И снова Мир
Ревель. 4 февраля 1918 года.
— Это где же вы такую штуку взяли, товарищ Фомин?
— Так в Арсенале товарищ вице-адмирал. Когда значит, снаряды перегружали к нашим полуавтоматам, а на ящиках маркировка отличается. Я спросил у арсенальщика, он и показал. Их там штук десять, а может и больше. И снарядов много. Только арсенальщик говорит, давно лежат. Проверить и может переснарядить придется. Я уж и опробовал немного. Все смазано, ржавчины нет. Очисть и используй.
— И используем. Спасибо товарищ Фомин за царский подарок…
Остров Эзель. 6 февраля 1918 года. Штабное судно Либава.
… — Товарищи офицеры. Месячная передышка кончилась. Немцы готовят наступление, а сил для сдерживания крайне мало. Прошу доложить о готовности ваших отрядов.
— Генерал-майор Романовский. В строю 785 штыков. Десять пулеметов, две трехдюймовые пушки, два броневика, два грузовых автомобиля. Имеется 1 радиостанция.
— Генерал-лейтенант Марков. В строю 900 штыков. Двадцать пулеметов, пушек четыре. Три грузовых автомобиля, две радиостанции, полевая лебедка с аэростатом.
— Генерал-лейтенант Лукомский. Прибыло пополнение 200 человек из стрелковой школы. Всего в строю 1809 штыков. Пулеметов двадцать один, пушек четыре, грузовых автомобилей четыре.
— Генерал Краснов. Три неполных сотни казаков. Пятнадцать пулеметов Люйса, пушек нет, автомобилей нет. Радиостанций две.
— Полковник Вацетис. В строю 800 штыков, артиллерийская батарея, четыре грузовых автомобиля. Пулеметная команда.
— Полковник Стрихин. 425-й пехотный полк. 1029 штыков в строю. Пушек четыре. Пулеметов двадцать. Имеется землекопная команда, частью 426-го полка, частью нашего. Всего 200 человек.
— Благодарю товарищи. Сейчас Николай Николаевич расскажет о военной обстановке.
— Господа. Разведкой установлено, что германская армия готовит наступление. Основной удар наносится в направлении Петрограда через Ригу, Ревель, Псков, Нарву. Однако, как показали последние данные, германские планы на этом не заканчиваются. Разведслужбой флота добыта информация о германском десанте в Финляндию. Правда, с месячным опозданием. В Финляндии высадился 27 Прусский батальон. Поскольку высадка прошла без помех, предполагается высадка более крупных сил. По моему мнению, получаются клещи, которые сомкнутся за Петроградом. Сил для позиционной войны у нас нет. Полагаю необходимым, прикрываясь арьергардными отрядами, отступить к Петрограду и занять оборону на его окраинах. Там и держаться до конца.
— А что же острова Николай Николаевич?
— Необходима эвакуация.
— Не согласен, — комиссар Смирнов немного помолчал — Сегодня мне почему-то вспомнился Денис Давыдов. В отряде у него народу было немного, но и он не ходил в геройские атаки, как недавно Сергей Леонидович говорил мне о лейб-гвардии Московском полке. Потерять за один раз свыше 2000 убитыми. Этак и солдат не напасешься.
— А что же вы предлагаете господин генерал-лейтенант?
— Утром я имел разговор с нашими разведчиками. И они подтвердили, что силы вторжения будут составлять отдельные отряды добровольцев численностью не более 150-ти человек. Немного пехоты, немного конницы, штук двадцать пулеметов и две пушки. И все это в основном по железной дороге.
Говоря эти слова, комиссар Смирнов, если так можно выразиться, безбожно врал. Ни с какими разведчиками он не говорил. Фактически, то, что ему говорили во время обучения, то и должно было скоро начаться.
— Вот я и предлагаю перекрыть все дороги отдельными отрядами. Внезапный удар из засады и добивание противника. Все припасы себе, амуницию и патроны с пулеметами тоже. Чем больше раненых, тем лучше. А казаки будут терзать германские штабы. Офицеров в расход, документы нам, трофеи себе. Единственное правило – не зарываться. Ударил и убежал.
— Но это дикость какая-то…
— А вы, товарищи генералы, не слышали интересную фразу: «На войне все средства хороши»? Тем более что германца никто сюда не звал. Впрочем, долго воевать именно так мы не будем. Надеюсь, что к лету обстановка сильно изменится…
7 февраля 1918 г. Больничная палата на штабном судне Либава
— Лавр Георгиевич. Я рад, что вы идете на поправку.
— Я собственно здоров. Но мое пребывание здесь очень похоже на сидение в Быхове. Только ваш доктор не верит этому.
— Так доктора они такие. Однако у меня к вам есть дело. Очень трудное.
— Опять загадками говорите.
