Развитие ВВС России.

16 марта 2012 г.

     НВО. «Независимое военное обозрение» продолжает подводить промежуточные итоги реформы Вооруженных сил, что идет в нашей армии и на флоте в последние три года. Главные вопросы, которые мы задаем своим собеседникам, что изменилось за это время в подчиненных им войсках, какие остались нерешенные проблемы, что надо сделать, чтобы реализовать задуманное.

На вопросы ответственного редактора «НВО» отвечает заслуженный военный летчик, главнокомандующий ВВС генерал-полковник Александр ЗЕЛИН.

ПЕРВЫМ ДЕЛОМ ПОЛЕТЫ

– Хочу начать наш разговор, Александр Николаевич, с сообщения, которое поступило на информационные ленты накануне нашей встречи. Оно о том, что министр обороны России Анатолий Сердюков подписал с генеральным директором компании «Сухой» Игорем Озаром контракт на поставку в ВВС до 2020 года 92 фронтовых бомбардировщиков Су-34. Какие еще самолеты и вертолеты и в каких количествах поступят на вооружение нашей авиации до двадцатого года?

– Я не буду называть количество, но это до сотни.

– До сотни каждого вида?

– Да, по Су-34 цифра уже озвучена – это 92 машины. Но в общей сложности в составе ВВС будет 124 таких летательных аппарата, а в последующем и до 140 машин. В принципе, если говорить о Су-34, президентское лицо этого самолета мы получили, но вместе с тем мы продолжаем наращивать боевые возможности этого бомбардировщика. Оно заключается в чем? Мы ставим мощный бортовой комплекс самообороны, разрабатываем новое оружие, с новыми, расширенными боевыми возможностями. Главным образом «воздух–поверхность», «воздух–РЛС», «воздух–корабль» и планируем, что он станет у нас носителем других ракет большой дальности. Такая работа идет, и я считаю, что это та платформа, которая способна решить эту задачу – то есть нарастить силы ядерного сдерживания в составе стратегической авиации ВВС.

Несмотря на то что контракт на поставку заключен, я подписал технические условия на этот контракт, где указал возможность проводить дальнейшую модернизацию по повышению боевых возможностей данного летательного комплекса.

– По его эффективности?

– По его эффективности и боевым возможностям в единой системе вооруженной борьбы, которую строит сейчас Генеральный штаб, связанный с вопросом модного понятия сетецентрические системы управления. Чтобы в этом контуре управления с уже установленными средствами связи и средствами АСУ мы решали данную задачу.

Я недавно прибыл из Питера, где под моим руководством проходило заседание межведомственной комиссии по созданию самолета А-100, это продолжение темы А-50У и далее. Будет машина с такими боевыми возможностями, которая создаст возможность не только управлять экипажами в воздухе, но и наведения на все радиоконтрастные и другие цели на земле, но и предполагается управление беспилотной авиацией с этого летательного аппарата.

Такое масштабное планирование. С задачами за 30-е годы. Что касается других закупок, которые предполагается получить ВВС. Это самолет Су-35…

– Контракт по нему, как я помню, был подписан на МАКСе на 48 машин.

– Да, на такое количество, но еще будем закупать. Где-то до ста единиц. Я этот самолет рассматриваю в совокупности с самолетом Су-30СМ. Мы сейчас не закупаем и не планируем закупать, пусть это не покажется вам неожиданным, учебно-боевые самолеты. Покупаем боевые самолеты со способностью машины проводить обучение летного состава. Требования к учебно-боевому самолету предусматривают ряд задач, которые летчик отрабатывает в воздухе. К примеру, систему отказов, другие проблемы…

Но сейчас кабина самолета так изменилась, что все эти действия мы можем отработать на земле. На тренажерах. Поскольку несколько многофункциональных индикаторов могут заменять друг друга. И говорить об отказе каких-то приборов и заниматься обучением летчика обходиться без них в воздухе – эта задача сама по себе уходит. Мы ее будем отрабатывать на комплексных процедурных тренажерах на земле. Понимая, что летчика нужно учить летать с отказавшими приборами, но для этой цели создавать самолет и заниматься этим в воздухе мы не будем. Это экономически нецелесообразно, так как у нас много взаимозаменяемых многофункциональных индикаторов. Один отказал, можно перейти на другой и получать всю необходимую информацию.

Могут, конечно, отказать несколько многофункциональных индикаторов в случае, если обесточиться самолет, но это требует от летчика уже совсем других действий, связанных с пилотированием.

– Если я вас правильно понял, Як-130 вы покупать не будете?

– Нет, Як-130 – это самолет повышенной подготовки, предназначенный для обучения курсантов. Это та учебно-боевая машина, которая позволит, закончив подготовку курсанта в училище, в строевой части перевести его сразу на боевой самолет. Потому что кабина Як-130 идентифицирована с боевым самолетом. Там тоже стоят многофункциональные индикаторы. По сути, кабина Як-130-го, МиГ-29-го и Су-27-го, они похожи. И боевые возможности этого самолета тоже очень приличные. Это современный высокоманевренный летательный аппарат с оружием, которое курсанты на пятом курсе, на завершающем этапе своего обучения, особенно в оперативно-тактической авиации, будут применять. Мы реально будем их этому обучать.

Предполагается даже создание учебных центров, где молодые лейтенанты будут проходить переподготовку. А на базе Як-130 есть задумка создать легкий ударный самолет, который в последующем, чтобы повысить классную квалификацию от третьего класса до второго, будет находиться в Липецком учебном центре. И с его помощью мы будем решать эту задачу. По крайней мере, такой вариант мы сейчас прорабатываем с заместителем начальника Государственного центра, чтобы подготовить летчиков для полетов на самолетах Су-34 и Су-35.

