Стена не то из шершавого песчаника, не то просто из засохшего самана, не особо высокая, метра четыре, не больше. Но все равно с улиц Города не разглядеть на вершине стены двоих, надежно укрывшихся в тенях, что щедро разбросали по гребню стены зажженные по вечернему времени факелы. Такое вот пламя у факелов Цитадели. Нечему удивляться. Да стоящие на стене уже и забыли, что когда-то умели удивляться.
Небесный туман уже совсем потемнел, когда Правый, среднего роста и среднего возраста мужчина с темной ухоженной бородкой, разорвал тишину:
– Опять забронзовел. Поправься.
Странные слова повисли в воздухе. Слова бы и рады были отправиться прочь, по своим делам. Но слишком страшным и пустынным показался им мертвый центр Города в этот вечерний час – и, собравшись в фразу, слова пристроились у бойницы, ожидая. Ждать пришлось недолго. Левый, огромного роста голубоглазый блондин вдруг дернулся, повел плечами и потянулся к странного вида кошелю, покоившемуся на его необъятной груди. Аккуратно, как великую ценность, блондин достал из своего кошеля пригоршню мелких, серовато поблескивающих монет, собрал эту мелочь в лодочке ладоней, снова замер, а затем вдруг поднес ладони к лицу, словно собираясь умыться. И тут же Левого смяла осторожная невидимая рука. Плечи перестали распирать богатый плащ, волосы и борода бывшего блондина потемнели, да и ростом он практически перестал отличаться от Правого, став вдруг в чем-то неуловимо похожим на своего товарища по вечерним бдениям.
– Извини, – глухо пробормотал Левый. – Давят сильно в последнее время… ис-с-с-торики. С-с-суки!
– Повбывав бы, – подтвердил Правый. – Наши с вашими прямо как с цепи сорвались. Поминальнички рекой льются, и все такие героические. Только успевай плечи ужимать да чуб убирать.
– Чуб – это ничего. Мне из монгола обращаться обратно было куда сложнее, – отозвался бывший блондин, привычно перебирая всесильные лямишки, оставшиеся в ладонях после оплаты стремительного возвращения в родной для него облик. Проклятые лямишки-поминальнички, щедрая дань с любопытства и комплексов потомков, способная почти на все в этом мире, не годная лишь для того, чтобы прекратить бесконечную послежизнь Лимба.
А слова, собравшись целой ватагой странного диалога, набрались смелости и бросились вниз со стены, торопясь убраться подальше от бессмысленного разговора приговоренных своей посмертной славой теней.
[Фанфик по роману Святослава Логинова «Свет в окошке»]
Так вот, вынужден вас расстроить. Мне не известно ни одно сообщение источников — а этих источников очень и очень немного — что можно было бы без грубых натяжек истолковать как свидетельство существования у Александра Ярославича и Даниила Романовича принципиально несходных политических курсов. Нет никаких оснований говорить о вражде этих князей, а также нет оснований говорить о том, что они олицетворяли какие-то мифические «альтернативы развития».
На долю Александра и Даниила «пришлось» невероятно много невероятных измышлений от невероятно разных авторов, начиная со сверхакадемичного Сахарова и заканчивая Гумилевым и Фоменко. Это не удивительно, ведь уже с XIV века образ, например, «Невского» активно эксплуатируется различными, зачастую противоборствующими политическими и идеологическими силами. Для того чтобы лучше оценить масштаб и противоречивость явления, стоит вспомнить, как к середине XV века Александра одновременно подняли на щит и московские, и новгородские идеологи. Ведь как раз перед завершающими раундами московско-новгородского противостояния была создана по указанию новгородского архиепископа Евфимия II первая летопись младшего извода, замазывающая все трения города с Александром Ярославичем и представляющая (ха-ха) основателя династии московских князей святым правителем, «поборника сущеи православна вере» [подробнее см. Ф. Шенк, Александр Невский в русской культурной памяти]. Но если убрать наслоившиеся за столетия противоречивые идеологические конструкты, то останутся лишь следующие ясные факты.
1. Основные деяния Александра и Даниила, обеспечившие им место в истории, это:
— Закрепление Новгорода за великим князем Владимирским;
— Закрепление Галича за «волынской» княжеской семьей.
Оба князя долго шли к своим главным триумфам. Оба триумфа поразительно недооценены в народной памяти.
