Падающие звёзды золотыми струями скользили по красному небу.
— Красиво, — сказал стоящий передо мной мужчина. – У меня прямо шея затекла смотреть вверх.
— Во всём можно найти позитив, — согласился я. – А у меня уже ноги затекли здесь стоять. Как вы думаете, долго ещё? Мне кажется, очередь совсем не продвигается.
— Ну, что вы. Совсем недавно мы стояли возле того камня. Не хотите ли? – он достал из кармана пиджака фляжку и протянул мне.
— Хочу ли, — согласился я и сделал приличный глоток. – Абстракция какая-то. Пить здесь – верх цинизма, но что нам терять? На фоне всей жизни это песчинка на весах.
— Пей, но не упивайся. Да тут и упиваться уже нечем. За ваше здоровье, — он допил и выбросил фляжку на обочину.
Ослепительно-оранжевый шар появился над головами, но, не долетев до земли, лопнул, превратившись в купол из тысяч горящих огоньков.
— Как я любил фейерверки, — сказал собеседник. – Детство я провёл в глухой провинции и лет до двадцати ничего даже не подозревал о такой красоте. А потом, переехав в город, не пропускал ни одного праздника с фейерверками. И до сих пор…
— Я, кажется, вижу что-то там, — вдалеке среди бесконечной рыжей пустыни сквозь знойное марево просматривалось большое белое пятно, в которое упиралась очередь.
— Похоже на дом, — новый знакомец даже на цыпочки привстал. – Или на шатёр. Плохо видно.
— Вот и всё, совсем немного осталось, — послышался сзади голос.
Оглянувшись, мы увидели худого высокого мужчину с восторженным взглядом. В руке он держал потрёпанную «Библию». Таких книг я насмотрелся. И таких взглядов тоже. «Не возьмёте ли брошюрку?…что вы знаете о Боге?…хотите ли вы спастись?». Под нос совался яркий журнал с улыбающимися рожами на обложках, а потом доставался томик, испещрённый подчёркнутыми цитатами. Из врождённой вежливости я уделял несколько минут, но затем, убедившись, что никто не слышит и не хочет услышать мои контраргументы, откланивался и быстро удалялся.
— А мы предупреждали, мы несли весть, чтобы каждый желающий мог спастись. Ведь только наша вера правильная, и только последователи нашей церкви спасутся. Вот здесь написано…, — он стал рыться в Матвеях, Ездрах и Иезекилях, пытаясь найти очередную чушь и убедить нас, что кто-то что-то когда-то написал.
— Да не ищи ты, просто скажи, где рай обещанный? – зачем я опять развожу ненужную полемику?
— Да Что ты с ним разговариваешь? Слышь, чувак, отвали, — встрял любитель фейерверков. – Сейчас в бубен надаю. Одним грехом меньше, одним больше — мне уже всё равно. Там доставали и тут от них покоя!
И он стал меня отталкивать, чтобы добраться до сектанта.
Но тут снова взорвался огненный шар, осветив окрестности рассыпающимися искрами. Агрессию как рукой сняло, и товарищ уставился на светопреставление. Сектант понял, что ему нас всё равно не спасти, и предался бормотанию молитвы.
При наличии чёткого ориентира время и пространство обрели свои свойства, и оказалось, что очередь продвигается довольно споро. Белое пятно оказалось огромным шатром. В очереди пошли разговоры, поползли слухи. Ситуация начала потихоньку вырисовываться. Что происходит внутри – никто не знал, но выяснилось, что заводят внутрь группами человек по двадцать, и что оттуда никто не выходит. Куда деваются люди – не понятно. Внутри палатки какие-то люди в белом, а у входа два молчаливых амбала с мечами.
— Ну, что, как оно? Страшно? – спросил я приятеля.
— Да так, не очень. Но неизвестность ещё хуже, так что ждём-с. На месте разберёмся. Курить будешь? У меня сигаретка занычена, — он достал помятую пачку и извлёк из нее не менее помятую сигарету. Размял в руках, сунул в рот и стал хлопать себя по карманам.
— Огня нет?
Я отрицательно покачал головой.
— Хреново. Эй, баптист, спички есть? Да что ж это такое? Люди, дайте огонька.