А для того, чтобы реализовывать задачи с высокоманевренным самолетом Су-35, в последующем с Т-50, мы планируем закупать самолеты Су-30СМ. Это самолет такой же высокоманевренный, двухкабинный, но боевой, способный выполнять любые боевые задачи, но в составе экипажа из двух человек.

Почему так? Потому, что у нас коэффициент укомплектованности летного состава – полтора. А для того, чтобы дать возможность летать всем при нынешней штатной численности, двухкабинная машина позволяет выполнять боевые полеты всему летному составу. Тренироваться и тем, и другим. Тем самым все будут постоянно в тренинге, и мы выполним указание начальника Генерального штаба, чтобы налет у нас был больше 130 часов. Это вполне реальная задача. При смене самолетного парка в тактической авиации мы эту задачу будем решать легко, имея двухкабинные машины в боевом варианте.

– Я хотел вас спросить про налетанность, но сделаю это чуть позже. Пока хотелось бы узнать у вас, что будет с другими самолетами? Например, с МиГ-31.

– МиГ-31 – прекрасный самолет. У него большое будущее. Мы сейчас определились. По списку у нас около 300 таких самолетов, точнее, 252 в составе ВВС. Мы планируем иметь в боевом составе до 100 таких самолетов. Определились с его модернизацией под новые задачи в варианте МиГ-31БМ. Решили, что мы модернизируем МиГ-31БС, и у нас есть, кроме МиГ-31Б, серия ДЗ и серия БС. Мы решили, что серия БС останется без дозаправки в воздухе, ДЗ – с дозаправкой и Б – тоже с дозаправкой в воздухе. При этом серия ДЗ будет выполнять свои специальные задачи. И в нашем составе будет до 100 самолетов. С новым вооружением ракетой «воздух–воздух» большой дальности, по сути, реализовывать боевые возможности бортового комплекса, далее сочетание старого и современного оружия и новая система навигации.

Мы переходим сегодня всей авиацией в другой диапазон. Из дециметрового переходим в метровый. На этот диапазон будет переходить вся наша ближняя навигация. Это связанно, в первую очередь, с решением правительства о переходе всего телевидения на цифровую связь. И мы в этом случае с дециметрового диапазона уйдем. Но в этом случае станем реализовывать возможность посадки на любой гражданский аэродром. А с 2014 года такая возможность будет закреплена законодательно. Сейчас не из бюджета, но выделяются средства на аэронавигационное обслуживание. А с 14-го года мы будем освобождены от оплаты за аэродромное обслуживание – за стоянку и аэропортовое обслуживание.

Мы сможем спокойно летать по всей территории Российской Федерации, используя всю аэродромную сеть, как военной, так и гражданской авиации. И МиГ-31 – один из первых самолетов, который получит такую возможность. Ему приходится летать и в высоких широтах. Это самолет, который практически предназначен для автономных действий вне радиолокационного поля – такие возможности у него есть. Поэтому он должен использовать любой аэродром, который ему понадобится. Как за Полярным кругом, так и на юге страны. На Камчатке, Чукотке, на Дальнем Востоке – везде, где потребуется.

Система АСУ на нем достаточно продвинутая, она позволяет самолету заходить на посадку при границе 50 метров облачности и видимости порядка 800 метров. Оборудование самолета все это позволяет, оборудование аэродрома – тоже. И он очень хорошо решит все поставленные перед ним задачи.

– Мы говорили о Су-34. Но по идее он должен в перспективе заменить бомбардировщик Су-24.

– Не по идее, а он реально идет ему на смену.

– А какова будет судьба Су-24, пока не придут все Су-34?

– Мы провели модернизацию самолета Су-24. И у нас уже есть две эскадрильи новых модернизированных вариантов этой машины. Это ОКР «Гусар» – 24 единицы у нас есть на Дальнем Востоке. И непосредственно в европейской части и на Урале в Шуголе идет непосредственно модернизация по ОКРу «Метроном». Проводит ее компания известного Александра Николаевича Панина.

Можно сказать, что те результаты, которые мы получили на этой машине, нас полностью устраивают. И мы будем заниматься и модернизацией, и сокращением простых Су-24, которые у нас еще есть на вооружении. Они, естественно, дослуживают свой жизненный цикл, это прекрасный самолет-солдат, который решал свои задачи. И будем поставлять в войска самолеты высоких серий. Пока к 2020 году не перейдем полностью на самолеты Су-34, которые мы будем иметь в своем составе более 120.

У нас, по сути, получается четыре командования, государственный центр – пять основных базовых точек, где будем создавать летающие группы по 24–28–30 самолетов Су-34. Дальний Восток – это Хурба, это Челябинск, это Крымск и Воронеж и Липецк.

– Вспоминаю, как мы с вами стояли рядом в Фарнборо и наблюдали, как летает F-22. Вы тогда не очень одобрительно о нем отозвались, заметив, что он не дотягивает до тех рекламных материалов, в которых расписывались его непревзойденные достоинства.

– Я вам тогда не так сказал. Я сказал: «Вы же видите, я улыбаюсь. Я очень доволен, что он так летает». Мы тогда стояли рядом с Погосяном Михаилом Аслановичем, поэтому, видимо, нам не показали всех тех возможностей, которыми обладает эта машина, но мы с Погосяном поняли, что наши партнеры тоже стараются перейти к тем высокоманевренным параметрам, которые есть у нас. Они этот факт очень долго отрицали, видимо, потому, что были какие-то технические проблемы с решением этой задачи. А второе – мы летаем не хуже, чем они. Вы в этом не раз убеждались на МАКСе. И в 2009 и в 2011 году, когда демонстрировали МиГ-29 с ОВТ, Су-35-й…

Я тогда Владимиру Владимировичу (Путину. – В.Л.) рассказывал, что тем маневрам, которые выполняет наш самолет, мы еще даже не нашли названия.