[1255]. Выведоша новгородьци изъ Пльскова Ярослава Ярославича и посадиша его на столѣ, а Василья выгнаша вонъ. И то слышавъ Олександръ, отець Васильевъ, поиде ратью к Новугороду. Идущю Олександру съ многыми полкы и с новоторжьци… И присла князь Бориса на вѣче: «выдаите ми Онанью посадника; или не выдадите, язъ вамъ не князь, иду на городъ ратью». И послаша новгородци къ князю владыку и Клима тысяцьского: «поѣди, княже, на свои столъ, а злодѣевъ не слушаи, а Онаньи гнѣва отдаи и всѣм мужемъ новгородьскымъ». И не послуша князь молбы владычни и Климовы. И рекоша новгородци: «аже, братье, князь нашь тако сдумалъ с нашими крестопереступникы, оно имъ богъ и святая Софья, а князь безъ грѣха»… И лишися посадничьства Онанья… И сѣде князь Олександръ на своемь столѣ. В лѣто то же даша посадничьство Михалку Степановичю. [НОВГОРОДСКАЯ ПЕРВАЯ ЛЕТОПИСЬ СТАРШЕГО ИЗВОДА (Синодальный список)]
[1235] приде вѣсть Данилу, во Холъмѣ будущю ему, яко Ростиславъ сошелъ есть на литву со всими бояры и снузникы. Сему же прилучившуся, изииде Данилъ со воии со Холъма и бывшю ему третий день у Галичи. Любяхуть же и гражане. Подъехавшу же ему подъ городъ и рече имь: «О мужи градьстии, доколѣ хощете терпѣти иноплеменьныхъ князий державу?» Они же воскликнувше рѣша, яко: «Се есть держатель нашь Богомь даный!». И пустишася, яко дѣти ко отчю, яко пчелы к матцѣ, яко жажющи воды ко источнику. Пискупу же Артѣмью и дворьскому Григорью[236] возбраняющу ему, узѣвшима же има, яко не можета удерьжати града, яко малодушна блюдящася о преданьи града, изиидоста слезнами очима и ослабленомь лицемь, и лижюща уста своя, яко не имѣюща власти княженья своего, рѣста же с нужею: «Прииди, княже Данило, приими градъ!» Данило же вниде во градъ свой и прииде ко пречистѣ святѣй Богородици, и прия столъ отца своего, и обличи побѣду, и постави на Нѣмѣчьскыхъ вратѣхъ хоруговь свою…
Бояре же пришедше падше на ногу его просяще милости, яко: «Согрѣшихом ти, иного князя держахомъ». Онъ же отвѣщавъ рче имъ: «Милость получисте, пакы же сего не створисте, да не во горьшая впадете». [ГАЛИЦКО-ВОЛЫНСКАЯ ЛЕТОПИСЬ (Ипатьевский список)]
Александр и Даниил реализовали один и тот же исторический сценарий, в рамках которого земля с сильным «удельно-княжеским» началом подчиняет себе торговую «вечевую» «общерусскую» землю, не имеющую собственной династии Рюриковичей. Объединенная Даниилом Галицко-Волынская земля просуществовала без малого сотню лет и, видимо, сформировала базу для украинского этноса. О значении закрепленной Александром личной унии Великого княжества Владимирского и Новгорода для формирования России и русских лишний раз говорить нет смысла.
Причем оба князя для достижения своей цели в средствах особо не стеснялись. Александр в 1257 году жестко расправился в Новгороде с «дружиной» своего «взбунтовавшегося» сына Василия: «овому носа урѣзаша, а иному очи выимаша, кто Василья на зло повелъ». Даниил разорял Галицкие земли, в 1233 году держал сам Галич в жестокой осаде, а в 1245 году после своей великой победы под Ярославом казнил попавших в его руки представителей галицкой боярской «оппозиции» [Codex Diplomaticus Hungariae…].
2. Основные победы Александра и Даниила у Шумска (1233), Ярослава (1245), Пскова и Чудского озера одержаны над представителями «Запада». Но это не мешает особо одаренным товарищам называть того же Даниила то «латынским», а то «немецким» запроданцем. При этом не удается найти в источниках никакого «цивилизационного выбора» у Александра и Даниила, никакой принципиальной вражды этих князей с «Западом». Даниил участвовал в польских и австрийских усобицах, спокойно заключая союзы с владетелями тех земель (с половцами союзы он тоже заключал). Александр сватал сына к дочери норвежского правителя Хакона и как минимум не возражал против союза с литовскими князьями Миндовгом и Товтивиллом.
