История Карфагена. Часть VI — Восстание наемников
Доброго времени суток, коллеги. Продолжаю публиковать статьи на тему истории Карфагена, и сегодня речь пойдет о первых годах после окончания Первой Пунической войны. Они были богатыми на события – выдвижение клана Баркидов, острая политическая борьба в самом Карфагене, утрата Сардинии, бывшей 300 лет до того "житницей империи". Но несомненно главным событием этого периода стало восстание наемников, которому и будет посвящена большая часть этого поста.
Вступление
Так уж получилось, что половину моего сказания об истории Карфагена занимает краткий период 100 лет после окончания Первой Пунической войны. Причин тому хватает – сама история в это время становится более интересной, а из-за продолжающегося в это время конфликта с римлянами до нас про это время дошло гораздо больше источников, откуда мы можем черпать исторические знания. Кроме того, именно в этот период произошли самые великие (и самые печальные) события в истории Карфагена – завоевание Баркидской Испании, война Ганнибала с Римом и гибель Карфагена. Не менее интересным мне представляется роман Флобера "Саламбо" – один из немногих литературных трудов, посвященных Карфагену. Признаться честно, саму книжку я так и не осилил, но интересно было бы узнать, похож ли описываемый им ход восстания наемников на тот, что сложился у меня на основе прочтенного реального исторического материала. Понимание этого исторического периода (между Первой и Второй Пуническими) важно для представления возможного дальнейшего развития Карфагенского государства, в котором Баркиды начали выдвигаться и претендовать на единоличную власть при широкой поддержке народа, а вместо старой торговой экспансии пунийцы начали предпринимать и прямую территориальную для овладения местными ресурсами – не для славы и добычи, как это делалось римлянами, а скорее для выживания.
Карфагенская политика
Карфагенские слоны сражаются со знатными нумидийскими конниками. По идее. На самом деле ясно лишь то, что здесь присутствует карфагенский слоник, и против него сражается чья-то смуглая конница.
Карфаген потерял в результате Первой Пунической войны Сицилию, однако это было понятно задолго до заключения мира. Пока Гамилькар Барка своей немногочисленной армией всячески старался сдержать римлян на острове, Карфаген одновременно вел другую войну – с нумидийцами. Это племя кочевников к моменту начала Первой Пунической войны начало переходить к оседлому образу жизни, и их земли были весьма удобны для ведения сельского хозяйства. Армия, ведомая Ганноном Великим [1], успешно теснила кочевников, одновременно заключая с отдельными племенами союзные договора. Главной целью Ганнона была земля, подходящая для земледелия – в то время в Африке такой было достаточно много. Непонятно, на какие финансы он снарядил войско для этой войны – весьма вероятно, что армия была его собственной. Как бы то ни было, его успехи хоть как-то подсластили горькую пилюлю поражения в войне с Римом, а также значительно подняли его политический престиж, в результате чего Ганнон стал одним из ведущих политических лидеров Карфагена.
Однако не он один стал весьма популярен в Карфагене после подписания мира с Римом. Гамилькар Барка, непобедимый сицилийский полководец, умело используя свою репутацию и ораторские таланты, еще больше раздувал собственную популярность в народе. Так, он ловко устранился от подписания мира, передав свои полномочия градоначальнику Лилибея, и пустил слух, что решение Совета старейшин [2] о заключении мира сильно его разгневало. При этом надо понимать, что Совет его фактически спас от неминуемого поражения – победить в войне на Сицилии Гамилькар физически не мог, с постоянно уменьшающейся армией, которой нечем было платить. Однако заключив мир, он уплыл с Сицилии в Карфаген и начал реализовывать свой «стартовый политический капитал» в виде полководческой славы, стараясь получить поддержку Народного собрания или Сената, на который недавно гневался. Фактически он стал лидером торгово-промышленной партии Карфагена, которая всегда выступала за внешнюю экспансию и развитие колоний. Это столкнуло его с Ганноном, ставшим лидером земледельческой партии, настроенной на развитие африканских земель – хотя весьма вероятно, что причин их ненависти друг к другу и без того хватало.