Но все молчали, безучастно пожимая плечами. И тут на землю упал раскалённый камень величиной с голову.
— О! – обрадовался мужчина и присел, ткнув сигаретой в булыжник. – Ух, ты какой жар от него!
Он раскурил, с наслаждением затягиваясь.
— Держи.
Когда мы докурили, подошла наша очередь.
Стражи у входа – двухметровые качки в набедренных повязках жестом указали нам, что можно заходить.
Я зашёл предпоследним. За мной зашёл торжествующий сектант, всем своим злорадным видом показывая, что мы сейчас отгребём по полной.
Внутри шатра стоял длинный каменный стол, за которым сидело человек двадцать в ослепительно-белых балахонах. Бородатые, суровые; у некоторых за спиной виднелись крылья. Сам шатёр напоминал цирковой аттракцион с оптическими штучками. Боковых стен не было. Слева виднелся вытоптанный двор с высокой кирпичной стеной, а справа – зелёная лужайка с цветущими кустами, небольшой ручей, голубое небо с розовыми облаками. Порхали птички и бабочки. Олень лениво щипал траву, не обращая внимания на инфантильно развалившегося поблизости льва.
— Здравствуйте, товарищи, — поприветствовал нас сидящий по центру на высоком троне. Председатель военно-полевого суда, не иначе.
Промолчали все, кроме сектанта. Тот сделал шаг вперёд и выкрикнул:
— Хвала Господу и мудрости его!
Председатель лишь слегка ухмыльнулся.
— Ну, вы догадываетесь, что происходит. Воздастся каждому по делам его. Страшный суд, короче. Итак, приступим.
Главный открыл толстенный фолиант, полистал и указал перстом на пожилую женщину с нелепым ридикюлем.
— Убивала?
— Нет, конечно, — дрожащим голосом ответила дама.
— Воровала?
— Нет.
— Не ври!
— Ну, так нет. С фабрики нитки носила, но там все…
— Все меня не интересуют. Все за себя сами ответят.
— Прелюбодействовала?
Женщина сконфуженно опустила взгляд.
— Бать, — прервал допрос сидящий рядом с главным моложавый тип с жиденькой бородкой, — у всех одно и то же. Только время теряем.
— Но есть же процедура…
— Бать, ты придумал эту процедуру – ты и отмени. Всё равно, это не главное. Начни с главного.
— Ладно, — судья нахмурился и грозно посмотрел на женщину. – В Бога веришь?
— А как же! Верую! В церковь хожу.
— В церковь? Зачем?
— Ну, как же? На все праздники, да и так, когда мимо иду, зайду, бывало. Помолюсь.
— Православная?
— Так точно.
— Батюшке руки целовала?
— А как же!
— Сводобна. Уводите!
Со стороны кирпичной стены в шатёр вошёл ещё один в повязке, ловко накинул на голову дамочка мешок, задёрнул шнурок и потащил во двор.
Ридикюль упал на пол и исчез.
Мы все замерли от такого обращения.
— А мы всех предупреждали, всем говорили, что верят они неправильно, — зашептал мне на ухо сектант. – Что вера у них ложная…
Я ткнул его локтём в бок, и он заткнулся.
Допрос продолжался.
— Иконы в доме есть?
— Есть, и не одна. Триптих в спальне, Матерь Божья на кухне, Николай Заступник в машине.
— Не сотвори себе кумира, — таков вердикт. – Убрать!
Лысого мужика в хорошем костюме потащили вслед за несчастной .
— Перекрестись!
Старик стал водить руками по телу.
— Кто же так крестится? Не то плечо должно быть первым. Туда же!
Только вид зелёной лужайки заставлял меня стоять на ногах. Но людей там не было. Ни одного, в отличии от противоположной стороны, где у стены выстраивался ряд людей не прошедших собеседование.
— Перекрестись! Так, а ну, пальцы покажи! Кто же тремя пальцами крестится?
— Меня так учили…
— Кто учил?
— Да все… в церкви у нас все так крестятся.
— Всех в топку. Убрать его!
Главный откинулся на спинку кресла, разгладил седую бороду и проворчал сидящим в президиуме:
— Ну, и что делать будем? Обещал сорок тысяч спасти, а пока ещё ни одного не отобрали. Они что, Библию на читали? Там же всё подробно описано, как в меня правильно верить нужно. И ни один…Ладно, продолжим. Ты! Да, ты! Веруешь?
