Отрывки из еще неопубликованной главы на https://author.today/work/117076
Гуляю по вроде бы родному городу. Это ощущение не передать. Вроде бы родина, но другая. Здесь во многом сохранилась та самая исконно-посконная Москва. Не было ни сталинских высоток, ни более поздних архитектурных напластований. Словно застыло все в XIX веке. Но, конечно же, не так чтобы уж совсем.
Лихо «рассекали» извозчики. Однако развивались и новые виды транспорта. Это были трамваи, напоминавшие первые их образцы 1910-х годов, они, громыхая и весело звеня, катились по рельсам. Были и надземные, как здесь говорили, «воздушные» образцы. Что-то вроде электрической канатной дороги, которая связывала практически все концы альтернативной Москвы.
Электричество здесь вообще было в большом почете. Его только-только начали осваивать и в общественной жизни, и в быту – рекламные плакаты призывали покупать всевозможные «светилки». Газеты наперебой писали о грядущей электрической эре. С удивлением узнал, что появились планы строительства подземки. И первые станции не только проектировались, но и закладывались кое-где. Я жадно вчитывался в газеты, которые покупал в больших количествах на выделяемые мне карманные деньги. Я сиживал на лавочках в скверах или смешивался с толпой людей и жадно вслушивался в их разговоры. Я перекусывал в трактирах и опять же жадно внимал каждой произнесенной окружающими фразе. Я впитывал этот город, этот дивный новый мир.
А еще мне показалось, что я попал в атмосферу нескончаемого праздника. Оказывается, Коммуна широко отмечает вековой юбилей социальной революции, от которой это «государство» ведет вое начало. Вот ведь как! А на календаре 1963-ой!
Точной даты (числа и месяца) этой «революции» не было, а поэтому празднование длилось уже второй (а может и дольше) месяц. Иногда рябило в глазах от красных стягов. Собственно, как я понял, праздничные мероприятия уже клонились к закату. Но кое-где проходили митинги, лекции, публичные выступления с рассказами о перспективных планах, о грядущей электрификации всей страны, общественные слушания и тому подобные интереснейшие вещи. Я не упускал момента, чтобы занять место на скамейке амфитеатра в каком-нибудь парке под открытым небом или клубе – «народном доме», протиснуться сквозь толпу и слушать, слушать, слушать…
Ораторы выступали ярко, от чистого сердца. Это, вообще, был какой-то яркий, по-детски восторженный и чистый мир.
И отдельные люди, и многие прохожие, и людские потоки бурлили как весенние ручьи. Светились улыбками, излучали приподнятое настроение и оптимизм. НОВЫЙ МИР! Может быть, это то, что действительно нужно для счастья человека?! Такая мысль поневоле вкрадывалась и даже крепла.
Нет, конечно, попадались и забулдыги с хмурыми похмельными лицами, и те, кто стремился подражать уголовному элементу или в действительности таковым являлся… На городских окраинах, как водится, концентрация таких вот, с позволения сказать, представителей общества победившего коммунизма была большей. Но это не делало общей погоды. В целом, народ здесь опрятно одет, сыт и доволен жизнью.
Кстати об одежде. Мода тоже «застряла» на уровне «наших» 1900-1920-х годов. Но наблюдались и свои нюансы. Это какой-то легкий налет псевдорусского стиля, которым тут было пронизано все.
Рубахи-косоворотки, платья, шитые по лекалам сарафанов, пальто, напоминающие старорусские кафтаны… Элегантно и оригинально. И не то чтобы навязчиво, скорее, легкий налет и колорит.
Здания подражали московской архитектуре допетровских времен, деревянному зодчеству, хотя и некоторые были выполнены из бетона, стекла и прочих «современных» материалов. Как будто в основу основ был положен старорусский терем. Даже в клумбах, урнах и прочих малых архитектурных формах, городской скульптуре угадывался этот стиль, этот дизайн, видимо, тщательно проработанный и живущий уже продолжительное время. В вывесках, газетах господствовал особый шрифт – «славянский».
Все это вместе органично переплеталось, создавало особую среду – какое-то торжество славянофильства в эстетике; оно проявлялось, в том числе и в обмундировании здешних служилых людей. Военная форма очень напоминала двадцатые годы – все эти шинели с «разговорами» в стиле стрелецких кафтанов. И буденовки. Да-да! Правда, здесь они носили свое исходное название «богатырки». Шинели были разноцветные: зеленые, серые, синие – отличались, наверное, по родам войск. C «разговорами» были и гимнастерки, или как они называются здесь… уж не знаю. Напоминали они старорусские поддевки 1. ТУ форму разрабатывал художник Васнецов. Интересно из чьей творческой мастерской вышла эта.
Интересной была форма полиции, которая, само собой, носила название «милиции» и притом «народной». Шинели-кафтаны чуть покороче и несколько другого покроя. А на головах шлемы несколько иного рода – «скифки». Они были кожаные и покроем воспроизводили скифские шапки-шлемы. Милиция была и пешей, и конной. Когда первый раз увидел здешнего бравого представителя правоохранительных органов, возникло ощущение дежавю. Да, в похожих головных уборах красовалась на «параде» в Киеве конница колбягов перед отправкой на «древлянский фронт».