После подавления восстания наемников и потери Сардинии в Карфагене начали искать «козла отпущения», на которого можно было бы свалить все неудачи. Таким вполне мог стать Гамилькар – однако если среди элит его многие ненавидели, то в народе он пользовался необычайной популярностью. Более того, хороший полководец проявил себя как неплохой политик, как можно быстрее заручившись поддержкой значимых людей – в частности, его зятем стал Гасдрубал Красивый, весьма популярный и влиятельный человек. Это позволило получить Гамилькару назначение военным комендантом Ливии, что в определенной степени развязывало ему руки. Там он тоже пользовался популярностью и активно расширял круг людей – но делая упор не на знать, которая его тихо ненавидела, а на выдвинувшихся из числа простолюдинов деятелей, которые ранее к власти почти не допускались. Это позволило ему фактически манипулировать мнением Народного собрания Карфагена, в результате чего Гамилькар тихо и спокойно шел к статусу тирана, не устраивая никаких переворотов. Однако именно такой путь, похоже, был ему не по вкусу, и в результате при его активной поддержке была организована экспедиция в Испанию, которую он сам и возглавил. А его главный противник Ганнон остался в Карфагене. Эти двое пунических вождей, сильно враждовавших друг с другом, фактически разделили власть – один отправился завоевывать для Карфагена новые земли, а другой принялся обустраивать и развивать метрополию, сильно пострадавшую во время восстания наемников.
Восстание наемников
Из комикса, посвященного восстанию наемников. Прямо к Карфагену армия Матоса и Спендия вроде бы не подходила, но иллюстрация все равно достойна упоминания в статье.
Армия Гамилькара Барки после заключения мира с Римом представляла собой серьезную проблему. Это была опытная, организованная масса наемников, которых было много и которым Карфаген был должен много денег – однако ему еще и приходилось выплачивать Риму контрибуцию. Более того, армию пришлось выкупать у римлян и перевозить в Африку, что создало дополнительные затруднения. Конечно же, существовал выход – разделить наемников на небольшие партии, перевозя их с Сицилии по очереди, распределять по разным городам и постепенно выплачивать им жалование. В случае, если бы одна их группа взбунтовалась, достаточно легко можно было бы ее обезвредить, а малочисленность воинов в составе таких групп, само собой, способствовала большему послушанию. Однако вместо этого кто-то умный решил сосредоточить всех наемников в Карфагене – в результате те довольно быстро обнаглели и начали бесчинствовать. После этого их переправили в Сикку – что оказалось еще худшим решением, там они пересчитали задолженность по-своему, увеличив ее на довольно значительную сумму. На переговоры с ними отправили Ганнона, который попытался уговорить наемников подождать – однако ничего не получилось. Уже собственной инициативой наемники перебазировались в Тунет, находившийся близ Карфагена, и вновь увеличили необходимую сумму выплат [3]. Карфаген допустил дополнительную ошибку, не взяв в заложники жен и детей наемников – практика с современной точки зрения негуманная, однако дававшая твердые гарантии того, что толпа демобилизованных наемников будет контролируема. И все же какое-то время все шло относительно нормально – наемники согласились вести диалог с Гисгоном из Лилибея, которому доверяли, и тот принялся вести с ними переговоры, одновременно выплачивая жалование теми деньгами, которые имелись в распоряжении. Но ситуацию дестабилизировал неожиданный фактор, а именно наличие большого числа римских дезертиров и беглых рабов среди наемников.
Среди таких людей особо выделился бывший раб Спендий, а также ливийский наемник Матос. Они, подталкиваемые собственными мотивами, всячески подогревали вражду среди наемников по отношению к бывшим нанимателям. Чем больше затягивались выплаты, тем сильнее их речи воздействовали на людей. Тех, кто смел им возражать, забивали камнями [4]. В конце концов, их избрали вождями, Гисгона арестовали и держали связанным, а деньги, привезенные им, конфисковали. В это же время наемники установили контакты с ливийцами, восстание которых недавно подавил Карфаген, и те пообещали выставить 70 тысяч человек. Так началось восстание наемников Карфагена – событие в каком-то смысле более разрушительное, чем Первая Пуническая война.