— Изо всех сил! Рад служить! – рявкнул бывалый подполковник и щёлкнул каблуками.
— Молодец! Какие праздники празднуешь?
— Двадцать третье февраля…
— Ну, это понятно, а церковные?
— Как и все. Рождество, Пасха, Троица, Спас.
— Почему?
— Как почему? Положено. И потому что верую.
— Шагом марш туда! – Судья указал в сторону стены, где офицера уже ждал товарищ в мешком.
— Но почему?
— Не те праздники празднуешь.
— А какие надо было?
— Да какая уже разница. Поздно пить «Боржом». Пшёл вон!
— Есть! – и подполковник, обречённо чеканя шаг, отправился по указанному адресу.
— Расстегни рубаху, — приказал главный следующему. – Это что у тебя?
— Крестик.
— В расход!
Нас осталось трое.
Сектант нетерпеливо поднял руку.
— А можно, я следующий?
— Ну, давай, — согласился судья. – Какой веры?
— Церковь девятого дня Христа Спасителя.
— Чего? Какого дня?
— Девятого.
— Это что за день?
Сектант раскрыл дрожащими руками «Библию» и стал судорожно рыться в поисках девятого дня.
— Это что у тебя? – поинтересовался судья.
— Святое писание.
— А ну ка дай сюда.
Книга выпорхнула из рук и оказалась у судьи. Тот полистал её и швырнул на пол.
— Бред, я такого не писал.
— Это единственно верное, отредактированное.
Голос его дрожал, он понял, что где-то стратил.
— Нельзя ни убавить, ни добавить. Что значит отредактированное?
— То есть, самая верная трактовка.
— Убрать его, живо! Не тот ты билет вытянул, парень. Сам виноват.
Подскочили, накинули на голову мешок и сектанта уволокли вслед за остальными.
— Ну, что, ребята? Стоит на вас время тратить? Или сами присоединитесь к этим придуркам? – спросил нас судья.
— А ты вообще кто? – спросил его мой новый приятель.
— Ты шутишь? Я Бог!
— Не гони. Бога нет.
Я ожидал любой реакции – гнева, истерического смеха, испепеляющей молнии. Но назвавший себя Богом вдруг поник и глазки забегали. Президиум загудел, но не сердито, а в замешательстве. У некоторых нимбы над головами потускнели.
— Это как так нет?
— Материализм отвергает существование Бога. То есть, вообще. Так что…
— Атеист, что ли? – спросил Бог.
— Воинствующий. А пока требую адвоката и хотелось бы посмотреть ваше удостоверение личности, а то каждый может себя назвать Богом или Чёртом, а на самом деле – жулик какой-то, аферист.
— Ты смотри, подкованный. Объявляю технический перерыв. Можете пока отдохнуть, – обратился он к членам суда.
Те встали, разминая конечности, и отправились на лужайку, где уже ждал их накрытый стол с яствами и напитками.
Бог же вышел к нам, чтобы получше рассмотреть наглеца.
— Ты что, курил? – учуял он запах табака.
— А где написано, что нельзя? В Библии про сигареты ни слова.
Бог принюхался.
— И пил?
— Ага.
— Это кто? – Бог посмотрел на меня.
— Это со мной. Такой же, как я.
— Точно? — прищурился Бог.
— Дыхни, — толкнул меня локтем товарищ.
— Не надо, — Бог сделал шаг назад. – Не переношу я перегар. Верю.
— Куда катится мир? Никакого почтения и уважения. Я уже не говорю о любви. Просто соблюдение элементарных правил этикета можно соблюсти? Так что, говоришь, не веришь в меня?
— В тебя верю. Я же не могу не верить глазам. А в Бога не верю.
— Почему?
— Не могу. У меня мозг устроен так. Я верю с логику, в факты. А в сказки не верю. В Колобка не верю. В Буратино не верю.
— Ну, ты сравнил.
— А что, чем одна книга лучше другой? Хотя, Буратино мне даже больше нравится, чем Завет. Правдоподобнее.
Бог задумался, кусая усы и теребя бороду.
Мы терпеливо ждали.
— Ну, что мне с вами делать? – наконец разродился судья.
