Предыдущие части цикла
Новые задачи
Тактико-техническое задание на вертолет нового поколения, подготовленное 30 ЦНИИ МО СССР (ныне ЦНИИ ВВС МО РФ) еще в 1980-е гг., предполагало, что перспективные машины будут действовать круглосуточно. Считалось, что наземная цель будет обнаружена и идентифицирована с помощью радиолокационной станции, тепловизора или низкоуровневой телевизионной камеры (НУТВ), представлявшей собой комбинацию электронно-оптического преобразователя (ЭОП) и обычной видеокамеры.
В постановлении о запуске серийного производства появилась ссылка на Поручение ВПК по вопросу обеспечения круглосуточного применения перспективного боевого вертолета. Военные в тот момент считали допустимым размещение средств обнаружения и наведения на внешней подвеске в контейнерном исполнении.
С учетом уровня развития оптико-электроники в СССР первоначально приоритетом пользовалась концепция применения НУТВ в качестве основного прибора прицельно-пилотажного комплекса при работе в ночных условиях. НУТВ действительно имеет определенные преимущества перед тепловизором. В первую очередь он создает на мониторе картину, схожую с изображением, которую дает дневная телекамера. С точки зрения пилота, это обстоятельство существенно сокращает время идентификации цели и принятия решения. Ведь «картинка» от тепловизора – это изображение градиента температур нагретого тела. И для ее правильной интерпретации требуется определенный навык.
Для камовцев использование НУТВ могло дать еще и преимущество во времени. Ведь прицел «Шквал», с помощью которого наводились ПТУР «Вихрь», создавался для противотанковой модификации штурмовика Су-25Т. Для этого самолета Красногорским механическим заводом (КМЗ) имени С.А. Зверева был разработан контейнер с низкоуровневой камерой «Меркурий», разработка которой была задана Московскому научно-исследовательскому телевизионному институту (МНИТИ). Низкоуровневая ТВ камера «Меркурий» была создана на основе ЭОП 1-го поколения типа «ВЯЗ», состыкованного с суперкремниконом. Принцип действия такой системы заключается в многократном усилении чувствительной структурой НУТВ слабого потока оптического излучения в видимой области спектра (от ночного неба, звезд, Луны и др.), отраженного от целей и окружающих их фонов источником которого могли быть звезды. Конструкция НУТВ «Меркурий» являлось достаточно громоздкой, имела два объектива с широким и узким угловым полем. На штурмовике Су-25Т НУТВ смогли разместить только в подвесном контейнере. На испытаниях ночью было продемонстрировано устойчивое распознавание цели типа «танк» пилотом штурмовика с дальности 3 км.
Компоновщики Ка-50 решили сложную задачу. Аппаратура «Меркурий» была расположена в носовой части фюзеляжа. Ее макет был установлен уже на второй машине В-80, а третья – получила штатный комплект «Меркурия». Однако работы закончились неудачей. Низкая чувствительность и разрешающая способность, слабая помехозащищенность и несоответствие параметров дальности обнаружения цели привели к закрытию темы и переориентации на тепловизионную технику. Кстати, НУТВ по аналогичным причинам не была включена в состав Су-25Т.
Следующим шагом к решению задачи, поставленной в поручении ВПК, было оснащение В-80 тепловизионном прицелом, работающем в ИК области спектра от 8 мкм до 14 мкм. Именно на этот спектральный диапазон приходится максимум собственного излучения типовых наземных целей. Разработка приемника оптического излучения была поручена НИИ прикладной физики (НИИ ПФ) (ныне НПО «Орион»). В достаточно сжатые сроки специалисты НИИ ПФ создали работоспособную однострочную линейку детекторов ИК-излучения на основе КРТ (сплав кадмия, ртути и теллура) и передали образцы линеек на ведущие предприятия Миноборонпрома СССР: НПО «Геофизика» (головное предприятие отрасли по оптико-электронным системам для авиационной и космической техники) и Казанский Государственный институт прикладной оптики (ГИПО) для разработки на их основе тепловизионных прицелов. Конструкция первого в Союзе, а затем в России авиационного тепловизора была достаточно сложной, т.к. специалисты НИИ ПФ смогли предоставить только линейный приемник и для формирования изображения необходимо было обеспечить оптико-механическое сканирование. В 1986 г. сотрудники НПО «Геофизика» завершили создание экспериментального образца первого отечественного вертолетного тепловизора ТпСПО-В, «облетали» его на вертолете Ми-8Т и приступили к его интеграции в состав прицельных комплексов АСП-17, ПрПНК «Рубикон» и «Шквал-В». В 1990 г. на пятом опытном Ка-50 установили макетный образец пилотажно-прицельного тепловизора «Столб», объектив и фотоприемное устройство (ФПУ) которого были конструктивно объеденены с прицельным комплексом «Шквал-В». Первые летные испытания тепловизора «Столб» показали, что необходимо дорабатывать его конструкцию и лечить «детские болезни». При этом в первую очередь необходимо было срочно совершенствовать приемник ИК излучения, уж больно он уступал заокеанским аналогам.
