеристика оборонительных рубежей и организация работ на них.
1. Основная приграничная оборонительная полоса:
а) оборонительная полоса на фронте иск. Влодава, Устилуг, Крыстынополь состоит из:
1) предполья Ковельского (Владимир-Волынского и сев. части Струмиловского УР),
2) Владимир-Волынского и сев. части Струмиловского укрепрайонов и
3) тактической тыловой оборонительной полосы с передним краем по линии Дубечно (40 км северо-западнее Ковеля), Любомль, Владзимеж, Холоюв. …б) оборонительная полоса на фронте иск. Крыстынополь, Ярослав, иск. Радымно состоит из Струмиловского и Рава-Русского УР с предпольем тактического тылового оборонительного рубежа с передним краем по линии Холоюв, Жулькев, Магеров, Потылич.Горынец, Кровица, Менкиш. …
в) оборонительная полоса на фронте Радымно, Перемышль, Лютовиска состоит из Перемышльского УР и опорных пунктов полевого типа, возведенных в 1940 году.
По линии Мостиска, Нижанковице, Рыботыче, Монастежец, Устшики Дольне в 1941 году возводится тактическая тыловая оборонительная полоса, состоящая из узлов обороны и отдельных опорных пунктов. …
г) оборонительная полоса на фронте Лютовиска, Ворохта, Тереблешти, Херца, Липканы состоит из отдельных опорных пунктов и узлов обороны полевого типа двух линий: в первой линии — возведенных в 1940 году, во второй линии — возведенных в 1941 году…
2. Первый тыловой рубеж
А. Участок — Мельцы, Нов. Выжня, Мацеюв, Тужиск, иск. Янувка. …
Б. Участок — Рожище, Луцк, Броды укрепляется резервным 36-м стр. корпусом с М -6. …
В. Участок — Топорув, Крехув, Яворов….
Г. Участок — Мостиска, Посада Выжня, Сыновудзко Нижне …
Д. Участок по р. Днестр между Каменец-Подольск и Могилев-Ямпольским УР …
3. Второй тыловой рубеж: Бродница, Ровно, Хременец, Черница, Ходоров …
4. Третий тыловой рубеж: Вежице, Славута, Волочиск, Каменец-Подольск., включает Шепетовский, Изяславльский, Староконстантиновский и Каменец-Подольский УРы …
5. Четвертый тыловой рубеж: Верески, Новоград-Волынский, Острополь, Летичев и далее на юг до Могилев-Ямпольского УР, включает Ко[ростеньский].УР, Но[воград].-В[олынский]. УР, О[стровский]. УР, Ле[тичевский]. УР …
Рубеж — Житомир, Винница: является второй полосой обороны четвертого тылового рубежа.
6. Пятый тыловой рубеж: Юревичи, Радомышль, Черкассы …»
В общем, не взирая ни на какие упреки в паникерстве и рассказы про «чужую территорию», вполне осознанно планировалось строительство оборонительных рубежей до реки Днепр, которая находилась на расстоянии около 500 км от границы. Скромно замечу, что документ этот разработан руководством Киевского Особого военного округа, который в силу вполне естественных причин не мог планировать строительство оборонительных рубежей восточнее Днепра – там начиналась территория другого военного округа. То есть, строго говоря, отсутствие оборонительных рубежей восточнее Днепра в данном плане, еще не означает их отсутствие в других планах. Хотя, разумеется, река Днепр в ее среднем и нижнем течениях сама по себе являлась настолько мощным оборонительным рубежом, что восточнее нее в мирное время дополнительных рубежей можно было и не планировать.
Но поистине революцию в изучении «планируемой глубины отступления» совершил некто Gistory, выложивший 30 января 2012 года в своем ЖЖ (http://gistory.livejournal.com/4280.html) «Схему укрепленных районов третьего рубежа», строящихся от Осташкова до Брянска, найденную им на сайте «Подвиг Народа». Суть «революции» заключается в том, что «до сих пор считалось, что эту линию начали строить (и проектировать) лишь после начала Великой Отечественной Войны», а обнаруженный документ датирован маем 1941 года.
Не претендуя на сенсационность своей находки, автор ЖЖ, с одной стороны, указывает:
«в любом случае, была проведена большая подготовительная работа по рекогносцировке и проектированию рубежа. Исходя из того, что была подсчитана смета (с точностью до тысяч рублей), можно с большой долей уверенности предположить, что к этому времени были созданы детальные проекты по всей линии, определены объемы земляных, бетонных и прочих работ».
С другой стороны, он, во-первых, признает, что карта – картой, но для «доказательства» необходимо найти соответствующие постановления СНК и НКО. Во-вторых, автор задается вопросом о наличии ресурсов для строительства укрепрайонов «третьей линии»:
«Не очень понятно, за счет каких сил планировалось ее строить — план по «Линии Молотова» не выполнялся, буквально все силы были брошены на ее строительство (бетон лили даже ночью 22 июня), кроме того должна была начаться реконструкция «Линии Сталина»».