— А что?
— Просто вы не в моей компетенции. Не могу я вас судить. Понимаете, вы как бы нигде не подписывались, с вас и взятки гладки. Точно не верите, может, сомневающиеся?
— Нет! – хором отрезали мы, чуя шанс на спасение.
— Тут у нас чёткое разделение. Мусульман судит Аллах, буддистов – сами понимаете кто, сатанистов – Сатана. А вас и судить некому. А у меня вообще катастрофа. Истинно верующие в меня по всем правилам – секта из двадцати человек, живущих в глухой таёжной деревне. Всё. Остальные только и знают, что бить в себя в грудь, что только они самые правильные. Но промазали они все, даже в молоко не попали. Не на ту лошадку ставили.
— Так что, мы пойдём тогда, раз некому нас судить?
— Да куда вы пойдёте? Там везде пустыня. Гавриил переборщил малость. А знаете? Оставайтесь здесь, — он указал на лужайку. – Я приложу все усилия, чтобы вы в меня поверили. Ведь легче с чистого листа, чем этих перевоспитывать.
— А как тут насчёт покурить, выпить и женского общества? – поинтересовался приятель.
— Делайте, что хотите, только у меня там дерево в саду есть одно. Не ешьте плодов его.
— Да знаем, знаем, читали.
— Да нет, — ухмыльнулся Бог, — гусеницы на него напали, так я её дихлофосом . Не потравитесь. Ну, давайте, прошу. Там вам всё выдадут. Что полагается: нимб, крылья, арфы, сухпаёк на первое время. О сигаретах позабочусь. Не стесняйтесь, теперь это ваш дом.
Мы пошли навстречу синеве и зелени, урчанию львов и журчанию ручья и аромату орхидей.
— Вот и выход, — услышали мы голос Бога, — лучше буду атеистов спасать. Их больше и они прикольнее.
А ещё мы услышали автоматную очередь и звук падающих тел. Но, оглянувшись, увидели, что шатёр исчез, и мы стоим посреди бирюзового солнечного мира, источающего любовь.
(С) goos
— Красиво, — сказал стоящий передо мной мужчина. – У меня прямо шея затекла смотреть вверх.
— Во всём можно найти позитив, — согласился я. – А у меня уже ноги затекли здесь стоять. Как вы думаете, долго ещё? Мне кажется, очередь совсем не продвигается.
— Ну, что вы. Совсем недавно мы стояли возле того камня. Не хотите ли? – он достал из кармана пиджака фляжку и протянул мне.
— Хочу ли, — согласился я и сделал приличный глоток. – Абстракция какая-то. Пить здесь – верх цинизма, но что нам терять? На фоне всей жизни это песчинка на весах.
— Пей, но не упивайся. Да тут и упиваться уже нечем. За ваше здоровье, — он допил и выбросил фляжку на обочину.
Ослепительно-оранжевый шар появился над головами, но, не долетев до земли, лопнул, превратившись в купол из тысяч горящих огоньков.
— Как я любил фейерверки, — сказал собеседник. – Детство я провёл в глухой провинции и лет до двадцати ничего даже не подозревал о такой красоте. А потом, переехав в город, не пропускал ни одного праздника с фейерверками. И до сих пор…
— Я, кажется, вижу что-то там, — вдалеке среди бесконечной рыжей пустыни сквозь знойное марево просматривалось большое белое пятно, в которое упиралась очередь.
— Похоже на дом, — новый знакомец даже на цыпочки привстал. – Или на шатёр. Плохо видно.
— Вот и всё, совсем немного осталось, — послышался сзади голос.
Оглянувшись, мы увидели худого высокого мужчину с восторженным взглядом. В руке он держал потрёпанную «Библию». Таких книг я насмотрелся. И таких взглядов тоже. «Не возьмёте ли брошюрку?…что вы знаете о Боге?…хотите ли вы спастись?». Под нос совался яркий журнал с улыбающимися рожами на обложках, а потом доставался томик, испещрённый подчёркнутыми цитатами. Из врождённой вежливости я уделял несколько минут, но затем, убедившись, что никто не слышит и не хочет услышать мои контраргументы, откланивался и быстро удалялся.