– Я вспомнил про F-22 в связи с Т-50. Он должен быть лучше, чем американский истребитель?

– Я уже говорил кому-то из иностранных корреспондентов: чтобы определить, лучше или хуже, надо посмотреть, как ведет себя машина в воздухе. В свое время нам говорили, что F-15 – это непревзойденный самолет. Когда я учился в нашей Академии имени Гагарина, нам повторяли, что это просто «суперсамолет». А когда мне судьба позволила полетать на последней модификации этой машины F-15Е, мы летали в Рамштейне с генералом Харчевским – он на одной машине, я – на другой, я тогда понял, что даже на МиГ-23МА в то время можно было спокойно драться с этим самолетом. Спокойно.

Все познается в сравнении. Тут срабатывает наша пословица: «Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать».

– Но ведь Т-50 уже летает. Три машины, если я не ошибаюсь, проходят испытание.

– Т-50 летает. Облетываются летно-технические характеристики, переходим на испытание бортового комплекса, строится машина, которая пойдет на боевое применение. Все в рамках. Я это постоянно говорю. Есть технические проблемы. Понятно, что при создании такой машины все гладко не бывает. Но я главным конструктором Александром Николаевичем (Давиденко. – В.Л.) доволен. Когда бываю в Комсомольске-на-Амуре, никогда не прохожу мимо цеха, где собирают истребитель. Тема закрытая и все остальное, но мы с директором, уважаемым Александром Ивановичем (Пекарш. – В.Л.) регулярно обсуждаем ход работы над самолетом. Пока никаких принципиальных вопросов нет.

– То есть все идет по графику.

– Да, вот и недавно там был Владимир Владимирович (Путин. – В.Л.), мы ему все показывали, он много вопросов задавал. И когда мы начнем заниматься использованием Т-50 по предназначению, а он предназначен для завоевания господства в воздухе, это одна из главных его задач – завоевание района боевых действий, господства в воздухе (в ГПВ у нас где-то до 60 таких машин), я полагаю, что на этих самолетах будут летать только летчики первого класса.

Мы понимаем, что это будет особый самолет, мы знаем, где он будет дислоцироваться, для каких задач. И там будут летать уже, будем говорить, профессионалы высокого класса. Это будет элитное подразделение, которое станет выполнять самые ответственные и сложнейшие задачи и которое способно их выполнить. Речи о молодых летчиках тут не идет. Я даже себе такой задачи не ставлю.

ПЛАНЫ РАЗВИТИЯ ВТА

– Разговор у нас очень интересный, информационно насыщенный. Но вы еще ни слова не сказали о военно-транспортной авиации, о вертолетах. Какие планы нас ожидают здесь?

– Есть планы о создании перспективного авиационного комплекса Дальней авиации. Мы вернулись к этому вопросу.

– Об этом в своей статье говорил и Владимир Путин.

– Да. Где-то за 30-е годы мы должны иметь в составе ВВС новый самолет с боевыми возможностями, которые адекватно позволят играть ему одну из главных ролей в силах ядерного сдерживания ВВС в триаде СЯС всех Вооруженных сил.

Что касается военно-транспортной авиации. Тут я не могу не радоваться по поводу тех решений, что приняты. Тут и восстановление производства Ан-124-100 в варианте Ан-124-300, и большими семимильными шагами в соответствии с возможностями завода идет восстановление производства Ан-124-100.

– Это будет в Воронеже?

– Нет, это все в Ульяновске. Дальше, там же развернута линия по производству Ил-76МД-90А. Все, мы ушли из Ташкента, мы сами создали этот проект в цифровом виде, и в июле, я думаю, эта машина полетит.

Мы достаточно большое количество таких машин закупаем, и она будет у нас основным носителем для специальных задач, о которых я раньше говорил. Те же, к примеру, дозаправщики будут летать на этой машине, что позволит с двигателем Д-90 без изменения высоты полета выполнять задачи дозаправки. Сейчас нам по объективным причинам надо пониже спускаться для проведения такой операции. Из-за двигателя. А с новой экономикой эти задачи мы будем решать проще.

Дальше. Я являюсь председателем комиссии по завершению создания самолета Ан-70. Был в Киеве, мы сняли все противоречия, которые там были. Украинцы собирают машину, которая у них есть, и тоже в июне–июле они должны ее нам предъявить, и мы должны полететь. По всей видимости, все доводочные работы проведем на территории Украины, чтобы оперативно устранить все недостатки, которые, естественно, будут на этом этапе. А в последующем и на территории Украины, и на территории России мы завершим ОКРы по этому самолету.

– А собирать его будут в Омске?

– Пока предварительно в Воронеже. Антоновцы очень активно взаимодействуют с этим заводом по самолету Ан-148, есть и другие проекты по Ан-158, Ан-178 – там есть налаженные связи, инженерные, технические, организационно-технические, чисто организационные, там есть взаимопонимание. К тому же Воронеж не так далеко от Киева находится. И от Харькова в том числе. И я думаю, что небольшое расстояние позволит им оперативно решать все вопросы.