Но время, выпавшее на период попытки решения этой задачи оказалось неудачное. В стране завершалась перестройка, и завершалась она, как предсказывали злые шутники, финальным этапом – перестрелкой. Тем не менее, По инерции предприятия еще что-то делали, конструкторы – что-то проектировали. Но в основном – по инерции. Первый председатель ельцинского правительства Е. Т. Гайдар устроил-таки шоковую терапию, первой жертвой которой должен был пасть ОПК.
Естественно, взоры новых хозяев жизни обратились на недвижимость. В этом плане просто не повезло НПО «Геофизика», занимавшей престижное место в Сокольниках на Стромынке. На его здания позарился бывший доцент Московской партшколы В. И. Жуков, которому для основанного им Московского государственного социального университета оказалось мало недвижимости. Хотелось обзавестись недвижимостью оборонки в престижном районе Москвы. Флагман советской оптико-электроники едва не рухнул под натиском времени. Распался на несколько составных частей. Потащил на себя интеллектуальную собственность НПО «Геофизика» Уральский оптико-механический завод (УОМЗ), ранее – ее серийный завод, «отвалилась» НПО «Геофизика-Космос». Территория «большой» «Геофизики» ужалась как шагреневая кожа. К концу 1990-х гг., по воспоминаниям бывшего главного технолога НПО «Геофизика» В. А. Солдатенкова, цеха опустели, зимой температура падала много ниже нуля. Разработка отечественных тепловизоров теперь оказалась невозможной. Впрочем, несколько позднее НПО «Геофизика» возродится, пусть и не в полном масштабе, и снова будет играть определенную роль в судьбе Ка-50. Но об этом – позже.
Тем временем, на «Камове» продолжали попытки решить задачу, поставленную Партией и Правительством, которых уже не было. Но оставалась Родина и Вооруженные Силы, нуждавшиеся в средствах круглосуточной авиационной поддержки войск. В 1993 г. под руководством С. В. Михеева был выполнен эскизный проект ночного варианта Ка-50, предусматривающий установку круглосуточного прицела «Шквал-В». Комплекс разрабатывал КМЗ имени С. А. Зверева, а надежды на создание тепловизора возлагались по-прежнему на НПО «Геофизика» и ГИПО. Как было сказано выше, НПО «Геофизика» оказалось не до тепловидения. В работе над ночной модификацией Ка-50 образовался вынужденный перерыв.
Начало серийного производства
В постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР определялся порядок и сроки завершения создания одноместного боевого вертолета-штурмовика В-80Ш-1 и запуска его в серийное производство на заводе «Прогресс» в Арсеньеве под наименованием Ка-50. Основным перспективным боевым вертолетом Советской Армии признавался В-80Ш-1. Таким образом, конкурс вертолетов формально завершился. При этом тем же постановлением,
«в целях сохранения полученного технического задела»,
было предусмотрено продолжение НИОКР по тематике Ми-28 с созданием модификации Ми-28А и освоением ее производства на Ростовском вертолетном заводе. Выбор серийного завода определял и цель работ – Ростов-на-Дону к тому времени специализировался на выпуске экспортных вариантов Ми-24. Так что, решение Партии и Правительства определяло судьбу и камовской, и милевской машины – первую в ВВС, второю – инозаказчикам.
Арсеньев стал базой выпуска Ка-50 отнюдь неслучайно. История завода началась еще в 1936 г., когда в селе Семеновка, удаленном от города Уссурийска на 150 км и от города Владивостока на 250 км, по Постановлению Совета труда и обороны СССР от 26 мая 1936 г. началось строительство авиаремонтного завода №116. Начальником строительства и первым директором завода был назначен бывший комбриг Красной Армии, кавалер ордена Красного Знамени Владимир Григорьевич Ирьянов. Семеновка получила новое имя Арсеньев в честь известного исследователя Дальнего Востока. Уже в 1939 г. здесь был собран первый самолет. В 1959 г. в Арсеньеве было освоено производство противокорабельных крылатых ракет. А с 1968 г. завод освоил новую для себя продукцию – вертолет Ми-24. До 1972 г. было выпущено 240 вертолетов типа Ми-24А, затем завод, получивший наименование «Прогресс» перешел на выпуск вертолетов типа Ми-24В, которых было произведено около 1000 шт. С 1981 г. начинает выпускаться пушечный вариант вертолета типа Ми-24П, вооруженный двуствольной 30-мм автоматической пушкой ГШ-30К. Последняя машина этого типа была выпущена в 1989 г. Всего на «Прогрессе» было произведено 2443 вертолета Ми-24 в различных модификациях. При этом задача предприятия состояла в поставках техники исключительно для ВВС СССР. Так что Афганскую войну наши летчики прошли на арсеньевских машинах.
Фирма «Камов» также была не чужой для дальневосточников. Еще в 1960 г. в Арсеньев было передано серийное производство продукции конструкторов ОКБ-2. Правда тогда это был не вертолет, а аэросани «Север-2» и Ка-30.