— А мы предупреждали, мы несли весть, чтобы каждый желающий мог спастись. Ведь только наша вера правильная, и только последователи нашей церкви спасутся. Вот здесь написано…, — он стал рыться в Матвеях, Ездрах и Иезекилях, пытаясь найти очередную чушь и убедить нас, что кто-то что-то когда-то написал.
— Да не ищи ты, просто скажи, где рай обещанный? – зачем я опять развожу ненужную полемику?
— Да Что ты с ним разговариваешь? Слышь, чувак, отвали, — встрял любитель фейерверков. – Сейчас в бубен надаю. Одним грехом меньше, одним больше — мне уже всё равно. Там доставали и тут от них покоя!
И он стал меня отталкивать, чтобы добраться до сектанта.
Но тут снова взорвался огненный шар, осветив окрестности рассыпающимися искрами. Агрессию как рукой сняло, и товарищ уставился на светопреставление. Сектант понял, что ему нас всё равно не спасти, и предался бормотанию молитвы.
При наличии чёткого ориентира время и пространство обрели свои свойства, и оказалось, что очередь продвигается довольно споро. Белое пятно оказалось огромным шатром. В очереди пошли разговоры, поползли слухи. Ситуация начала потихоньку вырисовываться. Что происходит внутри – никто не знал, но выяснилось, что заводят внутрь группами человек по двадцать, и что оттуда никто не выходит. Куда деваются люди – не понятно. Внутри палатки какие-то люди в белом, а у входа два молчаливых амбала с мечами.
— Ну, что, как оно? Страшно? – спросил я приятеля.
— Да так, не очень. Но неизвестность ещё хуже, так что ждём-с. На месте разберёмся. Курить будешь? У меня сигаретка занычена, — он достал помятую пачку и извлёк из нее не менее помятую сигарету. Размял в руках, сунул в рот и стал хлопать себя по карманам.
— Огня нет?
Я отрицательно покачал головой.
— Хреново. Эй, баптист, спички есть? Да что ж это такое? Люди, дайте огонька.
Но все молчали, безучастно пожимая плечами. И тут на землю упал раскалённый камень величиной с голову.
— О! – обрадовался мужчина и присел, ткнув сигаретой в булыжник. – Ух, ты какой жар от него!
Он раскурил, с наслаждением затягиваясь.
— Держи.
Когда мы докурили, подошла наша очередь.
Стражи у входа – двухметровые качки в набедренных повязках жестом указали нам, что можно заходить.
Я зашёл предпоследним. За мной зашёл торжествующий сектант, всем своим злорадным видом показывая, что мы сейчас отгребём по полной.
Внутри шатра стоял длинный каменный стол, за которым сидело человек двадцать в ослепительно-белых балахонах. Бородатые, суровые; у некоторых за спиной виднелись крылья. Сам шатёр напоминал цирковой аттракцион с оптическими штучками. Боковых стен не было. Слева виднелся вытоптанный двор с высокой кирпичной стеной, а справа – зелёная лужайка с цветущими кустами, небольшой ручей, голубое небо с розовыми облаками. Порхали птички и бабочки. Олень лениво щипал траву, не обращая внимания на инфантильно развалившегося поблизости льва.
— Здравствуйте, товарищи, — поприветствовал нас сидящий по центру на высоком троне. Председатель военно-полевого суда, не иначе.
Промолчали все, кроме сектанта. Тот сделал шаг вперёд и выкрикнул:
— Хвала Господу и мудрости его!
Председатель лишь слегка ухмыльнулся.
— Ну, вы догадываетесь, что происходит. Воздастся каждому по делам его. Страшный суд, короче. Итак, приступим.
Главный открыл толстенный фолиант, полистал и указал перстом на пожилую женщину с нелепым ридикюлем.
— Убивала?
— Нет, конечно, — дрожащим голосом ответила дама.
— Воровала?
— Нет.
— Не ври!
— Ну, так нет. С фабрики нитки носила, но там все…
— Все меня не интересуют. Все за себя сами ответят.
— Прелюбодействовала?
Женщина сконфуженно опустила взгляд.
— Бать, — прервал допрос сидящий рядом с главным моложавый тип с жиденькой бородкой, — у всех одно и то же. Только время теряем.
— Но есть же процедура…
— Бать, ты придумал эту процедуру – ты и отмени. Всё равно, это не главное. Начни с главного.