3. Даниил и Александр вели переговоры с римским Святым Престолом и оба удостоились от римского понтифика королевского титула. История с коронацией Даниила слишком хорошо известна, а вот две буллы Иннокентия IV к Александру Ярославичу старательно обходят молчанием и «западники», и евразийцы. В своем первом послании, датированном 22 января 1248 г., папа предлагал Александру присоединиться, по примеру его покойного отца Ярослава, к римской церкви и просил в случае татарского наступления извещать о нем «братьев Тевтонского ордена, в Ливонии пребывающих, дабы…безотлагательно поразмыслить, каким образом, с помощью Божией сим татарам мужественное сопротивление оказать» [Documenta Pontificum Romanorum Historiam Ucrainae Illustranta. Vol. 1. Romae, 1953. Подробнее см. Горский А. А., Два «неудобных» факта из биографии Александра Невского]. Здесь Иннокентий IV обращается к адресату как к «nobili viro Alexandro duci Susdaliensi» (благородному князю суздальскому), зато во второй грамоте от 15 сентября 1248 г. Александр «повышен» до «illustri regi Nougardiae» (светлейшего короля Новгорода), что и не удивительно, так как (по мнению папы) в своем ответе Александр Ярославич «со всяким рвением испросил, чтобы [его] приобщили как члена к единой главе церкви через истинное послушание, в знак коего [он] предложил воздвигнуть в граде твоем Плескове соборный храм для латинян (in Pleskowe civitate tua Latinorum Ecclesiam erigere cathedralem)».
И для Галицко-Волынской, и для Владимиро-Новгородской земли общение правителей с римским понтификом серьезных последствий не имело. Причину очень четко сформулировала Галицко-Волынская летопись устами Даниила Романовича:
«Рать татарьская не престаеть, зле живущи с нами, то како могу прияти венець бес помощи твоеи» [ПСРЛ. Т. 2. Стб. 826—827].
Нет никаких внятных оснований считать, что в случае Александра Ярославича в аналогичной ситуации имели место какие-то совершенно иные мотивы.
4. Общим и важным направлением в политике Александра и Даниила было направление «литовское». Взаимоотношениям этих князей с Литвой уделяют относительно очень много места источники и очень мало — историки (например, Д. Г. Хрусталев в работе «Русь от нашествия до ига» подробно разбирает большинство войн Даниила Галицкого, и лишь литовским походам уделяет всего несколько строк). Историкам, ясное дело, виднее, чем летописцам, где именно проходил главный фронт XIII века.
Я же отмечу, что стратегии наших князей выглядят схожими. Александр в 1239 г. женится на дочери князя Брячислава полоцкого, и венчание происходило в Торопце, на территории распадающейся смоленской земли. [см. Никоновскую летопись, ПСРЛ, т. X. с. 114. Супрасльская летопись сообщает о венчании в Полоцке, ПСРЛ, т. XVII. стб. 22]. В 1245 году Александр Ярославич отражает литовский набег, идет с войском в смоленскую и полоцкую землю, сажает сына в Витебске. К концу жизни «Невского» наметился ситуативный союз с литовским и полоцким князьями Миндовгом и Товтивиллом, направленный против «немцев» [ПСРЛ, т. X, с. 143-144].
Даниил «Галицкий» и его брат Василько к 1252 году сотрудничают с Товтивиллом Полоцким и противостоят Миндовгу Литовскому:
«Даниилу же и Васильку пославшима Выкыньта во Ятвязе и во Жемоите, ко немцем в Ригу… Немце хотят возстати на помощь Товтивиллу» [ПСРЛ. Т. 2. Стб. 315-325]
Галицко-Волынские князья наступают на земли Черной Руси (современной Западной Белоруссии), союзный им полоцкий князь разоряет собственно литовские земли. К 1253 году против Миндовга литовского собирается внушительная коалиция, в состав которой входили: собственно Даниил и Василько, жмудские князья, литовское племя ятвягов, литовские князяья Товтивилл и Ердивилл. Однако завершается все миром на компромиссных условиях (Черная Русь отходит к Даниилу, но на правах пожалования от Миндовга, полоцкий стол снова становится независимым от Литвы) и браком между сыном Даниила Шварном и дочерью Миндовга.
Как видим, Александр и Даниил действуют в рамках похожих сценариев, включающих (а) попытки дипломатическим путем укрепиться в уделах распадающейся Полоцкой или Смоленской земли; (б) напряженные военные действия против набирающей силу Литвы; (в) «почетное» отступление перед новой «третьей» силой, мир и союз с Миндовгом.