Освоение ударного вертолета нового поколения потребовало от заводчан существенного обновления технологических участков. Во-первых, в конструкции машины нашли широкое применение композитные материалы. Во-вторых, лопасти Ка-50 также были композитными, а не цельнометаллическими, как на Ми-24. В третьих, серьезно изменился набор смежников и поставщиков комплектующих. Но на «Прогрессе» преодолели возникшие трудности. Был создан участок изготовления композитных лопастей по фирменной камовской технологии. Этот участок был незамедлительно включен в перечень мобилизационных мощностей, поскольку реально обладал уникальными «ноу-хау».
Камовцы отказались от цельнометаллических лопастей еще на Ка-18. Противолодочный Ка-27 получил серийные композитные лопасти на 10 лет раньше американских конкурентов, а Улан-Удэнский авиазавод, где изготовлялись эти вертолеты, стал первым в мире производителем таких конструкций. При этом каких-либо недостатков в ходе эксплуатации выявлено не было.
Интересно, что технологический процесс предусматривает использование лонжерона большей длины, чем это необходимо. По завершению формирования стеклотканной оболочки лопасти лишняя часть отрезается, но не в отход, а на прочностные испытания. Затем образец лонжерона каждой (!) лопасти подшивается в паспорт этой детали.
Пока в Арсеньеве готовились к производству новой техники, в соответствии с Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР №1420-335 на Ухтомском вертолетном заводе в марте 1989 г. был изготовлен четвертый летный экземпляр Ка-50 (800-04, борт 014), а в апреле 1990 г. – пятый (800-05, борт 015) – эталон для серии. Обе машины впервые были оборудованы устройствами постановки пассивных помех УВ-26 и системой предупреждения о лазерном облучении. Впервые в состав комплекса «Рубикон» вошла аппаратура внешнего целеуказания. Аналоговая система управления оружием была заменена на новую, облегченную, построенную на базе ЦВМ. Наконец, именно на пятом вертолете Ка-50 была установлена успешно испытанная ракетно-парашютная система аварийного спасения летчика К-37-800.
Продолжалась и серия испытаний. С июля 1988 г. по июнь 1990 г. четыре опытных Ка-50 активно летали с целью доводки несущей системы, системы управления, шасси. Третья и пятая машина использовались для оценки летно-технических характеристик, а вторая и четвертая — для отработки вооружения, в том числе проверки газодинамической устойчивости двигателя при стрельбе пушкой и пуске ракет различных типов, а также обеспечения электромагнитной совместимости оборудования.
Первый этап Государственных испытаний Ка-50 (оценка летно-технических характеристик) начался в сентябре 1990 г. на 4-м и 5-м летных экземплярах. На машинах летали летчики 8-го Государственного научно-исследовательского института ВВС (ГНИКИ) А. С. Папай, В. И. Костин, ранее участвовавшие в предварительных испытаниях. К ним позднее присоединились Н. В. Колпаков и В. А. Пухватов.
Поскольку А. С. Папай будет часто упоминаться в тексте, надо сказать несколько слов об этом замечательном летчике. Александр Сергеевич, отслужив срочную службу, поступил в Сызранское ВВАУ/1 и с 1974 г. начал летную работу в войсках. Служил в Группе советских войск в Германии, где за несколько лет заслужил 1-й класс. В августе 1980 г. оказался в ШЛИ, после окончания которой 20 лет был испытателем НИИ ВВС. Первый полет на Ка-50 Папай совершил 7 марта 1989 г. Спустя тридцать пять лет он написал:
«Я после первого полета понял, что проще и лучше вертолета нет и возможно в скором времени не будет. Машина была очень проста в управлении и в применении всех видов вооружения. Я и сейчас так считаю».
Этот полет на всю жизнь связал Александра Сергеевича с КБ имени Камова. Уволившись в 2000 г. в запас, он перешел на работу на фирму, где продолжил летать на Ка-50 различных модификаций, выполнил первый подъем в воздух опытных Ка-31, Ка-62, Ка-60У, Ка-226Т и первого серийного Ка-52. Всего же А. С. Папай освоил более 70 типов летательных аппаратов, к 2014 г. налетал 7687 ч, из них на испытаниях 5137ч.
Первые полеты летчиков ВВС производились, естественно, в камовского ЛИКа на окраине Жулебино. После освоения новой машины испытания продолжились на полигоне Сухопутных войск в Смолино. 361 км Горьковского шоссе к тому времени, по образному сравнению Н. Н. Емельянова, «стал родным». Несколько вылетов было совершено в Ахтубинске в 929-й Государственном летно-испытательном центре.
Объем Государственных испытаний был весьма и весьма значительным. Только полковник А.С. Папай в их ходе выполнил 157 полетов с налетом 217 ч, в том числе полеты на устойчивость, маневренные характеристики, полеты по навигации. В Смолино Александр Сергеевич вылетал на боевое применение всех видов вооружения, а также на применение вооружения с предельных режимов полета, включая пуски НАР и ПТУР, а также стрельбу из пушки с углами тангажа ±60*. Ни один вертолет в мире не способен выполнять стрельбы на таких режимах. Кроме того, там же были проведены испытания с применением системы целеуказания с борта вертолета Ка-29 и поиск целей в режиме автоматического сканирования.