Теперь о легком военно-транспортном самолете. Мы пока остановились на варианте Ан-140-100. И такой военной задачи по переброске техники мы к нему не предъявляем. Этот самолет будет предназначен, в первую очередь, для перевозки личного состава и небольших грузов внутри округов, что позволит экономить и время, и топливо. И дальше у нас есть межправительственное соглашение и совместный проект с Индией о создании совместного самолета военно-транспортной авиации с полезной нагрузкой до 20 тонн – MTА. Мы готовы закупить таких машин до ста единиц.

Вопрос мобильности без военно-транспортных самолетов не решить. И я считаю, что самолетный парк для этих целей должен составить не меньше 300 самолетов различного класса. Сверхтяжелых, тяжелых, оперативно-тактических, легких, каждый для выполнения своей задачи.

Генеральный штаб нам поставил задачу: для тех войск, которые имеются в боевом составе Вооруженных сил, нужно иметь самолеты для переброски тяжелых бригад, средних и легких. Легкая должна моментально в любом уголке страны или за рубежом, в связи с нашими международными обязательствами решить свои задачи. Каким образом? Только используя военно-транспортную авиацию.

– А вертолеты?

– Моя любимая армейская авиация (говорят, что фронтовые летчики не любят армейской авиации – это глубокое заблуждение). Мы, как никто понимаем роль и место армейской авиации в современных вооруженных конфликтах, который происходят и будут происходить. И ее роль понимает руководство Министерства обороны. В том числе и министр, и начальник Генерального штаба.

Мы заявили, что до 20-го года закупаем тысячу вертолетов. В том числе тяжелые вертолеты Ми-26 в варианте Ми-26Т, это уже состоявшийся вертолет, у нас их более ста единиц. Совершенствуем и получили модифицированный вертолет Ми-8, последняя модификация АМТШ, МТВ-5. Дальше – мы делаем всепогодный, круглосуточный вертолет с расширенными боевыми возможностями. Опять же на базе Ми-8. Промышленность предлагает нам переходный вертолет, между тяжелым и средним – Ми-38. Эта машина тоже имеет под собой определенную перспективу.

– А какую роль будет играть Ми-38?

– Ми-38 это средний вертолет между Ми-26 и Ми-8. Это другие двигатели, другая полезная нагрузка. Некоторые государства говорят, что Ми-26 слишком тяжелая машина, она им не нужна. А вот с полезной нагрузкой 12 тонн, 15 тонн, 8 тонн очень пригодилась бы. Вот такого класса и будет этот вертолет.

«Вертолеты России» занимаются этой проблемой. Мы им сказали: вы сначала создайте этот продукт, а потом мы посмотрим, для каких целей и под какие задачи его использовать.

Теперь о боевых. Вы знаете, долго в прессе и среди экспертов шли споры, что лучше – Ми-28 или Ка-52. Принято, на мой взгляд, очень грамотное государственное решение делать обе машины. Они, по сути дела, друг друга дополняют. Ми-28 как линейный основной вертолет на поле боя.

В современных условиях, и тут я благодарен за поддержку министру обороны, что вся авиация, за исключением авиации флота и всего, что касается решения задач флота, все сосредоточено в Военно-воздушных силах. С одной стороны, задач стало больше, а с другой – ушли все местнические интересы, тем более что все управление теперь под руководством Генерального штаба. И планирование применения, и организация боевой подготовки. Я считаю, что это очень правильное решение, сделанное руководством Министерства обороны. Это мое личное убеждение. Хотя, как всегда, что-то нам нравится, что-то не нравится, но жизнь покажет.

РЕВОЛЮЦИЯ НА УПРАВЛЕНЧЕСКОМ УРОВНЕ

– В связи с этим замечанием мы перешли к тому важному вопросу, который я хотел вам задать. Как сегодня проходит управление авиацией? Известно, что всю ее передали в округа или в оперативно-стратегические командование, создано 7 авиабаз, отремонтировано 28 аэродромов, проведены другие, прямо скажем, революционные преобразования. Чем теперь занимается главком ВВС и его штаб?

– Я бы сказал так. Если будет реализована задуманная система управления с приборами и системами, будет создана автоматизированная система управления (АСУ), то все выстроено правильно. Сейчас, на мой взгляд, мы несколько революционно поступили по многим вопросам. И эти революционные шаги остро ощущаются в плановой работе. Не завершив создания одного технически, организационно мы, может, и завершили это, приходится в ручном режиме что-то подстраивать, поправлять. Но мы не отказываемся от решения этих задач.

У меня здесь на пульте есть кнопки для звонка ко всем четырем командующим округов. Мы в режиме онлайн с ними часто разговариваем. И самое главное – боевая подготовка осталась за главным командованием ВВС. Строительство вида и боевая подготовка. А без боевой подготовки какое может быть применение?

Есть споры. Мы доказываем что-то друг другу. Я не думаю, что все вопросы решены. И министр об этом говорит. Да, мы завершили все организационные мероприятия. Давайте разберемся. Если кого-то что-то не устраивает, доказывайте, показывайте, рассказывайте. Будем поправлять. Либо соглашаетесь, либо приходите и доказываете, что что-то не так. Мы и сегодня совещание проводили по этому вопросу. Я не критикую те решения, которые приняты. Да, на этапе принятия решений я доказывал свою точку зрения, видение решения предстоящих проблем, где-то пришлось согласиться, где-то ко мне прислушались по некоторым вопросам, но, поскольку мы находимся на этапе уже принятых решений, надо их выполнять. Работать.