5. Наконец, нет возможности усмотреть принципиальные различия в «восточной», «ордынской» политике Александра и Даниила. Да, Александр ни разу не вступал с Ордой в прямое военное столкновение. А Даниил как минимум чертырежды воевал с этим страшным противником. Вот только Галицко-Волынский правитель лишь однажды лично руководил дружиной в бою с крупными силами Орды. Было это в 1223 году где-то в окрестностях Калки, и результаты того сражения были ужасны. Во время нашествия 1240 года Даниил — сильнейший правитель на юге Руси — устранился от вооруженной борьбы и ушел к Уграм и далее в Польшу. Милея-баскака в Бакоте в 1255 году в плен брал Лев Данилович, а во время походов Бурундая 1258-1260 Даниил Романович всякий раз уклонялся и от вооруженного столкновения, и от личных встреч с полководцем своего сюзерена:
«Василко же князь поеха противу Бурандаеви со Лвомъ, сыновцемь своимъ, а Данило князь не еха с братомъ, послалъ бо бяше себе место владыку своего Холмовьского Ивана». [ПСРЛ. Т. 2.]
За такую позицию приходилось откупаться выполнением требований Бурундая: Галицко-Волынская земля участвовала в походах Орды против Литвы, Польши, и уничтожала укрепления своих же городов.
Александр Ярославич, объявленный другом и даже побратимом Джучидов, на самом деле впервые поехал в Орду лишь после смерти отца и после своего брата Андрея (которого причудливая фантазия реконструкторов изображает последовательным борцом с установлением «ига») только зимой 1247—1248 года:
«Поѣха Андрѣи князь Ярославич в Татаръı к Батъıєви и Александръ князь поѣха по братѣ же к Батъıѥви». [Лаврентьевская летопись]
Никаких особых плюшек Александр от первого своего долгого и нудного путешествия в Орду не получил, не получил он даже полагавшегося ему по старшинству Владимирского стола (а решение о назначении князем Киева в итоге просто проигнорировал). Вторая поездка Александра в Орду к настоящему моменту мифологизирована не менее Невской битвы и Ледового побоища. Поэтому имеет смысл тупо процитировать крупные куски из наиболее близкой к обсуждаемому 1552 году Лаврентьевской летописи именно в том порядке, в котором их расположил летописец:
1. «Иде Александръ князь Новгородьскъıи Ярославич в Татаръı . и опустиша и с честью великою…»
2. «В то же лѣто . здума Андрѣи князь Ярославич с своими боѧръı . бѣгати нежели цармъ служити . и побѣже… и погнаша Татарове в слѣдъ его и постигоша и оу города Переяславли . Бъ҃ же схрани … его … Татарове же россунушасѧ по земли и княгъıню [союзника Андрея Ярослава Ярославича] яша и дѣти изъимаша . и воєводу Жидослава ту оубиша . и княг[ъıн]ю оубиша и дѣти … в полонъ послаша . и людии бе-щисла поведоша…»
3. «Тогож̑ . лѣт̑ . Приде Александръ князь великъıи ис Татаръ в град Володимерь . и оусрѣтоша и со крсотъı оу Золотъıх воротъ митрополитъ и вси игумени и гражане и посадиша и на столѣ … и бъıсть радость велика в градѣ Володимери и во всеи земли Суждальскои». [Лаврентьевская летопись]
Подведу итог: летопись не связывает поездку Александра и Неврюеву рать, которой даётся независимое объяснение. Александр возвращается на Русь после Неврюевой рати и не рассматривается современниками в качестве организатора оной.
Ну а самый ранний источник, обвиняющий Александра в предательстве брата и организации разорительного похода Орды – это «История Российская» В. Н. Татищева XVIII века, именно оттуда это страшное обвинение перешло в труды позднейших исследователей [Татищев В. Н. История Российская. Т. 5. М.; Л., 1965. С. 40. Подробнее снова см. Горский А. А., Два «неудобных» факта …]. Воля ваша, но мне эта история очень напоминает выдуманное Л. Н. Гумилевым побратимство «Невского» с сыном Батыя, разве что в «уникальные, не дошедшие до нас» источники Татищева поверить все же несколько легче, чем в такие же источники Гумилева.