Много лет спустя А.С. Папай расскажет:
«При выполнении пусков НАР в сложных погодных условиях с видимостью не более З км я убедился, что видимость в телевизионный прицел больше 3 км и выполнять пуски в этих условиях возможно и безопасно. Все испытания у меня прошли без каких либо сложных отказах авиатехники. Обслуживающий вертолет персонал был очень грамотный и сразу реагировал на замечания и выявленные в полете неисправности. Сильно запомнился полет на пуски НАР и стрельбу из пушки с тангажами на кабрирование и пикирование 60°. При выполнении кабрирования вертолет очень интенсивно начинает гасить скорость, а при пикировании наоборот очень быстро ее набирает. Времени на выполнение пусков и стрельб мало. Приходилось быть в постоянном напряжении. Но вертолет просто прекрасный, и меня ни разу не подвел. С первых полетов я с ним, можно сказать, подружился, и мы стали с ним одним целым организмом. В одноместном вертолете пилот и вертолет это одно целое. Ты и он и больше ни кого. Ты доверяешь ему, а он тебе».
Параллельно техническая документация на изготовление установочной партии таких вертолетов уже начала передаваться на завод «Прогресс». Решением Комиссии по военно-промышленным вопросам Совета Министров СССР в 1990 г. была задана постройка установочной серии из 12 вертолетов B-80Ш-1, получивших новое обозначение Ка-50. В следующем году здесь была изготовлена головная машина (001, борт 018), первый полет на которой выполнил 22 мая 1991 г. заводской летчик-испытатель А.И. Довгань. В январе 1992 г. головной серийный вертолет был передан в Государственный летноиспытательный центр (ГЛИЦ) Министерства обороны России и с февраля приступил к полетам по программе второго этапа Госиспытаний (оценка боевой эффективности), который завершился в декабре 1993 г.
Акт по государственным летным испытаниям опытного боевого вертолета В-80 был утвержден Главкомом ВВС П. С. Дейнекиным 2 декабря 1993 г. и Главкомом Сухопутных войск В. М. Семеновым 21 января 1994 г.
Ка-50 выходит в свет
Выход Ка-50 на мировую арену произошел вскоре после распада СССР. В феврале 1992 г. на выставке авиационной техники на аэродроме Мачулище (Беларусь) вертолет был продемонстрирован представителям военных министерств свежеоформившихся стран бывшего Союза и группе особо доверенных журналистов. В марте 1992 г. Генеральный конструктор С. Михеев выступил с докладом о новом вертолете на международном симпозиуме в Великобритании, где впервые открыл настоящее имя машины. До того натовские разведчики упорно именовали его Ка-34. В августе того же года опытный Ка-50 с бортовым номером «03» был показан публично в полете на «Мосаэрошоу» в подмосковном Жуковском, а в сентябре второй серийный Ка-50 (борт 020) должен был дебютировать за рубежом на международном авиасалоне в Фарнборо (Великобритания). Киль этой машины украшали изображение головы волка-оборотня и надпись Werewolf.
Поводом для появления столь неоднозначного наименования стало обозначения секретного В-80, которое ему дали в НАТО, найдя очередное ранее не использованное слово на букву «Эйч», т.е. разведчики Запада «угадали», что это – геликоптер. Значений слова Hokum в английском языке немало. Приверженцы Ка-50 переводят его НАТОвское имя как «обманщик» (хотя, конечно, дословный перевод скорее «обман», «жульничество»). Конкуренты злобно утверждали, что Hokum – американизм, означающий театральный прием создания дешевого внешнего эффекта. Кое-кто из МВЗ объяснял позднее в интервью, что, дескать, в США сразу поняли, что Ка-50 летать не может, а только видимость создает. Все это, конечно, бред. Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно, если ее там нет. Ведь можно договориться до того, что Су-27, по-натовски Flanker, вообще может только во фланг заходить. А тех, кто знает, какие названия НИР и ОКР дает наше родное Минобороны, вообще удивить трудно.
Так или иначе, но С. В. Михеев решил ответить на непонятное прозвище нового вертолета. Обманщик, так обманщик. Только назвать надо по-английски. Так появился «Werewolf» (искаженное от немецкого Werwolf), по-русски – «оборотень», точнее одна из опаснейших его разновидностей – германский вервольф. А чтоб никто не сомневался в справедливости имени, была подготовлена рекламная брошюра с убийственными для Запада цифрами. Камовцы смело заявили о достижении скорости 350 км/ч, статическом потолке 4000 м. А картинка отображала возможность применения с Ка-50 не только ПТУР, НАРов, бомб и универсальных пушечных контейнеров УПК-23, знакомых британцам, но и ракет «воздух-воздух», по внешнему виду напоминающих Р-73, управляемых ракет Х-25 и даже торпед. Пусть, мол, думают и гадают, что же Werewolf может на самом деле. А домыслов было немало. В англоязычных авиационных журналах можно было встретить описание Hokum, как вертолета-истребителя, вооруженного шестиствольной пушкой.