— Да нет. Предлагаю вам принять общее командование будущей сводной дивизией и бить немца. Жестко и принципиально. Как можно больше раненых. Чтобы их госпитали захлебывались от потока пострадавших. Чтобы уцелевшие рассказали остальным про ужасных русских. Чтоб желание воевать против России у немца отпало надолго, если не навсегда.…
9 февраля 1918 г. Штабное судно Либава
— Не знаю комиссар. План хорош, но Корнилов. Не знаю.
— Я понимаю, но кандидатов пока нет. От слова вообще. Или ты хочешь Егорова поставить? Так вспомни чем его командование кончилось. Или Фрунзе найти? Про Троцкого молчу.
— А может их клятвой связать?
— Точно. Только не клятвой, а кое-чем другим. Пожалуй придется мне снова в Петроград съездить. Давай команду очередному караулу и радистам собираться. Меня не будет неделю… И вот еще что. Если мы будем выводить, хотя бы часть флота зимой, потребуются ледоколы. Все. Не забыл Валентин Петрович про «Тармо» и «Волынец»? И про самолеты наши не забудь.
10 февраля 1918 г. Остров Эзель. Аренсбург.
Бывший начальник полевого управления авиации и воздухоплавания полковник Вячеслав Матвеевич Ткачев, ныне старший военный летчик 1-й эскадрильи РКВФ, немного постоял на улице, дыша свежим морозным воздухом, и вернулся в жарко натопленный дом, отведенный под жилище военных пилотов. События последних дней требовали стольких сил и времени, что об отдыхе не могло быть и речи.
С 20 декабря прошлого года, когда он окунулся в Петроградскую жизнь, полную опасности, искать пилотов своей новой авиачасти, его жизнь заметно изменилась. Пришлось прятаться, уходить, отстреливаясь, от каких-то бандитов, ночевать в заброшенном доме. И на обещанную встречу, он так и не явился. Хотя немного позже удалось передать весточку моряку из сопровождения комиссара Смирнова. И на всех встречах приходилось много говорить, убеждать, уговаривать бывших сослуживцев и подчиненных. Много сил отнимали эти короткие свидания с прошлым.
Зато теперь в его подчинении было семь механиков, два пилота и целых пять аэропланов. Два Ньюпора-11, один ГАСН, один М-5 и один М-9. А среди пилотов был сам Александр Северский и не менее известный Михаил Сафонов. Вместе со своими механиками и добровольными помощниками с отдельной эскадры РККФ пилоты хорошо подготовили почти все аэропланы к боевым действиям и ждали только команды на взлет. Хотя во всей этой отлаженной машине случались иногда совершенно непонятные сбои. Так, все без исключения помощники с эскадры уговорили механиков, что моторы «Гном», «Рон» и «Клерже», суть ошибка человеческой природы, а, неизвестно откуда взявшийся, мотор господина Анзани, есть истинное и единственно верное направление, по которому только и должно идти все современное моторостроение. И теперь все свободное время мотористы проводили за изучением нескольких моторов снятых со сбитых германских аэропланов и таких же испорченных российских гидропланов вытащенных на берег у Аренсбурга. Иногда делегация механикусов отбывала в Рогокюля, иногда в Ревель. Но возвратившись, немедленно удалялась в моторный сарай.
А вот вооружением аэропланов Ткачев был доволен. Удалось без особого усложнения конструкции вооружить оба «Ньюпора» двумя пулеметами «Льюиса» каждый. Правда емкость магазина была маленькой, всего сорок с небольшим патронов, но и стреляли пилоты весьма скупо. Десять – пятнадцать выстрелов с предельно короткого расстояния. Обычно этого хватало.
12 февраля 1918 года. Петроград. Смольный.
— Здравствуйте товарищ Сталин.
— Здравствуйте товарищ Смирнов. Вы просили передать, что дело у вас срочное.
— Да дело срочное. Готовится захват нескольких мощных ледоколов, чтобы воспрепятствовать возможному переходу кораблей из Гельсингфорса в Кронштадт или Ревель. Необходимо сформировать вооруженные группы моряков и придумать какой-нибудь секретный знак в приказах по ледокольному флоту. Нет знака, значит, враг пытается захватить корабль.
— А вы не поднимаете панику товарищ Смирнов?
— Нисколько, товарищ Сталин.
— Хорошо. Мы продумаем с товарищами этот вопрос.
— Спасибо, товарищ Сталин. Думаю через несколько часов, обрадовать вас еще одной информацией. А пока должен отлучиться по делам…
12 февраля 1918 года. Петроград. Митрополичьи покои.
…- Нужна ваша помощь, владыка. Иначе, боюсь, получим себе сильную головную боль.
— Николай Николаевич. Я скажу слово солдатам и офицерам. Но я не могу потребовать с них клятвы. В Священном Писании сказано: «Прежде же всех братия моя, не клянитесь ни небом, ни землею, ни иною коею клятвою: буди же вам еже ей, ей, и еже ни, ни: да не в лицемерие впадете». (Соборное послание ап. Иакова гл. 5, ст 12.)
— Я думаю владыка, ваше слово их удержит. До конца декабря этого года. А там легче будет.