Ну и напоследок надо отметить, что при желании Александра можно считать не только предателем 1252 года, но и организатором славного антиордынского восстания 1262-го. Того самого:
«Въ лето 6770 (1262). Избави Богъ от лютаго томленья бесурьменьскаго люди Ростовьския земля: вложи ярость въ сердца крестьяномъ, не терпяще насилья поганых, изволиша вечь, и выгнаша из городовъ, из Ростова, изъ Володимеря, ис Суждаля, изъ Ярославля. Окупахуть бо ти оканьнии бесурмене дани и от того велику пагубу людемъ творяхуть, роботяще резы и многы души крестьяньскыя раздно ведоша». [Лаврентьевская летопись. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 476]
Дело в том, что поздняя (но весьма осведомленная и достоверная) Устюжская летопись прямо указывает на причины восстания в городе:
«приде на Устюг грамота от великаго князя Александра Ярославича, что татар бити». [ПСРЛ. Т. 37. С. 70]
Подведем итог. Источники утверждают, что Александр Ярославич и Даниил Романович проводили в жизнь на редкость схожие внешне- и внутриполитические курсы: (1) утверждать личную унию своего стола с соседним богатым «общерусским» столом; (2) отражать те попытки внешней экспансии, что возможно отразить, и пытаться за счет покорности отвести силы, выглядящие непреодолимыми; (3) пытаться закрепить за своими родственниками и союзниками столы на спорных территориях Полоцкой и Смоленской земель (или хотя бы сдержать там наступление Литвы). Похожи и темные пятна на памяти этих князей: установление власти Орды над Новгородом и активное участие в кровавой бойне 1230-ых, способствовашее установлению этой власти над всей Русью. И в обоих случаях неясно, были ли вклад Александра и Даниила в разитие «темного сценария» хоть сколь-нибудь значимым.
Сходству реализованных исторических сценариев в нашем случае способствовало и то, что разделенные обширными буферными территориями Владимиро-Новгородская и Галицко-Волынская земли решали сходные исторические задачи, являясь по ряду вопросов естественными союзниками, что и было зафиксировано в связях Даниила с Ярославом Всеволодовичем и Андреем Ярославичем.
Так в чем же тогда причина явных различий в судьбе двух земель? На мой взгляд, всё до смешного просто: у Всеволода Юрьевича было действительно «большое гнездо». Мощные ветви семейного древа оставили после себя Ярослав Всеволодович, Александр и Андрей Ярославичи. Тогда как из трех известных нам сыновей Даниила потомство оставил только один. Этот факт имел следующие важные последствия:
I. Для Галицко-Волынской земли, начиная со второй половины XIII века, характерна намного более высокая степень консолидации и намного меньшее количество усобиц.
II. Для Галицко-Волынской земли, начиная со второй половины XIII века, характерна заметно более слабая зависимость от Орды: немногочисленные местные князья не нуждались в услугах верховного арбитра в лице хана. Для Северо-Востока этот арбитраж превратился в печальную традицию и один из основных инструментов внешнего управления. Один только Федор Ростиславич смоленский (а также волею хана ярославский, черниговский, витебский, брянский и иных) чего стоит.
III. Однако к 1340-му году немногочисленность Романовичей выходит боком Галицко-Волынской земле. Казимир «Великий» сумел занять лишенный легитимного князя Галич, а вот Ольгерд литовский спустя примерно три десятилетия в более благоприятных условиях не сумел овладеть имеющей князя Москвой.
IV. Если еще помните, весь этот разговор я затевал для поиска причин перемещения «духовной» столицы Руси из Киева на Северо-Восток. И этот выбор легко объяснить, исходя всего лишь из сравнительного анализа количества князей в двух ведущих землях бывшей Руси. Дело в том, что в ситуации сложной борьбы множества княжеских партий, переговоров, княжеских съездов церкви было гораздо проще сохранить независимость и занять уже хорошо ей знакомую (и хорошо оплачиваемую) нишу посредников и переговорщиков. И это преимущество вполне оценили даже выходцы с Волыни Кирилл и Петр, закончившие свою карьеру на Северо-Востоке своей епархии.
Вот так женщины определили разные судьбы противолежащих углов отчалившей Руси 🙂 И мы не увидели литовских князей в Твери и Москве. Не увидели мужественного Романа II Юрьевича, отбивающегося на каменных стенах Галича от натиска Казимира. Не увидели, как из оврагов на берегу Ворсклы на выручку к этому самому Роману несется запасной полк под водительством боярина Боброка. Не увидели, как суровый Лев III расправляется со своевольным галицким боярством, присоединяет Киев и выбивает Литву с черниговских земель… Это уже другая история и другие точки бифуркации.
Источник — http://nikolamsu.livejournal.com/71662.html