Премьера Ка-50 в Фарнборо безусловно вызвала настоящий фурор. Предвидя это, Лондон сделал все, чтобы сорвать «гастроли». По воспоминаниям С. В. Михеева,
«Незадолго до начала выставки в Лондоне проходила конференция, в которой от ОКБ имени Н. И. Камова участвовали Лев Константинович Сверканов и начальник отдела переводов Владимир Семенович Савин. Перед их отъездом я посоветовал им остаться после конференции в Лондоне, поручив им руководить сборкой машины после ее прибытия. Тогда я предполагал, что накануне выставки в Лондон прибудет наша группа сборщиков – 16 техников и механиков. Однако на протяжении нескольких недель английское посольство не выдавало им визы, обещая, что это будет завтра, завтра, завтра…»
Прилетев в Лондон, я тут же взял такси и поехал на выставку. Мы с переводчицей добрались туда к 17 часам, подошли к воротам, и к нашей огромной удаче, нас пропустили. Пройдя по территории, я увидел наш Ка-50 без крыльев, без несущего винта и гору ящиков вокруг. Все находившиеся вокруг экспонаты выставки были готовы к намеченному на следующий день открытию. Начинался вечер. Пребывая в состоянии близком к шоковому, я помчался к офису «Авиаэкспорта», нашего официального организатора. Там я застал не очень приятную картину: народ уходил с работы.
Нужно было срочно что-то делать. И тут, на счастье, к офису подъехал автобус с туполевцами, которые закончили работы на самолете и уже ехали в гостиницу. Я вошел в автобус и обратился к сидящим:
«Товарищи, у меня к вам просьба. У нас не собран вертолет. Я понимаю, что вы устали, но я вас очень прошу — помогите мне собрать машину!» По-видимому, я выглядел весьма убедительно. Немного поворчав для порядка, все согласились».
В работе приняли участие все, кто смог. Вера Андреевна Попова, блестящий переводчик, смогла не только найти кран, но и крановщика, а также объяснить тому, какой позор на британские головы падет, если новейший русский вертолет не будет собран. У полуночи удалось не только привести машину в выставочный вид с подвешенным вооружением, но и убрать со стоянки лишнее. Но приключения продолжались.
Чуть позже стал ясен замысел устроителей выставки. Уже утром к Ка-50 прибыл целый десант американских военных. Уже на подходе к машине на лицах большинства из них было написано горькое разочарование. По всему, они рассчитывали увидеть машину в разобранном состоянии, детально изучить конструкцию и попытаться определить слабые стороны. Но «Верфольф», он же «Хокум», в соответствии с кличкой стоял вполне себе боеготовый, не открывая «душу». Делать американским «товарищам» было нечего, по причине провала гениальной задумки британских коллег решили отделаться «интервью» с С. В. Михеевым. Сергей Викторович, не смущаясь, с помощью Веры Андреевны Поповой целый час объяснял «трудящимся» США, что его машина явно лучше их хваленного «Апача». Причем с цифрами, слегка шокировавшими посетителей. За дежурными голливудскими улыбками американских военных проступила искренняя озабоченность – а что, если завтра в бой? А тут что-то жуткое. С безумной дальностью стрельбы, да еще и одноместное. Неужели русские переплюнули их по уровню автоматизации?
Американской военной разведке в тот день явно не везло. Похоже, что частично их провал компенсировал сотрудник американского посольства с семитской внешностью (то ли араб, то ли еврей), который в отсутствии Генерального конструктора и его референта успешно выдавал себя за представителя фирмы «Камов» и собирал визитки посетителей, желавших получить более подробную информацию о машине.
Сергей Викторович сейчас вспоминает об этом с улыбкой. Но тогда было не до шуток
«Рано утром прихожу на выставку. Народу тьма, а у нашего вертолета ни одного стендиста от ОКБ Камова, но стоит какой-то непонятный господин арабской наружности, отвечает по-английски на вопросы и собирает визитки от нашего имени! Я просто вскипел и написал фломастером на листе бумаги следующий текст: «Команда ОКБ Камова не получила въездные визы. Приносим извинения». Это объявление мы повесили на носовую часть нашего вертолета, его тут же зафиксировали телевизионщики и показали в эфире».
Позднее, объединив усилия, Пентагон, ЦРУ и весь американский пропагандистский аппарат начнут убеждать мир, что «настоящий» боевой вертолет обязан быть двухместным и, желательно, походить на АН-64 или хотя бы на АН-1. К сожалению, в этом деле они достигнут существенных успехов, в том числе найдя сочувствовавших в российских ВВС.
Только на четвертый день прибыли камовские специалисты, в том числе и летчики-испытатели. Но от летной программы пришлось отказаться. Слишком много страстей вокруг машины. Руководство российской делегации не исключало и провокаций.
«Черная акула»
Имя «Вервольф» к Ка-50 все же «не прилипло». В его судьбе была уготовлена встреча с неугомонным Сергеем Михайловичем Птичкиным, выпускником МВТУ им. Баумана, сменившего профессию инженера на истинное свое призвание – военно-техническую журналистику.
Как он сам признавался, толчок работе мысли стал захватывающий по спецэффектам американский фильм «Огненные птицы» (Fire Birds), просмотренный на видеокассете в 1990 г. Сюжет незатейливый — защитники свободы и демократии из США успешно несут мир и процветание в неназванной латиноамериканской стране. А все проблемы с наркомафией и террористами успешно решаются с помощью пары «Апачей». Но как это было снято! После просмотра этого фильма среднестатистический майор или капитан армии государства третьего мира должен был или убедить своего генерала срочно купить «Апач», или не менее срочно совершить революцию, свергнуть диктатора, чтобы безотлагательно купить «Апач».
