В моих предыдущих статьях развернулась дискуссия о преимуществах призывной и контрактной армии. Но, критически проанализировав приведенные аргументы (как свои, так и моих оппонентов), я пришел к выводу, что дискуссия перешла в несколько неверное русло, так как мы спорили в общем и целом о том, какая из армий боеспособнее. Я же ставлю вопрос, какая из форм комплектования армий лучше? ЛУЧШЕ, а не БОЕСПОСОБНЕЕ.
Чтобы проиллюстрировать принципиальную разницу в подходах к вопросу, я могу привести понятный для всех пример из более близкой для меня области – медицины. Если в экстренный приемник хирургу привезут больного с газовой гангреной конечности, то перед хирургом даже не будет стоять вопроса – ампутация будет решена окончательно и бесповоротно (просто потому, что малейшее промедление грозит массированной интоксикаций, которая гарантированно убьет пациента). Но если это будет не гангрена, а, допустим, запущенный панариций или даже флегмона мягких тканей конечности, то здесь многострадальную конечность будут резать по всем допустимым направлениям, накачивать пациента антибиотиками и в вену, и в полости – одним словом, лечить. Вопрос же об ампутации встанет только в том случае, если не дадут эффекта щадящие методы лечения, и возникнет угроза сепсиса и смерти от токсико-септического шока. Данный пример говорит о том, что выбор более травматичного и инвалидизирующего метода лечения оправдан лишь в том случае, когда выхода уже нет. Техническая простота выполнения ампутации сама по себе не является основанием для принятия подобного решения.
Если спроецировать данный пример на армию, станет понятно, что в вопросе выбора между призывной и контрактной армией оценка фактора боеспособности имела смысл лишь тогда, когда соотношение боеспособности было ключевым фактором выполнения армией боевых задач. Понятно, что она имела смысл в доядерную эпоху, когда имела место реальная перспектива конфронтации между крупными державами.
Чтобы пояснить, приведу простой, как колумбово яйцо пример: какой самолет лучше – наш или американский? Если мы сравниваем F-15 с Су-27, то ясно, что нас интересуют возможности одиночного и группового боя между этими самолетами. Но если мы сравниваем Су-25 с А-10А, то ясно, что оценивать их дуэльные возможности априори нет смысла: сравнивать их нужно по возможности выполнения ударов по наземным войскам.
Если рассмотреть данный вопрос под таким углом, то получается, что контрактная армия в современных условиях может быть равной по боеспособности армии призывной, но всегда будет ЛУЧШЕ! Причина этому скрыта в ней самой: она добровольная. Именно в этой добровольности ее главное преимущество. И связано это с, казалось бы, очевидным, но не всеми верно понимаемым фактом, что армия была, есть и будет частью государства как организации. Здесь я вынужден принести запоздалые извинения всем почтенным коллегам: когда я в апреле-мае сего года начал свое исследование на тему армии, я как-то сей момент совершенно не учел, потому как мне казалось странным, если бы взрослые серьезные люди (многие из которых имели за плечами службу в армии) его не понимали. Но постольку, поскольку на меня в ходе развернувшейся дискуссии посыпались обвинения в белоленточности и даже русофобии, я все же считаю необходимым разъяснить суть данного вопроса.
Для начала надо обратить внимание на одно положение, которое вывели Маркс и Энгельс, но старательно вымарали из их книг советские эпигоны: государство как институт является злом. В «Манифесте коммунистической партии» был введен такой оборот, как «аппарат организованного насилия», т.е. ограничения прав членов общества, направленного на достижение целей, имеющих общенациональное значение. Армия, которая является частью государственной машины и во всех ипостасях от государства зависит, в данную концепцию полностью укладывается: она ограничивает права граждан, более того, она подвергает их жизнь и здоровье опасностям, причем далеко не всегда укладывающимся в категорию неизбежных и обусловленных боевыми действиями.