Карфаген, оказавшись перед лицом столь серьезной опасности, принялся собирать армию даже несмотря на крайнее истощение ресурсов. Учитывая отсутствие финансов на наемников, пришлось собирать войско из граждан, и оснащать их за счет государства. Командующим назначили Ганнона – что стало еще одной серьезной ошибкой: он хорошо командовал войсками против плохо организованных нумидийцев или ливийцев, но теперь ему предстояло сражаться с хорошо обученными и подготовленными наемниками. Более того – Ганнон проявил себя очень…. Творческим человеком. Мятежники осадили Утику, и Ганнон двинулся для защиты наиценнейшего союзника Карфагена. Его армии удалось разбить часть войск мятежников, те были дезорганизованы внезапной атакой пунийцев, но Ганнон вместо продолжения атаки ввел войска в Утику, стремясь поскорее отпраздновать победу. В результате наемники успели опомниться и разбили часть карфагенской армии, еще не успевшую войти в город, заодно захватив большое число метательных машин, которые везли в обозе [5]. После такого глупого поражения Ганнон остался при командовании – вероятно потому, что альтернативой ему был Гамилькар Барка, а того боялись ставить на ответственные должности из-за его возможных амбиций. Впрочем, Гамилькару все же дали под командование небольшую армию из 10 тысяч человек и 70 слонов [6] для защиты самого Карфагена, а Ганнон продолжал делать вид, что он что-то может, периодически проигрывая сражения с повстанцами и позволяя им дальше осаждать Утику и блокировать Карфаген.
Гамилькар же проявил себя хорошо. Сделав вылазку глубокой ночью и заняв важный мост через реку Баграда (Меджерда), Гамилькар днем смог заманить ложным отступлением в полуокружение крупный отряд мятежников (известно лишь, что их было больше) и почти полностью его перебить. После этого последовала «странная война» – армия повстанцев стала применять против Гамилькара его же тактику партизанских рейдов, и Барке пришлось вырабатывать способы борьбы с ней, т.е. с самим собой. Первое время получалось плохо, и в результате он оказался окружен в гористой местности наемниками без шансов на победу или спасение. Однако здесь произошло событие, достойное встать в один ряд с «Возвращением короля» и «Битвой бастардов» – неожиданно к лагерю Гамилькара прибыл вождь нумидийцев Навара, восхищавшийся рейдерской тактикой карфагенянина и предложивший свою помощь. А помощь была немаленькая – 2 тысячи нумидийских конников! Как результат – там, где уже виднелась гибель дерзкого Гамилькара и его армии, случилась неожиданная победа.
Карфагенские наемники. Судя по тому, что парень в белом держит в руках цетру (кажется), то иллюстрация может характеризовать скорее более поздний период времени. Справа от него – иберийский пехотинец, а позади — собственно ливофиникийский легковооруженный воин, которого условно можно назвать скутарием (из-за использования им щита-скутума).
Правда, у этой победы оказалась обратная сторона. К Гамилькару в плен попало около 4 тысяч человек. Умело используя дипломатию, он предложил желающим примкнуть к его армии, а остальных отпустил домой под честное слово не участвовать в этой войне далее. Это должно было вызвать дезертирство в рядах повстанцев, однако Спендий и Матос, понимая, что их амнистия никоим образом не коснется, решили усугубить текущий конфликт. Пленных карфагенян во главе с Гисгоном жестоко пытали, а затем заживо сожгли при общем сборе всей армии, после чего было сделано все, чтобы обстоятельства гибели этих людей стали известны в Карфагене. Само собой, ни о какой пощаде после этого речи быть уже не могло. К тому же жители Утики и Гиппакрит истребили карфагенские гарнизоны и перешли на сторону восставших, откололась от государства Сардиния, бывшая его владениями 300 лет, а во время шторма затонули корабли с ценными для города грузами. Карфаген оказался на краю – еще немного, и его государство могло окончательно рассыпаться. Не улучшали положения и распри между Ганноном [7] и Гамилькаром – у них было разное видение стратегии этой войны.