Идея очень понравилась Птичкину. Будучи грамотным инженером, он был в курсе, что в Союзе есть кое-что получше «Апача». Есть, что показать дружественным народам. Тем более, что на улице гласность. И в этой атмосфере КГБ мешать не будет.
Но Сергей Михайлович быстро столкнулся с новой реальностью. Уже в XXI веке он напишет:
«Я пришел на «милевскую» фирму и предложил помочь в создании художественного фильма, где главную роль сыграл бы наш ответ «Апачу» – прекрасный, как мне казалось, Ми-28. Опущу все детали долгого разговора с первыми лицами фирмы. Мне сказали, что реклама Ми-28 не нужна, он и так поступит на вооружение, хотя конкурс формально проиграл. Доводы о том, что речь не о рекламе конкретного вертолета, а о рекламе возможностей всего отечественного ОПК, действия не возымели. В итоге мне прямо сказали: деньги, которые требовалось выделить на картину, лучше отдать тем генералам и гражданским чиновникам, от решения которых зависело принятие вертолета на вооружение».
Птичкин все же не сломался. Ведь идея была хороша. Сергей Михайлович пришел к милевским конкурентам, сразу к Михееву. Сергей Викторович, которому дух авантюризма тоже был не чужд, сразу загорелся. В качестве режиссера пригласили молодого, мало известного тогда Виталия Лукина, учившегося у самого великого Бондарчука. Деньги нашли, что называется, с миру по нитке. Кроме самой камовской фирмы участие приняли ныне забытая Центральная студия документальных фильмов, только что переформатированное Госкино России, Студия музыкальных фильмов и даже некая Uno Momento. Сам Птичкин выступил в качестве автора сценария и, неожиданно для себя – как продюсер.
На главную женскую роль, некой западной журналистки, попадающей в переплет событий в Афганистане, где после вывода 40-й армии царила анархия и наркобароны, пригласили британку Кери Скофильд, известную своими визитами в части спецназа Вооруженных Сил СССР. Например, в конце 1980-х гг. она побывала в 387-м отдельном парашютно-десантном полку, где для нее устроили настоящую показуху и даже выход в горы в альплагерь.
Остальные «артисты» тоже не были профессионалами. Точнее они были профессионалами, но в своих областях. Майора Гусарова, «мочившего» врагов всю картину сыграл сам генерал-майор Валерий Александрович Востротин, Герой Советского Союза, тогда – командир 98-й воздушно-десантной дивизии. Востротину были хорошо известно место предполагаемого развития действия – в Афганистан он попал еще до ввода Ограниченного контингента, участвовал в штурме дворца Амина, вместе со своими десантниками 9-й роты 345-го отдельного гвардейского парашютно-десантного полка прикрывая действия диверсантов групп «Альфа» и «Зенит» КГБ СССР. Его американского визави исполнял Олег Викторович Мартьянов, тоже отнюдь не актер Малого театра. Ныне генерал-майор запаса Марьянов занимает высокую должность в Военно-промышленной комиссии. Командира спецназа – теперь известный всей России полковник Владимир Васильевич Квачков. Впервые в своей жизни и сам С.В. Михеев снялся в игровом кино, естественно, в роли главного конструктора. Пилотом новейшего советского вертолета, якобы проходившего испытания близ границ Афганистане, был летчик-испытатель ОКБ имени Камова Дмитрий Павлович Автухов.
Судьба Дмитрия Павловича чем-то схожа с судьбой его коллег по работе Н. П. Бездетнова и Е. И. Ларюшина. Также как и они, он закончил военное училище летчиков, но попал под знаменитое хрущевское сокращение ВВС. Ушел в гражданскую авиацию, летал по Сибири на Як-12, пересел на вертолеты Ми-1 и Ми-4. Потом перебрался в Центральный авиаотряд, где впервые сел на камовскую машину – Ка-26. В 1972 г. окончил ШЛИ и навсегда связал свою жизнь с ОКБ имени Камова. Кстати, именно Дмитрий Павлович впервые осуществил пуск управляемой ракеты «Вихрь» с Ка-50.
Съемки в узбекском Чирчике обеспечивала 15 ОБрСпН ГРУ ГШ, тогда еще Вооруженных Сил СССР. Правда, сразу же после начала работы Союз распался, – Гайдар обвалил рубль и перестал платить армии. 15-я бригада оказалась «в подвешенном состоянии». Ее личный состав был представлен русскими, украинцами, белорусами и молдаванами. А сама она оказалась в суверенном Узбекистане. Казалось, в таких условиях ни о каком фильме речь идти не может. Но судьбу картины решил лично министр обороны Республики Узбекистан генерал-полковник Рустам Ахмедов, который в дальнейшем постоянно держал съемочный процесс под личным контролем. Патронов и снарядов для фильма не жалели. Кстати, тут впервые сказалось решение оснастить вертолет пушкой от БМП. Еще неизвестно, где нашли бы авиационные боеприпасы, а снаряды к 2А42 в Узбекистане имелись в избытке. Вместо киношной пиротехники использовались реальная взрывчатка.