В сталинские времена концепция Маркса о постепенном отмирании института государства по мере продвижения к коммунизму была вначале опровергнута и перестала упоминаться в связи с именем Маркса, а позже и упоминаться вообще. Ирония судьбы заключается в том, что в несколько видоизмененной форме данная концепция после двух Мировых Войн стала основополагающей идеей на Западе. Вот об этом, в общем-то очень печальном для всех адептов советского строя факте и пойдет речь.
Концептуальной и юридической основой государства и права в тех современных странах, которые традиционно относят к «развитым», является принцип, определяющий основой легитимности существования государства и законов такой уровень ограничения государством и законом прав и свобод человека и гражданина, который был бы «dura necessitas» (непременным условием) сохранения стабильности общества. Т.е. любые законы, в той или иной степени ограничивающие права и свободы человека, являются легитимными лишь в тот период времени, когда отказ от исполнения таковых прямо и недвусмысленно угрожает стабильности общества. Если же по какой-либо причине ограничение прав и свобод человека рамками закона перестает быть непременным условием существования общества, то данный закон автоматически и по умолчанию становится нелегитимным, а принуждение к его исполнению силой государства является тягчайшим преступлением последнего и автоматически делегитимизирует данный общественный институт.
Проблемой России как нации является то наиприскорбнейшее обстоятельство, что у нас приблизительно со времен Иоанна Васильевича Грозного усилиями государства в массовом сознании культивируется порочная логика, будто всякое сомнение индивидуума в легитимности существования государства и законов как институтов является тягчайшим преступлением. А определенная часть нашего общества напрямую отождествляет понятия легитимности государству и законам как институтам с легитимностью нации как обществу (или же пропагандирует такой подход, используя последствия такой пропаганды для собственной выгоды).
Не отрицая априорной обязанности всякого индивидуума обществу и государству (как системе распределения общественного труда и общественного блага), надлежит понимать, что эта априорность прямо и недвусмысленно проистекает из взаимности вышеуказанной обязанности. Именно из взаимного и двустороннего характера зависимости социума и индивидуума проистекает сама суть таких отношений в обществе, которые принято называть цивилизованными. В связи с этим описанная выше этатистская пропагандистско-идеологическая концепция не может быть признанной иначе как нонсенсом. Печальным фактом является то, что именно эта абсурдная «логическая система» при поддержке крайне агрессивной пропаганды положена в основу существования государства Российского.
Как я уже говорил, вышеописанный принцип легитимности существующих законов и предлагаемых законопроектов характерен для тех государств, которые условно именуются «развитыми», а чаще – «западными демократиями». Это США, Канада, страны Европы, Япония, Южная Корея, Австралия, ну и еще по мелочи – одним словом те, в которых обеспечивается относительно высокий уровень жизни широких масс населения (т.е. широкие возможности удовлетворения материальных запросов и духовных потребностей). Важно отметить вот что: не только определение, но и фактический статус такого государства прямо связан с вышеописанным политико-идеологическим принципом определения легитимности законов. Более того, само существование такого общества напрямую зависит от того, чтобы все население принимало данный принцип как основу существования общества. И в этом принципе лежит залог априорного преимущества данного типа общества над всеми прочими современными обществами авторитарного и тоталитарного характера.
Тут требуется небольшое пояснение. «Развитое» общество («Запад») – это самоподдерживающаяся система. С одной стороны, высокий уровень жизни привлекает в эти страны умных (талантливых или же креативных, как теперь говорят, т.е. способных превратить некое достижение науки в коммерчески успешный товар) людей, которым выпало несчастье родиться в неразвитых странах (где они или вообще не ценятся, или же нещадно эксплуатируются, не получая ничего для себя). С другой стороны, наличие большого количества таких людей обеспечивает обществу процветание, причем в интересах широких масс населения (в том числе и тех его представителей, кто особыми талантами или креативностью не блистает), а не только кучки власть предержащих. Получается замкнутый круг: из тех стран, которые слабее Запада и менее демократичны, умные и талантливые люди бегут на Запад, тем самым ослабляя свои страны и усиливая Запад, стимулируя к аналогичному побегу тех, кто еще не решился или не успел.