Однако получил Карфаген и помощь – что самое удивительное, от своего старого врага, Сиракуз. По всей видимости, те размышляли весьма просто и здраво – Карфаген, даже разгромленный, все равно остается противовесом Риму, и без него независимости Сиракуз очень быстро может настать конец, так как амбиции римлян уже стали понятны всем грекам. Помогли Карфагену и сами римляне – отказавшись принять под защиту Утику, торгуя с Карфагеном и запрещая купцам посещать мятежников, позволив в обход договора нанимать солдат для ведения войны в Италии. Дело дошло даже до весьма дружественного обмена – Карфаген выдал Риму несколько сотен римских купцов, торговавших с мятежниками, а Рим в свою очередь вернул 2743 пленных ветеранов без выкупа, фактически серьезно укрепив пуническую армию. Причин поддержки Карфагена в этом конфликте можно выделить две – в те времена было не принято поддерживать мятежников [8], это считалось крайне дурным деянием, к тому же Рим был истощен прошедшей войной не меньше Карфагена, и сталкиваться с ним вновь не имел ни малейшего желания и сил.
И вот после такого повстанцы внезапно оказались в тяжелом положении – им критически не хватало припасов, пришлось снять осаду Карфагена (который, впрочем, не был блокирован с моря) и оставить несколько второстепенных поселений. В конце концов, правители Карфагена наконец-то поняли, что Ганнон как полководец – полный ноль, и назначили командовать одного лишь Гамилькара, а тот уже успел «обкатать» своих боевых слонов и в бою часто опирался на их использование, втаптывая мятежников в землю. Те, раз за разом терпя поражения, рассредоточились, и часть их отступила к перевалу Прион, где была окружена армией Гамилькара. Из-за недостатка припасов вскоре им пришлось поедать пленных карфагенян и друг друга, что наконец толкнуло их на переговоры. К Гамилькару прибыло 10 главарей восстания во главе со Спендием, и хитрый пуниец предложил им довольно либеральные условия сдачи – он отпустит армию в одних туниках, но при условии задержания 10 выборных человек. Само собой, выбор его пал на посланников [9] . Это обезглавило 40-тысячную армию мятежников, которую тут же перебили. Остальные мятежники во главе с Матосом оказались под осадой в Тунете, часть из них – в основном ливийцы – дезертировала. На глазах у оставшихся мятежников Спендия и прочих пленных главарей распяли по приказу Гамилькара.
Матос, однако, не упал духом и предпринял атаку по части армии Гамилькара, которой командовал некий Ганнибал, проявивший крайнюю степень раздолбайства и не выставивший охрану своего лагеря. Как результат – частное поражение, самого Ганнибала распяли на том же кресте, что и Спендия, а над телом бывшего вожака повстанцев казнили 30 пленных знатных карфагенян.
На какое-то время подобный поворот событий вызвал смятение в рядах пунийцев, но мятежникам это не помогло – армией командовал Гамилькар, упорство которого в достижении своих целей доходило до упрямства, достойного римлян. К тому же старейшинам удалось уговорить его хотя бы на время примириться с Ганноном, благодаря чему вместе они провели дополнительный набор граждан в армию. В результате Гамилькар все же решился дать капитальное сражение мятежникам, в котором армия Матоса проиграла. Пленные наемники были распяты, Матоса подвергли публичным истязаниям. Восстание наемников, по жестокости, несомненно, превосходящее все, кроме последних дней Карфагена, закончилось.