Сценарий переписывался на ходу. От первоначального замысла осталось, по свидетельству режиссера, не более четверти. Птичкин дописывал новые сцены, которые предлагали спецназовцы, киношники и сам Михеев.
Интересно, что по ходу фильма наименование «Черная акула» придумывает «на ходу» директор ЦРУ, явно неудовлетворенный обозначениями «Обманщик» и «Оборотень». А центрально-азиатские наркобароны называют машину «Черным дьяволом».
Наиболее впечатляющими стали воздушные съемки. Конечно, в руках оператора была не самая современная аппаратура. Студия Горького – это тоже не Голливуд. Но даже сейчас кадры полета Ка-50 в горах на предельно малых высотах просто завораживают.
Ключевым моментом фильма стал воздушный бой. С. В. Михеев вспоминал, что долго колебался, снимать ли этот эпизод – ведь в роли вражеской машины, за рычагами которой сидел главный злодей, выступал Ми-24. Но эффектность демонстрации тактического приема – плоского разворота с ведением огня перпендикулярно полету, победила опасения на счет реакции «друзей-соперников». И сцена действительно удалась.
Сейчас многие скептически оценивают сюжет, достаточно цинично высказываясь об игре актеров. Да, американцы, наверное, сняли бы красивее. И в последних кадрах железной рукой какой-нибудь Джеймс Бонд поднимал бы на борт «Апача» еле живую русскую красавицу. Но это был бы всего лишь Голливуд, в котором не бывает настоящих Героев, как Востротин, настоящих испытателей как Автухов, наконец, настоящих Генеральных конструкторов, как Михеев. Не было бы в Голливуде и «Черной Акулы». «Апач», конечно, хорош, но по маневренности ему далеко до Ка-50.
Как вспоминал потом Генеральный,
«В принципе, этот фильм мы делали для мальчишек. В течение почти полугода я летал на съемки каждые выходные. В Чирчике мы просматривали отснятый материал на проявленной в Москве пленке. В воскресенье я улетал в Москву вместе с очередными коробками пленки для проявки, чтобы через неделю повторить приезд. И так практически все время, пока шли съемки фильма».
Премьера тоже состоялась не в Доме кино. Авторы решили организовать первый показ в Академии Генерального штаба, где учился Востротин. По рассказу С. В. Михеева, после просмотра
«посыпались вопросы, и один из них: почему фильм называется «Черная акула»? И тут автор сценария Сергей Птичкин (именно он когда-то пришел ко мне с первой идеей и упросил не менять название сценария, когда я его утверждал) сказал: «Вы знаете, вообще-то акула, как животное, осталась по сей день неизменной еще с третичного периода. И мы верим, что наша акула выживет». Когда я услышал эту фразу, у меня что-то перевернулось внутри. Это было сказано перед серьезной военной аудиторией. И сегодня я абсолютно об этом не жалею, поскольку с тех пор название «Черная акула» стало символом, всемирно известным брендом».
Спустя 10 лет после премьеры о ней снова вспомнят. Но в другом месте. Генерал армии Э. Т. Топоев, министр обороны Киргизии, на встрече с С.В. Михеевым скажет, что этот фильм потряс его, тогда слушателя Академии. Равно как и то, что актерами в «Черной акуле» были настоящие офицеры и настоящий вертолет. Впрочем, о Киргизии речь будет впереди.
«Акула» прибывает в Торжок
После завершения Государственных испытаний новый вертолет, согласно всем инструкциям и наставлениям, должен был пройти войсковые испытания и быть освоенным летчиками-инструкторами, которые потом давали бы допуск на вылеты строевым офицерам. Местом проведения испытаний стал, естественно, 344-й Центр боевой подготовки и переучивания летного состава в Торжке. Задача Центра, как и любого другого ЦБП и ПЛС состояла не только в изучении новой машины, но и выработке тактики ее максимально эффективного боевого применения. В начале 1990-х гг. во главе 344-го ЦБП стоял генерал-майор Борис Алексеевич Воробьев. В ноябре 1993 г., когда в Торжок прибыла первая «Акула» (точнее «изделие В-80Ш1, 01-02, первый вертолет второй серии Арсеньевского «Прогресса»), Воробьеву было 44 года. Выходец из рабочей семьи подмосковного Ногинска, он начал трудовую биографию сразу после школы на Московском авиаремонтном заводе (121-й АРЗ в Кубинке). В 1967 г. поступил в Сызранское высшее авиационное училище летчиков и навсегда связал свою жизнь с армейской авиации. Уже после окончания Академии имени Гагарина в 1983 г. попал в Афганистан. Вернулся оттуда с Красной звездой и афганским Орденом Красного Знамени. В 1986-1987 гг. командовал 1038-м ЦБП, где готовил вертолетчиков для воюющей 40-й армии. В 1991 г. был назначен командиром в Торжок.