А в вопросах, связанных с проблемами технического обеспечения управления (создается система АСУ, которая пока в полной мере не заработала, а начинается она с Центрального командного пункта Генерального штаба), сейчас ошибки устраняются. Ликвидированы центральные командные пункты видов, но пока АСУ не заработала, мы пришли к выводу, что управление главкома организацией и контролем проведения боевой подготовки надо восстанавливать. Сейчас все решения приняты, согласованы и контроль восстанавливается. Начальник Генерального штаба нас поддержал. Но, я думаю, этот орган управления себя изживет, когда появятся другие технические средства, которые позволят мне, как главкому, в режиме онлайн заниматься главным вопросом – организацией боевой подготовки.

Ежедневно летает более 70–80 наших частей. Все это надо отслеживать, согласовывать, контролировать, ВВС – это тот вид, который постоянно находится в движении и постоянно требует контроля. Не просто поставил задачу и забыл, а поставил задачу, дальше контролируешь, как она выполняется и контролируешь ее результаты. По-другому нельзя.

– Потом их корректируешь.

– Да.

– В продолжение этой проблемы возникает вопрос и с ПВО. Вы передали в округа не только авиацию, но и в Воздушно-космическую оборону бригады ПВО.

– Мы не все бригады ПВО передали в Воздушно-космическую оборону. Мы передали ВКО только центральный промышленный район. Тот, который прикрывал когда-то Московский округ ПВО, потом командование Специального назначения, потом Оперативно-стратегическое командование в составе Военно-воздушных сил. В конце концов это ОСК мы передали в новый род войск ВКО. И, по сути дела, они сейчас занимаются противовоздушной и противоракетной обороной Центрального промышленного района. Москва и все то, что ее окружает.

Остальные задачи по ПВО возложены на командующих округов. Но опять же боевой подготовкой этих войск занимается главное командование. Мы готовим войска, мы готовим всю нормативную базу, методологическую базу, мы проводим учения, готовим войска к учениям и все остальное. А командующие округами принимают войска и используют их по предназначению. Вот такая тонкость.

– А боевую технику кто заказывает?

– Заказывающее управление. Но ее идеологию выстраивает Главкомат ВВС.

– То есть вы определяете, сколько нужно С-300, сколько С-400, С-500… Использовать С-300В или С-300ВМ?

– Пока эта идеология за Военно-воздушными силами. Пока. Но как будет дальше, посмотрим. Я еще раз подчеркиваю, войска ВКО занимаются проблемами Центрального промышленного района.

И все, что будет связанно со стратегической ПРО и ПРО ТВД, тоже, естественно, будет замыкаться на руководство этих войск. Они будут выстраивать здесь идеологию. Но в любом случае все решения будет принимать Генеральный штаб. Естественно, при активном участии всех видов и родов. Потому что нельзя говорить о ПВО, не понимая, какую роль здесь играет авиация, флот, особенно на приморских направлениях, где он играет главную роль, – это комплексная задача. А ее может решить только один орган управления – Генеральный штаб.

– Понятно. Но тут возникает вопрос с ПВО Сухопутных войск. Они тоже должны входить в эту систему или оставаться в ведении командиров общевойсковых бригад?

– Есть очень много мнений по этому поводу. Я считаю, что в современных условиях прикрытие войск на поле боя – задача ПВО Сухопутных войск. Но, помимо этого, нельзя не говорить о той органичности вписания их в другие системы. Надо посмотреть на нашу доктрину. Если мы планируем вести военные действия за пределами Российской Федерации, это один подход. Если говорим, что будем защищать себя, то это уже другой подход. Но они, войска ПВО и войска ПВО Сухопутных войск, взаимодополняют друг друга. По задачам. И нужно, естественно, создавать единую систему управления противовоздушной обороны территории России, чтобы устранить все эти разночтения.

На территории округа командует командующий, ради бога. Я очень долго спорил на эту тему, я доказывал и рассказывал, что это, по всей видимости, ошибка. Не хочу утверждать, прав я или нет, но у меня есть свое особое мнение. Но все решения приняты, и мы их обязаны выполнять.

При этом, хотим мы или не хотим, но с Центрального командного пункта Генерального штаба эта задача будет решаться, и она – одна из главных задач стратегических действий Вооруженных сил, сомнений нет. И прописано так, что основной исполнитель этой задачи – центральный орган военного управления в лице Генерального штаба. Как только полностью завершится техническое управление, то, о чем мы говорили, – создано сетецентрические управление, все тогда встанет на свои места. И система принятия решения и организация принятия решения всех стратегических действий естественно ляжет в другую плоскость. Это наше близкое будущее. Мы его видим, понимаем, но оно пока еще не подошло.

БОЕВАЯ ПОДГОТОВКА ИДЕТ ПО ПЛАНУ

– Вы уже касались этого вопроса. Но я попросил вас поговорить о нем подробнее чуть позже. О налетанности летчиков. Помню историю с майором Трояновым, когда он заблудился в небе над Балтикой и вынужден был катапультироваться над Литвой. Оказалось, что налет его не превышал семи часов. Вы сказали, что поставлена задача налетать 130 часов. Как эту задачу решить? И еще. 130 часов – это только для истребительной и штурмовой авиации или для стратегической и военно-транспортной? Там тоже такие нормативы?

– Нет, существует приказ министра обороны о нормах налета. Они определены. И в зависимости от рода авиации, от должности летчика разные нормы налета. Например, у руководящего состава нормы вполовину или в полтора меньше, чем у остальных летчиков, командиру не нужен такой налет. Хотя за счет инструкторских полетов или полетов на обучение налет у руководящего состава будет намного больше, чем у рядового летчика, который занимается своим личным совершенствованием. А если говорить о Троянове, то я не столько винил бы летчика и вспоминал о его налете…

– Кстати, как сложилась его судьба?