— Ладно, — судья нахмурился и грозно посмотрел на женщину. – В Бога веришь?
— А как же! Верую! В церковь хожу.
— В церковь? Зачем?
— Ну, как же? На все праздники, да и так, когда мимо иду, зайду, бывало. Помолюсь.
— Православная?
— Так точно.
— Батюшке руки целовала?
— А как же!
— Сводобна. Уводите!
Со стороны кирпичной стены в шатёр вошёл ещё один в повязке, ловко накинул на голову дамочка мешок, задёрнул шнурок и потащил во двор.
Ридикюль упал на пол и исчез.
Мы все замерли от такого обращения.
— А мы всех предупреждали, всем говорили, что верят они неправильно, — зашептал мне на ухо сектант. – Что вера у них ложная…
Я ткнул его локтём в бок, и он заткнулся.
Допрос продолжался.
— Иконы в доме есть?
— Есть, и не одна. Триптих в спальне, Матерь Божья на кухне, Николай Заступник в машине.
— Не сотвори себе кумира, — таков вердикт. – Убрать!
Лысого мужика в хорошем костюме потащили вслед за несчастной .
— Перекрестись!
Старик стал водить руками по телу.
— Кто же так крестится? Не то плечо должно быть первым. Туда же!
Только вид зелёной лужайки заставлял меня стоять на ногах. Но людей там не было. Ни одного, в отличии от противоположной стороны, где у стены выстраивался ряд людей не прошедших собеседование.
— Перекрестись! Так, а ну, пальцы покажи! Кто же тремя пальцами крестится?
— Меня так учили…
— Кто учил?
— Да все… в церкви у нас все так крестятся.
— Всех в топку. Убрать его!
Главный откинулся на спинку кресла, разгладил седую бороду и проворчал сидящим в президиуме:
— Ну, и что делать будем? Обещал сорок тысяч спасти, а пока ещё ни одного не отобрали. Они что, Библию на читали? Там же всё подробно описано, как в меня правильно верить нужно. И ни один…Ладно, продолжим. Ты! Да, ты! Веруешь?
— Изо всех сил! Рад служить! – рявкнул бывалый подполковник и щёлкнул каблуками.
— Молодец! Какие праздники празднуешь?
— Двадцать третье февраля…
— Ну, это понятно, а церковные?
— Как и все. Рождество, Пасха, Троица, Спас.
— Почему?
— Как почему? Положено. И потому что верую.
— Шагом марш туда! – Судья указал в сторону стены, где офицера уже ждал товарищ в мешком.
— Но почему?
— Не те праздники празднуешь.
— А какие надо было?
— Да какая уже разница. Поздно пить «Боржом». Пшёл вон!
— Есть! – и подполковник, обречённо чеканя шаг, отправился по указанному адресу.
— Расстегни рубаху, — приказал главный следующему. – Это что у тебя?
— Крестик.
— В расход!
Нас осталось трое.
Сектант нетерпеливо поднял руку.
— А можно, я следующий?
— Ну, давай, — согласился судья. – Какой веры?
— Церковь девятого дня Христа Спасителя.
— Чего? Какого дня?
— Девятого.
— Это что за день?
Сектант раскрыл дрожащими руками «Библию» и стал судорожно рыться в поисках девятого дня.
— Это что у тебя? – поинтересовался судья.
— Святое писание.
— А ну ка дай сюда.
Книга выпорхнула из рук и оказалась у судьи. Тот полистал её и швырнул на пол.
— Бред, я такого не писал.
— Это единственно верное, отредактированное.
Голос его дрожал, он понял, что где-то стратил.
— Нельзя ни убавить, ни добавить. Что значит отредактированное?
— То есть, самая верная трактовка.
— Убрать его, живо! Не тот ты билет вытянул, парень. Сам виноват.
Подскочили, накинули на голову мешок и сектанта уволокли вслед за остальными.
— Ну, что, ребята? Стоит на вас время тратить? Или сами присоединитесь к этим придуркам? – спросил нас судья.
— А ты вообще кто? – спросил его мой новый приятель.
— Ты шутишь? Я Бог!
— Не гони. Бога нет.