Сложность заключается в том, чтобы построить такое общество, которое могло бы, сохраняя внутреннюю стабильность и внешнюю устойчивость, обеспечить максимальное удовлетворение потребностей своих граждан (ведь сколько людей, столько и у каждого из них запросов и прихотей). Признание категорической необходимостью минимизацию ограничений свобод человека законами является одной из сторон данного процесса. Свобода от необходимости выполнять некие обязательства по отношению к государству тем более ценна, чем менее вышеуказанные обязательства необходимы для физического выживания общества.
Все вышесказанное в полной мере относится и к вопросу о призывных / контрактных вооруженных силах. С того момента, когда появилась ВОЗМОЖНОСТЬ обеспечивать обороноспособность страны, не принуждая граждан силой закона рисковать своими жизнями (тем более – в условиях мирного времени: с учетом внутриармейской уголовщины), добровольность военной службы стала одной из политических свобод человека, которую одни государства дают своим гражданам, а другие – нет. Тема контрактной армии сводится в общем-то к вопросу, являемся ли мы, русские люди, полноценными гражданами своего Отечества, которое по своей природе обязано нас защищать, или же мы просто «инструменты, артикулом предусмотренные» в руках лидеров «Нигерии в снегу» (как сказал создатель Google Сергей Брин).
Я сразу хочу обратить внимание, что вышесказанное ни в коей мере не является проявлением либерализма и «белоленточности». Переход от общества, которое подчинялось и работало на государство, к обществу, которое использует государство как инструмент удовлетворения растущих потребностей (он начался еще в 40-е и достиг четких результатов уже в 70-е гг.) является не злым умыслом антисоветской интеллигенции и не мировым заговором жидомасонов, а логичным этапом развития общества. В нашей стране подобные трансформации были встречены жесткой критикой («мы мечтали о полетах в космос, а нынешняя молодежь – об Айфонах»), что уже само по себе говорит о том, что неверная идеология, на которой было построено наше общество, приводит к потере способности к неадекватной оценке мирового опыта. Это я к тому, что в одном из прошлых обсуждений я уже эту мысль озвучивал, хотя и сбивчиво и путано. В результате один из наших коллег (адекватность и порядочность которого ни у кого из нас не должна вызывать сомнений) крайне негативно высказался по поводу вышеуказанных тенденций развития общества, назвав это негативной тенденцией.
Это я все к тому, что мир изменяется, независимо от того, нравится это кому-то или нет, и если мы, русские люди, не найдем ответов на новые вызовы, последствия могут быть очень и очень плохими: умные люди, не желающие впахивать забесплатно больше, чем это требуют от своих граждан другие страны, будут эмигрировать, а наша страна – лишать себя тех, кто ведет науку вперед. Мы сегодня должны не цепляться за прошлое, а идти вперед (хотя бы и вдогон всех нормальных стран мира), смело ломая отжившее и устаревшее.
В заключение я скажу, что не рассчитываю на понимание со стороны тех, кто вырос в условиях коммунистического режима. Идеологические посылы, оставленные в наших разумах той эпохой, будут вытравлены еще очень нескоро. Этот вопрос заслуживает отдельной статьи, так как это будет очень печальное и откровенно злое повествование. Сейчас я просто скажу, что советский социализм – всего лишь не самая удачная форма индустриального общества, которое сегодня в условиях прямой конкуренции обречено на отсталость от постиндустриального. Но рано или поздно это произойдет, и наша нация получит возможность для дальнейшего развития цивилизации. Вопрос только в том, какой ценой этот очередной урок преодоления отсталости усвоит наша нация.