– Он после того случая ушел с летной работы. По сути дела, никаких организационных или административных мер в его адрес не предпринималось. И летную квалификацию за ним сохранили. Хотя в принципе летчик 1-го класса так ошибаться не мог. Но я считаю, что основная ошибка там была в организации перелета и в неудовлетворительной организации управления. По сути дела, экипаж был потерян, и им никто не управлял. Это то, о чем мы с вами чуть раньше говорили, о системе управления.

Система управления и организация системы управления, некоторые этого не понимают, а по роду своей деятельности самолет просто так, поднявшись в воздух, не летает. Самолетом на всех этапах, от взлета до посадки, управляют люди на земле, управляют органы, которые непосредственно обязаны заниматься этим управлением. И летательный аппарат контролируется в трех точках измерения – высота, азимут и так далее. И если кто-то думает, что можно так просто взять и куда-то там полететь, он сильно ошибается и ничего не понимает. Тем более, сейчас весь мир перешел на зависимое автоматическое наблюдение.

Развернуты соответствующие средства в космосе, на земле, на летательных аппаратах – я это видел, к примеру, когда был в Японии, на пункте управления гражданской авиации. В главном аэропорту Токио видели самолеты, которые летели в небе над Австралией. Казалось бы, в этом Азиатско-Тихоокеанском пространстве нет никаких наземных средств наблюдения, тем не менее был виден по запросу летательный аппарат над пятым континентом. Это огромное расстояние. И весь мир сейчас переходит на такой способ контроля воздушного пространства.

Да, правильно, мы не отказываемся от радиолокации, от локации, мы будем видеть летательный аппарат, если летчик ее включит, если выключит, мы его не увидим. Но для надежной безопасности и четкого управления в мирное время такая система крайне необходима, чтобы качественно улучшить безопасность полетов и систему управления авиацией. В том числе и авиацией общего назначения.

Сейчас вся система управления авиацией в США, в Европе построена на том, что самолет еще рулит по земле, а на экранах локаторов уже появился сигнал, что прошла заявка, летательный аппарат утвержден, его полетное задание согласовано, что он может по уведомлению спокойно выполнять полет. По уведомлению – это совсем другой подход.

Но для надежной безопасности и четкого управления в мирное время такая система крайне необходима, чтобы качественно улучшить безопасность полетов и систему управления авиацией. В том числе и авиацией общего назначения.

Сейчас вся система авиации в США, в Европе построена на том, что самолет еще рулит по земле, а на экранах локаторов уже появился сигнал, что прошла заявка, летательный аппарат утвержден, его полетное задание согласованно, что он может по уведомлению спокойно выполнять полет. По уведомлению – это совсем другой подход.

– Ну а все-таки, если вернуться к проблеме налетанности.

– Что касается материального обеспечения, то тут вопросов нет. Меня беспокоит только ресурсное обеспечение самолетов и вертолетов, которое наряжено на решение этой задачи.

– То есть с керосином все в порядке?

– Наличие керосина, ГСМ и других средств меня абсолютно не волнует. Все есть, это не те годы. Аэродромы, горюче-смазочные материалы, мы даже заключили договора с ЗАО «Газпромнефть — Аэро», на 12 аэродромах у нас эта сеть развернута – так называемый аутсорсинг. Он уже в работе находится. Больше всего беспокоит исправность и ресурсное обеспечение. К сожалению, наша структура «Авиаремонт» не настолько прагматично реагирует на все те потребности, которые нам необходимы, как должно. Не могу до сих пор понять, в чем тут причина.

Деньги на ремонт и восстановление выделены. И немалые. Если сравнить с временем 90-х годов, то в разы. Финансовые возможности есть, обязанности определены, спецификация – тоже. Не хватает расторопности и ответственности должностных лиц, которые обязаны этим заниматься. К сожалению, за исправность боевой техники болеет душой только главкомат ВВС, который отвечает за боевую подготовку. Другие наши структуры почему-то отвечают только за финансовые потоки.

Отсюда проблемы. Но если в прошлом году мы налетали порядка 340 тысяч часов, дали налет более 90 часов на каждого летчика. Это разный налет – в зависимости от рода, типа самолета. Я в этом году поставил задачу, особенно по отношению к молодым летчикам, налетать не менее 100 часов.

В прошлом году 80% молодежи выполнили эти нормы. Провисли некоторые лейтенанты, но не по свей вине, а потому что не было ресурсного обеспечения. И самое главное, несвоевременно отреагировали на то, чтобы переправить их в другие части, где эту задачу можно было решить. В последующем мы эту проблему решили, но не 100 часов они получили, а чуть больше 50. Но это не пять, не семь, не два часа, которые были в 90-е годы.

– Но летают ваши пилоты не только для совершенствования индивидуальной подготовки, но и, видимо, для решения комплексных задач в рамках учений в округах? Вы принимаете участие в этих мероприятиях?

– Конечно, во всех масштабных учениях, если вы обратили внимание, не последнюю роль играет авиация. Если не главную. Все смотрят на то, что происходит в воздухе.

– А в каких важнейших учениях в этом году вы будете принимать участие?

– Во всех. Все, что спланировано, все связано с авиацией. У нас есть план авиационного обеспечения всех мероприятий. Он утвержден начальником Генерального штаба, и мы принимаем очень активное участие во всех учениях.

С ЗАБОТОЙ О ЛЮДЯХ

– Вопрос о социальных проблемах ВВС. Увеличили в два-три раза оклады для летчиков.