Но с последним, как раз-таки, всё более-менее просто. Непосредственно строительные работы (рытье противотанковых рвов, котлованов под ДОСы, бетонирование ДОСов) обеспечивались рабочей силой, строительными материалами, инвентарем, тягловой силой и транспортом за счет республиканских «бюджетов» (от «центра» силы и средства привлекались только по линии НКО, а именно инженерно-саперные и другие части, привлекаемые к строительным работам), а за счет «федерального бюджета» шло только оснащение ДОС вооружением и оборудованием. Соответственно, УССР и БССР могли надрываться, выполняя план по строительству «Линии Молотова», но это никак не сказывалось на «загрузке» оставшейся «без работы» РСФСР. В этом смысле строительство бетонных коробок Ржевского, Вяземского, Спас-Деменского и Брянского УРов вполне могло начаться уже в 1941 году, никак не влияя на ход строительства и реконструкции УРов на линиях новой и старой госграницы. Вооружение же и оборудование для построенных в 1941 году бетонных коробок могло быть включено в план заказов 1942 года. С точки зрения советских воззрений образца весны 1941 года о том, что Германия нападет на СССР только после завершения войны с Англией, такой подход был вполне допустим.
Сложнее дело обстоит с документальным подтверждением того, что планы по строительству оборонительной линии, отстоящей от Москвы всего на 300 км, – это реальные планы советского руководства, а не очередные «хотелки» военных, материально (общая стоимость строительства только этих четырех УРов составляла примерно 1,3% государственного бюджета СССР в 1940 году) и законодательно ничем не обеспеченные. Сам автор ЖЖ связывает схему, подписанную начальником отдела укрепленных районов Генштаба генерал-майором Ширяевым, с так называемыми «Майскими соображениями Василевского». Во-первых, сама схема напечатана 17 мая 1941 года, а «Соображения…» датируются 15 мая. Во-вторых, в тексте «Соображений…» есть прямое указание на эту линию обороны:
«Одновременно необходимо всемерно форсировать строительство укрепленных районов, начать строительство укрепрайонов на тыловом рубеже Осташков, Почеп и предусмотреть строительство новых укрепрайонов в 1942 г. на границе с Венгрией».
Там же указывается, что при развертывании вооруженных сил необходимо сосредоточить две армии Резерва Главного Командования в составе 15-ти дивизий в районе Вязьма, Сычевка, Ельня, Брянск, Сухиничи, т.е. как раз на линии данных укрепрайонов (в соответствии со «Справкой о развертывании вооруженных сил на случай войны на Западе», подписанной заместителем начальника ГШ генералом Ватутиным 13 июня 1941 года, «северо-западнее Москвы» сосредотачивалась 28-я Армия, «юго-западнее Москвы» – 24-я Армия).
Но, как справедливо заметили в комментариях ЖЖ, неподписанные «Майские соображения…» почему-то являются НЕдоказательством того, что агрессивный СССР хотел «упредить Германию», но тут же почему-то одновременно должны являться доказательством того, что миролюбивый СССР готовился к оборонительной войне и хотел построить еще одну линию ДОТов в прямой видимости из окна кремлевского кабинета Сталина…
Как видите, попытка некоторых товарищей выдать «Майские соображения…» как принятые военно-политическим руководством к реализации на основании того, что «такие документы никогда не подписывались», не состоятельна – например, осенью 1940 года очень даже подписывались.
Не вдаваясь в бессмысленную болтологию о том, что хотел сказать своей фразой про упреждение Василевский на самом деле и что у него получилось по факту, особенно в глазах начитавшихся Резуна диванных стратегов, необходимо признать тот факт, что известный на сегодняшний день вариант «Майских соображений…» не только не был утвержден Сталиным, но и даже не мог быть подан ему на рассмотрение. Уж слишком много там исправлений, зачеркиваний и дополнений мелким, трудночитаемым почерком. Контраст с оформлением (и таки – да – наличием подписей) документов аналогичного содержания, разработанным тем же самым Василевским, например, осенью 1940 года, достаточно однозначно свидетельствует о том, что единственный известный на сегодня вариант «Майских соображений…» – не более, чем черновик соответствующего документа.
Скажите коллеги – вы бы понесли на подпись своему начальнику ТАКОЙ документ? А «кровавому тирану», грозящему «стереть в лагерную пыль» любого ослушавшегося его, тиранско-диктаторского, мнения?