— Как у вас все просто. Хотя может быть так и надо. Я поеду с вами. Но ненадолго.
— Тогда встретимся через три часа здесь, а потом на вокзал…
15 февраля 1918 года. Штабное судно Либава
…- В общем, так Валентин Петрович. До декабря этого года господа генералы будут по отношению к нам лояльны. И своих подчиненных придержат. Только в одном случае они будут иметь право отказаться от выполнения приказов. Если предстоит сражаться с русскими. В том числе с нами. Сейчас я поеду обратно в Петроград, а наши отряды будут выдвигаться на исходные позиции. И из Ревеля в Ригу должен подойти морской бронепоезд.
— Ты этому веришь?
— Да. Ты бы видел выражение лиц этих генералов, когда они слушали митрополита. Толковый человек. Есть в нем что-то такое, необычное.
— Не знаю, не знаю. Когда ждать?
— Буду числа 20-го. И надо наших латышей на борьбу с белофиннами направлять. В Выборг. И на форт Ино.
17 февраля 1918 года. Недалеко от Риги.
— Господа юнкера. Сегодня выходим на боевую позицию. Задача проста. Перерезать железную дорогу и не дать пройти германцу. Командиры рот, командуйте.
— Сергей Леонидович, что могут эти мальчишки?
— Эти мальчишки смогут все. На то и мы с вами Иван Павлович здесь. И пойдемте смотреть подарок этого комиссара Смирнова.
— Ваше превосходительство!…
— Вольно Силыч. Показывай, что у тебя.
— Так что установка М-4. Четыре ерманских пулемета на едином станке. Боезапас по тыще патронов в четырех лентах. Может стрелять из одного, двух или четырех стволов. Кабы не автомобиль, то и с места не сошла бы.
Установленная на Руссо-Балте «машина смерти» выглядела довольно громоздко и нелепо. Имея лишь некоторое сходство с настоящей установкой образца 1931 года, данная, самодельная конструкция массой около полутоны, занимала весь кузов грузовика. Отдельно стоящая бочка с водой, довершала весь этот странный натюрморт.
— Оно хоть стреляет?
— Еще как Ваше превосходительство. Ежели такую поставить в тылу, то противу ероплана, самое то будет. А супротив ерманской пехоты… Почитай шрапнель. Да и то, погуще будет. От только патронов маловато.
— Не бойся Силыч. Будет германец, будут и патроны. Иван Павлович. Объявляйте посадку в эшелон. Станция назначения – Режица.
18 февраля 1918 года. Восточный фронт.
В этот день германская армия начала наступление на восточном фронте. Переговоры в Бресте зашли в тупик. Причиной тому была непонятная перестрелка, устроенная в ходе переговоров, и повлекшая смерть некоторых представителей прибалтийских государств, Центральной Рады, а также обстрел здания, где проходили переговоры делегации Советской России и Германской империи. Пришлось признать, что бездействие армии вызывает брожение в умах солдат. Поэтому продолжение военных действий победоносной германской армией было признано самым лучшим продолжением переговоров.
Под Ригой, встреченные огнем первого добровольческого революционного полка, латышских стрелков и остатков артиллерии, немцы предпочли остановиться. А вот восточнее, в районе Огре, Екабпилса и Даугавпилса (он же пока Двинск) им сопутствовал полный успех. Основательно разложенная агитацией и демобилизацией русская армия в беспорядке отступила. 18 февраля пал Двинск. Немцы, отдельными отрядами, двигаясь в основном по железной дороге, устремились вперед. В тот же день был занят Луцк, на следующий день – Минск, Ровно. Несколько позже захвачены Полоцк и Новоград-Волынский.
22 февраля германский отряд в составе эскадрона кавалерии, полуроты пехоты при 14 пулеметах и двух орудиях в пятнадцати вагонах боевого эшелона подходил к Режице.
Примерно в десяти километрах от города мерный бег воинского эшелона остановил грохот длинной очереди установки М-4. Из-за того, что грузовик забуксовал в промоине на обледенелой дороге, пулеметы не смогли установить прямо, поэтому огненные струи равномерно продырявили эшелон четырьмя параллельными потоками. Затем с тыла и флангов заговорили остальные пулеметы и залпами загрохотали винтовки…
… Над железной дорогой стоял тоскливый вой. Разложенные около горящих вагонов полураздетые и разутые, кое-как перевязанные, бок о бок с убитыми камераден и трупами лошадей, обезумевшими глазами глядя на серое безмолвие угасающего дня, лежали германские солдаты. Где-то в голове состава грохотали, взрываясь, патроны 77-мм пушек. Огромной кучей, объятой пламенем, высились пушки, несколько пулеметов, винтовки и амуниция.
Еще один такой же отряд нашел свою погибель к северу от Екабпилса.
А вечером линию фронта, бесшумно растворяясь в круговерти поземки разыгравшейся около Риги, перешли три сотни казаков.
