Колин Пирс, сын американского судовладельца, стоял на палубе яхты и дрожал. Злой ветер, перемешанный с брызгами, скользил по коже, тёрся о тело ледяной чешуёй. Однако укрыться от его порывов у юноши не было ни малейшей возможности: когда судно пересекло границу области, обозначенной на карте красным цветом, капитан Грегсон, повинуясь приказу старого Пирса, прикрутил Колина к мачте тонким линем. Как только был завязан последний узел, Грегсон, и без того законченный флегматик, вообще перестал реагировать на вопли молодого хозяина – тем более что уши послушного инструкции капитана теперь были наглухо запечатаны ватными тампонами, пропитанными стеарином. Оба матроса последовали его примеру, поэтому богатство ругательного запаса Колина могли оценить лишь кружащие над яхтой чайки.
Впрочем, молодого человека это не смущало. Над равнодушной морской гладью неслись истеричные проклятия и пожелания, что именно следует сделать и куда пойти его отцу, сволочи Грегсону и продавцу антиквариата, подсунувшему Колину эту трижды чёртову карту. Теперь он был твёрдо уверен в том, что созерцание сирен в их природной среде обитания – совсем не то занятие, ради которого стоило переться в эти богом забытые воды.
– Coleen, come! – донёсся издалека нежный девичий голос. Колин поперхнулся очередной бранью и навострил уши.
– …oleen… – Прерываемый плеском волн, таинственный голос всё глубже проникал в голову юноши, туманил разум, погружая его в блаженное небытие.
– Come… oleen… – Звуки изящно переплетались с шелестом моря, и ветер вторил им, сипло подпевая. Колин напрягся, канат врезался в его тело.
– Come! – Голос уже не просил, а требовал, его настойчивому призыву невозможно было сопротивляться.
– Oh, yeahhhh… – сладострастно промычал Колин в унисон с невидимой певицей, зажмурился и начал от избытка чувств биться затылком о мачту.
Однако стоявший рядом капитан, вместо того чтобы разделить восторг молодого хозяина, издал непонятный звук и дёрнул Колина за рукав бушлата. Юноша вздрогнул, открыл глаза – и заорал от ужаса. Через секунду к нему присоединился и Грегсон.
Из морской пены медленно поднимались огромные золотые зубцы, каждый длиной в половину мачты. Вскоре уже можно было лицезреть всю корону целиком. Мокрые жиденькие космы торчали из-под узорчатого обруча во все стороны.
За спиной Колина загрохотали каблуки – матросы, не выдержав, бросились вниз и захлопнули за собой дверь каюты.
Тем временем над водой показались седые брови, за ними – глаза с красными прожилками. Как раз в тот момент, когда из воды появился мясистый нос, яхта пролетела последние метры и со всего разбегу воткнулась в него бушпритом. Голова сдавленно икнула и побагровела от злости. Громадная ладонь приподняла корабль, выдернула бушприт из пострадавшей плоти, затем развернула яхту, поставила её на прежнее место и с силой провела по поверхности воды. Мощный вал, упираясь в корму, погнал судёнышко в обратную сторону. Дикий рёв обоих мореплавателей становился всё тише и тише, уступая место ласковому шуршанию волн.
Морской царь умиротворённо пригладил волосы на висках, уменьшился до обычного роста, ещё раз потёр саднящий нос, взял с трона гусли и повернулся к шеренге своих утопленниц:
– Молодец, Радослава! Так, любушки-голубушки, а теперь все вместе, этот же вариант земной песни, с самого начала, и-и…
– Ка-а-а-а-лин-ка, ма-лин-ка, ма-лин-ка мо-я! – с воодушевлением грянул девичий хор.