– Мы разбираемся с ними. Создан единый расчетный центр, пошел только второй месяц, как начали выплачивать повышенные оклады, что-то где-то не сработало. Мы разберемся и все поправим. Люди понимают: все, что заявлено, они получат. Не сейчас, так потом.

– А здорово выросло денежное содержание, например, командира эскадрильи?

– Это сопоставимо с теми выплатами, которые летчики получали по 400-му приказу. И это в разы больше, чем было до повышения. Конкретные цифры можно уточнить, чтобы не обмануть читателей.

– А по жилью?

– Жилья настроили очень много. Вы проезжали по Балашихе, видели, сколько его. Более 6 тысяч квартир. И еще в Подмосковье строят. Но этот наш учет загубленный, был в квартирно-эксплуатационных частях, сейчас сделали единый банк. У нас часто идут сбои. Каждую пятницу, вчера в том числе, Николай Егорович (Макаров. – В.Л.) проводит совещание по этому вопросу. Я не знаю, когда этот сбой пройдет, но я уже своим говорил, что если мы на местах не выправим ситуацию, начиная с подразделений и выше, не поймем, что у нас происходит, то что сверху ждать?! Надо самим разобраться на уровне части.

К сожалению, часть авиационных частей ушла в округа, о чем мы раньше говорили. Я, как главком, повлиять на положение дел там не могу. Но и мне незачем заниматься этой работой. Там есть территориальные органы, которые призваны решать эти проблемы. Но и нельзя не сказать, что некоторые офицеры тоже безответственно относятся к этим вопросам – извещение пришло, а они не оформляют документов. Специально или по недомыслию затягивают время. Не представляют в полном объеме те документы, которые должны быть.

Ситуации разные. Кто-то имеет жилье, но старается еще прихватить. Соблазнов много. Вооруженные силы сегодня единственная структура, где люди по закону получают жилье от государства.

Служебное жилье уже спланировано под основные базы, по сути дела, у нас будет семь базовых аэродромов самолетов и 14 базовых аэродромов армейской авиации, там будет создано служебное жилье. Все остальное, хотим мы или не хотим, перейдет в конце концов в муниципальное. Все городки мы передадим туда.

Другой вопрос, позволить офицерам – ну, не хочет он оставаться в Морозовске или Миллерове, где прекрасные квартиры построили по выводу из Западной группы войск, но нет никакой промышленности, – уехать в другое место. Я считаю, что такую возможность предоставить офицерам можно. Хотя, с другой стороны, жильем человек обеспечен.

Вот у нас есть поселок Заря, тоже очень много желающих получить жилье в Подмосковье. Нам разрешили перевести квартиры из служебных в муниципальные. И напряженность тут главным образом снята. При мне, как я стал главкомом, тут уже три дома построено. Осталось только оформить эти дома, и 100 человек в главном командовании обретут крышу над головой. Плюс части обеспечения, и я полностью снимаю задачу служебного жилья.

– Еще один острый вопрос – об образовании. В том числе и связанный со скандалом, который разразился из-за перевода Академии Жуковского и Гагарина в Воронеж. С чем это связано и что будет с прекрасным Музеем авиации, который находится в Монино?

– Музей как был, так и останется. Он войдет филиалом в Центральный музей Вооруженных сил, и никто на него никак не посягает.

Об академии. Я очень много отвечал на этот вопрос. Почему такая богатая страна, как Соединенные Штаты Америки, имеют всего три военных вуза. По подготовке офицерского состава. Кто-нибудь задавался этим вопросом? Почему они не могут раскинуть по всей стране сеть учебных заведений? Почему в Англии так? По поручению министра я со своими подчиненными, а это известные люди – генерал Харчевский, генерал Градусов, полковник Бареев, даст бог, будет вскоре генералом – это элита современных ВВС, поехали в командировку и практически неделю смотрели организацию боевой подготовки ВВС США. Были в Пентагоне, во всех командованиях, в том числе и на авиабазе в Нелисе. По советским меркам, его можно сравнить с базой в Марах, где я когда-то проходил службу.

Мы были также в Колорадо-Спрингс и в той академии, где одновременно обучается 4 тысячи курсантов на четырех курсах. И где ежегодно из 1 тысячи выпускников 500 становится летчиками. 500 они набирают из других вузов. Я очень подробно изучил их опыт, на удивление, мне коллеги еще и предоставили программу обучения, даже под грифом «Служебная литература», разговор был абсолютно открытый. И я согласен с тем, что все нужно сосредоточить в одном месте. В том числе и финансовые, и материальные средства.

Да, в чем мы проигрываем? В том, что, например, из Сибири нет возможности у всех ребят приехать и поступить в воронежский вуз, но это наша задача. Организовать выездные комиссии, провести конкурсные испытания и найти парней, которые не только из европейской части России, но и с Дальнего Востока будут у нас учиться. Это задача вида заняться отбором курсантов. В том числе и информационно-пропагандистской работой. Набрать здоровых, крепких ребят, а такие нужны в ВВС. Мы шутили когда-то: набирают по здоровью, а спрашивают по уму.

Это другая задача. Но иметь сеть и распылять деньги – не разумно.

Юрий Петрович Клишин, это бывший замглавкома по вооружению, когда попал в современный Воронеж, звонил оттуда и говорил: «Александр Николаевич, я никогда не ожидал, что там сделал за столь короткое время Василий Зибров со своим коллективом». И все равно этого еще мало. Мне министр говорит: «Ты поезжай в кадетские колледжи и посмотри, что там сделано. Какие там средства созданы, чтобы готовить мальчишек. И это вполне реально так сделать».