В этой связи вполне реальной выглядит версия Г.К. Жукова о том, что в мае 1941 года они с наркомом обороны С.К. Тимошенко обратились к Сталину с известной «инициативой». По сложившемуся порядку, в случае одобрения, они бы получили указание: «Готовьте проект постановления». Собственно для этого черновик и готовился. Но в середине мая политическое руководство еще сказало «нет» (вернее, судя по всему, «нет» оно сказало всему перечню предлагаемых военными мероприятий, но одобрило лишь часть мер, в частности, изменить порядок проведения учебных сборов, перенеся их начало в части дивизий с августа на июнь). Поэтому черновик так и остался черновиком.
Следует отметить, что помимо «сомневающихся» (в отсутствии агрессивных планов советского руководства) в ЖЖ Gistory оставляли комментарии и другие люди. На скромное предположение автора ЖЖ о том, что искать, возможно, следует «по линии» НКВД, в комментариях появились не менее скромные сканы документов ГУЛАГа о том, что да – как раз в рассматриваемый момент времени конвойный отряд номер такой-то отправился сопровождать лагерь номер такой-то из Полоцка (где завершилось строительство аэродрома) в тот самый Осташков, где планировался северный фланг «третьей линии» УРов, на очередное строительство. Пикантность данных документов, как я понимаю, заключается еще и в том, что в мае 1941 года НКВДэшники сопровождали на очередной объект «расстрелянных» в апреле 1940 года польских военнопленных из того самого Катынского лагеря. Но в «польском» вопросе я не копенгаген, поэтому настаивать не буду – все желающие могу провести собственные поиски самостоятельно по указанным ссылкам, а я вернусь к «Майским соображениям…».
По мнению Gistory, основанном на журнале посещения кабинета Сталина, идея «Майских соображений…», а вместе с ней – и предложение о строительстве Ржевско-Вяземской линии обороны, могли быть высказаны 19 мая 1941 года, когда на докладе у Сталина в присутствии Молотова (напомню, что все известные варианты «Соображений стратегического развертывания вооруженных сил СССР» писались одновременно на имя Сталина и Молотова) находились Нарком обороны Тимошенко, Начальник ГШ Жуков и его заместитель Ватутин. Кроме того, возможными датами обсуждения в Кремле «Майских соображений…», судя по составу участников совещаний, являются 23 и 24 мая 1941 года. Все эти даты прекрасно согласовываются с датой, указанной в «Схеме укрепленных районов третьего рубежа» – 17 мая 1941 года.
Строго говоря, на этом самом месте, по сути, ограничившись одними предположениями, вопрос и повис в воздухе в далеком феврале 2012 года. Однако важнейшие мероприятия по обороне страны решались не только в кремлевском кабинете Сталина. Еще одним местом обсуждения подобных вопросов являлись заседания Главного военного совета Красной Армии (собственно, там проходили «предварительные слушанья» в среде военных, после чего военные выносили свои предложения на обсуждение правительства). И по счастливой случайности составители сборника «Главный Военный Совет РККА. 13 марта 1938 г. – 20 июня 1941 г. Документы и материалы» таки нашли возможность уделить место и для интересующей нас темы.
Отдав несколько страниц потенциально бесценного сборника документов ГВС состоявшемуся 14 мая 1941 года обсуждению перевода домов Красной Армии в крупных гарнизонах на обслуживание исключительно начсостава и их семей, раскрывать суть заседания, состоявшегося 21 мая 1941 года, составители сборника сочли необязательным, ограничившись одним протоколом заседания. Между тем, в этот день – 21 мая на заседании ГВС выступал с докладом тот самый генерал-майор Ширяев, который подписал отпечатанную 17 мая схему УРов третьей линии. Тема его доклада – «О формировании частей для вновь строящихся укрепленных районов»! Какие именно новые укрепленные районы предложил 21 мая 1941 года строить начальник отдела укрепрайонов Генштаба, благодаря удивительной избирательности составителей сборника, пока остается неизвестным. Однако, благодаря им известно, что после заслушивания доклада генерал-майора Ширяева ГВС 21 мая 1941 года принял решение:
«Предложение о новых формированиях и увеличении численности по мирному и военному времени частей укрепленных районов принять и представить на утверждение Правительства».
И вот тут уже не подкачали составители сборника «1941 год» (он же – «малиновка»), разместив во 2-м его томе документ № 521 – Постановление СНК СССР «Об укрепленных районах» № 1468-598СС от 4 июня 1941 года.
Документ сам по себе немногословный и прямых указаний о строительстве новых УРов в явном виде не содержит. Однако в нем идет речь об увеличении общей численности Красной Армии в связи с формированием частей для 13-ти новых укрепленных районов!