Итак, 5 ноября 1993 г. в 344-й ЦБП и ПЛС прибыл Ка-50 02-01, в стандартном камуфляже, с нарисованным желтой краской номером 20. За ним последовали другие машины. Надо сказать, что перед торжковскими летчиками стояла непростая задача. Ни тренажера, ни двухместного варианта тогда не было. С машиной, по существу, были знакомы только летчики-испытатели фирмы «Камов» и ГЛИЦ. Учебные пособия еще предстояло написать, как и наставления и инструкции. Да и времена были не простые. С выдачей денежного довольствия было откровенно трудно. А когда летный состав получал средства, то инфляция их немедленно съедала.
В этих условиях и начиналось освоение новейшей техники. Программу войсковых испытаний, судя по рассказам ветеранов 344-го ЦБП и ПЛС, то ли так и не написали, то ли окончательно не утвердили. Ведущими летчиками по теме назначили Ханыкова Василия Вадимовича и Золотова Сергея Павловича. Сам Воробьев освоил Ка-50 первым, и первым их строевых летчиков весной 1994 г. поднял машину в воздух. Но основная нагрузка, связанная не только с выполнением исследовательских полетов, но и с подробным их описанием, легла на В. В. Ханыкова и С. П. Золотова. Акт по войсковым испытаниям начинал инженер Лавринович, а завершал – Удинцев. Жаль, но следы этого документа теряются где-то в архивах ВВС.
Естественно, войсковые испытания требовали сопровождение со стороны КБ. Несмотря на крайне сложное время и значительную нагрузку на разработчиков С.В. Михеев выделил лучшие силы – заместителей Главного конструктора Е. В. Сударева и Г. В. Якеменко. Едва ли не еженедельно камовцы мчались 300 км на северо-запад по Ленинградскому шоссе, чтобы уточнить сложные вопросы, разобраться с проблемами.
Евгений Николаевич Кашицын, начальник штаба армейской авиации, первый заместитель начальника армейской авиации, генерал-лейтенант, в интервью Коровину через 20 лет подробно опишет происходившее:
«Первые полеты подтвердили высокие характеристики вертолета. По достоинству летчики оценили простоту пилотирования, управляемость машин на переходных режимах при выполнении фигур сложного пилотажа. Порадовала хорошая устойчивость, точная стабилизация установившихся режимов полета. Мы почувствовали, что заявленные характеристики даже занижены. Подкупала автоматическая стабилизация режима висения, что очень важно при ведении огня из засад. Контролируя режим висения, летчик мог спокойно работать с вооружением при прицеливании и применении средств поражения. На вертолете была применена нашлемная система целеуказания, которая использовала прицел, смонтированный на шлеме летчика.
Сигналы с прицела через преобразующее устройство поступали на бортовые приемники ракет, поэтому, поворачивая голову при слежении за целью, пилот автоматически ориентировал головки самонаведения ракет в требуемом направлении. Цель захватывалась уже через полторы секунды после наведения на нее прицела. Ка-50 оказался доступен в пилотировании летчику средней квалификации, причем летавшему на вертолете классической схемы. Безусловно, каждому летчику пришлось преодолевать психологический барьер. Ведь при пилотировании Ка-50 летчик должен быть морально готов к любым нештатным срабатываниям комплекса и его отказам на любых этапах полета, подготовлен к мгновенному принятию верного решения и переходу к ручному режиму, особенно при решении задач навигации и боевого применения. Из-за отсутствия Ка-50 с двойным управлением на первом этапе освоения достаточно остро стоял вопрос об учебно-боевом вертолете, на котором инструктор мог бы определить степень готовности летчика к полетам по различным видам летной подготовки. Пришлось преодолевать стереотип, что на борту должно быть как минимум два члена экипажа с разделением функций пилотирования и навигации. Высказывались и сомнения в высокой эффективности навигационного комплекса и его надежной работе. Но уже после первых полетов летчики выставил и навигационному комплексу пятерку – он автономен, не подвержен помехам, имеет потенциальную возможность сопряжения с другими резервными навигационными системами и в значительной степени облегчает работу».
В Центре было проведено три НИР, по которым были подготовлены отдельные исследовательские дела. Одно из них было посвящено применению противотанковых управляемых ракет «Вихрь-1». По данной теме испытания проводились с 22 ноября по 20 декабря 1994 г. Программой было предусмотрено 30 полетов. Суммарный налет составил 8 ч 57 мин. Безотказность ПТУР составила 0,99985 (!) И это в 1994 г., когда в Туле зарплату выдавали едва ли не через полгода.
Летчики констатировали, что по летно-пилотажным характеристикам Ка-50 с ПТУР «Вихрь-1» не отличается от ранее испытанного В-80Ш1. В течение всех 30 полетов ПрПНК «Рубикон» работал штатно. Отказов при пусках ракет выявлено не было. Таким образом, к декабрю 1994 г. в России появился реальный противотанковый вертолет нового поколения. Возможности ПТУР позволяли уничтожать все имеющиеся типовые бронецели. При этом сверхзвуковая скорость полета и телеуправление по лучу лазера не оставляли противнику шанса своевременно обнаружить подлетающую ракету и поставить помеху. Обстрел танков на марше и развернутых для атаки производился вне зоны поражения штатных средств ПВО танковых и моторизованных дивизий НАТО.
источник: под редакцией Михаила Лисова «История «Черной акулы» глазами создателей» «Авиация и космонавтика» 2014-09