Еще один момент. Там рядом с Воронежем в 90 километрах Липецк, Липецкий учебный центр, который позволяет проводить стажировку и подготовку офицеров уже оперативно-тактического уровня. Вся передовая техника – там.

Я не хочу никого обидеть. Но за последние годы наша наука, в том числе и профессорско-преподавательская, очень здорово постарела и отстала от тех современных требований, которые предъявили нам прошедшие революционные пять лет. Особенно последние три года. А мы, как любит писать пресса, продолжаем воевать по опыту прошедших войн. А я не хочу воевать по опыту прошедших войн. Я с уважением отношусь к профессорско-преподавательскому составу, надо его действительно сохранить, надо создать какой-то центр – мы вышли с таким предложением на начальника Департамента образования Вооруженных сил, такие проработки идут. Но, если откровенно сказать, учебная база, за исключением корпуса «Т» (тренажерный корпус в Академии Гагарина. – В.Л.), стара как этот мир. Да и там все тренажеры самолетов, которые уходят из этой жизни.

Все новое создается в Воронеже. Все современные АСУ, современные тренажеры, современные… Вот я заканчивал училище, уже были МиГ-23 и МиГ-25, ракеты к ним и все остальное. А мы все летали на МиГ-21, изучали ракеты УС, РС2С, которой уже не было в войсках.

Вот такой была та система. Вся техника, которая поступала тогда в училище, была той, что из войск ушла.

А мы говорим – нет. Мы должны учить тому, что есть и будет в войсках. Сейчас мы заканчиваем обучать в училище на самолете повышенной подготовки. Это не касается войск ПВО, там уже все современнейшее. Им летать не нужно, они должны прийти в войска и сразу сесть за пульты боевого расчета и начинать боевую работу.

У летчика система другая. Мы даем ему налет часов и машину повышенной боевой подготовки. Потом он приходит в государственный центр, где мы его учим воевать. А оттуда – в войска, где он уже всему обучен и научен. И на технике боевого применения начинает летать и выполнять боевую задачу.

Мне молодым летчиком посчастливилось слушать Павла Степановича Кутахова. Я запомнил его слова на всю жизнь. Я был в 3-й эскадрилье лейтенантом Зелиным. 1976 год. Маршал взял мел и начал рисовать на доске. «Вот такая задача, я посылаю ее выполнять летчика первого класса. Для решения другой задачи звено летчиков второго класса. А на эту мне нужно всю эскадрилью летчиков третьего класса послать». Уже тогда было понятно, что значит летчик того или другого класса, как надо стимулировать пилотов повышать свою классную квалификацию. Когда платили за классность, за облака, за то, за это…

А сейчас нам говорят: ребята, мы вам слишком много платим. За классность платить не будем. Я считаю, что это абсолютно не правильно. Мотивация у летно-подъемного состава в не последнюю очередь связана с оценкой его деятельности. Не думаю, что в советское время об этом не думали и просто так платили деньги.

– Это мы говорили о летчиках. Но у вас же есть и метеорологи, штурманы, специалисты по вооружению. Где их учить?

– Все – в одном Воронежском университете. Там планируется создать Военно-научный центр или Государственный университет по подготовке авиационных специалистов.

– А техников где? Специалистов ТЭЧ?

– И техников там. Все в Воронеже. В настоящее время там все и учатся. Все инженерные училища, которые были, в 2009 году начали там обучение. Иркутское, потом Ставропольское, потом Тамбовское училище связи… Все сосредоточили в одном месте. У нас единственное на правах филиала будет Краснодарское училище, которое станет готовить летчиков. Летный состав и офицеров боевого управления.

– И иностранцев?

– И иностранцев. У нас Воронеж готовит весь личный состав, который связан с вопросами всестороннего обеспечения авиационной деятельности. Тылового, технического. Всего, что с этим связано. Непосредственно летчиков мы готовим в Краснодаре.

А академическое образование, я не уточнил, которое мы получали в Академии Жуковского и Гагарина, оно упраздняется. Мы переходим на курсовую подготовку. Второго диплома мы выдавать не будем. Мы будем выдавать соответствующий документ по окончанию курсов. И дальше на каждую предстоящую должность офицер будет готовиться конкретно на таких курсах. Это будет происходить в Воронеже и Липецке на оперативно-тактическом уровне. И соответственно в Академии Генерального штаба.

– Самый последний вопрос. «Стрижи» и «Русские витязи» остаются?

– Их никто не трогает. Ни у кого и мысли такой никогда не было.

– А на Як-130 они будут летать?

– На Як-130, как только мы их получим, тоже создадим эскадрилью, чтобы летать с дымами красочно, как, предположим, «Патруль де Франс» или «Триче де Колор», другие.

Мы часто заявляем, что мы единственные, кто летает на боевых самолетах. Но по жизни это не так. Я поездил по миру, посмотрел. Американцы летают на F-16 ВВС, ВМС летает на F-18, показательные полеты. Раньше ВВС летали на Т-50, но после того как вся группа разбилась, такая была тяжелая трагедия, они все перешли на F-16. А морские летчики как летали на F-18, так и продолжают летать. Японцы тоже летают на боевых самолетах. Южнокорейцы летали на боевых, но сейчас они создали свой Т-50. Это практически прообраз F-16, они создали учебную машину под него. И у них покупают, если не ошибаюсь, итальянцы.

Когда я был у них на юбилее, посвященном 60-летию, спросил их: почему вы не покупаете наши самолеты? Они взяли и написали, что мы выставили на тендер наш Т-50. Наши тут же отказались.
http://nvo.ng.ru/