«Совет Народных Комиссаров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Утвердить предлагаемое Народным Комиссаром Обороны СССР формирование частей для вновь строящихся укрепленных районов:
а) Управлений комендантов укрепленных районов 13
б) Артиллерийско-пулеметных батальонов 110
в) Артиллерийско-пулеметных рот 16
г) Артиллерийских дивизионов 6
д) Артиллерийских батарей 16
е) Отдельных рот связи 6
ж) Отдельных саперных рот 13
2. Формирование частей закончить к 1 октября 1941 года, проведя его в две очереди:
1-я очередь — на 45 000 человек к 1 июля 1941 года
2-я очередь — на 75 000 человек к 1 октября 1941 года.
3. Содержать постоянные гарнизоны укрепленных районов первой линии в составе 70% и укрепленных районов второй линии в составе 30% от военного времени.
4. Увеличить численность Красной Армии по мирному времени на 120 695 человек и по военному времени на 239 566 человек.
Председатель Совета
Народных Комиссаров Союза ССР И. Сталин
Управляющий делами Совета
Народных Комиссаров СССР Я. Чапаев»
К сожалению, точного перечисления «вновь строящихся укрепленных районов» нет и здесь. Вероятно, число 13 набралось суммарно по Западному, Закавказскому и Дальневосточному направлениям.
Но зато теперь написанная 15 мая в черновике «Соображений…» фраза о необходимости строительства новых укрепрайонов от Осташкова до Почепа, отпечатанная 17 мая схема таких укрепрайонов, одобренный ГВС 21 мая доклад о необходимости формирования частей для новых укрепрайонов и постановление СНК от 4 июня, разрешающее формирование таких частей для новых укрепрайонов, выстраиваются в общую, логически законченную линию. Таким образом, сопоставив между собой эти 4 документа, можно утверждать, что высшее военно-политическое руководство СССР признавало возможность глубокого отступления Красной Армии на Западном ТВД и очень серьезно готовилось к подобному варианту развития событий, а лозунги про чужую территорию использовало исключительно в пропагандистских целях. Хотя, разумеется, готовность глубоко отступить рассматривалась как вынужденная мера и ведение войны в виде только сдачи своей территории советским руководством не предполагалось. Армия накачивалась «наступательным духом», прежде всего, с целью привить каждому военнослужащему осознание того, что победить в войне можно только разгромив в войне – идеи «пассивного» изматывания, предусматривающие «ожидание» того, что противнику «надоест» воевать и он пойдет на подписание мира, остались для окрепшего советского государства в прошлом. Наступательный характер первой операции рассматривался как наиболее предпочтительный, но не единственно возможный – подготовка велась и на случай не самого благоприятного для нас развития событий
P.S. В качестве морально-политического обоснования возможности отступления с точки зрения военно-политического руководства СССР перед войной, как и обещал, приведу доклад Л.З. Мехлиса (Мехлиса, Карл!) на заседании ГВС весной 1940 года по обобщению опыта войны с Финляндией:
«Но активный, наступательный характер оперативно-тактической доктрины Красной Армии отнюдь не исключает возможности и целесообразности как обороны, так и даже временного отступления – в тех случаях, когда последнее необходимо и целесообразно. Надо учитывать конкретную обстановку и когда нужно – уметь отступать, а когда нужно – наступать. Ленин неоднократно указывал, что даже наша партия переживала временные поражения и принуждена была отступать и, отступая, маневрировать. «Нельзя победить, – говорил Ленин, – не научившись правильному наступлению и правильному отступлению» (Ленин, том XXV, с. 177).
Забвение этого правила ведет к пренебрежению законами наступления, которое может быть успешно лишь тогда, «…когда люди не ограничиваются огульным продвижением вперед, а стараются вместе с тем закрепить захваченные позиции, перегруппировать свои силы сообразно с изменившейся обстановкой, подтянуть тылы, подвести резервы» (Сталин. Вопросы ленинизма. Издание 10-е, стр. 336). Только это помогает избежать неожиданностей и отдельных прорывов [под «прорывом» в терминологии тех лет нередко понимался «провал» – прим. авт.], «… от которых не гарантировано ни одно наступление» (Сталин, там же).
Этими законами стратегии и тактики фактически пренебрегают. Организованный отход, организованное отступление на отдельных участках стали считать позором. Боевой устав пехоты прямо ориентирует командиров на бессмысленные жертвы, указывая, что «никакие потери не могут вынудить роту прекратить выполнение боевой задачи, даже если в ней осталось только несколько человек» (БУП-40, ч. II, стр. 7).
Очевидно, что с теорией огульного наступления надо решительно и быстро покончить, ибо она ведет к зазнайству, шапкозакидательству и однобокости в подготовке армии…
Не следует считать отступление в соответствующих условиях позором. Нужно учить людей не только искусству наступления, но и организованному отступлению, когда этого требует обстановка. В то же время следует обучать войска активной обороне, ибо принцип пассивной обороны несовместим с современной армией».