Я ожидал любой реакции – гнева, истерического смеха, испепеляющей молнии. Но назвавший себя Богом вдруг поник и глазки забегали. Президиум загудел, но не сердито, а в замешательстве. У некоторых нимбы над головами потускнели.
— Это как так нет?
— Материализм отвергает существование Бога. То есть, вообще. Так что…
— Атеист, что ли? – спросил Бог.
— Воинствующий. А пока требую адвоката и хотелось бы посмотреть ваше удостоверение личности, а то каждый может себя назвать Богом или Чёртом, а на самом деле – жулик какой-то, аферист.
— Ты смотри, подкованный. Объявляю технический перерыв. Можете пока отдохнуть, – обратился он к членам суда.
Те встали, разминая конечности, и отправились на лужайку, где уже ждал их накрытый стол с яствами и напитками.
Бог же вышел к нам, чтобы получше рассмотреть наглеца.
— Ты что, курил? – учуял он запах табака.
— А где написано, что нельзя? В Библии про сигареты ни слова.
Бог принюхался.
— И пил?
— Ага.
— Это кто? – Бог посмотрел на меня.
— Это со мной. Такой же, как я.
— Точно? — прищурился Бог.
— Дыхни, — толкнул меня локтем товарищ.
— Не надо, — Бог сделал шаг назад. – Не переношу я перегар. Верю.
— Куда катится мир? Никакого почтения и уважения. Я уже не говорю о любви. Просто соблюдение элементарных правил этикета можно соблюсти? Так что, говоришь, не веришь в меня?
— В тебя верю. Я же не могу не верить глазам. А в Бога не верю.
— Почему?
— Не могу. У меня мозг устроен так. Я верю с логику, в факты. А в сказки не верю. В Колобка не верю. В Буратино не верю.
— Ну, ты сравнил.
— А что, чем одна книга лучше другой? Хотя, Буратино мне даже больше нравится, чем Завет. Правдоподобнее.
Бог задумался, кусая усы и теребя бороду.
Мы терпеливо ждали.
— Ну, что мне с вами делать? – наконец разродился судья.
— А что?
— Просто вы не в моей компетенции. Не могу я вас судить. Понимаете, вы как бы нигде не подписывались, с вас и взятки гладки. Точно не верите, может, сомневающиеся?
— Нет! – хором отрезали мы, чуя шанс на спасение.
— Тут у нас чёткое разделение. Мусульман судит Аллах, буддистов – сами понимаете кто, сатанистов – Сатана. А вас и судить некому. А у меня вообще катастрофа. Истинно верующие в меня по всем правилам – секта из двадцати человек, живущих в глухой таёжной деревне. Всё. Остальные только и знают, что бить в себя в грудь, что только они самые правильные. Но промазали они все, даже в молоко не попали. Не на ту лошадку ставили.
— Так что, мы пойдём тогда, раз некому нас судить?
— Да куда вы пойдёте? Там везде пустыня. Гавриил переборщил малость. А знаете? Оставайтесь здесь, — он указал на лужайку. – Я приложу все усилия, чтобы вы в меня поверили. Ведь легче с чистого листа, чем этих перевоспитывать.
— А как тут насчёт покурить, выпить и женского общества? – поинтересовался приятель.
— Делайте, что хотите, только у меня там дерево в саду есть одно. Не ешьте плодов его.
— Да знаем, знаем, читали.
— Да нет, — ухмыльнулся Бог, — гусеницы на него напали, так я её дихлофосом . Не потравитесь. Ну, давайте, прошу. Там вам всё выдадут. Что полагается: нимб, крылья, арфы, сухпаёк на первое время. О сигаретах позабочусь. Не стесняйтесь, теперь это ваш дом.
Мы пошли навстречу синеве и зелени, урчанию львов и журчанию ручья и аромату орхидей.
— Вот и выход, — услышали мы голос Бога, — лучше буду атеистов спасать. Их больше и они прикольнее.
А ещё мы услышали автоматную очередь и звук падающих тел. Но, оглянувшись, увидели, что шатёр исчез, и мы стоим посреди бирюзового солнечного мира, источающего любовь.
(С) goos
Р.S. Коллеги, чье произведение не знаю. Но очень и очень понравилось. Автору приношу извинения за то, что опубликовал без ссылки и стоя аплодирую
….Спасибо!
….Спасибо! 