Потеря Сардинии
Кафагенские наемники-пехотинцы оценивают перед женщинами размеры чего-то там. Хотя кто знает, о чем они конкретно…
По условиям мирного договора с Римом Сардиния осталась в составе Карфагенского государства. В 240 году на острове, как и в Африке, вспыхнуло восстание наемников. И хотя по масштабу оно сильно не дотягивало до африканского, но у Карфагена банально не хватало войск для его подавления – в результате чего мятежники бесчинствовали и своевольничали на острове без всякого сопротивления. Все карфагеняне были перебиты, их имущество разграблено, военного коменданта острова Бостара распяли на кресте. Весьма вероятно, что это восстание имело связь с африканским, однако его ход сильно отличался от основного очага. Перебив карфагенян, наемники стали бесчинствовать, и местное коренное население вскоре ополчилось на них и изгнало с острова. Те еще раньше просили Рим принять их под свое подданство, но римляне отказались, считая, что подобное ниже их достоинства. Что самое интересное, после изгнания с Сардинии наемники перебазировались в Италию и вновь повторили запрос – и в этот раз римляне рассмотрели его более основательно.
В 238 году Рим стал готовить экспедицию для оккупации Сардинии. Карфаген, само собой, запротестовал – ибо это было прямое нарушение мирного договора, однако римляне заявили, что не потерпят протестов, и дальнейшее противление вызовет войну. Карфаген к такому был еще не готов – только закончилось восстание наемников, да и контрибуцию еще надо было платить. Однако римлян понесло, и угрожая пунийцам войной, они, помимо аннексии Сардинии, еще и стребовали с Карфагена дополнительно 1200 талантов контрибуции за «оскорбление». Аннексию Сардинии Рим позиционировал как захват ничейной территории – ведь карфагенян на ней не осталось после того, как повстанцы всех их перебили!
История на самом деле получилась дурно пахнущая. За аннексию острова проголосовало Народное собрание Рима, однако люди с остатками совести (в том числе Полибий) отнеслись к подобному поступку крайне негативно. Это был удар в спину, причем особо жестокий и изощренный с учетом контрибуции. Для экономики Карфагена потеря Сардинии стала серьезным ударом – столетиями она поставляла ему провизию для армии и продукты питания для городского населения. Пострадало и национальное достоинство карфагенян – с ними поступили, как с третьесортным государством, слабым и беспомощным. Впрочем, карфагеняне вновь проявили выдающиеся способности к восстановлению после понесенных потерь, и уже очень скоро с ними вновь стали считаться в Западном Средиземноморье. И это было напрямую связано с Гамилькаром Баркой и его действиями в Испании.
Примечания
1) Еще один, да – ранее был Ганнон Великий в качестве несостоявшегося тирана Карфагена. Кстати, это тот самый Ганнон, который слил римлянам несколько сухопутных сражений и ряд морских, был лишен гражданских прав (и, судя по всему, восстановлен в правах), но на крест не отправился. Либо на крест не отправляли и прочих командиров, либо этого, простите, придурка, конкретно крышевали в самом Карфагене. Хотя я могу путать двух Ганнонов, и на суше сражения проигрывал другой. Что, впрочем, не отменяет чрезвычайной живучести этого – по ходу повествования вы в этом убедитесь.
2) Или Сената. Не всегда понятно, кому принадлежали важные государственные решения – некоторые приписываются старейшинам, а некоторые – сенаторам.
3) Проценты со временем растут!
4) Если верить Полибию.
5) Из чего можно сделать вывод, что карфагеняне помимо слоников еще и полевую артиллерию активно использовали.
6) Что является еще одной загадкой лично для меня. Пехота, набранная из числа карфагенян, всегда отличалась если не отличными, то очень хорошими боевыми качествами, часто превосходящими наемников, однако ее набирали лишь в ситуациях полной безысходности. Обычно же африканская пехота составляла лишь небольшую (и самую лучшую) часть армий Карфагена.
7) Вот какое чудо, он спасся из осажденной Утики, когда его людей перебили! А позднее он, кстати, станет главой проримской партии. Не знаю, как вам, а мне этот субъект очень не нравится.
8) Мамертинцы и сардинцы не в счет, да!
9) Так он обошел священный закон, запрещавший карфагенянам брать в плен посланников.