Кстати, армия Коммуны, как и в древнем Киеве, напоминала народное ополчение. Или «всеобщее вооружение народа» – один из лозунгов и принципов анархии. Конечно, все это было введено в некие рамки. Все взрослое мужское население проходило периодическое военное обучение, а оружие хранилось в специальных арсеналах непосредственно в населенных пунктах, кварталах, улицах – если город был крупнее.
Обо всех этих подробностях я узнавал не только из газет, но еще и из радио. Да, здесь было радио. Оно считалось величайшим достижением науки и техники. Рупоры прогресса представляли собой тарелки, размещенные на столбах, фасадах зданий и даже на некоторых вековых деревьях в скверах. Сигналом к началу радиопередачи служила музыкальная заставка. Если передавали что-то вроде «правительственного сообщения», это был колокольный набат – видимо отсылка к временам вечевой демократии, которая была здесь введена в культ. В остальных случаях звучали различные мелодии – легкие эстрадные с народным привкусом и такие же симфонические. Люди останавливались, слушали, иногда жарко обсуждали какой-нибудь радио-спектакль или передачу.
Интересно, что здесь был популярен такой жанр как «былины». И это не фольклорные записи сказителей, а «современные» произведения, повествующие о трудовых и прочих свершениях народа, отдельных людей, событиях революционного, исторического прошлого. Но выдержаны они были в «былинном» духе, исполнялись под перезвон гуслей. Иногда напоминали даже оперы, когда повествование лилось из нескольких уст. Эти «былины», «старины» очень часто «крутили» по радио. Неожиданно и оригинально. И хотя я слышал подлинные произведения этого жанра, да еще исполняемые «во времена оны», мне эти велеречивые песнопения нравились необычайно.
Но самым удивительным открытием здешней жизни было… телевидение. Называлось оно диковинным словом «дальнозор» и представляло собой явление социальной жизни. И не только в силу «коммунистических» отношений. Индивидуальный телевизор был, наверное, невозможен. Это были даже не телевизоры, а скорее «телевизорные» – общественные залы с экраном – наподобие кинотеатров, которые располагались всегда, хоть на какой-то да возвышенности. Пусть небольшом, но холме. К просторным зданиям с колоннами вели ступеньки, от чего «телевизорные» напоминали античные храмы, что несколько диссонировало с господствующей здесь русской «теремной» архитектурой. Но поражало в их облике не это. Над «телевизорными» высились башни из металла, напоминавшие известное творение Эйфеля; венчали эти сооружения огромные диски. Вся конструкция походила на известный аттракцион «колесо обозрения» или «чертово колесо». Я поначалу так и подумал: это «совмещение приятного с полезным» – и телевизор… пардон «дальнозор» посмотреть, и на кучковские красоты с высоты птичьего полета полюбоваться. Что-то вроде мини развлекательного парка. Но после посещения нескольких сеансов я пришел к совершенно другому, весьма интересному выводу….
Кажется, я разгадал, как устроено здешнее телевидение. Недаром по истории науки и техники у меня в дипломе стояло «отлично». Да и в родном Институте истории и времени технической стороне дела, понятно, внимание уделялось. В общем, в этой параллельной реальности развитие получило так называемое малострочное телевидение с диском Нипкова. Его особенность в том, что передачи могли вестись на длинных и средних радиоволнах, то есть зона действия телецентра была практически неограниченна. Но при этом у таких телевизоров были крохотные размеры экрана.
Но, если мы возьмем экран размером хотя бы девять на двенадцать сантиметров, диск должен быть диаметром в несколько метров. Потому-то и крутились эти «кольца обозрения» внушительных габаритов.
Я посещал «телевизорные» несколько раз. Передачи были весьма оригинальны. Хроники хозяйственной жизни страны, передаваемые из разных, порой самых отдаленных, мест. Выступления народных хоров и артистов. В общем, это было что-то вроде волшебного зеркальца, позволяющего видеть за тысячи верст. Действительно «дальнозор»! А еще все это соединялось с синематографом. То есть в «телевизорных» крутили еще и кино. Черно-белое с музыкальным сопровождением тапера. В основном это были незамысловатые комедии и исторические фильмы.
1 Поддёвка (диковинка) – русская верхняя распашная длинная (до или ниже колен) одежда с длинными рукавами, отрезная сзади по талии, со сборками на спине, со стоячим или отложным воротником. Носили и мужчины и женщины.
P.S.
Россия. Москва. 2062 год.
Молодой ученый, младший научный сотрудник НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ Олег Улетов наблюдает за прошлым с помощью специального прибора – хроновизора. Его задача – использовать полученные данные для научной работы.
Между тем, в институте возникли проблемы. Директор учреждения собирает сотрудников и сообщает о том, что кто-то, возможно, уже изобрел «кустарную» машину времени.
Внезапно Улетов проваливается в прошлое – оказывается в древнем Киеве, а затем в столице племенного княжения древлян – Искоростене.
На его глазах развивается альтернативный виток истории – появляется государство Деревия (Деревь).
Затем герой оказывается в 1963 году – в продолжающейся альтернативной реальности, где в России и Европе восторжествовал «коммунизм» анархистского толка.
Все эти приключения – следствие злонамеренных преступных действий одного из представителей «братвы» лихих девяностых – начала нулевых, очутившегося в середине XXI века в середине XXI века и принявшего личину «ученого».
